После, обеда пришли дети, чтобы отвечать ей катехизис. Летиция и Эссекс были на высоте, Роберт едва знал задание. Обыкновенно Пенелопе нравилось с ними заниматься. Дети собирались вокруг нее – светлоголовые, кроткие в своих праздничных одеждах. Однако сегодня эта обязанность лишь усилила ее отчаяние – кто она, в конце концов, такая, чтобы наставлять их на путь, которому сама она не следует? Но делать было нечего: она раскрыла требник, и началось повторение.
– И что сделали крестные отцы и матери?
– Они от моего имени дали три обета. Первый – что я отрекаюсь от дьявола и всех дел его...
– Правильно, Роберт...
В это время в комнату заглянул дворецкий.
– Что вам угодно? – спросила она.
– К вам Чарльз Блаунт, миледи.
– Передайте, я не могу его принять, – сказала Пенелопа, почувствовав необъяснимую панику. Затем она увидела Чарльза – тот вошел в комнату без приглашения, и она попыталась сгладить неловкость. – Я очень занята сейчас, Сэр Чарльз. Я не ожидала, что вы придете.
Он, улыбнувшись детям, заметил, что воскресный дни, не самое обычное время для визита, и попросил прощения.
– А где мой крестник? – спросил он. – Он что, растет неучем?
– Ему же только четыре месяца, сэр, – заметила Легация и засмеялась. – Он в детской вместе с Генри.
– Ну, хорошо, я послушаю его, когда он станет ростом с Роберта. Леди Рич, пожалуйста, не прерывайтесь из-за меня. Могу я остаться и послушать?
Пенелопе эта просьба показалась неуместной, но она не могла ему отказать. Он устроился в углу. Слушая ответы детей, она не могла удержаться от взглядов в его сторону. Он был очень красив, и Пенелопа почувствовала волнение. К концу урока она была в смятении.
Девочки сделали реверанс, Роберт неуклюже поклонился, и они убежали, оставив взрослых наедине.
Чарльз поднялся и подошел к окну.
– Я не мог дождаться встречи с тобой. Тебе, Пенелопа, наверное, необходимо объяснение вчерашнего моего поведения.
– Нет необходимости это обсуждать, – поспешила ответить она. – Ты потерял голову. И я.
– Напротив. Я преследовал вполне определенную цель. Я хотел выяснить, влюблена ты в меня или нет.
– Ты хотел выяснить... – В глазах Пенелопы вспыхнула нежданная ярость. – Ладно. Я не стану спрашивать, было ли твое тщеславие удовлетворено. Со мной никто еще не вел себя так дерзко.
– Неужели все так плохо? Ну же, Пенелопа, не лги самой себе! Я влюблен в тебя, и ты давно это знаешь.
– Ты мог сказать мне об этом вчера вечером, – медленно произнесла она. – Тогда, в минуту слабости, я могла тебя выслушать. Но ты упустил свой шанс. Сегодня все иначе. Ты пришел ко мне в дом в тот час, когда я учу детей верить в добро, и после стал говорить о любви! Между нами не может быть любви, потому что вчерашняя минутная слабость меня кое-чему научили!
– Неужели?
Пенелопа уже была готова ответить, но следующая сказанная им фраза была настолько неожиданной, что она опешила.
– Пенелопа, тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь объявить свой брак недействительным? сказал он, понизив голос.
– Недействительным? – Пенелопа вздернула брови. – Как? На каком основании? Я не понимаю. То есть развестись с Ричем и выйти замуж за кого пожелаю? Как такое может быть возможно?
– Боюсь, ты не сможешь выйти за кого пожелаешь. – Он помолчал, затем сказал с необычной для него робостью: – Тебе придется обратиться в суд, но если ты выиграешь дело, то вправе выйти за меня.
Наконец она поняла, к чему он клонит.
– Это все из-за того, что мы были обручены?
– Из-за того, что мы до сих пор обручены, – твердо ответил он. – Я не могу против твоей воли заставить тебя признать, что твой брак незаконен с самого начала. Ты должна понять меня. Я был терпелив, насколько это было возможно. Однако некоторое время назад я понял, что мы все больше сближаемся, но, не проверив твоих чувств, – а проверил я их вчера вечером, – разве я мог просить тебя перевернуть всю свою жизнь, пройти через суровые испытания только для того, чтобы ты была со мной?
– Любая женщина была бы рада такому мужу, как ты, – сказала Пенелопа. – Во всяком случае, по сравнению с Ричем... – Она размышляла вслух. Чарльз рассмеялся, и она попыталась взять себя в руки. – Что, не очень учтиво? Никак не могу прийти в себя. Да, Чарльз, ты прав. Мы стали очень близки. Если бы я имела право выбрать себе в мужья любого мужчину Англии, я выбрала бы тебя.
Чарльз на мгновение задержал дыхание, а затем произнес с расстановкой:
– Прежде чем предпринимать что-либо, ты должна хорошо подумать. Если ты подашь иск об аннулировании брака, тебя ждет жуткий скандал. Я знаю, что ты достаточно храбрая, чтобы пережить это, но скандал – это еще не все. Я ниже Рича по званию и гораздо беднее его. И еще одно...
– Да, я знаю, – прервала она его. – Дети. Если будет доказано, что я никогда не состояла в законном браке, они все окажутся незаконнорожденными. Чарльз, я не могу допустить этого. Ни одна мать не опустилась бы до такого.
– Тут есть выход. С момента отмежевания от Рима англиканская церковь сильно полагается на светскую власть, и я думаю, что вопрос о статусе твоих детей после развода будет решаться в гражданском суде. Дело только за тем, чтобы умело все подать. В случае необходимости права наследования твоих детей будут определяться специальным указом парламента.
– Я не могу поставить детей под удар, – повторила она. – Но если бы их будущее было гарантировано...
– Будь благополучие твоих детей гарантировано, ты подала бы иск на аннулирование брака?
Чарльз требовал, решения, не дав ей времени на размышление, но ей его и не нужно было – в жизни Пенелопы наступил момент, когда все уже подошло к своему логическому концу.
– Да, – ответила она. – Да, Чарльз.
– Тогда нужно идти к адвокату. Необходимо узнать, выполнимо ли наше намерение. Я думал обратиться к Френсису Бэкону.
– Очень хорошо. Он член парламента и весьма компетентен. Я пойду с тобой.
– Может быть, я лучше займусь этим один? Это может тебя расстроить.
– Нет. Я пойду с тобой. Если я жила с Ричем во грехе, лучше мне привыкнуть к тому, что придется вынести это на люди. Да, признаться, и грех этот не был для меня очень уж сладок.
