Страница:
– Предупреждали, милорд, – ответила Констанс, открыто глядя ему в лицо, которое по-прежнему оставалось непроницаемой маской надменности. Констанс попробовала пустить в ход вопросительную улыбку. – Однако до сих пор вы были неподвластны моим так называемым чарам. Неужели я такая отталкивающая, милорд? – И она пытливо заглянула ему в глаза.
Конечно, приятно все же было отметить, что на щеках у него заиграли желваки. «Отталкивающая»? Боже правый, думал между тем Вир. Неужели она и в самом деле считает себя отталкивающей? И это она, которая была, как проклятый ангел, воплощенным искушением, своевольная красавица, при виде которой любой мужчина начинает мечтать только об одном – как бы овладеть ею. Да что говорить – он и сам в данный момент чувствовал, как болезненно тесны ему стали панталоны.
– Осмелюсь предположить, что по поведению великого множества мужчин тебе должно было стать ясно, что ты совсем не «отталкивающая». – Он поддался искушению и коснулся тыльной стороной кисти синяка на ее скуле, который только теперь стал исчезать, и сразу ледяной холод побежал по его жилам. – Это он внушил тебе эту мысль?
– Нет, да и как он мог бы? Честно говоря, он не имел никакого касательства к моему воспитанию. – Она вся затрепетала, и слабость охватила ее, когда она услышала стальные нотки в его голосе. – Когда мне было всего девять лет, мать увезла меня в Уэлс, и там мы зажили своим домом. После ее смерти я стала жить с тетей Софи в Лондоне. Там я и жила до недавних пор, пока два месяца назад не имела глупость согласиться съездить погостить к моему отцу в Лэндфорд-Парк. Нет, милорд, боюсь, это вас мне следует благодарить за то, что я могу назвать вполне обоснованным предположением.
– В самом деле, леди Лэндфорд? – протянул Вир, удивлявшийся про себя, как это он ни разу не встречался с этой красавицей в Лондоне. Наверняка не встречался. Потому что если бы он ее раз увидел, то обязательно бы запомнил. – Право, вы разбудили мое любопытство. Как же вы сумели прийти к столь ложному выводу?
– В данных обстоятельствах это неизбежный вывод, я бы сказала, – ответила Констанс, чувствовавшая, что сердце в груди так и прыгает. – Вы известны тем, что любите общество красивых женщин, с которыми вступаете в связь. Я, очевидно, не подпадаю под эту категорию. Ведь вы, милорд, пробыли в этом помещении более пятнадцати минут и до сих пор не поцеловали меня.
Вир никак не ожидал, что услышит такое своеобразное рассуждение из уст удивительной леди Лунный Свет. Да и среагировал он на ее слова не совсем так, как, вероятно, Констанс ожидала. Сначала он в продолжение нескольких невыносимо долгих секунд очень пристально смотрел на нее, а потом откинул голову и захохотал.
Это был громкий, звонкий, веселый хохот, какого Констанс никак не ожидала услышать от маркиза. Да и вряд ли многим людям доводилось слышать смех прославленного маркиза, который известен был своим хладнокровием и циничной надменностью. Какая жалость, подумала она, догадавшись, что ей сейчас довелось мельком увидеть тень того жизнелюбивого энергичного юноши, каким он, должно быть, когда-то был. Это Блейдсдейл сделал его другим, Блейдсдейл и его брат, вице-адмирал. Но почему? Можно было только гадать, что за темная тайна послужила причиной вражды между двумя домами.
Однако мысли эти мгновенно вылетели у нее из головы, так как Вир вдруг беззаботным жестом тронул пальцем ее острый подбородок.
– Истинная правда, что ты ничем не напоминаешь моих многочисленных подружек, – сказал он, глядя на нее глазами, в которых все еще прыгал смех. – Ты, дитя, подпадаешь только под одну категорию – свою собственную. – Тут веселье пропало из его глаз, взгляд стал пытливым и озадаченным одновременно. – И мне начинает казаться, что категория эта опаснее, чем все, что способны измыслить мои враги на погибель мне.
Констанс, которая притихла под его взглядом, улыбнулась мрачно.
– Я вам не враг, милорд. Нет, только не враг.
– Нет, ты не враг мне, – отозвался он, и вдруг ничего не выражающая маска вновь оказалась на его лице. – Если бы ты была врагом, то я очень хорошо знал бы, что с тобой делать.
Сердце у Констанс так и упало – он отпустил ее и явно намеревался проститься с ней.
– Но, милорд, совершенно очевидно, что сделать со мной можно только одно, – выпалила она прежде, чем успела хорошенько подумать, что говорит.
Вир насмешливо поднял бровь.
– Боюсь, что какой бы привлекательной ни казалась мне эта идея в данный момент, а выставить тебя за порог все-таки нельзя. И это был бы небезопасный шаг. Ведь тебе известна моя тайна. Разумеется, я мог бы вынести на рассмотрение и другой, не менее привлекательный вариант – можно ведь просто разделаться с единственным лицом, которому известен секрет Черной Розы. Это даже лучше соответствовало бы моей репутации человека безжалостного.
Вот черт, подумала Констанс, несколько все же напуганная жестокостью его слов, хотя она и подозревала, что жестокость эта напускная. Ведь она прекрасно понимала, и каком сложном положении оказался маркиз. Истина заключалась в том, что он не мог бросить Констанс на произвол судьбы, а она не могла предать его в руки людей короля, что означало тупиковую ситуацию.
– Прошу вас, оставьте эти глупости, милорд. Вам прекрасно известно, что я никогда никому не скажу, что вы и есть Черная Роза, даже если вы и выставите меня за дверь, чего, как вы только что сказали, не собираетесь делать. В таком случае может быть только одно логическое решение. Я предлагаю вам, милорд, жениться на мне. Таким образом мы убьем двух зайцев одним выстрелом.
– Ну да, разумеется, – поддакнул опешивший Вир, который мог только гадать, что за странную интригу плетет злодейка-судьба, вознамерившаяся, видно, женить его правдами или неправдами. Жениться на ней. Но для нее-то как раз это будет все равно что попасть из огня да в полымя! – Каких двух зайцев ты, кстати, имела в виду? То есть я понимаю, что тебя уже нельзя будет силком выдать за кузена Альберта, хотя что до сумасшедшего дома, то, осмелюсь заметить, все решат, что там тебе самое место, если ты выйдешь замуж за меня.
