Блейк Дженнифер. Запретные мечты [Очарование золота]

   — Знаешь, мужчинам очень нравятся павлины, которые распускают перья на своих милых попках.
   — Какая разница, — оборвала его Испаночка Конни.
   — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
   — Понимаю, но что нам делать с Сиреной?
   Тимоти доиграл наконец бесконечную польку и сложил руки на коленях.
   — Не знаю, — сказала Конни, склонив голову. — Она кажется такой красивой, чистой и женственной.
   — Прямо как настоящая, — кивнул Тимоти.
   — Точно. Такая, которой мужчина отдаст все, только чтобы назвать ее своей. Не только потому, что на нее приятно смотреть, ты понимаешь, она остается в памяти; воплощенное желание. Она навевает воспоминания.
   — Но, Конни, милая, мужчины приходят сюда, чтобы забыться, а не вспоминать о прошлом.
   — Им придется подумать о нем. Мы притушим свет. На сцене надо оставить лишь несколько свечей. Ты будешь играть тихо и нежно, чтобы было приятно слушать. Сирена медленно выйдет на сцену и остановится возле свечей; нет, она понесет свечи сама. Раскроет веер и закроет им лицо по самые глаза, а потом… Что ты будешь петь, Сирена?
   Сирена не ожидала, что ей придется участвовать в этом разговоре. Она замялась:
   — Я… Я могу спеть «Черные волосы моей возлюбленной» или «Барбару Аллеи».
   — А ты сумеешь спеть эту очень медленную южную песню — «Дикси»?
   — Да, — улыбнулась Сирена. — Думаю, сумею.
   — Но «Дикси» — это же военная песня, — запротестовал Тимоти.
   — Это песня воспоминаний. Здесь очень много золотоискателей оттуда, с Юга.
   — Нам повезет, если ей хотя бы разрешат рот открыть, — проворчал Тимоти. — Ты же знаешь, здесь не этого ждут. Они хотят хорошо повеселиться, а не вспоминать молодость. И проигранную войну.
   — Ты не прав, дружок. Людям нравится иногда погрустить. А после нее, если хочешь, выйду я и развеселю их всех. Они нас еще благодарить будут.
   — Ох, Конни. Ну и дьявол же ты!
   Испаночка улыбнулась, кивнув таперу.
   — Боюсь, ты прав, дорогой. Ну а ты сам-то кто такой? Во всех нас тут сидит дьявол.
   — Даже в Сирене? — кивнул в сторону девушки Тимоти.
   — Особенно в Сирене. — Конни широко раскрыла глаза и прошептала: — Это потому, что она еще не знает, что он здесь.
   Сирене не нравился покровительственный тон Конни, но она испытывала к ней чувство благодарности. Улыбаясь, Испаночка Конни юркнула за кулисы и послала кого-то в публичный дом за канделябрами и тиковыми подставками для свечей. Резкими словами и не менее резкими движениями Конни отгоняла остальных девушек от сцены, этим как бы окружая Сирену ореолом таинственности.
   Из-за кулис Сирена наблюдала за началом представления. Номер назывался «Старая серая кобыла». Одна из девушек стояла на сцене, запряженная в повозку, на которой сидел усатый мужчина, делая вид, что хлещет ее по ногам. Мужчины в баре смеялись над представлением. Их хохот стал еще громче, когда на седока набросилось множество девушек с маленькими голубыми хлыстиками и прогнали его со сцены ударами и пинками.
   Чтобы посетители немного успокоились, Тимоти спел попурри из ирландских песен. В середине номера знаком показал, чтобы на сцене убавили свет. Из бара донеслись недовольные голоса. Тимоти перестал петь. Он ударил по клавишам и начал представлять Сирену. Услышав его слова, Сирена в панике сжала кулаки.
   — Южная красавица из королевского города Новый Орлеан, королева тамошней оперы, несравненная Сирена!
   Занавес поднялся, открывая темную сцену. За кулисами Испаночка зажгла свечу и, сунув ее в руку Сирене, вытолкнула девушку на сцену.