Чарльз все еще стоял у окна. Он обсуждал свои отношения с Пенелопой с сугубо рациональной стороны, без каких-либо проявлений нежности либо ожидания доказательств взаимной любви.
Но теперь она приняла решение, и тогда он пересек комнату, подошел к ней и поцеловал ее в губы, а затем в шею. Он шептал ласковые слова ей на ухо, и Пенелопа чувствовала, что он дрожит.
– Теперь ты понимаешь, почему я не остался вечером?
– Да, понимаю, – прошептала она.
Они предвкушали скорое воплощение в жизнь их общей мечты и не собирались делать ничего предосудительного. Несмотря на то, что идея с аннулированием брака еще не полностью овладела Пенелопой, ее воображение уже рисовало ей картины желанного будущего. Она надеялась на то, что юристы не затянут дело, так как ни она, ни Чарльз не смогут долго противостоять желанию.
Через два дня в гильдии адвокатов они встретились с Френсисом Бэконом. Этот молодой блюститель закона был одним из самых активных сторонников Робина. Четкость его мышления поражала, а холодность ума отрезвляла. Пенелопа при общении с ним всегда робела, как и почти все другие дамы. Но его компетентности она доверяла всецело.
Чарльз рассказал ему их историю. Когда он перестал говорить, Бэкон подпер обеими руками подбородок и задумался.
Длительная пауза усилила нервозность Пенелопы. Она посмотрела на Чарльза, ища поддержки. Он одарил ее нежной улыбкой, от которой у нее всегда замирало сердце.
Наконец Бэкон сказал:
– Я вынужден сообщить, что считаю ваш случай почти безнадежным.
– Это из-за моих детей, да, мистер Бэкон? – спросила Пенелопа. – При аннулировании брака не сохранится законность их рождения?
– Я не могу сейчас ответить вам на этот вопрос, леди Рич. По правде говоря, я не думаю, что он вообще возникнет в суде. Я считаю, что суд не поверит вам, что вы были обручены с Чарльзом до того, как вышли замуж за лорда Рича.
– Но почему? Ведь это правда... Мы обручены...
– В защиту этого у вас нет ни свидетелей, ни доказательств.
– Какие тут могут быть доказательства? – спросил Чарльз. – Сама суть тайной любви в том, что она должна оставаться тайной.
– Существуют косвенные доказательства. То, что знали или видели независимые свидетели. В конце концов, не бывает случая, чтобы влюбленный не доверил кому-либо свою тайну. Доказательством является также ваше собственное поведение, Вам нечем подкрепить ваше заявление.
– Лорд и леди Лейстер знали правду.
– Они знали, что вы были влюблены друг в друга. Согласитесь, что они не представляли себе, что вы связаны друг с другом на всю жизнь обручением. К тому же лорд Лейстер умер, а леди Лейстер в настоящее время является супругой вашего кузена.
– Это инсинуация! – вспыхнула Пенелопа. – Если вы, мистер Бэкон, имеете в виду, что мы сговорились с ними...
– Пойми, Пенелопа, мистер Бэкон не обвиняет нас во лжи, – прервал ее Чарльз. – Он всего лишь информирует нас о том, какие вопросы нам зададут в суде.
Лицо Френсиса Бэкона не выражало никаких эмоций.
– Я никоим образом не хочу оскорбить вас, леди Рич, но сэр Чарльз прав, – сказал он. – Вы позволите мне представить дело с другой стороны? – Он взглянул в свои записи, которые делал по мере того, как говорил Чарльз. – Вы впервые встретились в Уонстеде, когда вам было по шестнадцать лет. Какое-то время ваши свидания продолжались, пока вашу тайну не раскрыл лорд Лейстер. Вам пришлось расстаться. Спустя два года вы, леди Рич, вступили в брак с лордом Ричем согласно обрядам официальной церкви. На церемонии вы заявили о своем нежелании вступать в брак, и это может быть доказано, но вы ничего не сказали о том, что связаны с другим священным обетом.
– Мы это объяснили. В то время ни я, ни Чарльз еще не осознали ситуацию.
– Если сэр Чарльз в суде заявит о том, что вы обменялись священной клятвой, не понимая, что она значит, я не думаю, что это произведет впечатление на епископат. Но оставим это. Вы с самого начала были несчастливы с лордом Ричем. И, что противоречит вашему иску, на протяжении долгих лет никак не выказывали своего расположения к человеку, за которого когда-то собирались выйти замуж. Совсем наоборот...
– Нет никакой необходимости обсуждать каждую подробность прошлого леди Рич, – вмешался Чарльз.
– Не нужно меня защищать, дорогой, – сказала Пенелопа. – Я влюбилась в Филиппа Сидни, и об этом знает вся Англия. Но я не понимаю, мистер Бэкон, какое отношение это может иметь к нашему обручению, случившемуся гораздо раньше. Если я не сдержала своего обещания сэру Чарльзу, то это он имеет право жаловаться, а не епископы.
– Я просто хочу сказать, что вы относились к нему как к знакомому. В 1587 году сэр Чарльз становится близким другом графа Эссекского. Следующие пять лет вы периодически виделись при дворе и в доме Эссекса. В 1598 году сэр Чарльз заявил вам, что ваш союз с лордом Ричем, отцом трех ваших детей, незаконен. Вы никак не отреагировали на это заявление и с тех пор прижили с лордом Ричем еще двоих детей. Простите за откровенность, леди Рич, но что люди подумают о сэре Чарльзе, когда узнают о следующем: леди, которая дала ему торжественную клятву, после прояснения ситуации все же продолжает жить с другим мужчиной, а сэр Чарльз будто забывает об этом, дружески относится к ней и ее мужу, наносит им визиты, даже становится крестным отцом одного из их сыновей. Пожалуйста, не думайте, что я вас обвиняю в чем-то или что вас станут обвинять епископы. Все будут сочувствовать вашему положению: Но если сэр Чарльз действительно считал, что вы его жена перед Богом, то его поведение производит довольно странное впечатление, если не сказать больше.
– Только на тех, кто готов поставить с ног на голову любой поступок! – воскликнула Пенелопа, бросаясь на защиту Чарльза, но резкие слова замерли у нее на устах, когда она осознала, что Бэкон точно описывает тогдашнюю ситуацию.
Это было для нее шоком. Она полагала, что публичное рассмотрение этого дела скажется на ее репутации, но чтобы это касалось Чарльза!.. Она взглянула на него. Он был бледен, губы у него были плотно сжаты. Значит, это не является для него сюрпризом? Бедный Чарльз! Как это несправедливо считая Пенелопу своей женой перед Господом, он ни разу не укорил ее зато, что она продолжала жить с Ричем, ни разу не попытался как-то повлиять на нее. В конце концов, она снова полюбила его. А он? А он ставил ее интересы выше своих, был беззаветно предан ей. И за эту поистине христианскую терпимость его сейчас выставляют глупцом и негодяем.
