Страница:
Конечно, силой никто ничего не решал, палкой из Сокольничьей рощи никого не выгоняли. Но получилось так, что в Петровском парке стала сосредоточиваться «чистая» публика, а в Сокольники приезжали мастеровые, рабочие, торговцы, простолюдины. Исключение наблюдалось лишь в дни традиционного немецкого майского гулянья: ведь в немецкой среде было немало офицеров, чиновников, государственных мужей. А к ним на праздник приглашались и русские знакомые.
Тогда же «для удовольствия сокольничьих дачников» и назло Башилову Куртнер построил на Волчьей долине просторную палатку. В ней музыкальными бальными вечерами потешались уже не одни дачники, но и самые разные по сословию москвичи.
В 1850-х годах Петровский парк и Сокольники уже считались в городе «главными двигателями летних увеселений». С 1851 года гулянья в Петровском парке стали многолюднее, чем прежде. По отзывам гулявших в нем, парк вырос буквально на их глазах. Он великолепно разросся и по праздникам соединял в себе все летние развлечения, театр и воксал. Здесь пели песельники, работали качели, карусели.
Большая заслуга в успехе Петровского парка принадлежала Московскому Немецкому клубу, который на лето переселялся туда, в воксал. Потому в него и в сам парк устремлялись благородные и простые москвичи. Чтобы сделать свои праздники еще завлекательнее, их устроители не щадили ни трудов, ни издержек.
К примеру, в 1850 году сюда был выписан из Санкт-Петербурга известный тогдашней публике Виоль, и давались роскошные фейерверки. Вдобавок, на следующий год стали устраиваться еще и шикарные маскарады, «праздники цветов» в том же воксале. Торжества проходили, как правило, в танцевальной зале с цветочными гирляндами на белых мраморных стенах и колоннах. В центре залы ставилась высокая пирамида из цветов. На все лето воксалом брался напрокат шикарный оркестр господина Эрлангера. Он играл просто замечательно! В исполнении были разные бальные танцы, попурри из оперетт, иногда – серьезные классические произведения.
За вход в воксал платили 1 рубль 50 копеек. В газетных объявлениях писалось: «Гость может двух дам ввести. Дамы без кавалера не могут входить». Это была, конечно, не дискриминация женщин, а посильный контроль за нравственностью в обществе. В конце июня обычно сообщалось: «1 июля, в Высокоторжественный день рождения Ее Императорского Величества Государыни Императрицы, в воксале Петровского парка будет сожжен Бриллиантовый фейерверк». И чуть ниже: «Дети менее 12 лет не впускаются».
Главное гулянье в Петровском парке, с иллюминацией, проходило именно 1 июля...
Одновременно с тем развивались и Сокольники, в которых очаровывали чистый воздух, сосны, тишина. И сильные московского мира начали в Сокольниках отстраивать свои вычурные дачи, многие из которых походили на дворцы.
А там, где люди, возникает и широкая сеть их обслуживания. В Сокольничьей роще помимо разносной торговли широким успехом пользовалась другая – самоварная. Но не надо думать, что она лишь так называлась, а на самом деле прикрывала пьянство. Вовсе нет. Здесь был культ именно чаепитий: для пьяных посиделок оборванцы и босяки с самого московского «дна» облюбовали Марьину Рощу с ее «райками». Там они особо веселились на Семицкой неделе, азартно заламывая березки. Эти две соседние рощи Лосиного острова были такие разные! Не зря между ними, как твердая граница, прошла линия Николаевской железной дороги (при прокладке которой, к сожалению, было загублено огромное количество марьинорощинских деревьев).
Памятник в сердце России
В Копотне
Братеевский иконостас – на Тверскую
Большие музеи и маленький
Тогда же «для удовольствия сокольничьих дачников» и назло Башилову Куртнер построил на Волчьей долине просторную палатку. В ней музыкальными бальными вечерами потешались уже не одни дачники, но и самые разные по сословию москвичи.
В 1850-х годах Петровский парк и Сокольники уже считались в городе «главными двигателями летних увеселений». С 1851 года гулянья в Петровском парке стали многолюднее, чем прежде. По отзывам гулявших в нем, парк вырос буквально на их глазах. Он великолепно разросся и по праздникам соединял в себе все летние развлечения, театр и воксал. Здесь пели песельники, работали качели, карусели.
Большая заслуга в успехе Петровского парка принадлежала Московскому Немецкому клубу, который на лето переселялся туда, в воксал. Потому в него и в сам парк устремлялись благородные и простые москвичи. Чтобы сделать свои праздники еще завлекательнее, их устроители не щадили ни трудов, ни издержек.
К примеру, в 1850 году сюда был выписан из Санкт-Петербурга известный тогдашней публике Виоль, и давались роскошные фейерверки. Вдобавок, на следующий год стали устраиваться еще и шикарные маскарады, «праздники цветов» в том же воксале. Торжества проходили, как правило, в танцевальной зале с цветочными гирляндами на белых мраморных стенах и колоннах. В центре залы ставилась высокая пирамида из цветов. На все лето воксалом брался напрокат шикарный оркестр господина Эрлангера. Он играл просто замечательно! В исполнении были разные бальные танцы, попурри из оперетт, иногда – серьезные классические произведения.
За вход в воксал платили 1 рубль 50 копеек. В газетных объявлениях писалось: «Гость может двух дам ввести. Дамы без кавалера не могут входить». Это была, конечно, не дискриминация женщин, а посильный контроль за нравственностью в обществе. В конце июня обычно сообщалось: «1 июля, в Высокоторжественный день рождения Ее Императорского Величества Государыни Императрицы, в воксале Петровского парка будет сожжен Бриллиантовый фейерверк». И чуть ниже: «Дети менее 12 лет не впускаются».
