Голиков с сожалением подумал, что Струков все больше уподобляется типу руководителя, который говорит только то, что "дозволено", и не говорит, "чего нельзя".
В этот момент дежурный доложил, что в управление доставлен Кормилин.
- Товарищ майор, вы успели ознакомиться с протоколом допроса Баринова? - обратился к Голикову Коваленко.
- В общих чертах.
- Тогда я вас попрошу о следующем. Возвращайтесь к себе и продумайте предстоящий разговор с Иваном Трофимовичем. В ходе беседы, не акцентируя пока внимания на личности самого Кормилина, постарайтесь выяснить, насколько правдив был Баринов в ходе допроса. Затем мы снова встретимся у меня и сопоставим полученные вами сведения с показаниями арестованного для определения плана дальнейших действий. Если вопросов нет, можете идти.
Вскоре в кабинет ввели Кормилина.
- Присаживайтесь, Иван Трофимович, - представившись, предложил Голиков.
- Чем обязан? - с места в карьер взвился Кормилин.
- Видите ли, вопрос, из-за которого мы были вынуждены вас так срочно побеспокоить, связан с выяснением обстоятельств особо тяжкого преступления.
- Преступления? Какое отношение это имеет ко мне? Я знать не знаю ни о каких преступлениях! - продолжал кипятиться Кормилин.
- Усаживайтесь и выслушайте меня внимательно. Нам кое-что известно о приятелях, которые бывают у вас дома и даже иногда остаются на всю ночь, майор заметил, как побледнел Кормилин, - но некоторые подробности мы решили уточнить у вас лично.
- Это что - допрос? - изменившимся голосом спросил Кормилин.
- Иван Трофимович! Еще в древности Платон ввел в свои философские произведения жанр диалога, назвав его диалектическим, то есть вопросно-ответным. Великий мыслитель полагал, что такой метод в наибольшей мере выражает драматизм поиска истины. Считайте, что мы с вами будем заниматься установлением истины. Согласны?
- Ну, разве что из уважения к Платону, - кисло улыбнулся Кормилин. Платон мне друг, но истина дороже! Спрашивайте, что именно вас интересует.
- Вот это другой разговор. Расскажите, кто у вас был в гостях в субботу вечером и чем вы занимались?
- Позавчера вечером? Сейчас вспомню, раз это так важно для милиции. Ко мне пришли Николай Михайлович Баринов, Георгий Никодимович Эльяков и Фима, отчество и фамилию, извините, запамятовал. Мы разыграли в преферанс пару бутылок шампанского. Надеюсь, вы не находите в этом состава преступления?
- Сколько времени вы пробыли вместе?
- Честно признаться, ребята засиделись у меня допоздна и разошлись где-то под утро.
- Хорошо. А теперь постарайтесь вспомнить, кто был у вас из друзей в четверг, восемнадцатого октября?
- Так сразу я затрудняюсь ответить, - Кормилин пожал плечами. - Вы сами могли бы быстро сказать, что вы делали ровно в полдень две недели назад?
- Давайте условимся, Иван Трофимович, что вопросы буду все-таки задавать я, - жестко произнес майор, умышленно повысив голос. - Но вы уходите от конкретного ответа.
- Что вы! Я не собираюсь ничего скрывать. Восемнадцатого... восемнадцатого. Вспомнил! Был тот же коллектив, только вместо Эльякова играл Коржов.
- И часто у вас собираются такие компании?
- Пару раз в месяц. Летом мы иногда встречаемся в лесопарке, так сказать, на лоне природы.
- Играете по-крупному?
- Да нет, господь с вами! Так, больше для собственного удовольствия, - протестующе замахал руками Кормилин, лихорадочно прикидывая в уме: "Неужели кто-то настучал? Ефим мог накапать. Он в субботу завалил больше штуки в пулю, а потом еще в деберц попал Николаю. Стоп! Какой же я осел! Майор морочит мне голову с игрой, чтобы притупить бдительность. Думай, Ваня, думай!"
- А у кого из ваших партнеров имеются собственные машины?
- У Баринова - "Жигули", а у Эльякова - горбатый "Запорожец".
- Восемнадцатого Николай Михайлович приезжал на своей машине?
- По-моему, да, хотя утверждать не берусь.
- А во время игры никто не отлучался под каким-нибудь предлогом?
- Товарищ майор, вы играете в преферанс?
- Немного. Но вы опять не ответили на мой вопрос.
- Если вы знакомы с правилами игры, то должны знать, что отлучиться можно только тогда, когда сидишь на прикупе, да и то на пару минут. А вас, как я догадываюсь, интересует гораздо больший промежуток времени.
- Вы прекрасно все понимаете. И все-таки постарайтесь припомнить, Николай Михайлович Баринов никуда не уезжал в ту ночь?
Кормилин задумался, но мысли его были о другом: "Вот сволочь Николай! Из-за него сиди теперь тут и ломай голову. Похоже, нас действительно дернули в связи с игрой. Ну, ничего, пусть сначала докажут что-нибудь. Остальные тоже болтать не будут, не маленькие".
- Нет, я отлично помню, Баринов ушел около шести часов утра.
- Вашей памяти можно позавидовать.
Кормилин развел руками: дескать, что мое, то мое.
- А кто-нибудь из ваших партнеров мог видеть, приехал ли Баринов на своей машине?
- Откуда мне знать. Спросите у них.
- Обязательно спросим, - резко сказал Голиков. Анализируя поведение Кормилина, майор обратил внимание, что тот, отвечая на последние вопросы, сохраняет спокойствие. "Неужели он ни при чем? Или успел взять себя в руки и так уверенно держится?" Голиков решил, что пора переходить к основному вопросу.
- А с Николаем Михайловичем вы давно дружите?
- Да мы, собственно говоря, с ним не друзья. Так, шапочное знакомство.
- Это вы в том смысле, что помогли ему на вашей фабрике справить новую шапку?
- Не придирайтесь к слову, - насупился Кормилин.
- И тем не менее вы несколько лет назад попросили Баринова об одной небольшой услуге: посодействовать некоему Моисееву Петру Сергеевичу в получении паспорта. Напрягите еще раз вашу отличную память, Иван Трофимович, и расскажите мне подробно об этом давнем эпизоде.
Кормилин откинулся на стуле. В его округлившихся глазах поочередно отразились страх, изумление, злоба и другие оттенки эмоций.
- Что за чушь? Какой паспорт? Какой Петр Сергеевич? Да я в жизни ни о чем подобном не просил Баринова! Кому-то понадобилось меня скомпрометировать. Предупреждаю, это даром не пройдет!
- Значит, вы отрицаете, что обращались к Николаю Михайловичу с такой просьбой? - спокойно переспросил майор, прервав поток словоизлияний Кормилина.