   Когда она появилась перед золотоискателями, шум начал утихать. Только в баре кто-то повторял пьяным голосом:
   — Верните девочек, верните девочек!
   Тимоти сыграл вступление к песне, которую Сирена собиралась петь, — нежную грустную мелодию. Сирена вставила свечу в канделябр. Свет пламени заиграл в ее глазах, свечи отбрасывали теплые золотые отблески на ее прелестное лицо и плечи. Медленно двигаясь под музыку, Сирена вышла на середину сцены и раскрыла веер. Чистым нежным голосом она запела старую песню.
   — Что это? В чем дело? Что здесь происходит? Быстро зажгите лампы! Уберите ее отсюда! — В зале появилась Перли. Она двигалась между столиками, расталкивая посетителей. Заслышав ее злобный голос, к ней присоединилось несколько мужчин, требовавших света и девочек.
   — Уберите ее отсюда! Приведите девочек!
   Остальные свистели и кричали на них, требуя тишины. Сирена начала сбиваться, а потом совсем умолкла.
   Вдруг один мужчина вскочил на ноги и, опрокинув столик, встал между Перли и сценой, не давая ей пройти. Хоть он и не трогал ее, Перли испугалась и отступила назад.
   Мужчина едва заметно кивнул.
   — Пусть представление продолжается, — сказал он, — мне хочется послушать эту песню.
   Его голос звучал негромко, но очень отчетливо. Ответ Перли утонул в общем шуме, но ее минутного замешательства оказалось достаточно, чтобы все вновь стали рассаживаться по своим местам.
   Сирену выручил тот самый мужчина, с кем она столкнулась несколько минут назад. Отвернувшись от Перли, словно позабыв о ней, он возвратился к столику, не сводя глаз с певицы. В знак признательности она посмотрела на него с теплой улыбкой. Он ответил ей взглядом, полным восхищения и обожания, и это придало Сирене уверенности. Она почти бессознательно все время оборачивалась в его сторону. Казалось, она пела для него одного. Сирена не заметила, как в баре воцарилась мертвая тишина. Все взоры устремились к ней. Золотоискатели не сводили с нее глаз, они всматривались в ее темные волосы, разглядывали платье, затаив дыхание, следили за ее полными грации движениями. Сирена поняла, что добилась того, чего хотела, и даже того, на что не смела надеяться, когда в середине номера мужчины начали снимать шляпы, а потом стали один за другим вставать, выражая этим уважение к словам песни и ее исполнительнице. На глаза Сирены навернулись слезы.
   Когда она кончила петь, зал взорвался одобрительным свистом, аплодисментами и криками. Рядом со сценой какой-то мужчина причмокнул губами и, толкнув приятеля, сказал:
   — Вот бы мне эту девочку. Прямо как на кровать из роз падаешь.
   Его сосед фыркнул.
   — Ты, видно, совсем из ума выжил, приятель. Ты что, не заметил золотые каблуки на ее туфлях? Она слишком богата и для меня, и для тебя. Ты бы не смог ее содержать, даже если бы взял крутой подъем.
   «Взять крутой подъем» в золотоносных районах означало добывать золото из шахт тоннами, набивать им карманы, в общем, стать очень богатым. Сирена восприняла это как комплимент. Представив реакцию Перли на такое отношение к себе со стороны старателей, Сирена не могла сдержать улыбки. Ее радость стала бы еще больше, если бы она не услышала, как слова старателя стали повторять все, кто находился в салуне.
   — Золотые Каблучки, — сказал со смехом один из посетителей, — это ей подходит. Золотые Каблучки.
   За ним это имя произносили другие, и по залу опять прокатилась волна аплодисментов. Вард, похоже, оказался прав. На клички здесь не скупились и давали их очень быстро.
   Спускаясь со сцены, Сирена решила, что никогда не откликнется на этот титул, каким бы распространенным он не стал. Она не нуждалась в такой славе. Ее не устраивала жизнь, которую могла ей обеспечить эта известность. Что бы там ни говорили Перли, Отто и даже Вард, ее положение не казалось ей безвыходным. Выход обязательно должен был существовать.

9.

