Страница:
Андрей предположил: "Разве нам пойти купить хлеба динариев на двести и дать им есть?" Но Иисус спросил: "Сколько у нас хлебов? Пойдите, посмотрите". Оказалось, что было пять хлебов и две рыбы.
Иисус кивнул и взглянул на толпу. Как у читающего души людские, у Него Самого было нелегко на сердце, ибо многие из стоящих перед Ним не понимали Его. Они жаждали чести и славы, а если Он укажет тернистый путь на небеса, Его станут презирать.
"Велите им возлечь", - сказал Иисус. Апостолы разошлись и усадили всех на траве, а Мессия попросил принести Ему пять хлебов и две рыбы. Он благословил пищу и, поблагодарив Бога, велел передать ее народу. Апостолы разносили хлебы и рыбу в коробах, и люди брали себе еду. И чем больше людей отламывали себе хлеб, тем больше еды становилось в коробах, и апостолы позвали себе на помощь юношей из толпы. Потребовались новые коробы и дополнительная помощь, ведь накормить пять тысяч человек не так-то легко.
Когда все насытились, Иисус сказал Своим приближенным: "Соберите оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало". А когда собрали остатки, то ими наполнили двенадцать коробов. Люди видели все это и стали в изумлении восклицать: "Это истинно тот Пророк, Которому должно прийти в мир!" Шум нарастал, женщины кричали "осанна". Иисус встревожился, Он ведь знал, что теперь они захотят сделать Его своим царем. Во всеобщем ликовании никто не заметил, как Он удалился на гору один. До вечера Он не возвращался к толпе, готовой бурно приветствовать Его.
К вечеру народ рассеялся, и апостолы были в замешательстве, ибо Иисус еще не вернулся, а с озера подул холодный северо-западный ветер. Им предстояло отправиться на лодке через крутые волны. Никто не знал, куда пошел Иисус, а уплывать без Него они не хотели, но когда зашло солнце, они, высоко подобрав одежды, столкнули лодку в море.
До Капернаума было около пяти миль на запад, и грести приходилось против ветра. Гребни волн стали белыми и в темноте казались огромными и зловещими. Пройдя половину пути в темноте, они заметили позади какое-то свечение и сильно испугались. Некоторые настаивали на возвращении к берегу, другие начали молиться.
И тут они увидели, что к ним по морю приближался Иисус. "Это Я, не бойтесь", - сказал Он. Апостолы были ошеломлены и преисполнены радостью. Они благодарили Его за то, что Он, ступив в лодку, успокоил волны, а затем они обнаружили, что лодка уже пристала к противоположному берегу. Многие из апостолов знали навигацию и нрав этого моря из собственного опыта и понаслышке, но они никак не могли себе представить, что море можно пересечь так быстро. Их осенило, что Христос совершил в этот день еще одно чудо.
* * *
Нередко, когда Иисус был на службах в синагоге Капернаума и об этом становилось известно, многие его земляки приходили из Назарета и Каны, чтобы послушать Его слово. Некоторые испытывали зависть из-за того, что Он получил право проповедовать, а их сыновья этого права не удостоились, несмотря на прекрасное раввинское обучение. Они знали, что Иисус действительно был образованным Человеком, но откуда у Него такой дар? Конечно, Его обучили этому не в местной школе в Назарете. Помимо школы, Он мог почерпнуть знания только от матери, но какая женщина во всем Израиле имела мудрость, которую этот молодой Человек проявлял, стоя за небольшим аналоем? - Никакая.
Довольно часто они уходили раздосадованные Его речами, ибо когда Он говорил притчами, они воспринимали их буквально и никак не могли увязать смысл того, о чем Он говорил, с реальностью духовной жизни.
Многие из сторонников отошли от Него, и их было столь много, что однажды Иисус спросил у двенадцати: "И вы тоже намерены уйти?" Петр ответил за всех: "Господи, к кому нам идти?"
* * *
Записи суждений и предостережений Иисуса говорят очень мало о Его личности. Это все равно, что попытаться оценить душевные качества судьи по его юридическим взглядам. Если бы можно было из любви вылепить руки и ноги, мускулы, мозг и черты лица, то получился бы Иисус-назаретянин. Даже те, кто не верил в Него и Его миссию, видели в Нем большую любовь к человечеству.
Он отдавал все, что мог. А нежность и милость, которые Он являл незнакомцам, служители храма старались высмеять. Он предлагал людям утешение, а получил гвозди и копья. Он плакал по Иерусалиму, который так любил, и вернулся в этот город, зная, что он убьет Его. Он раскрыл Свое сердце двенадцати, а они ответили Ему слабостью, непониманием и трусостью.
Иисус видел душу Иуды, ее рубцы и грязь, но Он не стал говорить ничего обидного этому человеку, даже когда узнал, что тот запускает руку в общую казну, даже когда убедился, что Искариот не верит в Него. Он любил и жалел этого человека, и даже во время Тайной вечери апостолы не могли угадать имя предателя и вынуждены были один за другим вопрошать: "Не я ли, Господи?"
"Да любите друг друга, - говорил Иисус, - как Я любил вас". Он не только говорил им о любви, но и доказал это: Он будет коленопреклоненно омывать им ноги. В Его темных глазах светилась любовь и тогда, когда злобные горожане просили "знамения". Они не могли поверить в Него, если Он не совершит чего-то свыше их понимания - чуда. Если бы у Него было меньше любви к ним, то и Он мог бы попросить "знамения" от них, прежде чем смог бы Сам поверить в человека.
Человек отрекался от Иисуса почти всегда, когда ему был дан выбор. Он называл Иисуса мошенником, возводил на Него напраслину, плевал в лицо Своего Спасителя, избивал Его и придумывал новые жестокости для Того, Кто протянул к нему руки.
И только никто не удосужился отметить те многочисленные случаи, когда вокруг Иисуса собирались дети. Никто, даже апостолы, не придавали значения тому, что малыши вызывали добрую открытую улыбку на лице Иисуса. В эти минуты Человек, Которого никогда не видели смеющимся, смеялся; с Ним делились невинными секретами, пухлые ручонки безнаказанно теребили Его бороду. В эти минуты Его уставшая душа пела при виде любви, в полной мере возвращаемой Тому, Кто ее предложил первым.