- Категорически отрицаю.
- Странно. Ваши слова расходятся с имеющимися у нас данными. Придется, видимо, все-таки составлять протокол, а потом устроить вам очную ставку с гражданином Бариновым.
- До каких пор вы будете надо мной издеваться? Средь бела дня меня, заместителя директора фабрики, регулярно перевыполняющей социалистические обязательства, как какого-то преступника привозят сюда и битый час морочат дурацкими расспросами. Это нарушение Конституции! - взорвался Кормилин, хотя его крик скорее напоминал вопль отчаяния, нежели законное возмущение невинного человека.
"Что же делать? - размышлял Голиков. - Кормилина придется отпустить. Кроме показаний Баринова против него ничего нет, и держать его мы не имеем права".
- Иван Трофимович, возможно, я несколько погорячился, но войдите и в наше положение, - майор сделал вид, что напуган бравадой своего визави. Совершено тяжкое преступление, в ходе расследования приходится опрашивать многих людей, и мы очень надеемся на помощь населения.
- Опять вы заладили: тяжкое преступление, тяжкое преступление, Кормилин мгновенно уловил перемену в тоне майора. - Поймите же, наконец, при всем желании я ничем не могу вам помочь.
- Хорошо, - Голиков решил, что дальнейший разговор бесперспективен. Вот ваш пропуск, можете быть свободны. Если что-нибудь припомните, обязательно нам сообщите. До свидания.
- Нет, уж лучше прощайте! - проворчал Кормилин, пытаясь скрыть истинные чувства. "Фу ты, кажется, пронесло! Еще один такой случай инфаркт обеспечен!"
"Много бы я дал, - рассуждал, оставшись один, Голиков, - чтобы определить, где в показаниях Баринова и Кормилина правда, а где - ложь. Несомненно одно - в момент убийства Моисеева Баринов играл в преферанс у Кормилина, что снимает с обоих подозрение в прямом участии в убийстве. Сложнее с паспортом. Кто-то из них безусловно сказал неправду. Скорее всего, Кормилин. Если Баринов замешан в преступлении, у него было достаточно времени, чтобы продумать свою позицию и преподнести нам что-нибудь более убедительное. А какой смысл указывать на Кормилина? Выходит, уважаемый Иван Трофимович имел веские основания скрыть связь с Моисеевым. Кстати, и вел он себя достаточно нервозно: то бросался в штыки, то занимал круговую оборону. С другой стороны, Баринов мог знать, что за его карточным партнером водятся кое-какие грешки, скажем, на той же фабрике, и тонко рассчитал, что, попав к нам, Кормилин начнет паниковать, навлекая тем самым на себя подозрение. А это, в свою очередь, еще больше запутает и затянет расследование. В любом случае Кормилиным следует заняться вплотную. Вот только с "Жигулями" по-прежнему ничего не получается. Полосухин машину "узнал", да и мнение экспертов тоже однозначно. Так кто же, черт возьми, сидел за рулем машины? Чья невидимая тень упорно прячется в самой дальней точке следственного лабиринта?"
Закурив которую уже за день папиросу, майор поймал себя на мысли, что разговор с Кормилиным оттеснил на какое-то время на второй план убийство Северинцевой, преступление неординарное по способу совершения и жестокости. Голиков отдавал себе отчет, что связь между убийствами пока бездоказательна, но интуитивно чувствовал чью-то безжалостную руку, чью-то преступную злую волю, не останавливающуюся ни перед чем для достижения своих низменных целей.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Валентин Нефедов пробирался по частному сектору, приближаясь к дому 34 по улице Солнечной. Не шел, не вышагивал, а именно пробирался перепрыгивая через скопления грязи, преодолевая сваленные подле заборов кучи строительного мусора, отбрасывая ногами в сторону мотки заржавевшей проволоки. Каблуки чешских полуботинок прочно увязали в сырой земле, оставляя глубокие рельефные отпечатки.
"Варкалось, - неожиданно для самого себя припомнил Нефедов, удачно миновав канаву с маслянисто-бурой жидкостью. - Как это там дальше? Пырялись хливкие шорьки... В общем, неприглядная была картина... И сваливается на мою голову Пошкурлат, чей полет фантазии ограничивается сведениями, почерпнутыми частично из беллетристики, частично из рассказов коллег, и заявляет, что изъятие краденого у перекупщика Гарибьяна - это одно, а систематизация данных о распространении самодельного огнестрельного оружия - нечто качественно другое. Конечно, после того, как указанные в ориентировке вещи не выплыли в местах, взятых под контроль, у начальства сразу появились основания полагать, что мы вообще ничего не делаем. Работа, если вдуматься, неблагодарная. Шеф с самого начала считал, что ограбление - абсурдный мотив для такого убийства. А мы как раз и занимаемся тем, что проверяем правильность этого мотива, полагая вероятность успеха, близкой к нулю. Но до тех пор, пока она не будет равна нулю, работу придется продолжать".
- А я все смотрю, ты это или нет. Изменился, старик!
- Пашка, - растерянно произнес Нефедов. - Какими судьбами?
Это был Павел Косельницкий, школьный друг Нефедова. Когда-то они сидели за одной партой, вместе занимались в секции борьбой самбо.
- Так, рассказывай о себе, о работе, - вечно словоохотливый Пашка от нетерпения пританцовывал на месте. - Еще не женился?
- Да как же - с тобой не посоветовавшись, в ЗАГС идти. Да и с кем?
- А, понимаю. У великого детектива нет времени на амурные похождения. Он весь углубился в дела. Мужественный, изобретательный и непоколебимый.
- Да будет тебе. Кстати, ты разговариваешь с без пяти минут старшим лейтенантом.
- Ну, Валюха, это надо срочно отметить! - Косельницкий расправил бывшие некогда широкими плечи и зтянул появившийся животик. - Быстро пошли ко мне, мой дом рядом с речкой, параллельно этой улице, через квартал отсюда. Познакомлю тебя с Юленькой, она у меня умница, студентка, соорудит нам ужин под терновку...
- Ты мне зубы не заговаривай, - Нефедов, до этого развеселившийся, опять сделал серьезное выражение лица, для солидности чуть хмуря брови. Я при исполнении.
- Шутишь?
- Нет, какое там. Иду к одной особе на Солнечную.
- Допрашивать или как?
- Там видно будет, - неопределенно ответил Валентин.
- А может, все-таки сначала на часок ко мне?
- Никак нет! - по-уставному отчеканил Нефедов. - Первым делом самолеты.
- Вот именно, - радостно подхватил Косельницкий, - ну, а девушки, а девушки - потом!