   Отто ждал ее на лестнице, ведущей со сцены в бар. На его огромной ладони покоился накрытый салфеткой поднос.
   Он посмотрел на девушку хитрым взглядом.
   — Вот ваш ужин. Перли сказала, если вы захотите съесть его у себя, можете подняться наверх.
   — Нет, спасибо, я поужинаю здесь.
   Сирена хотела взять поднос у Отто, но он придержал его.
   — Я вам его отнесу. Мне все равно сейчас нечего делать.
   — Спасибо, не надо.
   — Нет. Я хочу это сделать. Перли сказала, что я могу составить вам компанию.
   — Я очень благодарна Перли за заботу, и тебе тоже, но я хочу поесть одна.
   — Я не могу этого допустить, — Отто замотал огромной головой, — я пойду с вами, как мне велели.
   Его взгляд не нравился Сирене, его влажный приоткрытый рот вызывал у девушки чувство брезгливости. Однако у нее, похоже, не оставалось выбора. Если она хочет поесть, ей придется делать это в его обществе.
   — Ладно. — Сирена направилась наверх с покрасневшими от гнева щеками. Там она указала Отто на столик в гостиной, он поставил на него поднос, и она опустилась на стул.
   — Вот это да! — Отто развалился на восточной кушетке напротив нее.
   — Ты ел? — с подчеркнуто сухой вежливостью спросила Сирена.
   — Очень давно.
   По всем правилам этикета Сирена сняла с подноса салфетку и расстелила ее на коленях, потом взяла нож и вилку. Ужин состоял из бифштекса, картошки, яиц и поджаренного хлеба. Ее сегодняшнее выступление стоило такого угощения. Но она бы насладилась им гораздо больше, если бы ей не пришлось ужинать в такой компании. Сделав над собой усилие, чтобы не замечать глядящего на нее с животной жадностью человека, Сирена принялась за еду. Отто смотрел на девушку так, словно раздевал ее взглядом. Он то и дело отирал рукой грязный рот и омерзительно ухмылялся.
   Наконец Сирена отодвинула тарелку, взяла бокал с водой и, сделав несколько глотков, посмотрела на Отто.
   — Мне, наверное, еще надо показаться внизу сегодня?
   — Перли этого не говорила.
   Он поднялся, обошел вокруг стола, приблизился к ней и резким движением вырвал бокал.
   — Тебя там не ждут так скоро, малышка. Сирена вскочила на ноги, пролив воду на платье.
   — Что ты делаешь? — закричала она.
   — То, что уже очень давно хотел сделать, — прорычал Отто, отшвырнув в сторону ее стул, — с тех пор, как встретил тебя тогда ночью в Колорадо-Спрингс.
   — Ты не посмеешь! Только пальцем ко мне прикоснись, мерзавец, и Вард выгонит тебя с работы, если сразу не прикончит!
   — Ха! Вард Данбар тобой больше не интересуется. Ты ему надоела, и он отправил тебя вниз к остальным девчонкам.
   — Это неправда!
   — Мне лучше знать. Так сказала Перли. А уж ей-то известно, что у Данбара на уме. Она говорит, теперь никто не будет возражать, если я залезу к тебе под юбку. Именно это я и собираюсь сейчас сделать.
   — Это тебе только кажется, — ответила Сирена, в то же мгновение оказавшись по другую сторону стола и устремившись к кушеткам и оттоманкам, занимавшим почти всю комнату.
   Выругавшись, Отто рванулся за ней, опрокинув стол.
   Направляясь к входной двери, Сирена пробежала мимо вазы с павлиньими перьями, задев их подолом. Обернувшись, она посмотрела на Отто, преследовавшего ее с неистовством голодного животного.
   Не раздумывая больше, Сирена схватила со столика вазу и швырнула ему в голову. Она угодила Отто прямо в лоб, так что кровь стала заливать ему глаза. Зарычав, он вытер лоб рукавом.
