Бианки Виталий
Лесные были и небылицы

   ВИТАЛИЙ БИАНКИ
   ЛЕСНЫЕ БЫЛИ И НЕБЫЛИЦЫ
   СИНИЧКИН КАЛЕНДАРЬ
   ЯНВАРЬ
   Зинька была молодая синичка, и своего гнезда у нее не было. Целый день она перелетала с места на место, прыгала по заборам, по ветвям, по крышам, - синицы народ бойкий. А к вечеру присмотрит себе пустое дупло или щелку какую под крышей, забьется туда, распушит попышней свои перышки, кое-как и переспит ночку.
   Но раз - среди зимы - посчастливилось ей найти свободное воробьиное гнездо. Помещалось оно над окном за оконницей. Внутри была целая перина мягкого пуха.
   И в первый раз, как вылетела из родного гнезда, Зинька заснула в тепле и покое.
   Вдруг ночью ее разбудил сильный шум. Шумели в доме, из окна бил яркий свет.
   Синичка испугалась, выскочила из гнезда и, уцепившись коготками за раму, заглянула в окно.
   Там в комнате стояла большая - под самый потолок елка, вся в огнях, и в снегу, и в игрушках. Вокруг нее поыгали и кричали дети.
   Зинька никогда раньше не видела, чтобы люди так вели себя по ночам. Ведь она родилась только прошлым летом и многого еще на свете не знала.
   Заснула она далеко за полночь, когда люди в доме наконец успокоились и в окне погас свет.
   А утром Зиньку разбудил всеелый, громкий крик воробьев. Она вылетела из гнезда и спросила их:
   - Вы что, воровби, раскричались? И люди сегодня всю ночь шумели, спать не давали. Что такое случилось?
   - Как? - удивились воробьи. - Разве ты не знаешь какой сегодня день? Ведь сегодня Новый год, вот все и радуются - и люди и мы.
   - Как это - Новый год? - не поняла синичка.
   - Ах ты, желторотая! - зачирикали воробьи. - Да ведь это самый большой праздник в году! Солнце возвращается к нам и начинает свой календарь. Сегодня первый день января.
   - А что это "январь", "календарь"?
   - Фу, какая ты еще маленькая! - возмутились воробьми. - Календарь это расписание работы солнышка на весь год. Год состоит из месяцев, и январь - его первый месяц, носик года. За ним идеет ещее десять месяцев столько, сколько у людей пальцев на передних лапах: февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. А самый последний месяц, двенадцатый, хвостик года - декабрь. Запомнила?
   - Не-ет, - сказала синичка. - Где же сразу столько запомнить! "Носик", "десять пальцев" и "хвостик" запомнила. А называются они все уж больно омудрено.
   - Слушай меня, - сказал тогда Старый Воробей. - Ты летай себе по садам, полям и лесам, летай да присматривайся, что кругом делается. А как услышишь, что месяц кончается, прилетай ко мне. Я тут живу, на этом доме под крышей. Я буду тебе говорить, как каждый месяц называется. Ты все их по очереди и запомнишь.
   - Вот спасибо! - обрадовалась Зинька. - Непременно буду прилетать к тебе каждый месяц. До свиданья!
   И она полетела и летала целых тридцать дней, а на тридцать первый вернулась и рассказала Старому Воробью все, что приметила.
   И Старый Воробей сказал ей:
   - Ну вот, запомни: январь - первый месяц года - начинается с веселой елки у ребят. Солнце с каждым днем понемножечку начинает вставать раньше и ложиться позже. Свету день ото дня прибывает, а мороз все крепчает. небо все в тучах. А когда проглянет солнышко, тебе, синичке, хочется петь. И ты тихонько пробуешь голос: "Зинь-зинь-тю! Зинь-зинь-тю!"
   ФЕВРАЛЬ
   Опять выглянуло солнцшко, да такое веселое, яркое. Оно даже пригрело немножко, с крыш повисли сосульки, и по ним заструилась вода.
   "Вот и весна начинается"6 - решила Зинька. Образовалась и запела звонко:
   - ЗЩинь-зинь-тан! Зинь-зинь-тан! Скинь кафтан!
   - Рано, пташечка, запела, - сказал ей Старый Воробей. - Смотри еще, сколько морозу будет. Еще наплачемся.
   - Ну да! - не поверила синичкао. - Полечу-ка нынче в лес, узнаю, какие там новости.
   И полетела.