Отметил ли кто-нибудь из летописцев выражение Его лица, когда Он переводил Свой взгляд с лица молодой матери на крошечное голубоглазое существо, прижатое к ее груди? Для них это не имело значения, не было связано с миссией спасения человечества. Хотелось ли Ему хоть на миг взять малыша на руки, почувствовать тепло и невинность его беззубой улыбки? Конечно, хотелось. Он пришел, как человек - с человеческими радостями и печалями, с земными привязанностями и страданием.
Эта "ограниченность" мешала Иисусу, постоянно причиняла Ему боль, сковывала Его божественную натуру, словно кандалы, удерживающие Его ноги на земле, когда душа рвалась ввысь. Временами кандалы становились невыносимыми, и Он сердился на людей, которые усердно старались понять Его, но не могли.
Маленькая группа Его воинов не смогла даже удержаться от сна в эту последнюю ночь. Время от времени его подводили все, кроме матери. Только она все понимала, даже не пытаясь разобраться. Ей достаточно было того, что она знала, кем Он был на самом деле; достаточно было сознавать, что Он предан ей.
Он отдавал предпочтение скорее грешникам, чем святым. Святые уже угодили Отцу, взлелеяли плод, необходимый для спасения. А грешник, как и святой, тоже был человеком, но барахтался в волнах темных искушений, и только Иисус знал, что рано или поздно пловец устанет и пойдет ко дну. И поэтому Иисус хотел, страстно желал сесть и разделить ужин с грешниками.
А прибегал Он не к упрекам, не к порицанию или перечислению их заблуждений. Любовь, милость, прощение... Никто не понимал слабости человеческой души так хорошо, как Иисус, и никто, как Он, не желал так спасти оскверненные души, когда здоровые и праведные недовольно ворчали за дверью.
Когда пришел Его смертный час, Он содрогался, переживал и покрывался кровавым потом, испытывал агонию еще до того, как маленький суетливый человек пришел в сад и поцеловал Его. Многие шли на смерть более стоически, чем Он. Со времен, когда человек вышел из пещеры, гонимые ветром страницы истории пополнились лицами, глядевшими смерти прямо в глаза и умершими с улыбкой презрения к более сильным врагам.
Иисус не пришел, чтобы явить смелость. Он пришел на испытание как человек. Он пришел, чтобы претерпеть страдания и невыносимую боль, вынести унижения и смерть. Он пошел на муки от рук тех, кому Он отдал Свое сердце.
Нерешительность несовместима с понятием Бога, даже если Он принял на себя ограниченность человеческого естества. Казалось, что Иисус иногда проявлял нерешительность. Так случилось, когда "братья" в Галилее побуждали Его пойти в Иерусалим на праздник, чтобы "Его свет воссиял над миром".
Иисус сказал, что не, пойдет туда, что мир ненавидит Его, ибо Он разоблачает его, что Его час еще не настал.
Когда все ушли на праздник, Иисус остался в Галилее один. Он знал, что иерусалимские политики уже плели заговор против Его жизни, а в это время Он, в некотором роде, выступал против Своих приверженцев, ибо Ему приходилось взвешивать положительное воздействие на людей Своих проповедей в Галилее и зло, которое могут причинить злорадствующие вопросы иерусалимских фарисеев к апостолам об отсутствии Мессии в храме в такой святой день. Он должен быть в храме, несмотря на огромный риск!
Перед Иисусом встала дилемма. Он пришел, чтобы спасти человека, а человек замышлял убить Его, Он указывал путь к вечной жизни, а человек вел Иисуса к смерти. Что было бы, если бы Он появился в храме, а фарисеи бы подогрели толпу и, доведя ее до бешенства, осуществили свой план? Еще предстояло очень многое сделать, очень многое сказать, дать много уроков; еще многое надо было вдолбить в темные головы Своих учеников, которые понесут Новый Завет в своих сердцах и речах.
Внезапно Он решил пойти в Иерусалим. Он отправился туда один, избегая по дороге людей, и прибыл в город незамеченным. А на мраморных плитах храма фарисеи громко вопили: "Где же Он? Почему Его нет в доме так называемого Отца?" Народ слушал, и в толпе слышались споры: "Он хороший Человек" или "Нет! Он вводит народ в заблуждение".
Праздник уже подходил к концу, когда на ступени храма для проповеди встал Иисус. В руках Он держал свитки, а книжники, заметив это, начали язвить: "Как может этот Человек читать, ведь Он не учился в школе?" Это свидетельствует о том, что власти храма уже интересовались прошлым Иисуса и посылали осведомителей в Галилею, чтобы узнать о Нем все.
Иисус выглядел старше Своих лет. Его открытое служение хотя и было еще недолгим, но уже обозначилось морщинами усталости и заботы вокруг глаз и рта. Он похудел, но Его голос был так же силен, как и прежде, и руки так же энергично жестикулировали.
Но бремя быть Человеком, испытывать гонения человека, начали подтачивать ствол мощного дуба.
"Мое учение - не Мое, но Пославшего Меня, - сказал Он, обратившись к священникам, - кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю. Говорящий сам от себя ищет славы себе, а кто ищет славы Пославшему Его, тот истинен, и нет неправды в Нем".
Со всех сторон на Него глядели безразличные лица, словно ровно сложенные яйца в коробке. Человеческое в Иисусе молило о понимании. "Не дал ли вам Моисей Закон? - в отчаянии воскликнул Он. - И никто из вас не поступает по Закону. За что ищете убить Меня?"
В толпе заухмылялись и начали кричать в ответ: "Не бес ли в Тебе? Кто ищет убить Тебя?" Он знал, что заговор начали плести, еще когда Он исцелил больного в субботу. Простые люди, стоящие перед Ним, об этом не ведали. Лишь кучка левитов, стоящих сзади, знала о том, что храм начал сплочение сил против богохульника.
"Одно дело сделал Я, - продолжал Иисус, загибая палец, - и все вы дивитесь. Моисей дал вам обрезание, хотя оно не от Моисея, но от отцов; и в субботу вы обрезаете человека. Если в субботу принимает человек обрезание, чтобы не был нарушен закон Моисея: на Меня ли негодуете за то, что Я всего человека исцелил с субботу? Не судите по наружности, а судите судом праведным".
