Блейн Сара. Как женить маркиза

   Вир, который, невзирая на первое замешательство, сразу же отметил, что голос нападавшего юношески звонок, к концу заявления этого опрометчивого мальчишки, которому вздумалось грабить его на дороге, внезапно замер. Где-то он, черт возьми, уже слышал точно такие слова или нечто очень похожее. Кажется, он даже сам эти слова и произносил, и не более чем два месяца назад! Однако если память не изменяет ему, слова его были обращены тогда отнюдь не к худенькому юнцу, а к очень смелой молодой красавице, которая проявила такое самообладание перед лицом опасности, что он решил оставить ей ее драгоценности.
   Красавица, помнится, еще пообещала тогда, что они обязательно встретятся снова, и он даже предупредил ее, что, случись эта невероятная вторая встреча, он может и не удержаться от искушения.
   – А если я откажусь? – проговорил он, и в глазах его под полуопущенными веками вдруг появилось сонное выражение.
   Констанс, которая ожидала от маркиза именно такой реакции, точнее, надеялась на такую реакцию, подчеркнуто неторопливым движением взвела курок пистолета. Вот ведь черт хладнокровный, думала она между тем с невольным восхищением. Но как он смеет не верить, что она выстрелит!
   – Это же очевидно, милорд, – сказала она, чувствуя, как быстро и легко кровь бежит по жилам. – Мне, естественно, придется пристрелить вас.
   – Речь, достойная настоящего разбойника, – заметил его светлость маркиз. Пальцы его руки, сжимавшие все это время пистолет, скрытый в кармане теплого плаща с несколькими пелеринами, медленно разжались. Проклятая девчонка! Она даже не понимает, насколько он был близок к тому, чтобы отправить ее к праотцам, и еще имеет наглость воображать, что взяла верх над ним, Виром. Эта импульсивная молодая красавица оказалась очень смелой и очень безрассудной. А может, она хорошо знает, что делает, подумал вдруг он, приметив легкую улыбку, скользнувшую по прекрасным губам.
   Маленькая обманщица! Он нисколько не сомневался, что всадник в маске – это на самом деле та женщина, что когда-то так мило ответила на поцелуй, который он сорвал с ее губ. Не раз и не два впоследствии вспоминались ему ослепительно синие, как залитая солнцем вода, глаза и волосы, ярко-рыжие, как листва осеннего леса. Вспоминалось и то, что женщина эта не только отличалась необыкновенной красотой, но и обладала незаурядным мужеством, каким мог похвастать не всякий мужчина. Уж во всяком случае, было ясно, что его предупреждение – о том, что в следующую встречу он может поддаться искушению и дать волю примитивным мужским желаниям, – явно нисколько ее не устрашило. Совсем напротив, она сама разыскала его!
   Можно только гадать, что за игру она затеяла, подумал он, не без удовольствия размышляя об уроке, который совершенно необходимо преподать молодой особе, не понимающей, как это опасно – стать на пути у прославленного маркиза де Вира. Однако еще более занимал его вопрос, как это вышло, что из всех его многочисленных жертв только она одна сумела угадать, кто скрывался под маской Черной Розы. Но вот кем была на самом деле она, черт возьми?
   Внезапно он понял, что это приключение начинает доставлять ему удовольствие.
   – Не знаю, не знаю, – протянул он задумчиво, – достанет ли у вас хладнокровия выстрелить в безоружного.
   Вир спокойно вылез из кареты и стал перед красавицей, которая имела дерзость остановить его на большой дороге, да еще и наставить на него пистолет.
   Но если он рассчитывал, что проявление столь невозмутимой самоуверенности выбьет из колеи его противницу, то он ошибался.
   Констанс, которая вовсе не намеревалась палить из пистолета в Вира, а напротив, имела на его счет совсем иные планы, одарила его светлость ослепительной улыбкой.
   – Вы совершенно правы, милорд, – заявила она, перекидывая правую ногу через луку седла и легко спрыгивая на землю. Свободной рукой расстегнула застежку плаща и бросила его на седло. – Мне было бы мало радости застрелить вас. – Констанс опустила взведенный курок и сунула пистолет за пояс. – С другой стороны, – добавила она, ловко вытягивая шпагу из ножен, – я без всяких угрызений совести заставлю вас биться со мной на шпагах. Полагаю, эту тяжелую трость вы носите с собой отнюдь не для красоты.