– Нет, ну как вы можете говорить так, милорд? – улыбнулась Констанс, крайне изумленная тем, что он не отверг ее предложение с ходу. -Я ведь в конце концов старая дева, которой и надеяться на брак поздно. И вдруг выйти за самого неуловимого холостяка в королевстве – да это для меня неслыханная удача! А вы, с другой стороны, сможете радоваться тому, что нанесли своему врагу серьезный удар. Я ведь, между прочим, обладаю независимым и весьма значительным состоянием, которое мой, так сказать, отец собирался передать в виде приданого сыну своей сестры. Это состояние я унаследовала от матери. И я готова пойти на что угодно, лишь бы ни гроша из этих денег не попало в загребущие руки Альберта Синклера и его матери.
Она уже собиралась добавить, что, когда она будет его женой, Вир сможет распоряжаться этим состоянием. Но что-то, некое врожденное понимание того, что именуется мужской гордостью, возможно, или же чисто женское желание, чтобы он женился на ней не ради набитого кошелька, а ради ее самой, удержало Констанс от того, чтобы огласить этот последний, весьма существенный, пункт, хотя все это он знал и так. Все же произнесенное вслух – это не совсем то же самое, что молчаливо подразумеваемое, сказала она себе.
– И ты готова зайти так далеко – готова выйти замуж за человека, которого знаешь только понаслышке, да и слышать-то должна была не самое лестное? Что ж, и это причина для вступления в брак, не хуже прочих, – сухо заметил Вир, который был глубоко поражен комичностью этого предложения. Интересно, думал он, что бы она сказала, если б узнана, что герцог приказал ему обзавестись женой до исхода лета. И можно было только гадать, что скажет Албемарл, когда узнает, что его беспутный внук выполнил дедушкин наказ, женившись на дочери графа Блейдсдейла! Что же до самого Блейдсдейла, то тут сомнений не было: граф придет в страшную ярость, когда обнаружит, что состояние, которое по его замыслу должно было оказаться в сундуках его транжиры-зятя, попало к сыну человека, которого он убил и ограбил. К несчастью, гнев графа наверняка падет прежде всего на голову самой леди Констанс, как, впрочем, и на голову ее супруга – в том маловероятном случае, если они все-таки поженятся. Ну до чего же замысловатый план, думал он, давясь неуместным смехом. Это просто достойно пера Шеридана!
А он сам? Он сам в результате такого брака получит маркизу, обладающую всеми качествами, какие только ему хотелось бы видеть в своей жене – если уж он обязательно должен обзавестись женой. Вот только одно: выйдя замуж за него, она неминуемо окажется втянута в интригу, которая очень опасна и неизвестно чем закончится.
Прах все побери! Когда он строил свои планы и приводил в действие хитрый механизм интриги, созданной на погибель его врагам, он никак не думал, что жизнь его осложнится и ему придется покровительствовать молодой особе. Один – он был свободен и волен был действовать с той хладнокровной надменностью, которой так прославился маркиз де Вир. Он не вправе сейчас взять на себя ответственность за жену, одна мысль о которой неизбежно заставит его медлить и размышлять тогда, когда надо будет действовать, повинуясь единственно инстинкту и совершенно не думая о собственной безопасности – и безопасности кого бы то ни было другого, кстати сказать. Только так он сможет довести дело до конца.
– Боюсь, вы совсем сбиты с толку моим предложением, милорд, – заметила Констанс, которая наблюдала все это время за Виром, чувствуя, что в груди у нее разрастается ужасная пустота. – Я тоже сбита с толку не меньше вашего. Прошу вас, поверьте, что я никогда не стала бы пытаться женить на себе маркиза, если бы только видела другой выход из положения.
– Вы думаете, меня так легко поймать в силки? – осведомился Вир, которому до этого момента не приходило в голову посмотреть на ситуацию под таким углом. – Не раз меня пытались окрутить и раньше, а, как видите, до брачной мышеловки все-таки ни разу не довели.
– Вы правы, разумеется, а все же ситуация очень необычна, и меры тут требуются чрезвычайные. Впрочем, наше соглашение не обязательно должно быть навсегда, – решилась предложить Констанс, которая никак не хотела отказываться от единственно разумного решения своей проблемы. – Если сама мысль стать моим мужем вам настолько неприятна, то существует ведь фиктивный брак, в нашем кругу вещь вполне обычная. Когда опасность минует, вы можете просто аннулировать наш брак.
– Великолепная идея, – подхватил Вир. То-то им обоим будет весело, когда после аннулирования этого немыслимо дурацкого брака оба они станут посмешищем всех гостиных и клубов Лондона. Впрочем, возможно, эта девушка вовсе не так уж стремится оказаться в его постели, как то можно заключить по ее поведению, подумал он вдруг, и глаза его сразу сузились. Ведь, по ее собственному признанию, она поставила себе целью женить на себе маркиза. Быть может, она будет только счастлива обойтись без ласк будущего мужа. И если так, то он предпочел бы знать об этом заранее, до того, как свяжет себя окончательно, потом-то жалеть будет поздно. – Если не считать одного препятствия, которое первым приходит на ум, – добавил он и решительно шагнул к ней.
– В самом деле? – Тут сердце Констанс дало перебой, потому что в поведении Вира появилось нечто такое, чего прежде и следа не было. – О каком препятствии вы говорите, милорд?
– Право, леди Лэндфорд, вы, может, и невинная девица, но все же не вовсе несмышленая девочка, – отозвался Вир, который внезапно оказался рядом и теперь высился над ней как башня. – Вы прекрасны и восхитительны. Вы не можете не понимать, что, взяв вас в жены, я захочу насладиться вашими прелестями и меньшим удовлетвориться не согласен.
– Неужели не согласны, милорд? – изумилась Констанс, которая вот уже некоторое время пыталась смириться именно с такой печальной перспективой. Ведь, в конце концов, это он всем своим поведением демонстрировал явное нежелание воспользоваться ее более чем ясно выказанной благосклонностью. Сложив руки на животе, она тихо спросила: – Тогда что же нам делать, милорд?
– Делать? – Вир не сводил глаз с этого олицетворения женственного благонравия и кроткой прелести, стоящего перед ним, – только дерзко вздернутый подбородок изобличал напускной характер благонравия. Дрянная девчонка бросала ему вызов! Она проверяла, посмеет ли он вести себя так, как должен бы вести себя прославленный маркиз де Вир! И почему бы, черт возьми, ему не быть самим собой? Если она затеяла поймать на крючок маркиза, то пусть поймет, что именно получит в награду за свои усилия. – Похоже, вы не оставили мне выбора, – проговорил он тоном, от которого у Констанс по спине побежали мурашки.
