В общем, я тихо спустился вниз и застал всех наших родителей за завтраком.
- Проснулся, ранняя пташка? - приветствовала меня мама. - А где остальные?
- Еще спят, - ответил я. - Я решил их не будить.
- Надо бы их поднять, - озабоченно сказала тетя Катя. - А то у них весь режим собьется. Ложатся за полночь, встают невесть когда...
- Пусть расслабятся на праздники, - сказал отец, а дядя Сережа кивнул головой в знак согласия. - Уже сегодня жизнь начнет входить в норму. Какие у вас планы? - спросил он у меня.
- Еще не знаю, - сказал я, делая себе бутерброды. - А у вас?
- Скоро поедем машину вытаскивать, - сказал отец, поглядев на часы. Вот только Михаила дождемся... Он хочет последний раз осмотреть место происшествия, при дневном свете. Кстати, министр со своими охранниками уже там!
- Да ну? - удивился я. Я-то воображал, что министр ещё только глаза продирает. - Сам хочет во всем разобраться?
- Сказал, что дикий лес для него - дом родной, - сообщил дядя Сережа. - Что он в молодости и охотился, и по тайге бродил, поэтому лесные следы умеет читать почище любого сыщика. Что он всей своей охране нос утрет!..
- А секретарь с ними не пошел, потому что министр велел ему ковром заняться? - спросил я.
- Да, - сказала мама. - Да он и сам заявил, что ему легче ковер выбивать, чем таскаться по лесу. После вчерашней баньки он все ещё сам не свой.
- М-да, ухайдокал его Степан Артемович! - усмехнулся отец.
- И все-таки, нельзя так над человеком измываться! - сказала мама. Когда человек, едва сев ужинать, от одной рюмки валится с закрытыми глазами, и охранникам приходится на плечах уносить его в постель... Степану Артемовичу не подтрунивать над ним надо после этого, а оставить в покое! Ну, не создан организм секретаря для таких перегрузок - что теперь, совсем ничтожеством его считать?
- Да не считает его ничтожеством Степан Артемович, - возразил отец. В секретари бы не взял, если б считал... А что подтрунивает - так ведь добродушно.
Мама, по-моему, не совсем была с этим согласна, но промолчала.
- Похоже, мне удалось найти с ним контакт, - задумчиво сказал дядя Сережа. - Спасибо тебе, что ты так естественно навел разговор на мои занятия и проблемы. Сам бы я ни за что не решился об этом заговорить.
- Да брось ты! - сказал отец. - Хорошо будет, если твоя проблема вдруг решится, вот и все... - он встал из-за стола. - Я буду у себя в каморке. Мне надо ответить на несколько деловых писем. Дела, к сожалению, не ждут... Когда приедет Михаил, покажите ему, где меня найти.
Вот он, подходящий случай, подумалось мне! Но я не стал сломя голову кидаться вслед отцу, на ходу дожевывая завтрак, а чинно посидел ещё минут десять. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь, даже мама, догадался, как срочно и настоятельно мне надо поговорить с отцом.
Поэтому я выждал, пока взрослые опять увлекутся своими разговорами и перестанут обращать на меня внимание, а потом тихо выскользнул из-за стола.
Комнатка, которую отец называл своей "каморкой", была по сути его рабочим кабинетом. Там он занимался всеми "бумажными" делами, составлял таблицы и графики, по которым было видно состояние всего его лесного хозяйства - от численности бобров до интенсивности нерестового хода форели в разные годы, от времени прилета утиных стай до схем с участками больного леса и новых лесных посадок (больные участки заштриховывались красным, новые посадки - зеленым) - расшифровывал и переносил на бумагу все то, что наговаривал на диктофон во время своих долгих инспекционных походов, делал выписки из книг и справочников по своей тематике; словом, как он это называл, "подтягивал болты". "Это подводная часть айсберга, - говаривал он. - Невидимая работа, благодаря которой я могу предвидеть жизнь леса на много лет вперед и вовремя определять, где надо будет вмешаться."
Эта "каморка" находилась в конце коридора первого этажа, и лестница на второй загораживала её дверь так, что комната получалась совсем уединенной. Я тихо прошел туда и так же тихо приоткрыл дверь. Отец сидел ко мне спиной и писал.
- Папа, - проговорил я, - можно мне с тобой посоветоваться?
- Да? - он поднял голову от бумаг и повернулся ко мне. - Заходи, не бойся. Что случилось?
Отец знал, что если я вторгаюсь к нему во время его работы, то по пустякам отвлекать его не собираюсь.
- Много чего, - сказал я, заходя в каморку и аккуратно затворяя за собой дверь. - Ну, во-первых, мне не нравится этот охранник, который оказался полковником. Он все время давил на то, что ружья украл кто-то из своих - иначе бы, мол, Топа с его нюхом поднял тревогу намного раньше. Он явно подозревает дядю Сережу - ведь больше некого подозревать. Но зачем дяде Сереже воровать ружья? Да и как бы он сумел это сделать?
Отец нахмурился. Видно, он думал о том же самом, и эти мысли не давали ему покоя.
- Допустим, - сказал он. - И что ты предлагаешь сделать? Побыстрее поймать воров? Мы и так делаем все возможное.
- Нет, - ответил я. - Я понимаю, что поймать воров - это то, что не совсем от нас зависит. Но мне кажется, мы могли бы придумать что-нибудь, чтобы объяснить этому полковнику Юрию, что нельзя смотреть на всех так, будто все в чем-то виноваты и всех надо побыстрее схватить. Ведь так в нашем доме жить будет нельзя, пока министр не уедет!
- По-твоему, он именно так смотрел? - с легкой улыбкой спросил отец, откидываясь на спинку своего вертящегося кресла.
Эта улыбка слегка смутила меня, и я замялся.
- Ну...
- Не стесняйся, говори, что думаешь, - подбодрил меня отец.
- Прежде всего я думаю о Фантике, - сказал я. - Каково ей будет, если она поймет, что её отца подозревают? Ну, и всем нам будет кисло.
- Разумеется, с Ванькой ты об этом не говорил? - осведомился отец.
- Нет, - ответил я. - И не только потому, что он ещё мал для таких разговоров. Ванька - как раз вторая проблема, о которой я хотел с тобой поговорить. Понимаешь...
- Ну? - чуть подстегнул меня отец.
- Ванька решил заделаться защитником животных, - сообщил я. - Видишь ли, до него вдруг доперло, что шапки и шубы делают из живых животных.
- Гм... - отец почесал подбородок. - Ясно, чем это пахнет. Ты, надеюсь, объяснил ему, что нашим гостям нельзя устраивать никаких демонстраций?
- Объяснил.
- Вот и хорошо. Смотри, чтобы Фантик сама ничего не заподозрила. Она умная.
- А сам ты что об этом думаешь? - спросил я.
- О защите животных?
- Да.