В последний день праздника власти храма направили стражников арестовать Иисуса. В этом и заключался для Него риск, возможность которого Галилеянин взвешивал перед уходом в Иерусалим. Но Он еще не был готов к аресту. И когда стражники пробирались сквозь толпу, их уши уловили Его речи о живой воде, о вере в Иисуса и Его Отца, и они остановились и стали слушать.
Когда Иисус закончил проповедь, многие говорили: "Он точно пророк! Это Христос!" Многие не соглашались, ссылаясь на Писание, по которому Мессия будет не из Галилеи, а этот человек пришел из Галилеи, из Назарета. Мессия должен быть из рода Давидова и поселения Давидова - Вифлеема.
Стражники вернулись к священникам, и те спросили: "Почему вы не привели Его?"
"Никогда человек не говорил так, как этот Человек".
"Неужели и вы прельстились? Уверовал ли в Него кто из начальников или из фарисеев?" - забеспокоились священники. А один из них, чье имя осталось неизвестным, произнес фразу, которая долго еще будет звучать в коридорах времени: "Но этот народ невежда в законе, проклят он".
Там был и Никодим, приходивший однажды ночью к Иисусу. Совесть отверзла его уста: "Судит ли наш закон человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?" Фарисеи с удивлением посмотрели на этого члена Синедриона: "И ты не из Галилеи ли? Рассмотри Писание и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк".
Наутро Иисус снова явился в храм. Празднование кущей уже закончилось и в городе остались только его жители. К Иисусу шли толпами, чтобы увидеть этого Человека, о Котором шла молва, и сказать впоследствии: "А я Его видел. Я слышал Его". Народ столпился у ступеней, ведущих с Паперти язычников в женский двор, а Он возвышался над всеми на несколько ступеней.
Он проповедовал, что отношения между Богом и человеком намного проще тех уловок, правил и формальностей, которыми они обросли. Он возражал против любых показных проявлений набожности, бахвальства, осуждал формализм в поклонении Богу, выступал против сооружения гробниц умершим. Иисус поддерживал благие дела, братство и бескорыстную любовь. Крещение для него означало отказ от старого и принятие нового с отречением от всех прежних прегрешений. Дорога в рай, по Его учению, открыта не для тех, кто ведет счет своим добродетелям, а для тех, кто считает себя беднейшим и нижайшим.
В это время появилась группа фарисеев и книжников, толкавших впереди себя перепуганную женщину. Это была жена, которую они поймали в прелюбодеянии. А теперь они, зная Его любовь и сострадание к людям, пытались заманить Иисуса в ловушку. Закон о прелюбодеянии был известен всем, ибо исходил от Моисея, чьи слова нельзя оспаривать: наказанием было избиение камнями.
"Учитель! - нарочито громко обратился к Нему главный, желая опорочить Иисуса перед народом. - Эта женщина взята в прелюбодеянии". Женщину держали за запястья, а она силилась припасть к земле. Темные волосы покрывали ее лицо, и один из фарисеев откинул прядь волос, чтобы все увидели его. "А Моисей в законе завещал нам побивать таких камнями. Что Ты скажешь?" ликовали фарисеи.
Иисус сошел со ступеней и остановился в раздумьи, а затем наклонившись, указательным пальцем стал рисовать на песке небольшие круги. Если Он поддержит закон, женщина погибнет, и получится, что не закон, а Он приговорил ее к смерти. Это шло вразрез с Его проповедью любви и всепрощения. А если Он велит освободить ее, то этим нарушит почитаемое суждение великого Моисея, выведшего евреев из рабства и заключившего договор с Богом.
Наконец, Он приподнял голову и сказал: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень". А сам продолжал чертить на земле. Фарисеи и книжники вникали в смысл сказанного, растерянно переглядываясь, а затем по одному незаметно растворились в толпе.
Люди молча ждали, что будет дальше. Они переминались с ноги на ногу, а Иисус все еще продолжал рисовать пальцем непонятные знаки. Наконец, у ступеней осталась только содрогающаяся от рыданий женщина. И тогда Иисус, подняв голову, первый раз взглянул на нее и спросил: "Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?"
"Никто, Господи", - ответила женщина.
Иисус поднялся и сказал: "И Я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши".
* * *
Вечером Иисус и апостолы собрались на вершине горы Елеонской. Заходящее солнце золотило верхушки кипарисов, бросавших синеватые тени на городские стены. Иисус смотрел на любимый город и знал, что любви города Он никогда не дождется. Он стремился всей душой к Иерусалиму, который окажется Его убийцей.
Когда ученики увидели Его погруженным в раздумья, они не стали беспокоить Его. Они помогали многочисленным последователям с устройством ночлега и питания. Иуда в это время подводил счета, считал деньги, пожертвованные сочувствующими людьми, выделял деньги на питание последователей Иисуса, жалуясь другим апостолам на непомерные расходы. Иногда он сам садился на осла и ехал на рынок, где до хрипоты торговался, покупая овощи, хлеб и кости.
У городских ворот всегда было много нищих. В стенах Иерусалима было восемь ворот, и у каждых сидели слепые, хромые, больные - каждый имел свое место. Протягивая свои высохшие руки паломникам, они жалобно выпрашивали серебряный грош. Грязные и паршивые, они просили милостыню именем Ягве.
Однажды, проходя через ворота, апостолы увидели слепого человека, который вдоль стены наощупь пробирался к храму. Он был слепорожденным, ибо у него не было глаз и веки казались сросшимися. Апостолы обратились к Иисусу: "Равви! Кто согрешил, он или родители его, что он родился слепым?"
Иисус оглянулся на слепого и ответил: "Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий". Иисус остановился. Остановился и слепой, прислонившись к стене в нескольких шагах от- них. Иисус обратился к ученикам: "Мне должно делать дела Пославшего Меня доколе есть день. Приходит ночь, когда никто не может делать. Доколе Я в мире, Я свет миру". Сказав это Он сплюнул на землю и размешал пальцем плевок в дорожной пыли. Его обступил народ и наблюдал за происходящим. Иисус взял комочек грязи и, подойдя к слепцу, помазал грязью его пустые глазницы, а затем сказал: "Пойди, умойся в купальне Силоам". Несчастный поспешно двинулся туда, что-то бормоча и нащупывая путь по прохладным камням стены, а Христос направился на Паперть язычников проповедовать.