- Так то смотря какие девушки...
- Ладно, убедил, - лицо Косельницкого стало улыбчато-хитроватым. - В конце концов, заглянешь на обратном пути в нашу скромную обитель и поделишься свежими впечатлениями о визите к очаровательной... мадемаузель Беловой.
- Откуда ты ее знаешь? - спросил Нефедов, тщетно пытаясь скрыть изумление. - Где, когда и при каких обстоятельствах?
- Обстоятельства у нас территориальные, - ласково заворковал Косельницкий, качнувшись с носков на пятки. - Можно даже сказать, индивидуально-хозяйственные. Молодых специалистов в моей шараге не очень-то балуют благоустроенным жильем, так что четвертый год нудимся здесь, у Юлиной тетки. Подальше от центра и прелестей цивилизации, поближе к свежему воздуху. Соседей всех знаю, да и не соседей тоже - видишь, как просто.
- А как ты догадался?
- Так я всегда был сообразительней тебя, Валюха. Ты вспомни девятый класс, помнишь, Карина притащила тест для определения КМ?
- И у тебя оказалось 125, а у меня - 97, - кивнул Нефедоз.
- Ага! Помнишь все-таки. Так вот, вопрос для кандидата в команду КВН: кого из обитательниц Солнечной знаменитый сыщик В. Нефедов может именовать "одна особа"? Между прочим, Белова в это время обычно возвращается с работы.
Нефедов взглянул на часы.
- Она так поздно заканчивает?
- Ничего странного. Вокруг Княжны постоянно вьются хахали, поэтому она хронически задерживается на час-полтора.
- А ты сам-то кого-нибудь из этих хахалей видел? - поинтересовался Нефедов.
- Вплотную, чтобы разглядеть лицо, - никогда. Да и зачем? Они ведь меняются, как листки отрывного календаря.
За забором начала громко лаять собака. Она трясла головой, что можно было определить по характерному звону цепи, молча пробегала шага три вправо-влево и опять принималась за свое.
Нефедов показал приятелю фотографию Тюкульмина. Косельницкий, едва взглянув на снимок, отрицательно покачал головой.
- Не видел. А что натворил этот парень?
- Знал бы - сказал, - опечаленно отозвался Валентин. - Недавно он исчез, по просьбе матери объявлен в розыск. Мой непосредственный начальник считает его причастным к одному преступлению. Правда, непосредственный начальник моего начальника так не считает, но меня сей факт не касается.
- Да, положение, - посочувствовал Косельницкий, поджав губы, - ну ничего, как высвободишься, дуй сразу ко мне. Фиксируй: переулок Гвардейский, дом восемь. От Солнечной это пять минут спортивного ходу. Я не прощаюсь. Учти, не придешь - кровно обижусь.
- Заметано! - улыбнулся Валентин, провожая удаляющегося Пашку долгим взглядом.
"И опять стало тихо, - подумал Нефедов, - встретились, разошлись. Только собаки лают".
Как бы в опровержение его мыслей из окон углового дома грянула знакомая запись. Бередящий душу хрипловатый голос пел:
Потом еще была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били...
Нефедов вспомнил, что еще не ужинал, и ускорил шаг. У калитки дома 34 он увидел девушку лет двадцати, стоящую на цыпочках и пытающуюся достать что-то по ту сторону забора.
- Ветер захлопнул, - объяснила девушка, опускаясь на каблуки, задвижка упала на скобу. А я не могу дотянуться.
При этом она оглянулась. Нефедов без особого труда нащупал задвижку и открыл калитку, петли которой, как выяснилось, порядочно проржавели.
- Вот спасибо! - голос ее постоянно менял окраску и ни в один момент не было никакой возможности определить степень серьезности сказанного. Заходите. Вы ведь из милиции.
- Угу, - подтвердил опешивший Нефедов, - а что, заметно?
- Настоящего мужчину можно распознать с первого взгляда. Даже в темноте, - рассмеялась Белова. Прикрывая калитку, она посмотрела по сторонам.
Через загроможденную прихожую-кухню Нефедов попал в гостиную - узкий предбанник, оклеенный пестрыми обоями, где хозяйка предложила ему присесть, а сама удалилась в спальню переодеваться. Валентину так и не удалось предъявить удостоверение - это была игра, в которой все подразумевалось как бы само собой.
На трюмо в углу помимо множества образцов отечественной и зарубежной парфюмерии, возле шкатулки с перламутровой инкрустацией, валялись мужские часы с браслетом. Производственное объединение "Луч", впрочем, собиралось наладить серийный выпуск таких не ранее следующего тысячелетия.
Вскоре Белова вернулась, запахивая на ходу халатик экзотической расцветки, села напротив и молча придвинула гостю пачку "Кента". Некурящий Нефедов вежливо отказался и задал первый вопрос:
- Начну стандартно. Вы знакомы с Тюкульминым Анатолием Викторовичем?
- Да, конечно, - Белова вытянула руку, рассматривая бесцветный лак на длинных ногтях. Ей было как минимум двадцать, глаза чуть мутноватые, а утомленное равнодушие - напускное, "Хороша! И все на своем месте, констатировал Валентин. - Еще б смыть с лица пару слоев штукатурки". - Мы познакомились почти два года назад, зимой. Я тогда каталась на лыжах в парке на Большом спуске, знаете, там дорожки вначале петляют. Он каждую неделю дарил мне цветы - только розы и только по пять цветков. "Ярко-красные, - смеялся Толик, - это то, чего тебе не хватает".
- Вы в то время, наверное, еще не красились, - нахально вставил Нефедов, пытаясь сменить пластинку. - Кстати, откуда у вас такая необычная кличка - Княжна Мэри?
- А вам не нравится? - Белова кокетливо взглянула на собеседника.
- Во всяком случае, будит игру воображения.
- А, какое это имеет значение, - томно махнув рукой, Белова потянулась за сигаретами, не обращая внимания на разошедшиеся полы халата.
- Действительно, - неожиданно быстро для несговорчивого внутреннего "я" согласился Нефедов, - абсолютно никакого. Давайте лучше чаю выпьем. На улице такая слякоть...
В течение следующего часа Валентин узнал гораздо больше, чем можно было предположить, и почти все не по делу. Княжна Мэри, например, совсем не любила Тюкульмина. Нет, это не значит, что он ей не нравился. Зато он был, конечно, от нее без ума. Совершенно бесшабашный тип. Поорать под гитару, покидать понты перед лохами, красиво напиться, одним словом, сплошная показуха, ничего солидного. К себе домой никогда не приглашал, с родителями не знакомил. Раза три водил в ресторан, чаще бывали в "Чернильнице", "Могилке", "Коробочке". Все обещал - по хорошим делам в Сочи махнем. Нашел девочку...
