Страница:
Крепость Антония была построена Иродом Великим, иудеем лишь наполовину, имевшему страсть к сооружению замысловатых дворцов и красивых городов. Когда римляне посадили его на трон, он назвал крепость, держащую Иерусалим в подчинении, именем своего друга Марка Антония.
Антония была построена с умыслом. Храм занимал почти половину восточной стены города, величественно возвышавшейся над долиной Кедрона. Южная и западная стены храма были неприступны для неприятеля. А крепость, подобно громадной каменной глыбе частично вклинилась в северо-восточную часть храма. В крепости были проходы для подкреплений с севера в случае, если евреи заблокируют остальные ворота, а с юга имелись подземные ходы в храм, по которым в час смуты римляне могли проникнуть на Паперть язычников и занять весь храм.
В Антонии были крытые галереи, бани, огромные дворы, выложенные камнем, покои, казармы для двенадцатого легиона, два огромных водохранилища. Дороги внутри крепости были вымощены камнем - плитняком с шероховатой поверхностью, чтобы в мокрую погоду по ним не скользили копыта лошадей. Все дворы и крыши имели незначительный уклон, и дождевая вода стекала в канавы, а затем попадала в хранилища, расположенные глубоко под землей.
Для евреев Антония внутри стен города была словно обнаженный нерв больного зуба.
Часовые на городских стенах огласили четвертый час ночной стражи, а в домах завершалось первое пасхальное пиршество.
10 часов
Иисус окинул взглядом оставшихся с Ним. Они все еще ели, проголодавшись за день, а Он прислушивался к их разговорам, вникая в их потаенные мысли, еще больше убеждался в том, что знал и ранее - это были верные люди. Мессия беспокоился, ибо это были Его последние часы с ними, а поведать им надо было еще много, очень много.
Он тоже вкушал пищу, чтобы не привлекать их внимания отсутствием праздничного настроения; Иисус, вероятно, знал, что в этой комнате Каиафа не арестует Его. Если бы Он думал, что Его схватят здесь, Он не придержал бы очень важные слова, которые скажет по пути к гефсимане (маслобойне).
Иисус знал, что Каиафа захочет сделать все скрытно. У Христа было много сторонников в городе и по всей стране, и Его публичный арест вызвал бы волнения, которые могли перерасти в мятеж. Мятежи всегда заканчивались кровавыми действиями римских легионеров.
Каиафа понимал, что Иисуса надо взять под стражу без шума. Знал это и Иисус. А сейчас, после посещения Антонии первосвященником, это знал и Пилат. Он предоставит первосвященнику необходимую помощь, но не ради примирения с ним. Он помышлял насолить иудеям, ускорив ход события, которое должно было расколоть людей на две враждебные группы.
Пилат знал, что после ареста он сможет предать огласке это не столь уж важное тайное дело и бросить его, как комок грязи, в лицо иудеям. А сейчас он делал вид, что так радеет за справедливость, что Пленника должны будут повести к нему для слушания через лесь город.
Сын Человеческий знал все это и даже больше, как будто эта драма была написана на заре времени, как оно и было на самом деле. А слова, сказанные в этот день, будут запечатлены в грядущих веках.
После третьего кубка вина ученики устремили свои взгляды на Иисуса, ожидая, что Он завершит ритуал вечери. Он приподнялся, облокотившись, чтобы видеть лица всех, включая Петра.
"Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, - сказал Он, - ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не свершится в Царствии Божьем".
Как и раньше, эти слова для учеников были окружены таинственностью, но сейчас они интересовались событиями, которые будут до того, как "свершится". И что такое "свершится"? Что значит это слово? Должна свершиться пасха? Где будет эта новая пасха? Может быть, Он имеет в виду конец света? Они все еще шептались, когда Он взял плоский круглый хлеб. Увидев это, апостолы умолкли и стали ждать.
Иисус встал. Он возложил руку на хлеб, обратил взор к небу и прошептал слова благословения. Затем молча преломил хлеб на части и раздал их апостолам.
"Сие есть тело Мое, - промолвил Он, - которое за вас предается, примите и едите". Они вкусили хлеб, не понимая ничего, кроме того, что это было неожиданным отступлением от пасхального ритуала. Он улыбнулся: "Сие творите в Мое воспоминание". Они поняли, что должны делать это снова и снова, когда Его не станет.
Иисус взял большой металлический сосуд с разбавленным вином и прошептал второе благословение. Затем Он обошел всех и вручил каждому кубок. "Пейте все, - сказал Он, - ибо сие есть кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов".
Хотя этим простым людям еще предстояло постичь высокие знания через Духа Святого они поняли сразу значение хлеба и вина, потому что Он назвал одно Своим телом, а другое Своей кровью и сказал, что они должны "творить это в воспоминание Его". В этот миг апостолы осознали, что Иисус Христос отошел от ритуала древней Иудеи и устанавливал новую веру, новое соглашение с Богом, путь спасения всего человечества: Богочеловек в любви приносил Себя в жертву.
Немногие задумались, почему Иисус сделал это значительное дело, дал им Свое тело и кровь в отсутствии казначея. И наоборот, двое из них сейчас хорошо понимали, почему надо было ждать ухода Иуды, прежде чем посвятить их в новое таинство. Это была новая надежда мира.
* * *
Песочные часы отсыпали уже десять часов, и Каиафа нетерпеливо ждал у себя во дворе прибытия солдат. Делать задуманное надо было быстро и тихо. Римские воины все еще не появлялись, и Каиафа кипел от злости на Пилата за задержку. Вокруг первосвященника толпились ждавшие его указаний слуги.
Он подозвал Иуду и с отвращением наблюдал его почтительный поклон. Каиафа был неглуп и понимал, что если Иуда жил рядом с тем, кто провозгласил себя Мессией, а затем предал Его за гроши, то при удобном случае он предаст первосвященника за еще меньшую сумму.
Каиафа старался предусмотреть любой поворот событий. Он приказал Иуде провести отряд к дому, где была вечеря и указать солдатам на нужного Человека. Он живо представил себе неразбериху и возможную драку при налете и не хотел бы, чтобы Иисус ускользнул. Если Он вырвется из сетей этой ночью, то может бежать в Галилею или в пустыню и не появится в Иерусалиме до великих праздников осенью.
