– Великолепно. Вижу, вы начинаете понимать, – заметил Вир, поигрывая своей тростью с серебряным набалдашником. – Может быть, вас не затруднит сообщить мне, когда я могу получить удовлетворение?
Только тут Лэндфорд, видимо, лишившийся дара речи, стал вертеть головой, словно в надежде увидеть в толпе хотя бы одно дружественное лицо. Обнаружив, что никто не проявляет к нему и тени сочувствия, он повернулся и бросился бежать, прямо сквозь строй любопытствующих, которые расступались перед ним.
– Черт возьми, Вир, – заметил Шилдс, глядя вслед удаляющейся фигуре вице-адмирала. – Полагаю, нам придется пойти за ним.
– Осмелюсь заметить: что до вас двоих, то так вам и надо – за то, что вздумали соваться в мои личные дела, – ответил Вир, косясь на Блэкторна, который присоединился к ним. Холодная ярость душила его. Это деяние должно было быть совершено им в одиночку. Даже Рот не должен был принимать участия. Потому что если бы что-то пошло не по плану, только он один должен был расплачиваться за свою ошибку. – Меня бы гораздо больше устроило, если б вы отправились по домам и предоставили Лэндфорда мне.
– Ты кое о чем забыл, мой друг, – сказал Блэкторн со странным блеском в глазах. – Лэндфорд заклеймил меня как предателя короля и родины и разрушил мою карьеру на флоте. Полагаю, это дает мне некоторые права на него.
– Вероятно, ты скажешь, что у меня никаких прав нет, – заговорил Шилдс, который, будучи самым старшим среди них троих, должен бы быть самым уравновешенным. – Но вот только, – добавил он пугающе тихо, – поступки этого человека привели к тому, что моя жена лишилась и отца, и матери. И винила за это себя, следует добавить. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я считаю своим долгом добиться, чтобы сэра Оливера постигла заслуженная кара.
– Если я признаю справедливость ваших притязаний, – возразил Вир, отлично понимавший, что истинной целью его зятьев было не дать ему попросту убить Лэндфорда, – это все равно ничего не изменит, так как мое право имеет преимущество как обретенное несколькими годами ранее. К тому же этот человек не стоит нас троих.
– Он не стоит и одного из нас, – заметил Блэкторн, кладя руку на плечо Вира. – Предлагаю покончить с этим делом поскорее. Этот трусливый негодяй, пожалуй, добежит до самого Лэндфорд-Парка без остановки.
– Нет, – сказал Вир с такой уверенностью, что мороз пробирал по коже. – Он добежит только до своих апартаментов в «Ридлер-отеле». – Внезапно он улыбнулся. – А потому предлагаю, раз уж вы явились сюда, имея в виду позаботиться о моем благополучии, посидеть здесь втроем, выпить, поговорить. Мне интересно было бы услышать, как поживают мои племянники и племянницы. А сэр Оливер покамест получит возможность как следует подумать об ошибочности своего поведения. – И, направившись к свободному столику в углу, он с очаровательной снисходительностью осведомился: – Как дела у моего маленького тезки, кстати сказать?
Шилдс, успевший хорошо познакомиться с причудливыми переменами настроения своего шурина, обменялся взглядом с Блэкторном, который только плечами пожал. Вир, очевидно, решил упорно уходить от темы, а он с ума мог свести своей уклончивостью. Решив, что разумнее подыграть, оба зятя уселись с ним за стол. Надо думать, в свое время маркиз сочтет возможным сообщить им, что собирается делать.
Вир был само очарование и блистал остроумием, как только он и умел, когда был в подходящем настроении. Беседа текла легко и приятно, они перебрали множество тем, но таких, которые не имели никакого отношения к делу, занимавшему умы всех троих. Шилдс и Блэкторн, которым уже случалось видеть шурина в подобном настроении, нисколько не были обмануты его приятными речами. Виру было известно нечто такое, чего они не знали. Это, по крайней мере, было ясно. Он выжидал, тянул время – но чего он дожидался?
Итак, вечер был в разгаре, когда Вир вдруг решительным движением поставил свой стакан и поднялся.
– Что-то в «Уайтс» стало скучновато, – заметил он негромко. Глаза его из-под тяжелых полуопущенных век сверкнули странным, неистовым блеском. – Полагаю, самое время сменить обстановку.
Если прежде Вир был очень говорлив и ловко пускал в ход свое остроумие, парируя вопросы, на которые не желал давать ответа, то в карете он погрузился в молчание.
Зятья, почувствовав перемену в его настроении, удовольствовались тем, что, откинувшись на подушки сиденья, стали мрачно ждать. Они оба знали Вира много лет. Он отнюдь не обрадовался их появлению в клубе, так как посчитал это вмешательством в свои личные дела, впрочем, они и не ждали, что он обрадуется. Вообще навязываться Виру было затеей небезопасной. Но все же они пришли в клуб. А приятен был ему их приход или нет, не имело значения. Они пришли, чтобы защитить Вира не только от его врагов, но и от него самого.
Оба они нисколько не сомневались, что Вир вполне способен взять правосудие в свои руки, действуя при этом быстро и решительно. Не зря он пользовался репутацией человека опасного. Он убивал и прежде. Оба не сомневались, что действовать он станет не рассуждая, не думая ни о последствиях, ни об опасности для собственной жизни. И они отнюдь не собирались спокойно смотреть, как их шурин калечит собственную жизнь. Ведь следовало подумать об Эльфриде и Вайолет, не говоря уже о герцоге, который, несмотря ни на что, всегда верил в возможность исправления паршивой овцы. А теперь появилась еще и Констанс, новоиспеченная маркиза. Разве все они заслужили такую участь – любоваться на то, как Вир будет болтаться на чертовой виселице?
Карета въехала на Холборн-стрит и остановилась перед «Ридлер-отелем», четырехэтажным георгианским особняком коричневого кирпича. Ступив на тротуар, Вир оставил притворную вялость. Не дожидаясь своих спутников, он вошел в отель, решительным широким шагом прошел через вестибюль и стал подниматься по лестнице, прыгая через две ступени. Добравшись до верхнего этажа, он прямо направился к апартаментам Лэндфорда и толкнул дверь. Дверь распахнулась.
Он замер на пороге, и рука его нырнула в карман плаща. Вытащив пистолет, он решительно шагнул внутрь.
– Я бы на вашем месте не пытался бежать, – сказал он. Поднял пистолет и выстрелил.
Выстрел и грохот падения какого-то тяжелого предмета показались оглушительными в ночной тишине.
Шилдс и Блэкторн очутились рядом с ним через долю секунды. Они замерли – мрачное зрелище предстало их глазам.
