Страница:
1
Напряженные бои шли днем и ночью. Обстановка была крайне сложной и динамичной. Корпуса и дивизии 2-й гвардейской армии все время находились в движении. Управлять ими становилось все труднее. Нередко нарушалась даже радиосвязь: в одних случаях - по причине частой смены командных пунктов, в других - из-за повреждений матчасти, а то и в результате гибели или ранения радистов.
Но и при устойчивой радиосвязи штаб армии испытывал немалые затруднения. На кодирование и расшифровку радиограмм требовалось значительное время, а у нас каждая минута была на счету.
В этих условиях особое значение приобретало личное общение генералов и офицеров штаба с командирами соединений и частей. Мы знали по опыту, что никакие, даже самые обстоятельные, доклады и донесения из войск не могут заменить того, что увидишь и услышишь сам, побывав на месте. Любая поездка в войска сопряжена обычно с многочисленными встречами и откровенными беседами с солдатами. Солдаты охотно поведают тебе свои думы, свои мысли, а часто выскажут и ценные предложения.
В этой связи не могу не возвратиться несколько назад, чтобы вспомнить один довольно интересный случай. Как-то еще в конце декабря, после освобождения Котельннкова, мне пришлось выехать в танковый корпус к генералу П. А. Ротмистрову.
Командный пункт танкисты оборудовали на восточной окраине города в землянках. Как обычно, в целях маскировки туда запрещалось подъезжать вплотную на машинах. Я, конечно, тоже оставил свой автомобиль метрах в 300 - 400 - за шлагбаумом, а сам продолжал путь пешком. Впереди по проторенной тропке шагали два бойца в полушубках. Ветер был в мою сторону, да и разговор они вели довольно громко, и до меня отчетливо долетали целые фразы.
- Я тебе кричу: бей по дальним, а ты по ближним лупишь.
- Не ори зря - мы тоже можем... Стрелял я так, чтобы они не подползли к траншеям. Понял?
- Голова ты куриная, да у траншей-то мы их и без тебя из автоматов прикончим. А вот на дальних дистанциях должон бить ты, из пулемета. Ясно?
- Должон, должон... Ты и говорить-то не умеешь. А у меня, брат, среднее образование, да еще курсы специальные... Чай, не меньше тебя смыслю.
- В бою, милой, не только образование, а и смекалка требуется. У меня, к примеру сказать, и без курсов на счету больше полсотни уничтоженных фашистов...
На этом спор оборвался: солдаты заметили меня и быстро переменили тему:
- Махорки дали сегодня богато.
- Махорки-то богато, а вот сто граммов стали какими-то махонькими...
Я сделал вид, будто ничего не слышал, и прошагал мимо приостановившихся бойцов.
У Павла Алексеевича служба наблюдения была поставлена отлично. Он уже узнал о моем визите и шел мне навстречу - статный, с красивыми черными усами, с ясным соколиным взглядом. Ротмистров всегда кажется мне заряженным вулканической энергией. Эта энергия угадывается даже в его рукопожатии. Но в тот раз - после боевой удачи, заслуженной награды за нее и очередного повышения в звании - он был в каком-то особо приподнятом настроении. Мы прошли в блиндаж. Он мало чем отличался от обычного штабного помещения. Яркое аккумуляторное освещение, обитые бумагой стены, длинный стол, на котором лежала карта с нанесенной обстановкой. Рядом аккуратно расставлены радиостанция и телефонные аппараты. Все здесь свидетельствовало о культуре в работе.
Части корпуса продолжали вести бой. Павел Алексеевич несколько раз прерывал наш разговор, извинившись, брал телефонную трубку и отдавал короткие, ясные, четкие распоряжения. Затем пододвинул ближе карту и обратился ко мне с вопросом:
- Разрешите доложить обстановку? Я ответил шуткой:
- Дорогой Павел Алексеевич, мне хотелось поздравить вас. Затем и приехал. А вы мне сразу карту под нос суете.
Павел Алексеевич понял шутку, но не изменил своего деловитого тона, отозвался на нее одним только словом "виноват" и нажал на кнопку электрического звонка.
Вошел адъютант.
- Обед, - сказал Ротмистров, и адъютант исчез. За обедом я рассказал Павлу Алексеевичу об услышанном разговоре между солдатами. Мы вместе посмеялись над их безобидной хитростью. Потом детально разобрались в обстановке, уточнили задачу корпусу и с хорошим чувством расстались.
Но на следующий день мне опять вспомнился солдатский разговор. Я задумался над тем, что услышал, и перед моим мысленным взором неожиданно сверкнуло то, что принято в подобных случаях называть "рациональным зерном": следует проверить взаимодействие огневых средств. Доложил свои соображения командующему. Он согласился со мной и приказал немедленно послать в войска нескольких штабных офицеров. Предположения наши оправдались: в некоторых частях стрелковое оружие использовалось не на полную мощь, взаимодействие пулеметчиков с автоматчиками не было налажено. Штабу пришлось в срочном порядке разрабатывать и осуществлять ряд мер по устранению этого недостатка.
И так бывало не раз. Личное общение офицеров и генералов штаба армии с бойцами частенько вносило серьезные коррективы и в нашу собственную работу, и в деятельность многих командиров соединений, частей, подразделений.
...Наше стремительное продвижение в сторону Ростова создавало смертельную угрозу для северокавказской группировки врага. Но вместе с тем с каждым днем, с каждым часом возрастала угроза и для нас самих. 2-я гвардейская армия оказалась значительно впереди своих соседей, и в ходе наступления еще больше увеличивался разрыв с ними. Противник не замедлил воспользоваться этим. Он подготовил удар по нашему открытому флангу из района Зимовников.
Р. Я. Малиновский вовремя разгадал замысел врага и принял решение: продолжая главными силами преследование отступающих войск Мапштейна, частью сил обрушиться на противника, сосредоточившегося в Зимовниках. Для нанесения упреждающего удара по Зимовникам была создана подвижная группа в составе 2-го гвардейского и 6-го механизированных корпусов По замыслу командующего армией Зимовники должны были охватываться с востока на юго-запад 2-м мехкорпусом, а с востока на северо-запад - 6-м. Атака намечалась с утра следующего дня. Руководство действиями подвижной группы возлагалось на меня.
Это решение командарма я лично доложил по телеграфу начальнику штаба фронта генералу И. С. Варенникову, и через некоторое время получил ответ, что оно утверждено командующим фронтом. Р. Я. Малиновский просмотрел телеграфную ленту, на которой фиксировались мои переговоры с Варенниковым, дал мне ряд практических советов по организации боевых действий механизированных корпусов и порекомендовал быстрее выезжать на место.
