Бишоф Дэвид. Недетские игры (Антология)

   Но что-то во дворе посылало ему слабые сигналы.
   Он обернулся и увидел небольшой огород.
   Листья и стебли смущенно подавали приветливые знаки; жалобно стеная, инопланетянин устремился к растениям и обнял артишок.
   Спрятавшись на грядке, он провел совещание с овощами. Совет заглянуть в кухонное окно не пришелся ему по душе.
   «Всеми своими злоключениями я обязан стремлению подглядеть в окна, — телепатически передал ботаник. — Недопустимо повторять подобное безрассудство».
   Но артишок стоял на своем, тихо увещевая его, и старый путешественник уступил; вращая по сторонам глазами, он пополз к кухне.
   Свет из оконного квадрата лился наружу — зловещий, как космическая черная дыра. Весь дрожа, инопланетянин бросился в этот ужасный водоворот на краю Вселенной. Задрав голову, он увидел флюгер, изображавший мышь и утку. Утка прогуливалась под зонтиком.
   За столом посреди комнаты сидели пятеро землян, погруженных в загадочный ритуал. Они что-то выкрикивали и передвигали по столу фигурки крохотных идолов. На сложенных листах бумаги виднелись таинственные письмена, которые каждый из землян пытался скрыть от остальных.
   Затем гремел и взлетал в воздух магический кубик, и все участники обряда внимательно следили за падением этого шестигранного объекта. При этом раздавались новые возгласы, земляне сверялись с табличками и передвигали идолов, все время переговариваясь на непонятном языке.
   — Надеюсь, ты задохнешься в своей складной пещере.
   — Послушай, вот еще: невменяемость, галлюцинаторный бред…
   — Угу, читай дальше.
   — При этом недуге больной видит, слышит и ощущает вещи, которых не существует.
   Инопланетянин отпрянул от окна в темноту.
   На редкость загадочная планета.
   Допустят ли его к этому таинственному ритуалу, если он научится сам бросать шестигранный кубик?
   Он уловил исходившие из дома вибрации немыслимой сложности, замысловатые сигналы и шифрованные послания. За десять миллионов лет он побывал в великом множестве мест, но никогда не сталкивался с такими трудностями, как здесь.
   Ошеломленный, он пополз прочь, чтобы мозг смог передохнуть на овощной грядке. Ему и прежде случалось заглядывать в окна к землянам, но не столь близко чтобы принять участие в причудливой работе их мысли.
   — Но они только дети, — пояснил случившийся рядом огурец.
   Древний ботаник тихо застонал. Если это сейчас были волны мышления детей, то каковы же они у взрослых? Какие непреодолимые сложности ожидают его там?
   Обессиленный, он опустился рядом с кочаном капусты и понурил голову.
   Все кончено. Пусть приходят утром и набивают из него чучело.
 
   Мэри приняла душ, чтобы взбодриться. Обернув голову полотенцем, она ступила на остатки банного коврика, изжеванного псом Гарви.
   Измочаленная бахрома путалась между пальцами, пока она вытиралась. Облачившись в халат из искусственного шелка, Мэри повернулась к зеркалу.
   Какую новую морщинку, складочку или другой ужасный изъян обнаружит она на лице этим вечером в довершение депрессии?
   На первый взгляд потери казались невелики. Но нельзя быть уверенной, невозможно предвосхитить ребячьи злодейства, которые могут разразиться в любой момент и ускорят ее моральный и физический распад. Наложив на лицо возмутительно дорогой увлажняющий крем, Мэри взмолилась о тишине и покое.
   Покой в ту же секунду нарушил пес Гарви, который буквально надрывался от лая на заднем крыльце, куда был сослан.
   — Гарви! — крикнула она из окна ванной. — Заткнись!
