Страница:
Следующую ночь он провел в кратере. Оксшо довел его до места спуска. Почти полная луна висела в восточной части неба. Он прихватил с собой одеяло, но отказался от подстилки. Сон несет с собой опасность, а к полуночи тут похолодает.
– Наставник советовал мне провести ночь на вершине утеса и жечь костер, – сказал ему юный воин. – Когда ветер менялся, я бы поднимал факел. Посматривайте на него. Там внизу бывает трудно переносить даже легкий бриз.
– Это разрешено? Оксшо помолчал.
– Пока все не заснут, я бы не торопился, а на скалу влез бы так, чтобы меня никто не видел. Может возражать только Брам. Бог и Кобыла за вас, милорд.
Порывы ветра, которые срывались с краев кратера, несли с собой пыль, туманной дымкой затягивавшую звезды, но это была пыль прерий, а не вулканическая. Он нашел себе местечко среди редких клочков растительности, которого не достигала пыль из дьявольского кратера. Он все еще был погружен в глубокую печаль из-за встречи со злобной женщиной, чье чрево выносило его против ее желания. До того, как его усыновили сестры, он продолжал оставаться сыном насилия и ненависти, но воспоминания о сестрах были окрашены неприязнью к ним, кроме сестры Магдалены («Крик над рекой»), происходившей из Кочевников, из Зайцев, которая рассказывала ему разные истории и особо заботилась о его образовании. Серина, на которой он женился, напоминала ему Магдалену. Теперь обе были мертвы. Когда он пересекал территорию Зайцев, чтобы посетить кое-какие церкви, собирался ли он навестить сиротский приют? Что заставляет его думать об этом – ностальгия или отвращение? Лучше выкинуть из головы эти мысли, решил он. Никакие эмоции не должны мешать его церковным и политическим замыслам.
Спустя какое-то время кардинал стал молиться. Сначала он перебирал четки, вглядываясь в темное пятно под залитым лунным светом скальным навесом – там лежал вход в Ее пещеру. Он тихо и спокойно разговаривал с темнотой, но на лице едким ожогом кислоты горел плевок, отпущенный ему настоящей матерью. Теперь он говорил с другой матерью, имеющей мириады имен: Regina Mundi, Domina Rerum, Mater Dei[22], Хонгин Фуджис Вурн и даже Стервятник Войны. Ее появление всегда было связано с каким-то местом: Вифлеем, Лурд, Гваделупа и вот теперь здесь, в Пупке Мира.
– Я родился на южной оконечности твоих владений, Мать, и я знаю твои пути. Даже здесь, где люди служат тем, кто захватил твои земли, я прозреваю их. Мириам, матерь Иисуса, молись за меня.
Когда облака затянули луну, уже стоящую в зените, Оксшо вскинул факел. Наконец кардинал увидел какое-то странное сияние, окружающее провал в центре кратера и отошел на сто шагов.
– Смилуйся, Господи. Кирие элейсон.[23]
К счастью, ветер снова подул ему в спину.
– Моя мать была родом из племени Диких Собак, Святая Богоматерь; отец мой сотворил зло с ней и с твоим народом. Да будет он мертвым, так же, как сейчас она мертва для меня. И не позволь мне найти его, ибо он падет от моей руки. Давным-давно, еще до того, как я понял, что она мертва для меня, дух ее призывал меня сюда. Я не сделал того, чего она хотела. Я оставил свой народ. Я принял ту религию, которой меня учили сестры. Но наконец я предстал перед тобой, Мать.
Этой ночью ветер то и дело менял направление. Кардинал продолжал переходить с места на место.
– Смилуйся, Господи. Да святится имя Твое.
Он снова переместился, чтобы ветер дул ему в спину. Путь он находил ощупью, руководствуясь редкими вспышками факела, но продолжал тихо разговаривать, обращаясь к провалу.
– У меня рыжие волосы. И он был рыжим, как она им рассказывала. Сестрам, которые приняли ее. Они вырастили меня. Мириам, матерь Божья, молись за меня. Если он еще жив, я убью его. Молись за меня, Женщина Дикой Лошади. Кирие элейсон.
Лишь раз за ночь он увидел ее: черный силуэт женской фигуры на фоне зарева, вырывающегося из провала. Руки ее были воздеты подобно крыльям. Нуншан? Нет, то была фигура молодой женщины, а Ночная Ведьма была старухой. Из-за рук-крыльев она могла быть Барреганом, Стервятником Войны. Но когда он остановился, женщина исчезла.
Амен Спеклберд, говоря о ней, считал ее четвертой участницей Святой Троицы, и эти его воззрения были одной из причин, по которой сподвижники Бенефеза отказывались его признавать. Папа, который позволяет себе еретические высказывания, – это не папа. Но он и не был папой, когда говорил это. Продолжает ли он так считать? Нет. Коричневый Пони был неподдельно удивлен, когда увидел, с какой легкостью старик вошел в роль папы. Сомневающийся назвал бы это лицемерием. А верующий – творением Святого Духа, оберегающего престол от ошибок.
«Интересно, сколько пап попало в ад?» – подумал он. Данте назвал лишь нескольких из них, но перечень еще не завершен. Последний перед Огненным Потопом папа, конечно же, был одним из них. И с этой мыслью Коричневый Пони погрузился в дремоту, ибо луна зашла за край кратера. Небо прояснилось, и он услышал крики Оксшо, будившего его. Ветер окончательно сменил направление. Он подхватил одеяло и поспешил к тропке, ведущей наверх. К добру или к худу, но испытание завершилось.
– Если в течение недели ты заболеешь, то умрешь – таков был первый деловой прогноз Виджусов, которые разговаривали с ним. – Если не умрешь в ближайшее время, то жизнь твоя укоротится. Тебя предупреждали?
– Конечно, бабушка.
Она расспрашивала его обо всех подробностях. Он рассказал, что видел на фоне адского пламени женщину со вскинутыми руками. Она уставилась на него и после долгого молчания спросила:
– Ты знал о Стервятнике Войны?
– Я слышал о Баррегане.
– Стервятник Войны отливает красным на фоне неба.
– Она не была на фоне неба.
Старуха кивнула, положив конец разговору. Свое мнение она принесла в круг совета. В конце дня Чиир Хонган прщпел с сообщением, что дух Медведя условно принял его, как христианского шамана. При условии, что в ближайшее время он не заболеет.