Нет, чем занимался в последнее время Толик, она не знает. Просто не интересовалась. Какие у него были приятели? Более или менее хорошо знает троих: Никольского, Логовского, Серова. Об отъезде своем он заранее не сообщил, а вообще последний раз она его видела недели четыре назад с Севой Никольским. Постояли на углу возле универмага. Толик оправдывался перед Севой, что подвел, мол, кент-таксист. Обещал отвезти за город на дачу, а сам взял отгулы и укатил в столицу с одной подругой. Да какая там у него могла быть дача Машина? У вас тонкое чувство юмора, товарищ следователь. Таксиста? Понятное дело, в глаза не видела. Мог и выдумать. Толик ведь как - уж если лапши навешает, будет крепиться до конца, не признается. Нет, на этих двух фотографиях она никого узнать не может.
"Замкнутый круг, - удобно откинув затылок на спинку кресла, прикидывал Нефедов. - На первый взгляд - целые россыпи информации, на поверку - пустая порода. Тех троих уже опрашивали - никаких положительных результатов. Единственная любопытная зацепка - таксист. Эту линию необходимо отработать. Почему молчит интуиция? Спросить про оружие или лучше не надо? Пожалуй, не надо. Можно легко вспугнуть эту яркую птичку с небрежно взбитыми кудрями и длинным языком. Миссия подошла к концу. Необходимо тактично завершить разговор и откланяться, тем паче Пашка уже изнывает от ожидания".
- Рита, скажите, как вы догадались, что я из милиции? Только честно.
- А я вам все говорю честно. Чистосердечное признание смягчает и так далее. Хотите, на библии присягну? Вы случайно не захватили с собой библию, ха-ха?
- А если серьезно?
- Серьезно? Я ждала вас. Не вас лично, не обольщайтесь. Ждала с того момента, как узнала от Гены, что Толика разыскивает милиция. Вас удовлетворяет мой ответ?
- Да, вполне. - Нефедов поднялся с кресла, сдержанно улыбнулся, оставил на прощание свой служебный телефон - для очистки совести - и вышел.
Быстро сориентировавшись на местности, лейтенант направился вниз, в сторону реки. По дороге Валентин взвешивал, в каком виде подать начальству полученные сведения и что можно поведать Пашке. Задумавшись, он не обратил внимания, что у него появились попутчики. Трое парней вынырнули из темноты и увязались за Нефедовым.
Они шли молча, очевидно, у них было время все обговорить. Один глубоко засунул руки в карманы ветровки, другой прятал за спиной какой-то предмет, третий держался чуть поодаль.
Поравнявшись с лейтенантом, один из парней неожиданно развернул его за плечо и нанес короткий прямой удар в лицо.
Перед глазами, то разгораясь, то потухая, поплыли огненно-зеленые искры. Дома и деревья вокруг качнулись, на мгновение утратив резкость. Валентин выдохнул из легких весь воздух - к голове пошел приток кислорода.
"Никакой техники, - промелькнуло в голове Нефедова, налетевшего спиной на дощатую изгородь. - Однако настроены ребята серьезно. Без дураков..."
Парень в ветровке - высокий и непропорционально сложенный размахнулся и ударил во второй раз. В сознании лейтенанта не осталось ни одной мысли, даже самой крохотной. Только отсчет. Старый добрый отсчет, как когда-то в морской пехоте. Раз, два, три. Блок, удар, удар. В солнечное сплетение и ногой по надпочечникам. Отскочив в сторону, Нефедов резко повернулся ко второму - коренастому крепышу в болонье, сжимающему в руке "розу", нехорошо поблескивающую в свете выкарабкавшейся из облаков луны. В ноздри Валентину ударил омерзительный запах самогонного перегара.
Если бы выпад был нанесен сверху или сбоку, острый предмет легко можно было бы выбить. Но "роза" чиркнула в воздухе снизу вверх. Нефедов произвел захват руки противника в запястье и выше локтевого сустава с полуразворотом на себя. Послышался треск раздираемой одежды. Валентин почувствовал, что правая рука немеет, становится горячей и захват автоматически начинает слабеть. Выпустив противника на долю секунды, Нефедов нанес сокрушительный удар ребром левой ладони по шее.
Вскинув подбородок, парень завалился набок. "Ночь все окрасит в черный цвет, - подумал Валентин, покачиваясь, - и кровь, и битое стекло..."
Тяжелый удар по темени. Очевидно, бутылкой. Лейтенант потерял сознание, как только уткнулся лицом в придорожную грязь.
"В кои-то веки выдался свободный вечер, - стоя под упругими струйками воды, с удовольствием думал Бородин. - В "Салют" сходить на "Ошибку резидента", что ли? Все хвалят. А по дороге заскочу на пару минут к соседу. Он, наверное, дуется на меня. Раньше бегал к нему чуть не каждый день, да все с какой-нибудь просьбой, а теперь и носа не кажу. Неудобно".
Приняв душ, Сергей интенсивно растерся широким махровым полотенцем, привел в порядок прическу и, уделив должное внимание вечернему "парадно-выходному" туалету, направился к Евгению Петровичу.
- А, Сережа! - сосед приветливо улыбнулся, увидев на пороге сияющего, как новая копейка, Бородина. - Милости просим, заходи! А я как раз чаек заварил. Индийский. Напиток богов. Или, может, по случаю наступающего сообразим чего-нибудь покрепче? Судя по униформе, за руль ты сегодня садиться не собираешься?
- Если ничего непредвиденного не произойдет, - проходя в комнату, Сергей досадливо махнул рукой. - И так по горло сыты.
- О работе - ни слова, - Евгений Петрович сделал протестующий жест. Присаживайся, я сейчас.
- Да я, собственно, на секундочку. Решил вот в кино махнуть на последний сеанс.
- Сам или с девушкой? - донесся из кухни голос.
- Сам, - чуть смутился Сергей.
- А когда начало?
Бородин взглянул на часы.
- Через сорок минут.
- Ну, тогда в аккурат успеем.
Вскоре Евгений Петрович возвратился в комнату, неся в руках поднос.
- Как говорится, чем богаты, тем и рады. Скромная холостяцкая закуска.
- А чего же вы не женились, Петрович? - улыбнулся Бородин.
- В молодости как-то не сложилось. А теперь... Что уж нам о женитьбе думать, когда такой орел, как ты, бобылем ходит.
- За мной не заржавеет! - отшутился Сергей.
- Смотри, парень, добегаешься! - лукаво подмигнув, хозяин квартиры наполнил рюмки. - Ну, давай! Тост у меня традиционный: за успех.