   Дворняжка до смешного подозрительно реагировала на всякие передвижения во мраке; Мэри порой мерещилось из-за этого, что окрестности кишат сексуальными маньяками. Если бы Гарви лаял только на сексуальных маньяков, был бы толк. Но он облаивал пиццамобиль — фургончик, развозящий пиццу, самолеты, невидимые искусственные спутники и, как ей казалось, явно страдал галлюцинаторным бредом.
   Не говоря уже о мании пожирания банных ковриков.
   Мэри снова рывком распахнула окно.
   — Гарви! Черт возьми, да замолчишь ты наконец?
   Она с треском захлопнула окно и поспешно вышла из ванной.
   То, что ожидало ее по другую сторону коридора, совсем не вдохновляло, но выхода не было.
   Она открыла дверь в комнату Эллиота.
   Та была завалена предметами любой степени негодности, вплоть до загнивания. Типичная комната мальчишки. Вот бы запихнуть ее в складную пещеру.
   Мэри принялась за дело.
   Разбирала, сбрасывала, расставляла по местам… Сняла с потолка космические корабли, закатила баскетбольный мяч в чулан. Предназначение украденных уличных указателей было ей непонятно. Иногда Мэри казалось, что у Эллиота не все дома. Легко объяснимо: безотцовщина, унылое детство не могли не наложить отпечаток на характер ребенка, да еще эта дикая склонность каждую свободную минуту шататься с Блуждающими Чудовищами. И вообще, он даже не положительный.
   Возможно, это пройдет.
   — Эллиот… — окликнула она маленького орка.
   Ответа, естественно, не последовало.
   — Эллиот! — завопила Мэри, повышая тем самым артериальное давление и углубляя морщинки вокруг рта.
   Шаги Эллиота затопали по ступенькам, потом загромыхали в прихожей. Он ворвался в дверной проем и замер на месте во весь свой четырехфутовый рост, чем-то даже любимый и обожаемый, хотя сейчас Мэри так не казалось — с таким недоверием он смотрел на то, что сталось с его коллекцией хлама.
   — Эллиот, ты видишь, на что теперь похожа твоя комната?
   — Угу, я не смогу ничего найти.
   — Никаких грязных тарелок, одежда убрана. Кровать застелена. Стол чистый…
   — О’кей, о’кей.
   — Так должна всегда выглядеть комната взрослого мужчины.
   — Зачем?
   — Чтобы мы не чувствовали, что живем в мусорной корзине. По рукам?
   — Ладно, по рукам.
   — Это письмо от твоего отца? — Мэри указала на стол, на знакомый почерк на конверте, который так хорошо знала по бесчисленным кредитным счетам. — Что он пишет?
   — Ничего.
   — Понятно. — Она попыталась ненавязчиво сменить тему. Ты не хочешь перекрасить комнату? А то здесь просто свинарник?
   — Хочу.
   — В какой цвет?
   — В черный.
   — Очень остроумно. Это здоровый признак.
   — Я люблю черный. Это мой любимый цвет.
   — Опять щуришься. Ты снимал очки?
   — Нет.
   — Мэри! — донесся снизу голос Властелина Преисподней. — Твоя любимая песня!
   — Ты уверен? — она высунула голову за дверь.
   — Твоя песня, мам, — сказал Эллиот. — Пойдем.
   Из кухни и впрямь слышались звуки мелодии, исполняемой ансамблем «Персвейженс». Мэри начала спускаться по лестнице вслед за Эллиотом, стараясь ступать в такт ритмичной музыке.
   — А отец не написал, когда собирается навестить вас?
   — В День благодарения.
   — Благодарения? Разве он не знает, что этот день я провожу с вами?
   А в чем и когда он был последовательным? Разве что в последних строчках кредитных расписок, на которые извел бездну шариковых ручек. Приобретал запчасти для мотоцикла.
   Представив, как он с ревом проносится где-то в лунном свете, Мэри вздохнула. Ладно…
   В День благодарения она поужинает в кафе-автомате. Или закажет в китайском ресторанчике индейку, фаршированную гормонами для кожи.