Первосвященник не намеревался арестовывать апостолов. Они были овцами и разбегутся при первом же нападении на пастуха. Он позвал старшего из прислуги и втолковал ему, что апостолам нужно лишь пригрозить арестом. Этого будет вполне достаточно. С законом необходимо считаться, а ему нужен был суд над одним Человеком. Было бы куда лучше, если бы апостолы смогли поведать сторонникам Иисуса, что Его схватили, судили и обвинили в богохульстве. И тогда этот новый культ или секта улетучились бы, а народ возвратился бы в лоно истинного поклонения, в храм.
Обдумывая любые возможности, Каиафа спросил у Иуды, что случится, если Жертва уйдет из большой горницы. Иуда ответил, что пиршество должно продолжаться еще не менее часа, и что не представит никакого труда окружить дом и направить отряд в горницу по лестнице - другого выхода не было - а он заведет их в горницу и укажет на Иисуса, подойдя и поцеловав Его. По этому они и узнают Его.
Если же Иисус с последователями покинут горницу наверху, то по предположению Иуды они пойдут к маслобойне у подножия Горы Елеонской, где они часто (ночевали, находясь в Иерусалиме. Если их не окажется и там, солдаты пойдут в Вифанию в дом Марфы и Марии, потому что это единственное место, где еще мог почивать Иисус. А так как Вифания была на расстоянии всего часа пути от дома первосвященника, осуществить арест можно будет задолго до рассвета и пробуждения города.
Каиафа ликовал. Поскольку добыча наверняка была поблизости, причин дя беспокойства не было. Было бы проще всего схватить Иисуса в большой горнице, где Он в случае сопротивления аресту мог получить рану от римского копья. Это сняло бы ответственность с первосвященника, Синедриона и, следовательно, храма. А тысячи последователей Иисуса в городе и за его пределами обратили бы всю свою злобу на римлян - идеальная ситуация для Каиафы. Однако сопротивления вряд ли стоило ожидать, если же, конечно, фарисеи хорошо изучили этого Человека. Мессия проповедовал любовь и покорность, ненасилие и всепрощенчество, а эти качества не вполне пригодны для ночной схватки с солдатами.
Каиафа сознавал, что смотрел на дело Иисуса сквозь пальцы. Он более года знал о существовании Христа, и было бы легче взять Его раньше. Его можно было судить в Синедрионе за богохульство и, если бы Его признали слабоумным, Он был бы признан вне закона. А если бы в Нем узрели опасность, Его бы избили камнями прежде, чем Он смог бы привлечь такое множество сторонников. А сейчас уже слишком поздно, он вынужден был ловить момент, чтобы арестовать, судить и казнить богохульника, пока Тот окончательно не разрушил власть храма.
С такими мыслями Каиафа коротал ночь. Радовало, что в городе было так спокойно. По дороге в Антонию он отметил, что на улицах почти никого; большинство горожан находились в домах за праздничным столом или отходили ко сну. Если бы только римляне со своими блестящими щитами прибыли вовремя арест, суд, приговор и избиение камнями к утру уже закончились бы. У священника того времени могло быть пять возможных версий об Иисусе: 1) Он был Мессией; 2) Он был мошенником; 3) Он был заблудшим человеком и вообразил себя Мессией; 4) Он был добрым духом; 5) Он был злым духом.
Ничто не может подтвердить, что Каиафа или Синедрион допускали иные возможности, кроме той, что Иисус был мошенником. Вся беда была, пожалуй, в том, что деловая политика и управление торговлей в храме довлели столь сильно, что сердце августейшего священника очерствело, а с годами он потерял то, что стремился спасти - свою душу. Он стал взвешивать все дела, и духовные, и мирские, на одних и тех же весах. А со временем такой человек будет глумиться над любым проявлением сверхъестественного. Падение, которое он усматривал у других, происходило в его душе.
Иудеи верили в силу духов. В мире земном и мире потустороннем, по их вере, обитали бесчисленные духи, добрые и злые. Добрые духи были ниспосланы Богом и направляли человека на путь праведный, а все злые духи, подчиняясь власти Бога, противились Его воле и презирали человека. Все духи состояли из эфирного флюидного вещества, излучавшего слабое свечение или полупрозрачного.
В еврейском мире всех духов называли ангелами. Среди них были ангелы присутствия - те, что вечно стояли пред Богом. Были ангелы пастырства, которых посылали на землю, нередко в человеческом образе, для исполнения Промысла Божия. Другие управляли движением звезд и Земли. Были и такие, что занимались делами умерших. Некоторые были приставлены к людским расам, в то время как многие - к отдельным смертным. У других же не было иных обязанностей, кроме как изводить демонов. Среди множества духов семь были Божьими избранниками, из которых наиболее известны Михаил, Рафаил и Гавриил. Злых духов возглавлял Сатана, "супостат", ко временам Иисуса получивший новые имена: Вельзевул, Асмодей, Мастема.
Злые духи обитали ближе к земле и предпочитали пустынные и грязные места: заброшенные дома, гробницы, развалины, а иногда, если их присутствие было желательным, поселялись в домах людей. Они вершили свои деяния по ночам, вызывая физические и нравственные недуги, несчастья, скандалы, раздоры и войны. Они искушали праведных, толкали нечестивых к дальнейшему падению, содействовали идолопоклонству, обучали магии и извращали закон.
Каиафе все это было известно. В голове его проносились смутные догадки о личности Мессии. Мысль о том, что Иисус - настоящий Мессия, была бы для Каиафы ужасной. В этом случае Иисус имел бы власть над всеми людьми и народами и мог бы уничтожить Каиафу вместе с храмом. От такой мысли можно было прийти в отчаяние. Вероятность того, что Иисус - Мессия, заставила бы любого - не говоря уже о священнике, - не чинить заговор против жизни такого Человека. Будь на месте Каиафы другой, он бы тщательно все взвесил, и если бы убедился, что новый Мессия соответствует всем религиозным описаниям и помимо того исцеляет больных, воскрешает мертвых, дает зрение слепым, читает в душах людей и творит другие чудеса принародно - обладает сверхестественной силой как Сам Бог - он бы упал на колени перед Ним и молил о прощении.