Безжизненное тело Лэндфорда лежало на полу. Его лицо было искажено ужасом и выглядело просто страшно. Но это был совсем не тот Лэндфорд, которого они привыкли видеть. Облаченный в женское платье, с белокурым париком на голове, с карикатурно накрашенным лицом, он представлял собой отвратительное зрелище. На его окровавленной шее было колье из бриллиантов и изумрудов, колье, которое некогда украшало шею леди Клэрис.
Рядом с телом, все еще сжимая в руке окровавленный нож и извиваясь среди осколков бронзовой люстры, стонало гнусное, костлявое существо с длинными седыми волосами.
Блэкторн подошел, чтобы забрать у этого несчастного нож, Шилдс же посмотрел на Вира долгим задумчивым взглядом:
– Кто это, черт возьми, такой?
– Что гораздо важнее, – перебил Блэкторн, вскидывая на шурина острый взгляд, – как ты догадался, что произойдет здесь?
– Возможно, увидел в своем магическом кристалле, – ответил Вир с улыбкой, столь же бесстрастной, сколь и загадочной. – Позвольте представить вам мистера Финеаса Амброуза, бывшего управляющего имениями моего отца, а ныне промышляющего весьма сомнительным занятием – ростовщичеством. Похоже, сей джентльмен только что в доступной форме объяснил сэру Оливеру, что бываете теми, кто не платит долги.
– Кровосос, – сказал Блэкторн с отвращением. – Как я сразу не догадался. У него и вид как у типичного процентщика.
– В этом есть своя ирония, – заметил Вир, мысли которого уже были заняты последним предстоящим ему делом. Его суровый взгляд упал на украшение, обвивавшее шею мертвого Лэндфорда, – Дело в том, что мистер Амброуз в данный момент считается заключенным тюрьмы Куинз-Бенч, и попал он туда за то самое преступление, за которое так жестоко наказал своего несчастного клиента.
Он опустился на колени, расстегнул застежку колье на шее Лэндфорда, завернул украшение в полотняный платок и сунул его в карман. Но, уже начав подниматься с колен, он внезапно замер. Взгляд его устремился на ужасно искаженное лицо Лэндфорда. На левой щеке виднелся синяк очень странной формы, напоминающей печать перстня. Черт возьми, когда-то он уже видел синяк, очень похожий на этот. Он видел такой синяк на щеке Констанс! Внутри у него все сжалось, когда он понял, что Блейдсдейл побывал здесь до них и что это может означать. Он встал. Блэкторн все это время очень внимательно наблюдал за ним.
Придя отчего-то в страшное раздражение, Вир рывком поднял Амброуза на ноги.
– Буду премного обязан тебе, старина, – сказал он, обращаясь к Шилдсу, – если ты приглядишь за этим созданием. – И он подтолкнул к зятю Амброуза.
– Черт возьми, Вир, в чем дело? Куда ты собрался? – заговорил Блэкторн, делая шаг вперед.
– Домой, – отозвался Вир, чувствовавший, что каждая секунда дорога. – Нет времени объяснять подробности, но я думаю, что Констанс в страшной опасности.
– Без нас ты не уйдешь, – заявил Шилдс и принялся искать что-нибудь, чем связать Амброуза.
Обнаружилось, что шнуры от штор великолепно подходят для этой цели. И очень скоро мистер Финеас Амброуз лежал связанный, как посылка, ожидающая отправления в тюрьму.
Когда они подъехали наконец к дому, там царила полная темнота. Впрочем, само по себе это не должно вызывать тревоги, подумал Вир, вылезая из кареты и неуверенно направляясь к парадному крыльцу. Сейчас глубокая ночь, и, естественно, все в доме спят. Тем не менее, открывая дверь своим ключом, он с тревогой вспомнил о том, что пистолет в его кармане разряжен. Тревога его только усилилась, когда он обнаружил, что небольшой настольной лампы, которую обыкновенно оставляли гореть в прихожей до его возвращения, на обычном месте нет.
Он остановился, прислушиваясь к тишине, раздумывая, стоит ли поднимать шум в доме, в котором где-то прячется незваный гость. Констанс могли приставить нож к горлу, значит, подобный риск не оправдан.
Пока ехали в карете к его дому, обсудили ситуацию. Очевидно, Блейдсдейл зашел к брату по каким-то своим причинам и случайно застал Лэндфорда в наряде, который вице-адмирал предпочитал носить у себя дома. Последовала ссора, и Блейдсдейл, разозленный неприличным поведением брата и его окончательным падением, ударил его, да так, что тот потерял сознание. Не подозревая о том, что злая судьба в лице кровожадного ростовщика затаилась и ждет с ножом в темном углу, Блейдсдейл ушел, бросив беспомощного брата на милость убийцы. Направился граф прямиком сюда, в дом Вира. Разумеется, он не знал, что сам Вир как раз едет к его брату и скоро обнаружит тело вице-адмирала с предательской отметиной в виде его печати на щеке и соответственно догадается о его ужасном плане. Не знал он и того, что Вир не один.
Шилдс и Блэкторн, должно быть, уже вошли в дом с заднего крыльца. «Если мне повезет, я обнаружу Блейдсдейла первым», – подумал Вир.
Он жестоко бранил себя за то, что в своей надменности не предвидел такую возможность и не обеспечил вооруженную охрану на время своего отсутствия. Как он мог, дурак несчастный, оставить Констанс здесь одну, совершенно беззащитную! Как он не сообразил, что Блейдсдейл обязательно придет сюда!
Наконец, отбросив всякую осторожность, он поднялся по лестнице, прошел по коридору к двери, которая вела в комнату Констанс. Если Блейдсдейл действительно сейчас внутри и поджидает его, что ж, Вир не разочарует своего врага. И если хоть один волос упал с головы Констанс, то ни Бог, ни черт не спасет Блейдсдейла от возмездия.
Он протянул руку к двери.
Вир, разумеется, не знал, что его ждет в комнате, но чего он никак не ожидал увидеть, так это Констанс, одетую в черный плащ и штаны и с пистолетом в руках, который был нацелен прямо ему в грудь!
В ту долю секунды, которая ушла на то, чтобы супруги узнали друг друга, Вир имел сомнительное удовольствие вспомнить всю свою жизнь, которая промелькнула перед его мысленным взором.
– Черт возьми, Вир! – Констанс опустила пистолет. – Почему ты так долго?
– Я буду рад удовлетворить твое любопытство, – сказал Вир, закрывая за собой дверь, – как только ты объяснишь мне, отчего это ты стоишь перед своей дверью с пистолетом наготове.
– Боюсь, на объяснения у нас совсем нет времени, – ответила Констанс. – Блейдсдейл в доме, и я не думаю, что он зашел только затем, чтобы мило побеседовать с нами за завтраком. Если б я в твое отсутствие не принялась от скуки бродить по дому, то сейчас бы меня везли в Сомерсет с мешком на голове. Он не заметил меня, и я сумела пробраться к себе в комнату и переодеться в более приличный наряд, чем шелковая ночная рубашка.