– Никто из наших с Чарльзом знакомых не поверит в это, – сказала она.
– Именно это я и хочу сказать, – эхом отозвался Бэкон. – Все, скорее всего, подумают, будто вы решили пожениться совсем недавно и придумали способ убрать Рича с дороги. Скажут, что вы придумали обручение, которого в действительности никогда не было, хотя, возможно, между вами и была юношеская влюбленность.
– Эта версия еще более губительна для нас, – вздохнула Пенелопа.
– Да, но она также и более вероятна, – заметил Чарльз. – В ней есть некая греховность, а это многим поправится. Джентльмен не может не оправдать ожиданий толпы в отношении собственной порочности, верно, мистер Бэкон?
В первый раз за время беседы Френсис Бэкон не знал, что ответить.
– Мне все равно, что обо мне подумают, – сказал Чарльз погодя. – Моя карьера и репутация могут лететь в тартарары, если я стану мужем леди Пенелопы. Все, что мы хотим узнать от вас, – это имеем ли мы в случае подачи иска шансы, что его удовлетворят? Я ни при каких обстоятельствах не хотел бы втянуть леди Пенелопу в дело, с самого начала обреченное на провал.
– Я готова рискнуть, – заверила его Пенелопа. – Если не играть – не выиграешь. Давайте проверим, насколько мы правы.
Она была так тронута его беззаветной верностью, что была готова сражаться на его стороне, позабыв все, даже собственных детей.
– Нет, – сказал он. – Я не допущу твоего публичного унижения, после которого ты бы осталась во власти Рича, чтобы он мог безнаказанно тебе мстить. Я не смогу это пережить. Я полагал, что наше дело может завершиться успешно. По-видимому, я ошибался. Ну, мистер Бэкон?
– Я бы посоветовал вам оставить всякую мысль о подаче иска. Пойти в суд с этой странной историей по прошествии стольких лет – это равносильно самоубийству. Мне очень жаль. – В его голосе действительно звучала жалость, а в его проницательных глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия. – Испытывая к вам глубочайшее уважение и являясь верным слугой вашего брата, я прошу вас не предпринимать шагов, которые могут привести к катастрофе.
Больше сказать было нечего. Чарльз протянул руку и взял со стола небольшой блестящий предмет золотое кольцо в форме соединившихся рук, знак их обручения. Еще раньше они были приятно удивлены, когда узнали, что каждый из них сохранил свою половинку. На их венчании это кольцо должно было сыграть свою роль, по крайней мере, так они задумывали. Чарльз принес его с собой – на удачу.
Они вышли на улицу и стояли под голыми неприветливыми деревьями в саду здания гильдии. Порыв ветра поднял в воздух и закрутил по земле сухие листья. Пенелопа наблюдала за ними, охваченная странной безучастностью.
– Клянусь Богом, я бы хотел вовсе не начинать всего этого, – вздохнул Чарльз. – Каким глупцом я был, когда полагал, что стоит только рассказать правду и нам поверят. Я должен был проконсультироваться с Бэконом до того, как он перевернул с ног на голову всю твою жизнь.
Пенелопа была согласна с ним, но не чувствовала ни обиды, ни злости – лишь сострадание. Она коснулась его руки.
– Милый, не терзай себя. Все, что ни делается, к лучшему. Думаешь, я осуждаю тебя? После того, как позволила им выдать себя замуж за Рича? Я считаю, что отповедь Бэкона – это воздаяние за мой грех, поскольку я вышла замуж не по любви.
Они вышли на улицу. По мостовой скрипели и гремели повозки, на углу слепой нищий просил милостыню, в уличном шуме легко различались звонкие крики торговцев: «Сладкие апельсины из Севильи!», «Лимоны, покупайте лимоны!», «Соль, вустерская соль!».
Пенелопа крепко держала Чарльза за руку, не отдавая себе в этом отчета. На них то и дело налетали прохожие – нахальные мастеровые, торговцы, а один раз даже разносчик воды с огромной деревянной бадьей на плече. Из таверны «Кинжал», пользовавшейся дурной славой, нетвердой походкой вышли двое и перегородили им было дорогу, но, присмотревшись повнимательнее к спутнику Пенелопы, сочли за благо ретироваться. Рост Чарльза составлял куда больше шести футов, и в теперешнем его настроении он мог нагнать страху на целый полк.
Пенелопа, не переставая, думала о том, что заставило ее выйти замуж за лорда Рича. Помнится она не очень страдала, потеряв двух своих первых женихов, хотя мысль о том, что она может и не встретит, мужчину лучше, чем Филипп Сидни или Чарльз Блаунт, неоднократно посещала ее. Если бы не Рич, она могла бы стать женой любого из них. Есть ли на свете еще одна женщина, столь опрометчиво распорядившаяся своей судьбой? От Чарльза она не откажется ни за что на свете!
Правда на их стороне! Так Чарльз сказал ей тем вечером в Холборне. Она согласилась с ним, понимая, что Чарльз придерживается определенных канонов – для него, истового протестанта, обещание, данное перед Богом, является достаточным основанием для того, чтобы считать себя связанным узами брака. Для признания этих священных уз действительными не нужен ни священник, ни формальности церемонии бракосочетания. Без сомнения, он был бы рад венчаться с Пенелопой в церкви, но только из-за того, что это является единственным способом добиться признания обществом их союза. Коль скоро это невозможно, они должны благодарить Бога за то, что им не приходится страдать из-за чувства вины.
Следующие три месяца были полны безоблачного счастья. Все, казалось, способствовало их любви, и мало-помалу Пенелопа тоже пришла к выводу, что ее чувство к Чарльзу никоим образом не греховно. Никто не вмешивался в их отношения, никто не спешил с советами. Рич как нельзя кстати задерживался в Лизе. Пенелопа по-прежнему жила во дворце Стратфорд-Хаус, и Чарльз навещал ее почти каждый вечер.
В начале мая ему пришлось уехать из Лондона, чтобы встретиться с родными, и в его отсутствие Пенелопе выпало в одиночку столкнуться с жестокой реальностью.
Тем утром Пенелопа проснулась, как обычно посвежевшая после сна и готовая встретить новый день. Мэри Дикон, младшая из двух ее служанок, подняла полог над постелью. Пенелопа села в кровати, и вдруг на нее накатила дурнота, и все поплыло у нее перед глазами. Она откинулась на подушки.
– Миледи, вам нехорошо? – спросила Мэри. – Могу я вам чем-либо помочь?