Я тотчас же связался с командирами корпусов тт. Богдановым и Свиридовым, передал им боевую задачу и сам выехал на КП 2-го гвардейского мехкорпуса. Путь был трудный. Стояла темная январская ночь. Бушевала метель. В заснеженной степи - никаких ориентиров. Однако подобные поездки уже вошли в привычку, и к установленному сроку мне удалось добраться к месту назначения.
Командир 2-го гвардейского механизированного корпуса К. В. Свиридов очень обстоятельно доложил о противнике и предложил на мое рассмотрение уже подработанный с начальником штаба 6-го мехкорпуса совместный план боевых действий по освобождению Зимовников. План полностью соответствовал замыслу командарма. Внеся незначительные поправки, я утвердил его, и каждый занялся своим делом.
Совместная атака была намечена на 10 часов утра. До атаки мне нужно было встретиться с командиром 6-го механизированного корпуса. Для встречи я избрал высотку, уставленную скирдами соломы. Оттуда хорошо обозревалась вся местность, на которой нам предстояло действовать.
Не успел я подъехать к одной из скирд, как туда же подкатила еще одна автомашина. Из нее вышел высокий генерал в длинной серой шинели. Это и был командир 6-го механизированного корпуса С. И. Богданов. Раньше нам встречаться не приходилось: 6-й мехкорпус только недавно прибыл в нашу армию из фронтового резерва.
Богданов произвел на меня хорошее впечатление. Он отличался корректностью и рассудительностью. Мы сразу нашли общий язык и без проволочки решили все вопросы, касавшиеся боя за Зимовники.
Когда я снова вернулся на КП 2-го гвардейского механизированного корпуса, К.В. Свиридов пригласил позавтракать. Это было как нельзя более кстати. Однако завтрак не состоялся. Неожиданно прибывший командующий фронтом генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, после моего представления ему, начал расспросы:
- Чем вы здесь занимаетесь? Почему второй гвардейский мехкорпус повернул на юг?
Я доложил, что все делается согласно плану, утвержденному им самим, и минут через 50 начнется наступление на Зимовники.
- Какое наступление? Кто приказал? - недоумевал Андрей Иванович.
Моя ссылка на переговоры с Варенниковым не возымела никакого действия. Командующий заявил:
- Я об этом ничего не слышал и решения вашего не утверждал.
Хорошо, что появился генерал-лейтенант Малиновский. Разговор сразу принял несколько иной характер. Родион Яковлевич спокойно доложил командующему фронтом, что произошло, по-видимому, досадное недоразумение, но войска уже приведены в действие, и отменять наступление нецелесообразно.
Потом повернулся в мою сторону:
- Выполняйте приказ. Мы тут разберемся...
Мне неизвестно, как протекал этот разговор дальше, но хорошо помню, что боевые действия развивались по намеченному плану и закончились успешно. Зимовники были освобождены сравнительно легко. Угрозу, нависшую над одним из наших флангов, мы ликвидировали и смело продолжали свой путь на Ростов.
Темпы нашего продвижения считались по тому времени высокими, хотя давалось это нелегко. Погода стояла капризная: ночью - мороз, как правило, с метелями, днем - оттепель. Дороги испортились. Часто можно было видеть, как путь танкам и автомашинам бойцы расчищали лопатами, выталкивали плечом застрявшую в разъезженных колеях технику, надсадно покрикивая: "Раз, два - взяли!" Ночью в иных местах скапливались целые колонны вышедших из строя грузовиков, и водители с обмороженными руками копались в застывших моторах, проклиная все на свете.
Но, несмотря ни на что, 2-я гвардейская настойчиво пробивалась вперед.
И не только она. Наступал весь наш бывший Сталинградский, а теперь Южный фронт. Не стояли на месте и войска Юго-Западного фронта. Советские дивизии, выдвинувшись на линию Нов. Калитва, Миллерово, Тормосин, Зимовники, Приютное, глубоко охватили с севера основные силы группы армий "Дон" и создали реальную угрозу тылу северокавказской группировки противника.
2
На протяжении всей первой половины января 2-й гвардейской армии сопутствовали успехи. Слом ив сопротивление войск Манштейна в районе Зимовники, Семенкинокая, Иловайская, она продолжала громить противника в полосе между Доном и Салом, а частью сил под командованием генерала Крейзера наступала и по правому берегу Дона.
10 января передовые части 3-го гвардейского танкового корпуса форсировали реку Сал в ее нижнем течении. В последующие дни наши соединения совместно с войсками 51-й армии вели упорные бои на реке Маныч, между ее устьем и станцией Пролетарской.
К вечеру 14 января механизированная группа генерал-лейтенанта Ротмистрова (3-й гвардейский танковый корпус, 2-й и 5-й мехкорпуса, 98-я стрелковая дивизия) выдвинулась передовыми частями в низовья Дона. У командующего армией возникла мысль: с ходу освободить Батайск и Ростов. 3-му гвардейскому танковому корпусу была поставлена задача: "к утру 17-го января 1943 года захватить переправы и плацдарм южнее Маныч, овладеть рубежом Арпачин, Позднеевка, Веселый и решительно развивать наступление на Батайск, Ростов".
В действительности, к сожалению, этого не получилось. В силу чрезмерной растянутости войск, отставания артиллерии и ремонтно-восстановительных средств для танков, недостатка горючего и транспорта, а главным образом из-за чрезмерного утомления людей наступление наше застопорилось.
Хорошо помню одно из тогдашних донесений генерала Ротмистрова. Павел Алексеевич тревожился за фланги танкового корпуса, выдвинувшегося далеко вперед. Наибольшие опасения вызывала у него обстановка на левом фланге: разведка заметила там крупную группировку вражеских танков.
Ротмистров принял решение приостановить наступление и готовиться к парированию удара противника. В предвидении тяжелых боев Павлу Алексеевичу хотелось вернуть в строй танки, отставшие по техническим неисправностям, а также восстановить подбитые в бою.
Р. Я. Малиновский не согласился с таким планом действий. Мне было предложено немедленно вылететь к генералу Ротмистрову, ознакомить его с обстановкой на фронте всей армии и передать, что командарм не придает особого значения сведениям о сосредоточении танков противника. [Схема 4]
Едва рассеялся ночной мрак, я был уже в пути. Дул северный ветер. Мела поземка. Ориентироваться было трудно. Наш самолет По-2 швыряло из стороны в сторону. Иногда казалось, что он вот-вот перевернется...