– По-моему, «приличный» – это не совсем подходящее слово, – сухо заметил Вир. – С другой стороны, – добавил он, беря себе один из ее пистолетов, – аксессуары, которые ты к своему наряду подобрала, возражений у меня не вызывают. Где сейчас Блейдсдейл?
– В кабинете. И по-моему, он успел там угоститься твоим бренди, не говоря уж о том, что выгреб содержимое твоего стола. По крайней мере, я слышала, как шуршат бумаги.
– Тогда, миледи, если вы считаете свой туалет законченным, – сказал Вир, открывая дверь, – думаю, нам стоит пойти к нашему незваному гостю.
Констанс, никак не ожидавшая подобной снисходительности от мужа – она была уверена, что он прикажет ей оставаться в комнате, – одарила его ослепительной улыбкой, от которой у него дух захватило.
– После вас, господин маркиз.
Блейдсдейл был так занят обыском, что даже не заметил, как Вир и Констанс вошли в кабинет.
Граф стоял спиной к ним и сбрасывал книги с книжных полок на пол. Он замер как пораженный громом, когда раздался голос Вира:
– Вы напрасно ищете документы здесь, Блейдсдейл. Я уже передал их в адмиралтейство.
– Вир.
Это единственное слово, произнесенное с нескрываемым отвращением, казалось, повисло во внезапно наступившей тишине. Вир отодвинул Констанс подальше от графа и сказал:
– Все кончено, Блейдсдейл. Лэндфорд мертв.
Граф, все так же стоя спиной к ним, склонил голову чуть набок, словно прислушиваясь.
– Это ложь, – заявил он. – Я видел его всего час назад. Вир сунул руку в карман и вытащил то, что было завернуто в полотняный платок.
–Я тоже видел его. – Вир положил этот предмет на стол. – Он и сейчас там, где я оставил его, – лежит на полу с перерезанным горлом.
Констанс в ужасе уставилась на колье из бриллиантов и изумрудов, покрытое кровью.
Блейдсдейл дернулся, как от удара. Наконец он повернулся и пронзил Вира злобным взглядом.
– Так вот как ты отомстил ему. Зарезал, как свинью на бойне.
– А как поступили с моей матерью в день, когда это колье было сорвано с ее шеи? Да, мне это известно доподлинно от самого Проповедника. Однако это не я убил Лэндфорда. А если уж вы так высоко ценили жизнь своего брата, Блейдсдейл, то вам следовало оплатить его долги. Амброуз оказался не таким милосердным, как я. Не сомневаюсь, что вам приятно будет узнать, что сейчас убийца в руках сыщиков с Боу-стрит. Осмелюсь предположить, что он окажется очень ценным свидетелем на вашем процессе – если дело дойдет до суда.
– Амброуз! – Имя это сорвалось с уст Блейдсдейла как проклятие. – Итак, ты не пропустил никого. Сначала Синклер, а теперь сэр Оливер. Должен признаться, что я недооценивал тебя, Вир. Ты даже сумел похитить у меня Констанс, как некогда твой отец похитил у меня ее мать.
– Вы, милорд, во власти заблуждения, – заговорила Констанс, припомнив, как он ударил ее по лицу. – Я никогда не была вашей, а потому меня нельзя было у вас похитить. И мою мать вы получили гнусным обманом, устроив убийство моего отца. Уже из-за одного этого я буду только рада, если вас повесят.
«До повешения, пожалуй, не дойдет», – подумал Вир, внимательно следивший за Блейдсдейлом. Что-то такое было в его глазах. Он был конченым человеком и понимал это. Черт возьми, он собирался прихватить кого-то с собой на тот свет. Но только когда Блейдсдейл резко рванулся в сторону, Вир увидел в руке у него пистолет, совсем небольшой, и направлен пистолет был на Констанс. Вир выстрелил. Пистолет Блейдсдейла грохнул тоже, и Вир краем глаза успел увидеть, как Констанс падает на пол.
Невыносимая боль сжала его сердце при мысли о том, что в конце концов Блейдсдейл все же выиграл. Он убил Констанс! Вир отбросил разряженный пистолет в сторону. Сжимая трость с серебряным набалдашником в руке, он направился к Блейдсдейлу, не заметив даже, что за его спиной Шилдс и Блэкторн ворвались в кабинет. Блэкторн сразу опустился на колени возле Констанс.
Вир не сводил глаз с лица графа, на котором ясно читались злорадство и торжество. Со свистом появился клинок из трости, служившей Виру ножнами. Только одно дело оставалось невыполненным. Он прислушался к себе, к своим чувствам. Десять лет. Амброуз, Синклер, Лэндфорд и теперь вот Блейдсдейл. Каждого из них он заставил заплатить, каждого по-своему. Какая ирония судьбы, думал он, чувствуя, как тяжел клинок в его руке. Герцог оказался в конце концов прав. Месть не приносит удовлетворения, оставляет только горький привкус пепла. Решительным движением он занес клинок над Блейдсдейлом.
Блейдсдейл, зажимавший руками рану в груди, оставленную пулей Вира, посмотрел на своего врага и, увидев его глаза, холодные, как сама смерть, почувствовал, что им овладевает страх. Торжествующая улыбка слетела с лица графа. В глазах его появилась мольба.
– Вир, нет! – Рука Шилдса схватила его за запястье. – Гидеон, остановись, зять! Все хорошо. Блейдсдейл промахнулся. Послушай же меня!
Синие глаза Вира посмотрел и на него с холодной, пронзительной ненавистью.
Всерьез опасаясь, как бы за все свои старания ему не пришлось стреляться с Виром на двадцати шагах сегодня же, Шилдс попробовал еще раз:
– Констанс не пострадала. Финни успел оттолкнуть ее.
Шилдс почувствовал, как рука, которую он сжимал, обмякла. Вир сделал шаг назад, безвольно уронил клинок.
Он нашел глазами Блэкторна, тот помогал Констанс подняться. Рядом топтался Финни – спаситель его жены.
Вир почувствовал, как зимний холод, сковывавший сердце, постепенно отпускает, когда увидел Констанс, шагнувшую навстречу ему.
И, отбросив клинок в сторону, он заключил ее в объятия.
– Все произошло из-за Лэндфорда, много лет назад, – говорила Констанс, прижимаясь щекой к груди Вира. – Все они были детьми и жили неподалеку друг от друга. И сколько же жизней погублено из-за того случая! Сколько ненависти он породил. Почти все они мертвы. Лэндфорд тоже – какой жалкой смертью он умер.
– Лэндфорд был Лэндфордом, и этим все сказано, – заметил Вир. Он не испытывал ни малейшей жалости к этому развращенному человеку, который пользовался высоким положением для того, чтобы манипулировать зависимыми от него людьми и удовлетворять свои потребности. В некотором смысле он ничем не отличался от Блейдсдейла, который делал то же, но ради своей неуемной гордыни. – Теперь он мертв. И я хочу, чтобы на этом все закончилось.