- Это трудно объяснить, - сказал отец. - Но попробую. Во всем нужна разумность. И отсутствие... ну, того, что называют или рвачеством, или жлобством. Ты помнишь историю про деда Мазая и зайцев?
- Помню, разумеется!
- Что дед Мазай говорил зайцам, когда их отпускал?
- Ну... Бегите, мол... "Слушайтесь, зайчики, деда Мазая"...
- Не совсем так. Он им говорит: "Только уж не попадайтесь зимой!" И добавляет: "Я их не бью ни весною, ни летом: шкурка плохая, линяет косой!"
- То есть... - я задумался. - Он их спасал, чтобы зимой ему побольше шкурок было?
- Вовсе нет! - ответил отец. - Он их спасал, потому что ему было их жалко! Но для него это не исключало, что зимой он будет заготавливать заячьи шкурки. В данном случае, он проявил себя самым что ни на есть разумным человеком. А ведь были в его времена, да и сейчас есть, такие горе-"охотники", - отец непередаваемым презрением в голосе закавычил это слово, - которые во время половодья подплывают к кочкам, на которых спасаются зайцы, и бьют их десятками, веслом или прикладом ружья... Понимаешь, в природе все взаимосвязано. Если зайцев становится слишком много, они начинают губить лес. Но волки не дают зайцам размножиться так, чтобы они стали опасными для всего окружающего. С волками тоже бывает очень по-разному. Есть места, где волки находятся под охраной закона, как исчезающий вид. А есть места, где за волчью шкуру платят премию, потому что волки слишком расплодились. И с кабанами то же самое. Мы охраняем кабанов, но при этом стараемся сдерживать их численность. Ведь если кабанов станет слишком много, они перероют весь заповедник так, что лес начнет болеть и умирать. Словом, что ни возьми - одно сдерживает другое, и вся природа состоит из таких сдержек и противовесов. И человек как часть природы изначально участвовал в этом цикле. Если бы мы не были нужны природе, нас бы здесь, на этой земле, не было. Другое дело, что люди часто берут намного больше того, что им полагается, особенно в наши времена... Но если устроено так, что мы едим мясо животных и согреваемся их мохнатыми шкурами - значит, это нужно не только нам.
- Но вот ты говоришь, - сказал я, - что поддерживаешь равновесие в заповеднике. Но разве это не искусственно? Ведь лес, вроде, должен жить сам, и сам решать, куда ему... ну, расти, что ли, или развиваться.
- О, это совсем другая тема! - рассмеялся отец. - Видишь ли, если бы наши леса были бескрайними, как в старину, то они бы, так сказать, "самосохранялись". Но, хоть наш заповедник и кажется огромным... Нет, он действительно огромен, без всяких "кажется"... И, все равно, это только малая часть былого, со всех сторон окруженная цивилизацией, с её городами, заводами и прочим. Поэтому у леса нет бесконечных резервов, которые были прежде. Вот и приходится помогать ему. Иначе бы и заповедники - и заказники, и национальные парки, в мире по-разному называют эти охраняемые остатки нетронутой дикой природы - были не нужны... - он помолчал немного и вернулся к прежней теме. - Жаль, вы с Ванькой вчера не слышали, как Сергей рассказывал министру, с чего начиналось его хозяйство. Он ведь сначала занимался исследованием поведения пушных животных как ученый, а потом их... ну, можно сказать, лабораторию, хотя вернее было бы назвать экспериментальным хозяйством... перестали финансировать. Сергей не мог смотреть, как звери умирают от голода. Он ушел. Ему позволили взять нескольких самых слабых зверей - мол, все равно доходяги, так пусть лучше у Сергея помирают, чем в хозяйстве. Но Сергей - отличный специалист, и он их выходил. Буквально ночей не спал, пока его выздоровевшие звери не начали давать здоровое потомство, и дело пошло.
- Об этом надо рассказать Ваньке, - заметил я.
- Обязательно. Я сам постараюсь с ним поговорить. Главное - быть разумным. Жалость без разума - это... - он махнул рукой. - Если ребенка все время жалеют по поводу и без повода и бесконечно причитают над ним, то что из него получится?
- Нытик и плакса, - сказал я. - А может, и ябеда.
- Верно. В общем. Получится слабый человек, которому в жизни придется очень трудно. Этакий вечно раскисающий эгоист, который ни с кем не считается, а в своих бедах и неудачах винит всех других. С природой то же самое... Но я понимаю Ивана Леонидовича, - добавил отец после паузы. Он частенько называл Ваньку по имени и отчеству - я бы сказал, с полушутливым уважением к его бронебойному характеру. - Мне самому бывает жалко тех или иных зверушек. Это необъяснимо, это просто пристрастие. Ты, может быть, заметил, что я никогда не стреляю белок? Рука не поднимается, и все тут, хотя и воротники и шапки из белок выходят отличные... В общем, - он усмехнулся, - помнишь один из ценных советов, которые Атос дал Д'Артаньяну?
- "Потребляй, но не злоупотребляй"? - отец часто цитировал этот совет, в числе других цитат из "Трех мушкетеров", поэтому мне не трудно было догадаться, что он имеет в виду.
- Вот именно. Я постараюсь объяснить это Ваньке, но и ты меня поддержи, заведи разговор при случае. Ведь и мы в заповеднике потребляем, но не злоупотребляем. Охотимся ровно в тех пределах, которые для леса не только не вредны, но даже полезны... - отец вздохнул. - Да, насчет охоты... Вот наша главная проблема.
- Из-за пропавших ружей? - спросил я.
- Наоборот. Я бы сказал, что в данных обстоятельствах ружья пропали очень кстати.
- Почему? - изумился я.
- Ты ведь видел, как охотится Степан Артемович? Всем должен показать, какой он охотник! Встает на точке, на которую гонят кабана, и ни-ни, не вздумай помогать ему или его подстраховывать. Он должен уложить кабана сам, без посторонней помощи!
- Но ведь у него это всегда получалось!
- Получалось. Но все равно он неоправданно рискует. Один неудачный выстрел - и он попадет на клыки. Если попробовать стрелять одновременно с ним, затаясь где-нибудь, то с ним такая штука не пройдет, он слишком опытный охотник! Такой разнос устроит, что костей не соберешь! Он ведь даже охране не позволял держаться рядом с ним, когда ждал поединка с кабаном мол, настоящий охотник должен действовать в одиночку! Мы все и раньше тряслись, что с ним что-нибудь произойдет и тогда нам головы не сносить - а теперь тем более! Представь, что будет, если на охоте с ним случится что-нибудь нехорошее! Мафия, которой он перешел дорогу, будет плясать от радости, а нас до скончания века будет мурыжить следствие, пытаясь окончательно разобраться, несчастный случай это был или хитрое убийство!
- Но ведь сейчас можно было бы его убедить...
