— Еще! Еще! — возбужденно торопила Лена.
   Скайдер нырял из бездны в бездну. Несовместимое совмещалось: холодная вода и жаркий огонь, твердь и воздух, даль и близь, звезда и планета, черный вакуум и зеленая тайга… Миры мелькали, как стеклышки калейдоскопа. Они были здесь, они были там, нигде и везде, недостижимые, послушные, меняющие форму и цвет, подвластные детской прихоти, доступные, словно лежащий на ладони апельсин. Ими можно было играть, их можно было тасовать, наслаждаясь все новыми впечатлениями, все новыми сочетаниями. Галактика, зажатая в горсти…
   Еще одно сочетание, еще и еще… И до бесконечности. Нет. Ладонь устала сжимать, глаза устали видеть. Лена отвернулась от экрана и деловито осведомилась:
   — Как это тебе удалось?
   — Головой думать надо, — наставительно произнес Рэм. Скайдер — он что? Машина, телевизионно связанная с экспедиционными кораблями. Там летят, плывут, а сюда передается изображение. Вместо учебного пособия. "Это, дети (Рэм презрительно скривил губы), земная мантия, а это корабль приближается к Сириусу. Запомните и опишите потом своими словами. Все-то по полочкам, эх! А я вот захотел и устроил смешанку.
   — Смешанку?
   — Угу. Все вперемежку и друг на друга. Здорово, правда?
   — Здорово, — согласилась Лена, но уже без былого восторга.
   Они еще немножко посмотрели смешанку. Забавы ради швырнули в кратер Этны какой-то астероид, заморозили в метановых льдах Плутона, статуи острова Пасхи, подумали — не добавшь ли что еще? — но решили, что не стоит.
   — Все равно эго ненастоящее пугешествие, — сказала Лена. — Это как бы настоящее.
   — Хочешь, аварию устроим? — встрепенулся Рэм.
   — Так скайдер же потерпит аварию…
   — А ты хочешь, чтобы звездолет?
   — Нет, нет! Только…
   Она замолчала.
   Рэм, хмурясь, выключил аппаратуру. Чужие миры, в последний раз призывно сверкнув всеми красками, отлетели в свои недоступные для ребят дали. Лена не возражала. Рэм включил внутреннее освещение. В тесном пространстве зиял пустой ряд кресел, поблескивал металл подлокотников, над головой низкой сферой смыкался эмалевый потолок. Слепо серел экран.
   Рэм неторопливо уничтожил следы своего вмешательства в конструкцию скайдера, вытер руки о штаны и открыл люк. Они вышли из шлюпки, покинули школу и задумчиво побрели через лесок, окружавший здание.
   — Да, ты права, — грустно сказал Рэм. — Смешанна тоже надоедает. Что бы такое придумать настоящее?
   Лена не отвечала. Она шла по дорожке, прикрыв глаза, солнечные блики теплой ладонью гладили ее лицо, ее ноги купались в легком ветерке, пахло разомлевшей веленью, и Лене было так хорошо, что никуда ей больше не хотелось, даже к центру Галактики.
   А Рэм уже обдумывал план, который бы дал ему возможность попасть в одну из тех заманчивых экспедиций, что транслировались по школьному скайдеру. Для Лены он тоже искал в ней место.

Как на пожаре

   ВКЛЮЧИЛАСЬ ПЕРВАЯ ПРОГРАММА. Аппарат лег в дрейф вокруг Звезды. Раскрылись щитки, выдвинулись локаторы. Тело, скользящее в холодных пространствах, стало похоже на махровую черную розу.
   Датчики, как губки, впитывали информацию. Иногда по бокам аппарата вспыхивали язычки огня. Тогда его орбита петлей захлестывала бег то одной, то другой планеты. Но к их поверхности разведчик не приближался.
   Внезапно приборы разведчика поймали радиопередачу.
   ВКЛЮЧИЛАСЬ ВТОРАЯ ПРОГРАММА. Аппарат сошел со звездоцентрической орбиты. Теперь он узил круги над избранной планетой. Его аналитический блок ловко и быстро препарировал все радио- и видеосигналы, идущие оттуда. И когда структура языков чужого мира перестала быть тайной, ВКЛЮЧИЛАСЬ ТРЕТЬЯ ПРОГРАММА.
