Бишоп Джим. Голгофа - Последний день Иисуса Христа

   Целью смертной казни было стремление удержать народ от попыток повторения преступлений, и ее осуществляли публично, чтобы все видели. Поэтому народ должен знать характер преступления жертвы. Пилат продиктовал надпись: "Иисус Назорей, Царь Иудейский". В этом и заключалась вина Пленника.
   Абенадар спросил, как должен быть одет Христос, зная, что когда казнили иудеев, Пилат позволял прикрывать тело осужденного. Прокуратор приказал не отступать от традиции и обернуть бедра Распинаемого лоскутом ткани.
   Казнить ли и тех двоих осужденных, разбойников, в то же время?
   Пилат утвердительно кивнул, напомнив солдатам сделать все необходимое, не забыть о надписях и казнить всех троих вместе.
   Есть ли какие-нибудь особые распоряжения его превосходительства?
   Никаких. Приступить и покончить со всем этим.
   Пилат по ступеням поднялся в крепость. Толпа успокоилась, сделав свое дело, сыграв роль многоголосого рупора священников. Сделали свое дело и Пилат, и Каиафа. А работа Абенадара только начиналась. По его разумению, это задание было не из приятных, но куда лучше, чем с коротким мечом нести службу на границе. А там, как на войне, кто-то должен погибать.
   Были наспех изготовлены доски с надписями, и когда священники увидели надпись для Иисуса со словами "Царь Иудейский", они пришли в негодование и потребовали немедленной аудиенции у Понтия Пилата.
   Когда их приняли, они попросили о последней любезности - изменении надписи. Не нравилось им, что Иисуса публично провозглашали Царем иудеев. Он не был Царем и не притязал на это. Но они не осмеливались прямо сказать об этом. Они могли бы указать, что Иисуса осудили за богохульство, и что надпись должна гласить: "Иисус Назорей, богохульник". Но священники проявляли осторожность, зная, что если они выдвинут этот новый аргумент, Понтий Пилат может приказать пересмотреть дело в связи в тем, что он якобы будет считать Иисуса претендентом на трон, пытавшимся вбить клин между народом и царем.
   Поэтому они кратко и очень вежливо попросили, "Не пиши "Царь Иудейский", но что Он говорил: "Я Царь Иудейский". На это, хмуро улыбнувшись, прокуратор ответил: "Что я написал, то написал".
   За сегодняшний день это было самое твердое заявление прокуратора и первое, в котором он проявил железную волю. Этот человек был жестоким и неудачливым, он был третьим звеном в цепи из трех, поднявших Иисуса на Крест. Иуда предал Его за деньги, Каиафа привлек Его к суду отчасти, чтобы угодить своему тестю, Пилат пытался вести с первосвященником политическую игру, но его король получил мат в три хода.
   Надпись была сделана так, как сказал Пилат. Плотник сколотил ее из трех сосновых дощечек, выкрасил в белый цвет и вывел буквы черной краской. Теперь ее можно было вешать на шею Осужденному или, как в этом случае, нести впереди Него. На месте казни надпись будет прибита в верхней части креста.
   Абенадар был исполнительным и надежным солдатом. Он заранее обдумал задание и предусмотрел все, что нужно - начиная с солдат и седел и кончая надписями. Он приказал привести из темницы двух разбойников и поставить их позади Иисуса. Во главе процессии должен ехать всадник, и с боков и сзади выстроились вооруженные копьями легионеры. Перед каждым осужденным встали по три стражника, которые будут нести надписи, извещающие о содеянном преступлении.
   Центурион приказал принести "деревья", и три солдата покинули строй. Оба разбойника просяще поглядывали на болтающих солдат, которые утоляли жажду вином или водой. Осужденным ничего не предлагали. Один из них попросил пить, но ему отказали. Абенадара можно было видеть в разных концах двора. Он перебросился несколькими словами с палачом, прошедшим обучение своему ремеслу в Риме и досконально знавшим весь ритуал казни. После этого центурион получил пищу для трех солдат, которые останутся на страже у крестов.
   Когда все было готово, "деревья" возложили на правое плечо каждого из преступников. Это были всего лишь перекладины креста, а вертикальная часть всегда стояла на месте казни и использовалась неоднократно. Перекладины изготавливались из кипарисового бруса длиной около трех шагов и весили не менее пуда. Палач грубо обтесал перекладины и вырезал пазы для соединения с вертикальной частью. На соединении будет прибита надпись, которая прочно прикрепит обе части креста.