Главное гулянье в Петровском парке, с иллюминацией, проходило именно 1 июля...
Одновременно с тем развивались и Сокольники, в которых очаровывали чистый воздух, сосны, тишина. И сильные московского мира начали в Сокольниках отстраивать свои вычурные дачи, многие из которых походили на дворцы.
А там, где люди, возникает и широкая сеть их обслуживания. В Сокольничьей роще помимо разносной торговли широким успехом пользовалась другая – самоварная. Но не надо думать, что она лишь так называлась, а на самом деле прикрывала пьянство. Вовсе нет. Здесь был культ именно чаепитий: для пьяных посиделок оборванцы и босяки с самого московского «дна» облюбовали Марьину Рощу с ее «райками». Там они особо веселились на Семицкой неделе, азартно заламывая березки. Эти две соседние рощи Лосиного острова были такие разные! Не зря между ними, как твердая граница, прошла линия Николаевской железной дороги (при прокладке которой, к сожалению, было загублено огромное количество марьинорощинских деревьев).
Памятник в сердце России
Мысль об установке в России памятника А. С. Пушкину зародилась не в канцелярских кабинетах, не у городского головы, не в Московской управе, очень активно работавших на благо Москвы в середине XIX столетия. И вовсе не интеллигентнейшая императорская семья подала эту благородную идею. Почину к увековечению памяти о Пушкине в бронзе суждено было родиться в широко известном Ведомстве учреждений Марии Федоровны.
Лицей, в котором поэт провел свои отроческие годы, с переводом в 1843 году из Царского Села в Санкт-Петербург был подчинен принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому и включен в число заведений Ведомства Марии.
В 1860 году директор этого Лицея представил Главноуправляющему IV отделением Ведомства Марии докладную о том, что бывшие воспитанники всех курсов, «находясь в уверенности о благоговейной памяти всего русского народа к Александру Сергеевичу Пушкину», питомцу их Лицея, просят «дозволить открыть повсеместную по России подписку для сооружения поэту памятника, достойного народной его славы, в местности, которую укажет Его Высочество принц Ольденбургский».
Резолюция принца гласила: «Согласен, и памятник поставить в Царском Селе, в бывшем Лицейском саду».
Открытие подписки было поручено министру внутренних дел, а составление проектов и само сооружение памятника, по соглашению с министром народного просвещения, – Академии художеств и Главному управлению путей сообщений и публичных зданий.
Министр Императорского двора в 1866 году объявил главноуправляющему путей сообщений высочайшую волю и то, что изготовление памятника должен осуществлять художник Лаверецкий по модели проекта господина Бахмана. По сметам этого управления на все работы по возведению памятника требовалось до 89 тыс. рублей, но в течение пяти лет по подписке собрали лишь около 14 тыс. рублей. Эти деньги были положены в Государственный банк для приращения процентами. Бахману и Лаверецкому за проделанные предварительные подготовительные работы по сооружению памятника в Лицейском саду были выданы 1,9 тыс. рублей, и решено было к этим художникам более не обращаться.
В октябре 1871 года, при праздновании годовщины Царскосельского лицея, бывшие его воспитанники снова подняли вопрос о возобновлении остановившейся подписки на памятник. Для сбора средств предложили образовать комитет из товарищей поэта и некоторых лицеистов последующих курсов.
Главноуправляющий путей сообщений обратился к императору о разрешении составить комитет из семи товарищей (статс-секретарей: барона М. А. Корфа, К. Грота, Корнилова и Шторха, адмирала Ф. Ф. Матюшкина, тайного советника Я. Грота и действительного тайного советника Колемина). Главное наблюдение и содействие этому делу осуществлял сам император.
После утверждения 7 апреля 1871 года комитета его председателем был избран член Государственного совета барон Корф.
Успех подписки мог определиться удачным выбором места установки памятника. Поэтому комитет воспользовался предоставленной ему свободой и решил установить статую в одной из столиц империи, вместо Лицейского сада. Царское Село из-за отдаленности от центральных российских дорог и людских передвижений не могло соперничать с Санкт-Петербургом или Москвой. Поставленный здесь памятник поэту не стал бы всенародно почитаемым.
С местом необходимо было определиться. И комитет решил, что в Петербурге, уже богатом скульптурами подобного рода, гораздо труднее было бы избрать значительное для нового памятника место, нежели в Москве, которой он мог бы послужить украшением. К тому же Пушкин родился не в Санкт-Петербурге, а именно в Москве. По значению его поэзии для всего русского народа, возможно, московский памятник вызвал бы большую активность в сборе пожертвований. Комитет учел также, что в предшествовавшее тридцатилетие некоторым известным российским деятелям – М. В. Ломоносову, Г. Р. Державину и Н. М. Карамзину – были воздвигнуты памятники в их родных городах. Первым идею о сооружении памятника именно в Москве подал адмирал Ф. Ф. Матюшкин, друг детства поэта, его однокашник по Лицею.
Комитет единогласно постановил: ходатайствовать перед императором о разрешении изыскать в Москве место для сооружения памятника и утвердить его для предстоящей работы.
20 марта 1871 года комитет получил разрешение на установку памятника в Москве. Предлагалось два варианта конкретного места. В первом случае это был новообразованный сквер при Страстном бульваре. Но подошел второй вариант. Им оказался центр Тверского московского холма – конец Тверского бульвара, примыкающего к площади, напротив Страстного монастыря. Московские генерал-губернатор и городской голова дали согласие. И 17 июня 1872 года предложение комитета было высочайше утверждено.
По программе сооружения монумента комитет два раза объявлял конкурсы на составление проекта памятника. На них представили 34 модели. Третий конкурс фактически не проходил: на нем рассматривались лишь лучшие модели из ранее представленных. В апреле 1875 года победа была присуждена скульптору А. А. Опекушину за его модель – под номером 7.
