Страница:
А в другом подобном случае Мартелс спросил:
- Похоже, ты разделяешь веру туземцев, что после смерти действительно есть жизнь. Почему?
- Тому есть свидетельства; туземцы имеют регулярную и надежную связь со своими недавними предками. Хотя у меня в этой области нет личного опыта, но существует также и серьезное теоретическое обоснование этому.
- И в чем же оно заключается? - спросил Мартелс.
- Это тот же принцип, что позволяет нам обоим находится в одном и том же мозгу. Личность является полустабильным электромагнитным полем; чтобы сохранить свою целостность, ей требуется дополнительный вычислительный аппарат мозга, а также источник энергии в виде тела или той оболочки, в которой живем мы, чтобы поддерживать ее в состоянии отрицательной энтропии. После того, как это поле высвобождается в результате смерти, оно полностью теряет способность к расчетам и становится подверженным естественной потере энтропии. Следовательно, медленно, но неизбежно оно распадается.
- Но почему у тебя нет в этой области личного опыта? Я думал, что первоначально...
- Это открытие, - произнес Квант голосом, вдруг ставшим отстраненным - сделано сравнительно недавно. Такая связь возможна лишь по прямой наследственной линии, а мои доноры - кто бы они ни были - рассеялись за многие века до того, как стало известно о самой подобной возможности.
- Кстати, сколько тебе лет? - поинтересовался Мартелс. Но Квант больше не проронил ни слова.
Однако, этот разговор все же дал Мартелсу чуть большее понимание характеров туземцев, а вместе с другими отрывочными сведениями, и смутное представление об истории. Различные ссылки на "Возрождения" позволили ему догадаться, что со времени его эпохи цивилизация четырежды уничтожалась и возникала вновь, каждый раз сильно изменившейся и все менее жизнеспособной. Второе Возрождение, судя по всему, было уничтожено всемирным обледенением; и Третье Возрождение неизбежно приняло форму жестко организованной высокоэнергетической культуры на базе небольшой популяции.
Однако теперь вся Земля за исключением полюсов находилась на пике тропической фазы. Некоторые технические достижения Третьего Возрождения еще были представлены здесь в музее, в котором Мартелс был двойным пленником, кое-что по-прежнему в целости, а многое не настолько пришло в упадок, чтобы не подлежало ремонту в умелых руках. Но туземцы Четвертого Возрождения не имели необходимости в этих машинах. Они уже не только не понимали их назначения, но и не считали нужным понимать или сохранять их. То, что еда сравнительно просто добывалась собирательством или охотой, сделало машины ненужными для них - а то, каким представало в их преданиях Третье Возрождение, вдобавок еще вызывало к машинам неприязнь. Безмятежная экономика, свойственная жителям джунглей, вполне устраивала их.
Но имелась и еще одна причина. Их взгляды кардинально изменились, что могло быть связано лишь с открытием реального существования духов предков. Образ жизни стал мистическим, обрядовым и в глубоком смысле аскетичным то есть, ориентированным на смерть, вернее, на загробную жизнь. Это также объясняло двойственность их отношения к Кванту. Они уважали глубину его знаний, даже благоговели перед ней, и обращались к нему время от времени за разрешением проблем, выходящих далеко за пределы их понимания настолько далеко, что перевешивали их яростное чувство индивидуальности; однако о поклонении Кванту не могло быть и речи. Они могли чувствовать лишь жалость по отношению к личности, не имеющей связи со своими предками, даже не разу ни испытавшей такого контакта, и явно обреченной на отсутствие собственной загробной жизни.
Конечно, кое-кому из них приходило в голову, что даже очень прочная мозговая оболочка не сможет устоять против какой-нибудь действительно сильной катастрофы, например, рождения вулкана прямо под музеем; но Квант находился там всегда, насколько свидетельствовали предания, практически вечно, а их собственные жизни были коротки. Смерть Кванта не лежала в пределах ближайшего будущего, о котором они привыкли думать.