   Эллиот незаметно удрал, а Гарви начал лаять на приближающуюся машину.
 
   Инопланетянин рыбкой нырнул и распластался между рядками овощей, пристроив несколько листьев над самыми выступающими участками тела.
   — Не бойся, — сказал помидор. — Это всего лишь пиццамобиль.
   Не зная, что такое пиццамобиль, инопланетянин счел за благо не высовываться из ботвы.
   Фургон остановился перед домом. Дверь дома отворилась, и наружу вышел землянин.
   — Это Эллиот, — сказала зеленая фасоль. — Он здесь живет.
   Инопланетянин осторожно приподнял голову. Землянин лишь на самую малость превосходил его ростом. У землянина были смехотворно длинные ноги и живот его не волочился по траве, в элегантной манере некоторых высокоорганизованных жизненных форм — вопреки ожиданию зрелище не было чересчур отталкивающее.
   Мальчик пробежал по подъездной аллее и скрылся из вида.
   — Обогни дом, — советовал помидор. — Сможешь рассмотреть его, когда он станет возвращаться.
   — Но собака…
   — Собаку привязали, — терпеливо пояснил помидор. — Она слопала ботики Мэри.
   Инопланетянин поспешно выбрался из грядки и повернул за угол. Но осветившие двор огни внезапно появившегося пиццамобиля ввергли его в замешательство; резко повернувшись, он прыгнул к забору и стал карабкаться наверх. Одним из длинных пальцев ноги он случайно надавил щеколду ворот и с ужасом осознал, что его уносит назад, во двор.
   А землянин был близко и смотрел в его сторону.
   Быстро прикрыв сердце-фонарик, инопланетянин спрыгнул со створки ворот и нырнул в сарайчик для инвентаря, где и затаился в испуге, окутавшись облачком.
   Он оказался в западне, но в сарайчике лежали инструменты, цапка — подходящее оружие, чтобы постоять за себя. Она напоминала инструменты на корабле — садоводство везде садоводство. Инопланетянин крепко сжал рукоятку длинными пальцами и приготовился достойно встретить неприятеля. С загнанным в угол межгалактическим ботаником шутки плохи.
   — Только не проткни ступню, — предупредил плющ.
   Он поспешил взять себя в руки. Из сада послышался доступный только ему вскрик апельсинового деревца, с которого земной детеныш сорвал плод.
   В следующее мгновение плод просвистел в воздухе, угодив прямо в грудь инопланетянина.
   Маленький древний пришелец опрокинулся навзничь, плюхнувшись на широкий приплюснутый зад, а апельсин, отлетев, покатился по дощатому полу сарайчика.
   Какое унижение для ботаника его ранга — пострадать от спелого цитруса!
   Он гневно схватил апельсин, взмахнул мощной длинной рукой и швырнул плод в темноту.
   Землянин испустил крик и умчался прочь.
 
   — Помогите! Мама! Помогите!
   Мэри похолодела. Какой очередном сюрприз для преждевременного старения уготован ей?
   — Там что-то прячется! — возбужденно вопил Эллиот, врываясь на кухню. Он поспешно захлопнул за собой дверь и запер ее.
   У Мэри все внутри оборвалось. Она бросила взгляд на разложенных «Драконов и демонов», мечтая о складной пещере, достаточно вместительной, чтобы спрятаться там с детьми. Что ей теперь делать? Судом при разводе это не предусматривалось.
   — Там, в сарайчике, — лепетал Эллиот. — Оно запузырило в меня апельсином.
   — Уууууу, как страшно, — поддразнил Тайлер, Властелин Преисподней.
   Мальчики оторвались от игры и направились к двери, но Мэри решительно загородила дорогу.
   — Стойте. Ни с места.
   — Это почему?
   — Потому что я так сказала, — она расправила плечи, отважно встряхнула головой и схватила фонарик. Если там и в самом деле какой-нибудь сексуальный маньяк, она выйдет и как мать-куропатка попытается отвлечь его на себя.