   — "Эридан", с ума спятили!!! На четвертую, говорю, четвертую! Что-о?! «Плутон», вас еще не хватало…
   Что «Эридан» валился из космоса с неисправными двигателями — ладно, это было полбеды. Что сеть внеземных станций уподоблялась теперь посудной лавке, куда попал слон, — тоже, но авария "электронного мозга" в расчетном центре! Теперь все зависит от самообладания Тан Ростова, проворства рук главного диспетчера и крепости его голосовых связок. Если бы в диспетчерской разом занялись огнем все четыре угла, суматохи было бы меньше. Видеофоны неистовствовали, как болельщики в минуту гола, наземные службы орали сразу по пяти каналам, на пульте бились в истерике операционные сигналы, а тут еще вышел на связь «Плутон»!
   — Немедленно! — взмокшие помощники вздрогнули, как от удара тока. Всех переключить на вспомогательные центры, всех!
   — "Плутон" не получил от вас команды, непорядок, — жирным голосом напомнил о себе орбитальный грузовик.
   — Катитесь к черту! — взвешенно огрызнулся Ростов, отчаянно нажимая кнопки на пульте. — «Эридан», эй, «Эридан»!
   — Буду жал…
   Главный диспетчер локтем (пальцы были заняты) вырубил связь с «Плутоном». Ему было не до орбитального, ни до чего на свете, кроме «Эридана». Он с силой оттолкнул руку помощника, сующего трубку видеофона. И тут, как назло, заглушая слова, на волну «Эридана» полезла посторонняя передача! Ростову захотелось стукнуть олуха по темени.
   — Эй, на волне 8119, убирайтесь прочь! Сию же секунду!!! Да не тебе «Эридан», не тебе… 17–15, даю «Эридану» 17–15, сектор «В»! Подтверждения не слышу!
   Еще бы! Наглец и не думал убираться с волны. Он шпарил что-то свое, и голос «Эридана» тонул в помехах, как писк комара в реве буйвола. Тан зашелся от ярости.
   — Вон из космоса!!! — заорал он так, что дневной свет в глазах пошел красными пятнами. — 8119, убирайся вон!
   Кажется, помогло. Волна очистилась. «Эридан», наконец, уразумел, что от него требуется, расчетный центр справился с повреждением. Уф!.. Паника спадала.
   И только теперь, когда можно было сесть в кресло и закурить сигарету, память выплеснула в сознание обрывки фраз из той, посторонней передачи. Главный диспетчер не донес сигарету до рта. Он так и замер, выпучив глаза.
   Аналитический блок разведчика трижды оценил ситуацию. Ошибки не было. В ответ на дружеское послание с планеты последовал энергичный и недвусмысленный приказ убраться. У автомата не было гордости, но она была у его создателей. Они предусмотрели возможность враждебного отказа, и потому немедленно ВКЛЮЧИЛАСЬ ЗАПАСНАЯ ПРОГРАММА.
   Локаторы мгновенно убрались в гнезда, щитки захлопнулись, включился главный двигатель. Уже через час система негостеприимной Звезды, отвергнувшая дружбу древней цивилизации Галактики, скрылась из виду.

Сломался эскудер

   Лесная дорога сворачивала вправо. Там была лесная поляна, вся в желтых цветах лютика, и над поляной висело обыкновенное летающее блюдце.
   Именно в этот момент люк распахнулся, и по воздуху, как по трапу, на землю спустился инопланетянин. Он был маленький, кругленький, розовенький, почти голый и блестел, точно смазанный.
   Я не испугался и даже не очень удивился, потому что многочисленные рассказы и статьи о грядущем Контакте психологически подготовили меня к такой встрече. Было только ужасно неловко, что на мне нет строгого черного костюма, нейлоновой рубашки и галстука. Я застегнул ворот ковбойки, смахнул с локтя приставшую в лесу паутину, шагнул навстречу инопланетянину и сказал:
   — Здравствуйте!