Чуть позже, в мае, на суд публики был представлен еще проект М. О. Микешина. Но он не подошел для конкурса, так как был выполнен в виде бюста поэта, а в условиях состязания была непременная статуя. Микeшин в своей модели установил бюст, увенчанный лавровым венком, на колоссальную усеченную пирамиду из цветного гранита, наверху которой с лицевой стороны были помещены золотые лира и перо. Ниже до основания пирамиды спускались лавровые ветви из литой бронзы, образуя большой венок, перевитый широкими лентами, предназначаемыми для надписей «Лирику, историку, драматургу...» По середине венка слова «Александру Сергеевичу Пушкину», а ниже – раскрытая книга со стихами поэта:
В октябре того же года поступило еще одно предложение – модель С. И. Иванова. Пушкин был изображен стоящим на скале в окружении многочисленных фигур его литературных героев. В самом подножии автор поместил четыре аллегорические фигуры представителей народа, согласно строкам стихотворения:
За московский памятник говорило и стихотворение Ф. И. Тютчева на смерть Пушкина, помещенное в газетах рядом с отчетами работы комиссии:
Сооружение памятника было начато в 1877 году. Его открытие назначили на знаменательную дату – 26 мая 1880 года.
Однако за два дня до этого торжества Москва погрузилась в траур по случаю кончины императрицы Марии Александровны.
Чествования поэта были перенесены на 5 июня. В 2 часа дня в зале Московской городской думы открылось публичное заседание Комитета по сооружению памятника. Председательствовал принц Петр Георгиевич Ольденбургский. На заседании принимались депутации от различных учреждений и обществ (всего их было 106, а депутатов – 244). Залы в думе были убраны зеленью и цветами. На специально устроенной эстраде на высоком пирамидальном пьедестале поставлен громадный бюст Пушкина. Пьедестал обтянут синим сукном и перевит широкими атласными белыми лентами. Бюст находился между экзотическими растениями и цветами, он эффектно выделялся среди пальмовых ветвей.
Принц Ольденбургский, московский генерал-губернатор В. А. Долгоруков, московский городской голова С. М. Третьяков, члены Комитета по сооружению памятника, две дочери (Наталия, графиня Меренберг, Мария, вдова генерал-майора Гартунга) и два сына (Александр, командир Нарвского гусарского полка, Григорий, отставной военный, псковский землевладелец) А. С. Пушкина сидели на почетных местах перед бюстом за большим столом, покрытым красным сукном. Вдоль стен на нескольких рядах стульев разместились приглашенные именитые горожане.
Приветственные речи депутатов были краткими и в основном одного содержания. Заметным было выступление ректора Московского университета, который пожелал процветания русской мысли и укрепления русской науки, создающей деятелей русской мысли.
В верхней церкви Страстного монастыря, на двор к которому вела широкая дорога, густо усыпанная зеленью и цветами, 6 июня с 10 до 12 часов были проведены служба, молебствие и панихида по Александру Сергеевичу Пушкину.
В Москве с раннего утра шел небольшой дождь, но за полчаса до богослужения тучи на небе развеялись. Народу на площади скопилось огромное количество. Все ждали торжественного выступления представителей комитета на эстраде с красных сукном, поставленной правее памятника перед церковью Дмитрия Солунского. Люди расположились у окон и на крышах близлежавших домов.
После звуков гимна «Коль славен наш Господь в Сионе», исполненного оркестром и хором воспитанников учебных заведений под руководством ответственного за музыкальную часть всех этих праздничных дней Н. Г. Рубинштейна, официальных речей состоялся акт передачи памятника комитетом – городу Москве. Были сказаны такие слова: «Да процветает и благоденствует Святая Русь, и да множатся русские люди, составляющие славу и гордость своего Отечества!»
При звоне колоколов, всеобщем ликовании, стройном пении хора были сняты веревки с пелены, окутывавшей памятник, и все увидели прекрасное изображение Пушкина.
Принимавший памятник городской голова С. М. Третьяков закончил свою речь словами: «Да воодушевляет изображение великого поэта нас и грядущие поколения на все доброе, честное, славное!»
Председатель комитета принц Ольденбургский подошел к членам семьи поэта и отдельно каждого поздравил. После этого принц, генерал-губернатор, управляющий Министерством народного просвещения А. А. Сабуров в сопровождении других высокопоставленных лиц и родные А. С. Пушкина торжественно обошли памятник. Затем к памятнику были возложены горы венков.
Когда участники церемонии поспешили на торжественный акт в университет, толпа буквально кинулась на оставленные венки. Каждый спешил сорвать цветок или листочек на память об этом дне. Вечером москвичи гуляли с этими сувенирами по центру города.
На литературно-музыкальном и драматическом вечере, данном от Общества любителей российской словесности в зале Благородного собрания, на котором присутствовало много известных писателей (в их числе Достоевский, Писемский, Островский, Тургенев, Анненков, Потехин, Григорович), все речи были просто замечательны. На необыкновенном творческом подъеме был Иван Сергеевич Тургенев, которого публика семь раз вызывала на bis. В его речи прозвучали и такие слова: «Физиономию народу дает только искусство, его душа, не умирающая и переживающая существование самого народа... Пушкин – наш Первый поэт. Поэтический гений Пушкина освободился и от подражания европейским образцам, и не подделывался под народный тон... Слава Богу, Россия не слаба и не порабощена... Оплакивать старое время, желать во что бы то ни стало повернуть общество к старому могут только близорукие люди. Общество идет вперед... Пускай сыновья народа будут сознательно произносить имя Пушкина, чтоб оно не было в устах пустым звуком и чтобы каждый, читая на памятнике надпись „Пушкину“, думал, что она значит – „Учителю“.
