Страница:
Командирам частей я указал на местности, где и когда нужно сосредоточиться, на каких рубежах развернуться для атаки и в каком направлении следует двигаться после прорыва. Штаб наметил уравнительные рубежи по оси движения, удаленные один от другого примерно на 25 км. Конечным являлся рубеж в районе Погара, который был указан нам приказом командующего 13-й армией. В рамках этого плана командирам частей предоставлялось право действовать самостоятельно.
В напряженные часы подготовки к ночной атаке (как, впрочем, и во время самой атаки) неоценимую роль сыграли политработники и рядовые коммунисты. Они вселяли в людей веру в наши силы, в успех задуманного прорыва, не давали распространиться паническим настроениям. Командование дивизии и работники штаба также направились в подразделения, чтобы на месте, где советом, а где и своею властью, помочь командирам полков и батальонов подготовиться к тяжелому бою.
Перегруппировка войск и командных пунктов началась еще засветло. Густые лесные заросли надежно маскировали нас от противника.
Мы уже изучили повадки гитлеровцев и хорошо знали, что сразу же с наступлением темноты - после ужина - они залягут спать. Уверенные в своем превосходстве, немцы воевали тогда еще с комфортом, педантично соблюдая заведенный распорядок дня...
Расчет наш оказался правильным. Дружная атака застигла фашистов врасплох. К тому же темнота, окутавшая землю, затрудняла ориентировку и не позволяла им точно определить, куда и в каком составе двинутся окруженные.
Решив, по-видимому, осветить местность, противник поджег огромный массив неубранной пшеницы. Запылала со всех концов и деревня Титовка, лежавшая на нашем пути. Однако и при такой иллюминации нашим бойцам удалось подойти к противнику незамеченными, выкатить на руках орудия и расстрелять в упор преграждавшие нам дорогу вражеские танки.
Головной отряд, с которым следовал и я, вступил в Титовку. Торопливо, держа наготове оружие, проходили мы мимо горящих изб, будучи не в силах чем-либо помочь попавшим в страшную беду жителям.
За деревней немцы встретили нас шквальным огнем. Часть наших людей, вместо того чтобы поскорее оторваться от противника, залегла на картофельном поле. И за это свое малодушие, как и следовало ожидать, некоторые поплатились жизнью.
Там же, у Титовки, мы потеряли начальника штаба дивизии полковника Д. В. Бычкова. Его судьба долгое время оставалась неизвестной. Только в 1954 году я узнал, что тов. Бычков попал в плен.
Гитлеровское командование, взбешенное тем, что у него из-под носа выскользнула целая дивизия, бросило в леса автоматчиков. Но, наученные горьким опытом первых месяцев войны, они не рисковали углубляться в дебри и целый день вели беспорядочную стрельбу с лесных опушек, которая не причинила нам никакого вреда.
Не увенчались успехом и многочисленные попытки врага отрезать нам путь, вторично взять нас в кольцо. Мы неудержимо двигались к назначенному штабом армии рубежу, с ходу опрокидывая вражеские заслоны.
Маршрут наш был проложен через лесную глухомань и болотные топи. Он имел свои преимущества и свои недостатки. Преимущество состояло в том, что в таких местах реже приходилось встречаться с противником. Но здесь, к сожалению, совсем не было возможности пополнить иссякшие у нас запасы продовольствия.
Помню, одет я был тогда в брезентовый плащ, а Магон завертывался обычно в солдатскую плащ-палатку. За все время нашего путешествия по болотным хлябям мы сняли эти доспехи лишь однажды, вздумав помыться. И тут только обнаружили в них многочисленные дыры от пуль и осколков. Один из командиров, находившийся с нами, заметил по этому поводу:
- Вы, товарищи генералы, оба, наверное, в рубашках родились. Эвон как плащи изрешетило, а сами целехоньки...
Примерно в середине августа зашли мы в одну попавшуюся на пути деревеньку. Она была невелика, но люди здесь жили еще в достатке и стали наперебой потчевать нас всякой всячиной. Однако не успели мы расположиться за гостеприимными столами, как раздался тревожный крик:
- Танки!
Все выскочили из изб, кинулись в огороды, подготовили противотанковые гранаты и стали ждать. По дороге в сторону нашей деревеньки действительно неслись в облаках пыли танки. Один, второй, третий... Всего пять машин.
Пригляделись повнимательнее - что за чудо! - не немецкие они. Свои!
Радости не было границ. Эти танки прибыли к нам на помощь по распоряжению командующего войсками только что созданного Брянского фронта А. И. Еременко. Андрей Иванович прилагал много усилий, чтобы стабилизировать фронт и прикрыть московское направление с юга, а юго-западное с севера. Но, к нашему глубокому огорчению, этой задачи в полном объеме ему выполнить не удалось. Противник имел здесь слишком большое превосходство в силах...
Командир танкового подразделения доложил мне, что линия фронта проходит совсем неподалеку. Посоветовавшись с Магоном, мы разделились. Он отправился с танкистами, прихватив с собой раненых бойцов, погруженных на последнюю нашу автомашину. А я остался со штабом дивизии и во главе отряда, в который входили все специальные подразделения - саперы, связисты, разведчики, продолжал движение на заданный рубеж по прежнему маршруту.
Чем ближе была линия фронта, тем чаще мы натыкались на вражеские заставы, открывавшие по нас огонь. Ввязываться с ними в бой не было смысла: это надолго задержало бы нас, и отряд мог опоздать с выходом на очередной уравнительный рубеж, а штаб дивизии потерять управление частями. Мы старались обходить вражеские опорные пункты. А в такие пункты были превращены все деревни и села, захваченные гитлеровцами.
Но там, где врагу удавалось все же навязать нам бой, люди наши дрались не щадя жизни. Я, к сожалению, запамятовал фамилию командира 9-й роты 712-го стрелкового полка. Но о его храбрости и мужестве в те тяжелые дни шла молва по всей дивизии. Этот командир, отражая атаку немецких бронемашин под селом Студенец, первым бросился на них с гранатой в руках. Подорвав фашистский броневик, он и сам погиб. Зато рота его отбросила гитлеровцев и прорвалась сквозь их кольцо...