   В душе она надеялась, что это довольно симпатичный маньяк…
   — Стой здесь, ма, — решительно велел Майкл, ее старший сын. — Мы все разведаем.
   — Что это за покровительственный тон, молодой человек?
   Маленький Грег, из шайки, резавшейся в «Преисподнюю», схватил нож для разделки мяса.
   — Положи на место! — грозно прикрикнула Мэри, присовокупив к словам испепеляющий взгляд Абсолютной Власти. Дети бочком протиснулись мимо нее, открыли дверь и гурьбой высыпали наружу.
   Мэри выскочила следом, стараясь не отставать от Эллиота.
   — Что ты видел?
   — Оно там, — мальчик указал на сарай.
   Мэри посветила внутрь фонариком — горшочки, удобрения, мотыги, совки…
   — Там ничего нет.
   — Ворота открыты! — послышался голос Майкла с другого конца лужайки.
   — Смотрите, какие следы! — завопил Властелин Преисподней и со всех ног кинулся к забору.
 
   Нескладная, мудреная речь звучала абракадаброй для древнего скитальца, затаившегося в укромном убежище на песчаном склоне, но зато он мог их как следует рассмотреть. Так, пятеро детей и…
   Позвольте, а кто это экзотическое создание?
   Сердце-фонарик запылало. Он поспешил прикрыть его рукой и проворно заковылял по направлению к дому, чтобы лучше рассмотреть высокое, стройное и гибкое как тростинка существо, сопровождавшее детей.
   Увы, ее нос не походил на смятую брюссельскую капусту, да и фигуре было далеко до изящной формы мешка с картошкой, и все же…
   Он подполз еще ближе.
   — О’кей, нагулялись. Возвращайтесь домой. Грег, дай сюда нож.
   Хотя пронзительно-рокочущие звуки языка казались ему полной тарабарщиной, ботаник догадался, что стройное существо — мать этих детей.
   А где отец, огромный и могучий?
   — Она его вышвырнула несколько лет назад, — пояснила зеленая фасоль.
   — Вот и пицца, — обрадовался Грег, подняв что-то с земли. — Только Эллиот наступил на нее.
   — Пицца? Кто вам разрешил заказывать пиццу? — Мэри поднялась на освещенное крыльцо, и инопланетянин воззрился на нее, временно позабыв о бегстве.
 
   Мэри загнала шумный выводок в дом, довольная, что худшее миновало. Очередные бредовые фантазии Эллиота, от которых на лбу его матери добавилось несколько морщинок. Пока она подождет с подмешиванием в его пищу успокаивающих порошков. С возрастом он исправится.
   — Мам, честное слово, там что-то было!
   — Может, спринцовка, Эллиот? — поддразнил Тайлер.
   — Эй! — невольно вырвалось у Мэри. — Никаких спринцовок в моем доме!
   Дети стали слишком много знать. Они буквально обходят мать на каждом повороте. В лучшем случае она может рассчитывать на ничью, но и это становится все более недосягаемым.
   — Ладно, ребята, пора расходиться по домам.
   — Но мы не съели пиццу.
   — Она истоптана, — строго сказала Мэри, тщетно пытаясь добиться покоя, но дети, естественно, проигнорировали ее мольбы и принялись уплетать полураздавленную пиццу. Мэри устало потащилась к лестнице, чувствуя себя так, словно по ней прошлись сапогами. Ничего, она ляжет: положит на веки примочки из трав и займется подсчетом игуан.
   Поднявшись на верхнюю ступеньку, она обернулась.
   — Прикончите пиццу и по домам!
   Преисподняя, отозвалась утробным ревом и громыханием.
   Как хорошо было, когда девятилетних детей загоняли работать на угольные шахты. Но эти золотые времена давно канули в Лету.