   Ритуал предписывал, чтобы осужденный сам нес свой крест. Руки жертвы связывали, но не слишком туго, оставив для свободы движений около четверти вервии. И если силы осужденного иссякали и руки опускали брус, короткая вервия между руками удерживала его на плече.
   Центурион был озабочен только из-за Иисуса. Разбойников не бичевали, и они были крепки, а Иисус едва держался на ногах даже без тяжелой ноши.
   Когда колонна сформировалась, центурион прошелся вдоль нее и остался доволен. Он отдал приказ, и колонна тронулась из крепости. Священники расступились, пропуская шествие. Они видели, что Иисус пошатывался под своей ношей и не отрывал глаз от спины идущего впереди солдата. Их дело было сделано, но тревожило, какое воздействие на простых людей окажет надпись. Несколько старейшин решили сопровождать шествие, и если надпись вызовет у населения ненужные толки, они осмеют ее и объяснят всем, что прокуратор "пошутил".
   Ученые старцы шли впереди печального шествия и все еще обсуждали недостойное, по их мнению, поведение Пилата, вызвавшее недоумение у всех присутствующих. А чего стоила заключительная сцена умывания рук? Ведь этот иудейский символ, а не римский. Он был введен еще Моисеем и первоначально относился к ритуальным действиям при загадочном убийстве. Старейшины ближайшего к месту преступления города убивали телку и умывали над ней руки со словами: "Наши руки не проливали эту кровь, глаза наши ее не видели". Священники остались довольны тем, что народ ответил Пилату: "Кровь Его будет на нас и наших детях". Это был надлежащий ответ на ложное обвинение. Когда не чувствуешь вины, можно взять на себя всю ответственность!
   Путь от крепости до Голгофы составлял тысячу шагов, сначала по узкой дороге, затем вверх по склону холма и круто вниз - в долину. Дорога проходила между домами и лавками. Солнце уже поднялось довольно высоко и стало припекать, но на всем пути на крыши высыпали люди, чтобы увидеть эту невеселую процессию, лица осужденных и узнать об их преступлениях. Колонна продвигалась медленно, так как Иисус не мог идти быстрее. Вдоль улиц к стенам прижимались паломники, громко обсуждая вину смертников. Легионеры оттесняли толпу, кое-где даже копьями, а всадник впереди процессии громко требовал уступить дорогу солдатам Рима.
   При обычных обстоятельствах Абенадар провел бы пленников через главную часть города, чтобы показать преступников горожанам в назидание. Но быстро приближалась суббота, и как распорядился легат Сирии, во внутренних делах Пилат должен был избегать нарушения религиозных традиций этого народа. Поэтому шествие направлялось на Голгофу кратчайшим путем, и вскоре Иисус, пошатываясь под Своей ношей, начал спуск по крутому склону холма. Наблюдавшие из лавок и домов люди проникались жалостью к Нему, и все чаще слышались возгласы: "Нет! Нет!" Женщины закрывали лица руками и отворачивались от этого вызывающего содрогание зрелища.
   У подножия холма Абенадар направил шествие налево. В этом месте раскинулся огромный базар, и при виде солдат и верхушек трех "деревьев" в окружении копий народ устремился к колонне. Иисус следовал за идущими впереди, но был настолько обессилен, что Абенадар несколько раз возвращался и заставлял Его сделать следующий шаг.
   Наконец Иисус остановился, не в силах двигаться дальше. Тело Его кренилось вперед. Брус начал раскачиваться, но Абенадар побуждал Иисуса двигаться дальше. Христос сделал неуверенное движение вперед. Он чувствовал, что падает, но не мог освободить связанных рук и через миг рухнул наземь. Передний конец бруса, скользнув по правой части Его лица, ударился о землю. Иисус упал на правое колено и локти, а через долю секунды упала и перекладина.
   Центурион был недоволен заминкой, но беглый взгляд на грязное лицо Осужденного и свежие струйки крови от терний на правом виске подсказали ему, что на глазах у толпы бесполезно приказывать этому Человеку подняться и снова взвалить на плечо Свою ношу.
   Абенадар нашел выход. Подбоченясь, он нетерпеливо выискивал в толпе здоровяка, который сможет пройти с крестом остаток пути. Его взгляд остановился на мускулистом крестьянине с крутым лбом и черной бородой. Абенадар поманил его к себе и велел поднять перекладину.