   «Вот так штука!» – подумал Вир, ошеломленный перспективой скрестить клинок с особой женского пола. По крайней мере, эта юная леди даже знакома с дуэльным этикетом, отметил он, наблюдая за тем, как его будущая противница со спокойной сосредоточенностью попробовала гибкость клинка, а затем заняла выжидательную позицию, держа шпагу горизонтально перед собой.
   – Милорд? – окликнула она его лукаво.
   «Прах все побери!» – выбранился Вир про себя, разглядывая гибкую и ловкую фигурку, которую облегающая мужская одежда делала необычайно привлекательной. Она была очень высокой для женщины, с такой тонкой талией, что он легко мог бы обхватить ее ладонями, и длинными и стройными ногами. И вполне была наделена всеми очаровательными округлостями, заметил он. Прелестные очертания бедер, так же как и мягкие округлости грудей, не могли скрыть ни мужской жилет, ни двубортный короткополый камзол, ни облегающие мужские штаны. Ей-богу, привлекательная – это еще слабо сказано! Она была восхитительным созданием, которое и святого бы склонило к греху. А он вовсе не был святым.
   Однако инстинкт самосохранения подсказывал ему, что перед ним не обыкновенная девчонка, с которой можно пофлиртовать, а потом дать ей отставку. Напротив, все ее поведение еще при первой их встрече свидетельствовало о том, что перед ним знатная дама. А все же какое нахальство – девице и вдруг вызвать Вира на дуэль! Так почему бы не преподать этой дрянной девчонке урок, хотя бы и урок фехтования? И, сбросив с плеч плащ, Вир швырнул его в карету. Конечно, он постарается не причинять ей вреда – разве что слегка уязвит ее гордость, а потом уж придет черед других наук, в которых он тоже сумеет кое-чему ее научить. С этой огненноволосой красоткой можно было быть уверенным в одном – что вечер в ее обществе окажется нескучным.
   Раздался свист стали – Вир извлек клинок, таившийся в его трости.
   – Это продлится недолго, – крикнул он Джону Викерсу, своему кучеру, которому очень не нравилось держать разгоряченных лошадей на холоде, не нравилось почти так же сильно, как останавливать карету по приказу дорожных разбойников. – И попрошу не вмешиваться.
   – Как прикажете, милорд, – отозвался кучер тоном человека, слишком давно знакомого с причудами хозяина и потому неспособного удивляться, что бы там Виру ни вздумалось выкинуть.
   Констанс, оказавшейся лицом к лицу с маркизом, который был известен своим хладнокровием, равно как и искусством владения шпагой, невольно подумалось, а по плечу ли ей такой противник. Однако чувство, которое она испытывала, глядя, как клинок Вира, разминавшего руку перед поединком, рассекает воздух, не было страхом. Нет, она не боялась, а – несомненно, в силу некоей извращенности своей натуры, остававшейся прежде не замеченной, – трепетала от восторга при одной мысли, что ей предстоит скрестить шпаги и помериться силами с фехтовальщиком такого класса, как Вир. Впрочем, ведь и ее учил фехтовать человек, владевший клинком едва ли не лучше всех в Англии. Так что в поединке с Виром она сможет проверить, научилась ли чему-то.
   У нее от возбуждения даже мурашки побежали по коже, когда Вир, поднеся эфес почти к самым губам, с шутовской церемонностью отсалютовал ей шпагой.
   И право же, он был великолепен в своей мужской гордыне, которая, как ей было известно из прежнего опыта, несколько смягчалась и своеобразным чувством чести, и странным великодушием, так старательно скрываемым под напускным цинизмом. Как бы то ни было, он действительно опасен, как про него говорили. Если она оценила его неверно, то очень может быть, ей придется поплатиться за свою ошибку жизнью, и все равно ей не было страшно. Констанс всегда считала себя знатоком человеческих характеров. А в данном случае к своим преимуществам причисляла еще и поцелуй, из которого также можно было сделать выводы.
   Констанс подняла шпагу над головой и направила клинок прямо на маркиза.
   – Защищайтесь, милорд, – сказала она, встав в боевую позицию и приподняв отведенную назад левую руку для равновесия.
   Вир, также вставший в боевую позицию, отозвался с нежной улыбкой:
   – Защищайтесь, миледи.