– Принеси мне чашку теплого молока, – сказала Пенелопа, не открывая глаз. – И яблоко.
Мэри на цыпочках удалилась. Пенелопу охватила паника. Она попыталась приподнять голову, но головокружение вернулось. Знакомый симптом. Теплое молоко поможет справиться с недомоганием, а что делать с беременностью? Она не допускала к себе Рича с момента рождения младшего сына – стало быть, Рич не имеет никакого отношения к зарождению новой жизни.
Пенелопа целую неделю не рассказывала никому о своих опасениях, хотя и понимала, что не ошиблась. Она беременна. Это ее пугало. Она полагала, что Рич смирится с тем, что у нее есть любовник, в основном из-за того, что не захочет портить отношения с Робином. В конце концов, двор всегда полон любовных интрижек, а в семьях аристократов нет-нет да и встречаются «кукушата». Но их «отцы» могли хотя бы делать вид, будто это их собственные дети. За все правление Елизаветы не было случая, чтобы благородная дама родила ребенка, который, согласно простым законам математики, должен был быть незаконнорожденным. И как бы Чарльз ни настаивал на том, что перед Богом они – муж и жена, она прекрасно понимала, как к этому отнесется двор. Если Рич подаст на развод, Пенелопа станет известна на всю Англию как прелюбодейка, и тогда она никогда не сможет снова выйти замуж.
Ей отчаянно нужен был Чарльз, но он был далеко. Впрочем, он все равно ничем не смог бы ей помочь, так как был столь же уязвим. Только один человек мог защитить их. Пенелопа решилась: нужно ехать во дворец Эссекс-Хаус к брату.
Она застала его за сборами в Уайтхолл, где он упражнялся в фехтовании.
– Мне очень нужно поговорить с тобой – сказала Пенелопа и, улыбнувшись, добавила: – Я пришла как просительница.
Робин окинул сестру взглядом с ног до головы. Она, как всегда, выглядела безупречно.
– Тебя я рад видеть гораздо больше, чем многих моих просителей. Однако я почему-то не думаю, что ты пришла просить у меня денег.
День был душный. Робин вывел ее в сад, где на берегу Темзы располагался летний павильон, окруженный тенистыми деревьями. Пенелопа нервничала, нервозность заставила ее забыть о правилах хорошего тона, и она единым духом выпалила все, что было у нее на сердце:
– Робин, ты должен помочь мне. Я жду ребенка.
Известие о том, что у Пенелопы будет еще один ребенок, поначалу не произвело на Робина впечатления. Затем он нахмурился, потом внимательно посмотрел на нее, будто видел впервые. Пенелопа почувствовала, что ее лицо заливается краской.
– Это все, что ты хотела сказать? – Его голос не выражал ничего. – Ты не скажешь мне, кто отец? Блаунт, полагаю?
– Разумеется, это Чарльз. Сколько мужчин, ты думаешь, у меня... Робин! Ты не знал?
– Франческа говорила мне, что вы любовники, но я ей не верил. Я поклялся бы жизнью, что ты верна Ричу. Пенелопа, как ты могла?..
Он был в ужасе. Несмотря на то, что Робин был очень умен, он обладал свойством закрывать глаза на то, о чем не хотел знать. Пенелопа забыла об этом, как и том, что он, кроме всего прочего, склонен идеализировать окружающих его людей, в особенности если это женщины, а тем более родственницы. За любовь Робина нужно было платить верностью и добропорядочностью.
– Прийти ко мне вот так... При этом я не услышал ни слова раскаяния! Ты что, думаешь, я стану покрывать твою измену?
– Ты не понимаешь! Ты не знаешь всей правды. Прошу, выслушай меня. Не сердись.
– Не сердись?! После того, как я узнал, что ты забеременела не от мужа, как потаскуха? У тебя, похоже, сложилось обо мне странное мнение. Сэр Чарльз знает меня лучше, иначе не уехал бы так поспешно в Дорсет, оставив тебя одну. Клянусь Богом, скоро он пожалеет, что соблазнил мою сестру!
– Нет! Не говори так – ты ничего не понял. Робин оперся на балюстраду.
– Робин, умоляю тебя, не вини Чарльза. Он не бросил меня. В действительности я гораздо более виновата, чем он.
Робин не ответил.
– Ваша светлость, простите за беспокойство, – произнесла Пенелопа. – Я прерву беременность. Все станет так, будто не было ничего. Если я это сделаю, вы же не будете держать зла на Чарльза? Милорд, вы великий человек, вы можете позволить себе быть милосердным. – Она повернулась, чтобы уйти, пытаясь сохранить хотя бы крохи достоинства.
Отчужденность Робина исчезла в одно мгновение.
– Не спеши, – сказал он. – Я не имел в виду... Пенелопа, ты же знаешь, я никогда не обидел бы тебя преднамеренно. Я не должен был разговаривать с тобой так резко. Понимаю, ты запуталась. Я помогу тебе, обещаю. Ну же, сестра, мы снова друзья?
Она помолчала, а затем медленно произнесла: – Мы не будем друзьями до тех пор, пока ты считаешь Чарльза врагом. Ты не знаешь, что произошло между нами давным-давно.
Пенелопа рассказала брату о тайном обручении с Чарльзом. Робин признал, что поспешил с выводами, и попросил прощения. Пенелопа заплакала. Робин стал успокаивать ее с той удивительной нежностью, за которую женщины прощали ему многое. Он говорил, что позаботится о ней и о Чарльзе. Пока он рядом, они и в безопасности. Он возьмет на себя и Рича, и королеву, пока Пенелопе лучше некоторое время пожить у него в Эссекс-Хаус.
Пенелопа не хотела переезжать к Робину. Во время своего прошлого пребывания в его доме она сильно обидела Франческу, и для нее было унижением возвращаться обратно, да еще в таком положении. Конечно, Франческа окажет ей гостеприимство, ведь она послушная жена и ни в чем не перечит Робину. Однако Пенелопе не по душе было взвалить свою ношу на плечи невестки. Но выбора не было: раз Робин согласился защищать их с Чарльзом, она обязана во всем с ним соглашаться. Четыре дня спустя с независимым видом, подкрепленным изумрудно-зеленым платьем совершенно немыслимого фасона, Пенелопа появилась во дворце в Эссекс-Хаус с дюжиной слуг, повозкой, набитой сундуками и коробками, и двумя младшими детьми.
Франческа приветствовала ее с показным радушием. В течение первого часа в доме Робина Пенелопа была сильно занята, она отдавала необходимые распоряжения служанкам, с помощью Бесс Сидни – восьмилетней дочери Франчески – уложила спать Генри и Чарльза. Когда со всеми делами было покончено, она отправилась к Франческе и застала ее за вышивкой.
– Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства, – начала Пенелопа. – Я хорошо понимаю, насколько неприятно вам принимать меня в своем доме... Но Робин был так настойчив. Надеюсь, он не вынудил вас оказывать мне гостеприимство против вашей воли?
– И что сделали крестные отцы и матери?
– Они от моего имени дали три обета. Первый – что я отрекаюсь от дьявола и всех дел его...
– Правильно, Роберт...
В это время в комнату заглянул дворецкий.
– Что вам угодно? – спросила она.
– К вам Чарльз Блаунт, миледи.
– Передайте, я не могу его принять, – сказала Пенелопа, почувствовав необъяснимую панику. Затем она увидела Чарльза – тот вошел в комнату без приглашения, и она попыталась сгладить неловкость. – Я очень занята сейчас, Сэр Чарльз. Я не ожидала, что вы придете.
Он, улыбнувшись детям, заметил, что воскресный дни, не самое обычное время для визита, и попросил прощения.
– А где мой крестник? – спросил он. – Он что, растет неучем?
– Ему же только четыре месяца, сэр, – заметила Легация и засмеялась. – Он в детской вместе с Генри.
– Ну, хорошо, я послушаю его, когда он станет ростом с Роберта. Леди Рич, пожалуйста, не прерывайтесь из-за меня. Могу я остаться и послушать?
Пенелопе эта просьба показалась неуместной, но она не могла ему отказать. Он устроился в углу. Слушая ответы детей, она не могла удержаться от взглядов в его сторону. Он был очень красив, и Пенелопа почувствовала волнение. К концу урока она была в смятении.
Девочки сделали реверанс, Роберт неуклюже поклонился, и они убежали, оставив взрослых наедине.
Чарльз поднялся и подошел к окну.
– Я не мог дождаться встречи с тобой. Тебе, Пенелопа, наверное, необходимо объяснение вчерашнего моего поведения.
– Нет необходимости это обсуждать, – поспешила ответить она. – Ты потерял голову. И я.
– Напротив. Я преследовал вполне определенную цель. Я хотел выяснить, влюблена ты в меня или нет.
– Ты хотел выяснить... – В глазах Пенелопы вспыхнула нежданная ярость. – Ладно. Я не стану спрашивать, было ли твое тщеславие удовлетворено. Со мной никто еще не вел себя так дерзко.
– Неужели все так плохо? Ну же, Пенелопа, не лги самой себе! Я влюблен в тебя, и ты давно это знаешь.
– Ты мог сказать мне об этом вчера вечером, – медленно произнесла она. – Тогда, в минуту слабости, я могла тебя выслушать. Но ты упустил свой шанс. Сегодня все иначе. Ты пришел ко мне в дом в тот час, когда я учу детей верить в добро, и после стал говорить о любви! Между нами не может быть любви, потому что вчерашняя минутная слабость меня кое-чему научили!
– Неужели?
Пенелопа уже была готова ответить, но следующая сказанная им фраза была настолько неожиданной, что она опешила.
– Пенелопа, тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь объявить свой брак недействительным? сказал он, понизив голос.
– Недействительным? – Пенелопа вздернула брови. – Как? На каком основании? Я не понимаю. То есть развестись с Ричем и выйти замуж за кого пожелаю? Как такое может быть возможно?
– Боюсь, ты не сможешь выйти за кого пожелаешь. – Он помолчал, затем сказал с необычной для него робостью: – Тебе придется обратиться в суд, но если ты выиграешь дело, то вправе выйти за меня.
Наконец она поняла, к чему он клонит.
– Это все из-за того, что мы были обручены?
– Из-за того, что мы до сих пор обручены, – твердо ответил он. – Я не могу против твоей воли заставить тебя признать, что твой брак незаконен с самого начала. Ты должна понять меня. Я был терпелив, насколько это было возможно. Однако некоторое время назад я понял, что мы все больше сближаемся, но, не проверив твоих чувств, – а проверил я их вчера вечером, – разве я мог просить тебя перевернуть всю свою жизнь, пройти через суровые испытания только для того, чтобы ты была со мной?
– Любая женщина была бы рада такому мужу, как ты, – сказала Пенелопа. – Во всяком случае, по сравнению с Ричем... – Она размышляла вслух. Чарльз рассмеялся, и она попыталась взять себя в руки. – Что, не очень учтиво? Никак не могу прийти в себя. Да, Чарльз, ты прав. Мы стали очень близки. Если бы я имела право выбрать себе в мужья любого мужчину Англии, я выбрала бы тебя.
Чарльз на мгновение задержал дыхание, а затем произнес с расстановкой:
– Прежде чем предпринимать что-либо, ты должна хорошо подумать. Если ты подашь иск об аннулировании брака, тебя ждет жуткий скандал. Я знаю, что ты достаточно храбрая, чтобы пережить это, но скандал – это еще не все. Я ниже Рича по званию и гораздо беднее его. И еще одно...
– Да, я знаю, – прервала она его. – Дети. Если будет доказано, что я никогда не состояла в законном браке, они все окажутся незаконнорожденными. Чарльз, я не могу допустить этого. Ни одна мать не опустилась бы до такого.
– Тут есть выход. С момента отмежевания от Рима англиканская церковь сильно полагается на светскую власть, и я думаю, что вопрос о статусе твоих детей после развода будет решаться в гражданском суде. Дело только за тем, чтобы умело все подать. В случае необходимости права наследования твоих детей будут определяться специальным указом парламента.
– Я не могу поставить детей под удар, – повторила она. – Но если бы их будущее было гарантировано...
– Будь благополучие твоих детей гарантировано, ты подала бы иск на аннулирование брака?
Чарльз требовал, решения, не дав ей времени на размышление, но ей его и не нужно было – в жизни Пенелопы наступил момент, когда все уже подошло к своему логическому концу.
– Да, – ответила она. – Да, Чарльз.
– Тогда нужно идти к адвокату. Необходимо узнать, выполнимо ли наше намерение. Я думал обратиться к Френсису Бэкону.
– Очень хорошо. Он член парламента и весьма компетентен. Я пойду с тобой.
– Может быть, я лучше займусь этим один? Это может тебя расстроить.
– Нет. Я пойду с тобой. Если я жила с Ричем во грехе, лучше мне привыкнуть к тому, что придется вынести это на люди. Да, признаться, и грех этот не был для меня очень уж сладок.
Чарльз все еще стоял у окна. Он обсуждал свои отношения с Пенелопой с сугубо рациональной стороны, без каких-либо проявлений нежности либо ожидания доказательств взаимной любви.
Но теперь она приняла решение, и тогда он пересек комнату, подошел к ней и поцеловал ее в губы, а затем в шею. Он шептал ласковые слова ей на ухо, и Пенелопа чувствовала, что он дрожит.