На последний уравнительный рубеж - к Погару, я со своим отрядом прибыл позже других. Здесь уже находились подразделения 498-го и 712-го стрелковых полков вместе с их боевыми командирами полковником Ф. М. Рухленко и полковником А. И. Валютным. Немного далее располагался 605-й стрелковый полк, возглавлявшийся теперь майором А. К. Хромовым, и батареи 425-го артполка.
Произвели проверку личного состава. Налицо оказались далеко не все. Особенно поредели ряды политработников. Достаточно сказать, что в политотделе в живых не осталось никого. Погиб в конце концов и батальонный комиссар И. Б. Сербии, раненный еще под Лытковкой. Обязанности начальника политотдела выполнял теперь комиссар 712-го стрелкового полка И. Л. Беленький...
Прибыл представитель оперативного отдела штаба армии. Он передал мне новое приказание командарма: продолжать отход в направлении Трубчевска.
Без особых злоключений миновав Брянские леса, мы остановились в селе Негино. Здесь дивизия должна была пополниться людьми. В основном это были бойцы, отставшие от других частей. Сюда же прибыло и небольшое пополнение из родной нашей Полтавы. Численность батальонов и рот опять стала нормальной. Теперь, после короткой передышки, снова можно было вступить в борьбу с противником.
И передышка действительно оказалась очень непродолжительной.
Нашей дивизии отвели место на правом фланге 13-й армии, вдоль восточного берега Десны. Рубеж, оборонявшийся нами, тянулся с севера на юг от поселка Ново-Васильевский до лесов восточнее села Бирин под Новгород-Северским.
Стоял уже сентябрь 1941 года. Он принес с собой новые осложнения в боевой обстановке.
В излучине Десны под старинным русским городом Новгород-Северским между войсками Брянского и Юго-Западного фронтов образовался разрыв. Этим не замедлил воспользоваться Гудериан. Он стремился захватить переправы через Десну, создать на ее восточном берегу плацдармы и бросить отсюда свои танковые корпуса прямой дорогой на Орел, в обход Брянских лесов с юга.
Таким образом, 132-я стрелковая дивизия снова оказалась почти на самом острие танкового клина сильнейшей ударной группировки гитлеровских войск, нацеленной в конечном счете на столицу нашей Родины - Москву.
В 13-й армии опять сменился командующий. Теперь ею командовал генерал-майор А. М. Городнянский - пятый по счету человек за три месяца войны! Нам, конечно, были неизвестны мотивы, которыми руководствовалась Ставка, производя столь частую замену командующих, но каждый мало-мальски опытный командир понимал, что сколько-нибудь ощутимых результатов это дать не, могло. Человек не успевал детально ознакомиться ни с подчиненными ему войсками, ни с обстановкой на фронте, а на его место прибывал уже новый. Такая практика, помимо всего прочего, отрицательно влияла и на моральное состояние личного состава. По крайней мере, сам я очень тяжело переживал это.
Но как бы то ни было, наша дивизия, выдвинувшись к 5 сентября в район Новгород-Северского, уже занятого немцами, нанесла ряд ударов по противнику и отбросила его километров на двенадцать назад. Оккупанты были выбиты из сел Хильчичи и Бирин. Один из батальонов 712-го стрелкового полка под командованием капитана Е. С. Рыдлевского загнал гитлеровцев далеко в глубь леса. Нам достались богатые трофеи автомашины, минометы, противотанковые и зенитные пушки. Были захвачены и пленные.
Для противника этот наш рывок вперед был, как видно, совершенно неожиданным. Однако гитлеровцы скоро оправились и, пользуясь своим преимуществом в силах, начали ответные действия. "Мессершмитты" и "юнкерсы" целыми днями кружились над нашими окопами. Против нас снова двинулись танки. Особенно жаркие схватки то и дело вспыхивали к северу от моста через Десну, где держали оборону 498-й и 712-й стрелковые полки. Наша авиация несколько раз безуспешно пыталась разрушить этот мост, имевший для противника огромное значение.
И все-таки мы отметили в эти дни вторую годовщину создания нашей дивизии Свою родословную 132-я вела с первых дней существования Красной Армии В годы гражданской войны в Уфе из рабочих-добровольцев была сформирована бригада. Она выступила против Колчака и прошла от седого Урала через необъятные степи и таежные дебри Сибири до самого Байкала. В Иркутске эту бригаду переформировали в 88-й Красноуфимский полк, и он вошел в состав знаменитой 30-й Иркутской стрелковой дивизии, которую возглавлял легендарный герой гражданской войны В. К. Блюхер После разгрома Колчака красноуфимцы вместе со всей дивизией громили на Украине махновские банды, штурмовали Перекоп Об этом до сих пор еще поется песня:
От голубых уральских вод
К боям Чонгарской переправы
Прошла, прошла Тридцатая вперед
В пламени и славе.
За выдающиеся подвиги в борьбе с Махно и Врангелем ЦИК СССР наградил 88-й Красноуфимский полк орденом Красного Знамени. А с началом второй мировой войны, когда партия и правительство приняли ряд мер по укреплению оборонной мощи Советского государства, на базе 88-го Красноуфимского развернулась
132-я стрелковая дивизия. Произошло это 9 сентября 1939 года в Павлограде Командиром новой дивизии назначили меня. Боевое знамя красноуфимцев было передано 498-му стрелковому полку, как лучшему в нашем соединении.
П.И. Луковкин, политотдел дивизии, все наши командиры и политработники, а также партийные и комсомольские организации частей много и успешно поработали над воспитанием личного состава в духе славных традиций красноуфимцев. Помыслы и устремления каждого из нас были направлены на то, чтобы 132 я приумножила добрые дела героев великого сибирского похода и Чонгара
В мирных условиях нам это, безусловно, удавалось Не случайно в декабре 1940 года мне было предоставлено почетное право выступать в Москве на Всеармейском совещании высшего командного состава Красной Армии с коротким сообщением об опыте борьбы за высокую боевую выучку личного состава. К тому времени 132 я стрелковая дивизия вышла на одно из первых мест в Харьковском военном округе
Об этом было приятно вспомнить Но вместе с тем каждый из ветеранов дивизии понимал, что не тогда, а только теперь - в жестокой схватке с врагом решается вопрос являемся ли мы достойными наследниками боевой славы красноуфимцев. И именно поэтому, несмотря на сложность обстановки, на все усиливающийся натиск со стороны гитлеровцев, мы пошли на то, чтобы отметить день рождения своего соединения.