   – Я, строго говоря, не леди, – отрезала эта поразительная молодая красавица, хотя не без легкой горечи, что не ускользнуло от внимания Вира. Они описывали круги, держась на расстоянии, так что их шпаги только касались кончиками друг друга, примериваясь, оценивая, нащупывая слабости противника, выжидая, когда он откроется. – И уж определенно вам я никто, – объявила Констанс, быстрым кошачьим движением провела свой клинок над клинком Вира и сделала выпад.
   Вир парировал его одним движением кисти.
   – Тогда я должен заключить, что я ошибаюсь, – сказал он. Он пока только играл с ней и потому не стал отвечать выпадом. – С другой стороны, – заметил он, кончиком клинка удержав ее клинок и отклоняя ее прямой удар, – совершенно ясно, что вы и не джентльмен, а молодая особа, которой не хватает твердой мужской руки.
   – И вы, милорд, очевидно, решили, – бросила Констанс в ответ, поймала его клинок возле самого своего эфеса и, очертив острием почти полный круг, отбросила клинок в сторону и ринулась в атаку, – что это должна быть ваша рука.
   Вир подавил ее атаку в зародыше, резко ударив по клинку.
   – Вы себе льстите, милочка, – сказал он, угадал, что этот выпад вправо ложный, отбил выпад влево, ловким ударом пригнул ее клинок книзу – и они вдруг оказались лицом к лицу. – Я выбираю себе красавиц, которым уже известны правила игры. С зелеными девчонками хлопот не оберешься, а проку от них чуть.
   Если он рассчитывал этим замечанием разозлить ее и вывести из равновесия, столь необходимого во время поединка, то ему быстро пришлось понять, как сильно он ошибся.
   Констанс, обнаружив, что на нее смотрят сверху вниз жесткие и насмешливые глаза Вира, выкинула немыслимую штуку. Поднявшись на цыпочки, она поцеловала его прямо в губы.
   Вот уж чего-чего, а этого Вир не ожидал. Однако еще больше он был удивлен тем, что от этого поцелуя кровь так и вскипела у него в жилах. Зеленая девчонка? Гром и молния! Да она была самой настоящей искусительницей и к тому же обладала сверхъестественной способностью воспламенять его с одного прикосновения! Обхватив ее за талию свободной рукой, он склонился к ней, впиваясь в ее губы с жадностью, которая удивила ее почти так же сильно, как его самого.
   Только тогда неизвестная красавица остановила его, сильно толкнув в грудь. Оторвавшись от нее, Вир обнаружил, что не в силах отвести взгляда от таинственных глубин ее глаз, которые могли заставить мужчину забыть все на свете, кроме одного: что он желает обладать этой непредсказуемой, лукавой особой. Очарованный, он смотрел на ее губы, которые медленно изгибались, складываясь в улыбку, одновременно и дразнящую, и капризную.
   – Полагаю, если вы познакомитесь со мной поближе, милорд, – сказала она, приложив ладонь к его щеке, – вы очень скоро убедитесь, что одно достоинство у меня точно есть – я очень быстро учусь.
   В следующее мгновение эта удивительная кокетка выскользнула из его объятий и, чуть отойдя, вскинула вверх свою шпагу.
   – А теперь, милорд, – воскликнула она, – вернемся к нашему делу. Ваш кошелек и прочие ценности – будьте так любезны!
   Демоническая улыбка заиграла на губах Вира.
   – Боюсь, вам придется взять что-нибудь другое на память обо мне, леди Лунный Свет, – заметил он, и глаза его блеснули. – В мои намерения отнюдь не входит передавать вам что-либо из моего имущества.
   – Как вам угодно, милорд, – отозвалась Констанс. И очень скоро Виру пришлось убедиться, что прежде она фехтовала не в полную силу, а только играла, как и он. Теперь она и не думала скрывать свое мастерство.
   Стремительная и легконогая, она сумела даже Вира поразить блистательностью своих атак и контрударов. Более того, ему вдруг пришла в голову странная мысль, что ее своеобразный стиль близок к его собственной манере фехтования. Скоро он поймал себя на том, что снова и снова замечает небольшие, но очевидные вариации движений, характерных для фехтовальщиков школы Анджело, вариации, которые он сам когда-то перенял от своего наставника и довел до совершенства. И вот эти самые движения на его глазах выполняет тоненькая девушка! Это и интриговало, и пугало.