– Теперь ты понимаешь, почему я не остался вечером?
– Да, понимаю, – прошептала она.
Они предвкушали скорое воплощение в жизнь их общей мечты и не собирались делать ничего предосудительного. Несмотря на то, что идея с аннулированием брака еще не полностью овладела Пенелопой, ее воображение уже рисовало ей картины желанного будущего. Она надеялась на то, что юристы не затянут дело, так как ни она, ни Чарльз не смогут долго противостоять желанию.
Через два дня в гильдии адвокатов они встретились с Френсисом Бэконом. Этот молодой блюститель закона был одним из самых активных сторонников Робина. Четкость его мышления поражала, а холодность ума отрезвляла. Пенелопа при общении с ним всегда робела, как и почти все другие дамы. Но его компетентности она доверяла всецело.
Чарльз рассказал ему их историю. Когда он перестал говорить, Бэкон подпер обеими руками подбородок и задумался.
Длительная пауза усилила нервозность Пенелопы. Она посмотрела на Чарльза, ища поддержки. Он одарил ее нежной улыбкой, от которой у нее всегда замирало сердце.
Наконец Бэкон сказал:
– Я вынужден сообщить, что считаю ваш случай почти безнадежным.
– Это из-за моих детей, да, мистер Бэкон? – спросила Пенелопа. – При аннулировании брака не сохранится законность их рождения?
– Я не могу сейчас ответить вам на этот вопрос, леди Рич. По правде говоря, я не думаю, что он вообще возникнет в суде. Я считаю, что суд не поверит вам, что вы были обручены с Чарльзом до того, как вышли замуж за лорда Рича.
– Но почему? Ведь это правда... Мы обручены...
– В защиту этого у вас нет ни свидетелей, ни доказательств.
– Какие тут могут быть доказательства? – спросил Чарльз. – Сама суть тайной любви в том, что она должна оставаться тайной.
– Существуют косвенные доказательства. То, что знали или видели независимые свидетели. В конце концов, не бывает случая, чтобы влюбленный не доверил кому-либо свою тайну. Доказательством является также ваше собственное поведение, Вам нечем подкрепить ваше заявление.
– Лорд и леди Лейстер знали правду.
– Они знали, что вы были влюблены друг в друга. Согласитесь, что они не представляли себе, что вы связаны друг с другом на всю жизнь обручением. К тому же лорд Лейстер умер, а леди Лейстер в настоящее время является супругой вашего кузена.
– Это инсинуация! – вспыхнула Пенелопа. – Если вы, мистер Бэкон, имеете в виду, что мы сговорились с ними...
– Пойми, Пенелопа, мистер Бэкон не обвиняет нас во лжи, – прервал ее Чарльз. – Он всего лишь информирует нас о том, какие вопросы нам зададут в суде.
Лицо Френсиса Бэкона не выражало никаких эмоций.
– Я никоим образом не хочу оскорбить вас, леди Рич, но сэр Чарльз прав, – сказал он. – Вы позволите мне представить дело с другой стороны? – Он взглянул в свои записи, которые делал по мере того, как говорил Чарльз. – Вы впервые встретились в Уонстеде, когда вам было по шестнадцать лет. Какое-то время ваши свидания продолжались, пока вашу тайну не раскрыл лорд Лейстер. Вам пришлось расстаться. Спустя два года вы, леди Рич, вступили в брак с лордом Ричем согласно обрядам официальной церкви. На церемонии вы заявили о своем нежелании вступать в брак, и это может быть доказано, но вы ничего не сказали о том, что связаны с другим священным обетом.
– Мы это объяснили. В то время ни я, ни Чарльз еще не осознали ситуацию.
– Если сэр Чарльз в суде заявит о том, что вы обменялись священной клятвой, не понимая, что она значит, я не думаю, что это произведет впечатление на епископат. Но оставим это. Вы с самого начала были несчастливы с лордом Ричем. И, что противоречит вашему иску, на протяжении долгих лет никак не выказывали своего расположения к человеку, за которого когда-то собирались выйти замуж. Совсем наоборот...
– Нет никакой необходимости обсуждать каждую подробность прошлого леди Рич, – вмешался Чарльз.
– Не нужно меня защищать, дорогой, – сказала Пенелопа. – Я влюбилась в Филиппа Сидни, и об этом знает вся Англия. Но я не понимаю, мистер Бэкон, какое отношение это может иметь к нашему обручению, случившемуся гораздо раньше. Если я не сдержала своего обещания сэру Чарльзу, то это он имеет право жаловаться, а не епископы.
– Я просто хочу сказать, что вы относились к нему как к знакомому. В 1587 году сэр Чарльз становится близким другом графа Эссекского. Следующие пять лет вы периодически виделись при дворе и в доме Эссекса. В 1598 году сэр Чарльз заявил вам, что ваш союз с лордом Ричем, отцом трех ваших детей, незаконен. Вы никак не отреагировали на это заявление и с тех пор прижили с лордом Ричем еще двоих детей. Простите за откровенность, леди Рич, но что люди подумают о сэре Чарльзе, когда узнают о следующем: леди, которая дала ему торжественную клятву, после прояснения ситуации все же продолжает жить с другим мужчиной, а сэр Чарльз будто забывает об этом, дружески относится к ней и ее мужу, наносит им визиты, даже становится крестным отцом одного из их сыновей. Пожалуйста, не думайте, что я вас обвиняю в чем-то или что вас станут обвинять епископы. Все будут сочувствовать вашему положению: Но если сэр Чарльз действительно считал, что вы его жена перед Богом, то его поведение производит довольно странное впечатление, если не сказать больше.
– Только на тех, кто готов поставить с ног на голову любой поступок! – воскликнула Пенелопа, бросаясь на защиту Чарльза, но резкие слова замерли у нее на устах, когда она осознала, что Бэкон точно описывает тогдашнюю ситуацию.
Это было для нее шоком. Она полагала, что публичное рассмотрение этого дела скажется на ее репутации, но чтобы это касалось Чарльза!.. Она взглянула на него. Он был бледен, губы у него были плотно сжаты. Значит, это не является для него сюрпризом? Бедный Чарльз! Как это несправедливо считая Пенелопу своей женой перед Господом, он ни разу не укорил ее зато, что она продолжала жить с Ричем, ни разу не попытался как-то повлиять на нее. В конце концов, она снова полюбила его. А он? А он ставил ее интересы выше своих, был беззаветно предан ей. И за эту поистине христианскую терпимость его сейчас выставляют глупцом и негодяем.
– Никто из наших с Чарльзом знакомых не поверит в это, – сказала она.