   — Здравствуйте? — ответил он мне, не раскрывая рта, на чистом русском языке, и этому я тоже не удивился, так как из литературы знал, что среди других цивилизаций телепатический обмен мыслями развит необыкновенно.
   — Здравствуйте, — повторил он. — У меня сломался эскудер. Где тут ближайший соттар?
   — Что? — изумился я. — Соттар? Это что такое?
   — Как что такое? — теперь изумился он. — Ну, это… Это есть… такое место, где чинят…
   — Ремонтная мастерская! — догадался я.
   — Вот-вот! Понимаете, мой эскудер…
   "Эскудер… — ошалело подумал я. — Соттар… Ремонтная мастерская…" Не так мне рисовалась встреча. "Ах да! Он же потерпел аварию! Тогда все понятно. Он ищет у землян помощи".
   — Что у вас случилось с двигателем? — спросил я, заглядывая под блюдце.
   — Вы спектралист? — обрадовался он. — Тогда, может быть, вы мне объясните, отчего во время фикаризации субтит желтокс?
   При слове «желтокс» глаза у меня непроизвольно полезли на лоб. Контакт "братьев по разума" явно отклонялся от традиционной схемы.
   — Вы потерпели аварию, — тупо сказал я.
   — Какую аварию? — он даже подпрыгнул. — Желтокс субтит!
   — А этот… как его… эскудер не субтит?
   — Вы с ума сошли! Как может эскудер субтить? — Позвольте, так вы, значит, не спектралист?
   — Нет, — ответит я.
   — Так чего же вы меня пугаете? Скажите прямо: смогу я здесь починить эскудер или нет?
   — Наша земная техника… — начал было я давно застрявшую в горле фразу.
   — Не ваша, так соседней планеты, — нетерпеливо перебил он. — Какая разница!
   — Большая, — сказал я.
   Он фыркнул oт возмущения.
   — Знаете что, мне некогда шутки шутить. Мне нужно почнить эскудер. Я не могу без эскудера. Так есть у где-нибудь тут поблизости, — он обвел розовым пальцем небо, — ну, не соттар, а хотя бы примитивный спуч?
   — Ну вот что, — сказал я. — Я не знаю, что такое «спуч». И что такое «желтокс» Но я рад приветствовать вас у нас на Земле. Мы счастливы, что Контакт наконец-то установился. И в этот торжественный миг…
   — Как? — заволновался инопланетянин. — Выходит, я не туда попал?
   — Разве вы летели не на Землю?!
   — Впервые слышу о такой звездной системе.
   — Это название нашей планеты!
   — Прелестное название. И у вас мило, очень-очень мило… Как жаль, что у вас нет соттара!
   — Зато у нас есть…
   — Знаю, знаю! Всякие там памятники, пейзажи… Но у меня кончается отпуск.
   — Так вы не исследователь?! Не ученый?
   — Нисколько Я…
   Он не договорил. По его лицу медленно разлилось Недоумение. Он посмотрел на свои ноги, потом на меня…
   — Это что такое? — взвизгнул он, показывая на двух жирных комаров, которые с явным намерением откушать прилепились к его бедру.
   — Это комары. Сгоните их.
   — Кусаются?!
   — Пустяки, не обращайте внимания.
   Инопланетянин резва подпрыгнул и, дрыгая пятками, взмыл к своей скорлупе.
   — Куда же вы! — закричал я. — Поймите, наконец, представитель иной цивилизации что вы первый который…
   — Если другим нравится, когда их кусают, то это их дело, — донеслось из люка. — Прощайте, прощайте.
   Спина у него была такая гладенькая и ухоженная, что я понял всю безнадежность попыток достичь взаимен понимания. Она прямо таки сочилась презрением
   — Эй! — заорал я ему вслед — Всего один вопрос что это за штука такая — эскудер?
   — Эскудер? — он оглянулся — Вы даже этого не знаете? Странно! Чем же вы тогда чистите зубы?
   Люк захлопнулся. Инопланетянин отбыл.