Некоторое время ужинали молча, пока Бородин не спросил:
- Помните, я вам рассказывал про убийство таксиста?
В этот момент дежурный доложил, что в управление доставлен Кормилин.
- Товарищ майор, вы успели ознакомиться с протоколом допроса Баринова? - обратился к Голикову Коваленко.
- В общих чертах.
- Тогда я вас попрошу о следующем. Возвращайтесь к себе и продумайте предстоящий разговор с Иваном Трофимовичем. В ходе беседы, не акцентируя пока внимания на личности самого Кормилина, постарайтесь выяснить, насколько правдив был Баринов в ходе допроса. Затем мы снова встретимся у меня и сопоставим полученные вами сведения с показаниями арестованного для определения плана дальнейших действий. Если вопросов нет, можете идти.
Вскоре в кабинет ввели Кормилина.
- Присаживайтесь, Иван Трофимович, - представившись, предложил Голиков.
- Чем обязан? - с места в карьер взвился Кормилин.
- Видите ли, вопрос, из-за которого мы были вынуждены вас так срочно побеспокоить, связан с выяснением обстоятельств особо тяжкого преступления.
- Преступления? Какое отношение это имеет ко мне? Я знать не знаю ни о каких преступлениях! - продолжал кипятиться Кормилин.
- Усаживайтесь и выслушайте меня внимательно. Нам кое-что известно о приятелях, которые бывают у вас дома и даже иногда остаются на всю ночь, майор заметил, как побледнел Кормилин, - но некоторые подробности мы решили уточнить у вас лично.
- Это что - допрос? - изменившимся голосом спросил Кормилин.
- Иван Трофимович! Еще в древности Платон ввел в свои философские произведения жанр диалога, назвав его диалектическим, то есть вопросно-ответным. Великий мыслитель полагал, что такой метод в наибольшей мере выражает драматизм поиска истины. Считайте, что мы с вами будем заниматься установлением истины. Согласны?
- Ну, разве что из уважения к Платону, - кисло улыбнулся Кормилин. Платон мне друг, но истина дороже! Спрашивайте, что именно вас интересует.
- Вот это другой разговор. Расскажите, кто у вас был в гостях в субботу вечером и чем вы занимались?
- Позавчера вечером? Сейчас вспомню, раз это так важно для милиции. Ко мне пришли Николай Михайлович Баринов, Георгий Никодимович Эльяков и Фима, отчество и фамилию, извините, запамятовал. Мы разыграли в преферанс пару бутылок шампанского. Надеюсь, вы не находите в этом состава преступления?
- Сколько времени вы пробыли вместе?
- Честно признаться, ребята засиделись у меня допоздна и разошлись где-то под утро.
- Хорошо. А теперь постарайтесь вспомнить, кто был у вас из друзей в четверг, восемнадцатого октября?
- Так сразу я затрудняюсь ответить, - Кормилин пожал плечами. - Вы сами могли бы быстро сказать, что вы делали ровно в полдень две недели назад?
- Давайте условимся, Иван Трофимович, что вопросы буду все-таки задавать я, - жестко произнес майор, умышленно повысив голос. - Но вы уходите от конкретного ответа.
- Что вы! Я не собираюсь ничего скрывать. Восемнадцатого... восемнадцатого. Вспомнил! Был тот же коллектив, только вместо Эльякова играл Коржов.
- И часто у вас собираются такие компании?
- Пару раз в месяц. Летом мы иногда встречаемся в лесопарке, так сказать, на лоне природы.
- Играете по-крупному?
- Да нет, господь с вами! Так, больше для собственного удовольствия, - протестующе замахал руками Кормилин, лихорадочно прикидывая в уме: "Неужели кто-то настучал? Ефим мог накапать. Он в субботу завалил больше штуки в пулю, а потом еще в деберц попал Николаю. Стоп! Какой же я осел! Майор морочит мне голову с игрой, чтобы притупить бдительность. Думай, Ваня, думай!"
- А у кого из ваших партнеров имеются собственные машины?
- У Баринова - "Жигули", а у Эльякова - горбатый "Запорожец".
- Восемнадцатого Николай Михайлович приезжал на своей машине?
- По-моему, да, хотя утверждать не берусь.
- А во время игры никто не отлучался под каким-нибудь предлогом?
- Товарищ майор, вы играете в преферанс?
- Немного. Но вы опять не ответили на мой вопрос.
- Если вы знакомы с правилами игры, то должны знать, что отлучиться можно только тогда, когда сидишь на прикупе, да и то на пару минут. А вас, как я догадываюсь, интересует гораздо больший промежуток времени.
- Вы прекрасно все понимаете. И все-таки постарайтесь припомнить, Николай Михайлович Баринов никуда не уезжал в ту ночь?
Кормилин задумался, но мысли его были о другом: "Вот сволочь Николай! Из-за него сиди теперь тут и ломай голову. Похоже, нас действительно дернули в связи с игрой. Ну, ничего, пусть сначала докажут что-нибудь. Остальные тоже болтать не будут, не маленькие".
- Нет, я отлично помню, Баринов ушел около шести часов утра.
- Вашей памяти можно позавидовать.
Кормилин развел руками: дескать, что мое, то мое.
- А кто-нибудь из ваших партнеров мог видеть, приехал ли Баринов на своей машине?
- Откуда мне знать. Спросите у них.
- Обязательно спросим, - резко сказал Голиков. Анализируя поведение Кормилина, майор обратил внимание, что тот, отвечая на последние вопросы, сохраняет спокойствие. "Неужели он ни при чем? Или успел взять себя в руки и так уверенно держится?" Голиков решил, что пора переходить к основному вопросу.
- А с Николаем Михайловичем вы давно дружите?
- Да мы, собственно говоря, с ним не друзья. Так, шапочное знакомство.
- Это вы в том смысле, что помогли ему на вашей фабрике справить новую шапку?
- Не придирайтесь к слову, - насупился Кормилин.
- И тем не менее вы несколько лет назад попросили Баринова об одной небольшой услуге: посодействовать некоему Моисееву Петру Сергеевичу в получении паспорта. Напрягите еще раз вашу отличную память, Иван Трофимович, и расскажите мне подробно об этом давнем эпизоде.
Кормилин откинулся на стуле. В его округлившихся глазах поочередно отразились страх, изумление, злоба и другие оттенки эмоций.
- Что за чушь? Какой паспорт? Какой Петр Сергеевич? Да я в жизни ни о чем подобном не просил Баринова! Кому-то понадобилось меня скомпрометировать. Предупреждаю, это даром не пройдет!
- Значит, вы отрицаете, что обращались к Николаю Михайловичу с такой просьбой? - спокойно переспросил майор, прервав поток словоизлияний Кормилина.