   Не оглядываясь, Сирена проскользнула мимо столика с фруктами, толкнула дверь и выскочила в холл. Охваченный дикой яростью, Отто бежал следом. Она слышала за спиной его тяжелые шаги. Сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Затылком она ощущала горячее дыхание преследователя, а до лестницы оставалось еще так далеко, и девушка опасалась, что не успеет до нее добежать.
   Наконец Сирена добралась до лестницы. Она вцепилась пальцами в перила, с трудом переводя дух. В ее сторону повернулись сразу несколько лиц.
   Отто катился следом, перепрыгивая через три ступеньки. Ухватив Сирену за плечо, он потащил ее наверх.
   — Нет! — закричала она, отталкивая Отто. Замахнувшись, она изо всех сил ударила его по лицу. Он схватил ее за руку и тряхнул так сильно, что Сирена ткнулась головой ему прямо в грудь. Его безумное лицо оказалось совсем рядом. Обхватив девушку огромными ручищами, он прижал ее к перилам. Сирена услышала, как он зарычал от удовольствия, почувствовала, как его пальцы впились ей в спину. С дикой яростью Отто изогнулся, пытаясь ухватить ее за руки. Вдруг кто-то оттолкнул его в сторону.
   — Оставь ее. Сейчас же.
   Голос казался не очень громким и не слишком резким, но в нем чувствовалась уверенность в собственной силе. Отто вздрогнул, он, казалось, испугался высокого светловолосого мужчину, державшего его за руку.
   — Я сказал, отпусти ее.
   К Отто вернулась его обычная наглость.
   — Мистер Бенедикт, — прохрипел он, — вас сюда никто не звал.
   — Будет очень неприятно, если сюда пригласят шерифа. Но если ты этого так желаешь, я просто не смогу тебе отказать и сам предъявлю тебе обвинение.
   Отто отпустил Сирену столь поспешно, что она едва не упала. Ей на выручку пришел тот самый худощавый человек, который потребовал, чтобы Перли разрешила Сирене петь. Больше не удостоив Отто ни единым взглядом, он помог девушке подняться, и они вдвоем спустились по лестнице.
   За спиной Сирена услышала хриплую угрозу:
   — В третий раз ты от меня так легко не уйдешь!
   — Вы хотите что-нибудь выпить? — спросил Бенедикт с волнением в голосе. Сирена покачала головой.
   — Нет, спасибо. Мне хочется выйти на улицу.
   — Да, конечно.
   Мужчины вскочили с мест, пропуская ее к дверям. Шум и хохот сменились сдержанным шепотом. Кто-то подбежал к тяжелой красной двери и распахнул ее перед Сиреной. Ее спутник поблагодарил этого человека, и они вдвоем вышли на улицу.
   Сирена набрала полную грудь воздуха. Она сослалась на недомогание только для того, чтобы выбраться из «Эльдорадо». Не представляя, что она будет делать дальше, Сирена двинулась по улице. После душного, прокуренного помещения она ощутила легкий озноб. Сирена вздрогнула, но не замедлила шаг. Мужчина шел рядом. Она испытывала к нему чувство благодарности за то, что он вызволил ее оттуда, а теперь сопровождал, не задавая никаких вопросов. Ветер трепал ее волосы. Сирена по-прежнему шла, не останавливаясь.
   Из всех окон и дверей доносилась музыка и крики, однако двери оставались плотно закрыты, видимо, из-за переменившейся погоды. На улице им попалось всего несколько прохожих, да и те, похоже, торопились укрыться где-нибудь от непогоды.
   Почувствовав прикосновение к плечу, Сирена вздрогнула и обернулась. Ее спутник поспешно убрал руку.
   — Вот, — сказал он, снимая пиджак, — наденьте.
   Она не двигалась. Мужчина подошел ближе и накинул пиджак ей на плечи. Сирене сразу стало теплее, пиджак еще не успел остыть. От него пахло табаком и макассаром — маслом для волос.
   — Вы… Вы замерзнете. — Поначалу она побаивалась мистера Бенедикта, но страх скоро прошел.
   Он покачал головой.
   — Я привык.
   — Спасибо вам большое. Другой бы на вашем месте не обратил на это внимания.
   — Любой мужчина посчитал бы за счастье получить возможность вам помочь.
