Страница:
Член Военного совета сразу подобрел:
- Спасибо вам, мамаша, за заботу вашу о солдатах.
- Это вам спасибо за освобождение наше...
Зашли в другой дом. Там была иная обстановка. Шла лихая пляска. В переднем углу сидела девушка в солдатской форме, а рядом с ней - сержант. На голове у девушки - венок из бумажных цветов. У противоположного конца стола оказался офицер. Увидев нас, он скомандовал:
- Смирно!
Пляска прервалась. Баян затих.
- По какому случаю веселье? - спросил Субботин.
- Товарищ генерал, выдаю санинструктора за командира орудия, отрапортовал тот же офицер.
- А что же, подождать конца войны нельзя?
Офицер стушевался. Но тут на помощь ему подоспела немолодая женщина. Глядя на нас чистыми, счастливыми глазами, она сказала ласково и просто, с заметным украинским акцентом:
- Товарищи начальники, жених-то сын мой. Любит он девушку очень. Чего же ждать?..
Смотрю я на женщину и вижу, как она безмерно счастлива. В глазах даже слезы от радости искрятся. Невольно сам разволновался и от души сказал:
- Ну, что ж тут поделаешь!.. Жизнь даже на войне не останавливается. Раз уж попали на свадьбу, разрешите поздравить молодоженов.
А Субботин тем временем отдавал распоряжение капитану:
- Передайте командиру части, что были на свадьбе начальник штаба армии и член Военного совета. Скажите, что просим его предоставить молодоженам краткосрочный отпуск...
Вышли мы из хаты, и сам собой как-то зaвязaлcя разговор о великих делах, какие делали женщины в те тяжелые годы. Женщины - мать, жена, сестра - каждая по-своему помогает нам защищать Родину. Одни беззаветно трудятся на заводах и полях. Другие под жестоким огнем выносят с поля боя раненых, с любовью ухаживают за ними в полевых госпиталях. Есть и такие, что возглавили в тылу партийные и советские органы Есть и другие, вроде Людмилы Павличенко, которая в боях под Севастополем уничтожила более 300 гитлеровцев.
Бессмертно имя Героя Советского Союза майора Марины Расковой. Она была командиром женского авиационного полка и погибла при выполнении задания. Прославился своими делами и другой гвардейский авиационный полк, которым командовала тоже женщина, Е. Д. Бершанская, и где все летчики, штурманы, мотористы, оружейники - вчерашние работницы, колхозницы, студентки. А разве можно забыть подвиги Зои Космодемьянской и Лизы Чайкиной, отдавших жизнь за народ!..
Очень много было славных женских имен и на нашем, Южном фронте. Лихая казачка Катя Бабюк храбро воевала в гвардейском кавалерийском полку. Семнадцатилетней девушкой пришла на фронт Маруся Ситникова и стала замечательной медицинской сестрой. Рядовым бойцом-автоматчиком захотела быть Мария Волченко. А Лидия Семиречинская стала пулеметчицей. Сотни девушек регулировали движение на фронтовых дорогах и самоотверженно работали на узлах связи телеграфистками, телефонистками, радистками.
И не просто жажда романтики привлекала их сюда. Ими руководило чувство долга. Советские женщины, советские девушки шли на фронт потому, что там решалась судьба Родины.
Мужество девушек-солдат часто вызывало истинный восторг. Мне очень хорошо запомнился случай, имевший место буквально за несколько часов до нашего разговора с членом Военного совета о героизме женщин на фронте. К исходу дня 14 февраля 2-й гвардейский механизированный корпус, за действиями которого особо следил командарм, овладел населенными пунктами Круглик, Щедровский и Камышеваха. На последнюю, где находились уже наши армейские связисты, противник совершил большой авиационный налет. Зенитчики на этот раз не смогли оказать должного сопротивления, и нам был причинен значительный ущерб.
Когда мы с командармом прибыли в Камышеваху, я первым делом заглянул в домик, где размещался узел связи. Там все было вверх дном. Бомба прошила помещение насквозь. "Вот теперь и попробуй свяжись с войсками", - с горечью подумал я. Но как раз в этот момент раздался голос девушки:
- "Ока"!.. "Ока"!.. Я - "Маяк", я - "Маяк"! Как меня слышите?..
За обрушенной стеной среди обломков кирпича сидела черноглазая телефонистка.
- Связь работает! - доложила она. - Будете разговаривать?
- Буду, - с радостью ответил я.
Подошел командарм. Я представил ему комсомолку Аню Байбакову, которая не бросила поста во время жестокой бомбежки и по окончании налета прежде всего позаботилась об исправности связи. Командарм с тем же, что было и у меня, теплым, отцовским чувством взглянул на эту черноглазую мордашку и поздравил Аню с высокой наградой - орденом Красной Звезды.
4
15 февраля части 2-го гвардейского механизированного корпуса, продолжая наступление к реке Миус, овладели населенными пунктами Греково, Ульяновка, Марьевка, Совет. В Марьевке было уничтожено до 500 гитлеровцев и захвачено 13 исправных автомашин.
Потом передовые танковые подразделения с десантом автоматчиков на броне, обходя опорные пункты противника и отбрасывая его заслоны, вышли на ближайшие подступы к Матвееву Кургану. Однако этот важный узел дорог продолжал удерживаться силами немецкой 79-й пехотной дивизии.
Ожесточенный бой развернулся и за Ново-Андреевку, Политотдельское, Петровский. Противник, понеся большие потери в живой силе и технике, был выбит из этих пунктов лишь к исходу дня.
В ночь на 16 февраля одна из бригад 2-го механизированного корпуса пошла на штурм Матвеева Кургана. Штурм закончился успешно. Противник был вынужден отступить. В бою отличились тогда многие солдаты и офицеры, но в моей памяти отчетливо сохранилась только одна фамилия - старшина Бондаревский. Он раньше всех ворвался в первую траншею противника.
С упорными боями, нанеся врагу большой урон, наши войска широким фронтом вышли на реку Миус. Оборонительный рубеж по этой реке оборудовался немцами больше года. Они считали его неприступным.
Берега реки Миус - почти на всем протяжении обрывистые - представляли собой грозное противотанковое препятствие. Подступы к ним были заминированы. Вдоль переднего края вражеской обороны в несколько рядов тянулись проволочные заграждения. Траншеи - глубокие, с "лисьими норами". Множество дотов и дзотов, соединенных ходами сообщения.
