Страница:
Учащиеся во время речи попечителя многократно выкрикивали «Ура!». Оркестры трижды сыграли народный гимн. Все были в патриотическом настроении.
С Поклонной горы колонна учащихся направилась к Кутузовской избе. В поле около избы преосвященный Анастасий, епископ Серпуховский, вместе с законоучителями учебных заведений совершили панихиду «по Александру I, князю М. И. Голенищеву-Кутузову и всем, на брани живот свой положившим в Отечественную войну». Пел соединенный хор учащихся под управлением Д. И. Зорина.
На не перестававший идти дождь никто не обращал внимания.
По окончании панихиды большинство детских групп отправилось на дачу П. Г. Шелапутина в Филях, где в парке предполагался отдых.
Все учащиеся были заранее подготовлены к торжеству: они в своих гимназиях, училищах, школах, лицее прослушали чтения о той войне, об исторической роли военного совета в Филях и всей этой местности...
25 августа прошло освящение нового Бородинского моста. Полностью достроить его не успели: не было перил, не закончен шашечный настил, предстояло завершить колоннады. В этот день по мосту смогли пустить лишь трамвайные маршруты. Окончание строительства моста отложили на 1913 год.
29 августа в половине шестого часа император с дочерьми Ольгой, Татьяной и Марией посетил панораму Бородинского боя на Чистых прудах. Сюда вместе с императорской семьей на просмотр прибыло еще около двух десятков великих князей, разные министры, лица государевой свиты, высокопоставленные вельможи, многие военачальники.
Громадное здание диаметром в 21 сажень было убрано флагами и транспарантами с государственными гербами. Вход утопал в тропических растениях. Над ним белыми буквами было написано громадное слово «Бородино».
Здесь важных гостей встретили члены Юбилейной комиссии, автор панорамы академик профессор Императорской Академии художеств Ф.А.Рубо и заслуженный профессор Императорской Военной Академии по кафедре военного искусства генерал-лейтенант Б. М. Колюбакин. Они же провели для гостей экскурсию.
Холст панорамы в окружности составлял 162 аршина, в высоту – 21,5 аршина. Цельное, без швов, полотно изготовили в Брюсселе. Его вес – 300 пудов, а стоимость материи – 10 тыс. рублей.
Первые этюды Бородинского поля сражения были показаны автором панорамы в апреле 1910 года в присутствии полковников князя Багратиона и Афанасьева. Экспертом и советником по военной части был Б.М.Колюбакин. Панорама обошлась в 120 тыс. рублей, из которых 50 тыс. рублей были высочайше пожалованы государем императором, а 70 – отпущены из казны.
После обозрения величайшего художественного произведения в седьмом часу вечера государь отбыл в Кремль.
Здание панорамы днем освещалось естественным светом, а вечером – электричеством.
В эти же дни в Московской думе решался вопрос о выделении земли под музей 1812 года. Среди предложений были районы напротив храма Христа Спасителя и Ходынское поле. Думцы внесли вопрос об ассигновании 100 тыс. рублей на создание этого музея.
Большие деньги должны были пойти на большое дело в большом городе. А вот промысел по части маленьких денег для обыкновенных простолюдинов в Московском уезде уже имел некоторый размах. Крестьяне соседних с Бородином деревень пустились на остроумную аферу: они продавали туристам чугунные конические гранаты и пули, выдавая их за отрытые на Бородинском поле. Хотя столетием ранее ни у французов, ни у русских конических снарядов еще не было, многие гости Бородина о том не знали. Коммерция хитрых мужичков имела успех.
Зрелища
В Новогодье
На рубеже 1902–1903 годов
Татьянин день
В день святой Татьяны (по старому стилю – 12 января) в подвалах университета дружной семьей объединялись студенты и профессора. Когда начиналась выпивка, вместе с ними в подвал спускалось и полное равенство.
В последующие годы 12 января в университете встречалось все большее и большее число настоящих и бывших его питомцев.
Сходились молодые и старые, без различия социального положения и убеждений.
Дом ресторана «Эрмитаж» у Трубной площади. КонецXIXвека
Первый тост всегда произносился за процветание Аlma mater (Almae matris). Затем шли спичи за самого старейшего из присутствовавших здесь бывших студентов и за самого молодого. Тост старого профессора сменялся тостом юного студента-первокурсника, речь адвоката – речью врача.
Непременного участника Татьянина дня, знаменитого адвоката – златоуста, мага и волшебника слова – Ф. Н. Плевако молодежь водружала с ногами на стол. При утихших спорах и пении, подняв бокал шампанского, в порыве остроумия, восторга с переходом, в некоторых местах, к минорным тонам Плевако абсолютно весь отдавался своей речи о любимом университете. «Душа не старится, и на сердце нет морщин».
Торжество заканчивалось традиционным многоголосым исполнением «Gaudeamus».
Когда в ресторане становилось накурено и душно, всех тянуло на свежий воздух. Тогда большая компания отправлялась в загородную «Стрельну» у Петровского парка. Там она заканчивала свой праздник.
В этот день не пустовали и другие московские рестораны, портерные, пивные. Всеобщим же центром сбора нескольких сотен московских студентов служил Тверской бульвар, где большой хор из молодых голосов даже в сильный мороз бодро пел:
Пение на Тверском бульваре сменялось играми студентов: в чехарду, в снежки, в «слона».
Особым удальством празднование Татьянина дня отличалось на том самом Козьем болоте – в Козихинских переулках.
Татьяна Карповна была всеобщей пестуньей. Ко всем «скубентам» она обращалась по-свойски, на «ты», называла их по именам. Всех до единого помнила, никогда не путала.