– Именно это я и хочу сказать, – эхом отозвался Бэкон. – Все, скорее всего, подумают, будто вы решили пожениться совсем недавно и придумали способ убрать Рича с дороги. Скажут, что вы придумали обручение, которого в действительности никогда не было, хотя, возможно, между вами и была юношеская влюбленность.
– Эта версия еще более губительна для нас, – вздохнула Пенелопа.
– Да, но она также и более вероятна, – заметил Чарльз. – В ней есть некая греховность, а это многим поправится. Джентльмен не может не оправдать ожиданий толпы в отношении собственной порочности, верно, мистер Бэкон?
В первый раз за время беседы Френсис Бэкон не знал, что ответить.
– Мне все равно, что обо мне подумают, – сказал Чарльз погодя. – Моя карьера и репутация могут лететь в тартарары, если я стану мужем леди Пенелопы. Все, что мы хотим узнать от вас, – это имеем ли мы в случае подачи иска шансы, что его удовлетворят? Я ни при каких обстоятельствах не хотел бы втянуть леди Пенелопу в дело, с самого начала обреченное на провал.
– Я готова рискнуть, – заверила его Пенелопа. – Если не играть – не выиграешь. Давайте проверим, насколько мы правы.
Она была так тронута его беззаветной верностью, что была готова сражаться на его стороне, позабыв все, даже собственных детей.
– Нет, – сказал он. – Я не допущу твоего публичного унижения, после которого ты бы осталась во власти Рича, чтобы он мог безнаказанно тебе мстить. Я не смогу это пережить. Я полагал, что наше дело может завершиться успешно. По-видимому, я ошибался. Ну, мистер Бэкон?
– Я бы посоветовал вам оставить всякую мысль о подаче иска. Пойти в суд с этой странной историей по прошествии стольких лет – это равносильно самоубийству. Мне очень жаль. – В его голосе действительно звучала жалость, а в его проницательных глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия. – Испытывая к вам глубочайшее уважение и являясь верным слугой вашего брата, я прошу вас не предпринимать шагов, которые могут привести к катастрофе.
Больше сказать было нечего. Чарльз протянул руку и взял со стола небольшой блестящий предмет золотое кольцо в форме соединившихся рук, знак их обручения. Еще раньше они были приятно удивлены, когда узнали, что каждый из них сохранил свою половинку. На их венчании это кольцо должно было сыграть свою роль, по крайней мере, так они задумывали. Чарльз принес его с собой – на удачу.
Они вышли на улицу и стояли под голыми неприветливыми деревьями в саду здания гильдии. Порыв ветра поднял в воздух и закрутил по земле сухие листья. Пенелопа наблюдала за ними, охваченная странной безучастностью.
– Клянусь Богом, я бы хотел вовсе не начинать всего этого, – вздохнул Чарльз. – Каким глупцом я был, когда полагал, что стоит только рассказать правду и нам поверят. Я должен был проконсультироваться с Бэконом до того, как он перевернул с ног на голову всю твою жизнь.
Пенелопа была согласна с ним, но не чувствовала ни обиды, ни злости – лишь сострадание. Она коснулась его руки.
– Милый, не терзай себя. Все, что ни делается, к лучшему. Думаешь, я осуждаю тебя? После того, как позволила им выдать себя замуж за Рича? Я считаю, что отповедь Бэкона – это воздаяние за мой грех, поскольку я вышла замуж не по любви.
Они вышли на улицу. По мостовой скрипели и гремели повозки, на углу слепой нищий просил милостыню, в уличном шуме легко различались звонкие крики торговцев: «Сладкие апельсины из Севильи!», «Лимоны, покупайте лимоны!», «Соль, вустерская соль!».
Пенелопа крепко держала Чарльза за руку, не отдавая себе в этом отчета. На них то и дело налетали прохожие – нахальные мастеровые, торговцы, а один раз даже разносчик воды с огромной деревянной бадьей на плече. Из таверны «Кинжал», пользовавшейся дурной славой, нетвердой походкой вышли двое и перегородили им было дорогу, но, присмотревшись повнимательнее к спутнику Пенелопы, сочли за благо ретироваться. Рост Чарльза составлял куда больше шести футов, и в теперешнем его настроении он мог нагнать страху на целый полк.
Пенелопа, не переставая, думала о том, что заставило ее выйти замуж за лорда Рича. Помнится она не очень страдала, потеряв двух своих первых женихов, хотя мысль о том, что она может и не встретит, мужчину лучше, чем Филипп Сидни или Чарльз Блаунт, неоднократно посещала ее. Если бы не Рич, она могла бы стать женой любого из них. Есть ли на свете еще одна женщина, столь опрометчиво распорядившаяся своей судьбой? От Чарльза она не откажется ни за что на свете!
Правда на их стороне! Так Чарльз сказал ей тем вечером в Холборне. Она согласилась с ним, понимая, что Чарльз придерживается определенных канонов – для него, истового протестанта, обещание, данное перед Богом, является достаточным основанием для того, чтобы считать себя связанным узами брака. Для признания этих священных уз действительными не нужен ни священник, ни формальности церемонии бракосочетания. Без сомнения, он был бы рад венчаться с Пенелопой в церкви, но только из-за того, что это является единственным способом добиться признания обществом их союза. Коль скоро это невозможно, они должны благодарить Бога за то, что им не приходится страдать из-за чувства вины.
Следующие три месяца были полны безоблачного счастья. Все, казалось, способствовало их любви, и мало-помалу Пенелопа тоже пришла к выводу, что ее чувство к Чарльзу никоим образом не греховно. Никто не вмешивался в их отношения, никто не спешил с советами. Рич как нельзя кстати задерживался в Лизе. Пенелопа по-прежнему жила во дворце Стратфорд-Хаус, и Чарльз навещал ее почти каждый вечер.
В начале мая ему пришлось уехать из Лондона, чтобы встретиться с родными, и в его отсутствие Пенелопе выпало в одиночку столкнуться с жестокой реальностью.
Тем утром Пенелопа проснулась, как обычно посвежевшая после сна и готовая встретить новый день. Мэри Дикон, младшая из двух ее служанок, подняла полог над постелью. Пенелопа села в кровати, и вдруг на нее накатила дурнота, и все поплыло у нее перед глазами. Она откинулась на подушки.
– Миледи, вам нехорошо? – спросила Мэри. – Могу я вам чем-либо помочь?
– Принеси мне чашку теплого молока, – сказала Пенелопа, не открывая глаз. – И яблоко.