   В лесу ей очень понравилось: такое множество деревьей! Ничего, что все ветки залеплены снегом, а на широких лапах елок навалены целые сугробики. Это даже очень красиво. А прыгнешь на ветку - снег так и счыплется и сверкает разноцветными искрами.
   Зинька прыгала по веткам, стряхивала с них снег и осматривала кору. Глазок у нее острый, бойкий - ни одной трещинки не пропустит. Зинька тюк острым носиком в трещинку, раздоллбит дырочку пошире - и тащит из-под коры какого-нибудь насекомыша-букарашку.
   Много насекомышей набивается на зиму под кору - от холода. Зинька вытащит и съест. Так кормится. А сама примечает, что кругом.
   Смотрит: лесная мышь из-под снега выскочила. Дрожит, вся взъерошилась.
   - Ты чего? - Зинька спрашивает.
   - Фу, напугалась! - говорит лесная мышь.
   Отдышалась и рассказываает:
   - Бегала я в куче хвыороста под снегом, да вдруг и провалилась в глубокую яму. А это, оказывается, медведицына берлога. Лежит в ней медведица, и два махоньких новорожденных медвежонка у нее. Хорошо, что они крепко спали, меня не заметили.
   Полетела Зинька дальше в лес; дятла встретила, красношапочника. Подружилась с ним. Он своим крепким граненым носом большие куски коры ломает, жирных личинок достает. Синичке после него тоже кое-что перепадает.
   Летает Зинька за дятлом, веселым колокольчиком звенит по лесу:
   - Каждый день все светлей, все ввеселей, все веселей!
   Вдруг зашипело вокруг, побежала по лесу поземка, загудел лес, и стало в нем темно, как вечером. Откуда ни возьмись, налетел ветер, деревья закачались, полетели сугробики с еловых лап, снег посыпал, завился началась пурга. Зинька присмирела, сжалась в комочек, а ветер так и рвет ее с ветки, перья ерошит и леденит под ними тельце.
   Хорошо, что дятел пустил ее в свое запасное дупло, а то пропала бы синичка.
   день и ночь бушевала пурга, а когда улеглась и Зинька выглянула из дупла, она не узнала леса, так он весь был залеплен снегом. Голодные волки промелькнули между деревьями, увязая по брюхо в рыхлом снегу. Внизу под деревьями валялись обломанные ветрром сучья, черные, с содранной корой.
   Зинькьа слетела на один из них - поискать под корой насекомышей.
   Вдруг из-под снега - зверь! Выпрыгнул и сел. Сам весь белый, уши с черными точками держит торчком. Сидит столбиком, глаза на Зиньку выпучил.
   У Зиньки от страха и крылышки отнялись.
   - Ты кто? - пискнула.
   - Я беляк. Заяц я. А ты кто?
   - Ах, заяц! - обрадовалась Зинька. - Тогда я тебя не боюсь. Я синичка.
   Она хоть раньше зайцев в глаза не видала, но слышала, что они птиц не едят и сами всех боятся.
   - Ты тут и живешь, на земле? - спросила Зинька.
   - Тут и живу.
   ж- Да ведь тебя тут совсем занесет снегом!
   - А я и рад. Пурга все следы замела и меня занесла - вот волки рядом пробежали, а меня и не нашли.
   Подружилась Зинька и с зайцем.
   Так и прожила в лесу целый месяц, и все было: то снег, то пурга, а то и солнышко выглянет, - денек простоит погожий, но овсе равно холодно.
   Прилетела к Старому Воробью, рассказала ему все, что приметила, он и говорит:
   - Запоминай: вьюги да метели под февраль полетели. В феврале лютеют волки, а у медведицы в берлоге медвежатки родятся. Солнышко веселей светит и дольше, но морозы еще крепкие. А теперь лети в поле.
   МАРТ
   Полетела Зиньтка в поле.
   Синичке ведь где хочешь жить можно: были бы хоть кустики, а уж на себя прокормит.
   В поле, в кустах, жили серые куропатки - красивые такие полевые курочки с шоколадной подковкой на груди. Целая стая их тут жила, зерна из-под снега выкапывала.
   - А где же тут спать? - спросила у них Зинька.
   - А ты делай, как мы, - говорят куропатки. - Вот гляди.
   поднялись все на крылья, разлетелись пошибче - да бух с разлету в снег!
   Снег сыпучий, - обсыпался и прикрыл их. И сверху их никто не увидит, и тепло им там, на земле, под снегом.
   "Ну нет, - думает Зинька, - синички так не умеют.; Поищу себе получше почлега".