У Коричневого Пони не было особых поводов для радости. Из Валаны прибыл курьер с сообщением, что Джарад, кардинал Кендемин, аббат обители святого Лейбовица, предстал перед Высшим Судией. Пришло также сообщение, что папа и его спутники разбили лагерь в необитаемой местности между владениями Диких Собак и Кузнечиков. Святой Сумасшедший великодушно предложил уступить время, назначенное ему для встречи с Хонгин Фуджис Вурн, Мягкому Свету, чтобы Халтор Брам с сопровождающими его воинами в субботу утром выехал навстречу Амену Спеклберду и проводил его к границе империи.
Коричневый Пони решил вместе с ними ехать на юг. Халтор Брам, только что оправившийся после встречи с Кобылой, не возражал.
Ранним субботним утром, за час до расставания, кардинал Коричневый Пони получил от отца Омброза хлеб, вино, молитвенник и складной алтарь. Он хотел провести высокую папскую мессу, что было бы хорошо с точки зрения политики и к тому же зрелищно, но пел он не очень хорошо и со времени своего рукоположения провел не больше десятка месс. Монсеньор Сану ал решительно отклонил предложение совместно провести мессу, в которой он будет или равноправным участником, или псаломщиком. Красный Дьякон посмотрел на Омброза.
– Примешь ли ты сначала мою исповедь? – спросил старый монах игнацианского ордена.
– У тебя за последнее время накопилось то, в чем ты хотел бы исповедаться?
Омброз понял его намек и досадливо покачал головой. Вместо этого он позвал Оксшо, своего алтарника. Они созвали христиан и пригласили всех Виджусов и людей духа Медведя, которые хотели бы поприсутствовать на мессе. Здесь, в бескрайней прерии, затянутой легким дымком от костров из сухого конского навоза, апостольский викарий трех орд отслужил простую мессу в присутствии диких Кочевников, которые кольцом обступили алтарь, держась на почтительном расстоянии. За причастием, скорее всего, пришло больше людей, чем было христиан в поселении, но кардинал никому не задавал вопросов.
Те, которых удивил пресный вкус тела Христова, скорее всего, были языческими шаманами. Ни Сануал, ни Омброз не явились получить причастие. После слов «Ite messa est»[24] в толпе началось ликование, но Коричневый Пони не мог понять, кто был его инициатором. Не подлежало сомнению, что народ признал в нем верховного христианского шамана.
Монсеньор Сануал снова напился. Когда они уезжали верхами, он вышел проводить их и крикнул кардиналу, что он едет к неудачнику, что ложный папа никогда не войдет в Новый Рим и что ему еще придется пожалеть об истинной Церкви.
– Спасибо за благословение, мессир, – ответил кардинал.
Халтор Брам еще не был готов стать другом друзей своих соперников, но он провел в кратере плохую ночь на пятницу и знал, что его рассказ перед советом духа Медведя был принят не лучшим образом. Откровенно говоря, Виджусы уже высказались против него. Но он сказал своим воинам, что, поскольку Святого Сумасшедшего ждет в Пупке Мира еще более скверная ночь на субботу, титул Ксесача дри Вордара достанется вождю Кузнечиков. И в конечном итоге будет восстановлено древнее звание, которое объединит все три орды.
Он заметил, что кардинал Коричневый Пони слышал его слова, и грубовато осведомился, что он вынес из встречи с Кобылой.
– Мог бы ты на следующую ночь стать ее жеребцом? – поинтересовался он. – Да ты вообще видел ее? Кардинал помолчал.
– Не уверен в том, что я видел. Несколько часов вглядываешься в темноту, начинаешь вроде что-то видеть, но там ничего нет.
– А что там было?
– Вроде какая-то женщина между мной и слабым свечением. Не могу описать ее. Она стояла лицом ко мне, вскинув руки. А затем она исчезла.
– Как Стервятник Войны?
– Мне сказали, что именно ее я и видел. Я этого никогда не говорил.
Брам кивнул.
– Если бы я ее видел, то уже сегодня был Ксесачем дри Вордаром. Но вскоре мне придется умереть.
– Ты болен?
– Ты видел Стервятника Войны. Это твое будущее. А мне сказали, что я видел свое, – Брам засмеялся и отъехал. Позже один из его воинов рассказал кардиналу, как Виджусы пришли к выводу, что вождь Кузнечиков видел в кратере Ночную Ведьму, хотя, по его мнению, они поторопились с выводами, дабы сыграть на руку Святому Сумасшедшему, предполагая, что он живым вернется из кратера; кроме того, он лично не верит, что, побывав в кратере, Брам погибнет.
Воинами владело веселое игривое настроение. Брам пообещал им, что Церковь хорошо заплатит за сопровождение. Коричневому Пони каждый раз, как он слышал эти обещания, становилось не по себе. Он лично не говорил с предводителем Кузнечиков о деньгах. Может, это обещание тот получил от кого-то из членов курии или же от самого папы Спеклберда.
Он смотрел, как воины дурачились, под сентябрьским солнцем носясь по прерии. Один из них влез на конскую спину. Другой привстал на стременах и так близко притерся к первому всаднику, что тот должен был или шлепнуться в седло, или полететь кувырком. Все покатились со смеху. Один из наездников на скаку сполз набок, пролез под брюхом коня и поднялся в седло с другой стороны. Он проделал это три раза, и у жеребца возникла эрекция. Всадник стал было пролезать в четвертый раз, увидел ее и торопливо вскарабкался обратно. Кто-то, насмехаясь, выкрикнул в его адрес веселое оскорбление, и через несколько секунд, спешившись, соперники вступили в схватку на ножах. Подскакав, Халтор Брам несколько секунд смотрел на этот смертельный танец, после чего надвинул на лоб высокий кожаный шлем с крестом его бабушки и эмблемой военачальника.
Брызнула кровь. Рана была неглубока, но вслед за ней последовал приказ бросить оружие.
– Пускайте в ход руки и ноги, – рявкнул Халтор Брам, – или немедленно прекращайте! Всем слушать меня! Никаких смертоубийств между собой! Если у тебя есть обида на товарища, придержи ее до возвращения военного отряда домой.
– Почему он говорит о военном отряде? – спросил Коричневый Пони того, кто ехал рядом с ним. – Это ведь всего лишь почетный эскорт.
– Кузнечики всегда на войне, – сообщил всадник и пришпорил коня, чтобы отдалиться от этого фермера, христианина в красной шапке.