В те же дни в здании Политехнического музея проходили народные чтения, посвященные памяти поэта. В них рассказывалось о жизни А. С. Пушкина, были прочитаны его стихи, хор приказчиков чайного торговца Перлова исполнил гимны «Коль славен» и «Боже, царя храни!». Были показаны тематические теневые исторические картины.
8 июня стало днем пушкинского праздника, ознаменованным вторым торжественным заседанием Общества любителей российской словесности. В этот день с глубокой и блистательной речью выступил Ф. М. Достоевский. Впоследствии говорили, что весь зал духовно был преклонен перед словами писателя. Он увлек, растрогал, доставил счастье присутствовавшим. У многих мужчин были слезы на глазах, дамы, не стесняясь, рыдали от волнения. Крики восторга оглашали воздух. Какие-то молодые девушки подбежали к оратору с лавровым венком и увенчали его под бурные овации.
На этом вечере выступали А. Н. Плещеев, И. С. Аксаков, П. В. Анненков и другие. Но самой эффектной оказалась речь А. А. Потехина, в которой он обратил особое внимание Пушкина к таланту Гоголя: «Почтивши память Пушкина, нашего несравненного, любимейшего, великого поэта, нашей гордости и славы, мы ничем не утешим столько его великую тень, как положив в эти дни всенародного чествования его памяти начало всенародной подписки на памятник Гоголю. И пожелаем, господа, да будет Москва пантеоном русской литературы, да воздвигнется памятник Гоголю в центре России, Москве!» Когда публика расходилась, присутствовавшие проходили в боковые залы, где на столиках были положены листы для подписки на новый будущий шедевр. В несколько минут эти листы покрылись множеством подписей. Было собрано около трех тысяч рублей.
В 1880 году все чествования в России памяти Пушкина проходили в начале июня. И лишь в Святогорском монастыре, из-за задержки телеграммы о смерти 24 мая императрицы, в настоящий день рождения поэта (26 мая) собрались нарядные местные крестьяне. Они посетили могилу поэта, где была заказана панихида.
Лицей, в котором поэт провел свои отроческие годы, с переводом в 1843 году из Царского Села в Санкт-Петербург был подчинен принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому и включен в число заведений Ведомства Марии.
В 1860 году директор этого Лицея представил Главноуправляющему IV отделением Ведомства Марии докладную о том, что бывшие воспитанники всех курсов, «находясь в уверенности о благоговейной памяти всего русского народа к Александру Сергеевичу Пушкину», питомцу их Лицея, просят «дозволить открыть повсеместную по России подписку для сооружения поэту памятника, достойного народной его славы, в местности, которую укажет Его Высочество принц Ольденбургский».
Резолюция принца гласила: «Согласен, и памятник поставить в Царском Селе, в бывшем Лицейском саду».
Открытие подписки было поручено министру внутренних дел, а составление проектов и само сооружение памятника, по соглашению с министром народного просвещения, – Академии художеств и Главному управлению путей сообщений и публичных зданий.
Министр Императорского двора в 1866 году объявил главноуправляющему путей сообщений высочайшую волю и то, что изготовление памятника должен осуществлять художник Лаверецкий по модели проекта господина Бахмана. По сметам этого управления на все работы по возведению памятника требовалось до 89 тыс. рублей, но в течение пяти лет по подписке собрали лишь около 14 тыс. рублей. Эти деньги были положены в Государственный банк для приращения процентами. Бахману и Лаверецкому за проделанные предварительные подготовительные работы по сооружению памятника в Лицейском саду были выданы 1,9 тыс. рублей, и решено было к этим художникам более не обращаться.
В октябре 1871 года, при праздновании годовщины Царскосельского лицея, бывшие его воспитанники снова подняли вопрос о возобновлении остановившейся подписки на памятник. Для сбора средств предложили образовать комитет из товарищей поэта и некоторых лицеистов последующих курсов.
Главноуправляющий путей сообщений обратился к императору о разрешении составить комитет из семи товарищей (статс-секретарей: барона М. А. Корфа, К. Грота, Корнилова и Шторха, адмирала Ф. Ф. Матюшкина, тайного советника Я. Грота и действительного тайного советника Колемина). Главное наблюдение и содействие этому делу осуществлял сам император.
После утверждения 7 апреля 1871 года комитета его председателем был избран член Государственного совета барон Корф.
Успех подписки мог определиться удачным выбором места установки памятника. Поэтому комитет воспользовался предоставленной ему свободой и решил установить статую в одной из столиц империи, вместо Лицейского сада. Царское Село из-за отдаленности от центральных российских дорог и людских передвижений не могло соперничать с Санкт-Петербургом или Москвой. Поставленный здесь памятник поэту не стал бы всенародно почитаемым.
С местом необходимо было определиться. И комитет решил, что в Петербурге, уже богатом скульптурами подобного рода, гораздо труднее было бы избрать значительное для нового памятника место, нежели в Москве, которой он мог бы послужить украшением. К тому же Пушкин родился не в Санкт-Петербурге, а именно в Москве. По значению его поэзии для всего русского народа, возможно, московский памятник вызвал бы большую активность в сборе пожертвований. Комитет учел также, что в предшествовавшее тридцатилетие некоторым известным российским деятелям – М. В. Ломоносову, Г. Р. Державину и Н. М. Карамзину – были воздвигнуты памятники в их родных городах. Первым идею о сооружении памятника именно в Москве подал адмирал Ф. Ф. Матюшкин, друг детства поэта, его однокашник по Лицею.
Комитет единогласно постановил: ходатайствовать перед императором о разрешении изыскать в Москве место для сооружения памятника и утвердить его для предстоящей работы.