Отмечали скромно, по-фронтовому. Лишь немного обильнее оказался обед у бойцов, да к обычным "ста граммам" некоторые старшины сделали "добавку" из заветных запасов. Но зато сколько было по настоящему жарких, волнующих речей Как клятвенно звучали слова о том, что 132 я не посрамит себя на поле брани.
И в последующем я имел возможность убедиться, что эти клятвы давались обдуманно. Люди крепко держались их при самых тяжелых стечениях обстоятельств.
15 сентября под вечер противник прорвал оборону на левом фланге армии и вышел нам в тыл. Фашистские танки появились в районе расположения медсанбата. Там в это время находился новый наш начальник политотдела батальонный комиссар Беленький. Он взял на себя руководство обороной госпиталя и погиб в неравном бою.
По приказу командующего армией 132-й дивизии снова пришлось отходить.
Отходили узким коридором вдоль Десны. Только ночью оторвались от противника и без помех переправились через речку Свигу со всен артиллерией и транспортом. К рассвету, когда в небе опять появились эскадрильи фашистских пикирующих бомбардировщиков, мы уже успели закрепиться на новом рубеже и встретив наших преследователей дружным, организованным огнем.
Речка Свига на некоторое время стала для немцев непреодолимой преградой. С этого рубежа дивизия успешно отражала все попытки противника продвинуться на север, к железной дороге Унеча - хутор Михайловский, опоясывавшей южную кромку Брянских лесов. Более того, мы то и дело контратаковали врага, выбивая его из деревень на противоположном берегу.
Однако, изматывая и обескровливая гитлеровцев, мы в то же время и сами несли значительные потери, а потому не могли долго сдерживать натиск врага, намного превосходившего нас, особенно в танках. 30 сентября началось новое большое наступление немецко-фашистских полчищ. Гудериан возобновил попытки прорваться к Москве. Охватив фланги Брянского фронта с запада и юго-востока, вражеские бронетанковые дивизии перерезали главные фронтовые коммуникации. В оперативном окружении оказалась значительная группировка наших войск. Но и после того бои продолжались с неослабевающей силой. В этом была немалая заслуга А. И. Еременко и его штаба. Несмотря на тяжелую и очень сложную обстановку, они весьма оперативно руководили боевыми действиями войск. Управление нарушилось только с 13 октября, когда Андрей Иванович получил тяжелое ранение и по распоряжению Ставки был эвакуирован в тыл, а штаб фронта сам подвергся нападению немцев и понес значительный урон.
В полосе 13-й армии главный удар противника пришелся на Суземку и Севск. Немцами была занята Середина Буда. Их танки устремились к Комаричам. В результате 13-я армия оказалась разрезанной на две части. Крупная танковая группировка врага, огибая с востока Брянские леса, где сосредоточились основные силы 13-й армии, двинулась на Карачев. Над нами нависла реальная угроза нового окружения. Замысел противника был яснее ясного: прижать наши дивизии к рекам Десна и Нерусса в районе Суземка - Трубчевск и здесь разгромить их.
Чтобы как-то восстановить положение, командующий 13-й армией генерал-майор Городнянский снял с фронта соседствовавшие с нами 6-ю и 143-ю стрелковые дивизии и перебросил их в район прорыва. Полоса обороны 132-й дивизии значительно расширилась. Наши [Схема 2] позиции вытянулись почти от самого Трубчевска до Зноби Новгородской.
А немцы между тем разгадали маневр, предпринятый командованием армии. От их воздушной разведки не ускользнул отход 143-й и 6-й дивизий. Вслед за отходящими частями устремилось до полка моторизованной пехоты, усиленной 30 35 танками и самоходными орудиями. Вскоре они достигли села Уралово и вышли, таким образом, во фланг нашей 132-й дивизии.
Положение у нас становилось очень трудным. Ослабленная в предыдущих ожесточенных боях, дивизия должна была, с одной стороны, прочно удерживать оборону по фронту, простиравшемуся на десятки километров, а с другой выставить достаточно сильный заслон на пути подвижной группы немцев, стремившейся сорвать перегруппировку войск 13-й армии.
Усложнилась обстановка и на правом фланге, где под натиском противника, форсировавшего Десну, начала отход на восток соседняя 3-я армия. В образовавшуюся там значительную брешь тоже стали просачиваться крупные подвижные группы врага, которые могли отрезать дивизию от остальных сил 13-й армии.
В моем резерве оставался только один батальон, усиленный двумя счетверенными зенитно-пулеметными установками на автомашинах и двумя 45-мм противотанковыми пушками. Пришлось задействовать и это. Перед командиром батальона капитаном П. В. Илюховым я поставил задачу: во что бы то ни стало остановить противника на нашем левом фланге.
Для одного батальона при столь скудных средствах усиления такая задача казалась невыполнимой. Но меня не покидала уверенность в том, что капитан Илюхов справится с ней.
Петра Васильевича Илюхова я хорошо знал еще с довоенного времени. Мы с ним вместе учились в школе имени ВЦИК, (были, правда, в разных ротах, но в одном и том же батальоне). По окончании школы он несколько лет служил в войсках, зарекомендовал себя волевым и инициативным командиром, но незадолго до войны уволился в запас. В армию тов. Илюхов возвратился вновь в 1941 году, и судьба опять свела нас вместе.
Помню, как спокойно выслушал меня Петр Васильевич, когда я ставил перед ним боевую задачу, и попросил только об одном: выделить для батальона несколько десятков бутылок с горючей жидкостью. У нас в запасе их было около сотни, и я тут же приказал начальнику химической службы передать все Илюхову. Комбат заметно повеселел.
- С таким запасом, товарищ генерал, мы целую танковую дивизию сможем задержать...
Я не скрывал от Илюхова, что посылаю его на очень рискованное дело, но не услышал в ответ ни дополнительных просьб, ни громких напыщенных фраз. Этот человек как-то очень тактично дал мне понять, что на него можно положиться: он либо погибнет с батальоном, либо остановит немцев.