– И я хочу, – ответила Констанс, которой еще больше хотелось, чтобы все мрачное и страшное скорее осталось позади. – Теперь нам нужно думать о будущем.
Вир, который в ее объятиях уже стал забывать о горьком отчаянии, охватившем его при мысли, что он потерял Констанс навсегда, почему-то при этих словах насторожился. И тревога его стала только сильнее, когда Констанс подняла голову и, опершись на локоть, заглянула ему в лицо.
– Я тут думала... – начала она.
– Ты меня пугаешь, – проговорил Вир, отметив про себя, что его рыжеволосая жена никогда не выглядела привлекательнее, чем сейчас: роскошные кудри рассыпались по плечам, губы задумчиво сжаты.
– Животное ты, – сердито сказала Констанс.
– Конечно, животное, – согласился Вир, чувствовавший, что им снова начинают овладевать самые что ни на есть животные побуждения.
– Так вот, я тут думала, – твердо повторила Констанс, решившая не обращать внимания на его неудачную вылазку, а вместо того применить новую тактику, очевидно, с целью раздельно завладеть вниманием своего неугомонного супруга и повелителя. Кончиком указательного пальца она коснулась середины его аристократического лба и.медленно, томно повела палец вниз, по носу, через красиво очерченный рот и ямочку на подбородке и дальше. – И решила, что кое-что в доме надо будет переделать.
– А! – сказал Вир, который в данных обстоятельствах был более чем склонен дать ей полную свободу действий – пусть себе переделывает дом, сколько ее душе угодно. – Полагаю, дело в этих самых шторах с цветочным орнаментом. Теперь ты считаешь, что в свое время приняла необдуманное решение.
Констанс имела в виду отнюдь не шторы в парадной столовой – совсем напротив, шторами она была очень довольна и считала, что ткань с бледно-голубыми и синими дельфиниумами очень оживляет в целом аскетическую обстановку этого помещения.
– Ничего подобного я не считаю, Вир! – Констанс прищурилась, и Вир сразу пожалел, что затронул эту тему. – А чем тебе не нравятся шторы в столовой?
– Всем нравятся, радость моя, – поспешил он исправиться. – Можешь мне поверить, что теперь я не мыслю жизни без этих штор. Но если дело не в столовой, – продолжал он в надежде перевести разговор в более спокойное русло, – то что же ты собралась переделывать? Гостиные на первом этаже, комнаты для гостей на третьем, ванные, прачечные и даже бальный зал – все настолько идеально, что об улучшениях и помыслить невозможно.
Констанс нахмурилась, соображая, не смеется ли над ней Вир. Но потом благоразумно решила отбросить такую возможность и сосредоточиться на том, что, собственно, и заставило ее начать этот разговор:
– Нет, ты совершенно прав, мой дорогой маркиз и повелитель. Дело не в бальном зале и не в прочих помещениях, в которых я попробовала себя в качестве декоратора. Собственно говоря, я имела в виду, что нам следует оборудовать детскую.
Если она хотела слегка наказать его за достойное порицания легкомыслие, то она была вполне вознаграждена реакцией своего супруга и повелителя на это будничное заявление.
Вир так и замер и остановившимся взглядом вперился в Констанс. Он не стал тратить время на предисловия.
– Черт возьми, Констанс, – воскликнул он, сжимая ее безмятежное лицо в ладонях. – Ребенок? Ты уверена?
– Никогда в жизни я ни в чем не была так уверена, Гидеон, – ответила Констанс, глядя на него счастливыми глазами. – Только одно я знаю так же верно: что мне самой судьбой было суждено влюбиться в тебя с первого взгляда.
Как ни сильно был обрадован Вир неожиданной новостью о том, что он станет отцом, а все же последние ее слова напомнили ему кое о чем.
– Надеюсь, ты простишь мне мою прискорбную забывчивость, Констанс, – сказал он, – но мне бы очень хотелось узнать, когда же именно произошло это знаменательное событие. Честно говоря, я не помню, чтобы мы с тобой встречались до того вечера, когда я остановил твою карету на большой дороге. И мне давно было интересно, как это только ты одна сумела угадать, кто скрывается под маской Черной Розы.
– Но как же мне было не узнать тебя, Вир? – ответила Констанс, и в глазах ее заплясал смех. – Ведь ты однажды уже избавил меня от жалкой участи оказаться в лапах лорда Клэрборна, который неуклюж, как медведь, в два раза меня старше да к тому же тогда был в дурацкой маске дракона-людоеда.
– Господи! – воскликнул Вир, припоминая. – Так это было на бале-маскараде у лорда Рэйвенли. Ты была одета королевой Маб.
– А ты был в костюме Робина Гуда, – закончила за него Констанс. – Ты был в маске, когда я повстречала тебя в первый раз. Ты тогда представился мне и назвал свое имя – Вир. Что же удивительного, что я узнала тебя, когда Черная Роза остановил мою карету и столь галантно похитил с моих уст поцелуй.
– Увы, – сказал Вир, хватая Констанс в объятия, – я оказался совсем не таким наблюдательным, как ты, любимая. Я не сумел распознать в леди Черной Розе женщину, которая похитила мое сердце. – И, склонившись над ней, он поцеловал ее с пронзительной нежностью, которая не оставляла сомнений в том, что их брак, возникший как фиктивный, превратился в нечто совершенно иное. Оторвавшись от нее, он шепнул ей: – Я так люблю тебя, Констанс. А ведь я думал, что никогда никому не скажу этих слов.
Эпилог
Только тут Лэндфорд, видимо, лишившийся дара речи, стал вертеть головой, словно в надежде увидеть в толпе хотя бы одно дружественное лицо. Обнаружив, что никто не проявляет к нему и тени сочувствия, он повернулся и бросился бежать, прямо сквозь строй любопытствующих, которые расступались перед ним.
– Черт возьми, Вир, – заметил Шилдс, глядя вслед удаляющейся фигуре вице-адмирала. – Полагаю, нам придется пойти за ним.
– Осмелюсь заметить: что до вас двоих, то так вам и надо – за то, что вздумали соваться в мои личные дела, – ответил Вир, косясь на Блэкторна, который присоединился к ним. Холодная ярость душила его. Это деяние должно было быть совершено им в одиночку. Даже Рот не должен был принимать участия. Потому что если бы что-то пошло не по плану, только он один должен был расплачиваться за свою ошибку. – Меня бы гораздо больше устроило, если б вы отправились по домам и предоставили Лэндфорда мне.
– Ты кое о чем забыл, мой друг, – сказал Блэкторн со странным блеском в глазах. – Лэндфорд заклеймил меня как предателя короля и родины и разрушил мою карьеру на флоте. Полагаю, это дает мне некоторые права на него.