   Если бы ему кто-нибудь сказал, что в один прекрасный день он повстречает фехтовальщика, знакомого со всеми тонкостями именно этого стиля фехтования, Вир бы в лицо говорившему заявил, что тот, верно, не в своем уме. Только один человек, помимо Вира, управлялся со шпагой в такой манере, и человек этот давно уже был мертв. То, что Вир оказался лицом к лицу с женщиной, которая демонстрировала мастерское владение именно этим стилем фехтования, вообще не укладывалось в голове. Ему даже подумалось, что в его положении было нечто забавное: он словно вел поединок с юным и не столь опытным подобием себя самого.
   Наконец, после того как он по неосторожности едва не проткнул свою прекрасную противницу насквозь, он решил, что пора заканчивать с этой игрой. Намеренно отступая и лишь парируя удары без единой попытки ответить контратакой, он выжидал и тянул время, пока в один прекрасный момент она не ринулась с излишней самоуверенностью в атаку и не приоткрыла корпус.
   Быстрый как молния, Вир поймал ее клинок и, сделав одно стремительное и резкое движение запястьем, одновременно и разоружил свою противницу, и заставил ее потерять равновесие.
   И Констанс, не понимая, как это произошло, оказалась самым постыдным образом распростертой на земле. А в следующее мгновение она вся окоченела, так как острие шпаги Вира коснулось ее горла.
   – А теперь, леди Лунный Свет, – произнес маркиз мягко, только за мягкостью этой чувствовалась сталь, – вы расскажете мне, кто вы такая и что вы затеяли.
   – Как это не галантно с вашей стороны, милорд, – заявила Констанс, одарив Вира гримасой комического неудовольствия. Можно подумать, что он и правда не знает, кто она такая. – По-моему, все предельно ясно. Я – Черная Роза, а желала я отобрать у вас ваши ценности.
   – Черная Роза, значит? – Улыбаясь все также нежно, он легко провел острием шпага по ее коже и остановил его в ложбинке между грудей. – Вы, конечно, извините меня за то, что я на сей раз не поверю леди на слово, как то подобало бы джентльмену.
   – Совершенно очевидно, что в данный момент вы вольны поступать, как вам заблагорассудится, милорд, – парировала Констанс. Как же он смеет, черт возьми, так обращаться с ней, в бешенстве думала она, дыша порывисто и тяжело, в то время как острие шпаги описывало маленький круг по ткани рубашки вокруг вершины одной из ее грудей, потом вокруг другой. Было ясно, что он веселится вовсю. Она чувствовала, как кровь приливает к щекам, но дело было не только в том, что противник позволял себе неслыханные вольности, – его манипуляции вызывали в ней наплыв незнакомых чувственных ощущений.
   – И правда, это совершенно очевидно, – согласился Вир, отмечая между делом, что дыхание его пленницы, несомненно, участилось. Похоже, эта рыжеволосая искусительница – особа из страстных! Но ирония ситуации заключалась в том, что ее грандиозная гибкость не меньше возбуждала его самого!
   Пропади все пропадом! Он ведь собирался всего лишь слегка наказать за нахальство девчонку, посмевшую вызвать его на дуэль. Он никак не думал, что искушение отбросить всякие опасения и насладиться этой девушкой прямо сейчас окажется так сильно. Прежде сама мысль о физической близости с девственницами вызывала у него стойкое отвращение, слишком уж большое значение эти особы придавали утрате своей девственности. И он никак не был готов к тому, что его собственное тело возжелает ее с такой невероятной силой. В самом деле, трудно было не обращать внимания на болезненный бугор, который грозил порвать перед его панталон. Черт возьми, пора отправить девчонку восвояси, а то ведь самообладание может ему и отказать!
   – Могу заявить со всей ответственностью – вы не Черная Роза, – произнес он безапелляционно. – Более того, я совершенно уверен, что вовсе не мой кошелек был предметом ваших желаний.
   – Вы, разумеется, правы, милорд, – ответила Констанс, которой порядком уже надоело пребывать в таком исключительно унизительном положении – лежа навзничь на земле, да еще будучи при этом беспомощной жертвой садистских забав Вира. – Я не Черная Роза. Нам обоим прекрасно известно, что Черная Роза – это вы. И не ваш кошелек является предметом моих желаний, а нечто несравненно более важное для меня. А теперь, когда с этими вопросами покончено, не будете ли вы настолько любезны, чтобы убрать ваш клинок от моего тела? Мне бы хотелось хотя бы сесть.