Батальон Илюхова занял оборону у села Уралово, а я сам отправился на правый фланг дивизии, в 498-й стрелковый полк. Полковник Рухленко доложил мне обстановку. Она оказалась хуже, чем предполагал штаб дивизии. Во избежание охвата с фланга пришлось разрешить командиру полка несколько отвести свои подразделения. И хотя даже после этого маневра положение здесь оставалось весьма напряженным, сердце у меня болело за батальон Илюхова. Оттуда уже доносились резкие выстрелы танковых пушек, неумолчный треск автоматов, длинные очереди станковых пулеметов.
Я оставил 498-й полк и поспешил туда.
Противник намеревался во что бы то ни стало захватить Уралово. Из этого села открывался путь к переправам через реку Свига. Форсировать ее левее гитлеровцы не могли, так как там раскинулось болото, по справедливости названное Великим.
Бойцы Илюхова сражались самоотверженно. Каждый понимал, что, если их батальон дрогнет и отступит, вся дивизия будет окружена. Люди стояли насмерть. Наспех отрытые окопы заволокло плотное облако дыма и пыли от разрывов снарядов. В этом неестественном полумраке молниями сверкали выстрелы. Кое-где красноармейцы уже схватились врукопашную с гитлеровцами.
Капитана Илюхова я нашел не сразу Его НП располагался на небольшой высотке. Увидев меня, Петр Васильевич улыбнулся:
- Ну, вот... Сам командир дивизии прибыл... Без вас мне здесь, признаться, уж страшновато стало... И, вновь став серьезным, доложил:
- Справа батальон атакуют до двухсот вражеских автоматчиков с пятью танками. Против них были брошены пулеметные установки на машинах. Прикрываясь лесом, зенитчики выдвинулись незаметно и внезапно открыли шквальный огонь. Это, кажется, помогло - гитлеровцы откатываются назад...
Позиции батальона располагались так, что, атакуя их с любого направления, противник неизменно попадал под огонь пулеметов и противотанковых пушек.
- Как там? - спросил я, кивнув в сторону небольшого ручья, за которым накапливались вражеские танки.
- Держим, - спокойно отозвался Илюхов. - Там у нас взвод связи, вооруженный бутылками каэс.
- А сюда к нам давайте счетверенные установки, - распорядился я - Здесь непременно пойдут автоматчики.
- Такая команда уже дана, товарищ генерал. Установки сейчас прибудут.
Машины с зенитными пулеметами действительно не заставили долго ждать себя. С правого фланга, где только что была отбита довольно энергичная атака противника, они моментально переместились к центру. И вовремя. Потерпев неудачу на фланге, противник пытался атаковать позиции батальона в лоб. К наблюдательному пункту Илюхова уже приближались густые цепи немецких автоматчиков.
Капитан Илюхов вскочил на одну из машин и сам повел зенитчиков на новую огневую позицию. Восемь скорострельных пулеметов открыли огонь непроницаемой плотности. Они выбрасывали почти четыре тысячи пуль в минуту, и атака гитлеровцев опять захлебнулась.
Заметив, что вражеские автоматчики пытаются залечь, я приказал командиру роты, занимавшей центральное положение, немедленно контратаковать их. Рота стремительно бросилась вперед и вернула противника на его исходные позиции. Но в это время мы услышали шум боя слева, где находились двенадцать отважных связистов с бутылками, наполненными горючей жидкостью. Из леса застучали две наши сорокапятимиллиметровые пушки. Над кустарником, через который заходили в тыл батальону танки противника, поднялся густой черный дым. Как выяснилось позднее, герои-связисты сделали свое дело: они подожгли шесть вражеских машин. А тех, что уцелели, заставили повернуть вспять артиллеристы.
Вернувшийся на НП капитан Илюхов привел пленных. У большинства из них были знаки различия ефрейторов. Остальные оказались унтер-офицерами...
Батальон выполнил свою тяжелую задачу. И, наблюдая за его действиями, я лишний раз убедился, что, если командир сам проникнут активным стремлением к победе и умеет внушить решимость личному составу, можно смело рассчитывать на успех даже в том случае, когда противник обладает явным превосходством.
Я и теперь с благодарностью вспоминаю Петра Васильевича Илюхова, который, кстати сказать, так же мужественно действовал и в последующих боях. Под его командованием батальон одержал еще немало славных побед. И очень жаль, что Илюхову не довелось отпраздновать в кругу своих боевых друзей окончательную нашу победу над гитлеровскими захватчиками. В 1943 году) капитан был тяжело ранен и больше уже не вернулся) в строй...
3 октября нашими войсками был оставлен Орел, а спустя еще три дня Карачев и Брянск.
Дивизии 13-й армии сосредоточились в лесах, окруженные превосходящими силами врага. Несколько суток мы вели тяжелые бои, стремясь пробиться на юго-восток, но враг цепко держался за дороги на Орел, питавшие теперь всю ударную группировку Гудериана. Наши попытки перерезать эти пути окончились неудачей. Отбив все атаки, гитлеровцы усилили нажим на нас.
Из штаба армии поступило распоряжение готовить прорыв в другом направлении - на Севск. Но противник и сюда успел подбросить вполне достаточные свежие силы. 13-я армия несла в этих боях большие потери, и с каждым днем надежда на успех прорыва уменьшалась.
Командарм генерал-майор Городнянский вынужден был опять произвести перегруппировку войск. Обессиленные части были отведены, а на главном направлении предполагаемого прорыва стала сколачиваться новая ударная группа. В ее состав вошла и 132-я стрелковая дивизия.
В течение ночи на 9 октября нам предстояло выйти на юго-восточную опушку Брянских лесов и к рассвету занять исходные рубежи для решительного штурма села Негино. Но для этого необходимо было прежде всего незаметно оторваться от частей противника, которые находились перед дивизией.
Хорошо зная, что немцы нередко перехватывают наши радиопередачи и подключаются к линиям проводной связи, я в целях дезинформации отдал открытым текстом по радио, а затем продублировал и по телефону ложный приказ о наступлении дивизии в направлении Уралово - Хильчичи. В определенное этим приказом время - вечером 8 октября - был произведен короткий огневой налет из всех имевшихся у нас орудий по опорным пунктам противника. И тотчас же уже свернувшиеся стрелковые полки скрытно оставили свои позиции. Дивизия выступила на марш по глухим лесным дорогам в сторону Негино.
В этом селе фашисты укрепились прочно. Накануне здесь безуспешно пытались прорвать кольцо окружения две наши стрелковые дивизии - 6-я и 143-я. Отбив все их атаки, противник, по-видимому, успокоился.