– Вероятно, ты скажешь, что у меня никаких прав нет, – заговорил Шилдс, который, будучи самым старшим среди них троих, должен бы быть самым уравновешенным. – Но вот только, – добавил он пугающе тихо, – поступки этого человека привели к тому, что моя жена лишилась и отца, и матери. И винила за это себя, следует добавить. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я считаю своим долгом добиться, чтобы сэра Оливера постигла заслуженная кара.
– Если я признаю справедливость ваших притязаний, – возразил Вир, отлично понимавший, что истинной целью его зятьев было не дать ему попросту убить Лэндфорда, – это все равно ничего не изменит, так как мое право имеет преимущество как обретенное несколькими годами ранее. К тому же этот человек не стоит нас троих.
– Он не стоит и одного из нас, – заметил Блэкторн, кладя руку на плечо Вира. – Предлагаю покончить с этим делом поскорее. Этот трусливый негодяй, пожалуй, добежит до самого Лэндфорд-Парка без остановки.
– Нет, – сказал Вир с такой уверенностью, что мороз пробирал по коже. – Он добежит только до своих апартаментов в «Ридлер-отеле». – Внезапно он улыбнулся. – А потому предлагаю, раз уж вы явились сюда, имея в виду позаботиться о моем благополучии, посидеть здесь втроем, выпить, поговорить. Мне интересно было бы услышать, как поживают мои племянники и племянницы. А сэр Оливер покамест получит возможность как следует подумать об ошибочности своего поведения. – И, направившись к свободному столику в углу, он с очаровательной снисходительностью осведомился: – Как дела у моего маленького тезки, кстати сказать?
Шилдс, успевший хорошо познакомиться с причудливыми переменами настроения своего шурина, обменялся взглядом с Блэкторном, который только плечами пожал. Вир, очевидно, решил упорно уходить от темы, а он с ума мог свести своей уклончивостью. Решив, что разумнее подыграть, оба зятя уселись с ним за стол. Надо думать, в свое время маркиз сочтет возможным сообщить им, что собирается делать.
Вир был само очарование и блистал остроумием, как только он и умел, когда был в подходящем настроении. Беседа текла легко и приятно, они перебрали множество тем, но таких, которые не имели никакого отношения к делу, занимавшему умы всех троих. Шилдс и Блэкторн, которым уже случалось видеть шурина в подобном настроении, нисколько не были обмануты его приятными речами. Виру было известно нечто такое, чего они не знали. Это, по крайней мере, было ясно. Он выжидал, тянул время – но чего он дожидался?
Итак, вечер был в разгаре, когда Вир вдруг решительным движением поставил свой стакан и поднялся.
– Что-то в «Уайтс» стало скучновато, – заметил он негромко. Глаза его из-под тяжелых полуопущенных век сверкнули странным, неистовым блеском. – Полагаю, самое время сменить обстановку.
Если прежде Вир был очень говорлив и ловко пускал в ход свое остроумие, парируя вопросы, на которые не желал давать ответа, то в карете он погрузился в молчание.
Зятья, почувствовав перемену в его настроении, удовольствовались тем, что, откинувшись на подушки сиденья, стали мрачно ждать. Они оба знали Вира много лет. Он отнюдь не обрадовался их появлению в клубе, так как посчитал это вмешательством в свои личные дела, впрочем, они и не ждали, что он обрадуется. Вообще навязываться Виру было затеей небезопасной. Но все же они пришли в клуб. А приятен был ему их приход или нет, не имело значения. Они пришли, чтобы защитить Вира не только от его врагов, но и от него самого.
Оба они нисколько не сомневались, что Вир вполне способен взять правосудие в свои руки, действуя при этом быстро и решительно. Не зря он пользовался репутацией человека опасного. Он убивал и прежде. Оба не сомневались, что действовать он станет не рассуждая, не думая ни о последствиях, ни об опасности для собственной жизни. И они отнюдь не собирались спокойно смотреть, как их шурин калечит собственную жизнь. Ведь следовало подумать об Эльфриде и Вайолет, не говоря уже о герцоге, который, несмотря ни на что, всегда верил в возможность исправления паршивой овцы. А теперь появилась еще и Констанс, новоиспеченная маркиза. Разве все они заслужили такую участь – любоваться на то, как Вир будет болтаться на чертовой виселице?
Карета въехала на Холборн-стрит и остановилась перед «Ридлер-отелем», четырехэтажным георгианским особняком коричневого кирпича. Ступив на тротуар, Вир оставил притворную вялость. Не дожидаясь своих спутников, он вошел в отель, решительным широким шагом прошел через вестибюль и стал подниматься по лестнице, прыгая через две ступени. Добравшись до верхнего этажа, он прямо направился к апартаментам Лэндфорда и толкнул дверь. Дверь распахнулась.
Он замер на пороге, и рука его нырнула в карман плаща. Вытащив пистолет, он решительно шагнул внутрь.
– Я бы на вашем месте не пытался бежать, – сказал он. Поднял пистолет и выстрелил.
Выстрел и грохот падения какого-то тяжелого предмета показались оглушительными в ночной тишине.
Шилдс и Блэкторн очутились рядом с ним через долю секунды. Они замерли – мрачное зрелище предстало их глазам.
Безжизненное тело Лэндфорда лежало на полу. Его лицо было искажено ужасом и выглядело просто страшно. Но это был совсем не тот Лэндфорд, которого они привыкли видеть. Облаченный в женское платье, с белокурым париком на голове, с карикатурно накрашенным лицом, он представлял собой отвратительное зрелище. На его окровавленной шее было колье из бриллиантов и изумрудов, колье, которое некогда украшало шею леди Клэрис.
Рядом с телом, все еще сжимая в руке окровавленный нож и извиваясь среди осколков бронзовой люстры, стонало гнусное, костлявое существо с длинными седыми волосами.
Блэкторн подошел, чтобы забрать у этого несчастного нож, Шилдс же посмотрел на Вира долгим задумчивым взглядом:
– Кто это, черт возьми, такой?
– Что гораздо важнее, – перебил Блэкторн, вскидывая на шурина острый взгляд, – как ты догадался, что произойдет здесь?
– Возможно, увидел в своем магическом кристалле, – ответил Вир с улыбкой, столь же бесстрастной, сколь и загадочной. – Позвольте представить вам мистера Финеаса Амброуза, бывшего управляющего имениями моего отца, а ныне промышляющего весьма сомнительным занятием – ростовщичеством. Похоже, сей джентльмен только что в доступной форме объяснил сэру Оливеру, что бываете теми, кто не платит долги.
– Кровосос, – сказал Блэкторн с отвращением. – Как я сразу не догадался. У него и вид как у типичного процентщика.