Кабаниха строго соблюдала интересы своей паствы. Кажется, она обстирывала, обшивала, обштопывала, чинила вещи их всех. Приходила на выручку в тяжелые моменты жизни, ухаживала за больными, вразумляла сбившихся с пути истинного.
Когда студент получал деньги, Кабаниха, знавшая о всех возможных тратах, была уже тут как тут. Вместе с получателем она составляла смету будущих расходов: «Вот тебе рубль: угости товарищей и меня, старуху, не забудь. А закуску я сама уж приготовлю». Затем шли расчеты: сколько дать хозяйке, сколько заплатить за харчи. Покупки одежды и вещей для дома она брала на себя. Кабаниха бегала без устали по Сухаревскому рынку, по Ильинке, подыскивая среди поношенных брюк те, что покрепче, бойко торговалась из-за добротности рубах, брюк, носков...
Кабаниху знали не только подопечные студенты, но и вся Козиха. Товарки Татьяны Карповны спрашивали ее на улице: «Ну, как твои голоштанники?» И слышали в ответ: «Голоштанники-то, голоштанники, да не тебе чета». Потом она начинала перечислять на память все науки, которые «превосходили скубенты», часто обижалась, когда ее подопечных журили.
В Татьянин день все кабанихины студенты шли поздравить любимую Татьяну Карповну с днем ангела. Ей говорились красивые речи, читали стихи. Приносились хлеб-соль. Кабаниха в нарядном платье кланялась гостям и просила не погнушаться и отведать ее пирога.
Студент Б. начинал говорить от Писания, как-то очень заумно. «И откуда у тебя, Митроша, слова-то такие? Просто сердце щемит. Эко все складно, все по порядку!» – И она уже рыдала навзрыд. Б. пользовался у Кабанихи особым расположением за свой действительно блестящий ораторский талант и неисчерпаемое остроумие. «И когда ты человеком ученым станешь? – выговаривала она. – Все учишься да учишься». – «Ничего, мамаша, я все мудрее становлюсь. Ты знаешь, как трудно найти в себе человека? До себя – самый далекий путь. Вот стану адвокатом, тогда тебя в экономки к себе возьму». Татьяна Карповна верила студенту и мечтала о прекрасном его юридическом и своем, кухаркином, будущем.
В самый разгар веселья у Кабанихи появлялась странно одетая фигура студента П—ского (в какой-то кацавейке с пледом на плечах и в широкополой шляпе – прямо театральный персонаж). П—ский был активистом в известном общежитии студентов Ляпинки: «Татьяна Карповна, разрешите вас возвеличить! Ляпинцы пришли!» В комнату вваливалась компания «бедных, но благородных» студентов-ляпинцев. Начиналось величание.
Одна часть студенческого хора спрашивала: «Кто виноват, что пьяны?» Другая часть отвечала, распевая: «Татьяна, Татьяна!» Затем все присутствовавшие повторяли: «Наша милая Татьяна! Как ты пьяна! Как ты пьяна!» Дальше экспромтом по очереди пели прославления Кабанихе, в них были и злободневные темы.
Торжество у Кабанихи заканчивалось часов в пять утра. Момент завершения имел вид некого триумфального шествия. На водовозной бочке верхом ехала сама именинница, у нее в руках была пустая четвертинка из-под водки. Выезд замыкался гостями, напевавшими одну из студенческих песен под гитару. Шествие направлялось на улицу за водкой. Прикупив новый запас, все возвращались в студенческие пенаты – и не как попало, а опять-таки упорядоченно. К Кабанихе на обратной дороге обращались уже не иначе как «Царица Клеопатра». Роль непонятной героини Татьяне Карповне нравилась, она смеялась и улыбалась на все стороны. Студенты на своих плечах доносили величальную Клеопатру до самого ее дома. А там и расходились по своим комнатам.
Именинный пир у Татьяны-Клеопатры нисколько не влиял на успеваемость, на усвоение студентами университетских наук. Молодые люди умели серьезно работать, вместе преодолевать трудности, ну а на веселье находилась добрая отдушина, короткий отдых. Татьяна Карповна в молодежной среде была единственной «своей дамой» по той причине, что в то время студентам не разрешалось жениться и на учебу в университет не принимали девиц. К тому же подобные разгульные выпивки, по старым порядкам, были непозволительны для глаз скромных девушек.
С Поклонной горы колонна учащихся направилась к Кутузовской избе. В поле около избы преосвященный Анастасий, епископ Серпуховский, вместе с законоучителями учебных заведений совершили панихиду «по Александру I, князю М. И. Голенищеву-Кутузову и всем, на брани живот свой положившим в Отечественную войну». Пел соединенный хор учащихся под управлением Д. И. Зорина.
На не перестававший идти дождь никто не обращал внимания.
По окончании панихиды большинство детских групп отправилось на дачу П. Г. Шелапутина в Филях, где в парке предполагался отдых.
Все учащиеся были заранее подготовлены к торжеству: они в своих гимназиях, училищах, школах, лицее прослушали чтения о той войне, об исторической роли военного совета в Филях и всей этой местности...
25 августа прошло освящение нового Бородинского моста. Полностью достроить его не успели: не было перил, не закончен шашечный настил, предстояло завершить колоннады. В этот день по мосту смогли пустить лишь трамвайные маршруты. Окончание строительства моста отложили на 1913 год.
29 августа в половине шестого часа император с дочерьми Ольгой, Татьяной и Марией посетил панораму Бородинского боя на Чистых прудах. Сюда вместе с императорской семьей на просмотр прибыло еще около двух десятков великих князей, разные министры, лица государевой свиты, высокопоставленные вельможи, многие военачальники.