– Боюсь, что именно это входило в мои намерения, – призналась Констанс, подавив желание облизнуть ставшие вдруг сухими губы. Изумляясь собственному безрассудству, она прямо посмотрела ему в глаза: – Не сомневаюсь, что вы извините мое любопытство. Но мне очень хотелось бы знать, а что именно входит в ваши намерения, милорд?
– Так ты хочешь знать? – И очень решительно он притянул ее к себе, наклонился и коснулся губами нежной кожи под ухом. – Ты решила заполучить маркиза, и ты его получишь, – прошептал он ей в ухо, а ладони его между тем скользили вниз по ее спине, пока не легли на два восхитительных холма ниже поясницы. – К несчастью, я испытываю непреодолимое отвращение к фиктивным бракам.
Если он рассчитывал своим заявлением застать ее врасплох, заставить ее выдать свои истинные чувства, то он не был разочарован.
Констанс от неожиданности даже ахнула. И как было не ахнуть? Ощущать мужские руки на своем заду было для нее переживанием совершенно новым, и оно пробудило в ее душе великое множество эмоций, о существовании которых она прежде и не подозревала. И уж никак она не думала, что от такого прикосновения все ее тело пронзит восторг, а внизу живота разгорится жар и все внутри начнет таять, таять.
– Не могу с вами согласиться, милорд, – сказала она, думая только о том, что губы его находятся в каком-то дюйме от ее губ. – Какое уж тут может быть несчастье, когда я питаю к бракам без плотской страсти столь же сильное отвращение, что и вы?
И ведь правда, думал Вир, вдыхая нежный аромат ее кожи, смешанный с запахом лаванды и розмарина. Право, вряд ли найдется на земле мужчина, способный устоять перед этой искусительницей. Разумеется, сам Вир никогда прежде не отказывал себе в плотских восторгах, когда его мужская похоть была возбуждена. А похоть была возбуждена, какие тут могли быть сомнения. Ад и преисподняя! Он никогда и не собирался вставать на путь исправления. Слишком уж он привык к своему образу жизни, чтобы отказаться от него сейчас.
И, безжалостно притянув ее к себе, он впился в ее рот поцелуем.
Глава 5
Конечно, приятно все же было отметить, что на щеках у него заиграли желваки. «Отталкивающая»? Боже правый, думал между тем Вир. Неужели она и в самом деле считает себя отталкивающей? И это она, которая была, как проклятый ангел, воплощенным искушением, своевольная красавица, при виде которой любой мужчина начинает мечтать только об одном – как бы овладеть ею. Да что говорить – он и сам в данный момент чувствовал, как болезненно тесны ему стали панталоны.
– Осмелюсь предположить, что по поведению великого множества мужчин тебе должно было стать ясно, что ты совсем не «отталкивающая». – Он поддался искушению и коснулся тыльной стороной кисти синяка на ее скуле, который только теперь стал исчезать, и сразу ледяной холод побежал по его жилам. – Это он внушил тебе эту мысль?
– Нет, да и как он мог бы? Честно говоря, он не имел никакого касательства к моему воспитанию. – Она вся затрепетала, и слабость охватила ее, когда она услышала стальные нотки в его голосе. – Когда мне было всего девять лет, мать увезла меня в Уэлс, и там мы зажили своим домом. После ее смерти я стала жить с тетей Софи в Лондоне. Там я и жила до недавних пор, пока два месяца назад не имела глупость согласиться съездить погостить к моему отцу в Лэндфорд-Парк. Нет, милорд, боюсь, это вас мне следует благодарить за то, что я могу назвать вполне обоснованным предположением.
– В самом деле, леди Лэндфорд? – протянул Вир, удивлявшийся про себя, как это он ни разу не встречался с этой красавицей в Лондоне. Наверняка не встречался. Потому что если бы он ее раз увидел, то обязательно бы запомнил. – Право, вы разбудили мое любопытство. Как же вы сумели прийти к столь ложному выводу?
– В данных обстоятельствах это неизбежный вывод, я бы сказала, – ответила Констанс, чувствовавшая, что сердце в груди так и прыгает. – Вы известны тем, что любите общество красивых женщин, с которыми вступаете в связь. Я, очевидно, не подпадаю под эту категорию. Ведь вы, милорд, пробыли в этом помещении более пятнадцати минут и до сих пор не поцеловали меня.
Вир никак не ожидал, что услышит такое своеобразное рассуждение из уст удивительной леди Лунный Свет. Да и среагировал он на ее слова не совсем так, как, вероятно, Констанс ожидала. Сначала он в продолжение нескольких невыносимо долгих секунд очень пристально смотрел на нее, а потом откинул голову и захохотал.
Это был громкий, звонкий, веселый хохот, какого Констанс никак не ожидала услышать от маркиза. Да и вряд ли многим людям доводилось слышать смех прославленного маркиза, который известен был своим хладнокровием и циничной надменностью. Какая жалость, подумала она, догадавшись, что ей сейчас довелось мельком увидеть тень того жизнелюбивого энергичного юноши, каким он, должно быть, когда-то был. Это Блейдсдейл сделал его другим, Блейдсдейл и его брат, вице-адмирал. Но почему? Можно было только гадать, что за темная тайна послужила причиной вражды между двумя домами.
Однако мысли эти мгновенно вылетели у нее из головы, так как Вир вдруг беззаботным жестом тронул пальцем ее острый подбородок.
– Истинная правда, что ты ничем не напоминаешь моих многочисленных подружек, – сказал он, глядя на нее глазами, в которых все еще прыгал смех. – Ты, дитя, подпадаешь только под одну категорию – свою собственную. – Тут веселье пропало из его глаз, взгляд стал пытливым и озадаченным одновременно. – И мне начинает казаться, что категория эта опаснее, чем все, что способны измыслить мои враги на погибель мне.
Констанс, которая притихла под его взглядом, улыбнулась мрачно.
– Я вам не враг, милорд. Нет, только не враг.
– Нет, ты не враг мне, – отозвался он, и вдруг ничего не выражающая маска вновь оказалась на его лице. – Если бы ты была врагом, то я очень хорошо знал бы, что с тобой делать.
Сердце у Констанс так и упало – он отпустил ее и явно намеревался проститься с ней.
– Но, милорд, совершенно очевидно, что сделать со мной можно только одно, – выпалила она прежде, чем успела хорошенько подумать, что говорит.