   Крестьянин проклинал свое любопытство, за которое приходилось расплачиваться, ведь он так спешил из своей деревни в город. Звали его Симоном Киринеяни-ном. Этот зажиточный крестьянин не был иудеем, он и не мыслил быть причастным к проблемам римлян или иудеев.
   Однако Симон повиновался. С недовольным видом он одной рукой поднял перекладину из пыли и вскинул ее на плечо, а второй - подобрал подол одежды. Он был готов. Но Иисус продолжал лежать на правом боку, тяжело дыша. Абенадар нагнулся и, подняв Христа за руку, с раздражением сказал, что теперь Тому не придется нести "дерево", что это сделает за Него сильный крестьянин.
   Всадник снова продолжил путь самым медленным шагом. Киринеянин шел позади Иисуса и видел, что Этот, истекающий кровью, Человек был на грани полного изнеможения. Печальное шествие двигалось к Ген-нафским воротам в городской стене, проделав чуть более полпути к Кресту. Зевак стало меньше. Люди читали надписи и спрашивали: "Зачем вы это сделали?" Иисус не отвечал. Не отвечали и разбойники.
   Закон позволял проявлять милосердие к обвиняемым, но по отношению к осужденным это строго возбранялось. В Иерусалиме было общество милосердных жен, которое помогало деньгами, добрым словом и сочувствием бедным семьям, когда к ним приходило горе. Иисус еле волочил ноги, Его боль была столь невыносима, что в толпе слышали Его стоны. Слышали их и добрые женщины. И когда одна из них заплакала, рыдать начали многие. Некоторые не могли более смотреть на Христа.
   Иисус, тяжело дыша, остановился. Он медленно переводил взгляд от одной женщины к другой, пока не увидел их всех и не почувствовал искренность их слез - слез первых скорбящих, оплакивающих Его смерть. Он сложил руки, и какое-то время казалось, что Он заплачет вместе с ними. Но голос Его окреп, и Он, обращаясь к ним, произнес пророчество о грядущем грабеже их города.
   "Дочери иерусалимские, - молвил Он медленно, - не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо приходят дни, в которые скажут: "Блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие". Тогда начнут говорить горам: "Падите на нас!" и холмам: "Покройте нас!" Иисус пророчествовал в последний раз. Его последние предупреждения предназначались для женщин с добрым сердцем, пожалевших измученного Странника.
   Покачав головой, Он продолжал: "Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?"
   Подбежал Абенадар и поторопил шествие колонны. Женщины глядели на Иисуса, слышали Его слова, но не понимали их смысла. Колонна тронулась. Иисус медленно передвигал ноги. За всадником Он увидел Геннафские ворота. Центурион опередил колонну и на наружной стороне ворот прикрепил извещение о том, кто будет казнен в этот день по воле Цезаря и за какие преступления.
   Для Галилеянина это был долгий и трудный путь, и Он почти с успокоением осознал, что предстоящие пятьдесят шагов вознесут Его к вершине Его обещания - умереть за всех.
   Полдень
   Через Геннафские ворота в город вливался людской поток. Всадник остановил лошадь под аркой ворот и велел людям расступиться. Паломники недовольно ворчали, ведь многим из них пришлось проделать немалый путь, двигаясь даже ночью, чтобы прибыть в Священный город до наступления Субботы, и любая задержка раздражала. Их путешествие было радостным, и вид римлян, готовящихся передать смерти иудеев, сразу испортил им настроение.
   Люди расступились, а дети засыпали их вопросами о трех мужчинах, несущих какие-то колоды. Они хотели знать, что сделали эти трое, чтобы заслужить смерть, и что такое смерть, и больно ли это. Даже маленькие дети были глубоко потрясены, увидев кровь на Христе. Они крепче прижимались к отцам и спрашивали, что мог сделать этот Человек, чтобы быть так окровавленным. Отцы читали надпись и не отвечали.
   За воротами небольшая процессия проделала еще несколько десятков шагов и по команде центуриона остановилась у Голгофы. Это был небольшой каменный холм на пересечении двух дорог. На откосе за холмом находился небольшой сад, в это время года полыхающий красным и розовым цветом, а немного к северу склеп, недавно вырубленный в скале Иосифом Аримафейским.
