Страница:
Сын Неба согласился и с этим предложением.
Придя домой, Ян рассказал отцу о кознях южных варваров и близорукости Лу Цзюня.
– Я недавно взглянул на небо и увидел, что Большая белая звезда заслонила Южный Ковш, – как раз в эти дни начались нападения варваров на юге, – добавил он.
Отец отвечал:
– Я понимаю твои тревоги. Но, увы, последнее время люди измельчали. Где выдающиеся поэты и талантливые полководцы? Кто возглавит наше войско, если враги вдруг нападут на нас?
Сын с задумчивым видом улыбнулся и сказал:
– В Цзянчжоу я встретил одну девушку. Она гетера, но хорошо разбирается в музыке, чудесно поет и очень неглупа. Она предрекла, что война начнется скоро, и, к несчастью, оказалась права.
– В глубине души я тоже опасался варваров. Но как зовут эту девушку? Ее прозорливость изумительна! – произнес отец.
– Имя ее – Фея Лазоревого града. Полгода она скрашивала мне одиночество в изгнании, и я полюбил ее, а она полюбила меня. Мы решили никогда не расставаться, и я обещал по прошествии времени привезти ее в столицу. Простите, отец, что не сказал вам об этом сразу, как вернулся.
Отец не стал выговаривать сыну и только заметил:
– Мужчина может покинуть возлюбленную, но уж если дал обещание – выполняй!
Ян рассказал обо всем и матери. Госпожа Сюй без колебаний посоветовала:
– Привози свою Фею, не откладывая. По молодости и легкомыслию мужчины часто обманывают женщин и разбивают им жизнь. Я до сих пор не могу забыть несчастную Хун!
Ян быстро написал письмо и с мальчиком-слугой отправил его в Цзянчжоу.
Между тем Цзя, проводив Яна, заперла ворота и, сказавшись больной, отказывалась принимать гостей. Прошло несколько лун, а весточки от Яна все не было. Днем гетера смотрела на гору Лазоревого града, словно высматривая там милого, ночью сидела у огня и предавалась печальным думам. Душа бедняжки изболелась. И вот однажды ее вызвал к себе местный правитель. Сославшись на недомогание, она не поехала. Но правитель прислал ей снадобья и любезно осведомился через посыльного о ее здоровье. Цзя стало не по себе. «Любезность правителя и молчание Яна, – думала она, – одинаково неожиданны, но понятны. Если одному я нужна, то второй, наверно, просто забыл меня, – о, как печальна и несчастна моя судьба!» Не зная, как унять тревогу и тоску, она оперлась на перила и принялась вздыхать, глядя на далекие горы. И тут появился мальчик с пакетом в руке.
Посыльный вручил Фее письмо и сказал, что экипаж ждет ее у ворот. Гетера прочитала вот что:
Фея приказала укладываться и через несколько дней отбыла в столицу.
Тем временем правитель Ичжоу, исполняя императорское повеление, добрался до южных рубежей империи и прислал такое донесение:
Прочитав донесение, Сын Неба созвал своих министров и стал советоваться с ними, как поступить. И в это время принесли послание от правителя Цзинчжоу, в котором говорилось:
Сын Неба прочитал донесение, и на лицо его легла тень. Он оглядел приближенных и спросил, как избавить страну от опасности.
– Положение трудное, приказами ничего не исправишь, – сказал кто-то. – Полезно собрать всех чиновников, военных и гражданских, для совместного обсуждения.
Император согласился, и вот сошлись все: гражданские по левую руку от императора, военные – по правую. Среди них – первый министр Хуан И-бин, его правый помощник Инь Сюн-вэнь, главнокомандующий Лу Цзюнь, министр двора Хань Ин-дэ, Ян Чан-цюй, который стал советником военного министра, и начальник конницы Лэй Тянь-фэн.
Император обратился к ним:
– С юга на нас напали варвары, что будем делать? Начинает сановный Хуан:
– Что за причина для беспокойства? Какие-то дикари осмелились нарушить рубежи империи, которой благоволит само Небо. Послать против них большое войско и уничтожить всех до единого!
Продолжает главнокомандующий Лу Цзюнь:
– Местные правители не порадели о безопасности наших рубежей, – вот и случилась беда. Надлежит примерно наказать правителей Ичжоу и Цзинчжоу, а потом укрепить крепости, что севернее наших рубежей, дабы держать в них оборону, если станет еще хуже и придется отступить.
Сановный Инь усмехается.
– Чем крепости, что севернее наших рубежей, лучше тех, что южнее? И почему могучая империя должна отдавать врагу свои крепости? Нет, нужно немедля собрать большое, сильное войско и идти на врага.
Сын Неба одобрительно кивнул.
– Кто же возглавит войско, чтобы отстоять империю?
Приближенные переглядываются, молчат и про себя думают: «По всей стране паника. Варвары вот-вот будут в столице. Простолюдины готовятся к самому худшему. Пожалуй, и нам не мешает о себе позаботиться».
Не слыша ответа на свой вопрос, тяжко вздохнул император.
– Мы, государи, плохо правим. Сотни лет варвары угрожают рубежам страны, из-за них нищенствует наш народ, а мы так и не сумели усмирить их. Никто не нашел в себе мужества открыто сказать нам об этом. Вот еще одна наша беда – рядом с нами нет преданных, верных подданных!
И горестная слеза скатилась на его ворот. Но тут один человек поднялся и проговорил:
– Я скромный слуга, хотя Небо и отметило меня своей милостью. Я не мыслю себя вне родины и разделяю скорбь вашего величества. Я готов разбить варваров!
Кто он, этот юноша с нефритовым ликом, мужественными чертами, похожими на звезды глазами, в которых светится смелый и бодрый дух? Кто он, говорящий так уверенно и твердо? Советник военного министра Ян Чан-цюй!
Перепуганный мыслью: «Значит, война! Ян – мой зять. Он уйдет воевать и погибнет, – наша дочь станет вдовой», – спешит сказать слово первый министр Хуан И-бин.