Однако большая часть разговоров Кванта несла куда меньше информации. Казалось, он почти все время находится в состоянии дзен-буддиста, познавшего суть вещей и в то же время презирающего ее. Многие из его ответов просителям состояли из одиночных отрывочных фраз, не имевших, на первый взгляд, ни малейшей связи с заданным вопросом. Иногда же он отвечал чем-то вроде притчи, большая длина которой не делала ее ни на йоту более понятной. Например:
- Бессмертный Квант, некоторые предки говорят, что нам следует расчистить часть джунглей и начать сеять. Другие говорят, что мы должны по-прежнему довольствоваться тем, что собираем. Как нам разрешить это противоречие?
- Когда Квант был человеком, двенадцать учеников собрались на краю скалы, чтобы послушать его речь. Он спросил у них, что они хотят услышать от него такого, чего не могут услышать из собственных уст. Все заговорили сразу, так что отдельных ответов нельзя было разобрать. Квант сказал: "Для одного тела у вас слишком много голов", и столкнул одиннадцать из них со скалы.
К стыду Мартелса, в подобных ситуациях туземцы, похоже, всегда сразу понимали, что имеет в виду Квант, и уходили, удовлетворенные ответом. В данном конкретном случае, впрочем, Мартелсу удалось выдвинуть догадку:
- Наверно, в этих условиях невозможно оживить сельское хозяйство?
- Нет, - сказал Квант. - Но о каких именно условиях ты говоришь?
- Ни о каких, я ничего о них не знаю. Вообще-то, сельское хозяйство в лесных сообществах в мое время было довольно обычным делом. Мне почему-то показалось, что ты это имел в виду.
Квант больше ничего не сказал, но Мартелс ощутил, хотя и смутно, его беспокойство. Еще один иллюзорный кирпич в здание убежденности Кванта, что он не полностью может хранить свои мысли в тайне от Мартелса.
Конечно, Квант по содержанию и фразеологии большинства вопросов Мартелса почти сразу сделал вывод, что Мартелс представляет из себя довольно примитивного ученого, и более того, что Мартелс не в состоянии достаточно глубоко проникнуть внутрь запаса научных знаний самого Кванта. Казалось, Квант иногда испытывал какое-то извращенное удовольствие, отвечая на вопросы Мартелса в этой области с явной прямотой, и в то же время пользуясь самыми бесполезными терминами:
- Квант, ты все повторяешь, что никогда не умрешь. Исключая, конечно, несчастные случаи. Но ведь источник энергии для этой мозговой оболочки должен иметь период полураспада, и каким бы долгим он ни был, к_о_г_д_а_-_н_и_б_у_д_ь_ его выход упадет ниже минимально необходимого уровня.
- Это не радиоактивный источник, и у него нет периода полураспада. Он происходит из Пустоты, дающей начало - в терминах сферической тригонометрии - внутренней вселенной.
- Я не понимаю этих терминов. Или ты подразумеваешь, что она служит источником непрерывного творения мира? Разве доказано, что творение еще продолжается?
Эта фраза, в свою очередь, оказалась непонятной Кванту, и впервые он проявил достаточно любопытства, чтобы выслушать объяснения Мартелса по поводу теории "стабильного состояния" Фреда Хойла.
- Нет, это чушь, - сказал Квант, выслушав. - Творение одновременно уникально и циклично. Источник внутренней вселенной находится где-то в другом месте и необъясним, иначе, как в терминах всеобщей взаимности психологии единого волнового цикла.
- Единого волнового цикла? Он что, только один?
- Только один, хотя имеет тысячу аспектов.
- И он мыслит? - изумился Мартелс.
- Нет, он не мыслит. Но он обладает волей и ведет себя соответственным образом. Пойми его волю, и ты станешь его повелителем.
- Но тогда откуда берется эта энергия?
- Первоначально из медитации. Впоследствии она не исчезает.
- Нет, я имею в виду, как эта машина...
Молчание.
Мартелс узнавал все больше, но это знание, на первый взгляд, ничего ему не давало. Затем, в один из годов, какой-то проситель задал еще один вопрос про Птиц; и когда Мартелс потом со всей невинностью полюбопытствовал: - Между прочим, что такое эти Птицы? - ненависть и отчаяние, молнией ударившие из сознания Кванта в его собственное, в одно мгновение дали Мартелсу знать, что он, наконец, коснулся чего-то необычайно важного...
Если бы он только знал, как это использовать.