Глава 16
«Да тут целый эскадрон», – подумал командир полицейской стражи. Тридцать семь кардиналов ехали верхами рядом с папой, а еще двадцать четыре сопровождали фургоны, которые тащили по травянистому бездорожью прерии упряжки мулов. Сопровождали караван тридцать денверских полицейских и тридцать воинов из Диких Собак, хотя эти силы должны будут повернуть назад, когда кавалькада выйдет к границам Кузнечиков и встретится со всадниками Халтора Брама.
Когда они оказались рядом с границей, то разбили лагерь и стали ждать воинов Кузнечиков.
Амен Снеклберд ждал с большим терпением, чем остальные. Его шатер, раскинутый охраной из Диких Собак, был достаточно вместителен, и папа настоял, чтобы кардиналы каждый день вместе с ним возносили хвалу Господу, отправляли мессу и вечерню и все вместе читали канонические молитвы. Большинство из них привыкли лишь проборматывать первые строчки каждого псалма; они называли это молением по требнику.
Лагерь странствующей курии окружили любопытные женщины и дети из племен Кузнечиков и Диких Собак, чьи стада и загоны располагались неподалеку, но стража держала их на расстоянии, чтобы не было мелкого воровства. Все, кроме, может быть, охраны, испытали облегчение, когда на гребне холма показались всадники Кузнечиков. Теперь они не гарцевали и не ссорились, а двигались в типичном для Кузнечиков боевом порядке: передовая линия то выбрасывала вперед группы всадников, то втягивала их обратно, и врагу было трудно определить, как и когда начнется битва. Разведчики Диких Собак, кинувшись к своим копьям и мечам, седлали коней, но Халтор Брам приказал своим остановиться и крикнул: «Мы с миром! Во имя Фуджис Гоу!»
На глазах курии кардинал Коричневый Пони оставил их зловещие ряды и поскакал вперед. Амен Спеклберд выехал ему навстречу и, когда кардинал, спешившись, опустился перед ним на колени, чтобы поцеловать кольцо папы, поднял его.
– Мы слышали, Элия, что Джарад предстал перед Христом и еще не воскрес.
Упомянуто о горестном событии было довольно своеобразно, но кардинал ответил:
– Я знал, что вы первым делом упомянете об этом, Святой Отец. Если вы извините мое отсутствие, я хотел бы сразу же поехать в аббатство Лейбовица и принять участие в его погребении.
Старый черный кугуар выразил удивление.
– А я-то думал, что ты направился к югу от Нэди-Энн навестить свои церкви в провинции.
– И это тоже, Святой Отец. Но тексаркские силы так и ждут, что я пересеку Нэди-Энн, а не Залив Привидений. Если я въеду с запада, то меня не смогут арестовать. Мне потребуется лишь день-два, чтобы отдать дань уважения аббату.
– Мы отлучим от церкви любого в провинции, кто посмеет коснуться тебя хоть пальцем. Я оповещу об этом письменно. Тебе будет предписано ехать в аббатство Лейбовица, а затем на восток – в страну Кузнечиков.
– Благодарю вас. Затем я хотел бы оказаться в Ханнеган-сити, Святой Отец.
– Ты направишься туда моим легатом. И на воске твоего назначения будет оттиснуто мое кольцо. Бумаги с курьером прибудут в аббатство.
– Прошу прощения, но, может быть, они не произведут впечатления на архиепископа или его племянника.
– Чтобы стать мучеником, Элия, тебе не требуется мое разрешение.
– Неужто я в нем нуждаюсь? Улыбнувшись, Амен сменил тему.
– Как себя чувствуют наши друзья среди Виджусов и людей духа Медведя? Как поживает их пещера? Ты провел там ночь?
– В кратере, Святой Отец. Откровенно говоря, я думаю, что его репутация сильно преувеличена мифами и историями. Несколько столетий назад это место могло быть довольно опасным, но, если не считать, что Святой Сумасшедший слегка прихворнул, изощренность дьявола притупилась, – он произнес эти слова за три недели до того, как в аббатстве Лейбовица его свалили приступы тошноты и забытья.
Расставшись с папой и его курией, он отправился поблагодарить Халтора Брама за любезность. Брам пожаловался, что никаких денег так и не поступило. Кардинал, не выкручиваясь, сказал, что не имеет представления о сути проблемы, предоставив ее решать усталым прелатам из окружения папы.
Последние слова папы Амена были таковы:
– Позаботься об аббатстве Лейбовица, Элия. Скажи им, чтобы они выбрали нового аббата, и утверди его от моего имени. Если позже возникнут какие-то вопросы, присутствующий здесь кардинал Оньйо засвидетельствует, что я дал тебе эти указания.
Они наскоро обнялись. Обернувшись, кардинал посмотрел на эскорт Кузнечиков. Воины Диких Собак и полиция Валаны широко расступились перед ними. Дикие Собаки, уже сидевшие в седлах, поскакали на северо-запад, а полицейские еще немного помедлили.
Много позже историки выскажут предположение, что война, уничтожившая папство, началась, когда Амен Спеклберд принял услуги девяноста девяти воинов, которых набрал Халтор Брам, разлучив с семьями. Халтор Брам, который подготовил, вымуштровал и обучил их, но не уплатил, ибо вождь Кузнечиков разозлился на кардинала Коричневого Пони и перенес свое раздражение на его владыку. После того как папский казначей сказал им, что золота в караване нет, командир полицейских сил объяснил папе ситуацию.
Валанское папство подписало контракт с несколькими семьями Диких Собак и Кузнечиков, что будет обеспечивать свежими лошадьми курьеров Церкви на пересадочных станциях, так что путешествие через равнины от Денверской Республики до самых отдаленных ферм на востоке будет занимать меньше десяти дней. Некие предприимчивые семьи из Диких Собак и Кузнечиков, взявшись доставлять почту через равнины, организовали для Церкви службу доставки – но не для депеш ханнеганского телеграфа. Члены этих семей обладали определенным иммунитетом против писаных и неписаных законов, действовавших в ордах. Утверждать, что пошел в рост новый класс Кочевников-предпринимателей, было бы слишком рано, но кое-кто из бабушек уже стал испытывать раздражение против богачей, которые предоставляли услуги врагу – цивилизации. Кочевники всегда занимались диким беспривязным скотоводством, следуя за своими стадами, но чем больше добра было в каком-то поселении, тем труднее ему было сниматься с места. Но по условиям контракта, составленного Брамом, предполагалось, что оплата последует немедленно.
«Пообещай им, что расплатимся попозже», – это было все, что мог сказать папа Амен.
После этого обещания Браму папа и курия двинулись на восток в сопровождении дьявольски разозленных всадников. Из-за того, что пожилой человек чувствовал крайнюю усталость, путешествие вместо двух дней заняло четыре. Папа был рад, что ему представилась возможность поболтать с простыми людьми, и при каждом удобном случае беседовал с членами эскорта из Кузнечиков.