Вир насмешливо поднял бровь.
– Боюсь, что какой бы привлекательной ни казалась мне эта идея в данный момент, а выставить тебя за порог все-таки нельзя. И это был бы небезопасный шаг. Ведь тебе известна моя тайна. Разумеется, я мог бы вынести на рассмотрение и другой, не менее привлекательный вариант – можно ведь просто разделаться с единственным лицом, которому известен секрет Черной Розы. Это даже лучше соответствовало бы моей репутации человека безжалостного.
Вот черт, подумала Констанс, несколько все же напуганная жестокостью его слов, хотя она и подозревала, что жестокость эта напускная. Ведь она прекрасно понимала, и каком сложном положении оказался маркиз. Истина заключалась в том, что он не мог бросить Констанс на произвол судьбы, а она не могла предать его в руки людей короля, что означало тупиковую ситуацию.
– Прошу вас, оставьте эти глупости, милорд. Вам прекрасно известно, что я никогда никому не скажу, что вы и есть Черная Роза, даже если вы и выставите меня за дверь, чего, как вы только что сказали, не собираетесь делать. В таком случае может быть только одно логическое решение. Я предлагаю вам, милорд, жениться на мне. Таким образом мы убьем двух зайцев одним выстрелом.
– Ну да, разумеется, – поддакнул опешивший Вир, который мог только гадать, что за странную интригу плетет злодейка-судьба, вознамерившаяся, видно, женить его правдами или неправдами. Жениться на ней. Но для нее-то как раз это будет все равно что попасть из огня да в полымя! – Каких двух зайцев ты, кстати, имела в виду? То есть я понимаю, что тебя уже нельзя будет силком выдать за кузена Альберта, хотя что до сумасшедшего дома, то, осмелюсь заметить, все решат, что там тебе самое место, если ты выйдешь замуж за меня.
– Нет, ну как вы можете говорить так, милорд? – улыбнулась Констанс, крайне изумленная тем, что он не отверг ее предложение с ходу. -Я ведь в конце концов старая дева, которой и надеяться на брак поздно. И вдруг выйти за самого неуловимого холостяка в королевстве – да это для меня неслыханная удача! А вы, с другой стороны, сможете радоваться тому, что нанесли своему врагу серьезный удар. Я ведь, между прочим, обладаю независимым и весьма значительным состоянием, которое мой, так сказать, отец собирался передать в виде приданого сыну своей сестры. Это состояние я унаследовала от матери. И я готова пойти на что угодно, лишь бы ни гроша из этих денег не попало в загребущие руки Альберта Синклера и его матери.
Она уже собиралась добавить, что, когда она будет его женой, Вир сможет распоряжаться этим состоянием. Но что-то, некое врожденное понимание того, что именуется мужской гордостью, возможно, или же чисто женское желание, чтобы он женился на ней не ради набитого кошелька, а ради ее самой, удержало Констанс от того, чтобы огласить этот последний, весьма существенный, пункт, хотя все это он знал и так. Все же произнесенное вслух – это не совсем то же самое, что молчаливо подразумеваемое, сказала она себе.
– И ты готова зайти так далеко – готова выйти замуж за человека, которого знаешь только понаслышке, да и слышать-то должна была не самое лестное? Что ж, и это причина для вступления в брак, не хуже прочих, – сухо заметил Вир, который был глубоко поражен комичностью этого предложения. Интересно, думал он, что бы она сказала, если б узнана, что герцог приказал ему обзавестись женой до исхода лета. И можно было только гадать, что скажет Албемарл, когда узнает, что его беспутный внук выполнил дедушкин наказ, женившись на дочери графа Блейдсдейла! Что же до самого Блейдсдейла, то тут сомнений не было: граф придет в страшную ярость, когда обнаружит, что состояние, которое по его замыслу должно было оказаться в сундуках его транжиры-зятя, попало к сыну человека, которого он убил и ограбил. К несчастью, гнев графа наверняка падет прежде всего на голову самой леди Констанс, как, впрочем, и на голову ее супруга – в том маловероятном случае, если они все-таки поженятся. Ну до чего же замысловатый план, думал он, давясь неуместным смехом. Это просто достойно пера Шеридана!
А он сам? Он сам в результате такого брака получит маркизу, обладающую всеми качествами, какие только ему хотелось бы видеть в своей жене – если уж он обязательно должен обзавестись женой. Вот только одно: выйдя замуж за него, она неминуемо окажется втянута в интригу, которая очень опасна и неизвестно чем закончится.
Прах все побери! Когда он строил свои планы и приводил в действие хитрый механизм интриги, созданной на погибель его врагам, он никак не думал, что жизнь его осложнится и ему придется покровительствовать молодой особе. Один – он был свободен и волен был действовать с той хладнокровной надменностью, которой так прославился маркиз де Вир. Он не вправе сейчас взять на себя ответственность за жену, одна мысль о которой неизбежно заставит его медлить и размышлять тогда, когда надо будет действовать, повинуясь единственно инстинкту и совершенно не думая о собственной безопасности – и безопасности кого бы то ни было другого, кстати сказать. Только так он сможет довести дело до конца.
– Боюсь, вы совсем сбиты с толку моим предложением, милорд, – заметила Констанс, которая наблюдала все это время за Виром, чувствуя, что в груди у нее разрастается ужасная пустота. – Я тоже сбита с толку не меньше вашего. Прошу вас, поверьте, что я никогда не стала бы пытаться женить на себе маркиза, если бы только видела другой выход из положения.
– Вы думаете, меня так легко поймать в силки? – осведомился Вир, которому до этого момента не приходило в голову посмотреть на ситуацию под таким углом. – Не раз меня пытались окрутить и раньше, а, как видите, до брачной мышеловки все-таки ни разу не довели.
– Вы правы, разумеется, а все же ситуация очень необычна, и меры тут требуются чрезвычайные. Впрочем, наше соглашение не обязательно должно быть навсегда, – решилась предложить Констанс, которая никак не хотела отказываться от единственно разумного решения своей проблемы. – Если сама мысль стать моим мужем вам настолько неприятна, то существует ведь фиктивный брак, в нашем кругу вещь вполне обычная. Когда опасность минует, вы можете просто аннулировать наш брак.