   Искренность его слов не вызывала сомнений. Растрогавшись, Сирена ответила:
   — Не знаю.
   — Простите, — сказал он, — я забыл представиться. Меня зовут Натан Бенедикт.
   Натан Бенедикт, друг Варда, миллионер, одолживший ему пульман…
   — Вы были так добры ко мне сегодня, мистер Бенедикт. Я вам очень признательна.
   Сирене показалось, что он опять попытался приблизиться, но, даже если она не ошиблась, он все равно сразу остановился.
   — Это я должен вас благодарить за то, что вы составили мне компанию.
   На голову Сирены упала капля.
   — Дождь, — проговорила она, вытянув вперед руку.
   — Нет, — ответил он, — смотрите.
   Когда они свернули на другую улицу, он протянул руку, указав на промежуток между двумя темными зданиями, залитый светом фонаря. От неожиданности Сирена остановилась.
   — Видите? — спросил он.
   — Да, — прошептала она, — это снег.
 
   Снег шел не переставая всю ночь и весь следующий день. Город, с его мощеными улицами, оказался погребен под толстым снежным покрывалом. Пушистые сугробы возвышались перед каждой дверью, и новые порывы ветра приносили все больше снега.
   Просидев всю ночь у окна, под утро Сирена наконец заснула. Проснувшись, она не нашла в себе сил подняться. К тому же ей не хотелось вставать. В комнате было так холодно, а под одеялом она согрелась. Город за окном выглядел совсем неподвижным и тихим, и Сирене казалось, что она слышит, как падают на землю хлопья снега.
   Потянувшись, Сирена вздрогнула, прикоснувшись к холодному металлу кровати, которая сегодня казалась такой большой и такой пустой. Обернувшись, она посмотрела туда, где обычно спал Вард, и погладила подушку. Она удивительно быстро привыкла спать с мужчиной, привыкла к его телу рядом с собой. Вард спал очень чутко. Стоило ей прикоснуться к нему, как он тут же просыпался. Поэтому, когда Сирене хотелось согреться, ей приходилось за это платить. Но она не могла на это пожаловаться.
   Слегка улыбнувшись, Сирена спрятала руку под одеяло. Она не скучала по Варду, конечно, нет. Она с удовольствием ложилась спать одна и спокойно засыпала, зная, что он не придет под утро и не станет к ней приставать. В конце концов, ей самой хотелось остаться одной. Ведь она желала делать то, что нужно ей, а не ему.
   Закрыв глаза, Сирена снова попыталась уснуть. Однако ей это не удалось. Если бы Вард был здесь, он бы затопил камин, в комнате стало бы тепло, и Сирена могла бы подняться с постели. Его присутствие тоже имело свои преимущества.
   Собравшись с духом, Сирена откинула одеяло и выбралась из постели. Потом опрометью бросилась к шкафу, вытащила тяжелый халат Варда и закуталась в него. Дрожа от холода, она поспешила в гостиную, бросила в камин несколько поленьев, облила их керосином и подожгла. Сильный огонь заставил Сирену отшатнуться, чтобы не обжечься.
   Она забыла открыть задвижку и теперь обливалась слезами от затопившего комнату дыма.
   Пламя разгорелось так буйно, что Сирене пришлось придвинуть экран. Некоторое время она сидела перед камином, потом, когда в комнате стало теплее, она оделась, убрала постель и расчесала волосы. Потом Сирена умылась холодной как лед водой. Когда она наконец завершила утренний туалет, ее щеки пылали уже не от холода, а от жары.
   Неожиданно в холле послышался стук каблуков. Это, несомненно, была Перли, явившаяся отпраздновать победу. Сирена тихо прошла в гостиную и принялась двигать стол к входной двери. Вчера вечером она с неудовольствием обнаружила, что у нее нет ключа от комнат, где она живет. Однако ей не хотелось, чтобы Перли узнала, что она боится оставаться здесь одна с незапертой дверью.
   Сирена немало удивилась, увидев на пороге Испаночку Конни.