Громадное здание диаметром в 21 сажень было убрано флагами и транспарантами с государственными гербами. Вход утопал в тропических растениях. Над ним белыми буквами было написано громадное слово «Бородино».
Здесь важных гостей встретили члены Юбилейной комиссии, автор панорамы академик профессор Императорской Академии художеств Ф.А.Рубо и заслуженный профессор Императорской Военной Академии по кафедре военного искусства генерал-лейтенант Б. М. Колюбакин. Они же провели для гостей экскурсию.
Холст панорамы в окружности составлял 162 аршина, в высоту – 21,5 аршина. Цельное, без швов, полотно изготовили в Брюсселе. Его вес – 300 пудов, а стоимость материи – 10 тыс. рублей.
Первые этюды Бородинского поля сражения были показаны автором панорамы в апреле 1910 года в присутствии полковников князя Багратиона и Афанасьева. Экспертом и советником по военной части был Б.М.Колюбакин. Панорама обошлась в 120 тыс. рублей, из которых 50 тыс. рублей были высочайше пожалованы государем императором, а 70 – отпущены из казны.
После обозрения величайшего художественного произведения в седьмом часу вечера государь отбыл в Кремль.
Здание панорамы днем освещалось естественным светом, а вечером – электричеством.
В эти же дни в Московской думе решался вопрос о выделении земли под музей 1812 года. Среди предложений были районы напротив храма Христа Спасителя и Ходынское поле. Думцы внесли вопрос об ассигновании 100 тыс. рублей на создание этого музея.
Большие деньги должны были пойти на большое дело в большом городе. А вот промысел по части маленьких денег для обыкновенных простолюдинов в Московском уезде уже имел некоторый размах. Крестьяне соседних с Бородином деревень пустились на остроумную аферу: они продавали туристам чугунные конические гранаты и пули, выдавая их за отрытые на Бородинском поле. Хотя столетием ранее ни у французов, ни у русских конических снарядов еще не было, многие гости Бородина о том не знали. Коммерция хитрых мужичков имела успех.
Зрелища
К публичным зрелищам и увеселениям, доходы с которых подлежали сборам в государственную казну, относились представления, концерты, балы и маскарады во всех театрах (как императорских, так и частных), в цирках, клубах, садах и других общественных местах, выставки (за исключением сельскохозяйственных), базары с музыкой, частные музеи, литературные и музыкальные утренники и вечера (за исключением лекций, народных чтений и т. п., устраиваемых лишь с научно-просветительской целью и не имеющих характера увеселения или зрелища), живые картины, электрические театры (кинематографы, биофоны и т. п.), скачки, бега, гонки, зверинцы, стрельбища, карусели, горы, качели, другие платные аттракционы.
Согласно Правилам Государственного совета, в пользу Ведомства учреждений императрицы Марии с 5 мая 1892 года брался обязательный благотворительный сбор с посетителей зрелищ и увеселений во всех местностях империи, кроме Царства Польского и Великого княжества Финляндского.
Такой сбор в размере 1–2 процента от стоимости билета оплачивался в дополнение к цене билета за вход на мероприятия. Оплата контролировалась наклейкой на билет особых марок Ведомства Марии. Без марки входной билет считался недействительным. Марка приклеивалась следующим образом: одна ее часть находилась на билете, другая – на его корешке. Дорогие билеты обклеивались несколькими марками в ряд. Было запрещено клеить их «одна на другую».
Погашение марок производилось отрывом билета от корешка в момент его купли-продажи.
Марки были пяти разрядов. По номиналу каждая имела определенный цвет: коричнево-желтый – 2 копейки, сине-голубой – 5, красно-розовый – 10, фиолетово-лиловый – 25, темно– и светло-зеленый – 50 копеек. Размером они не отличались: 12 мм – 15 1/ 3мм.
Интересен был рисунок марки, особенно для нашего современника, потому что уже давно кануло в Лету воспоминание о существовавшем в Москве и активно работавшем полтора столетия Императорском Воспитательном доме. Вместе с тем разыскать оттиски герба этого учреждения весьма проблематично. На марке сбора был изображен такой герб.
На темном фоне – светлый щит, на щите – герб Воспитательного дома в виде пеликана, кормящего трех птенцов, над щитом – императорская корона с развевающимися над нею в обе стороны лентами. Рядом со щитом – надпись: «Ведомство учреждений Императрицы Марии». Под щитом – цифра достоинства марки с буквой «К» (то есть копеек). По полю марки еще шли арабески и орнаменты.
Средства со сбора марок поступали на воспитание и призрение обездоленных, неимущих, больных и убогих.
Случалось так, что марки подделывались мошенниками. Иногда, чтобы обойти законный перечень публичных мест, организаторы увеселительных зрелищ устраивали свои представления в вокзалах станций казенных и частных железных дорог. Видимо, в силу этих причин многие вокзалы отличаются шикарным интерьером с расписными плафонами, лепниной, скульптурами, имеют просторные рекреации, где можно заметить прекрасную акустику.
Согласно Правилам Государственного совета, в пользу Ведомства учреждений императрицы Марии с 5 мая 1892 года брался обязательный благотворительный сбор с посетителей зрелищ и увеселений во всех местностях империи, кроме Царства Польского и Великого княжества Финляндского.
Такой сбор в размере 1–2 процента от стоимости билета оплачивался в дополнение к цене билета за вход на мероприятия. Оплата контролировалась наклейкой на билет особых марок Ведомства Марии. Без марки входной билет считался недействительным. Марка приклеивалась следующим образом: одна ее часть находилась на билете, другая – на его корешке. Дорогие билеты обклеивались несколькими марками в ряд. Было запрещено клеить их «одна на другую».