20 марта 1871 года комитет получил разрешение на установку памятника в Москве. Предлагалось два варианта конкретного места. В первом случае это был новообразованный сквер при Страстном бульваре. Но подошел второй вариант. Им оказался центр Тверского московского холма – конец Тверского бульвара, примыкающего к площади, напротив Страстного монастыря. Московские генерал-губернатор и городской голова дали согласие. И 17 июня 1872 года предложение комитета было высочайше утверждено.
По программе сооружения монумента комитет два раза объявлял конкурсы на составление проекта памятника. На них представили 34 модели. Третий конкурс фактически не проходил: на нем рассматривались лишь лучшие модели из ранее представленных. В апреле 1875 года победа была присуждена скульптору А. А. Опекушину за его модель – под номером 7.
Чуть позже, в мае, на суд публики был представлен еще проект М. О. Микешина. Но он не подошел для конкурса, так как был выполнен в виде бюста поэта, а в условиях состязания была непременная статуя. Микeшин в своей модели установил бюст, увенчанный лавровым венком, на колоссальную усеченную пирамиду из цветного гранита, наверху которой с лицевой стороны были помещены золотые лира и перо. Ниже до основания пирамиды спускались лавровые ветви из литой бронзы, образуя большой венок, перевитый широкими лентами, предназначаемыми для надписей «Лирику, историку, драматургу...» По середине венка слова «Александру Сергеевичу Пушкину», а ниже – раскрытая книга со стихами поэта:
На противоположной стороне пирамиды была надпись «Русские своему поэту», на боковых сторонах: на одной – день рождения Пушкина, а на другой – день смерти. Поскольку М. О. Микешин считал, что памятник по его модели должен стоять лишь в Санкт-Петербурге, комиссия предложила рассмотреть этот проект в будущем для установки его в новом Александровском сквере напротив Невского проспекта.
И долго буду тем народу я любезен,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что прелестью живой стихов я был полезен
И милость к падшим призывал.
В октябре того же года поступило еще одно предложение – модель С. И. Иванова. Пушкин был изображен стоящим на скале в окружении многочисленных фигур его литературных героев. В самом подножии автор поместил четыре аллегорические фигуры представителей народа, согласно строкам стихотворения:
Свою модель Иванов повез для выставки в Санкт-Петербург.
И будет знать меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгуз, и друг степей калмык.
За московский памятник говорило и стихотворение Ф. И. Тютчева на смерть Пушкина, помещенное в газетах рядом с отчетами работы комиссии:
Для памятника в «России сердце» после строгой оценки всех работ комиссия экспертов под председательством профессора архитектуры Гримма отдала единогласное предпочтение академику Опекушину. По рекомендации этой комиссии Опекушин выполнил некоторые поправки, и его модель 17 декабря 1876 года была представлена его императорскому величеству в Белом зале Зимнего дворца. Император одобрил проект.
Вражду твою пусть Бог рассудит,
Кто слышит пролитую кровь;
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет.
Сооружение памятника было начато в 1877 году. Его открытие назначили на знаменательную дату – 26 мая 1880 года.
Однако за два дня до этого торжества Москва погрузилась в траур по случаю кончины императрицы Марии Александровны.
Чествования поэта были перенесены на 5 июня. В 2 часа дня в зале Московской городской думы открылось публичное заседание Комитета по сооружению памятника. Председательствовал принц Петр Георгиевич Ольденбургский. На заседании принимались депутации от различных учреждений и обществ (всего их было 106, а депутатов – 244). Залы в думе были убраны зеленью и цветами. На специально устроенной эстраде на высоком пирамидальном пьедестале поставлен громадный бюст Пушкина. Пьедестал обтянут синим сукном и перевит широкими атласными белыми лентами. Бюст находился между экзотическими растениями и цветами, он эффектно выделялся среди пальмовых ветвей.
Принц Ольденбургский, московский генерал-губернатор В. А. Долгоруков, московский городской голова С. М. Третьяков, члены Комитета по сооружению памятника, две дочери (Наталия, графиня Меренберг, Мария, вдова генерал-майора Гартунга) и два сына (Александр, командир Нарвского гусарского полка, Григорий, отставной военный, псковский землевладелец) А. С. Пушкина сидели на почетных местах перед бюстом за большим столом, покрытым красным сукном. Вдоль стен на нескольких рядах стульев разместились приглашенные именитые горожане.
Приветственные речи депутатов были краткими и в основном одного содержания. Заметным было выступление ректора Московского университета, который пожелал процветания русской мысли и укрепления русской науки, создающей деятелей русской мысли.
В верхней церкви Страстного монастыря, на двор к которому вела широкая дорога, густо усыпанная зеленью и цветами, 6 июня с 10 до 12 часов были проведены служба, молебствие и панихида по Александру Сергеевичу Пушкину.
В Москве с раннего утра шел небольшой дождь, но за полчаса до богослужения тучи на небе развеялись. Народу на площади скопилось огромное количество. Все ждали торжественного выступления представителей комитета на эстраде с красных сукном, поставленной правее памятника перед церковью Дмитрия Солунского. Люди расположились у окон и на крышах близлежавших домов.
После звуков гимна «Коль славен наш Господь в Сионе», исполненного оркестром и хором воспитанников учебных заведений под руководством ответственного за музыкальную часть всех этих праздничных дней Н. Г. Рубинштейна, официальных речей состоялся акт передачи памятника комитетом – городу Москве. Были сказаны такие слова: «Да процветает и благоденствует Святая Русь, и да множатся русские люди, составляющие славу и гордость своего Отечества!»
При звоне колоколов, всеобщем ликовании, стройном пении хора были сняты веревки с пелены, окутывавшей памятник, и все увидели прекрасное изображение Пушкина.