   Спотыкаясь, она вползла в комнату и рухнула на кровать.
   Еще один типичный вечер из жизни счастливой разведенной женщины.
   Холодный пот, потрясения и Блуждающие Чудовища.
   Мэри наложила на веки влажные тампоны и уставилась невидящим взором в потолок.
   С потолка ее тоже, казалось, разглядывали.
   Но Мэри знала, что это шутки ее измученного воображения.
   «А если проклятый пес не перестанет лаять как ненормальный, я привяжу и оставлю его на шоссе».
   Глубоко вдохнув, она принялась считать ящериц, которые пританцовывали вокруг и дружелюбно виляли хвостами.
   В детской втихомолку продолжалась игра в «Драконов и демонов». Играли все, кроме Эллиота, который надулся и ушел в свою комнату. Он заснул, тревожимый странными видениями огромных, уносящихся вдаль переплетений, складывавшихся в бесчисленные коридоры, которые открывались в… космическое пространство. Он бежал по бесконечным коридорам, упиравшимся в новые коридоры…
   Не один Эллиот пребывал в таком состоянии. Гарви наконец исхитрился перегрызть поводок и дезертировал с заднего крыльца. Он прошмыгнул в комнату Эллиота и уселся, переминаясь с лапы на лапу. Эллиот спал. Гарви полюбовался его ботинками: съесть или не съесть? Пожалуй, не стоит, а то неприятностей не оберешься. Он явно был не в своей тарелке, нервничал и нуждался в положительных эмоциях.
   Даже вечерний лай на луну не доставил радости. Во двор проникло нечто сверхъестественное, и шерсть Гарви встала дыбом, а из горла вырвалось сдавленное поскуливание, но он собрался с духом и залаял, как подобало приличной собаке. Что там затаилось? Гарви не понимал.
   Чтобы отвлечься, он немного погонялся за хвостом и вознаградил себя, изловив нескольких блох. И вдруг снова раздался таинственный звук.
   Эллиот тоже его услышал и приподнялся на постели.
   Гарви зарычал, шерсть поднялась торчком, а глаза судорожно заметались в орбитах. «Надо срочно покусать кого-нибудь», — решил он и припустился вслед за Эллиотом из спальни, вниз по ступенькам, и из дома, на задний двор.
 
   Престарелый пришелец из космоса, немного поспав на песчаном откосе, проснулся и вразвалку побрел назад к дому.
   В окнах было темно. Он нащупал щеколду калитки, надавил ее пальцем ноги и вошел, как было принято у землян. Правда, бесформенная тень на залитом лунным светом газоне напомнила, что ему еще далеко до этих существ. По какому-то непонятному капризу эволюции животы землян не приобрели радующую глаз округлость, как у его живота, — такого основательного, приятно волочащегося по твердому грунту. Земляне походили на волокнистую фасоль — так натянуты на каркас из костей и мышц, что того и гляди лопнут.
   Он — другое дело. Весь из себя ладный, хорошо приспособленный, рассудительный…
   Так, размышляя, он проковылял через двор, чтобы провести еще одно стратегическое совещание с растениями. Он и не заметил, как его большая ступня надавила на неприметные в темноте металлические зубья граблей, и длинная палка понеслась к нему с угрожающей скоростью.
   От жестокого удара по голове он опрокинулся навзничь, испустив межгалактический вопль, и тут же, вскочив, бросился в заросли кукурузы. В следующее мгновение распахнулась задняя дверь и выскочил землянин, в ногах которого путалась дрожащая собака.
   Эллиот, размахивая фонариком, вихрем пронесся через двор к сарайчику и посветил внутрь.
   Холодный свет вырвал из темноты инвентарь, и Гарви бросился в решительную атаку. Ему удалось разорвать мешок с торфом, что значительно прибавило псу настроения, но вся морда его была облеплена мхом. Отплевываясь и не зная, как избавиться от напасти, он ошарашенно заметался на месте, лязгая зубами на выступающие тени.