Миусский рубеж обороняла армейская группа генерала от инфантерии Холлидта. Она была создана из остатков 6-й немецкой армии и имела достаточное время на подготовку к боям. Для усиления этой группы гитлеровское командование в спешном порядке перебрасывало новые соединения, формируемые из разбитых, но еще не добитых частей на других участках советско-германского фронта. Всем этим скороспелым соединениям присваивались номера дивизий, уничтоженных под Сталинградом. Несколько позже (в марте 1943 года) и сама группа Холлидта была переименована в 6-ю армию. В состав ее вошли 17-й армейский корпус из трех пехотных дивизий и вновь сформированный 29-й армейский корпус, также из трех дивизий.
На реке Миус оказались также остатки войск и управление 1-й немецкой танковой армии, успевшие еще до освобождения Ростова вырваться с предгорий Кавказа. Здесь же находился и 57-й танковый корпус, а также две охранные дивизии.
Все эти войска входили в группу армий "Дон", которой продолжал еще командовать недобитый Манштейн.
Как-то в детстве я слышал от одного охотника рассказ о матером волке, который, попав в капкан, перегрыз себе лапу и на култышке убежал в лес. Но и после этого хищник остался хищником. Не имея возможности преследовать добычу, он подкрадывался вплотную к стаду, затаивался в траве, неожиданно набрасывался на ягнят и пожирал их тут же. Таким был и Манштейн. Битый и перебитый, он оставался еще опасным зверем. Притаившись на Миусе, враг ждал, когда мы разобьем здесь себе лоб о мощные укрепления.
Лоб у нас уцелел, но неприятностей мы имели немало. Началось с того, что 2-й гвардейский мехкорпус, первым вырвавшийся на Миус, не сумел с ходу перебраться на западный берег.
Несколько счастливее оказался наш сосед - 4-й гвардейский мехкорпус, наступавший в полосе 5-й ударной армии. Он сумел быстро преодолеть сопротивление врага (который не успел еще в том месте плотно занять оборону) на подручных средствах форсировал Миус и продолжал развивать свой успех в глубину. С боями ему удалось выйти в район Анастасиевки, то есть углубиться в тылы противника на 15-20 километров.
На первых порах мы искренне радовались этому. Однако радость оказалась непродолжительной. Стрелковые части 5-й ударной армии, значительно отставшие от мехкорпуса, не смогли своевременно поддержать его.
Противник успел сомкнуть фронт в месте прорыва и не допустил их на западный берег Миуса.
Командующий войсками Южного фронта распорядился о переподчинении 4-го гвардейского механизированного корпуса 2-й гвардейской армии. Принять в ходе боя новый корпус - дело вообще нелегкое. В данном же случае задача усложнялась тем, что корпус этот был отрезан противником.
К тому времени части 2-й гвардейской армии в основном вышли на восточный берег Миуса, но артиллерия и тылы отстали, боеприпасов было мало, горючее кончилось. Штурмовать в таком состоянии сильно укрепленную полосу противника мы, конечно, не могли, но 4-й гвардейский мехкорпус надо было выручать.
Мы не знали точно, в каком районе он находится, каковы его боевые возможности, что он делает в настоящее время. Можно было лишь предполагать, что противник, поглощенный заботами об удержании главных сил Южного фронта на рубеже реки Миус, пока не очень-то обращает внимание на оказавшееся в его тылу немногочисленное соединение. 4-й гвардейский механизированный корпус мало соответствовал своему названию: за три с лишним месяца почти непрерывных боев он понес значительные потери в личном составе и материальной части, давно не пополнялся боеприпасами.
Однако нетрудно было понять, что, как только противнику удастся стабилизировать фронт, мехкорпус попадет в отчаянное положение. Вопрос о спасении боевого ядра этого прославленного соединения встал перед нами со всей остротой.
С 4-м гвардейским механизированным корпусом нас связывала старая боевая дружба. В декабре 1942 года, когда мы только начинали разгром танковых войск Манштейна, он был в составе 2-й гвардейской армии. Многих его боевых командиров я знал лично. Другие наши офицеры и генералы также имели там близко знакомых людей и даже приятелей. Это обстоятельство еще больше увеличивало нашу тревогу за судьбу 4-го гвардейского мехкорпуса.
Мы попытались установить с ним связь с помощью партизан, направляли через линию фронта разведчиков, радисты непрерывно посылали в эфир его позывные. Все было напрасно.
В период между часом ночи и пятью часами утра радиосвязь у нас вообще отказывала. Я и сейчас затрудняюсь объяснить, чем вызывалось такое явление.
В ту пору поговаривали, что в этом районе в определенное время суток существует какая-то непроходимость радиоволн в атмосфере.
И вдруг с радиостанции докладывают.
- Товарищ генерал, связь с четвертым установлена. Правда, довольно неустойчивая...
Я не иду, а буквально бегу на радиостанцию. Слышу по радио голос начальника штаба корпуса В. И. Жданова. Примитивным кодом передаю ему приказание, чтобы корпус отходил назад, к своим войскам, и указываю направление отхода. Однако Жданов не поверил этому. Приняв меня за противника, он ответил:
- Мне и тут неплохо.
Через некоторое время нам опять удалось установить радиосвязь с отрезанным мехкорпусом. На этот раз приказ был передан шифром. В него поверили и приступили к исполнению.
Нащупывая слабые места в обороне противника, 4-й гвардейский механизированный корпус сначала шел на юг, потом вынужден был вернуться, а ночью с боями стал пробиваться на восток. Он уклонился от намеченного в приказе места выхода к своим и оказался не против 2-й гвардейской, а значительно левее - против 51-й армии. Это вызвало новые осложнения: в темноте его приняли за противника и открыли артогонь.
Скоро, однако, недоразумение разъяснилось, артиллерия замолчала, и 4-й мехкорпус (вернее, только боевое ядро этого некогда грозного соединения) опять оказался среди своих. Его отвели на отдых и пополнение. За умелое руководство боевыми действиями командир корпуса генерал Танасчишин и начальник штаба полковник Жданов были награждены орденом Красного Знамени. За мужество и отвагу орденами и медалями была также награждена большая группа офицеров, сержантов и солдат.
А 12 марта обескровленная и утомленная почти трехмесячными непрерывными боями 2-я гвардейская армия тоже вышла в резерв и на пополнение. По приказу командующего войсками Южного фронта свои позиции мы сдали 28-й армии.