- Категорически отрицаю.
- Странно. Ваши слова расходятся с имеющимися у нас данными. Придется, видимо, все-таки составлять протокол, а потом устроить вам очную ставку с гражданином Бариновым.
- До каких пор вы будете надо мной издеваться? Средь бела дня меня, заместителя директора фабрики, регулярно перевыполняющей социалистические обязательства, как какого-то преступника привозят сюда и битый час морочат дурацкими расспросами. Это нарушение Конституции! - взорвался Кормилин, хотя его крик скорее напоминал вопль отчаяния, нежели законное возмущение невинного человека.
"Что же делать? - размышлял Голиков. - Кормилина придется отпустить. Кроме показаний Баринова против него ничего нет, и держать его мы не имеем права".
- Иван Трофимович, возможно, я несколько погорячился, но войдите и в наше положение, - майор сделал вид, что напуган бравадой своего визави. Совершено тяжкое преступление, в ходе расследования приходится опрашивать многих людей, и мы очень надеемся на помощь населения.
- Опять вы заладили: тяжкое преступление, тяжкое преступление, Кормилин мгновенно уловил перемену в тоне майора. - Поймите же, наконец, при всем желании я ничем не могу вам помочь.
- Хорошо, - Голиков решил, что дальнейший разговор бесперспективен. Вот ваш пропуск, можете быть свободны. Если что-нибудь припомните, обязательно нам сообщите. До свидания.
- Нет, уж лучше прощайте! - проворчал Кормилин, пытаясь скрыть истинные чувства. "Фу ты, кажется, пронесло! Еще один такой случай инфаркт обеспечен!"
"Много бы я дал, - рассуждал, оставшись один, Голиков, - чтобы определить, где в показаниях Баринова и Кормилина правда, а где - ложь. Несомненно одно - в момент убийства Моисеева Баринов играл в преферанс у Кормилина, что снимает с обоих подозрение в прямом участии в убийстве. Сложнее с паспортом. Кто-то из них безусловно сказал неправду. Скорее всего, Кормилин. Если Баринов замешан в преступлении, у него было достаточно времени, чтобы продумать свою позицию и преподнести нам что-нибудь более убедительное. А какой смысл указывать на Кормилина? Выходит, уважаемый Иван Трофимович имел веские основания скрыть связь с Моисеевым. Кстати, и вел он себя достаточно нервозно: то бросался в штыки, то занимал круговую оборону. С другой стороны, Баринов мог знать, что за его карточным партнером водятся кое-какие грешки, скажем, на той же фабрике, и тонко рассчитал, что, попав к нам, Кормилин начнет паниковать, навлекая тем самым на себя подозрение. А это, в свою очередь, еще больше запутает и затянет расследование. В любом случае Кормилиным следует заняться вплотную. Вот только с "Жигулями" по-прежнему ничего не получается. Полосухин машину "узнал", да и мнение экспертов тоже однозначно. Так кто же, черт возьми, сидел за рулем машины? Чья невидимая тень упорно прячется в самой дальней точке следственного лабиринта?"
Закурив которую уже за день папиросу, майор поймал себя на мысли, что разговор с Кормилиным оттеснил на какое-то время на второй план убийство Северинцевой, преступление неординарное по способу совершения и жестокости. Голиков отдавал себе отчет, что связь между убийствами пока бездоказательна, но интуитивно чувствовал чью-то безжалостную руку, чью-то преступную злую волю, не останавливающуюся ни перед чем для достижения своих низменных целей.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Валентин Нефедов пробирался по частному сектору, приближаясь к дому 34 по улице Солнечной. Не шел, не вышагивал, а именно пробирался перепрыгивая через скопления грязи, преодолевая сваленные подле заборов кучи строительного мусора, отбрасывая ногами в сторону мотки заржавевшей проволоки. Каблуки чешских полуботинок прочно увязали в сырой земле, оставляя глубокие рельефные отпечатки.
"Варкалось, - неожиданно для самого себя припомнил Нефедов, удачно миновав канаву с маслянисто-бурой жидкостью. - Как это там дальше? Пырялись хливкие шорьки... В общем, неприглядная была картина... И сваливается на мою голову Пошкурлат, чей полет фантазии ограничивается сведениями, почерпнутыми частично из беллетристики, частично из рассказов коллег, и заявляет, что изъятие краденого у перекупщика Гарибьяна - это одно, а систематизация данных о распространении самодельного огнестрельного оружия - нечто качественно другое. Конечно, после того, как указанные в ориентировке вещи не выплыли в местах, взятых под контроль, у начальства сразу появились основания полагать, что мы вообще ничего не делаем. Работа, если вдуматься, неблагодарная. Шеф с самого начала считал, что ограбление - абсурдный мотив для такого убийства. А мы как раз и занимаемся тем, что проверяем правильность этого мотива, полагая вероятность успеха, близкой к нулю. Но до тех пор, пока она не будет равна нулю, работу придется продолжать".
- А я все смотрю, ты это или нет. Изменился, старик!
- Пашка, - растерянно произнес Нефедов. - Какими судьбами?
Это был Павел Косельницкий, школьный друг Нефедова. Когда-то они сидели за одной партой, вместе занимались в секции борьбой самбо.
- Так, рассказывай о себе, о работе, - вечно словоохотливый Пашка от нетерпения пританцовывал на месте. - Еще не женился?
- Да как же - с тобой не посоветовавшись, в ЗАГС идти. Да и с кем?
- А, понимаю. У великого детектива нет времени на амурные похождения. Он весь углубился в дела. Мужественный, изобретательный и непоколебимый.
- Да будет тебе. Кстати, ты разговариваешь с без пяти минут старшим лейтенантом.
- Ну, Валюха, это надо срочно отметить! - Косельницкий расправил бывшие некогда широкими плечи и зтянул появившийся животик. - Быстро пошли ко мне, мой дом рядом с речкой, параллельно этой улице, через квартал отсюда. Познакомлю тебя с Юленькой, она у меня умница, студентка, соорудит нам ужин под терновку...
- Ты мне зубы не заговаривай, - Нефедов, до этого развеселившийся, опять сделал серьезное выражение лица, для солидности чуть хмуря брови. Я при исполнении.
- Шутишь?
- Нет, какое там. Иду к одной особе на Солнечную.
- Допрашивать или как?
- Там видно будет, - неопределенно ответил Валентин.
- А может, все-таки сначала на часок ко мне?
- Никак нет! - по-уставному отчеканил Нефедов. - Первым делом самолеты.
- Вот именно, - радостно подхватил Косельницкий, - ну, а девушки, а девушки - потом!
- Так то смотря какие девушки...