– Ваше величество, Ян Чан-цюй еще молод, у него нет нужных знаний и опыта, ему нельзя поручить войско. Дабы не пострадало общее дело, прошу назначить начальником более мудрого и умелого человека.
Вперед выступает какой-то воин и, сжимая рукоятку меча, громко говорит:
– Вы не правы! Сян Юй[172] в двадцать четыре года возглавил войско в Цзяндуне, Сунь Цэ[173] в семнадцать лет покорил несколько царств, – значит, уменье и отвага полководца зависят от склада и таланта человека, а не от возраста. Чжугэ Лян[174] и Цао Бинь[175], образованнейшие конфуцианцы, стали знаменитыми военными предводителями. Вот и молодой ученый Ян Чан-цюй желает, как верный сын своей страны, стать грудью на защиту отечества! Он доказал свою смелость, не соглашаясь с мнением некоторых из нас и отстаивая свой взгляд. Я утверждаю: если мы доверим войско Ян Чан-цюю, то убережем и сохраним в целости великую империю Мин!
Кто же этот воин с длинной седой гривой волос, громоподобным голосом-рыком, молнией в очах?! Начальник конницы Лэй Тянь-фэн, потомок танского полководца Лэй Вань-чуня[176], храбрец, отличившийся на поле брани, а не в Палате чинов.
Главнокомандующий Лу Цзюнь кричит визгливым голосом:
– Ничтожество! Да как ты смеешь влезать в государственные дела? Чего ты понимаешь в военном искусстве? Тебе только разбойников по лесам гонять! Лучше молчи, не то поплатишься головой!
Смеется в ответ Лэй Тянь-фэн.
– Конечно, прослужил я до самых седин, а воинское дело знакомо мне только по казенным харчам! Я и вправду в государственных вопросах не смыслю, но зато я понимаю вот что: варвары, словно крысы, разоряют наши города и деревни, а вельможи да чинуши только разводят руками и чешут языки, – побросали наши южные крепости, а теперь говорят: надо держать оборону в северных. Если случится худшее и враг войдет в столицу, они первыми зададут стрекача. И мало найдется таких, кто хотя бы оглянется на дворец Сына Неба! Пусть я стар, но руки мои держат пока секиру, и сегодня я готов встать рядом с Ян Чан-цюем в первых рядах войска, чтобы назавтра швырнуть головы варваров к трону государя!
Вид у старого воина был решительный и грозный, даже седые волосы поднялись дыбом. Императору, да и многим подданным речь его пришлась по душе. И вот Ян Чан-цюй назначен военным министром и командующим южного войска, ему жалованы особая грамота, секира и лук, алый халат и кольчуга, боевой конь и тысяча золотых. Лэй Тянь-фэн получил должность начальника передового отряда. Император решил самолично проводить войска до Южных ворот столицы. Новый министр поблагодарил государя за оказанные милости и поспешил домой собираться в поход.
Чан-цюй расцеловался с родителями и прошел в спальню второй жены, госпожи Хуан.
– По велению государя я отбываю на войну. Расставаться с тобой мне нелегко, но долг велит. Прошу тебя: береги родителей, живи с ними в согласии и жди моего возвращения.
– Я, к сожалению, не такая ученая, как вы, и не знаю, хватит ли во мне для всего этого добродетелей. К тому же дошло до моих ушей, что вы завели себе какую-то гетеру. Смею надеяться, вы одумаетесь и исправите свою ошибку, – недовольно хмурясь, проговорила Хуан.
Ничего не ответив, Ян вышел из спальни.
На другой день он поднялся на возвышение близ Южных ворот столицы. На восемнадцатилетнем полководце алел красный халат, сияла золотая кольчуга. С большим белым луком через плечо, держа в одной руке золотую секиру, а в другой белое знамя, он отдавал четкие распоряжения, которым беспрекословно подчинялось войско. Проводить защитников родины прибыл сам император. Статный и мужественный Ян спустился с помоста, подошел к карете и отрапортовал:
– Войско приветствует вас, ваше императорское величество!
Сын Неба кивнул, своей рукой наполнил драгоценный кубок и подал его Яну со словами:
– Желаем тебе быть достойным великих героев древности и вернуться с победой!
Государь простился с Яном и отбыл во дворец. Полководец снова поднялся на возвышение, приказал раздать воинам деньги, полученные от императора, велел накормить войско и отправляться в поход. И вот загрохотали барабаны, заревели рожки, заколыхались, затмевая солнечный свет, знамена, и стройными рядами, сотрясая землю и небо, двинулись войска. Молодые, сильные воины выходили из ворот, а старики, которые только и оставались в городе, провожали их восторженным шумом. Слышались возгласы:
– Хорошего начальника выбрал император, вон как вышагивают воины! Нечего нам теперь бояться!
Между тем Фея Лазоревого града, выехав из Цзянчжоу, приближалась к столице. Оставалось около трехсот ли пути. Настала ночь, и гетере пришлось искать ночлега на постоялом дворе. Но ни хозяина, ни слуги на месте не оказалось, – все ушли чинить дорогу и мосты. Фея спросила, что случилось, и услышала в ответ:
– Говорят, сегодня здесь пройдет полководец со своим войском!
– Какой полководец?
– Военный министр Ян Чан-цюй.
Услышав это имя, Фея заволновалась: «Я знала, что Ян уйдет воевать, но так скоро?! Кто же теперь меня приютит? Мне нужно повидать Яна и заодно передать ему мою флейту – ведь она ему может пригодиться. Однако военный стан – это неприступная крепость: постороннего мужчину туда не пропустят, не то что женщину…» И она придумала. Подозвала мальчика и велит:
– Стой у ворот, а как только покажется войско, скажи мне.
Вскоре стали слышны барабаны и рожки. Мальчик бросился к Фее.
– Войско подошло!
– Пойди посмотри, где разбит шатер командующего.
Мальчик бегом туда, бегом обратно и говорит:
– Шатер полководца неподалеку, а в ста шагах от него, у реки, стоит войско.
Глубокой ночью Фея снова позвала мальчика:
– Я хочу взглянуть на шатер полководца, проводи меня.