Наступило непривычное затишье. Долго еще мне даже во сне грезились последние тяжелые бои, имевшие очень большое значение. В этих боях войска Южного. фронта нанесли врагу огромный урон, освободили от оккупантов большую территорию и такие важные города, как Ростов-на-Дону, Новочеркасск, Шахты. Своими активными действиями наши дивизии не только не позволили гитлеровскому командованию снять с Миуса некоторые соединения для переброски на другие направления. но и заставили противника всячески усиливать свой "Миусфронт".
5
Весна 1943 года на Дону была особенно дружной. Сразу как-то грачи загорланили, скворцы запели, зеленым ковром украсились луга, деревья зашумели молодой листвой. Хорошо!..
После ночной поездки по войскам я возвратился в штаб и решил с дороги отдохнуть Но едва прилег, позвонил Я. Г. Крейзер.
- Поздравляю, - услышал я в телефонной трубке. - Вы теперь начальник штаба Южного фронта.
- Шутить изволите, Яков Григорьевич.
- Никак нет, Сергей Семенович. Сегодня 9 апреля, а шутят обычно первого. Мне уже Толбухин звонил.. Ждет...
В тог же день я прибыл в Новошахтинск, где размещался штаб фронта И хоть раньше я неоднократно посещал это почтенное учреждение, только теперь (исходя, видимо, из своего нового положения) заметил, насколько оно отличается от штаба армии. Здесь и подъездные дороги лучше (приведены в порядок специальными подразделениями), и регулировщиков с флажками встречаешь чаще, и линий связи значительно больше. Да и машины снуют беспрерывно. А на окраине города, задрав к небу стволы, стоят батареи зенитных орудий.
На контрольно-пропускном пункте офицер, привыкший к частым приездам генералов из войск, небрежно подошел к машине и каким-то подчеркнуто вялым голосом потребовал документы. В движениях его чувствовалась развязность, почти нескрываемое неуважение к старшим. Но, взглянув на мои документы, он мгновенно вытянулся, представился и четко доложил свои функциональные обязанности. Я спросил:
- Что-то орденов у вас на груди не вижу? Не воевали еще?
- Второй год при штабе, на фронт не отпускают, - с грустью ответил офицер.
- Зайдите ко мне завтра, помогу вам. Офицер вы молодой, надо обязательно повоевать.
Он просиял и даже изменил обычному в обращении с начальниками тону:
- Неужели правда?!
Позже этого офицера, слишком долго засидевшегося в штабной комендатуре, действительно пришлось послать в войска, и там он стал одним из лучших командиров рот.
...Новое назначение меня не тревожило. К тому времени я уже усвоил, что на каждой, даже очень ответственной должности, работают, как правило, обыкновенные люди. Но ясно было и другое: фронт - это не шуточное дело, фронтовые масштабы мне еще нужно осваивать.
Обнадеживало то, что я уже приобрел определенный опыт управления войсками в армейских операциях. В этом отношении большую роль сыграла моя работа в должности начальника штаба 2-й гвардейской армии под руководством такого образованного и заслуженного военачальника, каким уже тогда являлся Р. Я. Малиновский. Сам того не замечая, я постоянно учился у него.
В штабе фронта приняли меня хорошо. Некоторые уже были знакомы со мной по службе во 2-й гвардейской и 48-й армиях. Другим я был известен по боевым делам 132-й стрелковой дивизии. Но самому мне из генералов и офицеров штаба фронта досконально, как исполнители, были известны немногие. С этими людьми предстояло еще познакомиться, изучить каждого, чтобы твердо знать, на кого и в чем можно положиться.
Нетрудно было догадаться, что офицеры и генералы штаба тоже на первых порах станут очень пристально присматриваться ко мне. Для них, так же, впрочем, как и для меня самого, совершенно бесспорно, что я должен работать лучше, чем мой предшественник. Иначе зачем было производить замену?
Мне было в ту пору только 38 лет. Я имел отличное здоровье, не знал усталости и горел неугасимым желанием - отдать новой работе все, на что способен. Это, не скрою, позволяло мне думать, что возлагавшиеся на меня надежды оправдать сумею...
До моего назначения начальником штаба Южного фронта был генерал И. С. Варенников. С ним я был знаком и потому не счел возможным идти представляться командующему, минуя его. Тов. Варенников в общих чертах рассказал мне о положении дел, дал краткие характеристики работникам штаба и пошел к командующему вместе со мной.
Федор Иванович Толбухин, по моим тогдашним представлениям, был уже пожилым, то есть в возрасте около 50 лет. Высокого роста, тучный, с крупными, но приятными чертами лица, он производил впечатление очень доброго человека. Впоследствии я имел возможность окончательно убедиться в этом, как и в другом весьма характерном для Толбухина качестве - его внешней невозмутимости и спокойствии. Мне не припоминается ни одного случая, когда бы он вспылил. И не удивительно поэтому, что Федор Иванович откровенно выказывал свою антипатию к чрезмерно горячим людям...
Читатель, очевидно, помнит, что с Толбухиным мне приходилось встречаться под Сталинградом, и потому в Новошахтинске он принял меня как старого боевого товарища - сразу же пригласил "попить чайку". Я охотно согласился, полагая, что за чайным столом мы лучше всего сумеем поговорить о предстоящих делах и людях, с которыми мне придется теперь работать. Но на этот раз такого разговора не получилось. Федор Иванович вспоминал общих знакомых, ругал наших союзников за то, что они до сих пор не открыли второго фронта в Европе, мимоходом рассказал о себе:
- Службу начал солдатом в старой русской армии. В первую мировую войну командовал батальоном. В гражданскую был начальником штаба дивизии, затем работал в штабе 3-й армии Западного фронта. В 1934 году закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Перед Великой Отечественной войной занимал должность начальника штаба округа. До Южного фронта командовал 57-й армией.
И только когда я уже собрался уходить, Федор Иванович, пожимая мне руку, сказал:
- Быстрее знакомьтесь с людьми и вникайте в суть дела.
Первое время командующий строго контролировал все мои действия. Это даже вызывало досаду. Но вскоре мне была предоставлена полная самостоятельность. Мы настолько сработались, что стали понимать друг друга с полуслова.