Каиафа не допускал такой возможности, как и его тесть. Они уже обсуждали этот вопрос и, наверняка, советовались с видными членами Синедриона. Иисус, по их разумению, был обманщиком, день ото дня все более опасным для их образа жизни. Простые деревенские иудеи все сильнее верили в Иисуса, покидали дома, чтобы следовать за Ним, а горстка избранных в храме все более ожесточалась против Него.
* * *
А в большой горнице апостолы слушали Учителя, затаив дыхание. Он говорил страстно, зная, что может сказать все это только один раз. Насытившийся превосходной пищей Петр, который всегда как ребенок хвастался своей любовью к Иисусу, стал объектом укоризненных замечаний: "Симон, Симон, - сказал Иисус, - запомни Мои слова: Сатана просил вашего отступничества, чтобы сеять вас как пшеницу. Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя". А затем, уже избегая упоминания о Своей смерти, добавил: "И ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих".
Петр, великий телом и душою, прервал: "Господи, с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти". Иисус покачал головой: "Говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что знаешь Меня".
Петр вскинул было руки для возражения, но Иисус приостановил его жестом. Подошли слуги, чтобы убрать блюда и добавить вина. Когда они ушли, Галилеянин погрузился в раздумье. Он перебирал пальцами свой пустой кубок, а затем оглядел лица каждого из учеников.
"Ныне, - повторил Он уже сказанное ранее, - прославится Сын Человеческий, и Бог прославится в Нем". Он имел в виду новое священное жертвоприношение, установленное Им Самим. "Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе и вскоре прославит Его".
И снова апостолы были озадачены. Они не совсем понимали, ибо сейчас Иисус говорил о ближайшем будущем; Отец прославит Его в смерти путем спасения душ людских и скорым воскресением.
Кто-то из апостолов положил дорожную суму на ложе, вероятно, чтобы собрать в нее оставшийся хлеб. Мессия заметил это и сказал, обращаясь ко всем: "Когда Я посылал вас без мешка и без сумы, и без обуви, имели ли вы в чем недостаток?" Они отрицательно покачали головами, а кто-то сказал: "Нет". Тогда Он сказал им: "Но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч". Эти слова все поняли сразу: когда Господа не станет, жизнь для них станет тернистой. Никто их больше не защитит от холода и голода, нищеты и нападок врагов Божьих. Нести слово Господне им придется, преодолевая огромные трудности.
"Ибо сказываю Вам, - закончил Иисус, - что должно исполниться на Мне и сему написанному: "и к злодеям причислен". Ибо то, что о Мне, приходит к концу".
"Господи! Вот здесь два меча", - сказали они, указывая на оружие у стены. "Этого довольно", - завершил этот разговор Иисус.
11 часов
После последнего кубка вина все встали и пропели молитву, и когда в большой горнице умолкли торжественные звуки, тишина возвестила о начале Нового Завета. До этой ночи Завет был един, а теперь будет Ветхий Завет и Новый Завет, который продолжит откровения Бога через Иисуса, Его Сына.
Иисус приподнялся с ложа, и все последовали Его примеру. Он еще не намеревался уходить, и апостолы продолжали разговор, теряясь в догадках. Они говорили о новом самопожертвовании и казалось, они понимают важность этого события, которое станет вершиной их дела. Осознали они также, что отныне являются проповедниками новой веры.
Некоторые припоминали, что еще год назад на проповеди в синагоге в Капернауме Иисус сказал им, что отдаст им Свою плоть и кровь, без коих они не смогут жить. В то время многим стало не по себе при самой этой мысли. А теперь они поняли, что Иисус благословил хлеб, претворив его в свою плоть, и благословил вино, претворив его в свою кровь, а вкушая их, они были благословлены иметь в себе Его Дух. Им стали понятны Его слова: "Сие творите в Мое воспоминание", а это значит, что они могут совершать это на протяжении всей жизни и передавать это таинство другим.
Петр, Фома, Филипп и Иуда заговорили о скорой разлуке с Иисусом, и все грустно притихли. Мессия был тронут и обратился к ним нежным словом "дети" и повторил сказанные за столом речи.
Апостолы впали в уныние, и его не рассеяли нежные слова Иисуса. Понурив головы, они лишь изредка поглядывали на Него. У них не было слов. Как человек, Иисус также испытывал грусть. Он был молод и крепок в свои тридцать три года, и как человек имел огромную способность к любви, которую Он испытывал ко всем людям. Было грустно при мысли, что Ему надлежит умереть как преступнику, расстаться с теми, кто радовал Его душу. Но Иисус оставил мысли о собственной гибели, как обычно человек старается не думать об ужасном.
"Да не смущается сердце ваше, - сказал Он кротко, - веруйте в Бога и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много. Я иду приготовить вам место".
В глазах апостолов засветилась надежда. "И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я".
Ученики оживились, они трепетно верили, что этот Человек был Мессией, они верили в это уже более двух лет, отказались от прежней жизни и имущества, а некоторые даже от семей. Когда Он сообщил о Своей смерти, они были в отчаянии, но когда Он сказал, что после смерти вернется за ними и возьмет их "домой", они преисполнились торжественной и глубокой радости.
"А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете", - продолжал Иисус. Их радостные лица вдруг омрачились. Они знают путь? Куда? Они взглянули на Фому, ибо очень часто он их выручал, зная что и как спросить у Господа. Фома покашлял, как всегда, посомневался и спросил: "Господи, не знаем, куда идешь. И как можем знать путь?"
"Я - Путь и Истина и Жизнь, - ответил Иисус, - и никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего". На их лицах снова появилась растерянность, и Он, как отец, поясняющий детям простейшие вещи, сказал: "И отныне знаете Его и видели Его".
Проще объяснить было невозможно. Он говорил, что Бог Отец и Бог Сын одно и то же. Разуму апостолов было непосильно охватить это, но некоторые кивнули в знак понимания, хотя им ничего не было понятно. "Господи, взмолился Филипп, - покажи нам Отца и довольно для нас". Превыше всего в те времена была честность договора: покажи нам, и мы поверим. Попроси Его явиться сейчас, хоть на миг, и все вопросы отпадут.