- Что ты! Даже заикаться нельзя! - отмахнулся отец. - Вот почему и я, и охранники вздохнули с некоторым облегчением, когда ружья пропали. Это не значит, что мы их не будем искать. Но лучше всего было бы, если бы они нашлись к самому отъезду министра - а то и после его отъезда. То есть, охота может быть вообще отменена - что в данных обстоятельствах было бы самым лучшим. А если и состоится, то вот тебе повод убедить Степана Артемовича, что одному ему ждать кабана нельзя: мол, ружье не ваше, не пристрелянное вам под руку, не знакомое вам - мало ли что может быть, поэтому пусть лучше при вас будет человек для подстраховки. Мол, пощадите наши головушки, чтобы нас не записали с сообщники мафии, если вы промахнетесь из незнакомого ружья и кабан на вас нападет!
- Выходит, пропажа ружей выгодней всего тебе и охранникам? - удивленно спросил я.
- Да, - отец рассмеялся. - Так что, как видишь, у меня был повод - а возможностей вскрыть багажник и тихонько забросить ружья в снег за кусты, чтобы потом забрать, у меня тоже было навалом! Но я этого не делал, даю тебе честное слово!
- Ты-то не делал, а вот этот полковник... - с сомнением проговорил я. - У него возможностей было ещё больше. Может, он вынул и спрятал эти ружья ещё до того, как ехать к нам! И лежат они себе спокойненько в Москве, в каком-нибудь шкафу... А замок багажника он слегка попортил, чтобы выглядело, будто машину вскрывали. И при этом попортил очень аккуратно чтобы багажник открывался лишь при сильном нажатии, и не распахнулся бы даже от сильной тряски по ухабам!
- В любом случае, он бы распахнулся, когда машина вылетела в кювет, указал отец. - Но ведь этого не произошло, ты сам видел. Значит, багажник взломали уже позже - скорей всего, между двумя нашими ездками к машине.
- Этот полковник Юрий мог придумать какую-нибудь хитрость, - уперся я. - Он, по-моему, на что угодно способен!
- Пропажа ружей - и для него крупное ЧП! - сказал отец. - Даже если ружья найдутся, он получит такую черную метку в послужном списке, которую трудно будет стереть! Хочешь сказать, он мог бы рискнуть карьерой, и даже званием, ради безопасности своего подопечного?
- Почему нет? - вопросил я. - Ведь если с министром что-нибудь случится, ему будет ещё хуже! Вот он и выбрал меньшее из двух зол!
- Он искренне хочет найти эти ружья. Видишь, даже Сергея стал подозревать...
- Для отвода глаз! - уверенно заявил я. Полковник Юрий нравился мне все меньше, и я не сомневался: он вполне может навести тень на невинного человека, если ему это будет надо.
- Не думаю, - отец покачал головой. - Он обязан подозревать, вот и подозревает. Надо сказать, ему не позавидуешь! Министр - из тех людей, которых очень нелегко охранять. Степан Артемович во всем видит попытки стеснить его свободу, и в итоге не выполняет того, чего требует элементарное благоразумие. А ведь случись что, с охраны будут спрашивать по всей строгости, никто не примет в расчет, что охраняемый не внимал требованиям безопасности! На то они и профессионалы, чтобы преодолевать даже такие трудности! Охранник одного из наших высоких гостей, похожих на министра, когда-то обмолвился мне в сердцах, что такое поведение - это неуважение к охране, создание лишних проблем в их и без того сложном труде. Могу его понять. Как понял бы и этого полковника Юрия, если бы у него вырвалось то же самое.
- Мне вообще показалось, что министр иногда не очень считается с людьми, - рискнул заметить я.
- Ну... - отец задумался, ища слова, чтобы получше мне объяснить. Степан Артемович славный мужик. Это как раз тот случай, когда говорят, что недостатки человека являются продолжением его достоинств. И вообще, идеальных людей не существует. Если бы министр не чувствовал себя крепким хозяином того дела, которое ему доверено, и не болел бы за него душой, он никогда бы не пошел наперекор мафии, у которой все и повсюду схвачено и куплено. Но эти же его качества - умение требовать, умение не бояться и делать то, что он считает правильным, умение все держать в руках - порой чуть-чуть превращают его в деспота, решающего за других людей и просто не находящего времени подумать, что у них могут быть совсем другие желания, и не обязательно им должно нравится то, что нравится ему. Он... - отец опять задумался. - Помнишь, когда ты был маленький, мы звали тебя "Сам Самыч"? Потому что по любому поводу ты кричал: "Сам, сам!" Не давал кормить тебя с ложки, не давал одевать, бежал со всех ног, чтобы, опередив нас, включить телевизор? И жутко обижался, когда тебе что-то не позволяли делать самому. Так вот, министр из таких же "Сам Самычей". И как тебе бывало сложно объяснить, что какие-то вещи тебе пока делать нельзя, потому что для тебя они просто опасны - например, вести Топу на поводке или пытаться выбирать из воды тяжелую сеть - так и Степан Артемовичу порой ничего нельзя объяснить. Это надо иметь в виду, вот и все.
- Но ведь он не маленький! - сказал я.
- В том-то и главная проблема, - со вздохом сказал отец. - Если с маленьким ребенком можно поладить, то как угомонить взрослого мужика, ведущего себя в каких-то ситуациях совсем по-детски? Да ещё когда этот мужик - высокое начальство, и ты должен слушаться его и уважать? М-да... он мотнул головой, словно в некотором недоумении. Может, он бы и ещё что-нибудь добавил, но в это время со двора донесся шум подъехавшей машины и лай Топы - громкий, но незлобный, оповещавший, что приехал кто-то из знакомых. - Похоже, Михаил добрался. Надо же, заболтались мы с тобой! Беги, а то Фантик и Ванька будут тебя искать. Если уже не хватились... - он поглядел на часы. - Ух ты! Неужели они ещё спят?
- Вполне возможно, - сказал я. - Сам видишь, какой день, сонный и тихий. Мы два дня подряд ложились невесть когда - вот, наверно, они и отсыпаются за все праздники.
- Да, сонный день... - согласился отец, глядя в маленькое окошко своей каморки на заднюю часть двора. На окно падала вечная тень от высокой поленницы под навесом, а на краю навеса сверкал пушистый снег, на фоне чистого голубого неба, и было видно, что день стоит прекрасный - морозный и солнечный. - Тихо, очень тихо. Как бы это не оказалось затишьем перед бурей.
ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ
В ТУМАНЕ ПОДОЗРЕНИЙ
Я тихо выскользнул из отцовской "каморки" и поднялся наверх. Оказалось, что Ванька и Фантик уже давно встали - и торчат в нашей комнате. Сперва у меня сердце екнуло, когда я увидел, что они уже давно вдвоем, но, как я понял с первого взгляда, ссорой между ними и не пахло. Они увлеченно складывали "паззл" - как я тут же выяснил, занялись этим, едва проснувшись, Фантик заглянула нас разбудить и, пока Ванька выбирался из постели, отвернулась к столу с разложенным "паззлом", чтобы не мешать моему брату одеваться; ей показалось, что она видит кусочек, который точно встанет в один из пробелов, попробовала положить его, потом другой... И пошло-поехало. Быстро натянувший джинсы и рубашку Ванька присоединился к ней - "только одну детальку помочь добавить", как он мне объяснил - и тоже втянулся. Забыв о завтраке и обо всем на свете, они стали собирать картинку.
- Быстро бегите вниз завтракать! - сказал я. - Все уже давно встали... - я подошел к окну. Отец беседовал с Михаилом Дмитриевичем, поглаживая по голове Топу, присевшего рядом и, казалось, с большим любопытством слушавшего разговор. Дядя Сережа, готовый помогать в извлечении машины, вышел из дома и присоединился к ним. - Вон, и Михаил уже приехал. Мы ещё успеем прогуляться к машине и посмотреть, как Михаил будет искать следы при свете дня и как потом эту машину будут вытягивать!
Это предложение оторвало их от "паззла". Фантик и Ванька рванули вниз - и чуть не кубарем покатились по лестнице.
Я спустился за ними вслед. На кухне наши мамы угощали секретаря кофе, а в гостиной был аккуратно расстелен вычищенный им ковер. То ли баня и чистка снегом ковру действительно помогли, то ли у нас глаз начал привыкать, но ковер выглядел не таким ядовитым, как прежде.
- Здорово вы его обработали! - сказал я.
- Не я один, - с легкой улыбкой сказал секретарь. - Степан Артемович и охрана вчера здорово похлестали его березовыми веничками, так что сегодня мне оставалось только последний лоск навести.
- Клаш-ш! - проговорил Ванька с набитым ртом. - Выш-ший клаш-ш! Теперь его можно и на штенку вешать!
- Насчет стенки сомневаюсь, - сказала мама. - Уж больна сладенькая картинка, со всеми этими охотниками, нимфами и удивленным кабаном.
Мы хихикнули. Мама нашла самое точное слово для того, чтобы определить выражение на морде кабана. Он действительно словно удивлялся: а что это вокруг него происходит?
- Так что теперь можно гулять и развлекаться, - продолжил секретарь. А вообще... - хмыкнул он. - Работа по спасению ковра прошла настолько удачно, что хоть праздничный салют устраивай!
- Можно устроить! - живо откликнулся Ванька. - У нас ещё остались праздничные фейерверки! Давайте запустим вечером!
- Я с радостью, - сказал секретарь. - Всю жизнь обожал пускать фейерверки. Да кто ж их не любит, а?
- И Степан Артемович? - спросила Фантик.
- И Степан Артемович, - подтвердил секретарь. - Думаю, мы всем доставим кучу удовольствия.
- Тогда после ужина устроим салют! - сказал Ванька.
- А я буду поджигать фейерверки, - сказал секретарь. - Если, конечно, вы не против. Я ведь понимаю, что поджигать фейерверки всем нравится.
Мы великодушно согласились уступить ему право поджигать фейерверки если не все, то хотя бы половину. Он это заслужил.
Фантик и Ванька управились с завтраком, мы быстро оделись и вышли, прихватив снегокат. К сожалению, Топа отправился вместе с отцом, поэтому запрячь его мы, разумеется, не могли. Но на всякий случай я прихватил шлейку - ведь если Топа не улизнет, то обратно можно будет прокатиться с ветерком! А пока что, мы сами покатили снегокат за ремни шлейки, которую пристегнули к его рулю.
- А ты чем занимался все утро? - спросила Фантик, когда мы вышли на дорогу.
- Нашим расследованием, - ответил я. - Ведь нельзя, чтобы наш "Союз диких" застаивался без дела.
- И удалось тебе что-нибудь выяснить? - спросила Фантик.
- Кое-что, - ответил я. - Я побеседовал с отцом, и он мне рассказал интересные вещи.
Разумеется, выкладывать весь разговор с отцом я не собирался, но кое-что им надо было рассказать.
- Ну! - Ванька ткнул меня кулаком в бок. - Рассказывай побыстрее!
- Знаете, кто чуть ли не больше прочих был заинтересован в том, чтобы у министра пропали ружья? - осведомился я.
- Кто? - в один голос спросили Ванька и Фантик.
- Его охранники!
- Брось! - недоверчиво воскликнул Ванька. - Как такое может быть?
- Очень просто. Во время охоты на кабана министр всегда требует, чтобы кабана гнали на него - и не позволяет никому находиться рядом для подстраховки. Он, видишь ли, должен в одиночку уложить кабана, с единого выстрела. Теперь представь, что будет, если он вдруг промахнется или ружье даст осечку? И, в нынешних обстоятельствах, кто после этого поверит охранникам, что "несчастный случай" не был подстроен по заказу мафии? А нет ружей - нет и охоты. А если даже затеют охоту - министру придется воспользоваться отцовскими ружьями, и тут даже его получится убедить, чтобы рядом с ним кто-то был - ведь ружье будет ему не знакомо, а с незнакомым ружьем даже самый опытный охотник может дать промашку! Так что, с точки зрения охраны министра от всех опасностей, лучше, чтобы ружей при нем не было!
- "Спички детям не игрушка!" - фыркнула Фантик. - Приблизительно так получается, да?
- Да. Спрятать ружья от министра, как от ребенка прячут опасную игрушку.
- Но ведь этот полковник прямо когти рвал, чтобы найти любой след вора!.. - задумчиво проговорил Ванька. - Как он нас вчера допрашивал! Хочешь сказать, все это было для отвода глаз?
- Вполне возможно, - сказал я. - И очень возможно, что они потихоньку вынули ружья ещё в Москве. А когда министр вернется в Москву, они достанут ружья и вернут ему: мол, Михаил нашел и прислал.
- Да, очень похоже на правду, - согласилась Фантик.
- Похоже, - поддержал Ванька. - Но мне сейчас пришла в голову ещё одна идея. Смотрите, похитители были на машине, так?
- Так, - согласились мы с Фантиком.
- Но ведь по этой дороге можно проехать только к нам, так?
- Так.
- Значит, если кто-то ехал по этой дороге, он ехал к нам, логично?
- Логично, - кивнул я. - Ты хочешь сказать, ехать мог кто-то знакомый?
- Разумеется! Поэтому Топа и не заволновался сначала! Он узнал запах, понимаешь? И только когда машина со знакомым запахом остановилась на дороге, а потом развернулась и умчалась, не доехав до нас, он понял, что происходит что-то не то - и заволновался! Может даже, он учуял, что человек, вылезший из машины, что-то делает с машиной министра - а ведь Топа знает, что когда кто-то тайком прикасается к чужому, то это плохо! Вот он и поднял шум!