- Ладно, убедил, - лицо Косельницкого стало улыбчато-хитроватым. - В конце концов, заглянешь на обратном пути в нашу скромную обитель и поделишься свежими впечатлениями о визите к очаровательной... мадемаузель Беловой.
- Откуда ты ее знаешь? - спросил Нефедов, тщетно пытаясь скрыть изумление. - Где, когда и при каких обстоятельствах?
- Обстоятельства у нас территориальные, - ласково заворковал Косельницкий, качнувшись с носков на пятки. - Можно даже сказать, индивидуально-хозяйственные. Молодых специалистов в моей шараге не очень-то балуют благоустроенным жильем, так что четвертый год нудимся здесь, у Юлиной тетки. Подальше от центра и прелестей цивилизации, поближе к свежему воздуху. Соседей всех знаю, да и не соседей тоже - видишь, как просто.
- А как ты догадался?
- Так я всегда был сообразительней тебя, Валюха. Ты вспомни девятый класс, помнишь, Карина притащила тест для определения КМ?
- И у тебя оказалось 125, а у меня - 97, - кивнул Нефедоз.
- Ага! Помнишь все-таки. Так вот, вопрос для кандидата в команду КВН: кого из обитательниц Солнечной знаменитый сыщик В. Нефедов может именовать "одна особа"? Между прочим, Белова в это время обычно возвращается с работы.
Нефедов взглянул на часы.
- Она так поздно заканчивает?
- Ничего странного. Вокруг Княжны постоянно вьются хахали, поэтому она хронически задерживается на час-полтора.
- А ты сам-то кого-нибудь из этих хахалей видел? - поинтересовался Нефедов.
- Вплотную, чтобы разглядеть лицо, - никогда. Да и зачем? Они ведь меняются, как листки отрывного календаря.
За забором начала громко лаять собака. Она трясла головой, что можно было определить по характерному звону цепи, молча пробегала шага три вправо-влево и опять принималась за свое.
Нефедов показал приятелю фотографию Тюкульмина. Косельницкий, едва взглянув на снимок, отрицательно покачал головой.
- Не видел. А что натворил этот парень?
- Знал бы - сказал, - опечаленно отозвался Валентин. - Недавно он исчез, по просьбе матери объявлен в розыск. Мой непосредственный начальник считает его причастным к одному преступлению. Правда, непосредственный начальник моего начальника так не считает, но меня сей факт не касается.
- Да, положение, - посочувствовал Косельницкий, поджав губы, - ну ничего, как высвободишься, дуй сразу ко мне. Фиксируй: переулок Гвардейский, дом восемь. От Солнечной это пять минут спортивного ходу. Я не прощаюсь. Учти, не придешь - кровно обижусь.
- Заметано! - улыбнулся Валентин, провожая удаляющегося Пашку долгим взглядом.
"И опять стало тихо, - подумал Нефедов, - встретились, разошлись. Только собаки лают".
Как бы в опровержение его мыслей из окон углового дома грянула знакомая запись. Бередящий душу хрипловатый голос пел:
Потом еще была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били...
Нефедов вспомнил, что еще не ужинал, и ускорил шаг. У калитки дома 34 он увидел девушку лет двадцати, стоящую на цыпочках и пытающуюся достать что-то по ту сторону забора.
- Ветер захлопнул, - объяснила девушка, опускаясь на каблуки, задвижка упала на скобу. А я не могу дотянуться.
При этом она оглянулась. Нефедов без особого труда нащупал задвижку и открыл калитку, петли которой, как выяснилось, порядочно проржавели.
- Вот спасибо! - голос ее постоянно менял окраску и ни в один момент не было никакой возможности определить степень серьезности сказанного. Заходите. Вы ведь из милиции.
- Угу, - подтвердил опешивший Нефедов, - а что, заметно?
- Настоящего мужчину можно распознать с первого взгляда. Даже в темноте, - рассмеялась Белова. Прикрывая калитку, она посмотрела по сторонам.
Через загроможденную прихожую-кухню Нефедов попал в гостиную - узкий предбанник, оклеенный пестрыми обоями, где хозяйка предложила ему присесть, а сама удалилась в спальню переодеваться. Валентину так и не удалось предъявить удостоверение - это была игра, в которой все подразумевалось как бы само собой.
На трюмо в углу помимо множества образцов отечественной и зарубежной парфюмерии, возле шкатулки с перламутровой инкрустацией, валялись мужские часы с браслетом. Производственное объединение "Луч", впрочем, собиралось наладить серийный выпуск таких не ранее следующего тысячелетия.
Вскоре Белова вернулась, запахивая на ходу халатик экзотической расцветки, села напротив и молча придвинула гостю пачку "Кента". Некурящий Нефедов вежливо отказался и задал первый вопрос:
- Начну стандартно. Вы знакомы с Тюкульминым Анатолием Викторовичем?
- Да, конечно, - Белова вытянула руку, рассматривая бесцветный лак на длинных ногтях. Ей было как минимум двадцать, глаза чуть мутноватые, а утомленное равнодушие - напускное, "Хороша! И все на своем месте, констатировал Валентин. - Еще б смыть с лица пару слоев штукатурки". - Мы познакомились почти два года назад, зимой. Я тогда каталась на лыжах в парке на Большом спуске, знаете, там дорожки вначале петляют. Он каждую неделю дарил мне цветы - только розы и только по пять цветков. "Ярко-красные, - смеялся Толик, - это то, чего тебе не хватает".
- Вы в то время, наверное, еще не красились, - нахально вставил Нефедов, пытаясь сменить пластинку. - Кстати, откуда у вас такая необычная кличка - Княжна Мэри?
- А вам не нравится? - Белова кокетливо взглянула на собеседника.
- Во всяком случае, будит игру воображения.
- А, какое это имеет значение, - томно махнув рукой, Белова потянулась за сигаретами, не обращая внимания на разошедшиеся полы халата.
- Действительно, - неожиданно быстро для несговорчивого внутреннего "я" согласился Нефедов, - абсолютно никакого. Давайте лучше чаю выпьем. На улице такая слякоть...
В течение следующего часа Валентин узнал гораздо больше, чем можно было предположить, и почти все не по делу. Княжна Мэри, например, совсем не любила Тюкульмина. Нет, это не значит, что он ей не нравился. Зато он был, конечно, от нее без ума. Совершенно бесшабашный тип. Поорать под гитару, покидать понты перед лохами, красиво напиться, одним словом, сплошная показуха, ничего солидного. К себе домой никогда не приглашал, с родителями не знакомил. Раза три водил в ресторан, чаще бывали в "Чернильнице", "Могилке", "Коробочке". Все обещал - по хорошим делам в Сочи махнем. Нашел девочку...