Иисус спокойно ответил: "Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп?" И отчетливо добавил: "Видевший Меня, видел Отца. Как же ты говоришь "покажи нам Отца", разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя. Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела. Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне, а если не так, то верьте Мне по самим делам".
Иисус был терпелив с учениками, ибо понимал, как трудно было человеческому разуму представить два Божества в одном. Он знал, что мог заставить всех уверовать в Себя - даже Каиафа и Анна пали бы ниц перед Ним, если бы Он решил проявить Свою божественность, но главное в Его учении привести человека к вере без видимых чудес. Некогда Бог Отец снизошел на горную вершину и говорил с Моисеем, а также передал ему скрижали с заповедями. Возможно, из-за этого человек почувствовал, что он может торговаться с Создателем по любому поводу. Он мог пообещать следовать Закону, если Бог сначала скажет, какое вознаграждение он получит за это. Он хотел знать точно то, что зависело от Бога, где и когда, сколько и как долго. И более того, он желал подтверждений.
Иисус - олицетворение любви, никогда не терял терпения с чадами Отца Своего. "Истинно говорю вам, - промолвил Он, посмотрев на апостолов, а через них на все человечество во все грядущие века, - верующий в Меня, дела, которые Я творю, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду. И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю". Его глаза умоляли верить: если они не могут понять, пусть просто верят. Он опустил глаза и прошептал: "Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди".
Иисус подал знак Петру, и все поднялись. Была уже полночь. Иисус первым сошел вниз и поблагодарил отца Марка за гостеприимство. Затем они вышли на залитые лунным светом безлюдные улицы и, переговариваясь, направились к долине Хиннома.
С запада дул легкий ветерок и гнал облака по лунному небу. Оно было усыпано звездами, нарядными украшениями небес. Эта ночь была столь светла, что известняковые плиты Римской лестницы ярко белели издали, и на них четко выделялись тени деревьев.
По пути Иисус продолжил разговор, и когда Ему надо было что-то сказать, Он останавливался и все внимали Ему, обступив кольцом. Так, с остановками, они прошли южную часть Иерусалима, затем вниз по Римской лестнице к воротам Фонтана.
"И я умолю Отца, - убеждал их Иисус, - и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его. А вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет". В лунном свете Иисус увидел страх на их лицах, успокоил: "Не оставлю вас сиротами, приду к вам". Слово "утешитель" Иисус сказал по-гречески, что значит советчик, защитник. Когда Он сказал "другой утешитель", он подразумевал, что Сам был Утешителем для апостолов, а теперь пошлет другого Утешителя, Который всегда будет с учениками и всеми верующими в Иисуса. Он говорил о Святом Духе.
"Еще немного, и мир уже не увидит Меня, а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить. В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня, а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим. И Я возлюблю Его и явлюсь ему Сам".
Они уже спускались по широкой лестнице, когда вечно молчавший Иуда остановил шествие вопросом: "Господи! Что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру?" Благо, что этот вопрос задал неразговорчивый Иуда, потому что ответ объяснил очень многое: "Кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое. И Отец Мой возлюбит его, и мы придем к нему и обитель у него сотворим. Не любящий Меня не соблюдает слов Моих. Слово же, которое вы слышите, не есть Мое, но пославшего Меня Отца. Сие сказал Я вам, находясь с вами. Утешитель же Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам. Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам". (Ев. от Иоан. гл. 14.)
* * *
Город спал. Через несколько минут будет сменяться стража, и на крепостных стенах раздадутся возгласы солдат. Вскоре откроются ворота храма для первых молящихся, а в наружных дворах нищие станут просить милостыню Пасхального дня.
Спокойствие лунной ночи нарушал лишь шум в северо-восточной части города. Это, чеканя шаг, уходил из крепости Антония отряд римских легионеров. Обычно таким отрядом командовал центурион, но Каиафа в своей просьбе преувеличил дело, и отряд возглавил сам трибун, военачальник города.
Трибун понимал, что ему не следовало вмешиваться в этот арест: ведь богохульство против Ягве не было преступлением против Рима, и в законе империи не было статьи, по которой можно было бы судить Иисуса. Это была чисто еврейская проблема, связанная с провинциальным смутьяном, кто так или иначе подрывал престиж великого храма. Единственно, что требовалось от трибуна, так это оказать содействие храмовой страже в исполнении приказов, первосвященника. В случае сопротивления римляне были уполномочены избивать евреев до смерти.
В голове и в хвосте колонны легионеры несли факелы, и трибун, проходя вдоль рядов, осмотрел снаряжение. Он повел солдат на запад и свернул налево у ворот в городской стене, за которыми находился невысокий холм, который евреи называли Голгофой, то есть Лобным местом.
Теперь отряд спешно следовал в южную часть города. Им было приказано прибыть к первосвященнику, а тот проведет их к преступнику. Они уже прошли между дворцом Иродов и Хасмонейским дворцом. При свете факелов движения их ног напоминали зловещий танец.
* * *
Каиафа томился в ожидании и, не вытерпев, послал гонца в Антонию. На полпути тот встретил легионеров и поспешил обратно к первосвященнику с вестью. У Каиафы отлегло от сердца и раздражение медлительностью римлян прошло. Он решил еще раз допросить Иуду, чтобы найти слабые места в его сведениях. Первосвященник понимал, что если Иисуса не возьмут этой ночью, он станет посмешищем в глазах римлян, и утром слухи о неудаче расползутся из Антонии. Он должен во что бы то ни стало найти Иисуса и взять Его под стражу этой же ночью.
Иуду позвали к Каиафе, и тот предположил, что Иисус и Его последователи могут отправиться в Вифанию в эту ночь, ибо Галилеянин строго соблюдал расстояние субботнего дня и не ступит ни шага дальше дозволенного.
У Иуды было достаточно времени, чтобы все прикинуть, и он допускал, что было еще два места, куда мог пойти Иисус, если Его не окажется в большой горнице. Первым была маслобойня у подножия Горы Елеонской, о чем Иуда уже сообщил Каиафе, а вторым - огромная пещера выше по дороге к вершине горы, где Иисус вместе с апостолами изредка ночевал. Ясно было одно: дальше они не пойдут.