– Наши племена полны гнева, – сказал ему один из них. – Мы злы потому, что Дикие Собаки позволили церковнику гостить на священном собрании орд. И не только кардиналу Коричневому Пони, но и посланнику от архиепископа Бенефеза. И Коричневый Пони поддержал Осле Чиир Хонгана против Халтора Брама.
Папа записал вежливый вариант имени Святого Сумасшедшего. Злятся они или нет, но он понимал политические пожелания бабушек и учитывал их благосклонность к вождю Диких Собак, который должен законным образом управлять ситуацией с выборами на равнинах. Но неприязнь к Коричневому Пони распространилась и на его владыку, на папу, и эту неприятность надо было предвидеть. Амен попытался заверить Халтора Брама, что его людям все будет выплачено, но список претензий на этом не завершился.
– Кроме того, Дикие Собаки предоставили монсеньеру Сануалу кров и пищу.
– Я предполагал, что представитель Бенефеза остановится у делегации Зайцев, – заметил Спеклберд.
– Ну да, он этого хотел. Среди делегатов духа Медведя были и христианские священники. Делегаты от Зайцев опасаются, что их примут за марионеток тексаркской церкви.
– Церковь едина, сын мой. Так вот и длилось путешествие.
В соответствии с договором Священной Кобылы любой фермер или солдат империи, который при оружии появится на территории Кузнечиков, может подвергнуться нападению, а любой вооруженный Кочевник, который окажется на расстоянии мушкетного выстрела от границ империи, может быть застрелен. Поэтому, когда папа со спутниками перевалили через холм, с которого открывался вид на пограничную заставу, Халтор Брам и его люди остановились. Воины по-прежнему ворчали на вождя из-за отсутствия денег, но тот думал о стычке, которая может произойти при пересечении границы.
– Так или иначе, но всем вам заплатят, – наконец сказ он. – И может, скорее, чем вы думаете.
Когда процессия прелатов оказалась около ворот, Амен Спеклберд вышел из кареты и стряхнул со своей белой сутаны пыль равнин. Он подошел к офицеру, который, скрестив на груди руки, застыл посреди дороги. Рядом с ним стояли два солдата с двуствольными ружьями, скорее всего, заряженными картечью.
– По приказу Ханнегана, – объявил офицер, – у вас нет права пройти. Если попытаетесь, вас арестуют.
– Не преграждай путь, сын мой. Смирись с Божьим повелением.
– Покажите мне его повеление.
– Подними правую ногу и посмотри. Подчинившись, офицер покраснел.
– Я вижу тень от ноги, – сказал он, не обращая внимания на отпечаток ступни в кучке конского навоза.
– Его повеление уже дано, – сказал Спеклберд. – Как плохо.
– Черт бы вас побрал! Вот это и называется вашей мудростью, да? Прошу прощения, но меня от нее с души воротит, ваше… э-э-э… святейшество. Не думаю, что она понравилась бы и лорду-мэру. Почему бы вам на чистом ол'заркском не сказать что-то новенькое?
Амен улыбнулся ему и, прищурившись, показал на солнце. Полковник моргнул, но смотреть не стал и сказал:
– Хороший ход, старик. Есть классные обманы и есть дешевка. Ты в этом деле знаешь толк, не так ли?
– Никогда таким образом не думал об этом, сын мой, но мой сан налагает определенные обязанности. Понимаешь?
– Вот уж не знаю – то ли плюнуть на тебя, то ли встать на колени, старый дурак. Так что расслабься и езжай домой.
– Полковник, почему вы загоняете себя в ловушку дуализма?
– Что такое дуализм?
– То ли плюнуть на Бога, то ли преклонить перед ним колена.
– У меня приказ, полученный лично от Ханнегана. Залезай в свою карету, разворачивайся и возвращайся в Валану – или окажешься в Ханнеган-сити перед судом по обвинению в ереси. Произнеси еще хоть слово, и я засвидетельствую все, что тут было сказано.
– Благославляю тебя; сын мой, и спасибо. Полковник фыркнул, бросил несколько слов капитану, стоящему поодаль, сел в седло и, отдуваясь, отъехал. Капитан поднес к худому черному лицу папы кавалерийский револьвер. Двое кардиналов подхватили папу под руки, третий уперся ему в спину, и они повлекли его обратно.
Таким образом для епископа Нового Рима дорога в Новый Рим была перекрыта.
Вооруженные Кузнечики разъехались, освобождая дорогу, но не сделали никакой попытки сопровождать караван папы в обратный путь, даже когда кардинал Оньйо Голонез кивнул Браму. Нахмурившись, тот отрицательно покачал головой. Его отряд стоял, наблюдая за уезжающими, пока те не превратились в пыльное пятнышко на горизонте. Уставшие спутники Амена (в них входила добрая часть Священной Коллегии) двинулись в долгий обратный путь. Издалека до них донеслись слабые отзвуки криков и стрельба, но прелаты ничего не могли сделать, а папа Амен был слегка туговат на ухо. Путь их лежал от лесов на востоке, через заросли кустарников и высокой травы, по прериям. Они шли жаркими днями и зябкими ночами (когда тянуло холодком ил близлежащей пустыни, часть которой была наконец обводнена) и наконец перевалили через горный хребет. По пути они пользовались подаяниями Кочевников и наконец встретились с делегацией, которая выехала им навстречу со стороны провала.
Чиир Осле Хонган заключил брак с Фуджис Гоу. Новый Ксесач дри Вордар, владыка трех орд, чьей женой стала Дневная Дева, преклонив колена, поцеловал кольцо папы и именем Бога и его Пресвятой Матери поклялся в вечной верности его святейшеству.
Прежде чем расстаться, кардинал Оньйо Голопез отозвал в сторону Святого Сумасшедшего и рассказал, что сделал Халтор Брам после того, как их развернула пограничная стража.
– Они отказались возвращаться с нами, и я слышал крики и стрельбу. Не уверен, но думаю, что там произошла схватка. Владыка трех орд, сидевший на своем жеребце, нахмурился.
– Если он сделал то, чего я опасаюсь, то ответит своей головой.
– Папа ничего не знает, – сообщил Оньйо.
– Я немедленно пошлю разобраться, что там произошло, – Святой Сумасшедший резко и коротко отдал приказ адъютанту и вместе с сопровождающими двинулся обратно. Адъютант поскакал на восток.