   Нашла в кустах кем-то брошенную плетеную корзиночку, забралась в нее, да и заснула там.
   И хорошо, что так сделала.
   день-то простоял солнечный. Снег наверху подтаял, рыхлый стал. А ночью мороз ударил.
   Утром проснулась Зинька, ждет - где же куропатки? Нигде их не видно. А там, где они вечером в снег нырнули, наст блестит - ледяная корка.
   Поняла Зинька, в какую беду попали куропатки: сидят теперь, как в тюрьме, под ледяной крышей и выйти не могут. Пропадут там под ней все до одной! Что тут делать? Да ведь синички - боевой народ.
   Зинька слетела на наст - и давай долбить его крепким своим, острым носиком. И продолбила, - большую дырку сделала. И выпустила куропаток из тюрьмы. Вот уж они ее хвалили, благодарили!
   Натаскали ей зерен, семечек разных:
   - Живи с нами, никуда не улетай!
   Она и жила. А солнце день ото дня ярче, день ото дня жарче. Тает, тает в поле снег. И уж так его мало осталось, что больше не ночевать в нем куропаткам: мелок стал. Перебрались куропатки в кустарник спать, под Зинькиной корзинкой.
   И вот, наконец, в поле на пригорках показалпась земля. И как же все ей обрадовались!
   Тут не прошло и трех дней - откуда ни возьмись, уж сидят на проталинах черные, с белыми носами грачи. Здравствуйте! С прибытием!
   Ходят важные, тугим пером поблескивают, носами землю ковыряют: червяков да личинок из нее потаскивают. А скоро за ними и жаворонки и скворцы прилетели, песнями залились.
   Зинька с радости звенит-зщахлебывается: - Зинь-зингь-на! Зинь-зинь-на! К нам весна! К нам весна! К нам воесна!
   Так с этой песенкой и прилетела к Старому Воробью. И он ей сказал:
   - Да. Это месяц март. Прилетели грачи, - значит, правда весна началась. Весна начинается в поле. Теперь лети на реку.
   АПРЕЛЬ
   Полетела Зинька на реку.
   Летит над полем, летит над лугом, слышит: всюду ручьи поют. Поют ручьи, бегут ручьи, - все к реке собираются.
   Прилетела на реку, а река страшная: лед на ней посинел, у берегов вода выступает.
   Видит Зинька: что ни день, то больше ручьев бежит к реке.
   Проберется ручей по овражку незаметно под снегом и с берега - прыг в реку! И скоро многое множество ручьев, ручейков и ручьишек набилось в реку - под лед попряталисмь.
   Тут прилетела тоненькая черно-белая птичка, бегает по берегу, длинным хвостиком покачивает, пищит:
   - Пи-лик! Пи-лик!
   - Ты что пищишь! - спрашивает Зинька. - Что хвостиком размахиваешь?
   - Пи-лик! - отвечает тоненькая птичка. - Разве ты не знаешь, как меня зовут? Ледоломка. Вот сейчас раскачаю хвост, да как тресну им по льду, так лед и лопнет, и река пойдет.
   - Ну да! - не поверила Зинька. - Хвастаешь.
   - Ах так! - говорит тоненькая птичка. - Пи-лик!
   И давай еще пуще хвостик раскачивать.
   тут вдруг как бухнет где-зто вверху по реке, будто из пушки! Ледоломка порх - и с перепугу так крылышками замахала, что в одну минуту из глаз пропала.
   И видит Зинька: треснул лед, как стекло. Это ручьи - все, что набежали в реку, - как понатужились, нажали снизу - лед и лопнул. Лопнул и распался на льдины, большие и малые.
   Река пошла. пошла и пошла, - и уж никому ее не остановить. Закачались на ней льдины, поплыли, бегут, друг друга кружат, а тех, что сбоку, на берег выталкивают.
   Тут сейчас же и всякая водяная птица налетела, точно где-то здесь, рядом, за углом ждала: утки, чайки, кулики-долгоножки. И, глядь, Ледоломка вернулась, по берегу ножонками семенит, хвостом качает.
   Все пищат, кричат, веселятся. Кто рыбку ловит, ныряет за ней в воду, кто носом в тину тыкает, ищет там что-то, кто мушек над берегом ловит.
   - Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! - запмела Зинька.
   И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке.
   И старый Воробей сказал ей:
   - Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни: месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется апрель. А теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что там будет.
   И Зинька скорей полетела в лес.