– Великолепная идея, – подхватил Вир. То-то им обоим будет весело, когда после аннулирования этого немыслимо дурацкого брака оба они станут посмешищем всех гостиных и клубов Лондона. Впрочем, возможно, эта девушка вовсе не так уж стремится оказаться в его постели, как то можно заключить по ее поведению, подумал он вдруг, и глаза его сразу сузились. Ведь, по ее собственному признанию, она поставила себе целью женить на себе маркиза. Быть может, она будет только счастлива обойтись без ласк будущего мужа. И если так, то он предпочел бы знать об этом заранее, до того, как свяжет себя окончательно, потом-то жалеть будет поздно. – Если не считать одного препятствия, которое первым приходит на ум, – добавил он и решительно шагнул к ней.
– В самом деле? – Тут сердце Констанс дало перебой, потому что в поведении Вира появилось нечто такое, чего прежде и следа не было. – О каком препятствии вы говорите, милорд?
– Право, леди Лэндфорд, вы, может, и невинная девица, но все же не вовсе несмышленая девочка, – отозвался Вир, который внезапно оказался рядом и теперь высился над ней как башня. – Вы прекрасны и восхитительны. Вы не можете не понимать, что, взяв вас в жены, я захочу насладиться вашими прелестями и меньшим удовлетвориться не согласен.
– Неужели не согласны, милорд? – изумилась Констанс, которая вот уже некоторое время пыталась смириться именно с такой печальной перспективой. Ведь, в конце концов, это он всем своим поведением демонстрировал явное нежелание воспользоваться ее более чем ясно выказанной благосклонностью. Сложив руки на животе, она тихо спросила: – Тогда что же нам делать, милорд?
– Делать? – Вир не сводил глаз с этого олицетворения женственного благонравия и кроткой прелести, стоящего перед ним, – только дерзко вздернутый подбородок изобличал напускной характер благонравия. Дрянная девчонка бросала ему вызов! Она проверяла, посмеет ли он вести себя так, как должен бы вести себя прославленный маркиз де Вир! И почему бы, черт возьми, ему не быть самим собой? Если она затеяла поймать на крючок маркиза, то пусть поймет, что именно получит в награду за свои усилия. – Похоже, вы не оставили мне выбора, – проговорил он тоном, от которого у Констанс по спине побежали мурашки.
– Боюсь, что именно это входило в мои намерения, – призналась Констанс, подавив желание облизнуть ставшие вдруг сухими губы. Изумляясь собственному безрассудству, она прямо посмотрела ему в глаза: – Не сомневаюсь, что вы извините мое любопытство. Но мне очень хотелось бы знать, а что именно входит в ваши намерения, милорд?
– Так ты хочешь знать? – И очень решительно он притянул ее к себе, наклонился и коснулся губами нежной кожи под ухом. – Ты решила заполучить маркиза, и ты его получишь, – прошептал он ей в ухо, а ладони его между тем скользили вниз по ее спине, пока не легли на два восхитительных холма ниже поясницы. – К несчастью, я испытываю непреодолимое отвращение к фиктивным бракам.
Если он рассчитывал своим заявлением застать ее врасплох, заставить ее выдать свои истинные чувства, то он не был разочарован.
Констанс от неожиданности даже ахнула. И как было не ахнуть? Ощущать мужские руки на своем заду было для нее переживанием совершенно новым, и оно пробудило в ее душе великое множество эмоций, о существовании которых она прежде и не подозревала. И уж никак она не думала, что от такого прикосновения все ее тело пронзит восторг, а внизу живота разгорится жар и все внутри начнет таять, таять.
– Не могу с вами согласиться, милорд, – сказала она, думая только о том, что губы его находятся в каком-то дюйме от ее губ. – Какое уж тут может быть несчастье, когда я питаю к бракам без плотской страсти столь же сильное отвращение, что и вы?
И ведь правда, думал Вир, вдыхая нежный аромат ее кожи, смешанный с запахом лаванды и розмарина. Право, вряд ли найдется на земле мужчина, способный устоять перед этой искусительницей. Разумеется, сам Вир никогда прежде не отказывал себе в плотских восторгах, когда его мужская похоть была возбуждена. А похоть была возбуждена, какие тут могли быть сомнения. Ад и преисподняя! Он никогда и не собирался вставать на путь исправления. Слишком уж он привык к своему образу жизни, чтобы отказаться от него сейчас.
И, безжалостно притянув ее к себе, он впился в ее рот поцелуем.
Глава 5
Констанс была совершенно не готова к натиску Вира, обуянного внезапным желанием наконец вкусить ее благосклонности, – поцелуй, похищенный у нее Черной Розой, в счет не шел. Она даже приоткрыла рот от удивления, и мгновенно пытливый язык маркиза оказался меж ее зубов, что произвело престранное действие: ее как ударило, и по всему телу с ног до головы пробежала сладостная волна. Затем – подумать только! – ладонь его скользнула вверх по ее обнаженной руке, с безошибочной точностью нашарила мягкий холмик груди и легла на него. Стон, совершенно неподобающий воспитанной леди, вырвался из самых глубин ее существа, когда он коснулся ее соска сквозь тонкую ткань платья, а когда сосок напрягся, принялся его тихонько пощипывать.
Боже правый, она и не подозревала, что физическая страсть между мужчиной и женщиной может вызывать такое приятное возбуждение. Сердце у нее билось отчаянно, начинался жар, как в лихорадке, ей казалось, что она вот-вот вспыхнет! И это было далеко не все. Она очень остро ощущала, как сильный мужской рот прижимается к ее мягким женственным губам, не говоря уже о том, что таких ласк ей никогда не доводилось испытывать прежде. Он пробудил в ней целый рой пьянящих ощущений, от которых в мыслях воцарился хаос, и она отдалась во власть чисто женского инстинкта. Констанс с лихорадочной страстностью прильнула к Виру, руки ее принялись гладить могучую спину.
Среди этого водоворота чувств она успела все же подумать, что сама вызвала бурю, каких не видывала никогда в жизни, впрочем, может, это Вир вызвал бурю. Как бы то ни было, а пожалуй, и хорошо, что буря, ей всегда было по сердцу ненастье.
С каким же милым, неловким пылом новичка она отвечала на его ласки! В жилах Вира вспыхнул испепеляющий огонь, и когда он наконец поднял голову, чтобы взглянуть на нее, приникшую к нему с закрытыми глазами и с выражением восторга на лице, никаких сомнений относительно того, что эта девушка испытывала к нему отнюдь не отвращение, у него не осталось.