   Любой странник безошибочно определит, что этот холм - место казни, потому что на фоне неба четко вырисовывались три колоды крестов. Иногда их было и больше, но всегда - не менее трех. Это были обычные стволы кипарисов, оструганные лишь в верхней части, где был вырублен паз для поперечины. Иисус устало посмотрел на столбы, а затем на небо над ними, такое прекрасное и ясное. Ему сразу стало легче.
   Вокруг собралась толпа, в передних рядах которой Иисус увидел церемониальные колпаки священников. Солдаты расположились по периметру, и когда они пропустили к Голгофе небольшую группу людей, на лице Иисуса можно было увидеть улыбку, ведь среди них Он увидел мать.
   Христос говорил ей много раз, что умрет от рук человеческих, но Он не хотел, чтобы она присутствовала при этом. Но Он к этому моменту сумел укрепить ее, обратив естественный материнский страх в понимание, что смерть Его будет не поражением, а вечной славой. Она протиснулась к Нему, а за ней Мария - мать младшего Иакова, Саломея, жена Зеведеева, Мария Магдалина и любимый ученик Иоанн. Мать Христа пыталась заговорить, но лицо ее исказилось, и покатились слезы. Она безмолвно протянула к Нему руки.
   Иисус хотел прижать ее к Себе, но Его одежда была окровавленной. Другие женщины, увидев слезы Марии, начали рыдать. Христос увещевал их, что Он пришел на землю ради Искупления, что на то была воля Отца. Они понимали это и помнили о Его обещании вернуться к ним через три дня, но были не в силах смотреть без сердечной боли на избитого Человека, в руки и ноги Которого вскоре загонят железные гвозди.
   Христос обратился к Иоанну, чтобы тот утешил женщин, и был тронут до глубины души, когда увидел, что этот юноша тоже вытирает слезы. Иисус был готов к предстоящим мукам, но горе тех, кого Он любил, усугубляло Его страдания. Он отвернулся и, помолчав, стал увещевать их не горевать. А Его красноречивый взгляд, обращенный к Иоанну, словно просил апостола оградить Мать насколько возможно от того ужасного, что предстояло. Иоанн ответил понимающим взглядом. Мария хотела остаться со своим единственным Сыном, но Иоанн с остальными отвел ее в сторону. В оставшиеся три часа жизни Иисуса, Иоанн, как мог, пытался оградить Марию от ужасного зрелища смерти ее Божественного Сына.
   Посоветовавшись с палачом, центурион приказал первым распять Иисуса. Один из разбойников громко доказывал, что он не вор, а политик. Солдаты засмеялись и посоветовали ему обсудить это с Иисусом, ведь Он был Царем. Другой разбойник был охвачен страхом. У него не было здесь никого, ни друзей, ни родственников.
   Абенадар велел Симону Киринеянину поставить поперечину позади Иисуса. Язычник с состраданием посмотрел на Галилеянина и хотел было сказать Ему что-то утешительное, но передумал и, покачав головой, смешался в толпой. Центурион приказал трем солдатам, которые несли надписи, помочь палачу, а затем нести караул под крестами. Сам он тоже останется с ними.
   Первыми изобрели распятие финикийцы. Они перепробовали различные способы умерщвления - кололи копьем, варили в масле, забивали камнями, душили, топили, сжигали - но при всем этом смерть наступала слишком быстро. Им нужен был медленный и жестокий способ казни преступников, поэтому был придуман крест. Эту казнь они считали почти идеальной, ибо она были медленной и мучительной (нередко распятые оставались живы под палящим солнцем два-три дня), к тому же осужденный был доступен взору людей.
   Другим "преимуществом" казни на кресте была постыдная для осужденного нагота, кроме того делающая его беззащитным перед насекомыми. Смерти распятого ждали стервятники.
   Римляне заимствовали у финикийцев казнь на кресте как надежное средство устрашения народа, предупреждающее совершение преступлений. Солдаты империи не испытывали недостатка в практике в этом способе казни. После подавления восстания Спартака в один день было распято шесть тысяч человек. Кресты стояли вдоль дороги от Капуи до Рима. Первоначально клиньями прибивали лишь ноги жертвы, а руки привязывали к поперечию, но оказалось, что силы покидают распятого слишком медленно, и караул должен был стоять у крестов несколько дней. Впоследствии от клиньев отказались и стали забивать гвозди в кисти и ступни ног, и если жертва не отличалась недюжинной силой, она испускала дух через несколько часов. Этого времени было вполне достаточно, потому что интерес зевак постепенно падал, и толпа расходилась по домам.