4
Глубина этих эмоций Кванта, к которым примешивались и другие, которые Мартелс не мог определить, была столь очевидной, что Мартелс и не ждал никакого ответа. Но после паузы, превышавшей обычную немногим больше чем вдвое, Квант сказал:
- Птицы это гибель человечества - а со временем и наша с тобой, мой незванный и нежеланный гость. Ты думаешь, эволюция стояла на месте в течение более чем двадцати трех тысяч лет - даже если не брать в расчет резкое всемирное повышение радиоактивности, предшествовавшее Первому Возрождению?
- Нет, конечно нет, Квант. Туземцы, несомненно, являются генетическим сочетанием, неизвестным в мое время, и естественно, я также предполагал и наличие мутаций.
- У тебя поверхностный взгляд, - сказал Квант с холодным презрением. - У них есть много признаков эволюционного прогресса и изменений, которых ты просто не мог заметить. Один простой пример: в начале Четвертого Возрождения, когда джунгли покрыли почти всю планету, человек все еще был зверем, который должен сознательно соблюдать принципы правильного питания, а туземцы того времени знаниями не обладали. В результате, как бы много они не ели - а даже в те времена нехватки не было, в том числе и белках они умирали кучами от типичного заболевания жителей джунглей, название которого ничего тебе не скажет, но которое можно описать как "злокачественное недоедание".
- Оно было хорошо известно и в мое время, и не только среди обитателей джунглей. Мы называли его общим истощением, но имелась и масса местных названий: квашиоркор, суха...
- Ни одно из этих слов, конечно, не сохранилось. Во всяком случае, вскоре после этого произошла сильная мутация, сделавшая правильное питание передающимся по наследству инстинктом - как всегда было у диких зверей, и по-видимому, было свойственно человеку, когда он был диким зверем. Видимо, этот инстинкт понемногу угас по мере развития цивилизации.
Другое изменение, столь же радикальное и, возможно, имеющее то же происхождение, произошло после того, как в самом конце Третьего Возрождения была сформулирована всеобщая взаимность. Тогда обнаружилось, что человеческий мозг обладает значительной гипнотической и проецирующей силой, которую можно применять без каких-либо предварительных гипнотических ритуалов. Теория показала, как это можно сделать легко, но возможно, эта сила была скрыта всегда, а возможно, явилась результатом мутации - никто не знает, а теперь этот вопрос не представляет никакого интереса.
Во мне эти силы огромны - поскольку меня специально выращивали с целью их совершенствования, наряду со многими другими - но их действие у туземцев совершенно противоположно, в этой сфере их общение с предками делает их особенно _п_о_д_а_т_л_и_в_ы_м_и_ к такому гипнозу, а не людьми, могущими им пользоваться. Они стали скорее пациентами, нежели активными деятелями.
Фауна тоже изменилась - и особенно птицы. Птицы всегда тщательно следовали ритуалам, и в атмосфере всеобщей формальности и взаимности, свойственной Четвертому Возрождению, они опасно развились. Теперь они разумны - чувствующие, умные, с самомнением - и обладают развитой постпримитивной культурой. Они не без основания считают человека своим главным соперником и ставят своей первейшей целью его уничтожение.
И это им удастся. Их основной стимул - выживание здесь и сейчас; туземцев же, напротив, слишком интересует сама смерть, чтобы эффективно противостоять Птицам, несмотря на то, что интеллектуально те уступают человеку по крайней мере на порядок.
- Мне трудно в это поверить, - сказал Мартелс. - В мое время были люди, находившиеся на этой стадии, с подобного рода культурой - эскимосы, австралийские аборигены, южноафриканские бушмены. Никто из них не был так агрессивен, как, по твоим словам, эти Птицы, но и в противном случае у них не было бы ни малейшего шанса противостоять прагматичным интеллектуалам того периода. По сути, когда я покинул свой мир, они находились на грани вымирания.
- Нынешний туземец не интеллектуал и не прагматик, - презрительно бросил Квант. - Он не пользуется машинами, кроме простейших охотничьих орудий, его единственной серьезной защитой являются ритуал и взаимность, в которых Птицы от природы сильны и становятся все сильнее. Когда они станут сильны еще и интеллектуально, конец не заставит себя ждать.