– Наставник советовал мне провести ночь на вершине утеса и жечь костер, – сказал ему юный воин. – Когда ветер менялся, я бы поднимал факел. Посматривайте на него. Там внизу бывает трудно переносить даже легкий бриз.
– Это разрешено? Оксшо помолчал.
– Пока все не заснут, я бы не торопился, а на скалу влез бы так, чтобы меня никто не видел. Может возражать только Брам. Бог и Кобыла за вас, милорд.
Порывы ветра, которые срывались с краев кратера, несли с собой пыль, туманной дымкой затягивавшую звезды, но это была пыль прерий, а не вулканическая. Он нашел себе местечко среди редких клочков растительности, которого не достигала пыль из дьявольского кратера. Он все еще был погружен в глубокую печаль из-за встречи со злобной женщиной, чье чрево выносило его против ее желания. До того, как его усыновили сестры, он продолжал оставаться сыном насилия и ненависти, но воспоминания о сестрах были окрашены неприязнью к ним, кроме сестры Магдалены («Крик над рекой»), происходившей из Кочевников, из Зайцев, которая рассказывала ему разные истории и особо заботилась о его образовании. Серина, на которой он женился, напоминала ему Магдалену. Теперь обе были мертвы. Когда он пересекал территорию Зайцев, чтобы посетить кое-какие церкви, собирался ли он навестить сиротский приют? Что заставляет его думать об этом – ностальгия или отвращение? Лучше выкинуть из головы эти мысли, решил он. Никакие эмоции не должны мешать его церковным и политическим замыслам.
Спустя какое-то время кардинал стал молиться. Сначала он перебирал четки, вглядываясь в темное пятно под залитым лунным светом скальным навесом – там лежал вход в Ее пещеру. Он тихо и спокойно разговаривал с темнотой, но на лице едким ожогом кислоты горел плевок, отпущенный ему настоящей матерью. Теперь он говорил с другой матерью, имеющей мириады имен: Regina Mundi, Domina Rerum, Mater Dei[22], Хонгин Фуджис Вурн и даже Стервятник Войны. Ее появление всегда было связано с каким-то местом: Вифлеем, Лурд, Гваделупа и вот теперь здесь, в Пупке Мира.
– Я родился на южной оконечности твоих владений, Мать, и я знаю твои пути. Даже здесь, где люди служат тем, кто захватил твои земли, я прозреваю их. Мириам, матерь Иисуса, молись за меня.
Когда облака затянули луну, уже стоящую в зените, Оксшо вскинул факел. Наконец кардинал увидел какое-то странное сияние, окружающее провал в центре кратера и отошел на сто шагов.
– Смилуйся, Господи. Кирие элейсон.[23]
К счастью, ветер снова подул ему в спину.
– Моя мать была родом из племени Диких Собак, Святая Богоматерь; отец мой сотворил зло с ней и с твоим народом. Да будет он мертвым, так же, как сейчас она мертва для меня. И не позволь мне найти его, ибо он падет от моей руки. Давным-давно, еще до того, как я понял, что она мертва для меня, дух ее призывал меня сюда. Я не сделал того, чего она хотела. Я оставил свой народ. Я принял ту религию, которой меня учили сестры. Но наконец я предстал перед тобой, Мать.
Этой ночью ветер то и дело менял направление. Кардинал продолжал переходить с места на место.
– Смилуйся, Господи. Да святится имя Твое.
Он снова переместился, чтобы ветер дул ему в спину. Путь он находил ощупью, руководствуясь редкими вспышками факела, но продолжал тихо разговаривать, обращаясь к провалу.
– У меня рыжие волосы. И он был рыжим, как она им рассказывала. Сестрам, которые приняли ее. Они вырастили меня. Мириам, матерь Божья, молись за меня. Если он еще жив, я убью его. Молись за меня, Женщина Дикой Лошади. Кирие элейсон.
Лишь раз за ночь он увидел ее: черный силуэт женской фигуры на фоне зарева, вырывающегося из провала. Руки ее были воздеты подобно крыльям. Нуншан? Нет, то была фигура молодой женщины, а Ночная Ведьма была старухой. Из-за рук-крыльев она могла быть Барреганом, Стервятником Войны. Но когда он остановился, женщина исчезла.
Амен Спеклберд, говоря о ней, считал ее четвертой участницей Святой Троицы, и эти его воззрения были одной из причин, по которой сподвижники Бенефеза отказывались его признавать. Папа, который позволяет себе еретические высказывания, – это не папа. Но он и не был папой, когда говорил это. Продолжает ли он так считать? Нет. Коричневый Пони был неподдельно удивлен, когда увидел, с какой легкостью старик вошел в роль папы. Сомневающийся назвал бы это лицемерием. А верующий – творением Святого Духа, оберегающего престол от ошибок.
«Интересно, сколько пап попало в ад?» – подумал он. Данте назвал лишь нескольких из них, но перечень еще не завершен. Последний перед Огненным Потопом папа, конечно же, был одним из них. И с этой мыслью Коричневый Пони погрузился в дремоту, ибо луна зашла за край кратера. Небо прояснилось, и он услышал крики Оксшо, будившего его. Ветер окончательно сменил направление. Он подхватил одеяло и поспешил к тропке, ведущей наверх. К добру или к худу, но испытание завершилось.
– Если в течение недели ты заболеешь, то умрешь – таков был первый деловой прогноз Виджусов, которые разговаривали с ним. – Если не умрешь в ближайшее время, то жизнь твоя укоротится. Тебя предупреждали?
– Конечно, бабушка.
Она расспрашивала его обо всех подробностях. Он рассказал, что видел на фоне адского пламени женщину со вскинутыми руками. Она уставилась на него и после долгого молчания спросила:
– Ты знал о Стервятнике Войны?
– Я слышал о Баррегане.
– Стервятник Войны отливает красным на фоне неба.
– Она не была на фоне неба.
Старуха кивнула, положив конец разговору. Свое мнение она принесла в круг совета. В конце дня Чиир Хонган прщпел с сообщением, что дух Медведя условно принял его, как христианского шамана. При условии, что в ближайшее время он не заболеет.
У Коричневого Пони не было особых поводов для радости. Из Валаны прибыл курьер с сообщением, что Джарад, кардинал Кендемин, аббат обители святого Лейбовица, предстал перед Высшим Судией. Пришло также сообщение, что папа и его спутники разбили лагерь в необитаемой местности между владениями Диких Собак и Кузнечиков. Святой Сумасшедший великодушно предложил уступить время, назначенное ему для встречи с Хонгин Фуджис Вурн, Мягкому Свету, чтобы Халтор Брам с сопровождающими его воинами в субботу утром выехал навстречу Амену Спеклберду и проводил его к границе империи.