   * * *
   Толпа замерла. К каждой жертве Абенадар поставил по четыре солдата, и они ждали сигнала. Любопытные проталкивались вперед. Реплики в толпе, крики солдат, призывающих людей отступить назад, плач женщин - все это создавало значительный шум. Затем через кордон стражников прошли милосердные жены Иерусалима с кувшином и губками. Они приносили вино, смешанное со снадобьями для тех, кто будет распят. Римляне не запрещали этого акта милосердия. Абенадар терпеливо ждал, когда они закончат. Женщины приблизились к разбойнику, промолчавшему весь путь, и налили в кубок вина. В вино бросили несколько зерен фимиама, который, как полагали, притуплял чувства.
   Фимиам не оказывал, конечно, никакого воздействия, но если жертва верила в его силу, ей казалось, что страдания немного облегчаются. Угрюмый вор пил вино, глядел на плачущих женщин и был в недоумении: он, кого сейчас лишат жизни, смотрел на них сухими глазами, а они, кто останется жить, плакали по человеку, которого ранее никогда не знали.
   Женщины перешли к Иисусу и наполнили вином чистый кубок. Он посмотрел на вино, затем на женщин и покачал головой. Он не станет пить. Он должен до дна испить чашу страданий.
   Третий осужденный выпил вино залпом и начал громко возмущаться тем, что его предают распятию за политические убеждения, что его оговорили свидетели. Он-де был противником властей Иерусалима, а если и украл, то из политических, а не личных соображений.
   Абенадар подал сигнал. Четверо солдат обступили осужденных и начали снимать с них одежду. По толпе пронесся приглушенный шепот. Распятие началось.
   Обнаженные бедра жертв обернули кусками ткани, концы которых заткнули за повязки сзади, предварительно пропустив между ног. Одежду и сандалии свалили в кучу перед каждым из трех.
   Уже перевалило за полдень. Где-то рядом на легком ветру шумели листья масличных деревьев и покачивались дикие цветы. Когда пришли люди, стайки мелких птиц с щебетом перелетели с холма в сад. Из толпы вырвался приглушенный вздох, смолкли и птицы.
   Палач положил поперечину позади Иисуса и, схватив Его за руку, свалил на землю. Когда Христос упал, палач пододвинул поперечину под шею, а двое солдат наступили коленями Ему на руки у локтей. Иисус не сопротивлялся и ничего не говорил, а только глухо застонал, потому что, когда Он упал затылком оземь, тернии глубоко вонзились в кожу.
   Палач делал свое дело быстро и умело. На нем был передник с карманами, откуда он достал два пятидюймовых гвоздя и зажал их зубами. Взяв молоток, он присел у правой руки Иисуса, которую солдат прижал к перекладине. Правой рукой палач ощупал запястье Иисуса, ища впадину, а затем взял квадратный гвоздь и приложил его к впадине, как раз в той точке, где кончается линия жизни. Затем он взмахнул молотком и с силой ударил по шляпке гвоздя.
   У подножия холма Иоанн прижал голову Марии к своей груди, чтобы утешить ее и не дать ей видеть ужасного зрелища. Когда застучал молоток, в толпе тоже многие отвернулись. Кто-то заплакал, кто-то вслух молился, а некоторые стали уходить в сторону Геннафских ворот.
   Палач переступил через Иисуса к другой руке...
   Когда он убедился, что Распятый не сможет в агонии расшатать гвозди и упасть с креста, он быстро поднял обе руки. Это был сигнал поднимать поперечину.
   Солдаты схватили концы поперечины и подняли ее, при этом они подтягивали Иисуса за запястья. Он стонал при каждом выдохе. Вчетвером дотащив несчастного до вкопанной в землю колоды, они начали поднимать поперечину по стволу. Ноги Иисуса оторвались от земли, и тело стало корчиться от боли.
   Наблюдавшие за этим двое разбойников в тот миг отвернулись. Молчавший обрел голос и забормотал молитвы, а второй плакал и взывал к окружавшим его четверым солдатам, доказывая, что в отношении него была совершена ошибка. Один из священников с издевкой сказал, чтобы все слышали, что этот Мессия слишком жалок и что в свое время он видел мессий и поприличнее.