Принимавший памятник городской голова С. М. Третьяков закончил свою речь словами: «Да воодушевляет изображение великого поэта нас и грядущие поколения на все доброе, честное, славное!»
Председатель комитета принц Ольденбургский подошел к членам семьи поэта и отдельно каждого поздравил. После этого принц, генерал-губернатор, управляющий Министерством народного просвещения А. А. Сабуров в сопровождении других высокопоставленных лиц и родные А. С. Пушкина торжественно обошли памятник. Затем к памятнику были возложены горы венков.
Когда участники церемонии поспешили на торжественный акт в университет, толпа буквально кинулась на оставленные венки. Каждый спешил сорвать цветок или листочек на память об этом дне. Вечером москвичи гуляли с этими сувенирами по центру города.
На литературно-музыкальном и драматическом вечере, данном от Общества любителей российской словесности в зале Благородного собрания, на котором присутствовало много известных писателей (в их числе Достоевский, Писемский, Островский, Тургенев, Анненков, Потехин, Григорович), все речи были просто замечательны. На необыкновенном творческом подъеме был Иван Сергеевич Тургенев, которого публика семь раз вызывала на bis. В его речи прозвучали и такие слова: «Физиономию народу дает только искусство, его душа, не умирающая и переживающая существование самого народа... Пушкин – наш Первый поэт. Поэтический гений Пушкина освободился и от подражания европейским образцам, и не подделывался под народный тон... Слава Богу, Россия не слаба и не порабощена... Оплакивать старое время, желать во что бы то ни стало повернуть общество к старому могут только близорукие люди. Общество идет вперед... Пускай сыновья народа будут сознательно произносить имя Пушкина, чтоб оно не было в устах пустым звуком и чтобы каждый, читая на памятнике надпись „Пушкину“, думал, что она значит – „Учителю“.
В те же дни в здании Политехнического музея проходили народные чтения, посвященные памяти поэта. В них рассказывалось о жизни А. С. Пушкина, были прочитаны его стихи, хор приказчиков чайного торговца Перлова исполнил гимны «Коль славен» и «Боже, царя храни!». Были показаны тематические теневые исторические картины.
8 июня стало днем пушкинского праздника, ознаменованным вторым торжественным заседанием Общества любителей российской словесности. В этот день с глубокой и блистательной речью выступил Ф. М. Достоевский. Впоследствии говорили, что весь зал духовно был преклонен перед словами писателя. Он увлек, растрогал, доставил счастье присутствовавшим. У многих мужчин были слезы на глазах, дамы, не стесняясь, рыдали от волнения. Крики восторга оглашали воздух. Какие-то молодые девушки подбежали к оратору с лавровым венком и увенчали его под бурные овации.
На этом вечере выступали А. Н. Плещеев, И. С. Аксаков, П. В. Анненков и другие. Но самой эффектной оказалась речь А. А. Потехина, в которой он обратил особое внимание Пушкина к таланту Гоголя: «Почтивши память Пушкина, нашего несравненного, любимейшего, великого поэта, нашей гордости и славы, мы ничем не утешим столько его великую тень, как положив в эти дни всенародного чествования его памяти начало всенародной подписки на памятник Гоголю. И пожелаем, господа, да будет Москва пантеоном русской литературы, да воздвигнется памятник Гоголю в центре России, Москве!» Когда публика расходилась, присутствовавшие проходили в боковые залы, где на столиках были положены листы для подписки на новый будущий шедевр. В несколько минут эти листы покрылись множеством подписей. Было собрано около трех тысяч рублей.
В 1880 году все чествования в России памяти Пушкина проходили в начале июня. И лишь в Святогорском монастыре, из-за задержки телеграммы о смерти 24 мая императрицы, в настоящий день рождения поэта (26 мая) собрались нарядные местные крестьяне. Они посетили могилу поэта, где была заказана панихида.
В Копотне
В 1891 году на наследника российского престола, будущего императора Николая II, в японском городе Отсу было совершено покушение.
Неудавшуюся попытку многие россияне называли «счастливым избавлением от руки злодея». И в память о том служились молебны, давались обеты о строительстве церквей, сооружении колоколен.
К примеру, в селе Копотни (Капотня) Московского уезда на заводе Г. Самгина был заказан к отлитию колокол в 428 пудов. Деньги для литейного чуда собрала местная церковь во главе со священником С. Парусниковым. В сборе участвовали и многие обеспеченные благотворители.
В 1893 году готовый колокол плыл от Москвы до села по Москве-реке на барке, которую подарил к этому случаю купец Г. Шлихтерман. Барку с колоколом остановили у берега реки напротив церкви 5 сентября.
В этот день местные жители, увидев произведение непростого искусства, возликовали. Абсолютно все сельское население вышло на встречу нового колокола. Священнослужители были облачены в праздничные рясы. Парусников держал в руках крест. Хор прихожан пел церковные песни.
Колокол перенесли на берег и подготовили к передвижению. После молебна и благословения священника мужчины за недолгое время доставили колокол к сельскому храму Рождества Богородицы.
8 сентября происходило торжественное поднятие колокола на звоницу. Уже через три с половиной часа после освящения, проведенного в 7 часов утра, поднятый колокол пробил свой звон в первый раз.
Неудавшуюся попытку многие россияне называли «счастливым избавлением от руки злодея». И в память о том служились молебны, давались обеты о строительстве церквей, сооружении колоколен.
К примеру, в селе Копотни (Капотня) Московского уезда на заводе Г. Самгина был заказан к отлитию колокол в 428 пудов. Деньги для литейного чуда собрала местная церковь во главе со священником С. Парусниковым. В сборе участвовали и многие обеспеченные благотворители.
В 1893 году готовый колокол плыл от Москвы до села по Москве-реке на барке, которую подарил к этому случаю купец Г. Шлихтерман. Барку с колоколом остановили у берега реки напротив церкви 5 сентября.