Нет, чем занимался в последнее время Толик, она не знает. Просто не интересовалась. Какие у него были приятели? Более или менее хорошо знает троих: Никольского, Логовского, Серова. Об отъезде своем он заранее не сообщил, а вообще последний раз она его видела недели четыре назад с Севой Никольским. Постояли на углу возле универмага. Толик оправдывался перед Севой, что подвел, мол, кент-таксист. Обещал отвезти за город на дачу, а сам взял отгулы и укатил в столицу с одной подругой. Да какая там у него могла быть дача Машина? У вас тонкое чувство юмора, товарищ следователь. Таксиста? Понятное дело, в глаза не видела. Мог и выдумать. Толик ведь как - уж если лапши навешает, будет крепиться до конца, не признается. Нет, на этих двух фотографиях она никого узнать не может.
"Замкнутый круг, - удобно откинув затылок на спинку кресла, прикидывал Нефедов. - На первый взгляд - целые россыпи информации, на поверку - пустая порода. Тех троих уже опрашивали - никаких положительных результатов. Единственная любопытная зацепка - таксист. Эту линию необходимо отработать. Почему молчит интуиция? Спросить про оружие или лучше не надо? Пожалуй, не надо. Можно легко вспугнуть эту яркую птичку с небрежно взбитыми кудрями и длинным языком. Миссия подошла к концу. Необходимо тактично завершить разговор и откланяться, тем паче Пашка уже изнывает от ожидания".
- Рита, скажите, как вы догадались, что я из милиции? Только честно.
- А я вам все говорю честно. Чистосердечное признание смягчает и так далее. Хотите, на библии присягну? Вы случайно не захватили с собой библию, ха-ха?
- А если серьезно?
- Серьезно? Я ждала вас. Не вас лично, не обольщайтесь. Ждала с того момента, как узнала от Гены, что Толика разыскивает милиция. Вас удовлетворяет мой ответ?
- Да, вполне. - Нефедов поднялся с кресла, сдержанно улыбнулся, оставил на прощание свой служебный телефон - для очистки совести - и вышел.
Быстро сориентировавшись на местности, лейтенант направился вниз, в сторону реки. По дороге Валентин взвешивал, в каком виде подать начальству полученные сведения и что можно поведать Пашке. Задумавшись, он не обратил внимания, что у него появились попутчики. Трое парней вынырнули из темноты и увязались за Нефедовым.
Они шли молча, очевидно, у них было время все обговорить. Один глубоко засунул руки в карманы ветровки, другой прятал за спиной какой-то предмет, третий держался чуть поодаль.
Поравнявшись с лейтенантом, один из парней неожиданно развернул его за плечо и нанес короткий прямой удар в лицо.
Перед глазами, то разгораясь, то потухая, поплыли огненно-зеленые искры. Дома и деревья вокруг качнулись, на мгновение утратив резкость. Валентин выдохнул из легких весь воздух - к голове пошел приток кислорода.
"Никакой техники, - промелькнуло в голове Нефедова, налетевшего спиной на дощатую изгородь. - Однако настроены ребята серьезно. Без дураков..."
Парень в ветровке - высокий и непропорционально сложенный размахнулся и ударил во второй раз. В сознании лейтенанта не осталось ни одной мысли, даже самой крохотной. Только отсчет. Старый добрый отсчет, как когда-то в морской пехоте. Раз, два, три. Блок, удар, удар. В солнечное сплетение и ногой по надпочечникам. Отскочив в сторону, Нефедов резко повернулся ко второму - коренастому крепышу в болонье, сжимающему в руке "розу", нехорошо поблескивающую в свете выкарабкавшейся из облаков луны. В ноздри Валентину ударил омерзительный запах самогонного перегара.
Если бы выпад был нанесен сверху или сбоку, острый предмет легко можно было бы выбить. Но "роза" чиркнула в воздухе снизу вверх. Нефедов произвел захват руки противника в запястье и выше локтевого сустава с полуразворотом на себя. Послышался треск раздираемой одежды. Валентин почувствовал, что правая рука немеет, становится горячей и захват автоматически начинает слабеть. Выпустив противника на долю секунды, Нефедов нанес сокрушительный удар ребром левой ладони по шее.
Вскинув подбородок, парень завалился набок. "Ночь все окрасит в черный цвет, - подумал Валентин, покачиваясь, - и кровь, и битое стекло..."
Тяжелый удар по темени. Очевидно, бутылкой. Лейтенант потерял сознание, как только уткнулся лицом в придорожную грязь.
"В кои-то веки выдался свободный вечер, - стоя под упругими струйками воды, с удовольствием думал Бородин. - В "Салют" сходить на "Ошибку резидента", что ли? Все хвалят. А по дороге заскочу на пару минут к соседу. Он, наверное, дуется на меня. Раньше бегал к нему чуть не каждый день, да все с какой-нибудь просьбой, а теперь и носа не кажу. Неудобно".
Приняв душ, Сергей интенсивно растерся широким махровым полотенцем, привел в порядок прическу и, уделив должное внимание вечернему "парадно-выходному" туалету, направился к Евгению Петровичу.
- А, Сережа! - сосед приветливо улыбнулся, увидев на пороге сияющего, как новая копейка, Бородина. - Милости просим, заходи! А я как раз чаек заварил. Индийский. Напиток богов. Или, может, по случаю наступающего сообразим чего-нибудь покрепче? Судя по униформе, за руль ты сегодня садиться не собираешься?
- Если ничего непредвиденного не произойдет, - проходя в комнату, Сергей досадливо махнул рукой. - И так по горло сыты.
- О работе - ни слова, - Евгений Петрович сделал протестующий жест. Присаживайся, я сейчас.
- Да я, собственно, на секундочку. Решил вот в кино махнуть на последний сеанс.
- Сам или с девушкой? - донесся из кухни голос.
- Сам, - чуть смутился Сергей.
- А когда начало?
Бородин взглянул на часы.
- Через сорок минут.
- Ну, тогда в аккурат успеем.
Вскоре Евгений Петрович возвратился в комнату, неся в руках поднос.
- Как говорится, чем богаты, тем и рады. Скромная холостяцкая закуска.
- А чего же вы не женились, Петрович? - улыбнулся Бородин.
- В молодости как-то не сложилось. А теперь... Что уж нам о женитьбе думать, когда такой орел, как ты, бобылем ходит.
- За мной не заржавеет! - отшутился Сергей.
- Смотри, парень, добегаешься! - лукаво подмигнув, хозяин квартиры наполнил рюмки. - Ну, давай! Тост у меня традиционный: за успех.
Некоторое время ужинали молча, пока Бородин не спросил:
- Помните, я вам рассказывал про убийство таксиста?