Погашение марок производилось отрывом билета от корешка в момент его купли-продажи.
Марки были пяти разрядов. По номиналу каждая имела определенный цвет: коричнево-желтый – 2 копейки, сине-голубой – 5, красно-розовый – 10, фиолетово-лиловый – 25, темно– и светло-зеленый – 50 копеек. Размером они не отличались: 12 мм – 15 1/ 3мм.
Интересен был рисунок марки, особенно для нашего современника, потому что уже давно кануло в Лету воспоминание о существовавшем в Москве и активно работавшем полтора столетия Императорском Воспитательном доме. Вместе с тем разыскать оттиски герба этого учреждения весьма проблематично. На марке сбора был изображен такой герб.
На темном фоне – светлый щит, на щите – герб Воспитательного дома в виде пеликана, кормящего трех птенцов, над щитом – императорская корона с развевающимися над нею в обе стороны лентами. Рядом со щитом – надпись: «Ведомство учреждений Императрицы Марии». Под щитом – цифра достоинства марки с буквой «К» (то есть копеек). По полю марки еще шли арабески и орнаменты.
Средства со сбора марок поступали на воспитание и призрение обездоленных, неимущих, больных и убогих.
Случалось так, что марки подделывались мошенниками. Иногда, чтобы обойти законный перечень публичных мест, организаторы увеселительных зрелищ устраивали свои представления в вокзалах станций казенных и частных железных дорог. Видимо, в силу этих причин многие вокзалы отличаются шикарным интерьером с расписными плафонами, лепниной, скульптурами, имеют просторные рекреации, где можно заметить прекрасную акустику.
В Новогодье
По современному календарю дореволюционное Новогодье приходится на ночь с 13 на 14 января. Ныне этот день имеет странное для иностранного уха название – Старый Новый год. В наше время, когда границы перестали быть труднопреодолимыми препятствиями, резких отличий в зимних праздниках в разных странах почти нет. А вот московское Новогодье столетней давности было весьма своеобразным.
Рогожская застава
Для примера можно заглянуть в 1900 год.
31 декабря с 10 часов вечера весь Кремль был буквально набит богомольцами, желавшими присутствовать во время торжественного молебна.
Внутренние помещения кремлевских храмов и монастырей переполнились народом. Ровно в 12 часов раздался праздничный благовест огромного колокола на Ивановской колокольне и все московские церкви огласились чарующим перезвоном.
Торжественное молебствие, которое совершал митрополит Московский Владимир, закончилось во втором часу ночи. Одновременно служба проводилась и в кафедральном соборе храма Христа Спасителя. Здесь пел хор кремлевского Чудовского монастыря. Пришло много москвичей.
Рождественские и новогодние народные гулянья на открытом воздухе традиционно проходили за Пресненской заставой, здесь собралось около 10 тысяч человек.
После встречи праздника купечество в тот год не торопилось являться с поздравлениями к своим родным и знакомым. Многие и вовсе отказались от этого обычая, заменив его новым, когда вместо визитов определенные на то деньги расходовались на пожертвования в пользу благотворительных учреждений. От старой традиции оставалась в силе пересылка по почте визитных карточек с поздравлениями. Смена привычек заметно отразилась на карманах швейцаров и домашней прислуги: в праздники Рождества Христова и Нового года они получали чуть ли не второе годовое жалованье.
В старину для всеобщей потехи лишь ленивый не рядился в смешную одежду. Но на Рождество и Новогодье 1900/01 года ряженых значительно поубавилось. Сам святочный сезон уже утрачивал свой задор, когда по Москве ехали-летели на лошадях или шумно бродили по улицам обыватели в умопомрачительных нарядах с песнями, гармошками. Тогда главная Тверская улица представляла огромную театральную вереницу разукрашенных повозок, спешивших в рестораны на Санкт-Петербургском шоссе или, наоборот, возвращавшихся оттуда.
Рестораны и трактиры встречали и провожали своих шумных гостей, подобно огромному конвейеру. Бывало, в питейных заведениях устраивались потасовки и драки. По этой причине туда заранее стекались полицейские чины для наведения порядка и поддержания атмосферы праздничного веселья.
В конце ХIХ века купеческое сословие, любившее разгул, вдруг рядиться отказалось. Поэтому в масках встречались лишь представители молодого поколения купцов да простолюдины. Но таковых в рестораны перестали пускать во избежание скандалов и порчи имущества. Но ряженые не отчаивались и ехали веселиться в дома знакомых семейств и друзей, где запреты на их впуск уже не действовали.
В тот год хороших загородных ресторанов было три-четыре. «Яр», не в пример другим, имел всегда полный аншлаг гостей. Подъезжавшие со стороны Тверской посетители, не найдя себе здесь места, звали: «Поехали в „Стрельну“!» – «Лучше в „Эльдорадо“, к Скалкину», – кричали другие гуляки. «А может, к „Юлю“? Василий Федорович наверняка нас пустит и хорошо угостит!»
Тройки и парочки летели в заданном направлении, но вдруг обнаруживали, что «Юль» был закрыт. «Отпирай, а то двери выбьем!» – кричали приехавшие. Сторожа отвечали, что ресторан работать не будет. «Почему?» – «Потому что хозяин цену на аренду помещений повысил. Приезжайте в другой раз. Василий Федорович по соседству откроет». Тогда ехали к Скалкину в «Эльдорадо», в Петровский парк.