Антония была построена с умыслом. Храм занимал почти половину восточной стены города, величественно возвышавшейся над долиной Кедрона. Южная и западная стены храма были неприступны для неприятеля. А крепость, подобно громадной каменной глыбе частично вклинилась в северо-восточную часть храма. В крепости были проходы для подкреплений с севера в случае, если евреи заблокируют остальные ворота, а с юга имелись подземные ходы в храм, по которым в час смуты римляне могли проникнуть на Паперть язычников и занять весь храм.
В Антонии были крытые галереи, бани, огромные дворы, выложенные камнем, покои, казармы для двенадцатого легиона, два огромных водохранилища. Дороги внутри крепости были вымощены камнем - плитняком с шероховатой поверхностью, чтобы в мокрую погоду по ним не скользили копыта лошадей. Все дворы и крыши имели незначительный уклон, и дождевая вода стекала в канавы, а затем попадала в хранилища, расположенные глубоко под землей.
Для евреев Антония внутри стен города была словно обнаженный нерв больного зуба.
Часовые на городских стенах огласили четвертый час ночной стражи, а в домах завершалось первое пасхальное пиршество.
10 часов
Иисус окинул взглядом оставшихся с Ним. Они все еще ели, проголодавшись за день, а Он прислушивался к их разговорам, вникая в их потаенные мысли, еще больше убеждался в том, что знал и ранее - это были верные люди. Мессия беспокоился, ибо это были Его последние часы с ними, а поведать им надо было еще много, очень много.
Он тоже вкушал пищу, чтобы не привлекать их внимания отсутствием праздничного настроения; Иисус, вероятно, знал, что в этой комнате Каиафа не арестует Его. Если бы Он думал, что Его схватят здесь, Он не придержал бы очень важные слова, которые скажет по пути к гефсимане (маслобойне).
Иисус знал, что Каиафа захочет сделать все скрытно. У Христа было много сторонников в городе и по всей стране, и Его публичный арест вызвал бы волнения, которые могли перерасти в мятеж. Мятежи всегда заканчивались кровавыми действиями римских легионеров.
Каиафа понимал, что Иисуса надо взять под стражу без шума. Знал это и Иисус. А сейчас, после посещения Антонии первосвященником, это знал и Пилат. Он предоставит первосвященнику необходимую помощь, но не ради примирения с ним. Он помышлял насолить иудеям, ускорив ход события, которое должно было расколоть людей на две враждебные группы.
Пилат знал, что после ареста он сможет предать огласке это не столь уж важное тайное дело и бросить его, как комок грязи, в лицо иудеям. А сейчас он делал вид, что так радеет за справедливость, что Пленника должны будут повести к нему для слушания через лесь город.
Сын Человеческий знал все это и даже больше, как будто эта драма была написана на заре времени, как оно и было на самом деле. А слова, сказанные в этот день, будут запечатлены в грядущих веках.
После третьего кубка вина ученики устремили свои взгляды на Иисуса, ожидая, что Он завершит ритуал вечери. Он приподнялся, облокотившись, чтобы видеть лица всех, включая Петра.
"Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, - сказал Он, - ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не свершится в Царствии Божьем".
Как и раньше, эти слова для учеников были окружены таинственностью, но сейчас они интересовались событиями, которые будут до того, как "свершится". И что такое "свершится"? Что значит это слово? Должна свершиться пасха? Где будет эта новая пасха? Может быть, Он имеет в виду конец света? Они все еще шептались, когда Он взял плоский круглый хлеб. Увидев это, апостолы умолкли и стали ждать.
Иисус встал. Он возложил руку на хлеб, обратил взор к небу и прошептал слова благословения. Затем молча преломил хлеб на части и раздал их апостолам.
"Сие есть тело Мое, - промолвил Он, - которое за вас предается, примите и едите". Они вкусили хлеб, не понимая ничего, кроме того, что это было неожиданным отступлением от пасхального ритуала. Он улыбнулся: "Сие творите в Мое воспоминание". Они поняли, что должны делать это снова и снова, когда Его не станет.
Иисус взял большой металлический сосуд с разбавленным вином и прошептал второе благословение. Затем Он обошел всех и вручил каждому кубок. "Пейте все, - сказал Он, - ибо сие есть кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов".
Хотя этим простым людям еще предстояло постичь высокие знания через Духа Святого они поняли сразу значение хлеба и вина, потому что Он назвал одно Своим телом, а другое Своей кровью и сказал, что они должны "творить это в воспоминание Его". В этот миг апостолы осознали, что Иисус Христос отошел от ритуала древней Иудеи и устанавливал новую веру, новое соглашение с Богом, путь спасения всего человечества: Богочеловек в любви приносил Себя в жертву.
Немногие задумались, почему Иисус сделал это значительное дело, дал им Свое тело и кровь в отсутствии казначея. И наоборот, двое из них сейчас хорошо понимали, почему надо было ждать ухода Иуды, прежде чем посвятить их в новое таинство. Это была новая надежда мира.
* * *
Песочные часы отсыпали уже десять часов, и Каиафа нетерпеливо ждал у себя во дворе прибытия солдат. Делать задуманное надо было быстро и тихо. Римские воины все еще не появлялись, и Каиафа кипел от злости на Пилата за задержку. Вокруг первосвященника толпились ждавшие его указаний слуги.
Он подозвал Иуду и с отвращением наблюдал его почтительный поклон. Каиафа был неглуп и понимал, что если Иуда жил рядом с тем, кто провозгласил себя Мессией, а затем предал Его за гроши, то при удобном случае он предаст первосвященника за еще меньшую сумму.
Каиафа старался предусмотреть любой поворот событий. Он приказал Иуде провести отряд к дому, где была вечеря и указать солдатам на нужного Человека. Он живо представил себе неразбериху и возможную драку при налете и не хотел бы, чтобы Иисус ускользнул. Если Он вырвется из сетей этой ночью, то может бежать в Галилею или в пустыню и не появится в Иерусалиме до великих праздников осенью.