Над хутором Буденный, где размещался штаб танкистов, летчик вдруг развернул машину и стал кружить возле балки. Мне подумалось, что он ищет место для посадки. Но причина была в другом: на хутор заходило с десяток "хейнкелей". Они сбросили бомбы и легли на обратный курс. Только после этого мы сели у окраинных домиков. Оказавшийся поблизости командир танковой бригады доложил, что фашистская авиация бомбила неудачно, жертв почти нет. Он же проводил меня к Ротмистрову.
Павла Алексеевича я едва разглядел сквозь пелену табачного дыма. Тут же был и его начальник штаба В. Н. Баскаков.
Ознакомившись более подробно с обстановкой и состоянием корпуса, я в свою очередь проинформировал Ротмистрова об общей обстановке в полосе действий армии и передал ему приказ командарма об ускорении наступления на Батайск, Ростов. Генерал Ротмистров - большой знаток тактики и оперативного искусства (до войны он преподавал в Академии бронетанковых войск) - был сильно удручен, когда узнал, что переоценил данные разведки об угрозе удара по левому флангу корпуса. Этот просчет привел к потере очень дорогого времени.
Стремясь наверстать упущенное, сам Ротмистров и его ближайшие помощники работали с удесятеренной энергией. На рассвете 19 января мехгруппа возобновила активные боевые действия. Однако противник успел уже подтянуть свежие силы, предпринял ряд контратак и остановил продвижение танкового корпуса к Батайску.
Ожесточенные бои пришлось вести 98-й стрелковой дивизии за населенные пункты Самодуровка, Резников и Красный. На рассвете 20 января мотопехота противника при поддержке значительного количества танков и артиллерии контратаковала ее в районе Самодуровка. Дивизия понесла большие потери и вынуждена была оставить этот населенный пункт. Однако вскоре подоспели части 2-го гвардейскою механизированного корпуса, и противник был снова выбит оттуда.
Бои с переменным успехом стали характерным явлением. Пройдя в тяжелых зимних условиях расстояние от Сталинграда до Ростова, все время испытывая при этом упорное сопротивление врага, войска армии как бы растворились на огромном пространстве. Удары наши становились все слабей, темпы наступления снижались.
И как раз в это время, 2 февраля 1943 года, Р. Я. Малиновский был назначен на пост командующего войсками Южного фронта. 2-ю гвардейскую принял от него генерал Я. Г. Крейзер.
В боевом составе армии также произошли некоторые изменения. Танковый корпус генерала Ротмистрова был изъят из нашего подчинения и отведен в резерв фронта. Вместо него в армию пришел 3-й гвардейский механизированный корпус, которым временно командовал генерал А. П. Шарагин (командир корпуса генерал-майор танковых войск Василий Тимофеевич Вольский был тяжело ранен и находился на излечении).
Новый командующий фронтом внес некоторые изменения в боевые задачи армий. В частности, 2-й гвардейской вместо наступления на Батайск и Ростов было приказано перегруппировать свои силы и нанести удар по противнику, находившемуся в районе Новочеркасска.
Перегруппировку мы закончили быстро и утром 12 февраля начали наступление на новочеркасском направлении. Сосредоточение на узком участке всех имевшихся у нас танков и основных сил артиллерии позволило нам успешно прорвать оборонительную полосу противника.
Теперь главную роль должны были сыграть механизированные корпуса. И мы с вновь назначенным, вместо умершего тов. Ларина, членом Военного совета армии Н. Е. Субботиным выехали туда, чтобы обеспечить координацию боевых действий на месте. Путь наш лежал прежде всего в 3-й гвардейский механизированный корпус, вводившийся в прорыв.
Противник отступал. Многие его подразделения, главным образом румынские, целиком сдавались в плен.
Румыны не хотели умирать за интересы фашистской Германии.
Погода стояла прескверная. Мелкая "крупа" сыпала как из сита. Все кругом застилал туман, серый и непроницаемый, как дым. Видимость ограничивалась несколькими десятками метров.
Пока мы тряслись в "виллисе", разговор шел главным образом о замечательной победе под Сталинградом. Она не имела себе равных в истории войн. Мы понимали, что стратегическая инициатива переходит в руки Советской Армии, и уже ощущали ее благотворное влияние...
Потом речь зашла о мародерстве вражеских войск. Субботин рассказывал, что в рюкзаках фашистских солдат и машинах офицеров полным-полно принадлежностей женского туалета и награбленных ценностей. Жадность у фашистов брала верх над всем. Она побеждала усталость и даже страх смерти.
Заговорили мы об этом не случайно. По всем дорогам наши бойцы конвоировали пленных. Многие пленные сгибались под непосильной ношей. Еще чаще попадались группы пленных немецких солдат, закутавшихся поверх своих пилоток в шерстяные дамские платки и обутых в валенки явно не армейского образца.
Постепенно туман стал немного рассеиваться. Впереди себя мы заметили походные колонны, державшие путь в одном с нами направлении. Наша машина оказалась как бы между двух таких колонн, двигавшихся по сходящимся дорогам.
- Вот и хорошо: мы успели вовремя, - сказал Субботин. - Это, несомненно, части третьего механизированного корпуса!
- Что-то непохоже, - усомнился я, - автотранспорта маловато, да и пешие идут как-то не по-гвардейски...
Тем временем мы приблизились к одной из колонн метров на 200. Хорошо стали видны солдаты, закутанные кто во что. Стало ясно: перед нами войска противника.
В колонне тоже обратили на нас внимание: оглядываются в нашу сторону, указывают пальцами. Мелькнула мысль: "Развернут сейчас пушку, да что там пушку - просто из автомата кто-нибудь трахнет, и все".
А что же делать? Удирать - наверняка убьют, да и стыдно.
- Гони в голову колонны! - приказал я водителю.
На полном газу мы выскочили на дорогу впереди огромной колонны. По форме одежды нетрудно было угадать, что мы имеем дело с румынами.
Я вышел из машины и поднял руку. Колонна остановилась. Многие пожимают плечами, не поймут, что случилось.
Потребовал к себе старшего начальника. Подошел румынский полковник и представился по всем правилам.
- Куда же вы ведете колонну? - строго спросил я. - Здесь непременно наткнетесь на нашу артиллерию и пулеметы.
Полковник виновато таращил глаза и на ломаном русском языке стал объяснять:
- Румыны больше воевать не желают. Идем в плен. Только плохо ориентируемся...