Этот ресторан считался очень приличным, с зимним садом, правда, не таким, как в «Стрельне». Он был богаче обставлен тропическими растениями, с поющими канарейками, которые всеми сезонами жили в этом саду, пели и летали на свободе. При этом же саде имелись чудесно отделанные удобные кабинеты. Среди садовой зелени была устроена обширная сцена, на которой выступили арфистки, цыгане, песенники и шансонетки. Хор считался хорошим. Недурную славу имел и буфет...
В то Новогодье на Тверской улице, в трактире «Отрада», где так уютно проводили празднество обыватели попроще, случился жуткий переполох. Здесь один нетрезвый посетитель в разгар всеобщего веселья вытащил из кармана револьвер и начал расхаживать с ним по комнатам. Н. А. Некрасов в свое время, наверное, про таких говорил: «Дураков не убавим в России, а на умных тоску наведем».
Публика, вместо того чтобы вместе с этим вооруженным господином продолжать еще веселее резвиться, поняла его манипуляции с оружием как угрозы собственным жизням. Крики о помощи и вопли ужаса из открытых дверей обратили к заведению внимание дежуривших на Тверской полицейских...
В полицейском участке задержанный назвался крестьянином Шадриным. На вопрос, зачем он приобрел револьвер, Шадрин заявил, что купил оружие «для забавы», но разрешение на его хранение не представил. Опасный потешный предмет у шутника отобрали.
Для примера можно заглянуть в 1900 год.
31 декабря с 10 часов вечера весь Кремль был буквально набит богомольцами, желавшими присутствовать во время торжественного молебна.
Внутренние помещения кремлевских храмов и монастырей переполнились народом. Ровно в 12 часов раздался праздничный благовест огромного колокола на Ивановской колокольне и все московские церкви огласились чарующим перезвоном.
Торжественное молебствие, которое совершал митрополит Московский Владимир, закончилось во втором часу ночи. Одновременно служба проводилась и в кафедральном соборе храма Христа Спасителя. Здесь пел хор кремлевского Чудовского монастыря. Пришло много москвичей.
Рождественские и новогодние народные гулянья на открытом воздухе традиционно проходили за Пресненской заставой, здесь собралось около 10 тысяч человек.
После встречи праздника купечество в тот год не торопилось являться с поздравлениями к своим родным и знакомым. Многие и вовсе отказались от этого обычая, заменив его новым, когда вместо визитов определенные на то деньги расходовались на пожертвования в пользу благотворительных учреждений. От старой традиции оставалась в силе пересылка по почте визитных карточек с поздравлениями. Смена привычек заметно отразилась на карманах швейцаров и домашней прислуги: в праздники Рождества Христова и Нового года они получали чуть ли не второе годовое жалованье.
В старину для всеобщей потехи лишь ленивый не рядился в смешную одежду. Но на Рождество и Новогодье 1900/01 года ряженых значительно поубавилось. Сам святочный сезон уже утрачивал свой задор, когда по Москве ехали-летели на лошадях или шумно бродили по улицам обыватели в умопомрачительных нарядах с песнями, гармошками. Тогда главная Тверская улица представляла огромную театральную вереницу разукрашенных повозок, спешивших в рестораны на Санкт-Петербургском шоссе или, наоборот, возвращавшихся оттуда.
Рестораны и трактиры встречали и провожали своих шумных гостей, подобно огромному конвейеру. Бывало, в питейных заведениях устраивались потасовки и драки. По этой причине туда заранее стекались полицейские чины для наведения порядка и поддержания атмосферы праздничного веселья.
В конце ХIХ века купеческое сословие, любившее разгул, вдруг рядиться отказалось. Поэтому в масках встречались лишь представители молодого поколения купцов да простолюдины. Но таковых в рестораны перестали пускать во избежание скандалов и порчи имущества. Но ряженые не отчаивались и ехали веселиться в дома знакомых семейств и друзей, где запреты на их впуск уже не действовали.
В тот год хороших загородных ресторанов было три-четыре. «Яр», не в пример другим, имел всегда полный аншлаг гостей. Подъезжавшие со стороны Тверской посетители, не найдя себе здесь места, звали: «Поехали в „Стрельну“!» – «Лучше в „Эльдорадо“, к Скалкину», – кричали другие гуляки. «А может, к „Юлю“? Василий Федорович наверняка нас пустит и хорошо угостит!»
Тройки и парочки летели в заданном направлении, но вдруг обнаруживали, что «Юль» был закрыт. «Отпирай, а то двери выбьем!» – кричали приехавшие. Сторожа отвечали, что ресторан работать не будет. «Почему?» – «Потому что хозяин цену на аренду помещений повысил. Приезжайте в другой раз. Василий Федорович по соседству откроет». Тогда ехали к Скалкину в «Эльдорадо», в Петровский парк.
Этот ресторан считался очень приличным, с зимним садом, правда, не таким, как в «Стрельне». Он был богаче обставлен тропическими растениями, с поющими канарейками, которые всеми сезонами жили в этом саду, пели и летали на свободе. При этом же саде имелись чудесно отделанные удобные кабинеты. Среди садовой зелени была устроена обширная сцена, на которой выступили арфистки, цыгане, песенники и шансонетки. Хор считался хорошим. Недурную славу имел и буфет...
В то Новогодье на Тверской улице, в трактире «Отрада», где так уютно проводили празднество обыватели попроще, случился жуткий переполох. Здесь один нетрезвый посетитель в разгар всеобщего веселья вытащил из кармана револьвер и начал расхаживать с ним по комнатам. Н. А. Некрасов в свое время, наверное, про таких говорил: «Дураков не убавим в России, а на умных тоску наведем».
Публика, вместо того чтобы вместе с этим вооруженным господином продолжать еще веселее резвиться, поняла его манипуляции с оружием как угрозы собственным жизням. Крики о помощи и вопли ужаса из открытых дверей обратили к заведению внимание дежуривших на Тверской полицейских...