Прошло около часа; когда солнце уже пригревало, прибежал "слепой", истерически ощупывая свое лицо и вопя, что он стал зрячим. А за ним шла толпа тех, кто видел, как он омыл глаза и прозрел, причем толпа была не менее возбуждена чудом, чем сам осчастливленный. На шум пришли некоторые священники и левиты, а те, кто слушал проповедь Иисуса, посмотрели на человека, из глаз которого катились счастливые слезы, и удивились: "Не тот ли это, который сидел и просил милостыню?" А иные сомневались: "Похож на него". Сам же исцеленный возбужденно кричал: "Это я! Это я!" Левиты спросили его: "Как открылись у тебя глаза?" Он ответил на это: "Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: "Пойди на купальню Силоам и умойся". Я пошел, умылся и прозрел".
Новость быстро облетела город и привлекла много горожан, а священники привели бывшего слепого в храм и спросили, где Иисус. Он огляделся и сказал, что не знает. Тогда его привели к фарисеям, а те, как только услышали всю историю, сразу напомнили собравшимся, что была суббота: "Не от Бога этот человек, потому что не хранит субботы". Вступили в спор и другие, заявляя: "Как может человек грешный творить такие чудеса?" Несогласие и спор фарисеев между собой свидетельствуют о том, что у Иисуса были сторонники даже среди влиятельных людей храма. Один из них обратился к нищему: "Что ты скажешь о Нем, потому что Он отверз твои очи?" Прозревший ответил кратко: "Он пророк!"
Этот случай встревожил священников и членов Синедриона, и они решили убедить горожан, что прозревший - вовсе не тот нищий, которого они знают. Они срочно собрались в храме и велели привести родителей нищего.
"Это ли ваш сын?" - спросили они, указав на прозревшего.
"Да".
"И он родился слепым?"
"Да".
"Как же теперь он видит?"
Старики испугались. Они знали, что власти храма были против Чудотворца и угрожали отстранить от храма любого, кто свяжется с Ним. Отец прозревшего пробормотал: "Мы знаем, что это наш сын, и что он родился слепым. А как теперь видит, мы не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах, самого спросите; пусть сам о себе расскажет".
Священники сказали прозревшему: "Воздай славу Богу; мы знаем, что человек Тот Грешник". Но нищий не испугался: "Грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу".
"Что сделал Он с тобою? Как отверз твои очи?"
"Я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать? или и вы хотите сделаться Его учениками?"
Эти слова вызвали суматоху. Ударяя себя в грудь, священники шельмовали исцеленного: "Ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; сего же не знаем, откуда Он".
Прозревший невозмутимо сказал им в ответ: "Это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает, но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает; От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному; если бы он не был от Бога, не мог бы творить ничего".
"Во грехах ты весь родился, - разъярились священники, - и ты ли нас учишь?" Они приказали стражникам выгнать его из храма.
Об этом стало известно Иисусу, и он разыскал нищего.
"Ты веруешь ли в Сына Божия?" - спросил Он.
"А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?"
"И видел ты Его, и Он говорит с тобою", - ответил Иисус. (Ев. от Иоан. гл. 9).
* * *
В недели и месяцы, последовавшие за праздником кущей 28 г. все разговоры в Иерусалиме были об Иисусе. И в верхах, и в народе обсуждали исцеление немощного старца и слепого нищего.
С каждым днем среди иудеев множилось число последователей Иисуса, а число заговорщиков оставалось невелико, не более сотни человек. И хотя эта небольшая группа была влиятельной, никто из них не отваживался выступать против мнения народа, ибо беспорядки вызвали бы вмешательство римлян, а это, в свою очередь, привело бы к ослаблению власти священников в храме. Итак, ничего не предпринималось.
* * *
Настало время проповедовать новое многими устами во многих городах. Вернувшись из Иерусалима в Галилею, Христос ничего не сказал о миссионерах, а сразу пошел для проповеди в синагогу. Синагоги по всей Палестине были построены по одному образцу и представляли собой большое прямоугольное помещение. Вход в синагогу всегда располагался по направлению к Иерусалиму, а прихожане сидели лицом к двери. В задней части синагоги была галерея для женщин, а в передней - каменный бассейн для омовения рук.
Там, где приходы были богатыми, стены синагог украшались росписью и мозаикой, изображающей цветы и деревья. Изображение одушевленных существ не допускалось. К основному помещению примыкали маленькие комнаты, в которых обучали детей. В главном помещении стоял священный ларец со свитком Писания, перед которым все время горел светильник.
Прихожане рассаживались на круглых стульях, а в первых рядах восседали почетные горожане. Во время служения отрывки из Торы читались на иврите, а затем повторялись на арамейском языке, ибо не все понимали первый.
Прибыв в Капернаум, Иисус должен был проповедовать в синагоге утром и после обеда. Была суббота. На утреннюю службу за Иисусом следовала целая толпа народа, среди которой были фарисеи из Иерусалима. Их внимание привлек человек с усохшей рукой, с мольбой смотрящей на Иисуса. Христос остановился.
Опять исцелять в субботу? Да, он должен. Иисус посмотрел на людей и сказал: "Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит?" Все молчали. "Сколько же лучше человек овцы! Итак, можно в субботы делать добро". (Ев. от Мтф. гл. 12). Затем Иисус сделал знак над усохшей рукой, и она стала здоровой.
Фарисеи же стали уличать Иисуса во зле и подговаривать приход убить Его.
Иисус в это время ушел на Галилейское побережье. Теперь кроме постоянных спутников к шествию присоединилось много галилеян, узнавших, что Он начал творить чудеса у Себя на родине. Они привели с собой всех хромых, слепых и больных, которых только можно было найти в округе.
Они обступили Его настолько плотно, что Иисус стоял у самых волн и вынужден был попросить апостолов приготовить лодку. Многих Он исцелил, но еще больше просили Его просто прикоснуться к ним. Грешники падали на колени, вопя: "Ты Сын Божий!" Христос просил людей не обсуждать чудеса, которые Он сотворил в этот день. Его сердце переполняла любовь, и вскоре в одной-единственной проповеди Он изложит многие принципы того, что впоследствии будет называться верой Христовой.
Иисус взошел с учениками на гору и там передал им силу исцелять больных, хромых, искалеченных, слепых, силу изгонять дьявола. При этом Он говорил об огромной ответственности обладавших этой силой. И там, на горе, Он дал наставления этим людям, которые понесут Его слово во все концы мира.