Взяв с собой яшмовую флейту, Фея в сопровождении мальчика приблизилась к стану. Яркая луна освещала знамена, пики, секиры, стройные ряды шатров. Сразу было видно, что полководец строг и любит порядок.
– Я хочу подняться на гору, – сказала Фея мальчику. Наказав мальчику стоять внизу и ждать, гетера по горной тропе взошла на вершину, села на камень и стала прислушиваться к барабанам, отбивавшим время. Когда пробили третью стражу, Фея взяла в руки флейту и заиграла. Как раз в это время Ян читал у себя в шатре наставления У-цюя. Вдруг ветер донес к нему звук флейты. Отложив книгу, он прислушался. Звук доносился с неба – как будто взывал к улетавшей на запад стае отставший гусь, как будто одинокий журавль призывал подругу. Но то не голос птицы, – то мелодия с горы Лазоревого града. «Ну конечно же, – радостно подумал Ян, – это Фея: она едет мне навстречу в столицу и хочет увидеть меня!» Вызвав начальника отряда, что в середине, он сказал:
– Войско впервые ночует в открытом поле. Хочу проверить охрану и осмотреть, все ли в порядке. Я переоденусь, чтобы не привлекать внимания, а вы оставайтесь в моем шатре и временно возьмите под начало военный стан.
Ян позвал стражника, перебросил через плечо колчан со стрелами и вышел из шатра. Вскоре путь ему преградил дозорный, стоявший у знамени. Ян показал стрелу, которая заменяла разрешение покинуть стан, и скрылся во мраке ночи. Он прошелся вдоль расположения войска, внимательно вслушиваясь во тьму. Флейта пела, как прежде.
– Следуй за мной, – приказал Ян стражнику и направился к горам. У начала тропы, поднимавшейся вверх, он увидел мальчика, который радостно бросился ему навстречу. Ян узнал его и велел стражнику остаться на месте мальчика, который повел полководца на вершину.
Увидев Яна, Фея встала, отложив в сторону флейту.
– У вас, должно быть, мало времени? – вымолвила она.
Ян вздохнул.
– Да, началась война. Если бы знать все наперед, я раньше забрал бы тебя из Цзянчжоу.
– Бедная я, несчастная, никого у меня на свете нет, как я буду в столице без вас? – расплакалась Фея.
Ян взял ее руки в свои и сказал то, что недавно говорил своей второй жене:
– Мне очень жаль расставаться с тобой, но случилась беда. Береги себя и жди моего возвращения.
Фея в ответ:
– Поспешите к своему войску. Полководец не должен отлучаться от него надолго, тем более из-за женщины.
Она протянула ему свою флейту.
– Возьмите от меня. Как знать, может, она пригодится вам на войне.
Ян взял флейту, спрятал ее в рукав халата и, взглянув Фее в глаза, говорит:
– Поезжай к моим старикам, а если придется трудно, обратись к первой моей жене, госпоже Инь: она добрая женщина и обещала позаботиться о тебе, не дать тебя в обиду.
Фея смахнула слезы и поклонилась. А Ян спустился с горы, подозвал стражника и вернулся в свой шатер. Наутро войско двинулось дальше на юг.
Придя на постоялый двор, Фея до утра не могла сомкнуть глаз, на рассвете отправилась в путь и в скором времени была в столице. Найдя дом Яна, послала мальчика доложить о себе. Выйдя навстречу гостье, старый Ян увидел перед собой красивую женщину благородной осанки. В правильных чертах ее лица угадывалась душа скромная, как новорожденная седьмая луна, и чистая, как осенняя льдинка. Старик сразу полюбил Фею, да и госпоже Сюй она пришлась по сердцу. Они пригласили Фею присесть и позвали для знакомства невесток. Пришла только госпожа Инь. Старый Ян спросил:
– А где же госпожа Хуан? Почему ее нет? Тут вошла служанка и сообщила:
– Госпожа Хуан заболела и подняться с постели не может.
Старик, неодобрительно покачав головой, сказал первой невестке:
– Ох уж мне эти болезни! Ты у нас умница и знаешь, что знатному мужчине положено иметь наложниц. С древности так заведено, а ревновать – дело дурное. Не будь, как эти нынешние завистницы, постарайся предупредить ссору в семье.
Старик указал Фее ее комнату. Госпожа Инь велела Лянь Юй проводить гостью, и служанка пошла впереди, то и дело оглядываясь. Вдруг она расплакалась. Фея была в полном недоумении.
– Почему, глядя на меня, ты плачешь?
– Я живу одним заветным желанием, – рыдая, ответила Лянь Юй. – И вот, когда я вас увидела, мне показалось, что оно сбылось. Но это не так, и я не могу сдержать слез.
– Ты в богатом, почетном доме у знатных хозяев, – улыбнулась Фея, – чего же еще можно желать?
– Я родом из Цзяннани. В Ханчжоу погибла моя прежняя госпожа, и только после ее смерти я оказалась в этом доме. А вы очень похожи на ту мою госпожу, которую я не перестаю ждать. И вот мне почудилось, что она вернулась…
– А как звали твою госпожу?
– Ее имя Хун. Она занимала первый зеленый терем в Ханчжоу.
Фея оживилась.
– Так ты и есть преданная служанка знаменитой Хун? Я не была с ней знакома, но много слышала про нее и по рассказам полюбила ее, как сестру. Это хорошо, что ты хранишь память о ней!
Слезы полились из глаз Лянь Юй ручьем.
– Увы, я знаю, что моя госпожа погибла. Но, может быть, она перевоплотилась в вас? Если вы – Хун, то, умоляю, не скрывайте этого от меня. Все говорили, что не было в мире красивее и добрее женщины, чем моя Хун. А вы так же красивы и добры, как она! Нет, наверно, просто Небо сжалилось над моим горем и послало мне вас в утешение!
На другой день Фея постучала в спальню госпожи Инь.
– Мне сказали, что в этом доме две госпожи. Вас я уже знаю, но нельзя ли мне засвидетельствовать свое почтение другой госпоже? Хотя, может быть, я чего-то не понимаю, ведь я выросла в зеленом тереме и не знаю правил поведения в приличных домах.