В этот день местные жители, увидев произведение непростого искусства, возликовали. Абсолютно все сельское население вышло на встречу нового колокола. Священнослужители были облачены в праздничные рясы. Парусников держал в руках крест. Хор прихожан пел церковные песни.
Колокол перенесли на берег и подготовили к передвижению. После молебна и благословения священника мужчины за недолгое время доставили колокол к сельскому храму Рождества Богородицы.
8 сентября происходило торжественное поднятие колокола на звоницу. Уже через три с половиной часа после освящения, проведенного в 7 часов утра, поднятый колокол пробил свой звон в первый раз.
Братеевский иконостас – на Тверскую
В красивом краснокирпичном доме № 13 на Тверской улице находится главное учреждение города – московская мэрия. На приличном расстоянии, в нескольких километрах от центра, расположился городской окраинный район – Братеево.
Госпожа История распорядилась так, что у здания на Тверской и этим районом в конце XIX века оказалась тесная связь, которой братеевцы очень долго гордились.
Старый деревянный храм в селе Братееве Царицынской волости Московского уезда к 1890 году сочли низким и ветхим. Казалось, что он был лишен яркого благолепия и богатого убранства. Алтарь представлялся настолько маленьким и неудобным, что в нем мог служить лишь один священник. Этот храм во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи находился на откосе берега Москвы-реки. Откос постоянно подмывало водой. Церкви грозила перспектива сползания к реке и, естественно, разрушения. Говаривали, будто что-то особенное было в том храме, потому что в него в старые времена любили уединяться для молитвы последние русские патриархи.
Необходимость постройки нового храма стала очевидной.
Стараниями местного священника Владимира Кирьякова и церковного старосты П. В. Фадеева приход собрал немалые деньги, но их для дела было недостаточно. К обновлению церкви староста сумел привлечь практически всех окрестных жителей, многих священников и церковных старост из Москвы. Крестьянин Н. А. Дрожжин, например, вложил свои немалые сбережения – 2 тыс. рублей и сам потом лично всячески способствовал постройке нового храма. Он же взялся поставить на него и кресты. Общий сбор с других местных мужиков составил 700 рублей. В округе открыли народную подписку на храм. По ней собрали 3 тыс. рублей.
Интересен такой случай. Однажды по Курской железной дороге ехала обыкновенная старушка. В вагоне ее соседом оказался родственник братеевского священника отца Кирьякова. Как принято, в пути разговорились. Мужчина рассказал попутчице о проблемах постройки нового братеевского храма. Старушка приняла близко к сердцу сказанное и решила в обговоренный с пассажиром срок приехать на место, своими глазами посмотреть на начавший уже строиться храм. Ей так понравились братеевская местность и крестьяне за работой, что она прослезилась и тут же пожертвовала на богоугодное дело тысячу рублей (!). Между тем отец Кирьяков уже развернул бурную деятельность: он просил состоятельных благотворителей оказать помощь братеевцам.
«Москва слухом полнится». Батюшка случайно узнал, что московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович перестраивает церковь во имя Александра Невского и преподобного Сергия в генерал-губернаторском доме. Сергей Александрович непременно хотел иметь в этой церкви древний иконостас, поиски которого долгое время не имели успеха. А ведь именно такой, расписанный еще в XVI веке, находился в старом храме Братеева! Отец Кирьяков сообщил о том своей пастве. В Братееве стали держать совет. Не предложить ли великому князю древний церковный иконостас, который был очень ветхим и требовал немалых средств для реставрации? В отдаленном, почти никому не ведомом селе драгоценный иконостас медленно погибал.
Решили – сделали. Снарядили подводу, сняли и упаковали иконостас. Тихо-скромно отправили его в Москву – к самому губернатору. И что же? Оказалось, что иконостас вполне подошел под тот стиль, в котором великий князь желал видеть обновляемую церковь. Подарок братеевцев, по благословению владыки митрополита, поставили в этой домовой церкви на Тверской улице. Взамен же подаренного великий князь Сергей Александрович с женой Елизаветой Федоровной пожертвовали во вновь строившийся братеевский храм дорогой трехъярусный иконостас более позднего письма, стоявший до того в церкви губернаторского дома. Иконостас имел редкую деталь – драгоценного голубя, изображавшего святой дух. Этот голубь, изящной работы, был сделан из розок, а его сияние – из горного хрусталя...
Братеевский храм с приделом архангела Михаила построили в старинном византийском стиле, внутри установили много древних икон. А когда закрепили иконостас, в Братеево пошел новый поток пожертвований, как деньгами, так и утварью. В целом храм обошелся в 30 тыс. рублей, а собранная сумма составила 40 тыс.
Освящали построенный храм 3 ноября 1892 года двенадцать священников. Событие было необыкновенно торжественным и красивым: еще ночью пути к храму с далеких расстояний были освещены большими кострами. В Братеево пришли богомольцы из разных окружных сел и деревень, было много гостей из Москвы. После торжества освящения почетные гости в церковной трапезной широко отметили это событие.
В печати прошла информация о том, что в благодарность братеевскими мужиками «были поднесены хлеб-соль отцу Кирьякову и великому князю Сергею Александровичу». К генерал-губернатору на Тверскую, 31 (ныне дом № 13) поехали специально откомандированные.
Через полгода, 24 июня, был освящен новый боковой церковный Власьевский придел. В предшествoвaвший этому событию день на колокольню храма был поднят большой колокол в 218 пудов 37 фунтов. Село благодарило Никиту Алексеевича Дрожжина, который сдержал свое слово и пожертвовал церкви звучащее чудо. По этому случаю всю церковь вечером красиво иллюминовали.
Жаль, что Братеевский храм сегодня не сохранился.