Я глубоко уважал Федора Ивановича Он отвечал мне тем же, а самое главное, стал доверять во всем. Иначе я и не представлял себе свое положение. Командующий должен верить в своего начальника штаба, как в самого себя. Без этого работать нельзя. Начальник штаба - это не просто исполнитель. Он - один из самых близких помощников командующего, и непременно с творческим складом ума и характера. Со своим аппаратом на основе общего замысла командующего начальник штаба обдумывает все детали дела и готовит мотивированные предложения. С помощью его осуществляется контроль за исполнением приказов и обеспечивается управление войсками. Штаб можно сравнить с центральной нервной системой человека. И Федор Иванович Толбухин понимал это очень хорошо.
Очень добрые отношения сразу же установились у меня с членом Военного совета К. А. Гуровым. Это был типично русский человек - добродушный и волевой, терпеливый и настойчивый. Плотно сложенный, хорошо физически развитый, он страдал, однако, тяжелым недугом: у него пошаливало сердце. Видимо, давала себя знать напряженная работа в период обороны Сталинграда... Уже при первой встрече я рассказал ему, как, будучи на Брянском фронте, следили мы, затаив дыхание, за героическими действиями 62-й армии, оставшейся в осажденном Сталинграде, и с каким уважением произносились тогда имена ее командующего В. И. Чуйкова и члена Военного совета - К. А. Гурова. Кузьма Акимович смущенно улыбнулся, провел по стриженой голове ладонью и ответил:
- Да, служба в шестьдесят второй армии вместе с Василием Ивановичем Чуйковым является лучшим периодом в моей жизни и не забудется никогда. Но это уже прошлое, а мы обязаны побольше смотреть вперед - в будущее.
И он действительно умел смотреть в будущее. Но еще лучше черные глаза Гурова заглядывали в душу человека. Любого, с кем ему приходилось беседовать! А беседовал он со многими. Все дела Кузьма Акимович начинал с людей. Сначала познакомится с человеком, а потом уж с его делами. Этот правильный, партийный подход я всегда вспоминаю, когда вижу, как некоторые начальники за хорошими делами подчас не замечают их творцов.
Я с чувством глубокого уважения пишу об этом замечательном во всех отношениях коммунисте. Мне лично он оказал исключительно большую помощь в работе - и советом, и делом, и тем, что мог зажигать сердца людей, настраивать их на решение больших задач в самых сложных условиях!
К глубокому сожалению, нам с ним пришлось поработать немного. Надорванное здоровье Кузьмы Акимовича не выдержало постоянного напряжения. Он скоропостижно скончался на боевом посту в сентябре 1943 года, когда войска Южного фронта вели ожесточенные бой на реке Молочная, и был похоронен на Центральной площади в городе Сталине...
Под стать Гурову был и начальник политического управления фронта Михаил Михайлович Пронин Это тоже человек богатой души, ума и благородства, чудесный организатор. У нас в штабе не было работника, который не уважал бы генерала Пронина за его чуткость, принципиальность, справедливость и человеческую теплоту. Он отличался каким-то особенным, я бы сказал профессиональным политическим чутьем - умел распознать людей с первого взгляда, а важные события угадывать задолго до их развития. До сего времени я глубоко благодарен этому скромному и проницательному партийному руководителю за все хорошее, что он сделал для меня в моей. службе. А сделал он многое. Политуправление и штаб фронта работали всегда дружно, согласованно и потому плодотворно.
Хорошая память осталась у меня и о многих других товарищах по Южному фронту. Часть из них поныне продолжает свою плодотворную деятельность в Вооруженных Силах, а некоторых уже нет в живых.
В 1954 году умер известный артиллерист, генерал-полковник Семен Александрович Краснопевцев, бывший командующий артиллерией Южного фронта. Я знал его еще в то время, когда учился в академии. Он преподавал нам курс артиллерии и по праву считался большим мастером своего дела.
В период совместной службы на Южном фронте мне довелось еще раз убедиться в этом, а также в изумительной храбрости Семена Александровича. Но не любил он по-настоящему заниматься штабными делами, вникать в документы. Помнится, спрашиваю я его однажды:
- Как у вас планируется артиллерийское наступление?
Он только плечами пожал:
- Там, в штабе, что-то делается. Вам доложит начальник штаба артиллерии, а я, прошу извинить, тороплюсь в войска...
Ф. И. Толбухин не раз сетовал:
- Что это у нас за командующий артиллерией? Уедет в полки, да еще в противотанковые, и живет там днями. Когда бы его ни вызывал, все нет на месте. Такая непоседливость для начальника артиллерии фронта не всегда уместна.
По-своему оригинален был командующий 8-й воздушной армией Т. Т. Хрюкин. Лет ему было чуть больше тридцати, и мы в шутку называли его комсомольцем. Хрюкину это не нравилось.
- Ну, как у вас, комсомолец, дела? - обратился к нему однажды один из генералов, значительно выше его по званию.
- Я член партии и командующий армией, а комсомольцем был несколько лет назад, - резко ответил Хрюкин. - Если вам не нравится мой теперешний возраст, давайте встретимся и поговорим лет через десяток...
Но через десяток лет его уже не было в живых. Замечательный летчик и талантливый авиационный генерал, дважды Герой Советского Союза Т. Т. Хрюкин умер в расцвете сил в 1951 году.
Из начальников штаба воздушной армии, которых на моей памяти сменилось несколько, больше всего запомнился генерал И. М. Белов. Он отличался своими организаторскими способностями и исключительно ревностным отношением к службе. При нем я был всегда уверен, что всё приказания, отданные авиации, будут выполнены точно и в срок.
Не могу не помянуть здесь добрым словом и нашего начальника тыла генерала Н. П. Анисимова. На войне, как и всегда, люди хотят есть, нуждаются в одежде, в обуви. Кроме того, солдату там каждый день нужны патроны, для орудий требуются снаряды, для машин - горючее. И все это исчисляется не тоннами, а часто сотнями тысяч тонн! Суточная норма продовольствия для фронта равна объему продуктов, потребляемых населением крупного города. А горючего, расходуемого фронтом на одну операцию, хватило бы на посевную кампанию двум трем областям.
Начальник тыла должен быть хорошим организатором и разносторонним специалистом. Очень много ему нужно знать, чтобы быть на высоте предъявляемых фронтовому тылу требований. И мало знать, надо еще уметь применить свои знания на практике, по-настоящему понимать существо каждой операции, каждого боя. Н. П. Анисимов в полной мере обладал всеми этими качествами. Теперь он уже генерал-полковник и так же старательно и умело, как на фронте, продолжает службу в центральном аппарате Министерства обороны.