- Проснулся, ранняя пташка? - приветствовала меня мама. - А где остальные?
- Еще спят, - ответил я. - Я решил их не будить.
- Надо бы их поднять, - озабоченно сказала тетя Катя. - А то у них весь режим собьется. Ложатся за полночь, встают невесть когда...
- Пусть расслабятся на праздники, - сказал отец, а дядя Сережа кивнул головой в знак согласия. - Уже сегодня жизнь начнет входить в норму. Какие у вас планы? - спросил он у меня.
- Еще не знаю, - сказал я, делая себе бутерброды. - А у вас?
- Скоро поедем машину вытаскивать, - сказал отец, поглядев на часы. Вот только Михаила дождемся... Он хочет последний раз осмотреть место происшествия, при дневном свете. Кстати, министр со своими охранниками уже там!
- Да ну? - удивился я. Я-то воображал, что министр ещё только глаза продирает. - Сам хочет во всем разобраться?
- Сказал, что дикий лес для него - дом родной, - сообщил дядя Сережа. - Что он в молодости и охотился, и по тайге бродил, поэтому лесные следы умеет читать почище любого сыщика. Что он всей своей охране нос утрет!..
- А секретарь с ними не пошел, потому что министр велел ему ковром заняться? - спросил я.
- Да, - сказала мама. - Да он и сам заявил, что ему легче ковер выбивать, чем таскаться по лесу. После вчерашней баньки он все ещё сам не свой.
- М-да, ухайдокал его Степан Артемович! - усмехнулся отец.
- И все-таки, нельзя так над человеком измываться! - сказала мама. Когда человек, едва сев ужинать, от одной рюмки валится с закрытыми глазами, и охранникам приходится на плечах уносить его в постель... Степану Артемовичу не подтрунивать над ним надо после этого, а оставить в покое! Ну, не создан организм секретаря для таких перегрузок - что теперь, совсем ничтожеством его считать?
- Да не считает его ничтожеством Степан Артемович, - возразил отец. В секретари бы не взял, если б считал... А что подтрунивает - так ведь добродушно.
Мама, по-моему, не совсем была с этим согласна, но промолчала.
- Похоже, мне удалось найти с ним контакт, - задумчиво сказал дядя Сережа. - Спасибо тебе, что ты так естественно навел разговор на мои занятия и проблемы. Сам бы я ни за что не решился об этом заговорить.
- Да брось ты! - сказал отец. - Хорошо будет, если твоя проблема вдруг решится, вот и все... - он встал из-за стола. - Я буду у себя в каморке. Мне надо ответить на несколько деловых писем. Дела, к сожалению, не ждут... Когда приедет Михаил, покажите ему, где меня найти.
Вот он, подходящий случай, подумалось мне! Но я не стал сломя голову кидаться вслед отцу, на ходу дожевывая завтрак, а чинно посидел ещё минут десять. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь, даже мама, догадался, как срочно и настоятельно мне надо поговорить с отцом.
Поэтому я выждал, пока взрослые опять увлекутся своими разговорами и перестанут обращать на меня внимание, а потом тихо выскользнул из-за стола.
Комнатка, которую отец называл своей "каморкой", была по сути его рабочим кабинетом. Там он занимался всеми "бумажными" делами, составлял таблицы и графики, по которым было видно состояние всего его лесного хозяйства - от численности бобров до интенсивности нерестового хода форели в разные годы, от времени прилета утиных стай до схем с участками больного леса и новых лесных посадок (больные участки заштриховывались красным, новые посадки - зеленым) - расшифровывал и переносил на бумагу все то, что наговаривал на диктофон во время своих долгих инспекционных походов, делал выписки из книг и справочников по своей тематике; словом, как он это называл, "подтягивал болты". "Это подводная часть айсберга, - говаривал он. - Невидимая работа, благодаря которой я могу предвидеть жизнь леса на много лет вперед и вовремя определять, где надо будет вмешаться."
Эта "каморка" находилась в конце коридора первого этажа, и лестница на второй загораживала её дверь так, что комната получалась совсем уединенной. Я тихо прошел туда и так же тихо приоткрыл дверь. Отец сидел ко мне спиной и писал.
- Папа, - проговорил я, - можно мне с тобой посоветоваться?
- Да? - он поднял голову от бумаг и повернулся ко мне. - Заходи, не бойся. Что случилось?
Отец знал, что если я вторгаюсь к нему во время его работы, то по пустякам отвлекать его не собираюсь.
- Много чего, - сказал я, заходя в каморку и аккуратно затворяя за собой дверь. - Ну, во-первых, мне не нравится этот охранник, который оказался полковником. Он все время давил на то, что ружья украл кто-то из своих - иначе бы, мол, Топа с его нюхом поднял тревогу намного раньше. Он явно подозревает дядю Сережу - ведь больше некого подозревать. Но зачем дяде Сереже воровать ружья? Да и как бы он сумел это сделать?
Отец нахмурился. Видно, он думал о том же самом, и эти мысли не давали ему покоя.
- Допустим, - сказал он. - И что ты предлагаешь сделать? Побыстрее поймать воров? Мы и так делаем все возможное.
- Нет, - ответил я. - Я понимаю, что поймать воров - это то, что не совсем от нас зависит. Но мне кажется, мы могли бы придумать что-нибудь, чтобы объяснить этому полковнику Юрию, что нельзя смотреть на всех так, будто все в чем-то виноваты и всех надо побыстрее схватить. Ведь так в нашем доме жить будет нельзя, пока министр не уедет!
- По-твоему, он именно так смотрел? - с легкой улыбкой спросил отец, откидываясь на спинку своего вертящегося кресла.
Эта улыбка слегка смутила меня, и я замялся.
- Ну...
- Не стесняйся, говори, что думаешь, - подбодрил меня отец.
- Прежде всего я думаю о Фантике, - сказал я. - Каково ей будет, если она поймет, что её отца подозревают? Ну, и всем нам будет кисло.
- Разумеется, с Ванькой ты об этом не говорил? - осведомился отец.
- Нет, - ответил я. - И не только потому, что он ещё мал для таких разговоров. Ванька - как раз вторая проблема, о которой я хотел с тобой поговорить. Понимаешь...
- Ну? - чуть подстегнул меня отец.
- Ванька решил заделаться защитником животных, - сообщил я. - Видишь ли, до него вдруг доперло, что шапки и шубы делают из живых животных.
- Гм... - отец почесал подбородок. - Ясно, чем это пахнет. Ты, надеюсь, объяснил ему, что нашим гостям нельзя устраивать никаких демонстраций?
- Объяснил.
- Вот и хорошо. Смотри, чтобы Фантик сама ничего не заподозрила. Она умная.
- А сам ты что об этом думаешь? - спросил я.
- О защите животных?
- Да.