От этого открытия он почувствовал невероятный душевный подъем, столь же сильный, сколь и неожиданный. Она была великолепна, эта рыжеволосая искусительница. Ни разу еще женщина не отвечала на его ласки с таким искренним самозабвением. Она была вся не знающая узды страсть и милое великодушие. Но еще более его поразил эффект, который она оказывала на него!
Увы, следовало признать, что у нее был исключительный дар: она могла заставить его забыться. Более того, она, как ни одна женщина до нее, обладала сверхъестественной способностью пробуждать более мягкие, человеческие чувства в его груди – чувства, которые, как он полагал, давно в нем умерли и которые к тому же сейчас, черт возьми, могли оказаться более чем некстати! Если бы это была любая другая женщина, он бы не раздумывая взял то, что ему нужно, не тревожась о последствиях. Но рыжеволосая красавица волшебным образом возродила в нем воспоминания о человеке, которого рассчитывал вырастить из него старый герцог, и о том, каким надеялись увидеть своего сына маркиз и маркиза. Однако этот образец добродетели никогда не существовал в реальности и вообще не играл никакой роли в той драме, которую судьба выбрала для Вира, и, черт возьми, он хотел леди Констанс Лэндфорд, давно хотел, с того самого момента, как впервые увидел ее.
– Милорд? – окликнула его Констанс, приоткрыв трепещущие веки и глянув на него глазами, потемневшими, беззащитными и полными желания. Дух захватывало при виде ее. Она была волшебницей, знала, как околдовать его. – В чем дело? Отчего вы остановились?
И правда, думал Вир, зачем же он медлит? Это он, который никогда прежде не отказывал себе в удовольствии насладиться ласками влюбленной в него женщины? Она хотела его не меньше, чем он ее. Да кто он такой, в конце концов, чтобы так разочаровывать девушку?
– Черт возьми, леди Лэндфорд, – с трудом выговорил он, – вы слишком далеко меня завлекли. – И, обхватив руками осиную талию, он без всякого предупреждения поднял ее и усадил на стол. Раздвинул ей колени и встал между ними. – И теперь я должен получить вас.
– Прекрасная мысль, милорд, – выдохнула Констанс, которая хотя и давно ждала, когда же Вир придет именно к этому решению, а все же несколько опешила, когда оказалась сидящей на краю письменного стола, да еще с раздвинутыми коленями.
Она не совсем так представляла развитие событий, когда воображала себя в роли возлюбленной Вира. Но тут губы Вира прижались к ее шее, а пальцы его принялись торопливо расстегивать маленькие жемчужные пуговки на спине ее корсажа, одну за другой, одну за другой, и вдруг вместе с дрожью предвкушения пришло понимание, что все происходит именно так, как надо, и так все и следовало себе воображать. И когда через несколько секунд она вдруг оказалась обнаженной до талии, а ладони маркиза легли ей на грудь, у нее мелькнула мысль, что можно многое сказать в пользу письменных столов как места для любовных игр. Она утвердилась в этом мнении, когда маркиз склонил голову и принялся ласкать ее соски языком, сначала один, потом другой. Право же, никогда она не чувствовала подобного возбуждения!
Испустив порывистый вздох, она оперлась ладонями о стол и, выгнув спину, вся подалась навстречу ему.
Ей просто нет равных, думал Вир, который был возбужден не менее чем она. Ад и преисподняя, он чувствовал, что вот-вот умрет от возбуждения. Он наклонился, подобрал подол ее юбки и положил ей на колени.
Констанс, которая только-только успела освоиться с тем, что она сидит на письменном столе с обнаженной грудью и поднятым подолом, и оглянуться не успела, как оказалась вдруг уже лежащей на столе, причем ноги ее были закинуты на плечи Вира.
– Милорд? – окликнула она его вопросительно, когда рука Вира скользнула меж ее ног в разрез панталон, нашла и принялась ласкать крошечную жемчужину, угнездившуюся в складках тела.
– Тихо, моя девочка, – отозвался он хрипло. – В том, что я делаю, нет ничего страшного.
– Но я чувствую совсем не страх, – заявила Констанс, изнемогающая от предвкушения. – Я чувствую... я чувствую, что я на пороге гран-ди-оз-но-го открытия!
– Так оно и есть, – выдохнул Вир. И издал нечто среднее между стоном и смехом. Он не уставал поражаться готовности, с которой она отвечала на его ласки. Она уже истекала сладостным нектаром возбуждения. Лепестки ее тела налились желанием, которое усиливало его желание, и его палец скользнул внутрь ее.
Констанс, которая уже некоторое время пребывала в убеждении, что с минуты на минуту взорвется, если он не предпримет чего-нибудь и очень быстро, подалась вперед со страстным вздохом при таком неожиданном развитии событий. Пытаясь достичь чего-то, что было пока за пределами ее понимания, она изогнулась и прижалась к нему.
– Тебе это доставляет удовольствие, верно, дитя? – сказал он, догадываясь, что она очень близка к важному открытию: что ее собственное тело способно перенести ее в области экстатических восторгов. Какая же она маленькая и узенькая, думал Вир, чувствуя, как мчится кровь по его жилам. Проклятие, он изнывал от желания овладеть ею. Оторвавшись от нее, он принялся торопливо расстегивать свои панталоны.
Констанс, покинутая в тот момент, когда его внимание требовалось ей как никогда, воскликнула в отчаянии:
– Ах, милорд, умоляю вас, только не останавливайтесь!
– Сейчас, сейчас, дитя, – успокоил ее Вир, у которого на лбу высыпали бисеринки пота. Наконец его великолепнейшим образом возбужденное естество высвободилось из заточения. Обуреваемый лихорадочным стремлением вонзиться в жаркую женскую плоть, он пристроился к раскрывшимся лепесткам ее тела.
«Чтоб он сейчас остановился?» – думал Вир сардонически. Ад и преисподняя! Только сам Господь Бог сможет остановить его – ну да еще черт, пожалуй.
Несомненно, именно то обстоятельство, что они были так поглощены друг другом и в обстановке самого интимного свойства, помешало им услышать приближающийся быстрый топот копыт по гравийной подъездной дорожке за окном.
Собственно, Вир в тот момент был занят мыслями о том, что его рыжеволосая искусительница неизбежно будет сильно разочарована из-за болезненности первого проникновения.
Констанс же, обезумевшая от желания и предвкушения, думала, что сейчас она неизбежно умрет, если не изыщет какой-нибудь способ достигнуть блаженного освобождения.
Вир – мускулы его перекатывались буграми, пот лил ручьями – крепко ухватился за ягодицы Констанс и изготовился к решительному рывку. Ад и преисподняя! Она была более чем готова, а он не мог больше ждать.