Я взял его карту и указал на ней, куда им надо идти. Затем написал записку начальнику тыла, чтобы сдавшихся в плен румын накормили и обеспечили дальнейшую их эвакуацию.
Пришлось также оставить румынскому полковнику в качестве проводника одного нашего автоматчика. Это было совершенно необходимо. Не столько для того, чтобы румыны не сбились с дороги, сколько для уведомления наших войск, двигавшихся по дорогам, что это уже плененная часть противника.
- А ведь хорошо получилось, - сказал, потирая руки, член Военного совета. - Без единого выстрела, без парламентеров мы с вами взяли в плен целую колонну.
Я ответил шуткой:
- Здесь все дело в нашем с вами дружном взаимодействии. Одному мне, как правило, не везет...
Вскоре мы выбрались на дорогу, ведшую прямо в Новочеркасск. На самой дороге и по обочинам ее громоздилось в беспорядке множество подбитой и просто оставленной впопыхах вражеской техники. То там, то тут маячили танки, тракторы, автомашины с немецкими и румынскими опознавательными знаками. Еще больше было повозок.
Немного спустя встретили передовые части 3-го гвардейского механизированного корпуса, а потом разыскали и штаб. Генерал А. П. Шарагин доложил о положении частей корпуса и о принятом им решении сделать остановку, чтобы подтянуть отставшие подразделения и дозаправить машины.
- На все предполагаю затратить десять-двенадцать часов, - бодро заключил он.
С этим согласиться было нельзя. Обстановка требовала продолжать безостановочное преследование противника. Пришлось напомнить об этом тов. Шарагину. И, только убедившись, что указания наши приняты к неуклонному исполнению, мы отправились во 2-й гвардейский механизированный корпус.
Он действовал на правом фланге, не имея локтевой связи с нашим правым соседом - 5-й ударной армией. Это внушало определенную тревогу. Именно здесь, на стыке двух армий, противник мог нанести контрудар. И, по данным разведки, такой удар уже подготавливался.
На переправе через Дон пришлось несколько задержаться. Там в затруднительном положении оказались танки наших механизированных корпусов. Лед не выдерживал их тяжести. На нем чернело множество воронок и трещин от авиационных бомб.
Почти одновременно с нами туда прибыл и командующий бронетанковыми войсками Советской Армии Я. Н. Федоренко. Он - как опытный танкист - дал нам ряд ценных советов. В частности, порекомендовал переправлять на противоположный берег пока лишь легкие танки, а для средних и тяжелых усилить колею и подсказал, как лучше сделать это.
Мне невольно бросилось в глаза, что на некоторых 1анках красовалась надпись: "Тамбовский колхозник", а чуть ниже была приписка: "Сосновский район". Вспомнил Тамбов, где формировалась наша 2-я гвардейская армия. Перед мысленным взором, как живые, встали многие из тамбовчан, с которыми пришлось тогда встречаться...
Только поздно ночью, когда уже повсеместно обозначился успех, мы возвратились в штаб армии. А к утру 13 февраля поступило отрадное донесение: части 3-го гвардейского механизированного корпуса совместно с 98-й и 300-й стрелковыми дивизиями с ходу ворвались в Новочеркасск. Город был спасен от уничтожения - специальные гитлеровские команды поджигателей и подрывников не успели сделать свое подлое дело.
Одновременно отличились и левофланговые армии нашего фронта, наступавшие на ростовском направлении. Совинформбюро сообщало: "...Войска Южного фронта под командованием генерал-полковника Р. Я. Малиновского в течение нескольких дней вели ожесточенные бои за город Ростов-на-Дону. Сегодня, 14 февраля, сломив упорное сопротивление противника, наши войска овладели городом Ростовом-на-Дону".
Но долго еще этот город-красавец пылал в огне и сотрясался от взрывов заложенных противником мин. Его многочисленные заводы и фабрики превратились в руины. Жилые дома, больницы, мосты через Дон, городской водопровод, электросеть, канализация также подверглись разрушению. Не уцелели культурные учреждения: фашисты сожгли гордость Ростова - замечательный Драматический театр имени Горького, Театр музыкальной комедии и Театр юного зрителя, почти все дома культуры и клубы.
3
Войска 2-й гвардейской армии с начала декабря находились в беспрерывном движении и тяжелых боях. Они крайне нуждались хотя бы в коротком отдыхе. Но сделать это по условиям боевой обстановки было почти невозможно. Надо было спешить и спешить, "сидеть на плечах у противника" и гнать его без устали.
Только те, кто оказались во втором эшелоне армии, после освобождения Новочеркасска получили несколько часов "на помывку". Тов. Субботин предложил мне вместе с ним проехаться в эти части. Я с удовольствием принял его предложение. Побывать в войсках всегда приятно, а в Новочеркасск меня влекло еще и по другой причине. В этом городе я сам служил в тридцатые годы...
Перед поездкой в Новочеркасск мне случилось разговаривать с командиром обосновавшегося там 13-го стрелкового корпуса генералом П. Г. Чанчибадзе. Как всегда горячий и восторженный, он уверял меня:
- Гвардейцы отказываются от отдыха. Опять рвутся вперед и вперед... Молодцы!
- Каков командир, таковы и солдаты. Попробуй удержи вас на месте, пошутил я.
- При чем тут командир! Не во мне дело... Народ у нас такой. Месяцами снегом умывались, а подвернулась возможность в бане душу отвести - время потерять боятся, опять в бой просятся.
- Этим пользоваться нельзя. Людей жалеть надо, - наставительно сказал я. Если мы о солдате не побеспокоимся, то кто же это сделает?
Порфирий Георгиевич охотно со мной согласился. Кто-кто, а он-то заботился о солдате...
На одной из хорошо знакомых мне улиц Новочеркасска мы заглянули в небольшой домик. Нас радостно встретила хозяйка:
- В баньку пришли? Проходите, сынки. У нас во дворе солдаты такую баньку устроили...
Субботин кивнул на груды солдатского белья, заполнившего все скамейки, разложенного прямо на полу:
- Это что такое?
- Стирать сейчас буду, сынок... Хочется, чтобы за ночь высохло белье-то. А то ведь утром, наверное, опять пойдете дальше... Раздевайся и ты, выкупаешься. Не стесняйся, чего смутился? Немцы, бывало, ввалятся, проклятые: "Матка, вассер!" Воды им горячей, значит. Разденутся, бесстыжие, тут же при бабе и лезут в корыто. Сначала ноги да, прости господи меня, грешную, срам свой вымоют, а потом - морду. Тьфу!..