- Это трудно объяснить, - сказал отец. - Но попробую. Во всем нужна разумность. И отсутствие... ну, того, что называют или рвачеством, или жлобством. Ты помнишь историю про деда Мазая и зайцев?
- Помню, разумеется!
- Что дед Мазай говорил зайцам, когда их отпускал?
- Ну... Бегите, мол... "Слушайтесь, зайчики, деда Мазая"...
- Не совсем так. Он им говорит: "Только уж не попадайтесь зимой!" И добавляет: "Я их не бью ни весною, ни летом: шкурка плохая, линяет косой!"
- То есть... - я задумался. - Он их спасал, чтобы зимой ему побольше шкурок было?
- Вовсе нет! - ответил отец. - Он их спасал, потому что ему было их жалко! Но для него это не исключало, что зимой он будет заготавливать заячьи шкурки. В данном случае, он проявил себя самым что ни на есть разумным человеком. А ведь были в его времена, да и сейчас есть, такие горе-"охотники", - отец непередаваемым презрением в голосе закавычил это слово, - которые во время половодья подплывают к кочкам, на которых спасаются зайцы, и бьют их десятками, веслом или прикладом ружья... Понимаешь, в природе все взаимосвязано. Если зайцев становится слишком много, они начинают губить лес. Но волки не дают зайцам размножиться так, чтобы они стали опасными для всего окружающего. С волками тоже бывает очень по-разному. Есть места, где волки находятся под охраной закона, как исчезающий вид. А есть места, где за волчью шкуру платят премию, потому что волки слишком расплодились. И с кабанами то же самое. Мы охраняем кабанов, но при этом стараемся сдерживать их численность. Ведь если кабанов станет слишком много, они перероют весь заповедник так, что лес начнет болеть и умирать. Словом, что ни возьми - одно сдерживает другое, и вся природа состоит из таких сдержек и противовесов. И человек как часть природы изначально участвовал в этом цикле. Если бы мы не были нужны природе, нас бы здесь, на этой земле, не было. Другое дело, что люди часто берут намного больше того, что им полагается, особенно в наши времена... Но если устроено так, что мы едим мясо животных и согреваемся их мохнатыми шкурами - значит, это нужно не только нам.
- Но вот ты говоришь, - сказал я, - что поддерживаешь равновесие в заповеднике. Но разве это не искусственно? Ведь лес, вроде, должен жить сам, и сам решать, куда ему... ну, расти, что ли, или развиваться.
- О, это совсем другая тема! - рассмеялся отец. - Видишь ли, если бы наши леса были бескрайними, как в старину, то они бы, так сказать, "самосохранялись". Но, хоть наш заповедник и кажется огромным... Нет, он действительно огромен, без всяких "кажется"... И, все равно, это только малая часть былого, со всех сторон окруженная цивилизацией, с её городами, заводами и прочим. Поэтому у леса нет бесконечных резервов, которые были прежде. Вот и приходится помогать ему. Иначе бы и заповедники - и заказники, и национальные парки, в мире по-разному называют эти охраняемые остатки нетронутой дикой природы - были не нужны... - он помолчал немного и вернулся к прежней теме. - Жаль, вы с Ванькой вчера не слышали, как Сергей рассказывал министру, с чего начиналось его хозяйство. Он ведь сначала занимался исследованием поведения пушных животных как ученый, а потом их... ну, можно сказать, лабораторию, хотя вернее было бы назвать экспериментальным хозяйством... перестали финансировать. Сергей не мог смотреть, как звери умирают от голода. Он ушел. Ему позволили взять нескольких самых слабых зверей - мол, все равно доходяги, так пусть лучше у Сергея помирают, чем в хозяйстве. Но Сергей - отличный специалист, и он их выходил. Буквально ночей не спал, пока его выздоровевшие звери не начали давать здоровое потомство, и дело пошло.
- Об этом надо рассказать Ваньке, - заметил я.
- Обязательно. Я сам постараюсь с ним поговорить. Главное - быть разумным. Жалость без разума - это... - он махнул рукой. - Если ребенка все время жалеют по поводу и без повода и бесконечно причитают над ним, то что из него получится?
- Нытик и плакса, - сказал я. - А может, и ябеда.
- Верно. В общем. Получится слабый человек, которому в жизни придется очень трудно. Этакий вечно раскисающий эгоист, который ни с кем не считается, а в своих бедах и неудачах винит всех других. С природой то же самое... Но я понимаю Ивана Леонидовича, - добавил отец после паузы. Он частенько называл Ваньку по имени и отчеству - я бы сказал, с полушутливым уважением к его бронебойному характеру. - Мне самому бывает жалко тех или иных зверушек. Это необъяснимо, это просто пристрастие. Ты, может быть, заметил, что я никогда не стреляю белок? Рука не поднимается, и все тут, хотя и воротники и шапки из белок выходят отличные... В общем, - он усмехнулся, - помнишь один из ценных советов, которые Атос дал Д'Артаньяну?
- "Потребляй, но не злоупотребляй"? - отец часто цитировал этот совет, в числе других цитат из "Трех мушкетеров", поэтому мне не трудно было догадаться, что он имеет в виду.
- Вот именно. Я постараюсь объяснить это Ваньке, но и ты меня поддержи, заведи разговор при случае. Ведь и мы в заповеднике потребляем, но не злоупотребляем. Охотимся ровно в тех пределах, которые для леса не только не вредны, но даже полезны... - отец вздохнул. - Да, насчет охоты... Вот наша главная проблема.
- Из-за пропавших ружей? - спросил я.
- Наоборот. Я бы сказал, что в данных обстоятельствах ружья пропали очень кстати.
- Почему? - изумился я.
- Ты ведь видел, как охотится Степан Артемович? Всем должен показать, какой он охотник! Встает на точке, на которую гонят кабана, и ни-ни, не вздумай помогать ему или его подстраховывать. Он должен уложить кабана сам, без посторонней помощи!
- Но ведь у него это всегда получалось!
- Получалось. Но все равно он неоправданно рискует. Один неудачный выстрел - и он попадет на клыки. Если попробовать стрелять одновременно с ним, затаясь где-нибудь, то с ним такая штука не пройдет, он слишком опытный охотник! Такой разнос устроит, что костей не соберешь! Он ведь даже охране не позволял держаться рядом с ним, когда ждал поединка с кабаном мол, настоящий охотник должен действовать в одиночку! Мы все и раньше тряслись, что с ним что-нибудь произойдет и тогда нам головы не сносить - а теперь тем более! Представь, что будет, если на охоте с ним случится что-нибудь нехорошее! Мафия, которой он перешел дорогу, будет плясать от радости, а нас до скончания века будет мурыжить следствие, пытаясь окончательно разобраться, несчастный случай это был или хитрое убийство!
- Но ведь сейчас можно было бы его убедить...