Внезапный грохот дверного молотка разбил все вдребезги.
– Именем его величества короля Британии открывайте!
– Господь всемогущий! – прошептал Вир, глядя в широко раскрытые, испуганные глаза Констанс.
– Черт! – простонала Констанс.
– Пожалуй, и правда скорее черт, – проворчал Вир и оторвался от нее.
Закрыв рукой разгоряченное лицо, Констанс глубоко и прерывисто вздохнула. Тут дверной молоток загрохотал снова, и она вскочила вслед за Виром.
– Быстрее, – яростно шипел Вир, торопливо приводивший себя в порядок. – Беги наверх. Запрись в своей комнате и не открывай дверь никому, пока я сам не приду. Ты меня слышишь? Ни-ко-му!
– Да, да, слышу, – ответила Констанс, торопливо всовывая руки в рукава платья и натягивая корсаж. – Но что же ты собираешься делать? Пожалуйста, обещай мне, что не станешь поднимать руку на людей короля. Не смей делать этого ради меня, Вир. Я на это не согласна.
– Ты, дорогая моя, – сказал Вир, хватая ее за руку и выпроваживая за дверь, – будешь делать, как я скажу. – И, подтолкнув ее по направлению к лестнице, заодно взмахом руки приказал удалиться миссис Тернбау, которая как раз появилась на верхней площадке в домашнем чепце и шали. Горничная Фанни с побелевшим лицом выглядывала из-за плеча домоправительницы. – Оставайтесь в своих комнатах, пока я не позвоню.
Кляня на чем свет стоит незваных гостей, которые так не вовремя прервали вечер, обещавший быть на редкость интересным, он подождал, пока Констанс поднимется по лестнице, пригладил пятерней волосы и только потом направился к двери.
– В последний раз, – раздалось из-за двери, – приказываю открыть именем короля, иначе мы будем вынуждены ломать дверь.
– Зачем же ломать? Это и трудно, и противозаконно, и ни к чему, – заметил Вир, открывая дверь и оказываясь лицом к лицу с теперь уже знакомым ему капитаном королевской гвардии и его неизменным приспешником, капралом Гессом. За ними на дорожке стоял Джон Викерс, очевидно, взятый гвардейцами в плен, так как его держали за руки два солдата. – Ах, капитан Синклер, – пробормотал Вир. – Все еще разыскиваете своих беглецов? Могу я поинтересоваться, зачем вы задержали моего кучера?
Боже правый, она и не подозревала, что физическая страсть между мужчиной и женщиной может вызывать такое приятное возбуждение. Сердце у нее билось отчаянно, начинался жар, как в лихорадке, ей казалось, что она вот-вот вспыхнет! И это было далеко не все. Она очень остро ощущала, как сильный мужской рот прижимается к ее мягким женственным губам, не говоря уже о том, что таких ласк ей никогда не доводилось испытывать прежде. Он пробудил в ней целый рой пьянящих ощущений, от которых в мыслях воцарился хаос, и она отдалась во власть чисто женского инстинкта. Констанс с лихорадочной страстностью прильнула к Виру, руки ее принялись гладить могучую спину.
Среди этого водоворота чувств она успела все же подумать, что сама вызвала бурю, каких не видывала никогда в жизни, впрочем, может, это Вир вызвал бурю. Как бы то ни было, а пожалуй, и хорошо, что буря, ей всегда было по сердцу ненастье.
С каким же милым, неловким пылом новичка она отвечала на его ласки! В жилах Вира вспыхнул испепеляющий огонь, и когда он наконец поднял голову, чтобы взглянуть на нее, приникшую к нему с закрытыми глазами и с выражением восторга на лице, никаких сомнений относительно того, что эта девушка испытывала к нему отнюдь не отвращение, у него не осталось.
От этого открытия он почувствовал невероятный душевный подъем, столь же сильный, сколь и неожиданный. Она была великолепна, эта рыжеволосая искусительница. Ни разу еще женщина не отвечала на его ласки с таким искренним самозабвением. Она была вся не знающая узды страсть и милое великодушие. Но еще более его поразил эффект, который она оказывала на него!
Увы, следовало признать, что у нее был исключительный дар: она могла заставить его забыться. Более того, она, как ни одна женщина до нее, обладала сверхъестественной способностью пробуждать более мягкие, человеческие чувства в его груди – чувства, которые, как он полагал, давно в нем умерли и которые к тому же сейчас, черт возьми, могли оказаться более чем некстати! Если бы это была любая другая женщина, он бы не раздумывая взял то, что ему нужно, не тревожась о последствиях. Но рыжеволосая красавица волшебным образом возродила в нем воспоминания о человеке, которого рассчитывал вырастить из него старый герцог, и о том, каким надеялись увидеть своего сына маркиз и маркиза. Однако этот образец добродетели никогда не существовал в реальности и вообще не играл никакой роли в той драме, которую судьба выбрала для Вира, и, черт возьми, он хотел леди Констанс Лэндфорд, давно хотел, с того самого момента, как впервые увидел ее.
– Милорд? – окликнула его Констанс, приоткрыв трепещущие веки и глянув на него глазами, потемневшими, беззащитными и полными желания. Дух захватывало при виде ее. Она была волшебницей, знала, как околдовать его. – В чем дело? Отчего вы остановились?
И правда, думал Вир, зачем же он медлит? Это он, который никогда прежде не отказывал себе в удовольствии насладиться ласками влюбленной в него женщины? Она хотела его не меньше, чем он ее. Да кто он такой, в конце концов, чтобы так разочаровывать девушку?
– Черт возьми, леди Лэндфорд, – с трудом выговорил он, – вы слишком далеко меня завлекли. – И, обхватив руками осиную талию, он без всякого предупреждения поднял ее и усадил на стол. Раздвинул ей колени и встал между ними. – И теперь я должен получить вас.
– Прекрасная мысль, милорд, – выдохнула Констанс, которая хотя и давно ждала, когда же Вир придет именно к этому решению, а все же несколько опешила, когда оказалась сидящей на краю письменного стола, да еще с раздвинутыми коленями.