   Инопланетянин лежал, скорчившись, на кукурузной грядке, с зажатым в руке огурцом, готовый дорого отдать свою жизнь. Его била крупная дрожь, а зубы ходили ходуном от ужаса.
   Вдруг стебли над его головой раздвинулись, и он увидел мальчика, который истошно завизжал и бросился ничком на землю.
   Галактическое существо протиснулось сквозь заросли кукурузы и припустило к воротам, загребая неуклюжими лапами.
   — Не уходи!
   В голосе мальчика звучала нежность, как у юных ростков, и древний ботаник остановился и обернулся.
   Их взгляды встретились.
   Пес носился кругами и надрывался от лая. Из его пасти торчали клочья мха.
   «Странная диета», — подумал преклонных лет космолог, однако не стал мешкать, чтобы в этом разобраться. Зубы Гарви сверкали в лунном свете, но Эллиот уже держал его за ошейник.
   — Не уходи! — снова крикнул он.
   Но древнее существо было уже за воротами и исчезло в ночи.
 
   Проснувшись с примочками на глазах, Мэри почувствовала, что дом словно как-то перекосило. Она встала, облачилась в халат и вышла в темный коридор.
   Из детской доносились голоса. Она порой задумывалась, во что дети там играли, ведь для игры были необходимы изображения полураздетых космических принцесс.
   «Мои малютки», — вздохнула Мэри. Но приблизившись к детской, услышала голос Тайлера, а потом Стива и Грега обитателей Преисподней, которым она приказала отправляться по домам. Как всегда, ее не послушались. Как всегда, они остались на всю ночь, а наутро появятся перед своими матерями с воспаленными глазами и загадочным видом.
   Можно ли это выносить!
   Затянув потуже халат, она приготовилась перейти в атаку, но увидела за полуоткрытой дверью вспыхивающий красный свет — самодельное лазерное устройство, мигающее в такт музыке.
   «Эффект довольно успокаивающий», — признала Мэри.
   — Смотри-ка, вот это титьки! А у этой еще больше…
   Мэри без сил оперлась о стену. Как с ними бороться? Если она влетит, как сумасшедшая, и в их памяти запечатлеется образ женщины-в-халате — визжащей-где-то-в-ночи, не повлияет ли это на их психику? Не разовьется ли у них какой-нибудь комплекс?
   У нее же наверняка разболится голова.
   Словно раненый верблюд, она ссутулилась и не успела вернуться в комнату, как Эллиот затопал по лестнице и ворвался в детскую.
   — Ребята!
   — Смотри на эту, видел что-нибудь подобное?
   — Во дворе был настоящий монстр!
   — Монстр? А у меня здесь шикарная марсианка в одних трусиках.
   — Говорю же вам — там был гоблин! Ростом в три фута, с длиннющими руками. Он сидел в кукурузе.
   — Закрой дверь, а то родительница проснется.
   Дверь прикрыли. Родительница медленно побрела в комнату. Не дом стоял набекрень, а мозги Эллиота. Совсем спятил ребенок.
   Или какой-то робкий маньяк избрал ее овощные грядки своим наблюдательным пунктом.
   «Почему? — недоумевала она. — Почему все это обрушивается именно на меня?»

3

   — Он был здесь, на этом самом месте…
   Инопланетянин прислушивался к голосам землян, которые сновали взад-вперед ни месте посадки. Ведя наблюдение из-за деревьев, он начинал догадываться, о чем они переговаривались: здесь был диковинный аппарат, но его упустили. Чудесный корабль, невиданное диво, приземлился на этой поляне и улетел.
   — …и выскользнул прямо у меня из-под носа.
   Их предводитель с бряцающей связкой зубов повернулся и указал в одну сторону, затем в другую. Остальные кивали с глупым видом. Тогда предводитель сел в машину и уехал. Все последовали за ним. Был уже день, и место посадки опустело.