Он говорил медленно и страстно, чтобы они не только поняли, но и запомнили Его слова: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".
Иисус кивнул и взглянул на толпу. Как у читающего души людские, у Него Самого было нелегко на сердце, ибо многие из стоящих перед Ним не понимали Его. Они жаждали чести и славы, а если Он укажет тернистый путь на небеса, Его станут презирать.
"Велите им возлечь", - сказал Иисус. Апостолы разошлись и усадили всех на траве, а Мессия попросил принести Ему пять хлебов и две рыбы. Он благословил пищу и, поблагодарив Бога, велел передать ее народу. Апостолы разносили хлебы и рыбу в коробах, и люди брали себе еду. И чем больше людей отламывали себе хлеб, тем больше еды становилось в коробах, и апостолы позвали себе на помощь юношей из толпы. Потребовались новые коробы и дополнительная помощь, ведь накормить пять тысяч человек не так-то легко.
Когда все насытились, Иисус сказал Своим приближенным: "Соберите оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало". А когда собрали остатки, то ими наполнили двенадцать коробов. Люди видели все это и стали в изумлении восклицать: "Это истинно тот Пророк, Которому должно прийти в мир!" Шум нарастал, женщины кричали "осанна". Иисус встревожился, Он ведь знал, что теперь они захотят сделать Его своим царем. Во всеобщем ликовании никто не заметил, как Он удалился на гору один. До вечера Он не возвращался к толпе, готовой бурно приветствовать Его.
К вечеру народ рассеялся, и апостолы были в замешательстве, ибо Иисус еще не вернулся, а с озера подул холодный северо-западный ветер. Им предстояло отправиться на лодке через крутые волны. Никто не знал, куда пошел Иисус, а уплывать без Него они не хотели, но когда зашло солнце, они, высоко подобрав одежды, столкнули лодку в море.
До Капернаума было около пяти миль на запад, и грести приходилось против ветра. Гребни волн стали белыми и в темноте казались огромными и зловещими. Пройдя половину пути в темноте, они заметили позади какое-то свечение и сильно испугались. Некоторые настаивали на возвращении к берегу, другие начали молиться.
И тут они увидели, что к ним по морю приближался Иисус. "Это Я, не бойтесь", - сказал Он. Апостолы были ошеломлены и преисполнены радостью. Они благодарили Его за то, что Он, ступив в лодку, успокоил волны, а затем они обнаружили, что лодка уже пристала к противоположному берегу. Многие из апостолов знали навигацию и нрав этого моря из собственного опыта и понаслышке, но они никак не могли себе представить, что море можно пересечь так быстро. Их осенило, что Христос совершил в этот день еще одно чудо.
* * *
Нередко, когда Иисус был на службах в синагоге Капернаума и об этом становилось известно, многие его земляки приходили из Назарета и Каны, чтобы послушать Его слово. Некоторые испытывали зависть из-за того, что Он получил право проповедовать, а их сыновья этого права не удостоились, несмотря на прекрасное раввинское обучение. Они знали, что Иисус действительно был образованным Человеком, но откуда у Него такой дар? Конечно, Его обучили этому не в местной школе в Назарете. Помимо школы, Он мог почерпнуть знания только от матери, но какая женщина во всем Израиле имела мудрость, которую этот молодой Человек проявлял, стоя за небольшим аналоем? - Никакая.
Довольно часто они уходили раздосадованные Его речами, ибо когда Он говорил притчами, они воспринимали их буквально и никак не могли увязать смысл того, о чем Он говорил, с реальностью духовной жизни.
Многие из сторонников отошли от Него, и их было столь много, что однажды Иисус спросил у двенадцати: "И вы тоже намерены уйти?" Петр ответил за всех: "Господи, к кому нам идти?"
* * *
Записи суждений и предостережений Иисуса говорят очень мало о Его личности. Это все равно, что попытаться оценить душевные качества судьи по его юридическим взглядам. Если бы можно было из любви вылепить руки и ноги, мускулы, мозг и черты лица, то получился бы Иисус-назаретянин. Даже те, кто не верил в Него и Его миссию, видели в Нем большую любовь к человечеству.
Он отдавал все, что мог. А нежность и милость, которые Он являл незнакомцам, служители храма старались высмеять. Он предлагал людям утешение, а получил гвозди и копья. Он плакал по Иерусалиму, который так любил, и вернулся в этот город, зная, что он убьет Его. Он раскрыл Свое сердце двенадцати, а они ответили Ему слабостью, непониманием и трусостью.
Иисус видел душу Иуды, ее рубцы и грязь, но Он не стал говорить ничего обидного этому человеку, даже когда узнал, что тот запускает руку в общую казну, даже когда убедился, что Искариот не верит в Него. Он любил и жалел этого человека, и даже во время Тайной вечери апостолы не могли угадать имя предателя и вынуждены были один за другим вопрошать: "Не я ли, Господи?"
"Да любите друг друга, - говорил Иисус, - как Я любил вас". Он не только говорил им о любви, но и доказал это: Он будет коленопреклоненно омывать им ноги. В Его темных глазах светилась любовь и тогда, когда злобные горожане просили "знамения". Они не могли поверить в Него, если Он не совершит чего-то свыше их понимания - чуда. Если бы у Него было меньше любви к ним, то и Он мог бы попросить "знамения" от них, прежде чем смог бы Сам поверить в человека.
Человек отрекался от Иисуса почти всегда, когда ему был дан выбор. Он называл Иисуса мошенником, возводил на Него напраслину, плевал в лицо Своего Спасителя, избивал Его и придумывал новые жестокости для Того, Кто протянул к нему руки.
И только никто не удосужился отметить те многочисленные случаи, когда вокруг Иисуса собирались дети. Никто, даже апостолы, не придавали значения тому, что малыши вызывали добрую открытую улыбку на лице Иисуса. В эти минуты Человек, Которого никогда не видели смеющимся, смеялся; с Ним делились невинными секретами, пухлые ручонки безнаказанно теребили Его бороду. В эти минуты Его уставшая душа пела при виде любви, в полной мере возвращаемой Тому, Кто ее предложил первым.