Первосвященник не намеревался арестовывать апостолов. Они были овцами и разбегутся при первом же нападении на пастуха. Он позвал старшего из прислуги и втолковал ему, что апостолам нужно лишь пригрозить арестом. Этого будет вполне достаточно. С законом необходимо считаться, а ему нужен был суд над одним Человеком. Было бы куда лучше, если бы апостолы смогли поведать сторонникам Иисуса, что Его схватили, судили и обвинили в богохульстве. И тогда этот новый культ или секта улетучились бы, а народ возвратился бы в лоно истинного поклонения, в храм.
Обдумывая любые возможности, Каиафа спросил у Иуды, что случится, если Жертва уйдет из большой горницы. Иуда ответил, что пиршество должно продолжаться еще не менее часа, и что не представит никакого труда окружить дом и направить отряд в горницу по лестнице - другого выхода не было - а он заведет их в горницу и укажет на Иисуса, подойдя и поцеловав Его. По этому они и узнают Его.
Если же Иисус с последователями покинут горницу наверху, то по предположению Иуды они пойдут к маслобойне у подножия Горы Елеонской, где они часто (ночевали, находясь в Иерусалиме. Если их не окажется и там, солдаты пойдут в Вифанию в дом Марфы и Марии, потому что это единственное место, где еще мог почивать Иисус. А так как Вифания была на расстоянии всего часа пути от дома первосвященника, осуществить арест можно будет задолго до рассвета и пробуждения города.
Каиафа ликовал. Поскольку добыча наверняка была поблизости, причин дя беспокойства не было. Было бы проще всего схватить Иисуса в большой горнице, где Он в случае сопротивления аресту мог получить рану от римского копья. Это сняло бы ответственность с первосвященника, Синедриона и, следовательно, храма. А тысячи последователей Иисуса в городе и за его пределами обратили бы всю свою злобу на римлян - идеальная ситуация для Каиафы. Однако сопротивления вряд ли стоило ожидать, если же, конечно, фарисеи хорошо изучили этого Человека. Мессия проповедовал любовь и покорность, ненасилие и всепрощенчество, а эти качества не вполне пригодны для ночной схватки с солдатами.
Каиафа сознавал, что смотрел на дело Иисуса сквозь пальцы. Он более года знал о существовании Христа, и было бы легче взять Его раньше. Его можно было судить в Синедрионе за богохульство и, если бы Его признали слабоумным, Он был бы признан вне закона. А если бы в Нем узрели опасность, Его бы избили камнями прежде, чем Он смог бы привлечь такое множество сторонников. А сейчас уже слишком поздно, он вынужден был ловить момент, чтобы арестовать, судить и казнить богохульника, пока Тот окончательно не разрушил власть храма.
С такими мыслями Каиафа коротал ночь. Радовало, что в городе было так спокойно. По дороге в Антонию он отметил, что на улицах почти никого; большинство горожан находились в домах за праздничным столом или отходили ко сну. Если бы только римляне со своими блестящими щитами прибыли вовремя арест, суд, приговор и избиение камнями к утру уже закончились бы. У священника того времени могло быть пять возможных версий об Иисусе: 1) Он был Мессией; 2) Он был мошенником; 3) Он был заблудшим человеком и вообразил себя Мессией; 4) Он был добрым духом; 5) Он был злым духом.
Ничто не может подтвердить, что Каиафа или Синедрион допускали иные возможности, кроме той, что Иисус был мошенником. Вся беда была, пожалуй, в том, что деловая политика и управление торговлей в храме довлели столь сильно, что сердце августейшего священника очерствело, а с годами он потерял то, что стремился спасти - свою душу. Он стал взвешивать все дела, и духовные, и мирские, на одних и тех же весах. А со временем такой человек будет глумиться над любым проявлением сверхъестественного. Падение, которое он усматривал у других, происходило в его душе.
Иудеи верили в силу духов. В мире земном и мире потустороннем, по их вере, обитали бесчисленные духи, добрые и злые. Добрые духи были ниспосланы Богом и направляли человека на путь праведный, а все злые духи, подчиняясь власти Бога, противились Его воле и презирали человека. Все духи состояли из эфирного флюидного вещества, излучавшего слабое свечение или полупрозрачного.
В еврейском мире всех духов называли ангелами. Среди них были ангелы присутствия - те, что вечно стояли пред Богом. Были ангелы пастырства, которых посылали на землю, нередко в человеческом образе, для исполнения Промысла Божия. Другие управляли движением звезд и Земли. Были и такие, что занимались делами умерших. Некоторые были приставлены к людским расам, в то время как многие - к отдельным смертным. У других же не было иных обязанностей, кроме как изводить демонов. Среди множества духов семь были Божьими избранниками, из которых наиболее известны Михаил, Рафаил и Гавриил. Злых духов возглавлял Сатана, "супостат", ко временам Иисуса получивший новые имена: Вельзевул, Асмодей, Мастема.
Злые духи обитали ближе к земле и предпочитали пустынные и грязные места: заброшенные дома, гробницы, развалины, а иногда, если их присутствие было желательным, поселялись в домах людей. Они вершили свои деяния по ночам, вызывая физические и нравственные недуги, несчастья, скандалы, раздоры и войны. Они искушали праведных, толкали нечестивых к дальнейшему падению, содействовали идолопоклонству, обучали магии и извращали закон.
Каиафе все это было известно. В голове его проносились смутные догадки о личности Мессии. Мысль о том, что Иисус - настоящий Мессия, была бы для Каиафы ужасной. В этом случае Иисус имел бы власть над всеми людьми и народами и мог бы уничтожить Каиафу вместе с храмом. От такой мысли можно было прийти в отчаяние. Вероятность того, что Иисус - Мессия, заставила бы любого - не говоря уже о священнике, - не чинить заговор против жизни такого Человека. Будь на месте Каиафы другой, он бы тщательно все взвесил, и если бы убедился, что новый Мессия соответствует всем религиозным описаниям и помимо того исцеляет больных, воскрешает мертвых, дает зрение слепым, читает в душах людей и творит другие чудеса принародно - обладает сверхестественной силой как Сам Бог - он бы упал на колени перед Ним и молил о прощении.