Его Марс

   Все торопились выпить эликсир кое кто еще дожевы вал бутерброд из автоматической кофеварки с шипением вырывались клубы пара играла музыка. "Девочки, девочки, мы опаздываем!" — раздалось слева. Там возникло движение, разноязычный гул на мгновение притих. Зал зажужжал с удвоенной силой. «Пардон» — послышалось рядом, и чей-то локоть мягко развернул Сиина, ему в лицо ударило марсианское солнце, безжиненно-яркое из-за спектроля; пламенем полыхнули рыжие волосы девушки, оказавшейся напротив; она скользнула по нему равнодушным взглядом и быстро заговорила что-то на ухо коренастому тугощекому парню, который меланхолично кивал в ответ. Силин тоже протиснулся к стойке и налил себе эликсир. Коричневая жидкость шипяще вспенилась. Он выпил горький эликсир и подумал, что у напитка дурацкое название. Гул, музыка, суматоха внесли растерянность в его мысли, да и не удивительно, потому что вокруг все знали, чего хотят, а он нет.
   "ЭКСКУРСИЯ № 2, просим к шлюзу! Просим к шлюзу экскурсию N 2. Не забудьте выпить эликсир! Выпить эликсир не забудьте!"
   Силина опять развернуло, но на этот раз он подчиобщему движению. Проклятая акселерация! В подсети он был видным мужчиной, а теперь перед глазами маячили затылки тех, кто годился ему в сыновья и в дочери. Самодвижущаяся песчинка в потоке. Все оавно так было лучше, чем бесцельно стоять в одиночку среди тех, кто одиноким себя не чувствовал.
   Пропускали по очереди. Едва человек переступал порог шлюза, проем загорался зеленым — это значило, что турист принял эликсир. Перед Силиным шел юноша в радужной дюролезой куртке, и его встретил не зеленый, а красный сигнал. Юноша споткнулся от неожиданности, и куртка на нем полиловела. Очередь засмеялась. Тотчас на куртке выступили пятна желчи. Смех усилился. Лишь отчаянные модники носили одежду из дюроля, которая меняла цвет в зависимости от настроения владельца, чем нередко ставила его в глупое положение. Юноша бегом помчался пить эликсир, а Силин прошел в шлюз.
   Открылась дверь наружу, и передние скорчили гримасу. Но это неудовольствие было скорей деланным. Все озирались с победным видом-как-никак они дышали марсианским воздухом, настоящим марсианским воздухом, кисловатым и разреженным, так что от частых и глубоких вдохов высоко вздымалась грудь.
   — Раньше туда нельзя было сунуться без скафандра, — зачем-то сказал Силин.
   — Ну да, при царе Горохе, — бойко отозвалась черноволосая девушка с глазами цвета бирюзы и фыркнула в ладонь.
   "Это было при мне!" — хотел сказать Силин, но сдержался. Девчонка по-своему права. Все, что было до ее рождения, будь то Древний Рим или освоение Марса, существовало для нее в стереофильмах, книгах, учебниках, но никак не в ее памяти, и к Марсу она должна была относиться иначе, чем он, тут ничего нельзя было поделать. Но ему стало грустно. Среди этих людей он был единственным, для кого прошлое сохранило цвет, запах и вкус. Воспоминания — богатство стариков…
   В просторном салоне они расселись по мягким креслам, и аэробус, набирая скорость, заскользил на воздушной подушке. Полусфера крыши была из спектроля, и днище тоже было из спектроля, весь аэробус, кроме ходовой части, был сделан из прозрачнейшего спектроля, поэтому казалось, что над марсианской равниной летят поставленные в ряд кресла, а их, словно вожак-журавль, тянет на незримой привязи оперенный каскадными рулями двигатель.
   Удаляющееся здание турцентра сверкало, как хрустальное яйцо. По сторонам от трассы до самого горизонта росли посаженные в шахматном порядке мутанты гималайских сосен. Темно-синюю хвою припудривал кирпичный налет пыли.
   — Интересно, тут есть грибы? — спросил тугощекий спутник рыжеволосой девушки.