– В этом есть своя ирония, – заметил Вир, мысли которого уже были заняты последним предстоящим ему делом. Его суровый взгляд упал на украшение, обвивавшее шею мертвого Лэндфорда, – Дело в том, что мистер Амброуз в данный момент считается заключенным тюрьмы Куинз-Бенч, и попал он туда за то самое преступление, за которое так жестоко наказал своего несчастного клиента.
Он опустился на колени, расстегнул застежку колье на шее Лэндфорда, завернул украшение в полотняный платок и сунул его в карман. Но, уже начав подниматься с колен, он внезапно замер. Взгляд его устремился на ужасно искаженное лицо Лэндфорда. На левой щеке виднелся синяк очень странной формы, напоминающей печать перстня. Черт возьми, когда-то он уже видел синяк, очень похожий на этот. Он видел такой синяк на щеке Констанс! Внутри у него все сжалось, когда он понял, что Блейдсдейл побывал здесь до них и что это может означать. Он встал. Блэкторн все это время очень внимательно наблюдал за ним.
Придя отчего-то в страшное раздражение, Вир рывком поднял Амброуза на ноги.
– Буду премного обязан тебе, старина, – сказал он, обращаясь к Шилдсу, – если ты приглядишь за этим созданием. – И он подтолкнул к зятю Амброуза.
– Черт возьми, Вир, в чем дело? Куда ты собрался? – заговорил Блэкторн, делая шаг вперед.
– Домой, – отозвался Вир, чувствовавший, что каждая секунда дорога. – Нет времени объяснять подробности, но я думаю, что Констанс в страшной опасности.
– Без нас ты не уйдешь, – заявил Шилдс и принялся искать что-нибудь, чем связать Амброуза.
Обнаружилось, что шнуры от штор великолепно подходят для этой цели. И очень скоро мистер Финеас Амброуз лежал связанный, как посылка, ожидающая отправления в тюрьму.
Когда они подъехали наконец к дому, там царила полная темнота. Впрочем, само по себе это не должно вызывать тревоги, подумал Вир, вылезая из кареты и неуверенно направляясь к парадному крыльцу. Сейчас глубокая ночь, и, естественно, все в доме спят. Тем не менее, открывая дверь своим ключом, он с тревогой вспомнил о том, что пистолет в его кармане разряжен. Тревога его только усилилась, когда он обнаружил, что небольшой настольной лампы, которую обыкновенно оставляли гореть в прихожей до его возвращения, на обычном месте нет.
Он остановился, прислушиваясь к тишине, раздумывая, стоит ли поднимать шум в доме, в котором где-то прячется незваный гость. Констанс могли приставить нож к горлу, значит, подобный риск не оправдан.
Пока ехали в карете к его дому, обсудили ситуацию. Очевидно, Блейдсдейл зашел к брату по каким-то своим причинам и случайно застал Лэндфорда в наряде, который вице-адмирал предпочитал носить у себя дома. Последовала ссора, и Блейдсдейл, разозленный неприличным поведением брата и его окончательным падением, ударил его, да так, что тот потерял сознание. Не подозревая о том, что злая судьба в лице кровожадного ростовщика затаилась и ждет с ножом в темном углу, Блейдсдейл ушел, бросив беспомощного брата на милость убийцы. Направился граф прямиком сюда, в дом Вира. Разумеется, он не знал, что сам Вир как раз едет к его брату и скоро обнаружит тело вице-адмирала с предательской отметиной в виде его печати на щеке и соответственно догадается о его ужасном плане. Не знал он и того, что Вир не один.
Шилдс и Блэкторн, должно быть, уже вошли в дом с заднего крыльца. «Если мне повезет, я обнаружу Блейдсдейла первым», – подумал Вир.
Он жестоко бранил себя за то, что в своей надменности не предвидел такую возможность и не обеспечил вооруженную охрану на время своего отсутствия. Как он мог, дурак несчастный, оставить Констанс здесь одну, совершенно беззащитную! Как он не сообразил, что Блейдсдейл обязательно придет сюда!
Наконец, отбросив всякую осторожность, он поднялся по лестнице, прошел по коридору к двери, которая вела в комнату Констанс. Если Блейдсдейл действительно сейчас внутри и поджидает его, что ж, Вир не разочарует своего врага. И если хоть один волос упал с головы Констанс, то ни Бог, ни черт не спасет Блейдсдейла от возмездия.
Он протянул руку к двери.
Вир, разумеется, не знал, что его ждет в комнате, но чего он никак не ожидал увидеть, так это Констанс, одетую в черный плащ и штаны и с пистолетом в руках, который был нацелен прямо ему в грудь!
В ту долю секунды, которая ушла на то, чтобы супруги узнали друг друга, Вир имел сомнительное удовольствие вспомнить всю свою жизнь, которая промелькнула перед его мысленным взором.
– Черт возьми, Вир! – Констанс опустила пистолет. – Почему ты так долго?
– Я буду рад удовлетворить твое любопытство, – сказал Вир, закрывая за собой дверь, – как только ты объяснишь мне, отчего это ты стоишь перед своей дверью с пистолетом наготове.
– Боюсь, на объяснения у нас совсем нет времени, – ответила Констанс. – Блейдсдейл в доме, и я не думаю, что он зашел только затем, чтобы мило побеседовать с нами за завтраком. Если б я в твое отсутствие не принялась от скуки бродить по дому, то сейчас бы меня везли в Сомерсет с мешком на голове. Он не заметил меня, и я сумела пробраться к себе в комнату и переодеться в более приличный наряд, чем шелковая ночная рубашка.
– По-моему, «приличный» – это не совсем подходящее слово, – сухо заметил Вир. – С другой стороны, – добавил он, беря себе один из ее пистолетов, – аксессуары, которые ты к своему наряду подобрала, возражений у меня не вызывают. Где сейчас Блейдсдейл?
– В кабинете. И по-моему, он успел там угоститься твоим бренди, не говоря уж о том, что выгреб содержимое твоего стола. По крайней мере, я слышала, как шуршат бумаги.
– Тогда, миледи, если вы считаете свой туалет законченным, – сказал Вир, открывая дверь, – думаю, нам стоит пойти к нашему незваному гостю.
Констанс, никак не ожидавшая подобной снисходительности от мужа – она была уверена, что он прикажет ей оставаться в комнате, – одарила его ослепительной улыбкой, от которой у него дух захватило.
– После вас, господин маркиз.
Блейдсдейл был так занят обыском, что даже не заметил, как Вир и Констанс вошли в кабинет.
Граф стоял спиной к ним и сбрасывал книги с книжных полок на пол. Он замер как пораженный громом, когда раздался голос Вира:
– Вы напрасно ищете документы здесь, Блейдсдейл. Я уже передал их в адмиралтейство.
– Вир.
Это единственное слово, произнесенное с нескрываемым отвращением, казалось, повисло во внезапно наступившей тишине. Вир отодвинул Констанс подальше от графа и сказал:
– Все кончено, Блейдсдейл. Лэндфорд мертв.