Трудно было предположить, что советские войска смогут здесь в ближайшее время нанести еще один удар. А мы этим и воспользовались.
В напряженные часы подготовки к ночной атаке (как, впрочем, и во время самой атаки) неоценимую роль сыграли политработники и рядовые коммунисты. Они вселяли в людей веру в наши силы, в успех задуманного прорыва, не давали распространиться паническим настроениям. Командование дивизии и работники штаба также направились в подразделения, чтобы на месте, где советом, а где и своею властью, помочь командирам полков и батальонов подготовиться к тяжелому бою.
Перегруппировка войск и командных пунктов началась еще засветло. Густые лесные заросли надежно маскировали нас от противника.
Мы уже изучили повадки гитлеровцев и хорошо знали, что сразу же с наступлением темноты - после ужина - они залягут спать. Уверенные в своем превосходстве, немцы воевали тогда еще с комфортом, педантично соблюдая заведенный распорядок дня...
Расчет наш оказался правильным. Дружная атака застигла фашистов врасплох. К тому же темнота, окутавшая землю, затрудняла ориентировку и не позволяла им точно определить, куда и в каком составе двинутся окруженные.
Решив, по-видимому, осветить местность, противник поджег огромный массив неубранной пшеницы. Запылала со всех концов и деревня Титовка, лежавшая на нашем пути. Однако и при такой иллюминации нашим бойцам удалось подойти к противнику незамеченными, выкатить на руках орудия и расстрелять в упор преграждавшие нам дорогу вражеские танки.
Головной отряд, с которым следовал и я, вступил в Титовку. Торопливо, держа наготове оружие, проходили мы мимо горящих изб, будучи не в силах чем-либо помочь попавшим в страшную беду жителям.
За деревней немцы встретили нас шквальным огнем. Часть наших людей, вместо того чтобы поскорее оторваться от противника, залегла на картофельном поле. И за это свое малодушие, как и следовало ожидать, некоторые поплатились жизнью.
Там же, у Титовки, мы потеряли начальника штаба дивизии полковника Д. В. Бычкова. Его судьба долгое время оставалась неизвестной. Только в 1954 году я узнал, что тов. Бычков попал в плен.
Гитлеровское командование, взбешенное тем, что у него из-под носа выскользнула целая дивизия, бросило в леса автоматчиков. Но, наученные горьким опытом первых месяцев войны, они не рисковали углубляться в дебри и целый день вели беспорядочную стрельбу с лесных опушек, которая не причинила нам никакого вреда.
Не увенчались успехом и многочисленные попытки врага отрезать нам путь, вторично взять нас в кольцо. Мы неудержимо двигались к назначенному штабом армии рубежу, с ходу опрокидывая вражеские заслоны.
Маршрут наш был проложен через лесную глухомань и болотные топи. Он имел свои преимущества и свои недостатки. Преимущество состояло в том, что в таких местах реже приходилось встречаться с противником. Но здесь, к сожалению, совсем не было возможности пополнить иссякшие у нас запасы продовольствия.
Помню, одет я был тогда в брезентовый плащ, а Магон завертывался обычно в солдатскую плащ-палатку. За все время нашего путешествия по болотным хлябям мы сняли эти доспехи лишь однажды, вздумав помыться. И тут только обнаружили в них многочисленные дыры от пуль и осколков. Один из командиров, находившийся с нами, заметил по этому поводу:
- Вы, товарищи генералы, оба, наверное, в рубашках родились. Эвон как плащи изрешетило, а сами целехоньки...
Примерно в середине августа зашли мы в одну попавшуюся на пути деревеньку. Она была невелика, но люди здесь жили еще в достатке и стали наперебой потчевать нас всякой всячиной. Однако не успели мы расположиться за гостеприимными столами, как раздался тревожный крик:
- Танки!
Все выскочили из изб, кинулись в огороды, подготовили противотанковые гранаты и стали ждать. По дороге в сторону нашей деревеньки действительно неслись в облаках пыли танки. Один, второй, третий... Всего пять машин.
Пригляделись повнимательнее - что за чудо! - не немецкие они. Свои!
Радости не было границ. Эти танки прибыли к нам на помощь по распоряжению командующего войсками только что созданного Брянского фронта А. И. Еременко. Андрей Иванович прилагал много усилий, чтобы стабилизировать фронт и прикрыть московское направление с юга, а юго-западное с севера. Но, к нашему глубокому огорчению, этой задачи в полном объеме ему выполнить не удалось. Противник имел здесь слишком большое превосходство в силах...
Командир танкового подразделения доложил мне, что линия фронта проходит совсем неподалеку. Посоветовавшись с Магоном, мы разделились. Он отправился с танкистами, прихватив с собой раненых бойцов, погруженных на последнюю нашу автомашину. А я остался со штабом дивизии и во главе отряда, в который входили все специальные подразделения - саперы, связисты, разведчики, продолжал движение на заданный рубеж по прежнему маршруту.
Чем ближе была линия фронта, тем чаще мы натыкались на вражеские заставы, открывавшие по нас огонь. Ввязываться с ними в бой не было смысла: это надолго задержало бы нас, и отряд мог опоздать с выходом на очередной уравнительный рубеж, а штаб дивизии потерять управление частями. Мы старались обходить вражеские опорные пункты. А в такие пункты были превращены все деревни и села, захваченные гитлеровцами.
Но там, где врагу удавалось все же навязать нам бой, люди наши дрались не щадя жизни. Я, к сожалению, запамятовал фамилию командира 9-й роты 712-го стрелкового полка. Но о его храбрости и мужестве в те тяжелые дни шла молва по всей дивизии. Этот командир, отражая атаку немецких бронемашин под селом Студенец, первым бросился на них с гранатой в руках. Подорвав фашистский броневик, он и сам погиб. Зато рота его отбросила гитлеровцев и прорвалась сквозь их кольцо...
На последний уравнительный рубеж - к Погару, я со своим отрядом прибыл позже других. Здесь уже находились подразделения 498-го и 712-го стрелковых полков вместе с их боевыми командирами полковником Ф. М. Рухленко и полковником А. И. Валютным. Немного далее располагался 605-й стрелковый полк, возглавлявшийся теперь майором А. К. Хромовым, и батареи 425-го артполка.