В полицейском участке задержанный назвался крестьянином Шадриным. На вопрос, зачем он приобрел револьвер, Шадрин заявил, что купил оружие «для забавы», но разрешение на его хранение не представил. Опасный потешный предмет у шутника отобрали.
На рубеже 1902–1903 годов
В канун 1903 года в казначейство Московского городского управления от банкиров братьев Джамгаровых поступило 5 тыс. рублей для образования капитала имени И. И. Джамгарова. Капитал должен оставаться неприкосновенным, а проценты с него – поступать городским попечительствам о бедных по усмотрению городского головы.
Площадь Сокольничьей заставы
Тогда же по инициативе рабочего Н. Т. Красивского в доме Шерупенкова, на углу Тверской и Лесной улиц, в декабре 1902 – начале 1903 года были устроены детский праздник и елка для детей рабочих табачного и парфюмерного производств. Ребят развлекали оркестр, составленный из учеников Московской консерватории под управлением Н. М. Салищева, гармонисты, фокусники, клоуны, др. Исполнителями выступали рабочие фабрик. Сами дети читали басни в лицах, пели под оркестр «Славься» и гимн «Боже, царя храни».
На елке было 500 маленьких москвичей разных возрастов и 250 родителей. Фабриканты Ралле, Сиу, Брокар, Остроумов, Чепелевецкий, Бодло, Леви, Ченцова, Габай и Дукат были очень довольны рабочей инициативой.
По отчетам, напечатанным в прессе, «от фабрикантов Габай, Дукат, Ралле и некоторых других на устройство праздника поступило 169 рублей 27 копеек». Кроме того, фабрикой Габай было прислано 20 фунтов конфет. «Многие родители устроились с детьми за чайными столиками. Детям на елке были розданы гостинцы».
Тогда же из газет московские обыватели узнали, что с Новогодья 1903 года путешествующие москвичи могли себя комфортно чувствовать при поездках в молодую столицу страны. В Северной Пальмире 1 января открывалось новое благотворительное Общество взаимопомощи уроженцев Московской губернии, находящихся в Санкт-Петербурге. По уставу, общество в своей работе оказывало «необходимую материальную и нравственную поддержку всем москвичам».
В начале года, как всегда зимой, наши горожане были свидетелями не только снегопадов, гололедицы, холодов, но и некоторых других каверз природы. В некоторых районах Москвы были отмечены просто удивительные вещи. О них поначалу много говорили и судачили, потом через журналистов узнавал весь город.
Чем же были озадачены обыватели? А вот, к примеру, чем.
В январе на Кузнецком мосту около дома Тверского подворья почти все проходившие мимо магазина токарных изделий господина Шольца получали какие-то непонятные импульсы: их начинало трясти. Кого сильнее, кого слабее. Никто не мог понять, отчего их этак «знобило».
Когда дело стало принимать массовый характер, в городскую управу пошли серьезные жалобы. Пешеходы просили разобраться, что за сотрясения испытывают их тела на вполне определенных местностях Москвы. Они в своих обращениях не называли чудеса нынешним словом «полтергейст», но подозревали что-то экзотическое, таинственное, нечистое.
Спешным порядком вызванные на Кузнецкий мост специалисты стали наблюдать за прохожими и заметили, что подверженными воздействию странных сил оказывались только люди, не имевшие на ногах резиновых галош. Возникло предположение, что не защищенные резиной пешеходы – жертвы некоторой шалости новомодного электричества.
После приборных измерений выяснилось, что прохожие в опасных зонах подвергались довольно сильному действию электрического тока.
Электричество поражало пассантов (пешеходов) из-за неисправностей проводки в подземных кабелях, подводивших ток для освещения магазина Шольца, а также других московских учреждений.
Вскоре были проведены определенные работы, даны соответствующие указания. И наш современник свободно передвигается по центру освещенной Москвы, не имея на ногах ни одной галоши.
В самом начале далекого 1909 года было опубликовано стихотворение поэта Т. Славича «С Новым годом!»:
Тогда же по инициативе рабочего Н. Т. Красивского в доме Шерупенкова, на углу Тверской и Лесной улиц, в декабре 1902 – начале 1903 года были устроены детский праздник и елка для детей рабочих табачного и парфюмерного производств. Ребят развлекали оркестр, составленный из учеников Московской консерватории под управлением Н. М. Салищева, гармонисты, фокусники, клоуны, др. Исполнителями выступали рабочие фабрик. Сами дети читали басни в лицах, пели под оркестр «Славься» и гимн «Боже, царя храни».
На елке было 500 маленьких москвичей разных возрастов и 250 родителей. Фабриканты Ралле, Сиу, Брокар, Остроумов, Чепелевецкий, Бодло, Леви, Ченцова, Габай и Дукат были очень довольны рабочей инициативой.
По отчетам, напечатанным в прессе, «от фабрикантов Габай, Дукат, Ралле и некоторых других на устройство праздника поступило 169 рублей 27 копеек». Кроме того, фабрикой Габай было прислано 20 фунтов конфет. «Многие родители устроились с детьми за чайными столиками. Детям на елке были розданы гостинцы».
Тогда же из газет московские обыватели узнали, что с Новогодья 1903 года путешествующие москвичи могли себя комфортно чувствовать при поездках в молодую столицу страны. В Северной Пальмире 1 января открывалось новое благотворительное Общество взаимопомощи уроженцев Московской губернии, находящихся в Санкт-Петербурге. По уставу, общество в своей работе оказывало «необходимую материальную и нравственную поддержку всем москвичам».