Каиафа не допускал такой возможности, как и его тесть. Они уже обсуждали этот вопрос и, наверняка, советовались с видными членами Синедриона. Иисус, по их разумению, был обманщиком, день ото дня все более опасным для их образа жизни. Простые деревенские иудеи все сильнее верили в Иисуса, покидали дома, чтобы следовать за Ним, а горстка избранных в храме все более ожесточалась против Него.
* * *
А в большой горнице апостолы слушали Учителя, затаив дыхание. Он говорил страстно, зная, что может сказать все это только один раз. Насытившийся превосходной пищей Петр, который всегда как ребенок хвастался своей любовью к Иисусу, стал объектом укоризненных замечаний: "Симон, Симон, - сказал Иисус, - запомни Мои слова: Сатана просил вашего отступничества, чтобы сеять вас как пшеницу. Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя". А затем, уже избегая упоминания о Своей смерти, добавил: "И ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих".
Петр, великий телом и душою, прервал: "Господи, с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти". Иисус покачал головой: "Говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что знаешь Меня".
Петр вскинул было руки для возражения, но Иисус приостановил его жестом. Подошли слуги, чтобы убрать блюда и добавить вина. Когда они ушли, Галилеянин погрузился в раздумье. Он перебирал пальцами свой пустой кубок, а затем оглядел лица каждого из учеников.
"Ныне, - повторил Он уже сказанное ранее, - прославится Сын Человеческий, и Бог прославится в Нем". Он имел в виду новое священное жертвоприношение, установленное Им Самим. "Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе и вскоре прославит Его".
И снова апостолы были озадачены. Они не совсем понимали, ибо сейчас Иисус говорил о ближайшем будущем; Отец прославит Его в смерти путем спасения душ людских и скорым воскресением.
Кто-то из апостолов положил дорожную суму на ложе, вероятно, чтобы собрать в нее оставшийся хлеб. Мессия заметил это и сказал, обращаясь ко всем: "Когда Я посылал вас без мешка и без сумы, и без обуви, имели ли вы в чем недостаток?" Они отрицательно покачали головами, а кто-то сказал: "Нет". Тогда Он сказал им: "Но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч". Эти слова все поняли сразу: когда Господа не станет, жизнь для них станет тернистой. Никто их больше не защитит от холода и голода, нищеты и нападок врагов Божьих. Нести слово Господне им придется, преодолевая огромные трудности.
"Ибо сказываю Вам, - закончил Иисус, - что должно исполниться на Мне и сему написанному: "и к злодеям причислен". Ибо то, что о Мне, приходит к концу".
"Господи! Вот здесь два меча", - сказали они, указывая на оружие у стены. "Этого довольно", - завершил этот разговор Иисус.
11 часов
После последнего кубка вина все встали и пропели молитву, и когда в большой горнице умолкли торжественные звуки, тишина возвестила о начале Нового Завета. До этой ночи Завет был един, а теперь будет Ветхий Завет и Новый Завет, который продолжит откровения Бога через Иисуса, Его Сына.
Иисус приподнялся с ложа, и все последовали Его примеру. Он еще не намеревался уходить, и апостолы продолжали разговор, теряясь в догадках. Они говорили о новом самопожертвовании и казалось, они понимают важность этого события, которое станет вершиной их дела. Осознали они также, что отныне являются проповедниками новой веры.
Некоторые припоминали, что еще год назад на проповеди в синагоге в Капернауме Иисус сказал им, что отдаст им Свою плоть и кровь, без коих они не смогут жить. В то время многим стало не по себе при самой этой мысли. А теперь они поняли, что Иисус благословил хлеб, претворив его в свою плоть, и благословил вино, претворив его в свою кровь, а вкушая их, они были благословлены иметь в себе Его Дух. Им стали понятны Его слова: "Сие творите в Мое воспоминание", а это значит, что они могут совершать это на протяжении всей жизни и передавать это таинство другим.
Петр, Фома, Филипп и Иуда заговорили о скорой разлуке с Иисусом, и все грустно притихли. Мессия был тронут и обратился к ним нежным словом "дети" и повторил сказанные за столом речи.
Апостолы впали в уныние, и его не рассеяли нежные слова Иисуса. Понурив головы, они лишь изредка поглядывали на Него. У них не было слов. Как человек, Иисус также испытывал грусть. Он был молод и крепок в свои тридцать три года, и как человек имел огромную способность к любви, которую Он испытывал ко всем людям. Было грустно при мысли, что Ему надлежит умереть как преступнику, расстаться с теми, кто радовал Его душу. Но Иисус оставил мысли о собственной гибели, как обычно человек старается не думать об ужасном.
"Да не смущается сердце ваше, - сказал Он кротко, - веруйте в Бога и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много. Я иду приготовить вам место".
В глазах апостолов засветилась надежда. "И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я".
Ученики оживились, они трепетно верили, что этот Человек был Мессией, они верили в это уже более двух лет, отказались от прежней жизни и имущества, а некоторые даже от семей. Когда Он сообщил о Своей смерти, они были в отчаянии, но когда Он сказал, что после смерти вернется за ними и возьмет их "домой", они преисполнились торжественной и глубокой радости.
"А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете", - продолжал Иисус. Их радостные лица вдруг омрачились. Они знают путь? Куда? Они взглянули на Фому, ибо очень часто он их выручал, зная что и как спросить у Господа. Фома покашлял, как всегда, посомневался и спросил: "Господи, не знаем, куда идешь. И как можем знать путь?"
"Я - Путь и Истина и Жизнь, - ответил Иисус, - и никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего". На их лицах снова появилась растерянность, и Он, как отец, поясняющий детям простейшие вещи, сказал: "И отныне знаете Его и видели Его".
Проще объяснить было невозможно. Он говорил, что Бог Отец и Бог Сын одно и то же. Разуму апостолов было непосильно охватить это, но некоторые кивнули в знак понимания, хотя им ничего не было понятно. "Господи, взмолился Филипп, - покажи нам Отца и довольно для нас". Превыше всего в те времена была честность договора: покажи нам, и мы поверим. Попроси Его явиться сейчас, хоть на миг, и все вопросы отпадут.