Инь попросила Лянь Юй показать Цзя спальню Хуан. А та, между прочим, уже выведала у слуг о красавице гетере, что могла. Те в один голос хвалили Фею и особенно ее красоту. Это очень разозлило Хуан, и всю ночь она проворочалась с боку на бок. Рано утром, сидя за туалетом, она посмотрела на себя в зеркало, подвела брови и горестно вздохнула.
– И почему только Небо пожалело красоты для меня, с лихвой наградив ею Инь, а теперь еще и какую-то гетеру?
От злобы и зависти щеки у нее затряслись. И тут говорят, что Фея просит принять ее. Хуан даже позеленела от ненависти. А что случилось дальше, об этом вы узнаете из следующей главы.
Глава десятая
Услышав о приходе Феи, Хуан позеленела от ненависти. Но спохватилась, подумав: «Если ловят рыбу – на крючок наживляют завлекательную приманку, если ловят зайца – силки хорошенько укрывают. И я не глупее других: где нужно – посмеюсь, а где нужно – поплачу, но сумею обвести эту певичку. Быть ей у меня в руках!» С приветливым видом госпожа Хуан пригласила Фею к себе. Та первым делом посмотрела на лицо госпожи – оно было странным: белое, но почему-то с зеленоватым оттенком, глаза на нем холодные, как далекие звезды, а губы тонкие! Хуан улыбнулась, даже встала навстречу гостье и говорит:
– Я много слышала о тебе, а теперь вот и вижу. Да, вкус у моего супруга неплохой, ничего не скажешь! Значит, отныне нам с тобой жить одной семьей, а нет лучше, чем жить душа в душу, ничего друг от друга не тая, верно?
– Спасибо вам за доброту, – поклонилась Фея. – Нам, жалким гетерам, не часто доводится слышать любезные, ласковые речи. Я, наверно, и ответить вам не сумею, как надо. Простите мое невежество и мою невоспитанность.
Госпожа Хуан рассмеялась.
– Ты только дурочкой не прикидывайся, я этого не люблю. А на прощанье запомни: если мне кто-нибудь приглянется, ему хорошо будет, а если кто не по сердцу придется, того я возле себя не потерплю.
Фея откланялась и вернулась к себе в раздумье: «Некогда Ли Линь-фу[177] тоже улыбался, а за пазухой нож держал. Так и госпожа Хуан: разговаривала со мной ласково, а в словах ее чудился мне подвох. Нужно быть настороже, чтобы не попасться в ловушку».
На следующий день Хуан сама пожаловала к Фее во флигель. Возле Феи сидели две служанки.
– Кто эти девки? – начала разговор Хуан.
Это служанки, которых я привезла с собою, – ответила Фея.
Хуан внимательно оглядела служанок.
– Похвально, что ты не бросила своих старых слуг. Им повезло. А как их звать?
– Одну Су-цин, ей тринадцать лет, она – умница. Вторую – Цзы-янь, ей одиннадцать, она хорошая девочка, но пока еще мало в чем смыслит.
– И у меня две служанки, Чунь-юэ и Тао-хуа, – рассмеялась госпожа Хуан. – Обе мне преданы, но и глупы обе.
Через несколько дней Фея в сопровождении Су-цин зашла к госпоже Хуан. Та взяла гостью за руки и говорит:
– Как хорошо, что ты пришла, – одной очень тоскливо!
И добавляет, обращаясь к Чунь-юэ:
– Сегодня мы с госпожой Цзя будем беседовать целый день. Во флигеле скучает Цзы-янь, пойди к ней и пригласи ее погулять в саду.
Служанка госпожи Хуан поклонилась и ушла.
– Расскажи мне про гору Лазоревого града и про вашу реку, как она называется? – первым делом спросила служанка у Цзы-янь.
– Гора высокая, вся покрыта густым лесом, а река называется Сюньянцзян. На берегу – павильон. А вокруг очень красиво. Жаль, что ты не видела, – ответила она.
– А чем твоя госпожа занималась в Цзянчжоу?
– Принимала гостей в зеленом тереме, играла в своем домике на лютне. Все веселей, чем здесь.
– А какой домик был у твоей госпожи?
– Обыкновенный: по углам четыре столба, стены из глины и бумагой оклеены, дверь спереди, дверь сзади.
– А наш молодой господин Ян Чан-цюй часто там бывал?
– Чуть не каждый день приходил, а уходил на рассвете.
– А сколько раз он у вас ночевал?
– Откуда мне знать!
– Не ври. Я же тебе подруга, никому не скажу, – хихикнула Чунь-юэ.
– А я и не вру, – обиделась Цзы-янь.
Все так же хихикая, Чунь-юэ приблизила губы к уху Цзы-янь и что-то шепнула ей. Та отстранилась и сказала:
– Что он говорил – не знаю, а что моя госпожа сказала, я слышала. «Считайте меня своим другом!» – вот как она сказала.
Чунь-юэ хотела спросить еще о чем-то, но увидела вышедшую в сад Лянь Юй, сейчас же встала и ушла, бросив на ходу:
– Засиделись мы. Наверно, меня уже хозяйка ищет. Все это время госпожа Хуан беседовала с Феей и играла с нею в «шесть-шесть»[178]. Вдруг хозяйка отодвинула доску и говорит:
– Я вижу, ты образованная. Наверно, и каллиграфию знаешь? Покажи, как ты пишешь.
– Гетеры умеют писать только записочки своим возлюбленным, тут не до каллиграфии, – улыбнулась Фея.
Придя домой, Ян рассказал отцу о кознях южных варваров и близорукости Лу Цзюня.
– Я недавно взглянул на небо и увидел, что Большая белая звезда заслонила Южный Ковш, – как раз в эти дни начались нападения варваров на юге, – добавил он.
Отец отвечал:
– Я понимаю твои тревоги. Но, увы, последнее время люди измельчали. Где выдающиеся поэты и талантливые полководцы? Кто возглавит наше войско, если враги вдруг нападут на нас?
Сын с задумчивым видом улыбнулся и сказал:
– В Цзянчжоу я встретил одну девушку. Она гетера, но хорошо разбирается в музыке, чудесно поет и очень неглупа. Она предрекла, что война начнется скоро, и, к несчастью, оказалась права.