Произвели проверку личного состава. Налицо оказались далеко не все. Особенно поредели ряды политработников. Достаточно сказать, что в политотделе в живых не осталось никого. Погиб в конце концов и батальонный комиссар И. Б. Сербии, раненный еще под Лытковкой. Обязанности начальника политотдела выполнял теперь комиссар 712-го стрелкового полка И. Л. Беленький...
Прибыл представитель оперативного отдела штаба армии. Он передал мне новое приказание командарма: продолжать отход в направлении Трубчевска.
Без особых злоключений миновав Брянские леса, мы остановились в селе Негино. Здесь дивизия должна была пополниться людьми. В основном это были бойцы, отставшие от других частей. Сюда же прибыло и небольшое пополнение из родной нашей Полтавы. Численность батальонов и рот опять стала нормальной. Теперь, после короткой передышки, снова можно было вступить в борьбу с противником.
И передышка действительно оказалась очень непродолжительной.
Нашей дивизии отвели место на правом фланге 13-й армии, вдоль восточного берега Десны. Рубеж, оборонявшийся нами, тянулся с севера на юг от поселка Ново-Васильевский до лесов восточнее села Бирин под Новгород-Северским.
Стоял уже сентябрь 1941 года. Он принес с собой новые осложнения в боевой обстановке.
В излучине Десны под старинным русским городом Новгород-Северским между войсками Брянского и Юго-Западного фронтов образовался разрыв. Этим не замедлил воспользоваться Гудериан. Он стремился захватить переправы через Десну, создать на ее восточном берегу плацдармы и бросить отсюда свои танковые корпуса прямой дорогой на Орел, в обход Брянских лесов с юга.
Таким образом, 132-я стрелковая дивизия снова оказалась почти на самом острие танкового клина сильнейшей ударной группировки гитлеровских войск, нацеленной в конечном счете на столицу нашей Родины - Москву.
В 13-й армии опять сменился командующий. Теперь ею командовал генерал-майор А. М. Городнянский - пятый по счету человек за три месяца войны! Нам, конечно, были неизвестны мотивы, которыми руководствовалась Ставка, производя столь частую замену командующих, но каждый мало-мальски опытный командир понимал, что сколько-нибудь ощутимых результатов это дать не, могло. Человек не успевал детально ознакомиться ни с подчиненными ему войсками, ни с обстановкой на фронте, а на его место прибывал уже новый. Такая практика, помимо всего прочего, отрицательно влияла и на моральное состояние личного состава. По крайней мере, сам я очень тяжело переживал это.
Но как бы то ни было, наша дивизия, выдвинувшись к 5 сентября в район Новгород-Северского, уже занятого немцами, нанесла ряд ударов по противнику и отбросила его километров на двенадцать назад. Оккупанты были выбиты из сел Хильчичи и Бирин. Один из батальонов 712-го стрелкового полка под командованием капитана Е. С. Рыдлевского загнал гитлеровцев далеко в глубь леса. Нам достались богатые трофеи автомашины, минометы, противотанковые и зенитные пушки. Были захвачены и пленные.
Для противника этот наш рывок вперед был, как видно, совершенно неожиданным. Однако гитлеровцы скоро оправились и, пользуясь своим преимуществом в силах, начали ответные действия. "Мессершмитты" и "юнкерсы" целыми днями кружились над нашими окопами. Против нас снова двинулись танки. Особенно жаркие схватки то и дело вспыхивали к северу от моста через Десну, где держали оборону 498-й и 712-й стрелковые полки. Наша авиация несколько раз безуспешно пыталась разрушить этот мост, имевший для противника огромное значение.
И все-таки мы отметили в эти дни вторую годовщину создания нашей дивизии Свою родословную 132-я вела с первых дней существования Красной Армии В годы гражданской войны в Уфе из рабочих-добровольцев была сформирована бригада. Она выступила против Колчака и прошла от седого Урала через необъятные степи и таежные дебри Сибири до самого Байкала. В Иркутске эту бригаду переформировали в 88-й Красноуфимский полк, и он вошел в состав знаменитой 30-й Иркутской стрелковой дивизии, которую возглавлял легендарный герой гражданской войны В. К. Блюхер После разгрома Колчака красноуфимцы вместе со всей дивизией громили на Украине махновские банды, штурмовали Перекоп Об этом до сих пор еще поется песня:
От голубых уральских вод
К боям Чонгарской переправы
Прошла, прошла Тридцатая вперед
В пламени и славе.
За выдающиеся подвиги в борьбе с Махно и Врангелем ЦИК СССР наградил 88-й Красноуфимский полк орденом Красного Знамени. А с началом второй мировой войны, когда партия и правительство приняли ряд мер по укреплению оборонной мощи Советского государства, на базе 88-го Красноуфимского развернулась
132-я стрелковая дивизия. Произошло это 9 сентября 1939 года в Павлограде Командиром новой дивизии назначили меня. Боевое знамя красноуфимцев было передано 498-му стрелковому полку, как лучшему в нашем соединении.
П.И. Луковкин, политотдел дивизии, все наши командиры и политработники, а также партийные и комсомольские организации частей много и успешно поработали над воспитанием личного состава в духе славных традиций красноуфимцев. Помыслы и устремления каждого из нас были направлены на то, чтобы 132 я приумножила добрые дела героев великого сибирского похода и Чонгара
В мирных условиях нам это, безусловно, удавалось Не случайно в декабре 1940 года мне было предоставлено почетное право выступать в Москве на Всеармейском совещании высшего командного состава Красной Армии с коротким сообщением об опыте борьбы за высокую боевую выучку личного состава. К тому времени 132 я стрелковая дивизия вышла на одно из первых мест в Харьковском военном округе
Об этом было приятно вспомнить Но вместе с тем каждый из ветеранов дивизии понимал, что не тогда, а только теперь - в жестокой схватке с врагом решается вопрос являемся ли мы достойными наследниками боевой славы красноуфимцев. И именно поэтому, несмотря на сложность обстановки, на все усиливающийся натиск со стороны гитлеровцев, мы пошли на то, чтобы отметить день рождения своего соединения.