И наш конец тоже. У меня есть веские причины, теоретические и технические, считать, что когда численность людского населения упадет ниже определенного уровня, энергия, поддерживающая нашу мозговую оболочку, начнет уменьшаться, а потом сама оболочка разрушится. Даже если она не разрушится сразу, Птицы, если они победят - что несомненно - будут иметь в своем распоряжении тысячи лет, чтобы дождаться этого. Тогда они раздерут мозг на кусочки, и конец нам обоим.
В голосе Кванта, казалось, звучало некоторое печальное, но жестокое удовлетворение при этой мысли. Мартелс осторожно осведомился:
- Но почему? Насколько я понимаю, ты не представляешь для них абсолютно никакой угрозы. Даже туземцы советуются с тобой очень редко, и никогда речь не идет об эффективном оружии. Почему бы Птицам вообще не остаться к тебе равнодушными?
- Потому что, - медленно произнес Квант, - они символисты... и ненавидят и боятся меня больше чем кого-либо во вселенной. Я для них главный символ былого могущества человека.
- Почему?
- Как ты об этом не догадался? Я был правящим Высшим Автархом в конце Третьего Возрождения. Меня взрастили для этого и вверили сохранение всех знаний Третьего Возрождения, что бы ни случилось. Не имея доступа к компьютеру, я не в состоянии в полной мере выполнять свой долг... но тем не менее, именно этому долгу я обязан своим нынешним бессмертным заточением. И мне суждена гибель - как и тебе - под клювами Птиц.
- И ты не можешь это предотвратить? Например, внушением заставить туземцев предпринять какие-то конкретные действия против Птиц? Или твое воздействие слишком ограничено?
- Я могу всецело управлять любым туземцем, если захочу, - сказал Квант. - Я заставлю следующего сделать что-нибудь, чтобы рассеять твои сомнения на этот счет. Но туземцы, которые приходят ко мне за советом, далеко не самые важные фигуры в культуре Четвертого Возрождения, и даже будь они великими героями и вождями - каковых вообще не существует в этой культуре - я не мог бы изменить общих тенденций, какие бы изменения я ни внес в образ мыслей отдельных людей. Времена таковы, каковы они есть, и конец близок.
- Сколько осталось до конца?
- Лет пять, вряд ли больше.
Вдруг Мартелс ощутил собственную ярость.
- Из-за тебя мне стыдно, что я человек, - прорычал он. - В мое время люди дрались, сопротивлялись! А тут, твои туземцы, считающиеся разумными, и все же отказывающиеся принять самые очевидные меры для своей защиты! И ты, несомненно самый умный и изобретательный мозг во всей истории человечества, способный руководить и помогать всем остальным, пассивно ждущий, пока тебя разорвет на куски какая-то стая Птиц!
Страсть Мартелса разгоралась, и вдруг им овладел один образ из ранней юности. В чахлом садике на задворках дома в Донкастере он нашел птенца малиновки, выпавшего из гнезда раньше, чем научился сносно летать, и явно покалеченного - видимо одной из многочисленных здешних голодных кошек. В надежде помочь птенцу, Мартелс подобрал его, но тот умер в его руках - а когда он положил птенца обратно, руки его кишели крошечными черными клещами, похожими на тысячи движущихся крупинок черного перца. И именно п_т_и_ц_а_м_ предстояло занять место человека? Никогда, во имя божье!
- Ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем говоришь, - сказал Квант своим отстраненным голосом. - Теперь помолчи.
Благодаря своей хитрости, Мартелс гораздо лучше Кванта представлял всю глубину своего неведения. Но в отличие от Кванта пассивность не была ему свойственна; всю свою жизнь он сражался с обстоятельствами и не собирался прекратить сейчас. Квант был неизмеримо выше его во всех отношениях, но Мартелс не собирался следовать за Квантом, как не следовал ни за кем и ранее.
Он не намеревался говорить об этом, даже если бы Квант и позволил ему говорить дальше. Он, главным образом, хотел не только выбраться к чертовой матери из мозга Кванта, - что Квант, без сомнения, только приветствовал бы - но и попасть обратно в свой родной век; и лишь человеческая техника могла бы ему помочь сделать что-то в этом направлении. Проклятая неисправность радиотелескопа забросила его сюда, а ведь этот аппарат был творением рук человека; несомненно, к теперешнему времени должен иметься какой-то более простой способ добиться обратного эффекта.