- Спасибо вам, мамаша, за заботу вашу о солдатах.
- Это вам спасибо за освобождение наше...
Зашли в другой дом. Там была иная обстановка. Шла лихая пляска. В переднем углу сидела девушка в солдатской форме, а рядом с ней - сержант. На голове у девушки - венок из бумажных цветов. У противоположного конца стола оказался офицер. Увидев нас, он скомандовал:
- Смирно!
Пляска прервалась. Баян затих.
- По какому случаю веселье? - спросил Субботин.
- Товарищ генерал, выдаю санинструктора за командира орудия, отрапортовал тот же офицер.
- А что же, подождать конца войны нельзя?
Офицер стушевался. Но тут на помощь ему подоспела немолодая женщина. Глядя на нас чистыми, счастливыми глазами, она сказала ласково и просто, с заметным украинским акцентом:
- Товарищи начальники, жених-то сын мой. Любит он девушку очень. Чего же ждать?..
Смотрю я на женщину и вижу, как она безмерно счастлива. В глазах даже слезы от радости искрятся. Невольно сам разволновался и от души сказал:
- Ну, что ж тут поделаешь!.. Жизнь даже на войне не останавливается. Раз уж попали на свадьбу, разрешите поздравить молодоженов.
А Субботин тем временем отдавал распоряжение капитану:
- Передайте командиру части, что были на свадьбе начальник штаба армии и член Военного совета. Скажите, что просим его предоставить молодоженам краткосрочный отпуск...
Вышли мы из хаты, и сам собой как-то зaвязaлcя разговор о великих делах, какие делали женщины в те тяжелые годы. Женщины - мать, жена, сестра - каждая по-своему помогает нам защищать Родину. Одни беззаветно трудятся на заводах и полях. Другие под жестоким огнем выносят с поля боя раненых, с любовью ухаживают за ними в полевых госпиталях. Есть и такие, что возглавили в тылу партийные и советские органы Есть и другие, вроде Людмилы Павличенко, которая в боях под Севастополем уничтожила более 300 гитлеровцев.
Бессмертно имя Героя Советского Союза майора Марины Расковой. Она была командиром женского авиационного полка и погибла при выполнении задания. Прославился своими делами и другой гвардейский авиационный полк, которым командовала тоже женщина, Е. Д. Бершанская, и где все летчики, штурманы, мотористы, оружейники - вчерашние работницы, колхозницы, студентки. А разве можно забыть подвиги Зои Космодемьянской и Лизы Чайкиной, отдавших жизнь за народ!..
Очень много было славных женских имен и на нашем, Южном фронте. Лихая казачка Катя Бабюк храбро воевала в гвардейском кавалерийском полку. Семнадцатилетней девушкой пришла на фронт Маруся Ситникова и стала замечательной медицинской сестрой. Рядовым бойцом-автоматчиком захотела быть Мария Волченко. А Лидия Семиречинская стала пулеметчицей. Сотни девушек регулировали движение на фронтовых дорогах и самоотверженно работали на узлах связи телеграфистками, телефонистками, радистками.
И не просто жажда романтики привлекала их сюда. Ими руководило чувство долга. Советские женщины, советские девушки шли на фронт потому, что там решалась судьба Родины.
Мужество девушек-солдат часто вызывало истинный восторг. Мне очень хорошо запомнился случай, имевший место буквально за несколько часов до нашего разговора с членом Военного совета о героизме женщин на фронте. К исходу дня 14 февраля 2-й гвардейский механизированный корпус, за действиями которого особо следил командарм, овладел населенными пунктами Круглик, Щедровский и Камышеваха. На последнюю, где находились уже наши армейские связисты, противник совершил большой авиационный налет. Зенитчики на этот раз не смогли оказать должного сопротивления, и нам был причинен значительный ущерб.
Когда мы с командармом прибыли в Камышеваху, я первым делом заглянул в домик, где размещался узел связи. Там все было вверх дном. Бомба прошила помещение насквозь. "Вот теперь и попробуй свяжись с войсками", - с горечью подумал я. Но как раз в этот момент раздался голос девушки:
- "Ока"!.. "Ока"!.. Я - "Маяк", я - "Маяк"! Как меня слышите?..
За обрушенной стеной среди обломков кирпича сидела черноглазая телефонистка.
- Связь работает! - доложила она. - Будете разговаривать?
- Буду, - с радостью ответил я.
Подошел командарм. Я представил ему комсомолку Аню Байбакову, которая не бросила поста во время жестокой бомбежки и по окончании налета прежде всего позаботилась об исправности связи. Командарм с тем же, что было и у меня, теплым, отцовским чувством взглянул на эту черноглазую мордашку и поздравил Аню с высокой наградой - орденом Красной Звезды.
4
15 февраля части 2-го гвардейского механизированного корпуса, продолжая наступление к реке Миус, овладели населенными пунктами Греково, Ульяновка, Марьевка, Совет. В Марьевке было уничтожено до 500 гитлеровцев и захвачено 13 исправных автомашин.
Потом передовые танковые подразделения с десантом автоматчиков на броне, обходя опорные пункты противника и отбрасывая его заслоны, вышли на ближайшие подступы к Матвееву Кургану. Однако этот важный узел дорог продолжал удерживаться силами немецкой 79-й пехотной дивизии.
Ожесточенный бой развернулся и за Ново-Андреевку, Политотдельское, Петровский. Противник, понеся большие потери в живой силе и технике, был выбит из этих пунктов лишь к исходу дня.
В ночь на 16 февраля одна из бригад 2-го механизированного корпуса пошла на штурм Матвеева Кургана. Штурм закончился успешно. Противник был вынужден отступить. В бою отличились тогда многие солдаты и офицеры, но в моей памяти отчетливо сохранилась только одна фамилия - старшина Бондаревский. Он раньше всех ворвался в первую траншею противника.
С упорными боями, нанеся врагу большой урон, наши войска широким фронтом вышли на реку Миус. Оборонительный рубеж по этой реке оборудовался немцами больше года. Они считали его неприступным.
Берега реки Миус - почти на всем протяжении обрывистые - представляли собой грозное противотанковое препятствие. Подступы к ним были заминированы. Вдоль переднего края вражеской обороны в несколько рядов тянулись проволочные заграждения. Траншеи - глубокие, с "лисьими норами". Множество дотов и дзотов, соединенных ходами сообщения.