   — Должны быть, — ответила она. — Где лес, там и грибы.
   Она покосилась на Силина, будто ища подтверждения. Но Силин ничего не мог ответить: на его Марсе грибов не было.
   — Об этом, вероятно, сказано в путеводителе, — парень зашуршал брошюрой.
   — Вы только поглядите, все озеленено! — восторженно воскликнула какая-то женщина.
   Фиолетовое небо над головой было прежним. Чистым, пустым, слегка тронутым изморосью перистых облаков.
   Как льдинка, опущенная в родник, в нем таял пик Фобоса.
   Вдали проступила зубчатая череда гор. Сосед Силина с треском разорвал пакет с миндалем и горстью отправил лакомство в рот.
   — Угощайтесь, — сказал он, протягивая пакет.
   — Спасибо, — ответил Силин. — Не хочется.
   — Да-а, — задумчиво протянул сосед, не переставая жевать. — Как представишь, что раньше здесь ничего не было… Даже не верится.
   — Почему "не было"? — сказал Силин. — Было.
   — Как так "было"? — сосед с интересом взглянул на Силина. Когда он говорил и жевал, кожа под подбородком собиралась у него в складки. — Раскопки доказали, что на Марсе никогда не было ничего похожего на цивилизацию.
   — Была природа. Дайте, пожалуйста, вашего миндаля, я передумал.
   — Берите, берите… Природа, значит? Природа и сейчас осталась. Я очень люблю настоящую природу. Ради этого я сюда и летел. Поэкскурсирую, а потом двинусь с палаткой к хребту Митчелла. Жаль, что здесь нет рыбы.
   — В подледных морях есть.
   — Не могу же я тащить с собой буровую установку! Но, может быть, заказать вертолет? Как вы думаете?
   — Обязательно закажите. Тридцать метров песка и столько же льда, а под ними стаи безглазых рыб. Попадаются экземпляры весом в центнер.
   — Вы шутите? Впрочем, я понял. Вы хорошо знаете Марс. У меня нюх на таких людей.
   — Что вы? Па Марсе я бывал так, заездом.
   — Командировка?
   — Нечто в этом роде. Давно.
   — Жаль, что я ошибся. Вы говорите, не застали те времена, когда…
   — Нет, не застал. Это было до меня. Или после. Не помню.
   — Жаль, очень жаль. Рассказы бывалых людей — это очень интересно. А откуда вы знаете про рыбу?
   — Прочитал где-то.
   — Место не припомните?
   — Нет.
   — Досадно. Но вы меня зажгли. Расспрошу на базе. Еще миндаля?
   — Спасибо.
   Сосны кончились. Аэробус описал полукруг над коричневым плато, и у Силина защемило сердце. Где-то здесь он впервые увидел Марс. Справа, как и сейчас, была цепь гор, тон ржавые копьевидные вершины, синие ледяные тени в провалах. Ветер вздымал фонтанчики красного песка, пузырился оплавленный при посадке камень. Ошалев от радости, они стреляли в воздух и обнимали друг друга, а потом вдруг притихли и долго-долго смотрели на эти горы, пересыпали в ладонях марсианский песок, веря и не веря, что они стоят на чужой планете н что это не сон.
   — Мы приближаемся к Памятнику, — торжественно возвестил автоматический гид. — Именно здесь пятьдесят восемь лет назад впервые совершил посадку на Марс космический корабль…
   "Это был не мой корабль, — подумал Силин. — Наша экспедиция была третьей. Но садились мы здесь, ориентируясь на радиомаяки первой. Интересно, они сохранились?"
   Ему почему-то хотелось, чтобы маяки сохранились.
   Аэробус проскочил гребень, и Силин в первое мгноне поверил своим глазам. Ему показалось, что действительно ракета и она действительно садится в огне, дыму и вихрях пыли. Памятник был сделан искусно. Разноцветный спектроль с абсолютным правдоподобием воспроизводил и столб угасающего пламени, и разбегающиеся от него черные клубы дыма. Это пламя ревело, этот взметнувшийся песок клокотал, эта ракета вибрировала, оседая на газовую подушку.