В начале года, как всегда зимой, наши горожане были свидетелями не только снегопадов, гололедицы, холодов, но и некоторых других каверз природы. В некоторых районах Москвы были отмечены просто удивительные вещи. О них поначалу много говорили и судачили, потом через журналистов узнавал весь город.
Чем же были озадачены обыватели? А вот, к примеру, чем.
В январе на Кузнецком мосту около дома Тверского подворья почти все проходившие мимо магазина токарных изделий господина Шольца получали какие-то непонятные импульсы: их начинало трясти. Кого сильнее, кого слабее. Никто не мог понять, отчего их этак «знобило».
Когда дело стало принимать массовый характер, в городскую управу пошли серьезные жалобы. Пешеходы просили разобраться, что за сотрясения испытывают их тела на вполне определенных местностях Москвы. Они в своих обращениях не называли чудеса нынешним словом «полтергейст», но подозревали что-то экзотическое, таинственное, нечистое.
Спешным порядком вызванные на Кузнецкий мост специалисты стали наблюдать за прохожими и заметили, что подверженными воздействию странных сил оказывались только люди, не имевшие на ногах резиновых галош. Возникло предположение, что не защищенные резиной пешеходы – жертвы некоторой шалости новомодного электричества.
После приборных измерений выяснилось, что прохожие в опасных зонах подвергались довольно сильному действию электрического тока.
Электричество поражало пассантов (пешеходов) из-за неисправностей проводки в подземных кабелях, подводивших ток для освещения магазина Шольца, а также других московских учреждений.
Вскоре были проведены определенные работы, даны соответствующие указания. И наш современник свободно передвигается по центру освещенной Москвы, не имея на ногах ни одной галоши.
В самом начале далекого 1909 года было опубликовано стихотворение поэта Т. Славича «С Новым годом!»:
Время движется вперед,
Наступает Новый год.
Верь: в мгновенье это он
Весь надеждой осенен...
Что-то нам преподнесет:
Грусть, печаль или почет?
Скрыто это от людей;
Все ж мы смотрим веселей.
И с надеждою все ждем,
Что счастливо заживем
И что всем нам Новый год
Лишь отраду принесет.
Так забудем же печаль,
Унесемся мыслью вдаль,
Где так дышится легко,
Где так любят глубоко
И где вечную лазурь
Не сменяет царство бурь!
Будем верить в Новый год,
Что он радостный придет.
И с его приходом мы,
Позабывши царство тьмы,
К счастью светлому пойдем,
Славу в честь его споем...
Искрометное вино
Нам для радостей дано,
Янтарем оно горит,
Душу, сердце веселит.
Исчезает с ним беда.
С Новым годом, господа!
Татьянин день
Питомцы без различий
Празднование дня Татьяны в Московском университете стало широко отмечаться не ранее 1840-х годов. Студенты, жившие на частных квартирах, как правило, на него не собирались. Начало популярности праздника было положено, скорее всего, казеннокоштными учащимися, проживавшими тогда непосредственно в университете.В день святой Татьяны (по старому стилю – 12 января) в подвалах университета дружной семьей объединялись студенты и профессора. Когда начиналась выпивка, вместе с ними в подвал спускалось и полное равенство.
В последующие годы 12 января в университете встречалось все большее и большее число настоящих и бывших его питомцев.
Сходились молодые и старые, без различия социального положения и убеждений.
Ради вольности веселой
По обыкновению, после официальных торжеств в стенах учебного заведения очередная годовщина Татьяны справлялась студентами, профессорами, давнишними выпускниками университета в ресторане «Эрмитаж».Первый тост всегда произносился за процветание Аlma mater (Almae matris). Затем шли спичи за самого старейшего из присутствовавших здесь бывших студентов и за самого молодого. Тост старого профессора сменялся тостом юного студента-первокурсника, речь адвоката – речью врача.
Непременного участника Татьянина дня, знаменитого адвоката – златоуста, мага и волшебника слова – Ф. Н. Плевако молодежь водружала с ногами на стол. При утихших спорах и пении, подняв бокал шампанского, в порыве остроумия, восторга с переходом, в некоторых местах, к минорным тонам Плевако абсолютно весь отдавался своей речи о любимом университете. «Душа не старится, и на сердце нет морщин».
Торжество заканчивалось традиционным многоголосым исполнением «Gaudeamus».
Когда в ресторане становилось накурено и душно, всех тянуло на свежий воздух. Тогда большая компания отправлялась в загородную «Стрельну» у Петровского парка. Там она заканчивала свой праздник.
В этот день не пустовали и другие московские рестораны, портерные, пивные. Всеобщим же центром сбора нескольких сотен московских студентов служил Тверской бульвар, где большой хор из молодых голосов даже в сильный мороз бодро пел:
Задорный хор сменяла бесшабашная группа с лихой песней молодости:
Из страны, страны далекой,
С Волги-матушки широкой,
Ради славного труда,
Ради вольности веселой
Собралися мы сюда.
Вспомним горы, вспомним долы,
Наши храмы, наши села.
И в стране, в стране чужой
Мы пируем пир веселый
И за Родину мы пьем.
Пьем с надеждою чудесной
Из стаканов полновесных
Первый тост – за наш народ,
За святой девиз «Вперед».
Вперед, вперед, вперед!
(далее шли и ныне известные слова).
Есть в столице, в Москве,
Один шумный квартал,
Что Козихой Большой прозывается.
От зари до зари,
Лишь зажгут фонари,
Вереницей студенты шатаются...
Пение на Тверском бульваре сменялось играми студентов: в чехарду, в снежки, в «слона».