Отмечали скромно, по-фронтовому. Лишь немного обильнее оказался обед у бойцов, да к обычным "ста граммам" некоторые старшины сделали "добавку" из заветных запасов. Но зато сколько было по настоящему жарких, волнующих речей Как клятвенно звучали слова о том, что 132 я не посрамит себя на поле брани.
И в последующем я имел возможность убедиться, что эти клятвы давались обдуманно. Люди крепко держались их при самых тяжелых стечениях обстоятельств.
15 сентября под вечер противник прорвал оборону на левом фланге армии и вышел нам в тыл. Фашистские танки появились в районе расположения медсанбата. Там в это время находился новый наш начальник политотдела батальонный комиссар Беленький. Он взял на себя руководство обороной госпиталя и погиб в неравном бою.
По приказу командующего армией 132-й дивизии снова пришлось отходить.
Отходили узким коридором вдоль Десны. Только ночью оторвались от противника и без помех переправились через речку Свигу со всен артиллерией и транспортом. К рассвету, когда в небе опять появились эскадрильи фашистских пикирующих бомбардировщиков, мы уже успели закрепиться на новом рубеже и встретив наших преследователей дружным, организованным огнем.
Речка Свига на некоторое время стала для немцев непреодолимой преградой. С этого рубежа дивизия успешно отражала все попытки противника продвинуться на север, к железной дороге Унеча - хутор Михайловский, опоясывавшей южную кромку Брянских лесов. Более того, мы то и дело контратаковали врага, выбивая его из деревень на противоположном берегу.
Однако, изматывая и обескровливая гитлеровцев, мы в то же время и сами несли значительные потери, а потому не могли долго сдерживать натиск врага, намного превосходившего нас, особенно в танках. 30 сентября началось новое большое наступление немецко-фашистских полчищ. Гудериан возобновил попытки прорваться к Москве. Охватив фланги Брянского фронта с запада и юго-востока, вражеские бронетанковые дивизии перерезали главные фронтовые коммуникации. В оперативном окружении оказалась значительная группировка наших войск. Но и после того бои продолжались с неослабевающей силой. В этом была немалая заслуга А. И. Еременко и его штаба. Несмотря на тяжелую и очень сложную обстановку, они весьма оперативно руководили боевыми действиями войск. Управление нарушилось только с 13 октября, когда Андрей Иванович получил тяжелое ранение и по распоряжению Ставки был эвакуирован в тыл, а штаб фронта сам подвергся нападению немцев и понес значительный урон.
В полосе 13-й армии главный удар противника пришелся на Суземку и Севск. Немцами была занята Середина Буда. Их танки устремились к Комаричам. В результате 13-я армия оказалась разрезанной на две части. Крупная танковая группировка врага, огибая с востока Брянские леса, где сосредоточились основные силы 13-й армии, двинулась на Карачев. Над нами нависла реальная угроза нового окружения. Замысел противника был яснее ясного: прижать наши дивизии к рекам Десна и Нерусса в районе Суземка - Трубчевск и здесь разгромить их.
Чтобы как-то восстановить положение, командующий 13-й армией генерал-майор Городнянский снял с фронта соседствовавшие с нами 6-ю и 143-ю стрелковые дивизии и перебросил их в район прорыва. Полоса обороны 132-й дивизии значительно расширилась. Наши [Схема 2] позиции вытянулись почти от самого Трубчевска до Зноби Новгородской.
А немцы между тем разгадали маневр, предпринятый командованием армии. От их воздушной разведки не ускользнул отход 143-й и 6-й дивизий. Вслед за отходящими частями устремилось до полка моторизованной пехоты, усиленной 30 35 танками и самоходными орудиями. Вскоре они достигли села Уралово и вышли, таким образом, во фланг нашей 132-й дивизии.
Положение у нас становилось очень трудным. Ослабленная в предыдущих ожесточенных боях, дивизия должна была, с одной стороны, прочно удерживать оборону по фронту, простиравшемуся на десятки километров, а с другой выставить достаточно сильный заслон на пути подвижной группы немцев, стремившейся сорвать перегруппировку войск 13-й армии.
Усложнилась обстановка и на правом фланге, где под натиском противника, форсировавшего Десну, начала отход на восток соседняя 3-я армия. В образовавшуюся там значительную брешь тоже стали просачиваться крупные подвижные группы врага, которые могли отрезать дивизию от остальных сил 13-й армии.
В моем резерве оставался только один батальон, усиленный двумя счетверенными зенитно-пулеметными установками на автомашинах и двумя 45-мм противотанковыми пушками. Пришлось задействовать и это. Перед командиром батальона капитаном П. В. Илюховым я поставил задачу: во что бы то ни стало остановить противника на нашем левом фланге.
Для одного батальона при столь скудных средствах усиления такая задача казалась невыполнимой. Но меня не покидала уверенность в том, что капитан Илюхов справится с ней.
Петра Васильевича Илюхова я хорошо знал еще с довоенного времени. Мы с ним вместе учились в школе имени ВЦИК, (были, правда, в разных ротах, но в одном и том же батальоне). По окончании школы он несколько лет служил в войсках, зарекомендовал себя волевым и инициативным командиром, но незадолго до войны уволился в запас. В армию тов. Илюхов возвратился вновь в 1941 году, и судьба опять свела нас вместе.
Помню, как спокойно выслушал меня Петр Васильевич, когда я ставил перед ним боевую задачу, и попросил только об одном: выделить для батальона несколько десятков бутылок с горючей жидкостью. У нас в запасе их было около сотни, и я тут же приказал начальнику химической службы передать все Илюхову. Комбат заметно повеселел.
- С таким запасом, товарищ генерал, мы целую танковую дивизию сможем задержать...
Я не скрывал от Илюхова, что посылаю его на очень рискованное дело, но не услышал в ответ ни дополнительных просьб, ни громких напыщенных фраз. Этот человек как-то очень тактично дал мне понять, что на него можно положиться: он либо погибнет с батальоном, либо остановит немцев.
Батальон Илюхова занял оборону у села Уралово, а я сам отправился на правый фланг дивизии, в 498-й стрелковый полк. Полковник Рухленко доложил мне обстановку. Она оказалась хуже, чем предполагал штаб дивизии. Во избежание охвата с фланга пришлось разрешить командиру полка несколько отвести свои подразделения. И хотя даже после этого маневра положение здесь оставалось весьма напряженным, сердце у меня болело за батальон Илюхова. Оттуда уже доносились резкие выстрелы танковых пушек, неумолчный треск автоматов, длинные очереди станковых пулеметов.