   — Подумать только, на каких керосинках летали, — вздохнул сосед.
   Все головы были повернуты в одну сторону, все смотрели на Памятник, а гид торопливо разъяснял, в чем его красота.
   Аэробус сел, туристы вышли и потянулись гурьбой к Памятнику, на ходу вытягивая из футляров киносъемочные годографы
   Силин отстал. Он искал взглядом место, где были маяки.
   Он чуть не прошел мимо одного из них, потому что по привычке искал их поодаль от места посадки. Но их перетащили ближе, вероятно затем, чтобы посетители могли осмотреть все, не тратя время на ходьбу.
   Силина удивило, чго радиомаяк выглядел как новенький. Этого не должно было быть, потому что уже тогда струи песка счистили с него защитный лак и он был матовый, изборожденный царапинами. Силин нагнулся и прочел пояснительную табличку. "Радиомаяк, по пеленгам которых садились первые марсианские экспедиции. Реконструирован в стиле той эпохи".
   Все правильно. Тогда была другая эпоха. Герои летали на керосинках. Садились вслепую по этим… как их? — ax да! радиомаякам. "Реконструирован в стиле той эпохи…"
   Внезапно Силин почувствовал огромность прожитого. Ему-то казалось, что все это произошло недавно Вещи всегда были долговечней людей. Теперь все наоборот. Ему восемьдесят лет, он жив, он помнит корабли, давным-давно сданные в музей, помнит дома-коробки, которых уже нет, помнит хлебные поля, вытесненные синтепищей. "Последний из могикан, — Силин усмехнулся. — Что ж, все правильно".
   Туристов он застал за осмотром мемориальной стены. На сером граните были выбиты изображения тех, кто осваивал Марс, ниже стояли их фамилии, даты первых экспедиций. Коротко упоминалось, кто что сделал. Силин увидел и свой барельеф. Да, о нем не забыли. Каменный Силин смотрел на живого Силина сурово и бесстрастно. Живой Силин не чувствовал волнения. Это был не он, таким он никогда не был, с барельефа смотрел не человек, а суровый герой, кем-то выдуманный в назидание потомкам.
   — Говорят, кое-кто из них еще жив, — донеслось до Силина.
   — Что ты, они все погибли, это я знаю точно…
   — Нет же! Бергер жив, Силин жив, их недавно показывали по стереовидению…
   Силина передернуло. Он хотел отойти, но заметил, что рыжеволосая девушка наклонилась и положила к подножыо мемориала букетик цветов,
   — Почтили память?
   Голос ему изменил, и девушка посмотрела на него с недоумением.
   — А что тут такого? — спросила она осторожно.
   — Вы знали кого-нибудь из тех?
   — Кто же их не знает?
   — Я, например.
   — Вы? Но ведь они, очевидно, были вашими современниками?
   — Эти герои?
   — Ну да. По-вашему, они не герои?
   — Конечно, нет. Просто они делали свое дело, вот все.
   — Дело делу рознь. Я тоже делаю свое дело, но никто…
   — У вас характерный загар. Вы работаете в космосе!
   — Да, на Ио. В обсерватории.
   — И сюда прилетели отдыхать.
   — С Ио. В вашем возрасте я и представить не мог, что наступит время, когда работа на Ио станет обыденностью. Как и отдых на Марсе.
   — К чему вы все это говорите? Вы в чем-то хотите меня убедить? В чем?
   — Не обращайте внимания. Все старики ворчливы и хотят неизвестно чего. Свойство возраста. Все у них есть, а они с тоской вспоминают дни, когда у них ничего не было.
   Силин ушел, провожаемый удивленным и чуточку встревоженным взглядом девушки. Он досадовал на себя, что затеял этот глупейший разговор. Что он хотел сказать? Что? Так было всегда. Люди с риском для жизни пробивались к полюсу, а через несколько десятилетий над тем же полюсом стали регулярно летать комфортабельные лайнеры и пассажиры с любопытством поглядывали в иллюминатор. Ах, это и есть полюс? Та самая таинственная точка земного шара? Вот эти льды? Не знал бы, так и не обратил внимания! По пятам подвига всегда следует обыкновенная жизнь. Так, значит, ради нее-то люди и рискуют жизнью? Переступают грань возможного ради нее?