   — Доброе утро, — улыбнулась девушка, — надеюсь, я не слишком рано. Я увидела, у тебя топится камин, и решила, что ты встала.
   — Нет, — Сирена не ожидала увидеть ее здесь. — Я хотела сказать, ты пришла не рано. Заходи. — Сирена пропустила Конни в гостиную и закрыла дверь.
   Конни была в узком дорожном платье и круглой черной шляпе с широкой черной лентой и вуалью того же цвета.
   — У тебя тут очень удобно. Я тебе так завидую. — Конни провела ладонью по павлиньим перьям. — Сразу чувствуется работа нашей замечательной хозяйки мадам Перли.
   — Да, — кивнула Сирена. — Я бы предложила тебе чего-нибудь выпить или поесть, но у меня тут ничего нет.
   — Знаю. Поэтому я и пришла. Я подумала, ты, наверное, захочешь сходить в лавку, и мне захотелось составить тебе компанию.
   — Но я не могу. Отто меня не пустит.
   Конни засмеялась.
   — Нет. Сегодня утром кот убежал, и у мышек праздник. Бар пуст, а дверь не заперта.
   — Я бы с радостью, — начала Сирена, — но у меня нет денег.
   — Неужели Вард ничего тебе не оставил? Какой же он рассеянный!
   — Он думал, что Санчо будет носить мне еду.
   — Даже если так, это все равно глупо. Без денег ты здесь как в тюрьме. Ой, извини.
   — Ничего. Спасибо тебе за заботу. Мне очень приятно, что ты решила мне помочь.
   Конни обошла комнату кругом.
   — Но не надо сдаваться раньше времени. Не отчаивайся. Неужели Вард тут совсем ничего не держит, совсем ни цента?
   — Не знаю. В любом случае, я не будут красть.
   — А кто об этом говорит? Я не предлагаю тебе становиться воровкой, но за то, что ты тут делала в последние две недели, вполне можно заплатить. Ты заработала кое-какие деньги.
   — Я не хочу, чтобы он мне платил. Тогда я стану самой обыкновенной…
   Испаночка обернулась и продолжила:
   — Да, самой обыкновенной шлюхой. Глупости это все. Если бы мужчина и женщина до сих пор жили в раю, они бы все делили пополам. Но раз уж мы живем не в раю, нам ничего не остается, как продавать себя: либо за деньги, либо за свадебный венок со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так устроен мир, и так будет продолжаться, пока женщина наконец не получит возможность зарабатывать столько, сколько мужчина.
   — Наверное, — ответила Сирена, — но большинство людей смотрят на это по-другому, в том числе и те, кто пишет законы.
   — Может, ты хочешь ходить голодная и жить милостью таких, как Перли, лишь бы не нарушать правила, написанные людьми, которые никогда и не бывали в твоей шкуре? — Уловив неуверенность во взгляде Сирены, Конни продолжала: — Тебе нужны свои правила, свои законы. Я видела, как Отто сторожил тебя по приказу Варда. Чего, по-твоему, заслуживает человек, отнявший у тебя свободу, заперший тебя почти голую здесь ради собственного удовольствия?
   — Тебе этого не понять, — возразила Сирена. Конни оглянулась на нее через плечо.
   — Прекрасно понимаю, все дело в чувствах, которых я не знаю и знать не хочу. Меня сейчас интересует только одно: ты идешь со мной?
   В ящике бюро оставалось немного денег, теперь Сирена вспомнила о них. Варду не нравилось, когда у него в карманах постоянно звенели серебряные монеты.
   — Наверное, — ответила Сирена, глубоко вздохнув, — я пойду. — И она положила деньги в батистовый мешочек.
 
   Когда они вышли на улицу, снегопад уже закончился. С крыш слетали лишь подгоняемые ветром одинокие снежинки. В морозном воздухе вился дым от множества каминов и печей. На окнах за ночь появились удивительные рисунки. У Сирены изо рта шел пар.