Отметил ли кто-нибудь из летописцев выражение Его лица, когда Он переводил Свой взгляд с лица молодой матери на крошечное голубоглазое существо, прижатое к ее груди? Для них это не имело значения, не было связано с миссией спасения человечества. Хотелось ли Ему хоть на миг взять малыша на руки, почувствовать тепло и невинность его беззубой улыбки? Конечно, хотелось. Он пришел, как человек - с человеческими радостями и печалями, с земными привязанностями и страданием.
Эта "ограниченность" мешала Иисусу, постоянно причиняла Ему боль, сковывала Его божественную натуру, словно кандалы, удерживающие Его ноги на земле, когда душа рвалась ввысь. Временами кандалы становились невыносимыми, и Он сердился на людей, которые усердно старались понять Его, но не могли.
Маленькая группа Его воинов не смогла даже удержаться от сна в эту последнюю ночь. Время от времени его подводили все, кроме матери. Только она все понимала, даже не пытаясь разобраться. Ей достаточно было того, что она знала, кем Он был на самом деле; достаточно было сознавать, что Он предан ей.
Он отдавал предпочтение скорее грешникам, чем святым. Святые уже угодили Отцу, взлелеяли плод, необходимый для спасения. А грешник, как и святой, тоже был человеком, но барахтался в волнах темных искушений, и только Иисус знал, что рано или поздно пловец устанет и пойдет ко дну. И поэтому Иисус хотел, страстно желал сесть и разделить ужин с грешниками.
А прибегал Он не к упрекам, не к порицанию или перечислению их заблуждений. Любовь, милость, прощение... Никто не понимал слабости человеческой души так хорошо, как Иисус, и никто, как Он, не желал так спасти оскверненные души, когда здоровые и праведные недовольно ворчали за дверью.
Когда пришел Его смертный час, Он содрогался, переживал и покрывался кровавым потом, испытывал агонию еще до того, как маленький суетливый человек пришел в сад и поцеловал Его. Многие шли на смерть более стоически, чем Он. Со времен, когда человек вышел из пещеры, гонимые ветром страницы истории пополнились лицами, глядевшими смерти прямо в глаза и умершими с улыбкой презрения к более сильным врагам.
Иисус не пришел, чтобы явить смелость. Он пришел на испытание как человек. Он пришел, чтобы претерпеть страдания и невыносимую боль, вынести унижения и смерть. Он пошел на муки от рук тех, кому Он отдал Свое сердце.
Нерешительность несовместима с понятием Бога, даже если Он принял на себя ограниченность человеческого естества. Казалось, что Иисус иногда проявлял нерешительность. Так случилось, когда "братья" в Галилее побуждали Его пойти в Иерусалим на праздник, чтобы "Его свет воссиял над миром".
Иисус сказал, что не, пойдет туда, что мир ненавидит Его, ибо Он разоблачает его, что Его час еще не настал.
Когда все ушли на праздник, Иисус остался в Галилее один. Он знал, что иерусалимские политики уже плели заговор против Его жизни, а в это время Он, в некотором роде, выступал против Своих приверженцев, ибо Ему приходилось взвешивать положительное воздействие на людей Своих проповедей в Галилее и зло, которое могут причинить злорадствующие вопросы иерусалимских фарисеев к апостолам об отсутствии Мессии в храме в такой святой день. Он должен быть в храме, несмотря на огромный риск!
Перед Иисусом встала дилемма. Он пришел, чтобы спасти человека, а человек замышлял убить Его, Он указывал путь к вечной жизни, а человек вел Иисуса к смерти. Что было бы, если бы Он появился в храме, а фарисеи бы подогрели толпу и, доведя ее до бешенства, осуществили свой план? Еще предстояло очень многое сделать, очень многое сказать, дать много уроков; еще многое надо было вдолбить в темные головы Своих учеников, которые понесут Новый Завет в своих сердцах и речах.
Внезапно Он решил пойти в Иерусалим. Он отправился туда один, избегая по дороге людей, и прибыл в город незамеченным. А на мраморных плитах храма фарисеи громко вопили: "Где же Он? Почему Его нет в доме так называемого Отца?" Народ слушал, и в толпе слышались споры: "Он хороший Человек" или "Нет! Он вводит народ в заблуждение".
Праздник уже подходил к концу, когда на ступени храма для проповеди встал Иисус. В руках Он держал свитки, а книжники, заметив это, начали язвить: "Как может этот Человек читать, ведь Он не учился в школе?" Это свидетельствует о том, что власти храма уже интересовались прошлым Иисуса и посылали осведомителей в Галилею, чтобы узнать о Нем все.
Иисус выглядел старше Своих лет. Его открытое служение хотя и было еще недолгим, но уже обозначилось морщинами усталости и заботы вокруг глаз и рта. Он похудел, но Его голос был так же силен, как и прежде, и руки так же энергично жестикулировали.
Но бремя быть Человеком, испытывать гонения человека, начали подтачивать ствол мощного дуба.
"Мое учение - не Мое, но Пославшего Меня, - сказал Он, обратившись к священникам, - кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю. Говорящий сам от себя ищет славы себе, а кто ищет славы Пославшему Его, тот истинен, и нет неправды в Нем".
Со всех сторон на Него глядели безразличные лица, словно ровно сложенные яйца в коробке. Человеческое в Иисусе молило о понимании. "Не дал ли вам Моисей Закон? - в отчаянии воскликнул Он. - И никто из вас не поступает по Закону. За что ищете убить Меня?"
В толпе заухмылялись и начали кричать в ответ: "Не бес ли в Тебе? Кто ищет убить Тебя?" Он знал, что заговор начали плести, еще когда Он исцелил больного в субботу. Простые люди, стоящие перед Ним, об этом не ведали. Лишь кучка левитов, стоящих сзади, знала о том, что храм начал сплочение сил против богохульника.
"Одно дело сделал Я, - продолжал Иисус, загибая палец, - и все вы дивитесь. Моисей дал вам обрезание, хотя оно не от Моисея, но от отцов; и в субботу вы обрезаете человека. Если в субботу принимает человек обрезание, чтобы не был нарушен закон Моисея: на Меня ли негодуете за то, что Я всего человека исцелил с субботу? Не судите по наружности, а судите судом праведным".
В последний день праздника власти храма направили стражников арестовать Иисуса. В этом и заключался для Него риск, возможность которого Галилеянин взвешивал перед уходом в Иерусалим. Но Он еще не был готов к аресту. И когда стражники пробирались сквозь толпу, их уши уловили Его речи о живой воде, о вере в Иисуса и Его Отца, и они остановились и стали слушать.