   "Да, — ответил себе Силин, — и ради нее тоже. Но не во имя безграничного расширения обыденности. Тогда во имя чего же? Или во всем этом из вечном движении к новому смысла не больше, чем завоевании морскими животными суши четыреста миллионов лет назад?
   "Космический пессимизм, — подумал Силин, — у меня космический пессимизм. А все потому, что я сегодня встретился с пошлостью, и она заслонила все. Вот это и есть старость. Каждый шаг вперед, через непреодолимое, изменяет жизнь. Опять не то! Изменения ради самих изменений — тоже мне цель… Но она есть, коль скоро люди поступают так, как они поступают. Мы хотим, чтобы с каждым поколением жизнь делалась лучше. Разумней. Счастливей. Только это и гонит всех нас вперед. Только это.
   Мы открываем детям новые горизонты, они идут дальше, так и должно быть. Если человечество вдруг скажет, что оно достигло всего, и мечтать больше не о чем, и стремиться некуда, то, значит, пришел его смертный час. И я не имею права оценивать этот Марс мерками своей юности. Как и свою роль в его изменении, впрочем. Так каменщик, кладущий свой кирпич, не имеет права сетовать даже в том случае, если потомки снесут построенный им дом ради возведения другого, лучшего.
   А пошлость? Просто это очень живучий сорняк, ничего, исчезнет и он".
   После Памятника аэробус доставил экскурсию к скале "Медная богиня", возле которой находился заповедкик марсианских эретриумов. Они побродили среди синюшных вздутых странных растений, пообедали в кафе и двинулись к Морю несчастий.
   — Нет, что бы там ни твердили, а на Луне интересней, полулежа в кресле, благодушно разглагольствовал сосед Силина. — "Ночь лунных цветов" — это же прелесть! Вы не были там? Нет? Уютный ресторанчик в кратере Аристарха, кухня там бесподобная, но все же пустяки. Там надо быть в полноземелье. Сидишь под куполом, чернота, а в ней точки, точки, белые, желтые, красные, синие, зеленые звезды…
   — Зеленых звезд не бывает.
   — Неважно. А кругом равнина, залитая земным светом! Чувствуете контраст? Мысли все какие-то торжественные, и музыка тихо-тихо играет… И Земля светит. Фантастика! А потом начинают падать метеориты. Искусственные, конечно. Но этого посетителям не говорят, чтобы не разочаровывать. Знаете, как это прекрасно?'Поднимаются фонтанчики пыли, свет в них блестит перламутром, они как цветы… И тут же опадают. А на Марсе что? Почти как на Земле. Не-ет, Марс меня разочаровал…
   — Тогда утопитесь.
   — Как? Я вас не понял…
   — Ну, если вам даже на Марсе скучно, тогда зачем жить?
   Сосед растерянно хихикнул, потом обиделся. Разговор, естественно, иссяк.
   — Мы приближаемся к месту, где в период освоения Марса природа бросила человеку наиболее суровый вызов, — сдержанно заговорил автогид. — До того, ак мы научились регулировать погоду планеты, здесь было подлинное гнездо песчаных бурь коран. Сейчас, когда мы только что миновали энергостанцию, а впереди по курсу лежат сады Сезоастриса, трудно поверить, что когда-то почва и воздух вдруг закипали здесь и ураган подбрасывал вездеходы, словно это быИ песчинки. Но так было. Здесь, на этой страшной равнине, погибли…
   Аэробус парил над блекло-розовой равниной, и впервые за всю поездку вокруг была пустыня, не отмеченна человеческим присутствием. Даже небо здесь было другим — тусклым и непрозрачным. "Пятьдесят лет назад при виде такого неба я убрался бы отсюда со скоростью щенячьего визга, — подумал Силин. — Блекман тогда не успел удрать. Когда мы нашли его после бури, он был еще жив, и нам пришлось отрубить раздавленные ноги, иначе его нельзя было вытащить".