Я оставил 498-й полк и поспешил туда.
Противник намеревался во что бы то ни стало захватить Уралово. Из этого села открывался путь к переправам через реку Свига. Форсировать ее левее гитлеровцы не могли, так как там раскинулось болото, по справедливости названное Великим.
Бойцы Илюхова сражались самоотверженно. Каждый понимал, что, если их батальон дрогнет и отступит, вся дивизия будет окружена. Люди стояли насмерть. Наспех отрытые окопы заволокло плотное облако дыма и пыли от разрывов снарядов. В этом неестественном полумраке молниями сверкали выстрелы. Кое-где красноармейцы уже схватились врукопашную с гитлеровцами.
Капитана Илюхова я нашел не сразу Его НП располагался на небольшой высотке. Увидев меня, Петр Васильевич улыбнулся:
- Ну, вот... Сам командир дивизии прибыл... Без вас мне здесь, признаться, уж страшновато стало... И, вновь став серьезным, доложил:
- Справа батальон атакуют до двухсот вражеских автоматчиков с пятью танками. Против них были брошены пулеметные установки на машинах. Прикрываясь лесом, зенитчики выдвинулись незаметно и внезапно открыли шквальный огонь. Это, кажется, помогло - гитлеровцы откатываются назад...
Позиции батальона располагались так, что, атакуя их с любого направления, противник неизменно попадал под огонь пулеметов и противотанковых пушек.
- Как там? - спросил я, кивнув в сторону небольшого ручья, за которым накапливались вражеские танки.
- Держим, - спокойно отозвался Илюхов. - Там у нас взвод связи, вооруженный бутылками каэс.
- А сюда к нам давайте счетверенные установки, - распорядился я - Здесь непременно пойдут автоматчики.
- Такая команда уже дана, товарищ генерал. Установки сейчас прибудут.
Машины с зенитными пулеметами действительно не заставили долго ждать себя. С правого фланга, где только что была отбита довольно энергичная атака противника, они моментально переместились к центру. И вовремя. Потерпев неудачу на фланге, противник пытался атаковать позиции батальона в лоб. К наблюдательному пункту Илюхова уже приближались густые цепи немецких автоматчиков.
Капитан Илюхов вскочил на одну из машин и сам повел зенитчиков на новую огневую позицию. Восемь скорострельных пулеметов открыли огонь непроницаемой плотности. Они выбрасывали почти четыре тысячи пуль в минуту, и атака гитлеровцев опять захлебнулась.
Заметив, что вражеские автоматчики пытаются залечь, я приказал командиру роты, занимавшей центральное положение, немедленно контратаковать их. Рота стремительно бросилась вперед и вернула противника на его исходные позиции. Но в это время мы услышали шум боя слева, где находились двенадцать отважных связистов с бутылками, наполненными горючей жидкостью. Из леса застучали две наши сорокапятимиллиметровые пушки. Над кустарником, через который заходили в тыл батальону танки противника, поднялся густой черный дым. Как выяснилось позднее, герои-связисты сделали свое дело: они подожгли шесть вражеских машин. А тех, что уцелели, заставили повернуть вспять артиллеристы.
Вернувшийся на НП капитан Илюхов привел пленных. У большинства из них были знаки различия ефрейторов. Остальные оказались унтер-офицерами...
Батальон выполнил свою тяжелую задачу. И, наблюдая за его действиями, я лишний раз убедился, что, если командир сам проникнут активным стремлением к победе и умеет внушить решимость личному составу, можно смело рассчитывать на успех даже в том случае, когда противник обладает явным превосходством.
Я и теперь с благодарностью вспоминаю Петра Васильевича Илюхова, который, кстати сказать, так же мужественно действовал и в последующих боях. Под его командованием батальон одержал еще немало славных побед. И очень жаль, что Илюхову не довелось отпраздновать в кругу своих боевых друзей окончательную нашу победу над гитлеровскими захватчиками. В 1943 году) капитан был тяжело ранен и больше уже не вернулся) в строй...
3 октября нашими войсками был оставлен Орел, а спустя еще три дня Карачев и Брянск.
Дивизии 13-й армии сосредоточились в лесах, окруженные превосходящими силами врага. Несколько суток мы вели тяжелые бои, стремясь пробиться на юго-восток, но враг цепко держался за дороги на Орел, питавшие теперь всю ударную группировку Гудериана. Наши попытки перерезать эти пути окончились неудачей. Отбив все атаки, гитлеровцы усилили нажим на нас.
Из штаба армии поступило распоряжение готовить прорыв в другом направлении - на Севск. Но противник и сюда успел подбросить вполне достаточные свежие силы. 13-я армия несла в этих боях большие потери, и с каждым днем надежда на успех прорыва уменьшалась.
Командарм генерал-майор Городнянский вынужден был опять произвести перегруппировку войск. Обессиленные части были отведены, а на главном направлении предполагаемого прорыва стала сколачиваться новая ударная группа. В ее состав вошла и 132-я стрелковая дивизия.
В течение ночи на 9 октября нам предстояло выйти на юго-восточную опушку Брянских лесов и к рассвету занять исходные рубежи для решительного штурма села Негино. Но для этого необходимо было прежде всего незаметно оторваться от частей противника, которые находились перед дивизией.
Хорошо зная, что немцы нередко перехватывают наши радиопередачи и подключаются к линиям проводной связи, я в целях дезинформации отдал открытым текстом по радио, а затем продублировал и по телефону ложный приказ о наступлении дивизии в направлении Уралово - Хильчичи. В определенное этим приказом время - вечером 8 октября - был произведен короткий огневой налет из всех имевшихся у нас орудий по опорным пунктам противника. И тотчас же уже свернувшиеся стрелковые полки скрытно оставили свои позиции. Дивизия выступила на марш по глухим лесным дорогам в сторону Негино.
В этом селе фашисты укрепились прочно. Накануне здесь безуспешно пытались прорвать кольцо окружения две наши стрелковые дивизии - 6-я и 143-я. Отбив все их атаки, противник, по-видимому, успокоился.
Трудно было предположить, что советские войска смогут здесь в ближайшее время нанести еще один удар. А мы этим и воспользовались.