– В глубине души я тоже опасался варваров. Но как зовут эту девушку? Ее прозорливость изумительна! – произнес отец.
– Имя ее – Фея Лазоревого града. Полгода она скрашивала мне одиночество в изгнании, и я полюбил ее, а она полюбила меня. Мы решили никогда не расставаться, и я обещал по прошествии времени привезти ее в столицу. Простите, отец, что не сказал вам об этом сразу, как вернулся.
Отец не стал выговаривать сыну и только заметил:
– Мужчина может покинуть возлюбленную, но уж если дал обещание – выполняй!
Ян рассказал обо всем и матери. Госпожа Сюй без колебаний посоветовала:
– Привози свою Фею, не откладывая. По молодости и легкомыслию мужчины часто обманывают женщин и разбивают им жизнь. Я до сих пор не могу забыть несчастную Хун!
Ян быстро написал письмо и с мальчиком-слугой отправил его в Цзянчжоу.
Между тем Цзя, проводив Яна, заперла ворота и, сказавшись больной, отказывалась принимать гостей. Прошло несколько лун, а весточки от Яна все не было. Днем гетера смотрела на гору Лазоревого града, словно высматривая там милого, ночью сидела у огня и предавалась печальным думам. Душа бедняжки изболелась. И вот однажды ее вызвал к себе местный правитель. Сославшись на недомогание, она не поехала. Но правитель прислал ей снадобья и любезно осведомился через посыльного о ее здоровье. Цзя стало не по себе. «Любезность правителя и молчание Яна, – думала она, – одинаково неожиданны, но понятны. Если одному я нужна, то второй, наверно, просто забыл меня, – о, как печальна и несчастна моя судьба!» Не зная, как унять тревогу и тоску, она оперлась на перила и принялась вздыхать, глядя на далекие горы. И тут появился мальчик с пакетом в руке.
Посыльный вручил Фее письмо и сказал, что экипаж ждет ее у ворот. Гетера прочитала вот что:
«Каждый день после нашей разлуки вижу твое нефритовое личико, как наяву. Прости мне, что с таким запозданием выполняю свое обещание, – я был очень занят по службе. Я рассказал о тебе своим родителям, и они дали мне позволение вычеркнуть твое имя из списков гетер и привезти тебя в наш дом. Исполняя волю родителей и свое желание, посылаю за тобой экипаж. Сгораю от нетерпения, жду того счастливого мгновения, когда мы зажжем фонарик и разложим подушки с изображением уточки и селезня во славу пашей любви».
Фея приказала укладываться и через несколько дней отбыла в столицу.
Тем временем правитель Ичжоу, исполняя императорское повеление, добрался до южных рубежей империи и прислал такое донесение:
«По воле императора, я проник во вражеский стан, где встретился с предводителем варваров и попытался уговорить его добром отказаться от разбоя. Но тот повел себя дерзко и непотребно ругался. Потом он завлек наш небольшой отряд в ловушку и обезглавил моего помощника. Угроза смерти висела и надо мною, но подоспевшие воины в рукопашной схватке спасли Вашего подданного. Это был позор! Можете казнить меня, но я буду утверждать: враг силен ныне, как никогда. Прошу Ваше Величество направить в Ичжоу большое и сильное войско, дабы отразить варваров и тем спасти страну».
Прочитав донесение, Сын Неба созвал своих министров и стал советоваться с ними, как поступить. И в это время принесли послание от правителя Цзинчжоу, в котором говорилось:
«Мани перешли пашу границу. Миновав Медные столбы[171], они захватили Гуанси. Теперь варвары угоняют скот и убивают мирных жителей на равнинах между Гуйлинем и Хэнъяном. Местные войска оказались неспособными дать отпор. Лишь завидя приближающегося врага, они в панике бегут. Селения к югу от Ичжоу и Цзинчжоу опустели: мани угнали в рабство всех, кого застали в домах. Мы пытаемся сдержать их продвижение, но за долгие годы мира наши воины утратили былую силу, а рассыпавшуюся черепицу сразу не соберешь. Поэтому прошу Ваше Величество без промедления послать на юг могучее войско».
Сын Неба прочитал донесение, и на лицо его легла тень. Он оглядел приближенных и спросил, как избавить страну от опасности.
– Положение трудное, приказами ничего не исправишь, – сказал кто-то. – Полезно собрать всех чиновников, военных и гражданских, для совместного обсуждения.
Император согласился, и вот сошлись все: гражданские по левую руку от императора, военные – по правую. Среди них – первый министр Хуан И-бин, его правый помощник Инь Сюн-вэнь, главнокомандующий Лу Цзюнь, министр двора Хань Ин-дэ, Ян Чан-цюй, который стал советником военного министра, и начальник конницы Лэй Тянь-фэн.
Император обратился к ним:
– С юга на нас напали варвары, что будем делать? Начинает сановный Хуан:
– Что за причина для беспокойства? Какие-то дикари осмелились нарушить рубежи империи, которой благоволит само Небо. Послать против них большое войско и уничтожить всех до единого!
Продолжает главнокомандующий Лу Цзюнь:
– Местные правители не порадели о безопасности наших рубежей, – вот и случилась беда. Надлежит примерно наказать правителей Ичжоу и Цзинчжоу, а потом укрепить крепости, что севернее наших рубежей, дабы держать в них оборону, если станет еще хуже и придется отступить.
Сановный Инь усмехается.
– Чем крепости, что севернее наших рубежей, лучше тех, что южнее? И почему могучая империя должна отдавать врагу свои крепости? Нет, нужно немедля собрать большое, сильное войско и идти на врага.
Сын Неба одобрительно кивнул.
– Кто же возглавит войско, чтобы отстоять империю?
Приближенные переглядываются, молчат и про себя думают: «По всей стране паника. Варвары вот-вот будут в столице. Простолюдины готовятся к самому худшему. Пожалуй, и нам не мешает о себе позаботиться».
Не слыша ответа на свой вопрос, тяжко вздохнул император.