Миусский рубеж обороняла армейская группа генерала от инфантерии Холлидта. Она была создана из остатков 6-й немецкой армии и имела достаточное время на подготовку к боям. Для усиления этой группы гитлеровское командование в спешном порядке перебрасывало новые соединения, формируемые из разбитых, но еще не добитых частей на других участках советско-германского фронта. Всем этим скороспелым соединениям присваивались номера дивизий, уничтоженных под Сталинградом. Несколько позже (в марте 1943 года) и сама группа Холлидта была переименована в 6-ю армию. В состав ее вошли 17-й армейский корпус из трех пехотных дивизий и вновь сформированный 29-й армейский корпус, также из трех дивизий.
На реке Миус оказались также остатки войск и управление 1-й немецкой танковой армии, успевшие еще до освобождения Ростова вырваться с предгорий Кавказа. Здесь же находился и 57-й танковый корпус, а также две охранные дивизии.
Все эти войска входили в группу армий "Дон", которой продолжал еще командовать недобитый Манштейн.
Как-то в детстве я слышал от одного охотника рассказ о матером волке, который, попав в капкан, перегрыз себе лапу и на култышке убежал в лес. Но и после этого хищник остался хищником. Не имея возможности преследовать добычу, он подкрадывался вплотную к стаду, затаивался в траве, неожиданно набрасывался на ягнят и пожирал их тут же. Таким был и Манштейн. Битый и перебитый, он оставался еще опасным зверем. Притаившись на Миусе, враг ждал, когда мы разобьем здесь себе лоб о мощные укрепления.
Лоб у нас уцелел, но неприятностей мы имели немало. Началось с того, что 2-й гвардейский мехкорпус, первым вырвавшийся на Миус, не сумел с ходу перебраться на западный берег.
Несколько счастливее оказался наш сосед - 4-й гвардейский мехкорпус, наступавший в полосе 5-й ударной армии. Он сумел быстро преодолеть сопротивление врага (который не успел еще в том месте плотно занять оборону) на подручных средствах форсировал Миус и продолжал развивать свой успех в глубину. С боями ему удалось выйти в район Анастасиевки, то есть углубиться в тылы противника на 15-20 километров.
На первых порах мы искренне радовались этому. Однако радость оказалась непродолжительной. Стрелковые части 5-й ударной армии, значительно отставшие от мехкорпуса, не смогли своевременно поддержать его.
Противник успел сомкнуть фронт в месте прорыва и не допустил их на западный берег Миуса.
Командующий войсками Южного фронта распорядился о переподчинении 4-го гвардейского механизированного корпуса 2-й гвардейской армии. Принять в ходе боя новый корпус - дело вообще нелегкое. В данном же случае задача усложнялась тем, что корпус этот был отрезан противником.
К тому времени части 2-й гвардейской армии в основном вышли на восточный берег Миуса, но артиллерия и тылы отстали, боеприпасов было мало, горючее кончилось. Штурмовать в таком состоянии сильно укрепленную полосу противника мы, конечно, не могли, но 4-й гвардейский мехкорпус надо было выручать.
Мы не знали точно, в каком районе он находится, каковы его боевые возможности, что он делает в настоящее время. Можно было лишь предполагать, что противник, поглощенный заботами об удержании главных сил Южного фронта на рубеже реки Миус, пока не очень-то обращает внимание на оказавшееся в его тылу немногочисленное соединение. 4-й гвардейский механизированный корпус мало соответствовал своему названию: за три с лишним месяца почти непрерывных боев он понес значительные потери в личном составе и материальной части, давно не пополнялся боеприпасами.
Однако нетрудно было понять, что, как только противнику удастся стабилизировать фронт, мехкорпус попадет в отчаянное положение. Вопрос о спасении боевого ядра этого прославленного соединения встал перед нами со всей остротой.
С 4-м гвардейским механизированным корпусом нас связывала старая боевая дружба. В декабре 1942 года, когда мы только начинали разгром танковых войск Манштейна, он был в составе 2-й гвардейской армии. Многих его боевых командиров я знал лично. Другие наши офицеры и генералы также имели там близко знакомых людей и даже приятелей. Это обстоятельство еще больше увеличивало нашу тревогу за судьбу 4-го гвардейского мехкорпуса.
Мы попытались установить с ним связь с помощью партизан, направляли через линию фронта разведчиков, радисты непрерывно посылали в эфир его позывные. Все было напрасно.
В период между часом ночи и пятью часами утра радиосвязь у нас вообще отказывала. Я и сейчас затрудняюсь объяснить, чем вызывалось такое явление.
В ту пору поговаривали, что в этом районе в определенное время суток существует какая-то непроходимость радиоволн в атмосфере.
И вдруг с радиостанции докладывают.
- Товарищ генерал, связь с четвертым установлена. Правда, довольно неустойчивая...
Я не иду, а буквально бегу на радиостанцию. Слышу по радио голос начальника штаба корпуса В. И. Жданова. Примитивным кодом передаю ему приказание, чтобы корпус отходил назад, к своим войскам, и указываю направление отхода. Однако Жданов не поверил этому. Приняв меня за противника, он ответил:
- Мне и тут неплохо.
Через некоторое время нам опять удалось установить радиосвязь с отрезанным мехкорпусом. На этот раз приказ был передан шифром. В него поверили и приступили к исполнению.
Нащупывая слабые места в обороне противника, 4-й гвардейский механизированный корпус сначала шел на юг, потом вынужден был вернуться, а ночью с боями стал пробиваться на восток. Он уклонился от намеченного в приказе места выхода к своим и оказался не против 2-й гвардейской, а значительно левее - против 51-й армии. Это вызвало новые осложнения: в темноте его приняли за противника и открыли артогонь.
Скоро, однако, недоразумение разъяснилось, артиллерия замолчала, и 4-й мехкорпус (вернее, только боевое ядро этого некогда грозного соединения) опять оказался среди своих. Его отвели на отдых и пополнение. За умелое руководство боевыми действиями командир корпуса генерал Танасчишин и начальник штаба полковник Жданов были награждены орденом Красного Знамени. За мужество и отвагу орденами и медалями была также награждена большая группа офицеров, сержантов и солдат.
А 12 марта обескровленная и утомленная почти трехмесячными непрерывными боями 2-я гвардейская армия тоже вышла в резерв и на пополнение. По приказу командующего войсками Южного фронта свои позиции мы сдали 28-й армии.