Коричневый Пони решил вместе с ними ехать на юг. Халтор Брам, только что оправившийся после встречи с Кобылой, не возражал.
Ранним субботним утром, за час до расставания, кардинал Коричневый Пони получил от отца Омброза хлеб, вино, молитвенник и складной алтарь. Он хотел провести высокую папскую мессу, что было бы хорошо с точки зрения политики и к тому же зрелищно, но пел он не очень хорошо и со времени своего рукоположения провел не больше десятка месс. Монсеньор Сану ал решительно отклонил предложение совместно провести мессу, в которой он будет или равноправным участником, или псаломщиком. Красный Дьякон посмотрел на Омброза.
– Примешь ли ты сначала мою исповедь? – спросил старый монах игнацианского ордена.
– У тебя за последнее время накопилось то, в чем ты хотел бы исповедаться?
Омброз понял его намек и досадливо покачал головой. Вместо этого он позвал Оксшо, своего алтарника. Они созвали христиан и пригласили всех Виджусов и людей духа Медведя, которые хотели бы поприсутствовать на мессе. Здесь, в бескрайней прерии, затянутой легким дымком от костров из сухого конского навоза, апостольский викарий трех орд отслужил простую мессу в присутствии диких Кочевников, которые кольцом обступили алтарь, держась на почтительном расстоянии. За причастием, скорее всего, пришло больше людей, чем было христиан в поселении, но кардинал никому не задавал вопросов.
Те, которых удивил пресный вкус тела Христова, скорее всего, были языческими шаманами. Ни Сануал, ни Омброз не явились получить причастие. После слов «Ite messa est»[24] в толпе началось ликование, но Коричневый Пони не мог понять, кто был его инициатором. Не подлежало сомнению, что народ признал в нем верховного христианского шамана.
Монсеньор Сануал снова напился. Когда они уезжали верхами, он вышел проводить их и крикнул кардиналу, что он едет к неудачнику, что ложный папа никогда не войдет в Новый Рим и что ему еще придется пожалеть об истинной Церкви.
– Спасибо за благословение, мессир, – ответил кардинал.
Халтор Брам еще не был готов стать другом друзей своих соперников, но он провел в кратере плохую ночь на пятницу и знал, что его рассказ перед советом духа Медведя был принят не лучшим образом. Откровенно говоря, Виджусы уже высказались против него. Но он сказал своим воинам, что, поскольку Святого Сумасшедшего ждет в Пупке Мира еще более скверная ночь на субботу, титул Ксесача дри Вордара достанется вождю Кузнечиков. И в конечном итоге будет восстановлено древнее звание, которое объединит все три орды.
Он заметил, что кардинал Коричневый Пони слышал его слова, и грубовато осведомился, что он вынес из встречи с Кобылой.
– Мог бы ты на следующую ночь стать ее жеребцом? – поинтересовался он. – Да ты вообще видел ее? Кардинал помолчал.
– Не уверен в том, что я видел. Несколько часов вглядываешься в темноту, начинаешь вроде что-то видеть, но там ничего нет.
– А что там было?
– Вроде какая-то женщина между мной и слабым свечением. Не могу описать ее. Она стояла лицом ко мне, вскинув руки. А затем она исчезла.
– Как Стервятник Войны?
– Мне сказали, что именно ее я и видел. Я этого никогда не говорил.
Брам кивнул.
– Если бы я ее видел, то уже сегодня был Ксесачем дри Вордаром. Но вскоре мне придется умереть.
– Ты болен?
– Ты видел Стервятника Войны. Это твое будущее. А мне сказали, что я видел свое, – Брам засмеялся и отъехал. Позже один из его воинов рассказал кардиналу, как Виджусы пришли к выводу, что вождь Кузнечиков видел в кратере Ночную Ведьму, хотя, по его мнению, они поторопились с выводами, дабы сыграть на руку Святому Сумасшедшему, предполагая, что он живым вернется из кратера; кроме того, он лично не верит, что, побывав в кратере, Брам погибнет.
Воинами владело веселое игривое настроение. Брам пообещал им, что Церковь хорошо заплатит за сопровождение. Коричневому Пони каждый раз, как он слышал эти обещания, становилось не по себе. Он лично не говорил с предводителем Кузнечиков о деньгах. Может, это обещание тот получил от кого-то из членов курии или же от самого папы Спеклберда.
Он смотрел, как воины дурачились, под сентябрьским солнцем носясь по прерии. Один из них влез на конскую спину. Другой привстал на стременах и так близко притерся к первому всаднику, что тот должен был или шлепнуться в седло, или полететь кувырком. Все покатились со смеху. Один из наездников на скаку сполз набок, пролез под брюхом коня и поднялся в седло с другой стороны. Он проделал это три раза, и у жеребца возникла эрекция. Всадник стал было пролезать в четвертый раз, увидел ее и торопливо вскарабкался обратно. Кто-то, насмехаясь, выкрикнул в его адрес веселое оскорбление, и через несколько секунд, спешившись, соперники вступили в схватку на ножах. Подскакав, Халтор Брам несколько секунд смотрел на этот смертельный танец, после чего надвинул на лоб высокий кожаный шлем с крестом его бабушки и эмблемой военачальника.
Брызнула кровь. Рана была неглубока, но вслед за ней последовал приказ бросить оружие.
– Пускайте в ход руки и ноги, – рявкнул Халтор Брам, – или немедленно прекращайте! Всем слушать меня! Никаких смертоубийств между собой! Если у тебя есть обида на товарища, придержи ее до возвращения военного отряда домой.
– Почему он говорит о военном отряде? – спросил Коричневый Пони того, кто ехал рядом с ним. – Это ведь всего лишь почетный эскорт.
– Кузнечики всегда на войне, – сообщил всадник и пришпорил коня, чтобы отдалиться от этого фермера, христианина в красной шапке.
Глава 16
«Аббату надлежит часто осматривать постели братии, дабы искать там какие-то личные предметы. И если на ложе будет найдено нечто, полученное не от аббата, то ослушник подлежит самому серьезному наказанию».
Устав ордена св. Бенедикта, глава 55.