– Мы, государи, плохо правим. Сотни лет варвары угрожают рубежам страны, из-за них нищенствует наш народ, а мы так и не сумели усмирить их. Никто не нашел в себе мужества открыто сказать нам об этом. Вот еще одна наша беда – рядом с нами нет преданных, верных подданных!
И горестная слеза скатилась на его ворот. Но тут один человек поднялся и проговорил:
– Я скромный слуга, хотя Небо и отметило меня своей милостью. Я не мыслю себя вне родины и разделяю скорбь вашего величества. Я готов разбить варваров!
Кто он, этот юноша с нефритовым ликом, мужественными чертами, похожими на звезды глазами, в которых светится смелый и бодрый дух? Кто он, говорящий так уверенно и твердо? Советник военного министра Ян Чан-цюй!
Перепуганный мыслью: «Значит, война! Ян – мой зять. Он уйдет воевать и погибнет, – наша дочь станет вдовой», – спешит сказать слово первый министр Хуан И-бин.
– Ваше величество, Ян Чан-цюй еще молод, у него нет нужных знаний и опыта, ему нельзя поручить войско. Дабы не пострадало общее дело, прошу назначить начальником более мудрого и умелого человека.
Вперед выступает какой-то воин и, сжимая рукоятку меча, громко говорит:
– Вы не правы! Сян Юй[172] в двадцать четыре года возглавил войско в Цзяндуне, Сунь Цэ[173] в семнадцать лет покорил несколько царств, – значит, уменье и отвага полководца зависят от склада и таланта человека, а не от возраста. Чжугэ Лян[174] и Цао Бинь[175], образованнейшие конфуцианцы, стали знаменитыми военными предводителями. Вот и молодой ученый Ян Чан-цюй желает, как верный сын своей страны, стать грудью на защиту отечества! Он доказал свою смелость, не соглашаясь с мнением некоторых из нас и отстаивая свой взгляд. Я утверждаю: если мы доверим войско Ян Чан-цюю, то убережем и сохраним в целости великую империю Мин!
Кто же этот воин с длинной седой гривой волос, громоподобным голосом-рыком, молнией в очах?! Начальник конницы Лэй Тянь-фэн, потомок танского полководца Лэй Вань-чуня[176], храбрец, отличившийся на поле брани, а не в Палате чинов.
Главнокомандующий Лу Цзюнь кричит визгливым голосом:
– Ничтожество! Да как ты смеешь влезать в государственные дела? Чего ты понимаешь в военном искусстве? Тебе только разбойников по лесам гонять! Лучше молчи, не то поплатишься головой!
Смеется в ответ Лэй Тянь-фэн.
– Конечно, прослужил я до самых седин, а воинское дело знакомо мне только по казенным харчам! Я и вправду в государственных вопросах не смыслю, но зато я понимаю вот что: варвары, словно крысы, разоряют наши города и деревни, а вельможи да чинуши только разводят руками и чешут языки, – побросали наши южные крепости, а теперь говорят: надо держать оборону в северных. Если случится худшее и враг войдет в столицу, они первыми зададут стрекача. И мало найдется таких, кто хотя бы оглянется на дворец Сына Неба! Пусть я стар, но руки мои держат пока секиру, и сегодня я готов встать рядом с Ян Чан-цюем в первых рядах войска, чтобы назавтра швырнуть головы варваров к трону государя!
Вид у старого воина был решительный и грозный, даже седые волосы поднялись дыбом. Императору, да и многим подданным речь его пришлась по душе. И вот Ян Чан-цюй назначен военным министром и командующим южного войска, ему жалованы особая грамота, секира и лук, алый халат и кольчуга, боевой конь и тысяча золотых. Лэй Тянь-фэн получил должность начальника передового отряда. Император решил самолично проводить войска до Южных ворот столицы. Новый министр поблагодарил государя за оказанные милости и поспешил домой собираться в поход.
Чан-цюй расцеловался с родителями и прошел в спальню второй жены, госпожи Хуан.
– По велению государя я отбываю на войну. Расставаться с тобой мне нелегко, но долг велит. Прошу тебя: береги родителей, живи с ними в согласии и жди моего возвращения.
– Я, к сожалению, не такая ученая, как вы, и не знаю, хватит ли во мне для всего этого добродетелей. К тому же дошло до моих ушей, что вы завели себе какую-то гетеру. Смею надеяться, вы одумаетесь и исправите свою ошибку, – недовольно хмурясь, проговорила Хуан.
Ничего не ответив, Ян вышел из спальни.
На другой день он поднялся на возвышение близ Южных ворот столицы. На восемнадцатилетнем полководце алел красный халат, сияла золотая кольчуга. С большим белым луком через плечо, держа в одной руке золотую секиру, а в другой белое знамя, он отдавал четкие распоряжения, которым беспрекословно подчинялось войско. Проводить защитников родины прибыл сам император. Статный и мужественный Ян спустился с помоста, подошел к карете и отрапортовал:
– Войско приветствует вас, ваше императорское величество!
Сын Неба кивнул, своей рукой наполнил драгоценный кубок и подал его Яну со словами:
– Желаем тебе быть достойным великих героев древности и вернуться с победой!
Государь простился с Яном и отбыл во дворец. Полководец снова поднялся на возвышение, приказал раздать воинам деньги, полученные от императора, велел накормить войско и отправляться в поход. И вот загрохотали барабаны, заревели рожки, заколыхались, затмевая солнечный свет, знамена, и стройными рядами, сотрясая землю и небо, двинулись войска. Молодые, сильные воины выходили из ворот, а старики, которые только и оставались в городе, провожали их восторженным шумом. Слышались возгласы:
– Хорошего начальника выбрал император, вон как вышагивают воины! Нечего нам теперь бояться!
Между тем Фея Лазоревого града, выехав из Цзянчжоу, приближалась к столице. Оставалось около трехсот ли пути. Настала ночь, и гетере пришлось искать ночлега на постоялом дворе. Но ни хозяина, ни слуги на месте не оказалось, – все ушли чинить дорогу и мосты. Фея спросила, что случилось, и услышала в ответ:
– Говорят, сегодня здесь пройдет полководец со своим войском!