   МАЙ
   В лесу еще было полно снегу. Он спрятался под кустами и деревьями, и солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная с осени рожь, а лес все еще стоял голый.
   Но уже было в нем весело, не то что зимой. Налетело много разных птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели, - пели на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе.
   Солнце теперь вставало оченоь рано, ложилось поздно и так усердно светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не надо было заботиться о ночлеге: найдет свободное дупло - хорошо, не найдет - и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще.
   И вот раз вечерком ей показалось, будто лес в тумане. Легкий зеленоватый туман окутал все березы, осины, ольхи. А когда на следующий день над лесом поднялось солнце, на каждой березе, на всякой веточке показались точно маленькие зеленые пальчики: это стали распускаться листья.
   Тут и начался лесной праздник.
   Засвистал, защелкал в кустах соловей.
   В каждой луже урчали и квакали лягушки.
   Цвели деревья и ландыши. Майские жуки с гуденьем носились между ветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала кукушка.
   Друг Зиньки - дятел-красношапочник - и тот не тужил, что не умеет петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему лесу слышна звонкая барабанная дробь.
   А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали в воздухе головокружительные фокусы и мертвые летли. Каждый веселился на свой лад, кто как умел.
   Зиньке все было любопытно. зинька всюду поспевала и радовалась вместе со всеми.
   По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто в трубы кто-то трубил где-то за лесом.
   Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нем растут.
   И ходят на боботе такие большие птицы, каких никогда еще Зинька не видела, - прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие. Вдруг подняли они свои шеи, как трубы, да как затрубят, как загремят:
   - Тррру-рру-у! Тррру-рру!
   Совсем оглушили синичку.
   Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до земли соседям да вдруг и пошел в пляс: засмеменил, засеменил ногами и пошел по кругу, все по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдет - умора!
   А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают.
   Не у кого было зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и полетела она в город к Старому Воробью.
   И Старый Воробей сказал ей:
   - Это журавли; птицы серьезные, почтенные, а сейчас видишь, что выделывают. Потому это, что пришел веселый месяц май, и лес оделся, и все цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую всем радость дало.
   ИЮНЬ
   Решила Зинька:
   "Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку... Все осмотрю".
   Первым делом наведалась к старому другу своему дятлу-красношапочнику. А он как увидел ее издали, так и закричал:
   - Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения!
   Очень удивилась Зинька. И крепко на дятла обиделась: вот тебе и друг!
   Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток - нет их на старом месте! А ведь целая стая была. Куда все подевались?
   Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла: сидит во ржи, - а рожь уж высокая, - кричит:
   - Чир-вик! Чир-вик!
   Зинька - к нему. А он ей:
   - Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда!
   - Как так! - рассердилась синичка. - Давно ли я всех вас от смерти спасла - из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не пускаешь?
   - Чир-вир! - смутился куропачий петушок. - Правда, от смерти спасла. Мы это все помним. А все-таки лети от меня подальше: теперь время другое, мне вот как драться хочется!
   Хорошо, у птиц слез нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька, уж так ей обидно, так горько стало!
   Повернулась молча, полетела на реку.
   Летит над кустами, вдруг из кустов - серый зверь!
   Зинька так и шарахнулась в сторону.
   - Не узнала? - смеется зверь. - А ведь мы с тобой старые друзья.
   - А ты кто? - спрашивает Зинька.
   - Заяц я. Беляк.
   - Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он весь белый, только на ушках черное.
   - Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не было. А летом я серый.
   Ну и разхговорились. Ничего, с ним не ссорились.
   А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке,
   - Это месяц июнь - начало лета. У всех нас, у птиц, в это время гнезда, а в гнездах - драгоценные яички и птенчики. К своим гнездам мы никого не подпускаем - ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить яичко. У зверей - тоже детеныши, звери тоже никого к своей норе не подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесву, и думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку зубрят. Теперь, - прибавил Старый Воробей, - солнце в самой силе, и самый длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим малышам животики.
   ИЮЛЬ
   - С новогодней елки, - сказал Старый Воробей, - прошло уже шесть месяйцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в самый разгар лета. А пошел теперь месяц июль. А это самый хороший месяц и для птенцов и для зверят, пиотому что кругом всего очень много: и солнечного света, и тепла, и разной вкусной еды.
   - Спасибо, - сказала Зинька.
   И полетела.
   "Пора мне остепениться, - подумала она. - Дупел в влесу много. Займу, какое мне понравится свободное, и заживу в нем своим домком!"
   Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать.
   Все дупла в лесу заняты. во всех гнездах птенрцы. У кого еще крохотки, голенькие, у кого в пушку, а у кого и в перышках, да все равно желторотые, целый день пищат, есть просят.
   Родители хлопочут, овзад-вперед летают, ловят мух, комаров, ловят бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: все птенцам ностя. И ничего: не жалуются, еще песни поют.
   Скучно Зиньке одной.
   "Дай, - думает, - я помогу кому-нибудь птенчиков покормить. Мне спасибо скажут".
   Нашал на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать.
   Слышит - на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке.
   Зинька скорей туда - и сунула бабочку одному щегленку в разинутый рот.
   Щегленок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно.
   Глупый птенчик старается, давится - ничего не выходит.
   И стал уже задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать.
   Тут щеглиха прилетела. Сейчас - раз! - ухватила бебочку, вытащила у щегленка из горола и прочь бросила.
   А Зиньке говорит:
   - Марш отсюда! Ты чуть моего птенцика не погубила. Разве можно давать маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала!
   Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей, и обидно.
   Потом много дней по лесу летала, - нет, никто ее в компанию к себе не принимсает!
   А что ни день, то больше в лес приходит ребят. Все с корзиночками, веселые; идут - песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и в корзиночки. Уже малина поспела.
   Зинька все около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей синичке с ребятами, хоть она их языка не понимает, а они - ее.
   И случилось раз: одна маленькая девочка забралась в малинник, идет тихонько, ягоды берет.
   А Зинька над нею по деревьям порхает. И вдруг8 видит: большой страшный медвеоь в малиннике.
   девочка как раз к нему подходит, - его не видит.
   И он ее не видит: тоже ягоды собирает. Нагнет лапой куст - и себе в рот.
   "Вот сейчас, - думает Зинька, - наткнется на него девочка страшилище это ее и съест! Спасти, спасти ее надо!"
   И закричала с дерева по-своему, по-синичьему:
   - Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай!
   Девочка и внимания на нее не обратила: ни слова не поняла.
   А медведь-страшилище понял: разом поднялся на дыбы, оглядывается: где девочка?
   "Ну, - решщила Зинька, - пропала маленькая!"
   А медведь увидел девочку, опустился на все чтерые лапы - да как книется от нее наутек через кусты!
   Вот удивилась Зинька:
   "Хотела девочку от медведя спасти, а спасла медведя от девочки! Такое страшилище, а маленького человечка боится!"
   С тех пор, встречая ребят в лесу, синичка пела им звонкую песенку:
   Зинь-зань-ле! Зань-зинь-ле!
   Кто пораньше встает,
   Тот грибы себе берет,
   А сонливый да ленивый
   Идут после за крапивой.
   Эта маленькая девочка, от которой убежал медведь, всегда приходила в лес первая и уходила из лесу с полной корзинкой.
   АВГУСТ
   - После июля, - сказал Старый Воробей, - идет август. Третий - и, заметь себе это, - последний месяц лета.
   - Август, - повторила Зинька.
   И принялась думать, что ей в этом месяце делать.
   Ну, да ведь она была синичка, а синички долго на одном месте усидеть не могут. Им бы все порхать да скакать, по веткам лазать то вверх, то вниз головой.
   Много так не надумаешь.
   Пожила немножко в городе - скучно. И сама не заметила, как опять очутилась в лесу.
   Очутилась в лесу и удивляется: что там со всеми птицами сделалось?
   Только что все гнали ее, близко к себе и к своим птенцам не подпускали, а теперь только и слышит: "Зинька, лети к нам!", "Зинька, сюда!", "Зинька, полетай с нами!", "Зинька, Зинька, Зинька!".
   Смотрит - все гнезда пустые, все дупла свободные, все птенцы выросли и летать научились. Дети и родители все вместе живут, так выводками и летают, а уж на месте никто не видит, и гнезда им больше не нужны. И гостье все рады: веселей в компании-то кочевать.
   Зинька то к одним пристанет, то к другим; один день с хохлатыми синичками проведет, другой - с гаечками-пухлячками. Беззаботно живет: тепло, светло, еды сколько хочешь.
   И вот удивилась Зинька, когда белку встретила и разговарилась с ней.
   Смотрит - белка с дерева на землю спустилась и что-то ищет там в траве. Нашла гриб, схватила его в зубы - и марш с ним назад на дерево. Нашла там сучочек острый, ткнула на него гриб, а есть не есть его: поскакала дальше. И опять на землю - грибы искать.