Она не совсем так представляла развитие событий, когда воображала себя в роли возлюбленной Вира. Но тут губы Вира прижались к ее шее, а пальцы его принялись торопливо расстегивать маленькие жемчужные пуговки на спине ее корсажа, одну за другой, одну за другой, и вдруг вместе с дрожью предвкушения пришло понимание, что все происходит именно так, как надо, и так все и следовало себе воображать. И когда через несколько секунд она вдруг оказалась обнаженной до талии, а ладони маркиза легли ей на грудь, у нее мелькнула мысль, что можно многое сказать в пользу письменных столов как места для любовных игр. Она утвердилась в этом мнении, когда маркиз склонил голову и принялся ласкать ее соски языком, сначала один, потом другой. Право же, никогда она не чувствовала подобного возбуждения!
Испустив порывистый вздох, она оперлась ладонями о стол и, выгнув спину, вся подалась навстречу ему.
Ей просто нет равных, думал Вир, который был возбужден не менее чем она. Ад и преисподняя, он чувствовал, что вот-вот умрет от возбуждения. Он наклонился, подобрал подол ее юбки и положил ей на колени.
Констанс, которая только-только успела освоиться с тем, что она сидит на письменном столе с обнаженной грудью и поднятым подолом, и оглянуться не успела, как оказалась вдруг уже лежащей на столе, причем ноги ее были закинуты на плечи Вира.
– Милорд? – окликнула она его вопросительно, когда рука Вира скользнула меж ее ног в разрез панталон, нашла и принялась ласкать крошечную жемчужину, угнездившуюся в складках тела.
– Тихо, моя девочка, – отозвался он хрипло. – В том, что я делаю, нет ничего страшного.
– Но я чувствую совсем не страх, – заявила Констанс, изнемогающая от предвкушения. – Я чувствую... я чувствую, что я на пороге гран-ди-оз-но-го открытия!
– Так оно и есть, – выдохнул Вир. И издал нечто среднее между стоном и смехом. Он не уставал поражаться готовности, с которой она отвечала на его ласки. Она уже истекала сладостным нектаром возбуждения. Лепестки ее тела налились желанием, которое усиливало его желание, и его палец скользнул внутрь ее.
Констанс, которая уже некоторое время пребывала в убеждении, что с минуты на минуту взорвется, если он не предпримет чего-нибудь и очень быстро, подалась вперед со страстным вздохом при таком неожиданном развитии событий. Пытаясь достичь чего-то, что было пока за пределами ее понимания, она изогнулась и прижалась к нему.
– Тебе это доставляет удовольствие, верно, дитя? – сказал он, догадываясь, что она очень близка к важному открытию: что ее собственное тело способно перенести ее в области экстатических восторгов. Какая же она маленькая и узенькая, думал Вир, чувствуя, как мчится кровь по его жилам. Проклятие, он изнывал от желания овладеть ею. Оторвавшись от нее, он принялся торопливо расстегивать свои панталоны.
Констанс, покинутая в тот момент, когда его внимание требовалось ей как никогда, воскликнула в отчаянии:
– Ах, милорд, умоляю вас, только не останавливайтесь!
– Сейчас, сейчас, дитя, – успокоил ее Вир, у которого на лбу высыпали бисеринки пота. Наконец его великолепнейшим образом возбужденное естество высвободилось из заточения. Обуреваемый лихорадочным стремлением вонзиться в жаркую женскую плоть, он пристроился к раскрывшимся лепесткам ее тела.
«Чтоб он сейчас остановился?» – думал Вир сардонически. Ад и преисподняя! Только сам Господь Бог сможет остановить его – ну да еще черт, пожалуй.
Несомненно, именно то обстоятельство, что они были так поглощены друг другом и в обстановке самого интимного свойства, помешало им услышать приближающийся быстрый топот копыт по гравийной подъездной дорожке за окном.
Собственно, Вир в тот момент был занят мыслями о том, что его рыжеволосая искусительница неизбежно будет сильно разочарована из-за болезненности первого проникновения.
Констанс же, обезумевшая от желания и предвкушения, думала, что сейчас она неизбежно умрет, если не изыщет какой-нибудь способ достигнуть блаженного освобождения.
Вир – мускулы его перекатывались буграми, пот лил ручьями – крепко ухватился за ягодицы Констанс и изготовился к решительному рывку. Ад и преисподняя! Она была более чем готова, а он не мог больше ждать.
Внезапный грохот дверного молотка разбил все вдребезги.
– Именем его величества короля Британии открывайте!
– Господь всемогущий! – прошептал Вир, глядя в широко раскрытые, испуганные глаза Констанс.
– Черт! – простонала Констанс.
– Пожалуй, и правда скорее черт, – проворчал Вир и оторвался от нее.
Закрыв рукой разгоряченное лицо, Констанс глубоко и прерывисто вздохнула. Тут дверной молоток загрохотал снова, и она вскочила вслед за Виром.
– Быстрее, – яростно шипел Вир, торопливо приводивший себя в порядок. – Беги наверх. Запрись в своей комнате и не открывай дверь никому, пока я сам не приду. Ты меня слышишь? Ни-ко-му!
– Да, да, слышу, – ответила Констанс, торопливо всовывая руки в рукава платья и натягивая корсаж. – Но что же ты собираешься делать? Пожалуйста, обещай мне, что не станешь поднимать руку на людей короля. Не смей делать этого ради меня, Вир. Я на это не согласна.
– Ты, дорогая моя, – сказал Вир, хватая ее за руку и выпроваживая за дверь, – будешь делать, как я скажу. – И, подтолкнув ее по направлению к лестнице, заодно взмахом руки приказал удалиться миссис Тернбау, которая как раз появилась на верхней площадке в домашнем чепце и шали. Горничная Фанни с побелевшим лицом выглядывала из-за плеча домоправительницы. – Оставайтесь в своих комнатах, пока я не позвоню.
Кляня на чем свет стоит незваных гостей, которые так не вовремя прервали вечер, обещавший быть на редкость интересным, он подождал, пока Констанс поднимется по лестнице, пригладил пятерней волосы и только потом направился к двери.
– В последний раз, – раздалось из-за двери, – приказываю открыть именем короля, иначе мы будем вынуждены ломать дверь.
– Зачем же ломать? Это и трудно, и противозаконно, и ни к чему, – заметил Вир, открывая дверь и оказываясь лицом к лицу с теперь уже знакомым ему капитаном королевской гвардии и его неизменным приспешником, капралом Гессом. За ними на дорожке стоял Джон Викерс, очевидно, взятый гвардейцами в плен, так как его держали за руки два солдата. – Ах, капитан Синклер, – пробормотал Вир. – Все еще разыскиваете своих беглецов? Могу я поинтересоваться, зачем вы задержали моего кучера?