- Что ты! Даже заикаться нельзя! - отмахнулся отец. - Вот почему и я, и охранники вздохнули с некоторым облегчением, когда ружья пропали. Это не значит, что мы их не будем искать. Но лучше всего было бы, если бы они нашлись к самому отъезду министра - а то и после его отъезда. То есть, охота может быть вообще отменена - что в данных обстоятельствах было бы самым лучшим. А если и состоится, то вот тебе повод убедить Степана Артемовича, что одному ему ждать кабана нельзя: мол, ружье не ваше, не пристрелянное вам под руку, не знакомое вам - мало ли что может быть, поэтому пусть лучше при вас будет человек для подстраховки. Мол, пощадите наши головушки, чтобы нас не записали с сообщники мафии, если вы промахнетесь из незнакомого ружья и кабан на вас нападет!
- Выходит, пропажа ружей выгодней всего тебе и охранникам? - удивленно спросил я.
- Да, - отец рассмеялся. - Так что, как видишь, у меня был повод - а возможностей вскрыть багажник и тихонько забросить ружья в снег за кусты, чтобы потом забрать, у меня тоже было навалом! Но я этого не делал, даю тебе честное слово!
- Ты-то не делал, а вот этот полковник... - с сомнением проговорил я. - У него возможностей было ещё больше. Может, он вынул и спрятал эти ружья ещё до того, как ехать к нам! И лежат они себе спокойненько в Москве, в каком-нибудь шкафу... А замок багажника он слегка попортил, чтобы выглядело, будто машину вскрывали. И при этом попортил очень аккуратно чтобы багажник открывался лишь при сильном нажатии, и не распахнулся бы даже от сильной тряски по ухабам!
- В любом случае, он бы распахнулся, когда машина вылетела в кювет, указал отец. - Но ведь этого не произошло, ты сам видел. Значит, багажник взломали уже позже - скорей всего, между двумя нашими ездками к машине.
- Этот полковник Юрий мог придумать какую-нибудь хитрость, - уперся я. - Он, по-моему, на что угодно способен!
- Пропажа ружей - и для него крупное ЧП! - сказал отец. - Даже если ружья найдутся, он получит такую черную метку в послужном списке, которую трудно будет стереть! Хочешь сказать, он мог бы рискнуть карьерой, и даже званием, ради безопасности своего подопечного?
- Почему нет? - вопросил я. - Ведь если с министром что-нибудь случится, ему будет ещё хуже! Вот он и выбрал меньшее из двух зол!
- Он искренне хочет найти эти ружья. Видишь, даже Сергея стал подозревать...
- Для отвода глаз! - уверенно заявил я. Полковник Юрий нравился мне все меньше, и я не сомневался: он вполне может навести тень на невинного человека, если ему это будет надо.
- Не думаю, - отец покачал головой. - Он обязан подозревать, вот и подозревает. Надо сказать, ему не позавидуешь! Министр - из тех людей, которых очень нелегко охранять. Степан Артемович во всем видит попытки стеснить его свободу, и в итоге не выполняет того, чего требует элементарное благоразумие. А ведь случись что, с охраны будут спрашивать по всей строгости, никто не примет в расчет, что охраняемый не внимал требованиям безопасности! На то они и профессионалы, чтобы преодолевать даже такие трудности! Охранник одного из наших высоких гостей, похожих на министра, когда-то обмолвился мне в сердцах, что такое поведение - это неуважение к охране, создание лишних проблем в их и без того сложном труде. Могу его понять. Как понял бы и этого полковника Юрия, если бы у него вырвалось то же самое.
- Мне вообще показалось, что министр иногда не очень считается с людьми, - рискнул заметить я.
- Ну... - отец задумался, ища слова, чтобы получше мне объяснить. Степан Артемович славный мужик. Это как раз тот случай, когда говорят, что недостатки человека являются продолжением его достоинств. И вообще, идеальных людей не существует. Если бы министр не чувствовал себя крепким хозяином того дела, которое ему доверено, и не болел бы за него душой, он никогда бы не пошел наперекор мафии, у которой все и повсюду схвачено и куплено. Но эти же его качества - умение требовать, умение не бояться и делать то, что он считает правильным, умение все держать в руках - порой чуть-чуть превращают его в деспота, решающего за других людей и просто не находящего времени подумать, что у них могут быть совсем другие желания, и не обязательно им должно нравится то, что нравится ему. Он... - отец опять задумался. - Помнишь, когда ты был маленький, мы звали тебя "Сам Самыч"? Потому что по любому поводу ты кричал: "Сам, сам!" Не давал кормить тебя с ложки, не давал одевать, бежал со всех ног, чтобы, опередив нас, включить телевизор? И жутко обижался, когда тебе что-то не позволяли делать самому. Так вот, министр из таких же "Сам Самычей". И как тебе бывало сложно объяснить, что какие-то вещи тебе пока делать нельзя, потому что для тебя они просто опасны - например, вести Топу на поводке или пытаться выбирать из воды тяжелую сеть - так и Степан Артемовичу порой ничего нельзя объяснить. Это надо иметь в виду, вот и все.
- Но ведь он не маленький! - сказал я.
- В том-то и главная проблема, - со вздохом сказал отец. - Если с маленьким ребенком можно поладить, то как угомонить взрослого мужика, ведущего себя в каких-то ситуациях совсем по-детски? Да ещё когда этот мужик - высокое начальство, и ты должен слушаться его и уважать? М-да... он мотнул головой, словно в некотором недоумении. Может, он бы и ещё что-нибудь добавил, но в это время со двора донесся шум подъехавшей машины и лай Топы - громкий, но незлобный, оповещавший, что приехал кто-то из знакомых. - Похоже, Михаил добрался. Надо же, заболтались мы с тобой! Беги, а то Фантик и Ванька будут тебя искать. Если уже не хватились... - он поглядел на часы. - Ух ты! Неужели они ещё спят?
- Вполне возможно, - сказал я. - Сам видишь, какой день, сонный и тихий. Мы два дня подряд ложились невесть когда - вот, наверно, они и отсыпаются за все праздники.
- Да, сонный день... - согласился отец, глядя в маленькое окошко своей каморки на заднюю часть двора. На окно падала вечная тень от высокой поленницы под навесом, а на краю навеса сверкал пушистый снег, на фоне чистого голубого неба, и было видно, что день стоит прекрасный - морозный и солнечный. - Тихо, очень тихо. Как бы это не оказалось затишьем перед бурей.
ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ
В ТУМАНЕ ПОДОЗРЕНИЙ
Я тихо выскользнул из отцовской "каморки" и поднялся наверх. Оказалось, что Ванька и Фантик уже давно встали - и торчат в нашей комнате. Сперва у меня сердце екнуло, когда я увидел, что они уже давно вдвоем, но, как я понял с первого взгляда, ссорой между ними и не пахло. Они увлеченно складывали "паззл" - как я тут же выяснил, занялись этим, едва проснувшись, Фантик заглянула нас разбудить и, пока Ванька выбирался из постели, отвернулась к столу с разложенным "паззлом", чтобы не мешать моему брату одеваться; ей показалось, что она видит кусочек, который точно встанет в один из пробелов, попробовала положить его, потом другой... И пошло-поехало. Быстро натянувший джинсы и рубашку Ванька присоединился к ней - "только одну детальку помочь добавить", как он мне объяснил - и тоже втянулся. Забыв о завтраке и обо всем на свете, они стали собирать картинку.
- Быстро бегите вниз завтракать! - сказал я. - Все уже давно встали... - я подошел к окну. Отец беседовал с Михаилом Дмитриевичем, поглаживая по голове Топу, присевшего рядом и, казалось, с большим любопытством слушавшего разговор. Дядя Сережа, готовый помогать в извлечении машины, вышел из дома и присоединился к ним. - Вон, и Михаил уже приехал. Мы ещё успеем прогуляться к машине и посмотреть, как Михаил будет искать следы при свете дня и как потом эту машину будут вытягивать!
Это предложение оторвало их от "паззла". Фантик и Ванька рванули вниз - и чуть не кубарем покатились по лестнице.
Я спустился за ними вслед. На кухне наши мамы угощали секретаря кофе, а в гостиной был аккуратно расстелен вычищенный им ковер. То ли баня и чистка снегом ковру действительно помогли, то ли у нас глаз начал привыкать, но ковер выглядел не таким ядовитым, как прежде.
- Здорово вы его обработали! - сказал я.
- Не я один, - с легкой улыбкой сказал секретарь. - Степан Артемович и охрана вчера здорово похлестали его березовыми веничками, так что сегодня мне оставалось только последний лоск навести.
- Клаш-ш! - проговорил Ванька с набитым ртом. - Выш-ший клаш-ш! Теперь его можно и на штенку вешать!
- Насчет стенки сомневаюсь, - сказала мама. - Уж больна сладенькая картинка, со всеми этими охотниками, нимфами и удивленным кабаном.
Мы хихикнули. Мама нашла самое точное слово для того, чтобы определить выражение на морде кабана. Он действительно словно удивлялся: а что это вокруг него происходит?
- Так что теперь можно гулять и развлекаться, - продолжил секретарь. А вообще... - хмыкнул он. - Работа по спасению ковра прошла настолько удачно, что хоть праздничный салют устраивай!
- Можно устроить! - живо откликнулся Ванька. - У нас ещё остались праздничные фейерверки! Давайте запустим вечером!
- Я с радостью, - сказал секретарь. - Всю жизнь обожал пускать фейерверки. Да кто ж их не любит, а?
- И Степан Артемович? - спросила Фантик.
- И Степан Артемович, - подтвердил секретарь. - Думаю, мы всем доставим кучу удовольствия.
- Тогда после ужина устроим салют! - сказал Ванька.
- А я буду поджигать фейерверки, - сказал секретарь. - Если, конечно, вы не против. Я ведь понимаю, что поджигать фейерверки всем нравится.
Мы великодушно согласились уступить ему право поджигать фейерверки если не все, то хотя бы половину. Он это заслужил.
Фантик и Ванька управились с завтраком, мы быстро оделись и вышли, прихватив снегокат. К сожалению, Топа отправился вместе с отцом, поэтому запрячь его мы, разумеется, не могли. Но на всякий случай я прихватил шлейку - ведь если Топа не улизнет, то обратно можно будет прокатиться с ветерком! А пока что, мы сами покатили снегокат за ремни шлейки, которую пристегнули к его рулю.
- А ты чем занимался все утро? - спросила Фантик, когда мы вышли на дорогу.
- Нашим расследованием, - ответил я. - Ведь нельзя, чтобы наш "Союз диких" застаивался без дела.
- И удалось тебе что-нибудь выяснить? - спросила Фантик.
- Кое-что, - ответил я. - Я побеседовал с отцом, и он мне рассказал интересные вещи.
Разумеется, выкладывать весь разговор с отцом я не собирался, но кое-что им надо было рассказать.
- Ну! - Ванька ткнул меня кулаком в бок. - Рассказывай побыстрее!
- Знаете, кто чуть ли не больше прочих был заинтересован в том, чтобы у министра пропали ружья? - осведомился я.
- Кто? - в один голос спросили Ванька и Фантик.
- Его охранники!
- Брось! - недоверчиво воскликнул Ванька. - Как такое может быть?
- Очень просто. Во время охоты на кабана министр всегда требует, чтобы кабана гнали на него - и не позволяет никому находиться рядом для подстраховки. Он, видишь ли, должен в одиночку уложить кабана, с единого выстрела. Теперь представь, что будет, если он вдруг промахнется или ружье даст осечку? И, в нынешних обстоятельствах, кто после этого поверит охранникам, что "несчастный случай" не был подстроен по заказу мафии? А нет ружей - нет и охоты. А если даже затеют охоту - министру придется воспользоваться отцовскими ружьями, и тут даже его получится убедить, чтобы рядом с ним кто-то был - ведь ружье будет ему не знакомо, а с незнакомым ружьем даже самый опытный охотник может дать промашку! Так что, с точки зрения охраны министра от всех опасностей, лучше, чтобы ружей при нем не было!
- "Спички детям не игрушка!" - фыркнула Фантик. - Приблизительно так получается, да?
- Да. Спрятать ружья от министра, как от ребенка прячут опасную игрушку.
- Но ведь этот полковник прямо когти рвал, чтобы найти любой след вора!.. - задумчиво проговорил Ванька. - Как он нас вчера допрашивал! Хочешь сказать, все это было для отвода глаз?
- Вполне возможно, - сказал я. - И очень возможно, что они потихоньку вынули ружья ещё в Москве. А когда министр вернется в Москву, они достанут ружья и вернут ему: мол, Михаил нашел и прислал.
- Да, очень похоже на правду, - согласилась Фантик.
- Похоже, - поддержал Ванька. - Но мне сейчас пришла в голову ещё одна идея. Смотрите, похитители были на машине, так?
- Так, - согласились мы с Фантиком.
- Но ведь по этой дороге можно проехать только к нам, так?
- Так.
- Значит, если кто-то ехал по этой дороге, он ехал к нам, логично?
- Логично, - кивнул я. - Ты хочешь сказать, ехать мог кто-то знакомый?
- Разумеется! Поэтому Топа и не заволновался сначала! Он узнал запах, понимаешь? И только когда машина со знакомым запахом остановилась на дороге, а потом развернулась и умчалась, не доехав до нас, он понял, что происходит что-то не то - и заволновался! Может даже, он учуял, что человек, вылезший из машины, что-то делает с машиной министра - а ведь Топа знает, что когда кто-то тайком прикасается к чужому, то это плохо! Вот он и поднял шум!