   Зинька подлетела к ней и спрашивает:
   - Что ты, белочка, делаешь? Зачем не ешь грибы, а на сучки их накалываешь?
   - Как зачем? - отвечает белка. - Впрок собираю, сушу в запас. Зима придет - пропадешь без запаса.
   Стала тут Зинька примечать: не только белки - многие зверюшки запасы себе собирабт. Мышки, пллевки, хомяки с поля зерна за щеками таскают в свои норки, набивают там свои кладовочки. Начала и Зинька кое-что припрятывать на черный день; найдет вквсные семечки, поклюет их, а что лишнее - сунет куда-нибудь в кору, в щелочку.
   Солвоей это увидел и смеется:
   - Ты что же, синичка, на всю долгую зиму хочешь запасы сделать? Этак тебе тоже нору копать впору.
   Зинька смутилась.
   - А ты как же, - спрашивает, - зимой думаешь?
   - Фьють! - свистнул соловей. - Придет осень, - я отсюда учлечу. Далеко-далеко улечу, туда, где и зимой тепло и розы цветут. Там сытно, как здесь летом.
   - Да ведь ты соловей, - говорит Зинька, - тебе что: сегодня здесь спел, а завтра - там. А я синичка. Я где родилась, там всю жизнь и проживу.
   А про себя подумала:
   "Пора, пора мне о своем домке подумать! Вот уж и люди в поле вышли убирают хлеб, увозят с поля. Кончается лето, кончается..."
   СЕНТЯБРЬ
   - А теперь какой месяц будет? - спросила Зинька у Старого Воробья.
   - Теперь будет сентябрь, - сказал Старый Воробей. - Первый месяц осени.
   И правда: уже не так стало жечь солнце, дни стали заметно короче, ночи - длиннее, и все чаще стали лить дожди.
   Первым делом осень пришла в поле. Зинька видела, как день за днем люди свозили хлеб с поля в деревню, из деревни - в город. Скоро совсем опустело поле, и ветер гулял в нем на просторе. Потом раз вечером ветер улегся, тучи разошлись с неба. Утром Зинька не узнала поля: восе оно было в серебре, и тонкие-тонкие серебряные ничточки плыли над ним по воздуху. Одна такая ниточка, с крошечным шариком на конце, опустилась на куст рядом с Зинькой. Шарик оказался паучком, и синичка, недолго думая, клюнула его и проглотила. Очень вкусно! Только нос весь в паутине.
   А серебряные нити-паутинки тихонько плыли над полем, опускались на жнитво, на кусты, на лес: молодые паучки рассеялись так по всей земле. Покинув свою летательную паутинку, паучки отыскивали себе щелочку в коре или норку в земле и прятались в нее до весны.
   В лесу уже начал желтеть, краснеть, буреть лист. Уже птичьи семьи-выводки собирались в стайки, стайки - в стаи. Кочевали все шире по лесу: готовились в отлет.
   То и дело откуда-то неожиданно появлялись стаи совсем незнакомых Зиньке птиц - долгоногих пестрых куликов, невиданных уток. Они останавливались на речке, на болотах; день покормятся, отдохнут, а ночью летят дальше - в ту сторону, где солнце бывает в полдень. Это пролетали с дадекого севсера стаи болотных и водяных птиц.
   Раз Зинька повстречала в кустах среди поля всеелую стайку таких же, как она сама, синиц: белощекие, с желтой грудкой и длинным черным галстуком до самого хвостика. Стайка перелетела полем из леска в лесок.
   не успела Зинька познакомиться с ними, как из-под кустов с шумом и криком взлетел большой выводок полевых куропаток. Раздался короткий страшный гром - и синичка, сидевшая рядом с Зинькой, не пискнув, свалилась на землю. А дальше две куропатки, перевернувшись в воздухе через голову, замертво ударились о землю.
   Зинька до того перепугалась, что осталась сидеть, где сидела, ни жива ни мертва.
   Когда она пришла в себя, около нее никого не было - ни куропаток, ни синиц.
   Подошел бородатый человек с ружьем, поднял двух убитых куропаток и громко крикнул:
   - Ау! Манюня!
   С опушки леса ответил ему тоненький голосок, и скоро к бородатому подбежала маленькая девочка. Зинька узнала ее: та самая, что напугала в малиннике медведя. Сейчас у нее была в рук\ах полная корзинка грибов.