Иисус спокойно ответил: "Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп?" И отчетливо добавил: "Видевший Меня, видел Отца. Как же ты говоришь "покажи нам Отца", разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя. Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела. Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне, а если не так, то верьте Мне по самим делам".
Иисус был терпелив с учениками, ибо понимал, как трудно было человеческому разуму представить два Божества в одном. Он знал, что мог заставить всех уверовать в Себя - даже Каиафа и Анна пали бы ниц перед Ним, если бы Он решил проявить Свою божественность, но главное в Его учении привести человека к вере без видимых чудес. Некогда Бог Отец снизошел на горную вершину и говорил с Моисеем, а также передал ему скрижали с заповедями. Возможно, из-за этого человек почувствовал, что он может торговаться с Создателем по любому поводу. Он мог пообещать следовать Закону, если Бог сначала скажет, какое вознаграждение он получит за это. Он хотел знать точно то, что зависело от Бога, где и когда, сколько и как долго. И более того, он желал подтверждений.
Иисус - олицетворение любви, никогда не терял терпения с чадами Отца Своего. "Истинно говорю вам, - промолвил Он, посмотрев на апостолов, а через них на все человечество во все грядущие века, - верующий в Меня, дела, которые Я творю, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду. И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю". Его глаза умоляли верить: если они не могут понять, пусть просто верят. Он опустил глаза и прошептал: "Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди".
Иисус подал знак Петру, и все поднялись. Была уже полночь. Иисус первым сошел вниз и поблагодарил отца Марка за гостеприимство. Затем они вышли на залитые лунным светом безлюдные улицы и, переговариваясь, направились к долине Хиннома.
С запада дул легкий ветерок и гнал облака по лунному небу. Оно было усыпано звездами, нарядными украшениями небес. Эта ночь была столь светла, что известняковые плиты Римской лестницы ярко белели издали, и на них четко выделялись тени деревьев.
По пути Иисус продолжил разговор, и когда Ему надо было что-то сказать, Он останавливался и все внимали Ему, обступив кольцом. Так, с остановками, они прошли южную часть Иерусалима, затем вниз по Римской лестнице к воротам Фонтана.
"И я умолю Отца, - убеждал их Иисус, - и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его. А вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет". В лунном свете Иисус увидел страх на их лицах, успокоил: "Не оставлю вас сиротами, приду к вам". Слово "утешитель" Иисус сказал по-гречески, что значит советчик, защитник. Когда Он сказал "другой утешитель", он подразумевал, что Сам был Утешителем для апостолов, а теперь пошлет другого Утешителя, Который всегда будет с учениками и всеми верующими в Иисуса. Он говорил о Святом Духе.
"Еще немного, и мир уже не увидит Меня, а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить. В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня, а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим. И Я возлюблю Его и явлюсь ему Сам".
Они уже спускались по широкой лестнице, когда вечно молчавший Иуда остановил шествие вопросом: "Господи! Что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру?" Благо, что этот вопрос задал неразговорчивый Иуда, потому что ответ объяснил очень многое: "Кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое. И Отец Мой возлюбит его, и мы придем к нему и обитель у него сотворим. Не любящий Меня не соблюдает слов Моих. Слово же, которое вы слышите, не есть Мое, но пославшего Меня Отца. Сие сказал Я вам, находясь с вами. Утешитель же Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам. Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам". (Ев. от Иоан. гл. 14.)
* * *
Город спал. Через несколько минут будет сменяться стража, и на крепостных стенах раздадутся возгласы солдат. Вскоре откроются ворота храма для первых молящихся, а в наружных дворах нищие станут просить милостыню Пасхального дня.
Спокойствие лунной ночи нарушал лишь шум в северо-восточной части города. Это, чеканя шаг, уходил из крепости Антония отряд римских легионеров. Обычно таким отрядом командовал центурион, но Каиафа в своей просьбе преувеличил дело, и отряд возглавил сам трибун, военачальник города.
Трибун понимал, что ему не следовало вмешиваться в этот арест: ведь богохульство против Ягве не было преступлением против Рима, и в законе империи не было статьи, по которой можно было бы судить Иисуса. Это была чисто еврейская проблема, связанная с провинциальным смутьяном, кто так или иначе подрывал престиж великого храма. Единственно, что требовалось от трибуна, так это оказать содействие храмовой страже в исполнении приказов, первосвященника. В случае сопротивления римляне были уполномочены избивать евреев до смерти.
В голове и в хвосте колонны легионеры несли факелы, и трибун, проходя вдоль рядов, осмотрел снаряжение. Он повел солдат на запад и свернул налево у ворот в городской стене, за которыми находился невысокий холм, который евреи называли Голгофой, то есть Лобным местом.
Теперь отряд спешно следовал в южную часть города. Им было приказано прибыть к первосвященнику, а тот проведет их к преступнику. Они уже прошли между дворцом Иродов и Хасмонейским дворцом. При свете факелов движения их ног напоминали зловещий танец.
* * *
Каиафа томился в ожидании и, не вытерпев, послал гонца в Антонию. На полпути тот встретил легионеров и поспешил обратно к первосвященнику с вестью. У Каиафы отлегло от сердца и раздражение медлительностью римлян прошло. Он решил еще раз допросить Иуду, чтобы найти слабые места в его сведениях. Первосвященник понимал, что если Иисуса не возьмут этой ночью, он станет посмешищем в глазах римлян, и утром слухи о неудаче расползутся из Антонии. Он должен во что бы то ни стало найти Иисуса и взять Его под стражу этой же ночью.
Иуду позвали к Каиафе, и тот предположил, что Иисус и Его последователи могут отправиться в Вифанию в эту ночь, ибо Галилеянин строго соблюдал расстояние субботнего дня и не ступит ни шага дальше дозволенного.
У Иуды было достаточно времени, чтобы все прикинуть, и он допускал, что было еще два места, куда мог пойти Иисус, если Его не окажется в большой горнице. Первым была маслобойня у подножия Горы Елеонской, о чем Иуда уже сообщил Каиафе, а вторым - огромная пещера выше по дороге к вершине горы, где Иисус вместе с апостолами изредка ночевал. Ясно было одно: дальше они не пойдут.