Особым удальством празднование Татьянина дня отличалось на том самом Козьем болоте – в Козихинских переулках.
Козиха – это там, где Патриаршие
В конце 1880-х годов в этих местах ютилось множество студентов, у которых с большим размахом проходили именины Кабанихи – Татьяны Кабановой, что много лет работала прачкой и часто исполняла обязанности доброй студенческой мамаши молодых людей, приехавших издалека погрызть гранит науки. Им, оторванным от родни, часто от прислуги, жить в Москве было очень нелегко.Татьяна Карповна была всеобщей пестуньей. Ко всем «скубентам» она обращалась по-свойски, на «ты», называла их по именам. Всех до единого помнила, никогда не путала.
Кабаниха строго соблюдала интересы своей паствы. Кажется, она обстирывала, обшивала, обштопывала, чинила вещи их всех. Приходила на выручку в тяжелые моменты жизни, ухаживала за больными, вразумляла сбившихся с пути истинного.
Когда студент получал деньги, Кабаниха, знавшая о всех возможных тратах, была уже тут как тут. Вместе с получателем она составляла смету будущих расходов: «Вот тебе рубль: угости товарищей и меня, старуху, не забудь. А закуску я сама уж приготовлю». Затем шли расчеты: сколько дать хозяйке, сколько заплатить за харчи. Покупки одежды и вещей для дома она брала на себя. Кабаниха бегала без устали по Сухаревскому рынку, по Ильинке, подыскивая среди поношенных брюк те, что покрепче, бойко торговалась из-за добротности рубах, брюк, носков...
Кабаниху знали не только подопечные студенты, но и вся Козиха. Товарки Татьяны Карповны спрашивали ее на улице: «Ну, как твои голоштанники?» И слышали в ответ: «Голоштанники-то, голоштанники, да не тебе чета». Потом она начинала перечислять на память все науки, которые «превосходили скубенты», часто обижалась, когда ее подопечных журили.
В Татьянин день все кабанихины студенты шли поздравить любимую Татьяну Карповну с днем ангела. Ей говорились красивые речи, читали стихи. Приносились хлеб-соль. Кабаниха в нарядном платье кланялась гостям и просила не погнушаться и отведать ее пирога.
Вечный студент молвил слово
Пока шли слова о здоровье и благополучии, Кабаниха выдерживала все речи. Но когда наступало время студента Б., бывшего семинариста, проучившегося в университете не один десяток лет, переходя с одного факультета на другой, Татьяна Карповна, как всегда (в течение многих десятилетий), начинала всхлипывать и доставала платочек.Студент Б. начинал говорить от Писания, как-то очень заумно. «И откуда у тебя, Митроша, слова-то такие? Просто сердце щемит. Эко все складно, все по порядку!» – И она уже рыдала навзрыд. Б. пользовался у Кабанихи особым расположением за свой действительно блестящий ораторский талант и неисчерпаемое остроумие. «И когда ты человеком ученым станешь? – выговаривала она. – Все учишься да учишься». – «Ничего, мамаша, я все мудрее становлюсь. Ты знаешь, как трудно найти в себе человека? До себя – самый далекий путь. Вот стану адвокатом, тогда тебя в экономки к себе возьму». Татьяна Карповна верила студенту и мечтала о прекрасном его юридическом и своем, кухаркином, будущем.
Шли на вкусные пироги
Празднование именин Кабанихи было известно не только на Козихе, но и далеко от нее, в других районах Москвы. Считалось, что в день Татьяны на Козихе лилось море водки и елись настоящие сдобные пироги. В это море с разных московских улиц, со всех сторон, стремились студенческие «корабли».В самый разгар веселья у Кабанихи появлялась странно одетая фигура студента П—ского (в какой-то кацавейке с пледом на плечах и в широкополой шляпе – прямо театральный персонаж). П—ский был активистом в известном общежитии студентов Ляпинки: «Татьяна Карповна, разрешите вас возвеличить! Ляпинцы пришли!» В комнату вваливалась компания «бедных, но благородных» студентов-ляпинцев. Начиналось величание.
Одна часть студенческого хора спрашивала: «Кто виноват, что пьяны?» Другая часть отвечала, распевая: «Татьяна, Татьяна!» Затем все присутствовавшие повторяли: «Наша милая Татьяна! Как ты пьяна! Как ты пьяна!» Дальше экспромтом по очереди пели прославления Кабанихе, в них были и злободневные темы.
Торжество у Кабанихи заканчивалось часов в пять утра. Момент завершения имел вид некого триумфального шествия. На водовозной бочке верхом ехала сама именинница, у нее в руках была пустая четвертинка из-под водки. Выезд замыкался гостями, напевавшими одну из студенческих песен под гитару. Шествие направлялось на улицу за водкой. Прикупив новый запас, все возвращались в студенческие пенаты – и не как попало, а опять-таки упорядоченно. К Кабанихе на обратной дороге обращались уже не иначе как «Царица Клеопатра». Роль непонятной героини Татьяне Карповне нравилась, она смеялась и улыбалась на все стороны. Студенты на своих плечах доносили величальную Клеопатру до самого ее дома. А там и расходились по своим комнатам.
Именинный пир у Татьяны-Клеопатры нисколько не влиял на успеваемость, на усвоение студентами университетских наук. Молодые люди умели серьезно работать, вместе преодолевать трудности, ну а на веселье находилась добрая отдушина, короткий отдых. Татьяна Карповна в молодежной среде была единственной «своей дамой» по той причине, что в то время студентам не разрешалось жениться и на учебу в университет не принимали девиц. К тому же подобные разгульные выпивки, по старым порядкам, были непозволительны для глаз скромных девушек.