Граф, все так же стоя спиной к ним, склонил голову чуть набок, словно прислушиваясь.
– Это ложь, – заявил он. – Я видел его всего час назад. Вир сунул руку в карман и вытащил то, что было завернуто в полотняный платок.
–Я тоже видел его. – Вир положил этот предмет на стол. – Он и сейчас там, где я оставил его, – лежит на полу с перерезанным горлом.
Констанс в ужасе уставилась на колье из бриллиантов и изумрудов, покрытое кровью.
Блейдсдейл дернулся, как от удара. Наконец он повернулся и пронзил Вира злобным взглядом.
– Так вот как ты отомстил ему. Зарезал, как свинью на бойне.
– А как поступили с моей матерью в день, когда это колье было сорвано с ее шеи? Да, мне это известно доподлинно от самого Проповедника. Однако это не я убил Лэндфорда. А если уж вы так высоко ценили жизнь своего брата, Блейдсдейл, то вам следовало оплатить его долги. Амброуз оказался не таким милосердным, как я. Не сомневаюсь, что вам приятно будет узнать, что сейчас убийца в руках сыщиков с Боу-стрит. Осмелюсь предположить, что он окажется очень ценным свидетелем на вашем процессе – если дело дойдет до суда.
– Амброуз! – Имя это сорвалось с уст Блейдсдейла как проклятие. – Итак, ты не пропустил никого. Сначала Синклер, а теперь сэр Оливер. Должен признаться, что я недооценивал тебя, Вир. Ты даже сумел похитить у меня Констанс, как некогда твой отец похитил у меня ее мать.
– Вы, милорд, во власти заблуждения, – заговорила Констанс, припомнив, как он ударил ее по лицу. – Я никогда не была вашей, а потому меня нельзя было у вас похитить. И мою мать вы получили гнусным обманом, устроив убийство моего отца. Уже из-за одного этого я буду только рада, если вас повесят.
«До повешения, пожалуй, не дойдет», – подумал Вир, внимательно следивший за Блейдсдейлом. Что-то такое было в его глазах. Он был конченым человеком и понимал это. Черт возьми, он собирался прихватить кого-то с собой на тот свет. Но только когда Блейдсдейл резко рванулся в сторону, Вир увидел в руке у него пистолет, совсем небольшой, и направлен пистолет был на Констанс. Вир выстрелил. Пистолет Блейдсдейла грохнул тоже, и Вир краем глаза успел увидеть, как Констанс падает на пол.
Невыносимая боль сжала его сердце при мысли о том, что в конце концов Блейдсдейл все же выиграл. Он убил Констанс! Вир отбросил разряженный пистолет в сторону. Сжимая трость с серебряным набалдашником в руке, он направился к Блейдсдейлу, не заметив даже, что за его спиной Шилдс и Блэкторн ворвались в кабинет. Блэкторн сразу опустился на колени возле Констанс.
Вир не сводил глаз с лица графа, на котором ясно читались злорадство и торжество. Со свистом появился клинок из трости, служившей Виру ножнами. Только одно дело оставалось невыполненным. Он прислушался к себе, к своим чувствам. Десять лет. Амброуз, Синклер, Лэндфорд и теперь вот Блейдсдейл. Каждого из них он заставил заплатить, каждого по-своему. Какая ирония судьбы, думал он, чувствуя, как тяжел клинок в его руке. Герцог оказался в конце концов прав. Месть не приносит удовлетворения, оставляет только горький привкус пепла. Решительным движением он занес клинок над Блейдсдейлом.
Блейдсдейл, зажимавший руками рану в груди, оставленную пулей Вира, посмотрел на своего врага и, увидев его глаза, холодные, как сама смерть, почувствовал, что им овладевает страх. Торжествующая улыбка слетела с лица графа. В глазах его появилась мольба.
– Вир, нет! – Рука Шилдса схватила его за запястье. – Гидеон, остановись, зять! Все хорошо. Блейдсдейл промахнулся. Послушай же меня!
Синие глаза Вира посмотрел и на него с холодной, пронзительной ненавистью.
Всерьез опасаясь, как бы за все свои старания ему не пришлось стреляться с Виром на двадцати шагах сегодня же, Шилдс попробовал еще раз:
– Констанс не пострадала. Финни успел оттолкнуть ее.
Шилдс почувствовал, как рука, которую он сжимал, обмякла. Вир сделал шаг назад, безвольно уронил клинок.
Он нашел глазами Блэкторна, тот помогал Констанс подняться. Рядом топтался Финни – спаситель его жены.
Вир почувствовал, как зимний холод, сковывавший сердце, постепенно отпускает, когда увидел Констанс, шагнувшую навстречу ему.
И, отбросив клинок в сторону, он заключил ее в объятия.
– Все произошло из-за Лэндфорда, много лет назад, – говорила Констанс, прижимаясь щекой к груди Вира. – Все они были детьми и жили неподалеку друг от друга. И сколько же жизней погублено из-за того случая! Сколько ненависти он породил. Почти все они мертвы. Лэндфорд тоже – какой жалкой смертью он умер.
– Лэндфорд был Лэндфордом, и этим все сказано, – заметил Вир. Он не испытывал ни малейшей жалости к этому развращенному человеку, который пользовался высоким положением для того, чтобы манипулировать зависимыми от него людьми и удовлетворять свои потребности. В некотором смысле он ничем не отличался от Блейдсдейла, который делал то же, но ради своей неуемной гордыни. – Теперь он мертв. И я хочу, чтобы на этом все закончилось.
– И я хочу, – ответила Констанс, которой еще больше хотелось, чтобы все мрачное и страшное скорее осталось позади. – Теперь нам нужно думать о будущем.
Вир, который в ее объятиях уже стал забывать о горьком отчаянии, охватившем его при мысли, что он потерял Констанс навсегда, почему-то при этих словах насторожился. И тревога его стала только сильнее, когда Констанс подняла голову и, опершись на локоть, заглянула ему в лицо.
– Я тут думала... – начала она.
– Ты меня пугаешь, – проговорил Вир, отметив про себя, что его рыжеволосая жена никогда не выглядела привлекательнее, чем сейчас: роскошные кудри рассыпались по плечам, губы задумчиво сжаты.
– Животное ты, – сердито сказала Констанс.
– Конечно, животное, – согласился Вир, чувствовавший, что им снова начинают овладевать самые что ни на есть животные побуждения.
– Так вот, я тут думала, – твердо повторила Констанс, решившая не обращать внимания на его неудачную вылазку, а вместо того применить новую тактику, очевидно, с целью раздельно завладеть вниманием своего неугомонного супруга и повелителя. Кончиком указательного пальца она коснулась середины его аристократического лба и.медленно, томно повела палец вниз, по носу, через красиво очерченный рот и ямочку на подбородке и дальше. – И решила, что кое-что в доме надо будет переделать.