Напряженные бои шли днем и ночью. Обстановка была крайне сложной и динамичной. Корпуса и дивизии 2-й гвардейской армии все время находились в движении. Управлять ими становилось все труднее. Нередко нарушалась даже радиосвязь: в одних случаях - по причине частой смены командных пунктов, в других - из-за повреждений матчасти, а то и в результате гибели или ранения радистов.
Но и при устойчивой радиосвязи штаб армии испытывал немалые затруднения. На кодирование и расшифровку радиограмм требовалось значительное время, а у нас каждая минута была на счету.
В этих условиях особое значение приобретало личное общение генералов и офицеров штаба с командирами соединений и частей. Мы знали по опыту, что никакие, даже самые обстоятельные, доклады и донесения из войск не могут заменить того, что увидишь и услышишь сам, побывав на месте. Любая поездка в войска сопряжена обычно с многочисленными встречами и откровенными беседами с солдатами. Солдаты охотно поведают тебе свои думы, свои мысли, а часто выскажут и ценные предложения.
В этой связи не могу не возвратиться несколько назад, чтобы вспомнить один довольно интересный случай. Как-то еще в конце декабря, после освобождения Котельннкова, мне пришлось выехать в танковый корпус к генералу П. А. Ротмистрову.
Командный пункт танкисты оборудовали на восточной окраине города в землянках. Как обычно, в целях маскировки туда запрещалось подъезжать вплотную на машинах. Я, конечно, тоже оставил свой автомобиль метрах в 300 - 400 - за шлагбаумом, а сам продолжал путь пешком. Впереди по проторенной тропке шагали два бойца в полушубках. Ветер был в мою сторону, да и разговор они вели довольно громко, и до меня отчетливо долетали целые фразы.
- Я тебе кричу: бей по дальним, а ты по ближним лупишь.
- Не ори зря - мы тоже можем... Стрелял я так, чтобы они не подползли к траншеям. Понял?
- Голова ты куриная, да у траншей-то мы их и без тебя из автоматов прикончим. А вот на дальних дистанциях должон бить ты, из пулемета. Ясно?
- Должон, должон... Ты и говорить-то не умеешь. А у меня, брат, среднее образование, да еще курсы специальные... Чай, не меньше тебя смыслю.
- В бою, милой, не только образование, а и смекалка требуется. У меня, к примеру сказать, и без курсов на счету больше полсотни уничтоженных фашистов...
На этом спор оборвался: солдаты заметили меня и быстро переменили тему:
- Махорки дали сегодня богато.
- Махорки-то богато, а вот сто граммов стали какими-то махонькими...
Я сделал вид, будто ничего не слышал, и прошагал мимо приостановившихся бойцов.
У Павла Алексеевича служба наблюдения была поставлена отлично. Он уже узнал о моем визите и шел мне навстречу - статный, с красивыми черными усами, с ясным соколиным взглядом. Ротмистров всегда кажется мне заряженным вулканической энергией. Эта энергия угадывается даже в его рукопожатии. Но в тот раз - после боевой удачи, заслуженной награды за нее и очередного повышения в звании - он был в каком-то особо приподнятом настроении. Мы прошли в блиндаж. Он мало чем отличался от обычного штабного помещения. Яркое аккумуляторное освещение, обитые бумагой стены, длинный стол, на котором лежала карта с нанесенной обстановкой. Рядом аккуратно расставлены радиостанция и телефонные аппараты. Все здесь свидетельствовало о культуре в работе.
Части корпуса продолжали вести бой. Павел Алексеевич несколько раз прерывал наш разговор, извинившись, брал телефонную трубку и отдавал короткие, ясные, четкие распоряжения. Затем пододвинул ближе карту и обратился ко мне с вопросом:
- Разрешите доложить обстановку? Я ответил шуткой:
- Дорогой Павел Алексеевич, мне хотелось поздравить вас. Затем и приехал. А вы мне сразу карту под нос суете.
Павел Алексеевич понял шутку, но не изменил своего деловитого тона, отозвался на нее одним только словом "виноват" и нажал на кнопку электрического звонка.
Вошел адъютант.
- Обед, - сказал Ротмистров, и адъютант исчез. За обедом я рассказал Павлу Алексеевичу об услышанном разговоре между солдатами. Мы вместе посмеялись над их безобидной хитростью. Потом детально разобрались в обстановке, уточнили задачу корпусу и с хорошим чувством расстались.
Но на следующий день мне опять вспомнился солдатский разговор. Я задумался над тем, что услышал, и перед моим мысленным взором неожиданно сверкнуло то, что принято в подобных случаях называть "рациональным зерном": следует проверить взаимодействие огневых средств. Доложил свои соображения командующему. Он согласился со мной и приказал немедленно послать в войска нескольких штабных офицеров. Предположения наши оправдались: в некоторых частях стрелковое оружие использовалось не на полную мощь, взаимодействие пулеметчиков с автоматчиками не было налажено. Штабу пришлось в срочном порядке разрабатывать и осуществлять ряд мер по устранению этого недостатка.
И так бывало не раз. Личное общение офицеров и генералов штаба армии с бойцами частенько вносило серьезные коррективы и в нашу собственную работу, и в деятельность многих командиров соединений, частей, подразделений.
...Наше стремительное продвижение в сторону Ростова создавало смертельную угрозу для северокавказской группировки врага. Но вместе с тем с каждым днем, с каждым часом возрастала угроза и для нас самих. 2-я гвардейская армия оказалась значительно впереди своих соседей, и в ходе наступления еще больше увеличивался разрыв с ними. Противник не замедлил воспользоваться этим. Он подготовил удар по нашему открытому флангу из района Зимовников.
Р. Я. Малиновский вовремя разгадал замысел врага и принял решение: продолжая главными силами преследование отступающих войск Мапштейна, частью сил обрушиться на противника, сосредоточившегося в Зимовниках. Для нанесения упреждающего удара по Зимовникам была создана подвижная группа в составе 2-го гвардейского и 6-го механизированных корпусов По замыслу командующего армией Зимовники должны были охватываться с востока на юго-запад 2-м мехкорпусом, а с востока на северо-запад - 6-м. Атака намечалась с утра следующего дня. Руководство действиями подвижной группы возлагалось на меня.
Это решение командарма я лично доложил по телеграфу начальнику штаба фронта генералу И. С. Варенникову, и через некоторое время получил ответ, что оно утверждено командующим фронтом. Р. Я. Малиновский просмотрел телеграфную ленту, на которой фиксировались мои переговоры с Варенниковым, дал мне ряд практических советов по организации боевых действий механизированных корпусов и порекомендовал быстрее выезжать на место.