Когда Иисус закончил проповедь, многие говорили: "Он точно пророк! Это Христос!" Многие не соглашались, ссылаясь на Писание, по которому Мессия будет не из Галилеи, а этот человек пришел из Галилеи, из Назарета. Мессия должен быть из рода Давидова и поселения Давидова - Вифлеема.
Стражники вернулись к священникам, и те спросили: "Почему вы не привели Его?"
"Никогда человек не говорил так, как этот Человек".
"Неужели и вы прельстились? Уверовал ли в Него кто из начальников или из фарисеев?" - забеспокоились священники. А один из них, чье имя осталось неизвестным, произнес фразу, которая долго еще будет звучать в коридорах времени: "Но этот народ невежда в законе, проклят он".
Там был и Никодим, приходивший однажды ночью к Иисусу. Совесть отверзла его уста: "Судит ли наш закон человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?" Фарисеи с удивлением посмотрели на этого члена Синедриона: "И ты не из Галилеи ли? Рассмотри Писание и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк".
Наутро Иисус снова явился в храм. Празднование кущей уже закончилось и в городе остались только его жители. К Иисусу шли толпами, чтобы увидеть этого Человека, о Котором шла молва, и сказать впоследствии: "А я Его видел. Я слышал Его". Народ столпился у ступеней, ведущих с Паперти язычников в женский двор, а Он возвышался над всеми на несколько ступеней.
Он проповедовал, что отношения между Богом и человеком намного проще тех уловок, правил и формальностей, которыми они обросли. Он возражал против любых показных проявлений набожности, бахвальства, осуждал формализм в поклонении Богу, выступал против сооружения гробниц умершим. Иисус поддерживал благие дела, братство и бескорыстную любовь. Крещение для него означало отказ от старого и принятие нового с отречением от всех прежних прегрешений. Дорога в рай, по Его учению, открыта не для тех, кто ведет счет своим добродетелям, а для тех, кто считает себя беднейшим и нижайшим.
В это время появилась группа фарисеев и книжников, толкавших впереди себя перепуганную женщину. Это была жена, которую они поймали в прелюбодеянии. А теперь они, зная Его любовь и сострадание к людям, пытались заманить Иисуса в ловушку. Закон о прелюбодеянии был известен всем, ибо исходил от Моисея, чьи слова нельзя оспаривать: наказанием было избиение камнями.
"Учитель! - нарочито громко обратился к Нему главный, желая опорочить Иисуса перед народом. - Эта женщина взята в прелюбодеянии". Женщину держали за запястья, а она силилась припасть к земле. Темные волосы покрывали ее лицо, и один из фарисеев откинул прядь волос, чтобы все увидели его. "А Моисей в законе завещал нам побивать таких камнями. Что Ты скажешь?" ликовали фарисеи.
Иисус сошел со ступеней и остановился в раздумьи, а затем наклонившись, указательным пальцем стал рисовать на песке небольшие круги. Если Он поддержит закон, женщина погибнет, и получится, что не закон, а Он приговорил ее к смерти. Это шло вразрез с Его проповедью любви и всепрощения. А если Он велит освободить ее, то этим нарушит почитаемое суждение великого Моисея, выведшего евреев из рабства и заключившего договор с Богом.
Наконец, Он приподнял голову и сказал: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень". А сам продолжал чертить на земле. Фарисеи и книжники вникали в смысл сказанного, растерянно переглядываясь, а затем по одному незаметно растворились в толпе.
Люди молча ждали, что будет дальше. Они переминались с ноги на ногу, а Иисус все еще продолжал рисовать пальцем непонятные знаки. Наконец, у ступеней осталась только содрогающаяся от рыданий женщина. И тогда Иисус, подняв голову, первый раз взглянул на нее и спросил: "Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?"
"Никто, Господи", - ответила женщина.
Иисус поднялся и сказал: "И Я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши".
* * *
Вечером Иисус и апостолы собрались на вершине горы Елеонской. Заходящее солнце золотило верхушки кипарисов, бросавших синеватые тени на городские стены. Иисус смотрел на любимый город и знал, что любви города Он никогда не дождется. Он стремился всей душой к Иерусалиму, который окажется Его убийцей.
Когда ученики увидели Его погруженным в раздумья, они не стали беспокоить Его. Они помогали многочисленным последователям с устройством ночлега и питания. Иуда в это время подводил счета, считал деньги, пожертвованные сочувствующими людьми, выделял деньги на питание последователей Иисуса, жалуясь другим апостолам на непомерные расходы. Иногда он сам садился на осла и ехал на рынок, где до хрипоты торговался, покупая овощи, хлеб и кости.
У городских ворот всегда было много нищих. В стенах Иерусалима было восемь ворот, и у каждых сидели слепые, хромые, больные - каждый имел свое место. Протягивая свои высохшие руки паломникам, они жалобно выпрашивали серебряный грош. Грязные и паршивые, они просили милостыню именем Ягве.
Однажды, проходя через ворота, апостолы увидели слепого человека, который вдоль стены наощупь пробирался к храму. Он был слепорожденным, ибо у него не было глаз и веки казались сросшимися. Апостолы обратились к Иисусу: "Равви! Кто согрешил, он или родители его, что он родился слепым?"
Иисус оглянулся на слепого и ответил: "Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий". Иисус остановился. Остановился и слепой, прислонившись к стене в нескольких шагах от- них. Иисус обратился к ученикам: "Мне должно делать дела Пославшего Меня доколе есть день. Приходит ночь, когда никто не может делать. Доколе Я в мире, Я свет миру". Сказав это Он сплюнул на землю и размешал пальцем плевок в дорожной пыли. Его обступил народ и наблюдал за происходящим. Иисус взял комочек грязи и, подойдя к слепцу, помазал грязью его пустые глазницы, а затем сказал: "Пойди, умойся в купальне Силоам". Несчастный поспешно двинулся туда, что-то бормоча и нащупывая путь по прохладным камням стены, а Христос направился на Паперть язычников проповедовать.