   – Счастлив буду выполнить любое ваше желание, – сказал Вир, быстро отводя в сторону клинок и протягивая руку, чтобы помочь ей встать. – Однако с вопросами отнюдь не покончено. Вы еще должны сказать мне ваше имя, а также объяснить, что вы затеяли.
   Констанс подняла свою шпагу, вложила ее в ножны, затем принялась деловито отряхивать пыль с одежды, и не думая отвечать на его вопрос об имени, который он задавал с такой странной настойчивостью. Ведь невозможно представить, что он и в самом деле, не подозревает, кто она такая? Или возможно? Когда он остановил ее карету на большой дороге, она, само собой, предположила, что он решил ограбить именно ее, потому что она была дочерью злейшего врага его отца, а следовательно, и его врага. Однако все его последующее поведение, если подумать, заставляло усомниться в этом предположении. Вряд ли он стал бы целовать ее и потом великодушно оставлять ей ее драгоценности, если бы действительно знал, что она – леди Констанс Лэндфорд. Право, он вполне мог тогда остановить ее карету случайно, просто потому, что она оказалась возле того места, где он сидел в засаде, поджидая жирную дичь.
   Внезапно она поняла всю ужасную важность такого вывода. Выходит, она действовала, исходя из ложных умозаключений! Все ее планы основывались на убеждении, что Вир сознательно решил ограбить дочь Блейдсдейла в качестве маленького акта мести. Его галантное отношение к ней самой она отнесла на счет его особого кодекса чести, который предписывал не обижать беспомощных женщин. И она возлагала большие надежды на этот самый кодекс чести, полагая, что и на сей раз он отнесется к ней с тем же великодушием, какое заставило его оставить ей брошь матери. И теперь вдруг оказывается, что она сама поставила себя в чертовски неопределенное положение.
   Боже! Если он и вправду не знает, кто она такая, то совершенно неизвестно, как он поступит, узнав ее имя! Однако у нее, похоже, не было иного выбора, кроме как и далее следовать своему первоначальному плану, который, как выяснилось, был далек от идеала. Ведь все равно нужно было найти тихую пристань, где бы она могла спрятаться и обдумать свои дальнейшие планы, и что подошло бы для этого лучше, чем охотничий домик маркиза де Вира? Вот как рассуждала Констанс. Уж во владениях Вира граф никогда не станет ее искать.
   План этот представился ей идеально логичным, когда на постоялом дворе она смотрела на Вира в окно кареты. Но теперь идея эта уже не казалась столь удачной. Ведь, в конце концов, она собирается отдаться на милость человека, который мало того, что вряд ли склонен желать ей добра, но имеет все основания желать ей зла. Не слишком утешительная перспектива!
   Вир, наблюдавший за ней все это время, мог только гадать, что за убедительную историю эта хорошенькая обманщица придумывает для него.
   – Строго говоря, у меня нет имени, – заявила Констанс как ни в чем не бывало, снимая шляпу, а вслед за ней и маску. – Вижу, вы мне не верите, да и как тут поверить, когда я сама-то с трудом верю! Но так оно и есть. – Она сняла с головы платок, так что пышные кудри рассыпалась по плечам.
   – Нисколько не сомневаюсь, – отозвался Вир, который, будучи человеком проницательным, и в самом деле поверил ей. Мало что ускользало от его внимания, и он не преминул заметить выражение обиды и гнева, затуманившее ее черты как раз перед тем, как она отвернулась, тряхнув своей роскошной гривой, которая даже в лунном свете сияла медно-рыжим. Это не поддавалось объяснению, но он почувствовал, как в груди его рождается холодный гнев при одной мысли, что кто-то осмелился причинить боль этому дивному созданию. – Но все же осмелюсь предположить, что – если только вы не явились на этот свет вполне взрослой особью каких-нибудь два месяца назад – все же вас как-то называли на протяжении вашей жизни.
   Он был вознагражден за свое дурацкое замечание нервным смехом, который нисколько не поколебал его крепнущего убеждения, что эта занятная молодая красавица собирается впутать его в какую-то неприятность – а неприятности ни к чему. Более того, инстинкт самосохранения настойчиво твердил ему, что, пока еще не поздно, следует залезть в карету и мчаться отсюда прочь со всей возможной скоростью, предоставив странную красавицу самой себе. То, что он не прислушался к своим инстинктам, следовало отнести на счет извращенности его натуры, которая требовала, чтобы он оставался на месте, по крайней мере, до тех пор, пока не удовлетворит свое любопытство.