– А! – сказал Вир, который в данных обстоятельствах был более чем склонен дать ей полную свободу действий – пусть себе переделывает дом, сколько ее душе угодно. – Полагаю, дело в этих самых шторах с цветочным орнаментом. Теперь ты считаешь, что в свое время приняла необдуманное решение.
Констанс имела в виду отнюдь не шторы в парадной столовой – совсем напротив, шторами она была очень довольна и считала, что ткань с бледно-голубыми и синими дельфиниумами очень оживляет в целом аскетическую обстановку этого помещения.
– Ничего подобного я не считаю, Вир! – Констанс прищурилась, и Вир сразу пожалел, что затронул эту тему. – А чем тебе не нравятся шторы в столовой?
– Всем нравятся, радость моя, – поспешил он исправиться. – Можешь мне поверить, что теперь я не мыслю жизни без этих штор. Но если дело не в столовой, – продолжал он в надежде перевести разговор в более спокойное русло, – то что же ты собралась переделывать? Гостиные на первом этаже, комнаты для гостей на третьем, ванные, прачечные и даже бальный зал – все настолько идеально, что об улучшениях и помыслить невозможно.
Констанс нахмурилась, соображая, не смеется ли над ней Вир. Но потом благоразумно решила отбросить такую возможность и сосредоточиться на том, что, собственно, и заставило ее начать этот разговор:
– Нет, ты совершенно прав, мой дорогой маркиз и повелитель. Дело не в бальном зале и не в прочих помещениях, в которых я попробовала себя в качестве декоратора. Собственно говоря, я имела в виду, что нам следует оборудовать детскую.
Если она хотела слегка наказать его за достойное порицания легкомыслие, то она была вполне вознаграждена реакцией своего супруга и повелителя на это будничное заявление.
Вир так и замер и остановившимся взглядом вперился в Констанс. Он не стал тратить время на предисловия.
– Черт возьми, Констанс, – воскликнул он, сжимая ее безмятежное лицо в ладонях. – Ребенок? Ты уверена?
– Никогда в жизни я ни в чем не была так уверена, Гидеон, – ответила Констанс, глядя на него счастливыми глазами. – Только одно я знаю так же верно: что мне самой судьбой было суждено влюбиться в тебя с первого взгляда.
Как ни сильно был обрадован Вир неожиданной новостью о том, что он станет отцом, а все же последние ее слова напомнили ему кое о чем.
– Надеюсь, ты простишь мне мою прискорбную забывчивость, Констанс, – сказал он, – но мне бы очень хотелось узнать, когда же именно произошло это знаменательное событие. Честно говоря, я не помню, чтобы мы с тобой встречались до того вечера, когда я остановил твою карету на большой дороге. И мне давно было интересно, как это только ты одна сумела угадать, кто скрывается под маской Черной Розы.
– Но как же мне было не узнать тебя, Вир? – ответила Констанс, и в глазах ее заплясал смех. – Ведь ты однажды уже избавил меня от жалкой участи оказаться в лапах лорда Клэрборна, который неуклюж, как медведь, в два раза меня старше да к тому же тогда был в дурацкой маске дракона-людоеда.
– Господи! – воскликнул Вир, припоминая. – Так это было на бале-маскараде у лорда Рэйвенли. Ты была одета королевой Маб.
– А ты был в костюме Робина Гуда, – закончила за него Констанс. – Ты был в маске, когда я повстречала тебя в первый раз. Ты тогда представился мне и назвал свое имя – Вир. Что же удивительного, что я узнала тебя, когда Черная Роза остановил мою карету и столь галантно похитил с моих уст поцелуй.
– Увы, – сказал Вир, хватая Констанс в объятия, – я оказался совсем не таким наблюдательным, как ты, любимая. Я не сумел распознать в леди Черной Розе женщину, которая похитила мое сердце. – И, склонившись над ней, он поцеловал ее с пронзительной нежностью, которая не оставляла сомнений в том, что их брак, возникший как фиктивный, превратился в нечто совершенно иное. Оторвавшись от нее, он шепнул ей: – Я так люблю тебя, Констанс. А ведь я думал, что никогда никому не скажу этих слов.
Эпилог
Двадцать третье ноября – день очень важный для всех собравшихся в гостиной королевы замка Албемарл, так как был ознаменован явлением на свет нового наследника Албемарлов. Наследник ростом в двадцать один дюйм и весивший шесть фунтов двенадцать унций, по имени Джеймс Чарлз Гидеон Рошель, обещал вырасти непохожим на типичных Рошелей. Ибо хотя у младенца были голубые глаза, которые вполне могли впоследствии стать ярко-синими, как лазурит, и он уже обладал сверхъестественной способностью мгновенно завоевывать нежные женские сердца – по крайней мере, все представительницы клана Албемарлов не отходили от его колыбельки и ахали и охали над ним не переставая, но локон, выглядывающий из-под кружевного чепчика, был, несомненно, цвета осенней листвы.
Это было необычайное общество, потому что здесь присутствовали, помимо герцога, один маркиз, два графа, один контр-адмирал и один коммандер военного флота его королевского величества, только что произведенный в чин. И право, до чего же хорош был Калеб Рот в своем синем мундире с одним золотым эполетом! И этот факт охотно подтвердила бы прелестная мисс Александра Рошель, восемнадцати лет от роду, которая то и дело поглядывала на него из-под завесы своих дивных ресниц. А что до нового коммандера с фрегата «Аякс», то он при первом же взгляде на старшую дочку контр-адмирала почувствовал, как сердце его пронзила незнакомая прежде боль.
Герцог, который, похоже, был очень даже крепок для человека, готовящегося встретить свое восьмидесятитрехлетие, встал, чтобы произнести тост за здоровье и долгую жизнь нового отпрыска дома. И всеми присутствующими было отмечено, что на сей раз в бочке меда его семейного счастья не наблюдалось ни единой ложки дегтя.
Это было необычайное общество, потому что здесь присутствовали, помимо герцога, один маркиз, два графа, один контр-адмирал и один коммандер военного флота его королевского величества, только что произведенный в чин. И право, до чего же хорош был Калеб Рот в своем синем мундире с одним золотым эполетом! И этот факт охотно подтвердила бы прелестная мисс Александра Рошель, восемнадцати лет от роду, которая то и дело поглядывала на него из-под завесы своих дивных ресниц. А что до нового коммандера с фрегата «Аякс», то он при первом же взгляде на старшую дочку контр-адмирала почувствовал, как сердце его пронзила незнакомая прежде боль.
Герцог, который, похоже, был очень даже крепок для человека, готовящегося встретить свое восьмидесятитрехлетие, встал, чтобы произнести тост за здоровье и долгую жизнь нового отпрыска дома. И всеми присутствующими было отмечено, что на сей раз в бочке меда его семейного счастья не наблюдалось ни единой ложки дегтя.