«Да тут целый эскадрон», – подумал командир полицейской стражи. Тридцать семь кардиналов ехали верхами рядом с папой, а еще двадцать четыре сопровождали фургоны, которые тащили по травянистому бездорожью прерии упряжки мулов. Сопровождали караван тридцать денверских полицейских и тридцать воинов из Диких Собак, хотя эти силы должны будут повернуть назад, когда кавалькада выйдет к границам Кузнечиков и встретится со всадниками Халтора Брама.
Когда они оказались рядом с границей, то разбили лагерь и стали ждать воинов Кузнечиков.
Амен Снеклберд ждал с большим терпением, чем остальные. Его шатер, раскинутый охраной из Диких Собак, был достаточно вместителен, и папа настоял, чтобы кардиналы каждый день вместе с ним возносили хвалу Господу, отправляли мессу и вечерню и все вместе читали канонические молитвы. Большинство из них привыкли лишь проборматывать первые строчки каждого псалма; они называли это молением по требнику.
Лагерь странствующей курии окружили любопытные женщины и дети из племен Кузнечиков и Диких Собак, чьи стада и загоны располагались неподалеку, но стража держала их на расстоянии, чтобы не было мелкого воровства. Все, кроме, может быть, охраны, испытали облегчение, когда на гребне холма показались всадники Кузнечиков. Теперь они не гарцевали и не ссорились, а двигались в типичном для Кузнечиков боевом порядке: передовая линия то выбрасывала вперед группы всадников, то втягивала их обратно, и врагу было трудно определить, как и когда начнется битва. Разведчики Диких Собак, кинувшись к своим копьям и мечам, седлали коней, но Халтор Брам приказал своим остановиться и крикнул: «Мы с миром! Во имя Фуджис Гоу!»
На глазах курии кардинал Коричневый Пони оставил их зловещие ряды и поскакал вперед. Амен Спеклберд выехал ему навстречу и, когда кардинал, спешившись, опустился перед ним на колени, чтобы поцеловать кольцо папы, поднял его.
– Мы слышали, Элия, что Джарад предстал перед Христом и еще не воскрес.
Упомянуто о горестном событии было довольно своеобразно, но кардинал ответил:
– Я знал, что вы первым делом упомянете об этом, Святой Отец. Если вы извините мое отсутствие, я хотел бы сразу же поехать в аббатство Лейбовица и принять участие в его погребении.
Старый черный кугуар выразил удивление.
– А я-то думал, что ты направился к югу от Нэди-Энн навестить свои церкви в провинции.
– И это тоже, Святой Отец. Но тексаркские силы так и ждут, что я пересеку Нэди-Энн, а не Залив Привидений. Если я въеду с запада, то меня не смогут арестовать. Мне потребуется лишь день-два, чтобы отдать дань уважения аббату.
– Мы отлучим от церкви любого в провинции, кто посмеет коснуться тебя хоть пальцем. Я оповещу об этом письменно. Тебе будет предписано ехать в аббатство Лейбовица, а затем на восток – в страну Кузнечиков.
– Благодарю вас. Затем я хотел бы оказаться в Ханнеган-сити, Святой Отец.
– Ты направишься туда моим легатом. И на воске твоего назначения будет оттиснуто мое кольцо. Бумаги с курьером прибудут в аббатство.
– Прошу прощения, но, может быть, они не произведут впечатления на архиепископа или его племянника.
– Чтобы стать мучеником, Элия, тебе не требуется мое разрешение.
– Неужто я в нем нуждаюсь? Улыбнувшись, Амен сменил тему.
– Как себя чувствуют наши друзья среди Виджусов и людей духа Медведя? Как поживает их пещера? Ты провел там ночь?
– В кратере, Святой Отец. Откровенно говоря, я думаю, что его репутация сильно преувеличена мифами и историями. Несколько столетий назад это место могло быть довольно опасным, но, если не считать, что Святой Сумасшедший слегка прихворнул, изощренность дьявола притупилась, – он произнес эти слова за три недели до того, как в аббатстве Лейбовица его свалили приступы тошноты и забытья.
Расставшись с папой и его курией, он отправился поблагодарить Халтора Брама за любезность. Брам пожаловался, что никаких денег так и не поступило. Кардинал, не выкручиваясь, сказал, что не имеет представления о сути проблемы, предоставив ее решать усталым прелатам из окружения папы.
Последние слова папы Амена были таковы:
– Позаботься об аббатстве Лейбовица, Элия. Скажи им, чтобы они выбрали нового аббата, и утверди его от моего имени. Если позже возникнут какие-то вопросы, присутствующий здесь кардинал Оньйо засвидетельствует, что я дал тебе эти указания.
Они наскоро обнялись. Обернувшись, кардинал посмотрел на эскорт Кузнечиков. Воины Диких Собак и полиция Валаны широко расступились перед ними. Дикие Собаки, уже сидевшие в седлах, поскакали на северо-запад, а полицейские еще немного помедлили.
Много позже историки выскажут предположение, что война, уничтожившая папство, началась, когда Амен Спеклберд принял услуги девяноста девяти воинов, которых набрал Халтор Брам, разлучив с семьями. Халтор Брам, который подготовил, вымуштровал и обучил их, но не уплатил, ибо вождь Кузнечиков разозлился на кардинала Коричневого Пони и перенес свое раздражение на его владыку. После того как папский казначей сказал им, что золота в караване нет, командир полицейских сил объяснил папе ситуацию.
Валанское папство подписало контракт с несколькими семьями Диких Собак и Кузнечиков, что будет обеспечивать свежими лошадьми курьеров Церкви на пересадочных станциях, так что путешествие через равнины от Денверской Республики до самых отдаленных ферм на востоке будет занимать меньше десяти дней. Некие предприимчивые семьи из Диких Собак и Кузнечиков, взявшись доставлять почту через равнины, организовали для Церкви службу доставки – но не для депеш ханнеганского телеграфа. Члены этих семей обладали определенным иммунитетом против писаных и неписаных законов, действовавших в ордах. Утверждать, что пошел в рост новый класс Кочевников-предпринимателей, было бы слишком рано, но кое-кто из бабушек уже стал испытывать раздражение против богачей, которые предоставляли услуги врагу – цивилизации. Кочевники всегда занимались диким беспривязным скотоводством, следуя за своими стадами, но чем больше добра было в каком-то поселении, тем труднее ему было сниматься с места. Но по условиям контракта, составленного Брамом, предполагалось, что оплата последует немедленно.
«Пообещай им, что расплатимся попозже», – это было все, что мог сказать папа Амен.
После этого обещания Браму папа и курия двинулись на восток в сопровождении дьявольски разозленных всадников. Из-за того, что пожилой человек чувствовал крайнюю усталость, путешествие вместо двух дней заняло четыре. Папа был рад, что ему представилась возможность поболтать с простыми людьми, и при каждом удобном случае беседовал с членами эскорта из Кузнечиков.