– Какой полководец?
– Военный министр Ян Чан-цюй.
Услышав это имя, Фея заволновалась: «Я знала, что Ян уйдет воевать, но так скоро?! Кто же теперь меня приютит? Мне нужно повидать Яна и заодно передать ему мою флейту – ведь она ему может пригодиться. Однако военный стан – это неприступная крепость: постороннего мужчину туда не пропустят, не то что женщину…» И она придумала. Подозвала мальчика и велит:
– Стой у ворот, а как только покажется войско, скажи мне.
Вскоре стали слышны барабаны и рожки. Мальчик бросился к Фее.
– Войско подошло!
– Пойди посмотри, где разбит шатер командующего.
Мальчик бегом туда, бегом обратно и говорит:
– Шатер полководца неподалеку, а в ста шагах от него, у реки, стоит войско.
Глубокой ночью Фея снова позвала мальчика:
– Я хочу взглянуть на шатер полководца, проводи меня.
Взяв с собой яшмовую флейту, Фея в сопровождении мальчика приблизилась к стану. Яркая луна освещала знамена, пики, секиры, стройные ряды шатров. Сразу было видно, что полководец строг и любит порядок.
– Я хочу подняться на гору, – сказала Фея мальчику. Наказав мальчику стоять внизу и ждать, гетера по горной тропе взошла на вершину, села на камень и стала прислушиваться к барабанам, отбивавшим время. Когда пробили третью стражу, Фея взяла в руки флейту и заиграла. Как раз в это время Ян читал у себя в шатре наставления У-цюя. Вдруг ветер донес к нему звук флейты. Отложив книгу, он прислушался. Звук доносился с неба – как будто взывал к улетавшей на запад стае отставший гусь, как будто одинокий журавль призывал подругу. Но то не голос птицы, – то мелодия с горы Лазоревого града. «Ну конечно же, – радостно подумал Ян, – это Фея: она едет мне навстречу в столицу и хочет увидеть меня!» Вызвав начальника отряда, что в середине, он сказал:
– Войско впервые ночует в открытом поле. Хочу проверить охрану и осмотреть, все ли в порядке. Я переоденусь, чтобы не привлекать внимания, а вы оставайтесь в моем шатре и временно возьмите под начало военный стан.
Ян позвал стражника, перебросил через плечо колчан со стрелами и вышел из шатра. Вскоре путь ему преградил дозорный, стоявший у знамени. Ян показал стрелу, которая заменяла разрешение покинуть стан, и скрылся во мраке ночи. Он прошелся вдоль расположения войска, внимательно вслушиваясь во тьму. Флейта пела, как прежде.
– Следуй за мной, – приказал Ян стражнику и направился к горам. У начала тропы, поднимавшейся вверх, он увидел мальчика, который радостно бросился ему навстречу. Ян узнал его и велел стражнику остаться на месте мальчика, который повел полководца на вершину.
Увидев Яна, Фея встала, отложив в сторону флейту.
– У вас, должно быть, мало времени? – вымолвила она.
Ян вздохнул.
– Да, началась война. Если бы знать все наперед, я раньше забрал бы тебя из Цзянчжоу.
– Бедная я, несчастная, никого у меня на свете нет, как я буду в столице без вас? – расплакалась Фея.
Ян взял ее руки в свои и сказал то, что недавно говорил своей второй жене:
– Мне очень жаль расставаться с тобой, но случилась беда. Береги себя и жди моего возвращения.
Фея в ответ:
– Поспешите к своему войску. Полководец не должен отлучаться от него надолго, тем более из-за женщины.
Она протянула ему свою флейту.
– Возьмите от меня. Как знать, может, она пригодится вам на войне.
Ян взял флейту, спрятал ее в рукав халата и, взглянув Фее в глаза, говорит:
– Поезжай к моим старикам, а если придется трудно, обратись к первой моей жене, госпоже Инь: она добрая женщина и обещала позаботиться о тебе, не дать тебя в обиду.
Фея смахнула слезы и поклонилась. А Ян спустился с горы, подозвал стражника и вернулся в свой шатер. Наутро войско двинулось дальше на юг.
Придя на постоялый двор, Фея до утра не могла сомкнуть глаз, на рассвете отправилась в путь и в скором времени была в столице. Найдя дом Яна, послала мальчика доложить о себе. Выйдя навстречу гостье, старый Ян увидел перед собой красивую женщину благородной осанки. В правильных чертах ее лица угадывалась душа скромная, как новорожденная седьмая луна, и чистая, как осенняя льдинка. Старик сразу полюбил Фею, да и госпоже Сюй она пришлась по сердцу. Они пригласили Фею присесть и позвали для знакомства невесток. Пришла только госпожа Инь. Старый Ян спросил:
– А где же госпожа Хуан? Почему ее нет? Тут вошла служанка и сообщила:
– Госпожа Хуан заболела и подняться с постели не может.
Старик, неодобрительно покачав головой, сказал первой невестке:
– Ох уж мне эти болезни! Ты у нас умница и знаешь, что знатному мужчине положено иметь наложниц. С древности так заведено, а ревновать – дело дурное. Не будь, как эти нынешние завистницы, постарайся предупредить ссору в семье.
Старик указал Фее ее комнату. Госпожа Инь велела Лянь Юй проводить гостью, и служанка пошла впереди, то и дело оглядываясь. Вдруг она расплакалась. Фея была в полном недоумении.
– Почему, глядя на меня, ты плачешь?
– Я живу одним заветным желанием, – рыдая, ответила Лянь Юй. – И вот, когда я вас увидела, мне показалось, что оно сбылось. Но это не так, и я не могу сдержать слез.
– Ты в богатом, почетном доме у знатных хозяев, – улыбнулась Фея, – чего же еще можно желать?
– Я родом из Цзяннани. В Ханчжоу погибла моя прежняя госпожа, и только после ее смерти я оказалась в этом доме. А вы очень похожи на ту мою госпожу, которую я не перестаю ждать. И вот мне почудилось, что она вернулась…
– А как звали твою госпожу?