   Когда поперечина была укреплена в пазу, палач пригвоздил надпись с именем преступника и его обвинением, а затем опустился на колени пред крестом. Солдаты поспешили к нему на помощь и схватили Иисуса за икры обеих ног. По ритуалу должно было прибить ступни одним гвоздем, накрыв левую правой, и это была самая трудная часть работы. Если ноги слишком оттянуть и прибить внизу креста, распятый умрет быстро. С годами римляне стали прибивать ноги выше, чтобы жертва могла распрямлять ноги и поднимать свое тело, на короткое время облегчая свои страдания и тем самым продлевая жизнь.
   Иисус был распят. Он был в последний раз обращен лицом к Священному городу.
   Палачи приступили к другим и совершили то же самое.
   Собравшаяся толпа наблюдала медленную смерть. Четыре раны сами по себе не были смертельны, но постоянная боль вызывала агонию у распятых.
   Люди не отрывали глаз от Иисуса, потому что священники усердно внушали толпе, что никакой Он не Мессия. Действительно, Иисус выглядел так же, как любой другой преступник при распятии. Он ничем от них не отличался, в Нем не было ничего необычного.
   Как и у других, Его голова временами опускалась, касаясь подбородком груди. Или вдруг от внезапных спазмов голова вскидывалась с одного плеча на другое, а глаза смотрели прямо на солнце. Когда тело в изнеможении обвисало, весь его вес приходился на прибитые гвоздями руки, а ноги сгибались в коленях.
   Иисус ощущал невыносимую боль в кистях, предплечья и плечи пронизывали судороги. Мгновенные параличи грудных мышц вызвали у Него невольную панику, ибо Он обнаружил, что будучи в состоянии делать вдох, он не мог выдохнуть.
   Иисус сразу поднял тело на кровоточащих ногах. Вес переместился на ступни, и единственный гвоздь больно давил в верхней части раны. Иисус медленно выпрямился, Его голова закрыла надпись о преступлении. Когда плечи достигли уровня рук, дышать стало легче. Подобно двум другим, Он превозмогал боль в ступнях, чтобы отдышаться.
   Потом, не в силах терпеть боль в пригвожденных ногах, боль вызывающую судороги и стоны у самых крепких, Он опускал торс ниже, выгибая колени вперед, до тех пор пока с глубоким вздохом не чувствовал, что висит на одних руках. Затем весь этот процесс повторялся по многу раз.
   Старейшины, презирая Его боль, не могли удержаться от издевательских реплик: "Разрушающий храм и в три дня созидающий! Спаси Себя Самого! Если Ты Сын Божий, сойди с креста!"
   С креста не было ответа. Каиафа насмешливо выкрикнул: "Других спасал, а Себя Самого не может спасти!" К нему присоединились и другие избранные: "Если Он царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него!" "Уповал на Бога, пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему, ибо Он сказал: "Я Сын Божий".
   К этим глумлениям присоединился один из солдат. Он встал перед крестом и, глядя в искаженное от боли лицо Иисуса, сказал: "Если Ты Царь иудейский, спаси Себя Самого!"
   В это время одна из женщин пожаловалась мужу, что стало плохо видно происходящее. Тот взглянул на небо, за ним и другие. Облаков не было, но небо потемнело, меняя нежно-голубой цвет на темно-синий. Это происходило не внезапно, а постепенно. На какое-то время люди забыли о трех мучениках на крестах, удивляясь небу. Иные полагали, что надвигается гроза. Толпа стала расходиться, многие поспешили к воротам. Женщины покрывали головы шалями и, прихватив детей, бежали в поисках укрытия.
   Грома не было слышно, не сверкали молнии, не было и туч. Небо до такой степени потемнело, что на солнце можно было смотреть открыто. На все опустилась сумеречная тьма.
   Людей охватил ужас, и они в панике спрашивали друг друга, что происходит. Некоторые предполагали, что это могла быть гигантская пыльная буря, поднявшая тонны песка между солнцем и землею. С ними не соглашались, ибо самые древние старики не видели пыльной бури, которая закрывала бы весь Иерусалим.
   Тьма стояла до конца дня.
   (Эта тьма, оказывается, охватила и другие части мира. Флегон писал, что в четвертом году двести второй Олимпиады над Европой нависла невиданная ранее тьма. В полдень на небе были видны звезды. Тертуллиан позже писал, что в римских хрониках он обнаружил запись о тьме, охватившей весь мир, объяснения которой государственные мужи империи найти не могли).