Наступило непривычное затишье. Долго еще мне даже во сне грезились последние тяжелые бои, имевшие очень большое значение. В этих боях войска Южного. фронта нанесли врагу огромный урон, освободили от оккупантов большую территорию и такие важные города, как Ростов-на-Дону, Новочеркасск, Шахты. Своими активными действиями наши дивизии не только не позволили гитлеровскому командованию снять с Миуса некоторые соединения для переброски на другие направления. но и заставили противника всячески усиливать свой "Миусфронт".
5
Весна 1943 года на Дону была особенно дружной. Сразу как-то грачи загорланили, скворцы запели, зеленым ковром украсились луга, деревья зашумели молодой листвой. Хорошо!..
После ночной поездки по войскам я возвратился в штаб и решил с дороги отдохнуть Но едва прилег, позвонил Я. Г. Крейзер.
- Поздравляю, - услышал я в телефонной трубке. - Вы теперь начальник штаба Южного фронта.
- Шутить изволите, Яков Григорьевич.
- Никак нет, Сергей Семенович. Сегодня 9 апреля, а шутят обычно первого. Мне уже Толбухин звонил.. Ждет...
В тог же день я прибыл в Новошахтинск, где размещался штаб фронта И хоть раньше я неоднократно посещал это почтенное учреждение, только теперь (исходя, видимо, из своего нового положения) заметил, насколько оно отличается от штаба армии. Здесь и подъездные дороги лучше (приведены в порядок специальными подразделениями), и регулировщиков с флажками встречаешь чаще, и линий связи значительно больше. Да и машины снуют беспрерывно. А на окраине города, задрав к небу стволы, стоят батареи зенитных орудий.
На контрольно-пропускном пункте офицер, привыкший к частым приездам генералов из войск, небрежно подошел к машине и каким-то подчеркнуто вялым голосом потребовал документы. В движениях его чувствовалась развязность, почти нескрываемое неуважение к старшим. Но, взглянув на мои документы, он мгновенно вытянулся, представился и четко доложил свои функциональные обязанности. Я спросил:
- Что-то орденов у вас на груди не вижу? Не воевали еще?
- Второй год при штабе, на фронт не отпускают, - с грустью ответил офицер.
- Зайдите ко мне завтра, помогу вам. Офицер вы молодой, надо обязательно повоевать.
Он просиял и даже изменил обычному в обращении с начальниками тону:
- Неужели правда?!
Позже этого офицера, слишком долго засидевшегося в штабной комендатуре, действительно пришлось послать в войска, и там он стал одним из лучших командиров рот.
...Новое назначение меня не тревожило. К тому времени я уже усвоил, что на каждой, даже очень ответственной должности, работают, как правило, обыкновенные люди. Но ясно было и другое: фронт - это не шуточное дело, фронтовые масштабы мне еще нужно осваивать.
Обнадеживало то, что я уже приобрел определенный опыт управления войсками в армейских операциях. В этом отношении большую роль сыграла моя работа в должности начальника штаба 2-й гвардейской армии под руководством такого образованного и заслуженного военачальника, каким уже тогда являлся Р. Я. Малиновский. Сам того не замечая, я постоянно учился у него.
В штабе фронта приняли меня хорошо. Некоторые уже были знакомы со мной по службе во 2-й гвардейской и 48-й армиях. Другим я был известен по боевым делам 132-й стрелковой дивизии. Но самому мне из генералов и офицеров штаба фронта досконально, как исполнители, были известны немногие. С этими людьми предстояло еще познакомиться, изучить каждого, чтобы твердо знать, на кого и в чем можно положиться.
Нетрудно было догадаться, что офицеры и генералы штаба тоже на первых порах станут очень пристально присматриваться ко мне. Для них, так же, впрочем, как и для меня самого, совершенно бесспорно, что я должен работать лучше, чем мой предшественник. Иначе зачем было производить замену?
Мне было в ту пору только 38 лет. Я имел отличное здоровье, не знал усталости и горел неугасимым желанием - отдать новой работе все, на что способен. Это, не скрою, позволяло мне думать, что возлагавшиеся на меня надежды оправдать сумею...
До моего назначения начальником штаба Южного фронта был генерал И. С. Варенников. С ним я был знаком и потому не счел возможным идти представляться командующему, минуя его. Тов. Варенников в общих чертах рассказал мне о положении дел, дал краткие характеристики работникам штаба и пошел к командующему вместе со мной.
Федор Иванович Толбухин, по моим тогдашним представлениям, был уже пожилым, то есть в возрасте около 50 лет. Высокого роста, тучный, с крупными, но приятными чертами лица, он производил впечатление очень доброго человека. Впоследствии я имел возможность окончательно убедиться в этом, как и в другом весьма характерном для Толбухина качестве - его внешней невозмутимости и спокойствии. Мне не припоминается ни одного случая, когда бы он вспылил. И не удивительно поэтому, что Федор Иванович откровенно выказывал свою антипатию к чрезмерно горячим людям...
Читатель, очевидно, помнит, что с Толбухиным мне приходилось встречаться под Сталинградом, и потому в Новошахтинске он принял меня как старого боевого товарища - сразу же пригласил "попить чайку". Я охотно согласился, полагая, что за чайным столом мы лучше всего сумеем поговорить о предстоящих делах и людях, с которыми мне придется теперь работать. Но на этот раз такого разговора не получилось. Федор Иванович вспоминал общих знакомых, ругал наших союзников за то, что они до сих пор не открыли второго фронта в Европе, мимоходом рассказал о себе:
- Службу начал солдатом в старой русской армии. В первую мировую войну командовал батальоном. В гражданскую был начальником штаба дивизии, затем работал в штабе 3-й армии Западного фронта. В 1934 году закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Перед Великой Отечественной войной занимал должность начальника штаба округа. До Южного фронта командовал 57-й армией.
И только когда я уже собрался уходить, Федор Иванович, пожимая мне руку, сказал:
- Быстрее знакомьтесь с людьми и вникайте в суть дела.
Первое время командующий строго контролировал все мои действия. Это даже вызывало досаду. Но вскоре мне была предоставлена полная самостоятельность. Мы настолько сработались, что стали понимать друг друга с полуслова.