Я тотчас же связался с командирами корпусов тт. Богдановым и Свиридовым, передал им боевую задачу и сам выехал на КП 2-го гвардейского мехкорпуса. Путь был трудный. Стояла темная январская ночь. Бушевала метель. В заснеженной степи - никаких ориентиров. Однако подобные поездки уже вошли в привычку, и к установленному сроку мне удалось добраться к месту назначения.
Командир 2-го гвардейского механизированного корпуса К. В. Свиридов очень обстоятельно доложил о противнике и предложил на мое рассмотрение уже подработанный с начальником штаба 6-го мехкорпуса совместный план боевых действий по освобождению Зимовников. План полностью соответствовал замыслу командарма. Внеся незначительные поправки, я утвердил его, и каждый занялся своим делом.
Совместная атака была намечена на 10 часов утра. До атаки мне нужно было встретиться с командиром 6-го механизированного корпуса. Для встречи я избрал высотку, уставленную скирдами соломы. Оттуда хорошо обозревалась вся местность, на которой нам предстояло действовать.
Не успел я подъехать к одной из скирд, как туда же подкатила еще одна автомашина. Из нее вышел высокий генерал в длинной серой шинели. Это и был командир 6-го механизированного корпуса С. И. Богданов. Раньше нам встречаться не приходилось: 6-й мехкорпус только недавно прибыл в нашу армию из фронтового резерва.
Богданов произвел на меня хорошее впечатление. Он отличался корректностью и рассудительностью. Мы сразу нашли общий язык и без проволочки решили все вопросы, касавшиеся боя за Зимовники.
Когда я снова вернулся на КП 2-го гвардейского механизированного корпуса, К.В. Свиридов пригласил позавтракать. Это было как нельзя более кстати. Однако завтрак не состоялся. Неожиданно прибывший командующий фронтом генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, после моего представления ему, начал расспросы:
- Чем вы здесь занимаетесь? Почему второй гвардейский мехкорпус повернул на юг?
Я доложил, что все делается согласно плану, утвержденному им самим, и минут через 50 начнется наступление на Зимовники.
- Какое наступление? Кто приказал? - недоумевал Андрей Иванович.
Моя ссылка на переговоры с Варенниковым не возымела никакого действия. Командующий заявил:
- Я об этом ничего не слышал и решения вашего не утверждал.
Хорошо, что появился генерал-лейтенант Малиновский. Разговор сразу принял несколько иной характер. Родион Яковлевич спокойно доложил командующему фронтом, что произошло, по-видимому, досадное недоразумение, но войска уже приведены в действие, и отменять наступление нецелесообразно.
Потом повернулся в мою сторону:
- Выполняйте приказ. Мы тут разберемся...
Мне неизвестно, как протекал этот разговор дальше, но хорошо помню, что боевые действия развивались по намеченному плану и закончились успешно. Зимовники были освобождены сравнительно легко. Угрозу, нависшую над одним из наших флангов, мы ликвидировали и смело продолжали свой путь на Ростов.
Темпы нашего продвижения считались по тому времени высокими, хотя давалось это нелегко. Погода стояла капризная: ночью - мороз, как правило, с метелями, днем - оттепель. Дороги испортились. Часто можно было видеть, как путь танкам и автомашинам бойцы расчищали лопатами, выталкивали плечом застрявшую в разъезженных колеях технику, надсадно покрикивая: "Раз, два - взяли!" Ночью в иных местах скапливались целые колонны вышедших из строя грузовиков, и водители с обмороженными руками копались в застывших моторах, проклиная все на свете.
Но, несмотря ни на что, 2-я гвардейская настойчиво пробивалась вперед.
И не только она. Наступал весь наш бывший Сталинградский, а теперь Южный фронт. Не стояли на месте и войска Юго-Западного фронта. Советские дивизии, выдвинувшись на линию Нов. Калитва, Миллерово, Тормосин, Зимовники, Приютное, глубоко охватили с севера основные силы группы армий "Дон" и создали реальную угрозу тылу северокавказской группировки противника.
2
На протяжении всей первой половины января 2-й гвардейской армии сопутствовали успехи. Слом ив сопротивление войск Манштейна в районе Зимовники, Семенкинокая, Иловайская, она продолжала громить противника в полосе между Доном и Салом, а частью сил под командованием генерала Крейзера наступала и по правому берегу Дона.
10 января передовые части 3-го гвардейского танкового корпуса форсировали реку Сал в ее нижнем течении. В последующие дни наши соединения совместно с войсками 51-й армии вели упорные бои на реке Маныч, между ее устьем и станцией Пролетарской.
К вечеру 14 января механизированная группа генерал-лейтенанта Ротмистрова (3-й гвардейский танковый корпус, 2-й и 5-й мехкорпуса, 98-я стрелковая дивизия) выдвинулась передовыми частями в низовья Дона. У командующего армией возникла мысль: с ходу освободить Батайск и Ростов. 3-му гвардейскому танковому корпусу была поставлена задача: "к утру 17-го января 1943 года захватить переправы и плацдарм южнее Маныч, овладеть рубежом Арпачин, Позднеевка, Веселый и решительно развивать наступление на Батайск, Ростов".
В действительности, к сожалению, этого не получилось. В силу чрезмерной растянутости войск, отставания артиллерии и ремонтно-восстановительных средств для танков, недостатка горючего и транспорта, а главным образом из-за чрезмерного утомления людей наступление наше застопорилось.
Хорошо помню одно из тогдашних донесений генерала Ротмистрова. Павел Алексеевич тревожился за фланги танкового корпуса, выдвинувшегося далеко вперед. Наибольшие опасения вызывала у него обстановка на левом фланге: разведка заметила там крупную группировку вражеских танков.
Ротмистров принял решение приостановить наступление и готовиться к парированию удара противника. В предвидении тяжелых боев Павлу Алексеевичу хотелось вернуть в строй танки, отставшие по техническим неисправностям, а также восстановить подбитые в бою.
Р. Я. Малиновский не согласился с таким планом действий. Мне было предложено немедленно вылететь к генералу Ротмистрову, ознакомить его с обстановкой на фронте всей армии и передать, что командарм не придает особого значения сведениям о сосредоточении танков противника. [Схема 4]
Едва рассеялся ночной мрак, я был уже в пути. Дул северный ветер. Мела поземка. Ориентироваться было трудно. Наш самолет По-2 швыряло из стороны в сторону. Иногда казалось, что он вот-вот перевернется...