Госпожа История распорядилась так, что у здания на Тверской и этим районом в конце XIX века оказалась тесная связь, которой братеевцы очень долго гордились.
Старый деревянный храм в селе Братееве Царицынской волости Московского уезда к 1890 году сочли низким и ветхим. Казалось, что он был лишен яркого благолепия и богатого убранства. Алтарь представлялся настолько маленьким и неудобным, что в нем мог служить лишь один священник. Этот храм во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи находился на откосе берега Москвы-реки. Откос постоянно подмывало водой. Церкви грозила перспектива сползания к реке и, естественно, разрушения. Говаривали, будто что-то особенное было в том храме, потому что в него в старые времена любили уединяться для молитвы последние русские патриархи.
Необходимость постройки нового храма стала очевидной.
Стараниями местного священника Владимира Кирьякова и церковного старосты П. В. Фадеева приход собрал немалые деньги, но их для дела было недостаточно. К обновлению церкви староста сумел привлечь практически всех окрестных жителей, многих священников и церковных старост из Москвы. Крестьянин Н. А. Дрожжин, например, вложил свои немалые сбережения – 2 тыс. рублей и сам потом лично всячески способствовал постройке нового храма. Он же взялся поставить на него и кресты. Общий сбор с других местных мужиков составил 700 рублей. В округе открыли народную подписку на храм. По ней собрали 3 тыс. рублей.
Интересен такой случай. Однажды по Курской железной дороге ехала обыкновенная старушка. В вагоне ее соседом оказался родственник братеевского священника отца Кирьякова. Как принято, в пути разговорились. Мужчина рассказал попутчице о проблемах постройки нового братеевского храма. Старушка приняла близко к сердцу сказанное и решила в обговоренный с пассажиром срок приехать на место, своими глазами посмотреть на начавший уже строиться храм. Ей так понравились братеевская местность и крестьяне за работой, что она прослезилась и тут же пожертвовала на богоугодное дело тысячу рублей (!). Между тем отец Кирьяков уже развернул бурную деятельность: он просил состоятельных благотворителей оказать помощь братеевцам.
«Москва слухом полнится». Батюшка случайно узнал, что московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович перестраивает церковь во имя Александра Невского и преподобного Сергия в генерал-губернаторском доме. Сергей Александрович непременно хотел иметь в этой церкви древний иконостас, поиски которого долгое время не имели успеха. А ведь именно такой, расписанный еще в XVI веке, находился в старом храме Братеева! Отец Кирьяков сообщил о том своей пастве. В Братееве стали держать совет. Не предложить ли великому князю древний церковный иконостас, который был очень ветхим и требовал немалых средств для реставрации? В отдаленном, почти никому не ведомом селе драгоценный иконостас медленно погибал.
Решили – сделали. Снарядили подводу, сняли и упаковали иконостас. Тихо-скромно отправили его в Москву – к самому губернатору. И что же? Оказалось, что иконостас вполне подошел под тот стиль, в котором великий князь желал видеть обновляемую церковь. Подарок братеевцев, по благословению владыки митрополита, поставили в этой домовой церкви на Тверской улице. Взамен же подаренного великий князь Сергей Александрович с женой Елизаветой Федоровной пожертвовали во вновь строившийся братеевский храм дорогой трехъярусный иконостас более позднего письма, стоявший до того в церкви губернаторского дома. Иконостас имел редкую деталь – драгоценного голубя, изображавшего святой дух. Этот голубь, изящной работы, был сделан из розок, а его сияние – из горного хрусталя...
Братеевский храм с приделом архангела Михаила построили в старинном византийском стиле, внутри установили много древних икон. А когда закрепили иконостас, в Братеево пошел новый поток пожертвований, как деньгами, так и утварью. В целом храм обошелся в 30 тыс. рублей, а собранная сумма составила 40 тыс.
Освящали построенный храм 3 ноября 1892 года двенадцать священников. Событие было необыкновенно торжественным и красивым: еще ночью пути к храму с далеких расстояний были освещены большими кострами. В Братеево пришли богомольцы из разных окружных сел и деревень, было много гостей из Москвы. После торжества освящения почетные гости в церковной трапезной широко отметили это событие.
В печати прошла информация о том, что в благодарность братеевскими мужиками «были поднесены хлеб-соль отцу Кирьякову и великому князю Сергею Александровичу». К генерал-губернатору на Тверскую, 31 (ныне дом № 13) поехали специально откомандированные.
Через полгода, 24 июня, был освящен новый боковой церковный Власьевский придел. В предшествoвaвший этому событию день на колокольню храма был поднят большой колокол в 218 пудов 37 фунтов. Село благодарило Никиту Алексеевича Дрожжина, который сдержал свое слово и пожертвовал церкви звучащее чудо. По этому случаю всю церковь вечером красиво иллюминовали.
Жаль, что Братеевский храм сегодня не сохранился.
Большие музеи и маленький
Как интересен перечень культурных мест, помещенный в «Московской иллюстрированной газете» в 1892 году, для разных вариантов проведения досуга жителей и гостей Москвы!
«Дворцы, музеи, библиотеки, картинные галереи, архивы и др.
Большой Кремлевский дворец (построен в царствование Николая I; в нем 9 церквей, 7 дворов, до 700 комнат) открыт для осмотра ежедневно, кроме табельных дней. Для входа надо запастись билетом из Дворцовой конторы (близ Потешного дворца).
«Дворцы, музеи, библиотеки, картинные галереи, архивы и др.
Большой Кремлевский дворец (построен в царствование Николая I; в нем 9 церквей, 7 дворов, до 700 комнат) открыт для осмотра ежедневно, кроме табельных дней. Для входа надо запастись билетом из Дворцовой конторы (близ Потешного дворца).