– Ее имя Хун. Она занимала первый зеленый терем в Ханчжоу.
Фея оживилась.
– Так ты и есть преданная служанка знаменитой Хун? Я не была с ней знакома, но много слышала про нее и по рассказам полюбила ее, как сестру. Это хорошо, что ты хранишь память о ней!
Слезы полились из глаз Лянь Юй ручьем.
– Увы, я знаю, что моя госпожа погибла. Но, может быть, она перевоплотилась в вас? Если вы – Хун, то, умоляю, не скрывайте этого от меня. Все говорили, что не было в мире красивее и добрее женщины, чем моя Хун. А вы так же красивы и добры, как она! Нет, наверно, просто Небо сжалилось над моим горем и послало мне вас в утешение!
На другой день Фея постучала в спальню госпожи Инь.
– Мне сказали, что в этом доме две госпожи. Вас я уже знаю, но нельзя ли мне засвидетельствовать свое почтение другой госпоже? Хотя, может быть, я чего-то не понимаю, ведь я выросла в зеленом тереме и не знаю правил поведения в приличных домах.
Инь попросила Лянь Юй показать Цзя спальню Хуан. А та, между прочим, уже выведала у слуг о красавице гетере, что могла. Те в один голос хвалили Фею и особенно ее красоту. Это очень разозлило Хуан, и всю ночь она проворочалась с боку на бок. Рано утром, сидя за туалетом, она посмотрела на себя в зеркало, подвела брови и горестно вздохнула.
– И почему только Небо пожалело красоты для меня, с лихвой наградив ею Инь, а теперь еще и какую-то гетеру?
От злобы и зависти щеки у нее затряслись. И тут говорят, что Фея просит принять ее. Хуан даже позеленела от ненависти. А что случилось дальше, об этом вы узнаете из следующей главы.
Глава десятая
О ТОМ, КАК В ПОКОИ ФЕИ ПРОНИК НЕЗНАКОМЕЦ И КАК ПРОДАВАЛА ВОЛШЕБНОЕ ЗЕЛЬЕ СТАРУХА
– Я много слышала о тебе, а теперь вот и вижу. Да, вкус у моего супруга неплохой, ничего не скажешь! Значит, отныне нам с тобой жить одной семьей, а нет лучше, чем жить душа в душу, ничего друг от друга не тая, верно?
– Спасибо вам за доброту, – поклонилась Фея. – Нам, жалким гетерам, не часто доводится слышать любезные, ласковые речи. Я, наверно, и ответить вам не сумею, как надо. Простите мое невежество и мою невоспитанность.
Госпожа Хуан рассмеялась.
– Ты только дурочкой не прикидывайся, я этого не люблю. А на прощанье запомни: если мне кто-нибудь приглянется, ему хорошо будет, а если кто не по сердцу придется, того я возле себя не потерплю.
Фея откланялась и вернулась к себе в раздумье: «Некогда Ли Линь-фу[177] тоже улыбался, а за пазухой нож держал. Так и госпожа Хуан: разговаривала со мной ласково, а в словах ее чудился мне подвох. Нужно быть настороже, чтобы не попасться в ловушку».
На следующий день Хуан сама пожаловала к Фее во флигель. Возле Феи сидели две служанки.
– Кто эти девки? – начала разговор Хуан.
Это служанки, которых я привезла с собою, – ответила Фея.
Хуан внимательно оглядела служанок.
– Похвально, что ты не бросила своих старых слуг. Им повезло. А как их звать?
– Одну Су-цин, ей тринадцать лет, она – умница. Вторую – Цзы-янь, ей одиннадцать, она хорошая девочка, но пока еще мало в чем смыслит.
– И у меня две служанки, Чунь-юэ и Тао-хуа, – рассмеялась госпожа Хуан. – Обе мне преданы, но и глупы обе.
Через несколько дней Фея в сопровождении Су-цин зашла к госпоже Хуан. Та взяла гостью за руки и говорит:
– Как хорошо, что ты пришла, – одной очень тоскливо!
И добавляет, обращаясь к Чунь-юэ:
– Сегодня мы с госпожой Цзя будем беседовать целый день. Во флигеле скучает Цзы-янь, пойди к ней и пригласи ее погулять в саду.
Служанка госпожи Хуан поклонилась и ушла.
– Расскажи мне про гору Лазоревого града и про вашу реку, как она называется? – первым делом спросила служанка у Цзы-янь.
– Гора высокая, вся покрыта густым лесом, а река называется Сюньянцзян. На берегу – павильон. А вокруг очень красиво. Жаль, что ты не видела, – ответила она.
– А чем твоя госпожа занималась в Цзянчжоу?
– Принимала гостей в зеленом тереме, играла в своем домике на лютне. Все веселей, чем здесь.
– А какой домик был у твоей госпожи?
– Обыкновенный: по углам четыре столба, стены из глины и бумагой оклеены, дверь спереди, дверь сзади.
– А наш молодой господин Ян Чан-цюй часто там бывал?
– Чуть не каждый день приходил, а уходил на рассвете.
– А сколько раз он у вас ночевал?
– Откуда мне знать!
– Не ври. Я же тебе подруга, никому не скажу, – хихикнула Чунь-юэ.
– А я и не вру, – обиделась Цзы-янь.
Все так же хихикая, Чунь-юэ приблизила губы к уху Цзы-янь и что-то шепнула ей. Та отстранилась и сказала:
– Что он говорил – не знаю, а что моя госпожа сказала, я слышала. «Считайте меня своим другом!» – вот как она сказала.
Чунь-юэ хотела спросить еще о чем-то, но увидела вышедшую в сад Лянь Юй, сейчас же встала и ушла, бросив на ходу:
– Засиделись мы. Наверно, меня уже хозяйка ищет. Все это время госпожа Хуан беседовала с Феей и играла с нею в «шесть-шесть»[178]. Вдруг хозяйка отодвинула доску и говорит:
– Я вижу, ты образованная. Наверно, и каллиграфию знаешь? Покажи, как ты пишешь.
– Гетеры умеют писать только записочки своим возлюбленным, тут не до каллиграфии, – улыбнулась Фея.