   Тут крылась какая-то тайна, и чутье подсказывало ему, что тайна эта каким-то образом касалась и его. Рыжеволосая искусительница еще тогда, когда он остановил ее карету, поняла, что Черная Роза – не кто иной, как маркиз де Вир, однако не сочла нужным поделиться с кем-нибудь этой пикантной новостью. И конечно, она действовала не наобум, когда состряпала столь замысловатую и опасную шараду ради него. Это было более чем ясно. И потом, это ее глубокое знание того стиля фехтования, который в свое время развивал и совершенствовал один-единственный человек, если не считать его самого. Из всех тайн эта была самой интригующей.
   – Пожалуй, в некотором смысле я действительно только явилась на свет, – заговорила искусительница таким тоном, словно успела хорошо обдумать этот вопрос. – Штука, видите ли, в том, что вся моя прежняя жизнь оказалась ложью. Не сомневаюсь, что вы вполне способны вообразить, как я была потрясена, когда узнала – из самого надежного источника, что я вовсе не то лицо, которым всю жизнь себя считала.
   – Кошмар, – подтвердил Вир, мало что понявший из этих загадочных высказываний, но верно догадался, что она в сильном горе. – С другой стороны, по-моему, мы то, чем сами себя считаем. А в таком случае это не может быть ложь.
   – В моем случае, боюсь, это все же ложь, – отозвалась Констанс, думавшая о том, что выйти на дуэльный поединок с Виром было легче, чем решиться сейчас открыть ему истину о себе и своих проблемах. Она отвернулась, сделала несколько шагов. Затем снова обернулась к нему. – Я, собственно говоря, незаконнорожденный ребенок, без имени, и это, учитывая, что за человек тот, кого я всю жизнь считала отцом, не так уж плохо. Истина заключается в том, что я никогда не любила его и, соответственно, не должна бы испытывать никаких угрызений совести, собираясь предать его. Но, как ни странно, испытываю.
   Она стояла теперь возле самой кареты, освещенная светом каретного фонаря.
   Вир, впервые получивший возможность как следует разглядеть незнакомку, которая нежданно-негаданно втянула его в это нелепое приключение, вдруг нахмурился. Подойдя к ней вплотную, он откинул волосы с ее лица, и взору его открылся лиловый синяк на ее левой скуле.
   – Если это образчик отцовских нежностей, – сказал Вир мрачно, – то я и вправду нахожу странным, что вы упорно продолжаете испытывать к этому человеку подобие преданности. – Крепко ухватив ее за плечи, он заглянул ей в глаза. – Скажите мне, кто этот негодяй, и я научу его, как следует обращаться с леди.
   От прикосновения его рук, не говоря уж о близости его тела, Констанс вдруг оказалась во власти целой бури эмоций, не имевших ничего общего с ее дочерними чувствами к графу. И однако, в голове у нее словно зазвенел тревожный звонок.
   Менее всего ей хотелось, чтобы де Вир из-за нее вступил в открытое противоборство с Блейдсдейлом. Ведь Вир, явно убежденный в том, что Блейдсдейл был виновен, прямо или косвенно, в смерти его родителей, все же воздерживался от прямого столкновения с ним и выжидал целых десять лет. И она не станет нарушать это хрупкое равновесие.
   – Это просто смешно, – ответила она, отстраняясь. – Я ведь уже сказала вам. Я не леди. Если бы я была леди, разве я стала бы останавливать карету джентльмена на большой дороге столь мало приличествующим даме образом?
   – Если бы вы были не леди, то вряд ли бы вам было известно, что приличествует леди, а что нет, – сухо заметил Вир. Прах все побери! Он поймал себя на том, что ему хочется, чтобы эта девушка доверилась ему, хотя, насколько он помнил, никогда прежде не испытывал желания завоевать доверие невинной девицы, даже ради сомнительного удовольствия добиться ее благосклонности. Не такой он был дурак, чтобы флиртовать с незамужними девицами, которые всего лишь наживка в брачной мышеловке. Очевидно, эта девушка обладала способностью пробуждать в нем примитивные инстинкты, заставляющие мужчину оберегать самок своего вида и помогать им. Эта мысль показалась ему любопытной и циничной. И занятной. – И не трудитесь убеждать меня, что вы не благородного происхождения, потому как обещаю вам не поверить. Ваша внешность, ваши манеры, ваша речь – все обличает в вас девицу не простого происхождения.