   Они не прошли и квартала, как Конни попросила Сирену называть ее Консуэло. Это было ее настоящее имя, а на кличку, придуманную старателями, она не отзывалась. Договорившись об этом, они принялись решать, куда им пойти в первую очередь. Позавчера Консуэло заметила в «Мэй-стор» отрез красного атласа. Теперь хотела его купить и отнести портному. Потом она обещала одному другу купить в аптеке лекарство. Ее друг, точнее, подруга выпила полейное масло, чтобы вызвать выкидыш. Она чуть не отравилась, и ей нужно было лекарство. А после этого они зайдут в главный магазин, чтобы Сирена купила что-нибудь для себя.
   Продавец в «Мэй-стор» взял отрез, на который указала ему Консуэло, и с масленой улыбкой принялся его расхваливать, не сводя глаз с испанки. Когда Консуэло сказала, что берет ткань, и объяснила, сколько атласа ей нужно, продавец кивнул. Взяв ножницы, он поинтересовался:
   — Ты ведь из «Эльдорадо», так?
   Склонив голову набок, Консуэло смотрела на кружева, лежавшие рядом с кассой.
   — Я пару раз видел твое представление. У тебя хорошо получается.
   Не обращая внимания на то, что девушка восприняла его комплимент довольно холодно, он посмотрел на Сирену, а потом снова перевел взгляд на Консуэло.
   — Знаешь, вы с подружкой похожи, словно сестры.
   — Я что-то не замечаю никакого сходства, — ответила Консуэло.
   — Это хорошо видно со стороны; черные волосы, манеры, ну и все такое.
   Консуэло посмотрела на Сирену, подмигнула и промурлыкала с лукавой улыбкой:
   — Вы слишком добры к нам.
   Продавец свернул кусок ткани, который только что отрезал, взял бумагу и принялся его заворачивать.
   — Не так уж я и добр.
   — Простите?
   — Я хотел сказать, что мог бы быть к тебе еще добрее, — объяснил он, протянув Консуэло сверток и неожиданно схватив ее за руку. — Я могу забыть, сколько стоит этот атлас, если ты мне в этом поможешь.
   — Интересно, каким образом?
   Сирене, наблюдавшей за этой сценой, показалось, что голос Консуэло сделался мягким, почти ласковым. Мужчина сглотнул.
   — Мы могли бы обсудить это сегодня вечером, когда я занесу тебе этот сверток, скажем, после десяти.
   Неожиданно Консуэло нахмурилась и вырвала руку.
   — Меня еще никто так не оскорблял! Свинья! Если ты думаешь, что этот жалкий атлас стоит ночи в женской компании, пойди поищи кого-нибудь еще! — крикнула она, швырнув на прилавок деньги.
   Гордо повернувшись, она взяла Сирену под руку, и они направились к выходу.
   — Скотина, — процедила Консуэло, — сволочь поганая! Из-за таких, как он, я иногда жалею, что родилась женщиной. Я их до смерти ненавижу. Сидит тут с масленой улыбкой и думает, что я полезу с ним в постель ради паршивого атласа! Я не удивлюсь, если окажется, что это он убил Бутс прошлой ночью.
   Сирена едва поспевала следом.
   — Бутс? — спросила она.
   — Девочка из «Ущелья бедности». Она всегда носила высокие сапоги, даже спала в них. Говорила, что ей так теплее. У нее был мужчина, который следил за тем, чтобы у нее хватало посетителей. Он каждое утро заходил и проверял, как у нее дела. А сегодня утром он пришел и нашел ее мертвой. Ее забили до смерти.
   — Ужас. Это ведь уже вторая за последние недели.
   Консуэло грустно улыбнулась.
   — Вторая, третья, четвертая, кого это интересует? Все равно никто не пошевелит и пальцем.
   — Ты так переживаешь об этом.
   — А как же иначе? У женщин нашей профессии мало радостей в жизни. Мы не можем хорошо зарабатывать, занявшись каким-нибудь другим делом. А так у нас нет места в обществе, нет ничего. Никто и ухом не поведет, если мы умрем. Но стоит только одной из нас устроить какие-нибудь неприятности, так все сразу тут как тут, полиция гоняет нас, как мышей. И мы не можем с этим бороться. Право голоса дается здесь только порядочным женщинам.