Я глубоко уважал Федора Ивановича Он отвечал мне тем же, а самое главное, стал доверять во всем. Иначе я и не представлял себе свое положение. Командующий должен верить в своего начальника штаба, как в самого себя. Без этого работать нельзя. Начальник штаба - это не просто исполнитель. Он - один из самых близких помощников командующего, и непременно с творческим складом ума и характера. Со своим аппаратом на основе общего замысла командующего начальник штаба обдумывает все детали дела и готовит мотивированные предложения. С помощью его осуществляется контроль за исполнением приказов и обеспечивается управление войсками. Штаб можно сравнить с центральной нервной системой человека. И Федор Иванович Толбухин понимал это очень хорошо.
Очень добрые отношения сразу же установились у меня с членом Военного совета К. А. Гуровым. Это был типично русский человек - добродушный и волевой, терпеливый и настойчивый. Плотно сложенный, хорошо физически развитый, он страдал, однако, тяжелым недугом: у него пошаливало сердце. Видимо, давала себя знать напряженная работа в период обороны Сталинграда... Уже при первой встрече я рассказал ему, как, будучи на Брянском фронте, следили мы, затаив дыхание, за героическими действиями 62-й армии, оставшейся в осажденном Сталинграде, и с каким уважением произносились тогда имена ее командующего В. И. Чуйкова и члена Военного совета - К. А. Гурова. Кузьма Акимович смущенно улыбнулся, провел по стриженой голове ладонью и ответил:
- Да, служба в шестьдесят второй армии вместе с Василием Ивановичем Чуйковым является лучшим периодом в моей жизни и не забудется никогда. Но это уже прошлое, а мы обязаны побольше смотреть вперед - в будущее.
И он действительно умел смотреть в будущее. Но еще лучше черные глаза Гурова заглядывали в душу человека. Любого, с кем ему приходилось беседовать! А беседовал он со многими. Все дела Кузьма Акимович начинал с людей. Сначала познакомится с человеком, а потом уж с его делами. Этот правильный, партийный подход я всегда вспоминаю, когда вижу, как некоторые начальники за хорошими делами подчас не замечают их творцов.
Я с чувством глубокого уважения пишу об этом замечательном во всех отношениях коммунисте. Мне лично он оказал исключительно большую помощь в работе - и советом, и делом, и тем, что мог зажигать сердца людей, настраивать их на решение больших задач в самых сложных условиях!
К глубокому сожалению, нам с ним пришлось поработать немного. Надорванное здоровье Кузьмы Акимовича не выдержало постоянного напряжения. Он скоропостижно скончался на боевом посту в сентябре 1943 года, когда войска Южного фронта вели ожесточенные бой на реке Молочная, и был похоронен на Центральной площади в городе Сталине...
Под стать Гурову был и начальник политического управления фронта Михаил Михайлович Пронин Это тоже человек богатой души, ума и благородства, чудесный организатор. У нас в штабе не было работника, который не уважал бы генерала Пронина за его чуткость, принципиальность, справедливость и человеческую теплоту. Он отличался каким-то особенным, я бы сказал профессиональным политическим чутьем - умел распознать людей с первого взгляда, а важные события угадывать задолго до их развития. До сего времени я глубоко благодарен этому скромному и проницательному партийному руководителю за все хорошее, что он сделал для меня в моей. службе. А сделал он многое. Политуправление и штаб фронта работали всегда дружно, согласованно и потому плодотворно.
Хорошая память осталась у меня и о многих других товарищах по Южному фронту. Часть из них поныне продолжает свою плодотворную деятельность в Вооруженных Силах, а некоторых уже нет в живых.
В 1954 году умер известный артиллерист, генерал-полковник Семен Александрович Краснопевцев, бывший командующий артиллерией Южного фронта. Я знал его еще в то время, когда учился в академии. Он преподавал нам курс артиллерии и по праву считался большим мастером своего дела.
В период совместной службы на Южном фронте мне довелось еще раз убедиться в этом, а также в изумительной храбрости Семена Александровича. Но не любил он по-настоящему заниматься штабными делами, вникать в документы. Помнится, спрашиваю я его однажды:
- Как у вас планируется артиллерийское наступление?
Он только плечами пожал:
- Там, в штабе, что-то делается. Вам доложит начальник штаба артиллерии, а я, прошу извинить, тороплюсь в войска...
Ф. И. Толбухин не раз сетовал:
- Что это у нас за командующий артиллерией? Уедет в полки, да еще в противотанковые, и живет там днями. Когда бы его ни вызывал, все нет на месте. Такая непоседливость для начальника артиллерии фронта не всегда уместна.
По-своему оригинален был командующий 8-й воздушной армией Т. Т. Хрюкин. Лет ему было чуть больше тридцати, и мы в шутку называли его комсомольцем. Хрюкину это не нравилось.
- Ну, как у вас, комсомолец, дела? - обратился к нему однажды один из генералов, значительно выше его по званию.
- Я член партии и командующий армией, а комсомольцем был несколько лет назад, - резко ответил Хрюкин. - Если вам не нравится мой теперешний возраст, давайте встретимся и поговорим лет через десяток...
Но через десяток лет его уже не было в живых. Замечательный летчик и талантливый авиационный генерал, дважды Герой Советского Союза Т. Т. Хрюкин умер в расцвете сил в 1951 году.
Из начальников штаба воздушной армии, которых на моей памяти сменилось несколько, больше всего запомнился генерал И. М. Белов. Он отличался своими организаторскими способностями и исключительно ревностным отношением к службе. При нем я был всегда уверен, что всё приказания, отданные авиации, будут выполнены точно и в срок.
Не могу не помянуть здесь добрым словом и нашего начальника тыла генерала Н. П. Анисимова. На войне, как и всегда, люди хотят есть, нуждаются в одежде, в обуви. Кроме того, солдату там каждый день нужны патроны, для орудий требуются снаряды, для машин - горючее. И все это исчисляется не тоннами, а часто сотнями тысяч тонн! Суточная норма продовольствия для фронта равна объему продуктов, потребляемых населением крупного города. А горючего, расходуемого фронтом на одну операцию, хватило бы на посевную кампанию двум трем областям.
Начальник тыла должен быть хорошим организатором и разносторонним специалистом. Очень много ему нужно знать, чтобы быть на высоте предъявляемых фронтовому тылу требований. И мало знать, надо еще уметь применить свои знания на практике, по-настоящему понимать существо каждой операции, каждого боя. Н. П. Анисимов в полной мере обладал всеми этими качествами. Теперь он уже генерал-полковник и так же старательно и умело, как на фронте, продолжает службу в центральном аппарате Министерства обороны.