– Наши племена полны гнева, – сказал ему один из них. – Мы злы потому, что Дикие Собаки позволили церковнику гостить на священном собрании орд. И не только кардиналу Коричневому Пони, но и посланнику от архиепископа Бенефеза. И Коричневый Пони поддержал Осле Чиир Хонгана против Халтора Брама.
Папа записал вежливый вариант имени Святого Сумасшедшего. Злятся они или нет, но он понимал политические пожелания бабушек и учитывал их благосклонность к вождю Диких Собак, который должен законным образом управлять ситуацией с выборами на равнинах. Но неприязнь к Коричневому Пони распространилась и на его владыку, на папу, и эту неприятность надо было предвидеть. Амен попытался заверить Халтора Брама, что его людям все будет выплачено, но список претензий на этом не завершился.
– Кроме того, Дикие Собаки предоставили монсеньеру Сануалу кров и пищу.
– Я предполагал, что представитель Бенефеза остановится у делегации Зайцев, – заметил Спеклберд.
– Ну да, он этого хотел. Среди делегатов духа Медведя были и христианские священники. Делегаты от Зайцев опасаются, что их примут за марионеток тексаркской церкви.
– Церковь едина, сын мой. Так вот и длилось путешествие.
В соответствии с договором Священной Кобылы любой фермер или солдат империи, который при оружии появится на территории Кузнечиков, может подвергнуться нападению, а любой вооруженный Кочевник, который окажется на расстоянии мушкетного выстрела от границ империи, может быть застрелен. Поэтому, когда папа со спутниками перевалили через холм, с которого открывался вид на пограничную заставу, Халтор Брам и его люди остановились. Воины по-прежнему ворчали на вождя из-за отсутствия денег, но тот думал о стычке, которая может произойти при пересечении границы.
– Так или иначе, но всем вам заплатят, – наконец сказ он. – И может, скорее, чем вы думаете.
Когда процессия прелатов оказалась около ворот, Амен Спеклберд вышел из кареты и стряхнул со своей белой сутаны пыль равнин. Он подошел к офицеру, который, скрестив на груди руки, застыл посреди дороги. Рядом с ним стояли два солдата с двуствольными ружьями, скорее всего, заряженными картечью.
– По приказу Ханнегана, – объявил офицер, – у вас нет права пройти. Если попытаетесь, вас арестуют.
– Не преграждай путь, сын мой. Смирись с Божьим повелением.
– Покажите мне его повеление.
– Подними правую ногу и посмотри. Подчинившись, офицер покраснел.
– Я вижу тень от ноги, – сказал он, не обращая внимания на отпечаток ступни в кучке конского навоза.
– Его повеление уже дано, – сказал Спеклберд. – Как плохо.
– Черт бы вас побрал! Вот это и называется вашей мудростью, да? Прошу прощения, но меня от нее с души воротит, ваше… э-э-э… святейшество. Не думаю, что она понравилась бы и лорду-мэру. Почему бы вам на чистом ол'заркском не сказать что-то новенькое?
Амен улыбнулся ему и, прищурившись, показал на солнце. Полковник моргнул, но смотреть не стал и сказал:
– Хороший ход, старик. Есть классные обманы и есть дешевка. Ты в этом деле знаешь толк, не так ли?
– Никогда таким образом не думал об этом, сын мой, но мой сан налагает определенные обязанности. Понимаешь?
– Вот уж не знаю – то ли плюнуть на тебя, то ли встать на колени, старый дурак. Так что расслабься и езжай домой.
– Полковник, почему вы загоняете себя в ловушку дуализма?
– Что такое дуализм?
– То ли плюнуть на Бога, то ли преклонить перед ним колена.
– У меня приказ, полученный лично от Ханнегана. Залезай в свою карету, разворачивайся и возвращайся в Валану – или окажешься в Ханнеган-сити перед судом по обвинению в ереси. Произнеси еще хоть слово, и я засвидетельствую все, что тут было сказано.
– Благославляю тебя; сын мой, и спасибо. Полковник фыркнул, бросил несколько слов капитану, стоящему поодаль, сел в седло и, отдуваясь, отъехал. Капитан поднес к худому черному лицу папы кавалерийский револьвер. Двое кардиналов подхватили папу под руки, третий уперся ему в спину, и они повлекли его обратно.
Таким образом для епископа Нового Рима дорога в Новый Рим была перекрыта.
Вооруженные Кузнечики разъехались, освобождая дорогу, но не сделали никакой попытки сопровождать караван папы в обратный путь, даже когда кардинал Оньйо Голонез кивнул Браму. Нахмурившись, тот отрицательно покачал головой. Его отряд стоял, наблюдая за уезжающими, пока те не превратились в пыльное пятнышко на горизонте. Уставшие спутники Амена (в них входила добрая часть Священной Коллегии) двинулись в долгий обратный путь. Издалека до них донеслись слабые отзвуки криков и стрельба, но прелаты ничего не могли сделать, а папа Амен был слегка туговат на ухо. Путь их лежал от лесов на востоке, через заросли кустарников и высокой травы, по прериям. Они шли жаркими днями и зябкими ночами (когда тянуло холодком ил близлежащей пустыни, часть которой была наконец обводнена) и наконец перевалили через горный хребет. По пути они пользовались подаяниями Кочевников и наконец встретились с делегацией, которая выехала им навстречу со стороны провала.
Чиир Осле Хонган заключил брак с Фуджис Гоу. Новый Ксесач дри Вордар, владыка трех орд, чьей женой стала Дневная Дева, преклонив колена, поцеловал кольцо папы и именем Бога и его Пресвятой Матери поклялся в вечной верности его святейшеству.
Прежде чем расстаться, кардинал Оньйо Голопез отозвал в сторону Святого Сумасшедшего и рассказал, что сделал Халтор Брам после того, как их развернула пограничная стража.
– Они отказались возвращаться с нами, и я слышал крики и стрельбу. Не уверен, но думаю, что там произошла схватка. Владыка трех орд, сидевший на своем жеребце, нахмурился.
– Если он сделал то, чего я опасаюсь, то ответит своей головой.
– Папа ничего не знает, – сообщил Оньйо.
– Я немедленно пошлю разобраться, что там произошло, – Святой Сумасшедший резко и коротко отдал приказ адъютанту и вместе с сопровождающими двинулся обратно. Адъютант поскакал на восток.