Мэри на цыпочках удалилась. Пенелопу охватила паника. Она попыталась приподнять голову, но головокружение вернулось. Знакомый симптом. Теплое молоко поможет справиться с недомоганием, а что делать с беременностью? Она не допускала к себе Рича с момента рождения младшего сына – стало быть, Рич не имеет никакого отношения к зарождению новой жизни.
Пенелопа целую неделю не рассказывала никому о своих опасениях, хотя и понимала, что не ошиблась. Она беременна. Это ее пугало. Она полагала, что Рич смирится с тем, что у нее есть любовник, в основном из-за того, что не захочет портить отношения с Робином. В конце концов, двор всегда полон любовных интрижек, а в семьях аристократов нет-нет да и встречаются «кукушата». Но их «отцы» могли хотя бы делать вид, будто это их собственные дети. За все правление Елизаветы не было случая, чтобы благородная дама родила ребенка, который, согласно простым законам математики, должен был быть незаконнорожденным. И как бы Чарльз ни настаивал на том, что перед Богом они – муж и жена, она прекрасно понимала, как к этому отнесется двор. Если Рич подаст на развод, Пенелопа станет известна на всю Англию как прелюбодейка, и тогда она никогда не сможет снова выйти замуж.
Ей отчаянно нужен был Чарльз, но он был далеко. Впрочем, он все равно ничем не смог бы ей помочь, так как был столь же уязвим. Только один человек мог защитить их. Пенелопа решилась: нужно ехать во дворец Эссекс-Хаус к брату.
Она застала его за сборами в Уайтхолл, где он упражнялся в фехтовании.
– Мне очень нужно поговорить с тобой – сказала Пенелопа и, улыбнувшись, добавила: – Я пришла как просительница.
Робин окинул сестру взглядом с ног до головы. Она, как всегда, выглядела безупречно.
– Тебя я рад видеть гораздо больше, чем многих моих просителей. Однако я почему-то не думаю, что ты пришла просить у меня денег.
День был душный. Робин вывел ее в сад, где на берегу Темзы располагался летний павильон, окруженный тенистыми деревьями. Пенелопа нервничала, нервозность заставила ее забыть о правилах хорошего тона, и она единым духом выпалила все, что было у нее на сердце:
– Робин, ты должен помочь мне. Я жду ребенка.
Известие о том, что у Пенелопы будет еще один ребенок, поначалу не произвело на Робина впечатления. Затем он нахмурился, потом внимательно посмотрел на нее, будто видел впервые. Пенелопа почувствовала, что ее лицо заливается краской.
– Это все, что ты хотела сказать? – Его голос не выражал ничего. – Ты не скажешь мне, кто отец? Блаунт, полагаю?
– Разумеется, это Чарльз. Сколько мужчин, ты думаешь, у меня... Робин! Ты не знал?
– Франческа говорила мне, что вы любовники, но я ей не верил. Я поклялся бы жизнью, что ты верна Ричу. Пенелопа, как ты могла?..
Он был в ужасе. Несмотря на то, что Робин был очень умен, он обладал свойством закрывать глаза на то, о чем не хотел знать. Пенелопа забыла об этом, как и том, что он, кроме всего прочего, склонен идеализировать окружающих его людей, в особенности если это женщины, а тем более родственницы. За любовь Робина нужно было платить верностью и добропорядочностью.
– Прийти ко мне вот так... При этом я не услышал ни слова раскаяния! Ты что, думаешь, я стану покрывать твою измену?
– Ты не понимаешь! Ты не знаешь всей правды. Прошу, выслушай меня. Не сердись.
– Не сердись?! После того, как я узнал, что ты забеременела не от мужа, как потаскуха? У тебя, похоже, сложилось обо мне странное мнение. Сэр Чарльз знает меня лучше, иначе не уехал бы так поспешно в Дорсет, оставив тебя одну. Клянусь Богом, скоро он пожалеет, что соблазнил мою сестру!
– Нет! Не говори так – ты ничего не понял. Робин оперся на балюстраду.
– Робин, умоляю тебя, не вини Чарльза. Он не бросил меня. В действительности я гораздо более виновата, чем он.
Робин не ответил.
– Ваша светлость, простите за беспокойство, – произнесла Пенелопа. – Я прерву беременность. Все станет так, будто не было ничего. Если я это сделаю, вы же не будете держать зла на Чарльза? Милорд, вы великий человек, вы можете позволить себе быть милосердным. – Она повернулась, чтобы уйти, пытаясь сохранить хотя бы крохи достоинства.
Отчужденность Робина исчезла в одно мгновение.
– Не спеши, – сказал он. – Я не имел в виду... Пенелопа, ты же знаешь, я никогда не обидел бы тебя преднамеренно. Я не должен был разговаривать с тобой так резко. Понимаю, ты запуталась. Я помогу тебе, обещаю. Ну же, сестра, мы снова друзья?
Она помолчала, а затем медленно произнесла: – Мы не будем друзьями до тех пор, пока ты считаешь Чарльза врагом. Ты не знаешь, что произошло между нами давным-давно.
Пенелопа рассказала брату о тайном обручении с Чарльзом. Робин признал, что поспешил с выводами, и попросил прощения. Пенелопа заплакала. Робин стал успокаивать ее с той удивительной нежностью, за которую женщины прощали ему многое. Он говорил, что позаботится о ней и о Чарльзе. Пока он рядом, они и в безопасности. Он возьмет на себя и Рича, и королеву, пока Пенелопе лучше некоторое время пожить у него в Эссекс-Хаус.
Пенелопа не хотела переезжать к Робину. Во время своего прошлого пребывания в его доме она сильно обидела Франческу, и для нее было унижением возвращаться обратно, да еще в таком положении. Конечно, Франческа окажет ей гостеприимство, ведь она послушная жена и ни в чем не перечит Робину. Однако Пенелопе не по душе было взвалить свою ношу на плечи невестки. Но выбора не было: раз Робин согласился защищать их с Чарльзом, она обязана во всем с ним соглашаться. Четыре дня спустя с независимым видом, подкрепленным изумрудно-зеленым платьем совершенно немыслимого фасона, Пенелопа появилась во дворце в Эссекс-Хаус с дюжиной слуг, повозкой, набитой сундуками и коробками, и двумя младшими детьми.
Франческа приветствовала ее с показным радушием. В течение первого часа в доме Робина Пенелопа была сильно занята, она отдавала необходимые распоряжения служанкам, с помощью Бесс Сидни – восьмилетней дочери Франчески – уложила спать Генри и Чарльза. Когда со всеми делами было покончено, она отправилась к Франческе и застала ее за вышивкой.
– Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства, – начала Пенелопа. – Я хорошо понимаю, насколько неприятно вам принимать меня в своем доме... Но Робин был так настойчив. Надеюсь, он не вынудил вас оказывать мне гостеприимство против вашей воли?