Над хутором Буденный, где размещался штаб танкистов, летчик вдруг развернул машину и стал кружить возле балки. Мне подумалось, что он ищет место для посадки. Но причина была в другом: на хутор заходило с десяток "хейнкелей". Они сбросили бомбы и легли на обратный курс. Только после этого мы сели у окраинных домиков. Оказавшийся поблизости командир танковой бригады доложил, что фашистская авиация бомбила неудачно, жертв почти нет. Он же проводил меня к Ротмистрову.
Павла Алексеевича я едва разглядел сквозь пелену табачного дыма. Тут же был и его начальник штаба В. Н. Баскаков.
Ознакомившись более подробно с обстановкой и состоянием корпуса, я в свою очередь проинформировал Ротмистрова об общей обстановке в полосе действий армии и передал ему приказ командарма об ускорении наступления на Батайск, Ростов. Генерал Ротмистров - большой знаток тактики и оперативного искусства (до войны он преподавал в Академии бронетанковых войск) - был сильно удручен, когда узнал, что переоценил данные разведки об угрозе удара по левому флангу корпуса. Этот просчет привел к потере очень дорогого времени.
Стремясь наверстать упущенное, сам Ротмистров и его ближайшие помощники работали с удесятеренной энергией. На рассвете 19 января мехгруппа возобновила активные боевые действия. Однако противник успел уже подтянуть свежие силы, предпринял ряд контратак и остановил продвижение танкового корпуса к Батайску.
Ожесточенные бои пришлось вести 98-й стрелковой дивизии за населенные пункты Самодуровка, Резников и Красный. На рассвете 20 января мотопехота противника при поддержке значительного количества танков и артиллерии контратаковала ее в районе Самодуровка. Дивизия понесла большие потери и вынуждена была оставить этот населенный пункт. Однако вскоре подоспели части 2-го гвардейскою механизированного корпуса, и противник был снова выбит оттуда.
Бои с переменным успехом стали характерным явлением. Пройдя в тяжелых зимних условиях расстояние от Сталинграда до Ростова, все время испытывая при этом упорное сопротивление врага, войска армии как бы растворились на огромном пространстве. Удары наши становились все слабей, темпы наступления снижались.
И как раз в это время, 2 февраля 1943 года, Р. Я. Малиновский был назначен на пост командующего войсками Южного фронта. 2-ю гвардейскую принял от него генерал Я. Г. Крейзер.
В боевом составе армии также произошли некоторые изменения. Танковый корпус генерала Ротмистрова был изъят из нашего подчинения и отведен в резерв фронта. Вместо него в армию пришел 3-й гвардейский механизированный корпус, которым временно командовал генерал А. П. Шарагин (командир корпуса генерал-майор танковых войск Василий Тимофеевич Вольский был тяжело ранен и находился на излечении).
Новый командующий фронтом внес некоторые изменения в боевые задачи армий. В частности, 2-й гвардейской вместо наступления на Батайск и Ростов было приказано перегруппировать свои силы и нанести удар по противнику, находившемуся в районе Новочеркасска.
Перегруппировку мы закончили быстро и утром 12 февраля начали наступление на новочеркасском направлении. Сосредоточение на узком участке всех имевшихся у нас танков и основных сил артиллерии позволило нам успешно прорвать оборонительную полосу противника.
Теперь главную роль должны были сыграть механизированные корпуса. И мы с вновь назначенным, вместо умершего тов. Ларина, членом Военного совета армии Н. Е. Субботиным выехали туда, чтобы обеспечить координацию боевых действий на месте. Путь наш лежал прежде всего в 3-й гвардейский механизированный корпус, вводившийся в прорыв.
Противник отступал. Многие его подразделения, главным образом румынские, целиком сдавались в плен.
Румыны не хотели умирать за интересы фашистской Германии.
Погода стояла прескверная. Мелкая "крупа" сыпала как из сита. Все кругом застилал туман, серый и непроницаемый, как дым. Видимость ограничивалась несколькими десятками метров.
Пока мы тряслись в "виллисе", разговор шел главным образом о замечательной победе под Сталинградом. Она не имела себе равных в истории войн. Мы понимали, что стратегическая инициатива переходит в руки Советской Армии, и уже ощущали ее благотворное влияние...
Потом речь зашла о мародерстве вражеских войск. Субботин рассказывал, что в рюкзаках фашистских солдат и машинах офицеров полным-полно принадлежностей женского туалета и награбленных ценностей. Жадность у фашистов брала верх над всем. Она побеждала усталость и даже страх смерти.
Заговорили мы об этом не случайно. По всем дорогам наши бойцы конвоировали пленных. Многие пленные сгибались под непосильной ношей. Еще чаще попадались группы пленных немецких солдат, закутавшихся поверх своих пилоток в шерстяные дамские платки и обутых в валенки явно не армейского образца.
Постепенно туман стал немного рассеиваться. Впереди себя мы заметили походные колонны, державшие путь в одном с нами направлении. Наша машина оказалась как бы между двух таких колонн, двигавшихся по сходящимся дорогам.
- Вот и хорошо: мы успели вовремя, - сказал Субботин. - Это, несомненно, части третьего механизированного корпуса!
- Что-то непохоже, - усомнился я, - автотранспорта маловато, да и пешие идут как-то не по-гвардейски...
Тем временем мы приблизились к одной из колонн метров на 200. Хорошо стали видны солдаты, закутанные кто во что. Стало ясно: перед нами войска противника.
В колонне тоже обратили на нас внимание: оглядываются в нашу сторону, указывают пальцами. Мелькнула мысль: "Развернут сейчас пушку, да что там пушку - просто из автомата кто-нибудь трахнет, и все".
А что же делать? Удирать - наверняка убьют, да и стыдно.
- Гони в голову колонны! - приказал я водителю.
На полном газу мы выскочили на дорогу впереди огромной колонны. По форме одежды нетрудно было угадать, что мы имеем дело с румынами.
Я вышел из машины и поднял руку. Колонна остановилась. Многие пожимают плечами, не поймут, что случилось.
Потребовал к себе старшего начальника. Подошел румынский полковник и представился по всем правилам.
- Куда же вы ведете колонну? - строго спросил я. - Здесь непременно наткнетесь на нашу артиллерию и пулеметы.
Полковник виновато таращил глаза и на ломаном русском языке стал объяснять:
- Румыны больше воевать не желают. Идем в плен. Только плохо ориентируемся...