Прошло около часа; когда солнце уже пригревало, прибежал "слепой", истерически ощупывая свое лицо и вопя, что он стал зрячим. А за ним шла толпа тех, кто видел, как он омыл глаза и прозрел, причем толпа была не менее возбуждена чудом, чем сам осчастливленный. На шум пришли некоторые священники и левиты, а те, кто слушал проповедь Иисуса, посмотрели на человека, из глаз которого катились счастливые слезы, и удивились: "Не тот ли это, который сидел и просил милостыню?" А иные сомневались: "Похож на него". Сам же исцеленный возбужденно кричал: "Это я! Это я!" Левиты спросили его: "Как открылись у тебя глаза?" Он ответил на это: "Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: "Пойди на купальню Силоам и умойся". Я пошел, умылся и прозрел".
Новость быстро облетела город и привлекла много горожан, а священники привели бывшего слепого в храм и спросили, где Иисус. Он огляделся и сказал, что не знает. Тогда его привели к фарисеям, а те, как только услышали всю историю, сразу напомнили собравшимся, что была суббота: "Не от Бога этот человек, потому что не хранит субботы". Вступили в спор и другие, заявляя: "Как может человек грешный творить такие чудеса?" Несогласие и спор фарисеев между собой свидетельствуют о том, что у Иисуса были сторонники даже среди влиятельных людей храма. Один из них обратился к нищему: "Что ты скажешь о Нем, потому что Он отверз твои очи?" Прозревший ответил кратко: "Он пророк!"
Этот случай встревожил священников и членов Синедриона, и они решили убедить горожан, что прозревший - вовсе не тот нищий, которого они знают. Они срочно собрались в храме и велели привести родителей нищего.
"Это ли ваш сын?" - спросили они, указав на прозревшего.
"Да".
"И он родился слепым?"
"Да".
"Как же теперь он видит?"
Старики испугались. Они знали, что власти храма были против Чудотворца и угрожали отстранить от храма любого, кто свяжется с Ним. Отец прозревшего пробормотал: "Мы знаем, что это наш сын, и что он родился слепым. А как теперь видит, мы не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах, самого спросите; пусть сам о себе расскажет".
Священники сказали прозревшему: "Воздай славу Богу; мы знаем, что человек Тот Грешник". Но нищий не испугался: "Грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу".
"Что сделал Он с тобою? Как отверз твои очи?"
"Я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать? или и вы хотите сделаться Его учениками?"
Эти слова вызвали суматоху. Ударяя себя в грудь, священники шельмовали исцеленного: "Ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; сего же не знаем, откуда Он".
Прозревший невозмутимо сказал им в ответ: "Это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает, но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает; От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному; если бы он не был от Бога, не мог бы творить ничего".
"Во грехах ты весь родился, - разъярились священники, - и ты ли нас учишь?" Они приказали стражникам выгнать его из храма.
Об этом стало известно Иисусу, и он разыскал нищего.
"Ты веруешь ли в Сына Божия?" - спросил Он.
"А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?"
"И видел ты Его, и Он говорит с тобою", - ответил Иисус. (Ев. от Иоан. гл. 9).
* * *
В недели и месяцы, последовавшие за праздником кущей 28 г. все разговоры в Иерусалиме были об Иисусе. И в верхах, и в народе обсуждали исцеление немощного старца и слепого нищего.
С каждым днем среди иудеев множилось число последователей Иисуса, а число заговорщиков оставалось невелико, не более сотни человек. И хотя эта небольшая группа была влиятельной, никто из них не отваживался выступать против мнения народа, ибо беспорядки вызвали бы вмешательство римлян, а это, в свою очередь, привело бы к ослаблению власти священников в храме. Итак, ничего не предпринималось.
* * *
Настало время проповедовать новое многими устами во многих городах. Вернувшись из Иерусалима в Галилею, Христос ничего не сказал о миссионерах, а сразу пошел для проповеди в синагогу. Синагоги по всей Палестине были построены по одному образцу и представляли собой большое прямоугольное помещение. Вход в синагогу всегда располагался по направлению к Иерусалиму, а прихожане сидели лицом к двери. В задней части синагоги была галерея для женщин, а в передней - каменный бассейн для омовения рук.
Там, где приходы были богатыми, стены синагог украшались росписью и мозаикой, изображающей цветы и деревья. Изображение одушевленных существ не допускалось. К основному помещению примыкали маленькие комнаты, в которых обучали детей. В главном помещении стоял священный ларец со свитком Писания, перед которым все время горел светильник.
Прихожане рассаживались на круглых стульях, а в первых рядах восседали почетные горожане. Во время служения отрывки из Торы читались на иврите, а затем повторялись на арамейском языке, ибо не все понимали первый.
Прибыв в Капернаум, Иисус должен был проповедовать в синагоге утром и после обеда. Была суббота. На утреннюю службу за Иисусом следовала целая толпа народа, среди которой были фарисеи из Иерусалима. Их внимание привлек человек с усохшей рукой, с мольбой смотрящей на Иисуса. Христос остановился.
Опять исцелять в субботу? Да, он должен. Иисус посмотрел на людей и сказал: "Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит?" Все молчали. "Сколько же лучше человек овцы! Итак, можно в субботы делать добро". (Ев. от Мтф. гл. 12). Затем Иисус сделал знак над усохшей рукой, и она стала здоровой.
Фарисеи же стали уличать Иисуса во зле и подговаривать приход убить Его.
Иисус в это время ушел на Галилейское побережье. Теперь кроме постоянных спутников к шествию присоединилось много галилеян, узнавших, что Он начал творить чудеса у Себя на родине. Они привели с собой всех хромых, слепых и больных, которых только можно было найти в округе.
Они обступили Его настолько плотно, что Иисус стоял у самых волн и вынужден был попросить апостолов приготовить лодку. Многих Он исцелил, но еще больше просили Его просто прикоснуться к ним. Грешники падали на колени, вопя: "Ты Сын Божий!" Христос просил людей не обсуждать чудеса, которые Он сотворил в этот день. Его сердце переполняла любовь, и вскоре в одной-единственной проповеди Он изложит многие принципы того, что впоследствии будет называться верой Христовой.
Иисус взошел с учениками на гору и там передал им силу исцелять больных, хромых, искалеченных, слепых, силу изгонять дьявола. При этом Он говорил об огромной ответственности обладавших этой силой. И там, на горе, Он дал наставления этим людям, которые понесут Его слово во все концы мира.
Он говорил медленно и страстно, чтобы они не только поняли, но и запомнили Его слова: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".