   Инопланетянин скорбно уставился на оставленные кораблем следы.
   …Выскользнул из-под носа.
   Он с трудом приподнял отяжелевшую руку. Силы иссякали, да и голод давал о себе знать. Живительных питательных таблеток, источников энергии, составлявших основной рацион для него и остальных членов экипажа, на Земле быть не могло. Он пожевал было несколько ягод дерена канадского, но нашел их несъедобными и выплюнул твердые косточки.
   Вот уже десять миллионов лет, собирая образцы дикорастущей флоры, он не удосужился выяснить, какие из них можно употреблять и пищу, а начинать это теперь было поздно.
   Кажется, все бы отдал за одну крошечную питательную таблетку с живительной энергией.
   Он лежал, скорчившись, в кустарнике, обессиленный и подавленный, все тело зудело из-за опрометчиво попробованной церопегии щитовидной. Конец был близок.
 
   Эллиот мчался на велосипеде по улице, направляясь к отдаленным холмам. Зачем, он не мог объяснить. Словно велосипед притягивало магнитом, захороненным в горах. Во всяком случае велосипед явно знал, куда ехать, и Эллиот отдался на его волю.
   Мальчишка был из тех, кого обычно называют шельмой. Он жульничал при игре в «Парчизи». В его голосе внезапно, как джин из бутылки, появлялись и исчезали пронзительные, визгливые нотки, и что бы он ни говорил в классе или дома за обедом, все всегда казалось неуместным.
   Он увиливал от всего, от чего только мог, зная, что Мэри или Майкл все сделают за него. Очки с толстенными линзами придавали ему сходство с лягушкой. Словом — прогрессирующий невротик и шельма впридачу.
   Его жизненный путь вел в никуда, но если можно было бы указать точное место на карте человеческой судьбы, то Эллиота ожидали посредственность, скаредность и депрессия — он был из тех людей, которые бросаются под колеса поезда. Но сегодня жизненный путь Эллиота круто свернул — прямехонько в гору.
   Велосипед доставил его на проложенную по склону холма противопожарную просеку. Здесь Эллиот спрыгнул и повел велосипед через низкий подлесок. Двухколесная машина, покореженная и заржавленная из-за бездушного отношения хозяина, бросавшего ее где вздумается, сегодня казалась легче пушинки. Ему даже почудилось, что она сияла как новенькая, несмотря на слой ржавчины.
   Велосипед уверенно вел Эллиота по извилистой тропинке через лес. Очутившись на прогалине, Эллиот уже нутром знал здесь произошло что-то сверхъестественное. Казалось, все хранило память о пребывании грандиозного корабля. Щурясь, за толстыми линзами на вмятины в травяном покрове, мальчик словно воочию разглядел его очертания.
   Сердце громко стучало, и будь оно устроено так же, как у пришельца, его внутренний свет уже горел бы. Лоб мальчика пылал, словно подожженный заревом неземной энергии, ощущавшейся над поляной.
   Затаившееся поблизости в кустах древнее космическое существо не шевелилось, чтобы не выдать своего присутствия ведь где-то вокруг может рыскать эта скверная собака, не теряющая надежды цапнуть заслуженного ученого за лодыжку.
   Нет, похоже, что мальчик пришел один. Все равно не стоит высовываться. В любой миг можно испустить дух и ни к чему демонстрировать это посторонним.
   Мальчик же делал что-то непонятное. Достав из кармана пакетик, он извлек из него крошечный предмет, который положил на землю, отошел на несколько шагов, повторил странные манипуляции, опять отошел, и так еще раз и еще, пока не скрылся из виду за поворотом невидимой тропинки.
   Старый звездопроходец, собрав остатки сил, стал выползать из убежища. Любопытство было худшей чертой его характера, пытаться изменить которую в его возрасте было уже поздно. Он на четвереньках выбрался на поляну посмотреть, что же оставил мальчик.