Я взял его карту и указал на ней, куда им надо идти. Затем написал записку начальнику тыла, чтобы сдавшихся в плен румын накормили и обеспечили дальнейшую их эвакуацию.
Пришлось также оставить румынскому полковнику в качестве проводника одного нашего автоматчика. Это было совершенно необходимо. Не столько для того, чтобы румыны не сбились с дороги, сколько для уведомления наших войск, двигавшихся по дорогам, что это уже плененная часть противника.
- А ведь хорошо получилось, - сказал, потирая руки, член Военного совета. - Без единого выстрела, без парламентеров мы с вами взяли в плен целую колонну.
Я ответил шуткой:
- Здесь все дело в нашем с вами дружном взаимодействии. Одному мне, как правило, не везет...
Вскоре мы выбрались на дорогу, ведшую прямо в Новочеркасск. На самой дороге и по обочинам ее громоздилось в беспорядке множество подбитой и просто оставленной впопыхах вражеской техники. То там, то тут маячили танки, тракторы, автомашины с немецкими и румынскими опознавательными знаками. Еще больше было повозок.
Немного спустя встретили передовые части 3-го гвардейского механизированного корпуса, а потом разыскали и штаб. Генерал А. П. Шарагин доложил о положении частей корпуса и о принятом им решении сделать остановку, чтобы подтянуть отставшие подразделения и дозаправить машины.
- На все предполагаю затратить десять-двенадцать часов, - бодро заключил он.
С этим согласиться было нельзя. Обстановка требовала продолжать безостановочное преследование противника. Пришлось напомнить об этом тов. Шарагину. И, только убедившись, что указания наши приняты к неуклонному исполнению, мы отправились во 2-й гвардейский механизированный корпус.
Он действовал на правом фланге, не имея локтевой связи с нашим правым соседом - 5-й ударной армией. Это внушало определенную тревогу. Именно здесь, на стыке двух армий, противник мог нанести контрудар. И, по данным разведки, такой удар уже подготавливался.
На переправе через Дон пришлось несколько задержаться. Там в затруднительном положении оказались танки наших механизированных корпусов. Лед не выдерживал их тяжести. На нем чернело множество воронок и трещин от авиационных бомб.
Почти одновременно с нами туда прибыл и командующий бронетанковыми войсками Советской Армии Я. Н. Федоренко. Он - как опытный танкист - дал нам ряд ценных советов. В частности, порекомендовал переправлять на противоположный берег пока лишь легкие танки, а для средних и тяжелых усилить колею и подсказал, как лучше сделать это.
Мне невольно бросилось в глаза, что на некоторых 1анках красовалась надпись: "Тамбовский колхозник", а чуть ниже была приписка: "Сосновский район". Вспомнил Тамбов, где формировалась наша 2-я гвардейская армия. Перед мысленным взором, как живые, встали многие из тамбовчан, с которыми пришлось тогда встречаться...
Только поздно ночью, когда уже повсеместно обозначился успех, мы возвратились в штаб армии. А к утру 13 февраля поступило отрадное донесение: части 3-го гвардейского механизированного корпуса совместно с 98-й и 300-й стрелковыми дивизиями с ходу ворвались в Новочеркасск. Город был спасен от уничтожения - специальные гитлеровские команды поджигателей и подрывников не успели сделать свое подлое дело.
Одновременно отличились и левофланговые армии нашего фронта, наступавшие на ростовском направлении. Совинформбюро сообщало: "...Войска Южного фронта под командованием генерал-полковника Р. Я. Малиновского в течение нескольких дней вели ожесточенные бои за город Ростов-на-Дону. Сегодня, 14 февраля, сломив упорное сопротивление противника, наши войска овладели городом Ростовом-на-Дону".
Но долго еще этот город-красавец пылал в огне и сотрясался от взрывов заложенных противником мин. Его многочисленные заводы и фабрики превратились в руины. Жилые дома, больницы, мосты через Дон, городской водопровод, электросеть, канализация также подверглись разрушению. Не уцелели культурные учреждения: фашисты сожгли гордость Ростова - замечательный Драматический театр имени Горького, Театр музыкальной комедии и Театр юного зрителя, почти все дома культуры и клубы.
3
Войска 2-й гвардейской армии с начала декабря находились в беспрерывном движении и тяжелых боях. Они крайне нуждались хотя бы в коротком отдыхе. Но сделать это по условиям боевой обстановки было почти невозможно. Надо было спешить и спешить, "сидеть на плечах у противника" и гнать его без устали.
Только те, кто оказались во втором эшелоне армии, после освобождения Новочеркасска получили несколько часов "на помывку". Тов. Субботин предложил мне вместе с ним проехаться в эти части. Я с удовольствием принял его предложение. Побывать в войсках всегда приятно, а в Новочеркасск меня влекло еще и по другой причине. В этом городе я сам служил в тридцатые годы...
Перед поездкой в Новочеркасск мне случилось разговаривать с командиром обосновавшегося там 13-го стрелкового корпуса генералом П. Г. Чанчибадзе. Как всегда горячий и восторженный, он уверял меня:
- Гвардейцы отказываются от отдыха. Опять рвутся вперед и вперед... Молодцы!
- Каков командир, таковы и солдаты. Попробуй удержи вас на месте, пошутил я.
- При чем тут командир! Не во мне дело... Народ у нас такой. Месяцами снегом умывались, а подвернулась возможность в бане душу отвести - время потерять боятся, опять в бой просятся.
- Этим пользоваться нельзя. Людей жалеть надо, - наставительно сказал я. Если мы о солдате не побеспокоимся, то кто же это сделает?
Порфирий Георгиевич охотно со мной согласился. Кто-кто, а он-то заботился о солдате...
На одной из хорошо знакомых мне улиц Новочеркасска мы заглянули в небольшой домик. Нас радостно встретила хозяйка:
- В баньку пришли? Проходите, сынки. У нас во дворе солдаты такую баньку устроили...
Субботин кивнул на груды солдатского белья, заполнившего все скамейки, разложенного прямо на полу:
- Это что такое?
- Стирать сейчас буду, сынок... Хочется, чтобы за ночь высохло белье-то. А то ведь утром, наверное, опять пойдете дальше... Раздевайся и ты, выкупаешься. Не стесняйся, чего смутился? Немцы, бывало, ввалятся, проклятые: "Матка, вассер!" Воды им горячей, значит. Разденутся, бесстыжие, тут же при бабе и лезут в корыто. Сначала ноги да, прости господи меня, грешную, срам свой вымоют, а потом - морду. Тьфу!..