Квант оказался неспособным избавиться от мешающего ему Мартелса даже в нынешней эре, не говоря уже о том, чтобы отправить Мартелса обратно; и даже если бы он знал такой способ, этот способ конечно же оказался бы более сложным, чем примитивная задача вышвырнуть Мартелса в печальное сумрачное царство загробной жизни - Квант попробовал сделать это и не справился.
Нет, срочно требовалась помощь людей, и ее следовало искать у туземцев. Они, ясное дело, не были сильны в науке, но их, разумеется, следовало предпочесть Птицам, а кроме того, они располагали возможностями, которых не имел Квант. Большинство из этих возможностей - например, их контакт с предками - казались загадочными и сомнительными, но именно поэтому лежали вне обширных знаний Кванта и _м_о_г_л_и_ помочь решить главную проблему.
И они не были дикарями в прямом смысле этого слова. Это Мартелс уже понял по тем немногим просителям, которых видел. Если эти туземцы не являлись лучшими представителями людей Четвертого Возрождения, то каковы же лучшие? Это нужно было выяснить, не обращая внимания на мнение Кванта на этот счет. Квант никогда не видел их в повседневной жизни, все его знания об их привычках, поведении и возможностях основывались на рассказах людей, что само по себе ненадежно, которых он сам не считал типичными, и умозаключениях. К тому же сам Квант не принадлежал к Четвертому Возрождению; он просто мог оказаться неспособным к его пониманию.
Более того, со своей точки зрения, основывавшейся на туманном прошлом, Мартелс считал, что замечал в просителях нечто, ускользавшее от Кванта. Их интеллект был по-прежнему развит в той области, на которую Квант не обращал внимания, но которая могла оказаться чрезвычайно важной для Мартелса. Даже тот коричневый человек, что в первый момент показался Мартелсу самым настоящим дикарем, позже проявил почти сверхъестественный дар, или по меньшей мере, часть каких-то знаний, показывавших владение целой научной областью, о существовании которой современники Мартелса даже не подозревали. Это можно использовать. Это _н_у_ж_н_о_ использовать.
Но как? Предположим, Мартелс полностью распоряжался бы тем мозгом, что выступал под именем Кванта; как мог бы он задать просителям достаточно много вопросов, чтобы выяснить все необходимое, сразу не вызвав подозрений? Ведь просители привыкли, что вопросы задают они. И даже если бы ему это удалось, и он успешно притворился самим Квантом, что мог бы он сказать туземцам, чтобы вызвать какие-то действия против Птиц, не говоря уже о конкретных советах на этот счет?
В лучшем случае, он вызвал бы лишь замешательство и уход просителя. На самом деле, ему нужно было выбраться отсюда в мир в каком-то теле, но это просто исключалось. У него оставалась лишь одна возможность: каким-то образом сменить эпоху и затем надеяться, что другая эпоха найдет способ его освободить.
В такой постановке все предприятие выглядело чрезвычайно глупо. Но иного пути он не видел.
Он вынужденно вел прежнюю жизнь, ожидая благоприятного случая, слушая, задавая Кванту вопросы, когда тот разрешал, и иногда получая ответы. Изредка он узнавал новый факт, что-то для него значивший, но чаще нет. И еще он начал чувствовать, что отсутствие сна и всех чувств, кроме зрения и слуха, все больше и больше влияет на его рассудок, несмотря на некоторый доступ его личности к огромным мыслительным способностям мозга Кванта. Но даже эти способности были в чем-то ограничены, в чем, он не мог понять: Квант уже несколько раз упомянул, что лишен связи с компьютером, который позволил бы ему функционировать еще лучше. Находился ли этот компьютер в том же музее, и причиной отсутствия связи был просто неисправный кабель, который Квант не мог починить? Или Квант вспоминал о далеком прошлом, о конце Третьего Возрождения? Мартелс спросил, но ответа не последовало.
А тем временем Мартелсу большую часть времени приходилось пялиться в ту же точку на дальней стене и слушать те же отголоски.
Медленно тянулся век лета. Прошел еще год. Просителей становилось все меньше и меньше. Даже Квант, несмотря на свои внутренние резервы, испытывал какой-то умственный упадок: погрузившись, по сути, в некие сомнамбулические грезы, сильно отличавшиеся от его прежнего состояния непрерывного размышления. Мартелс не больше, чем прежде, мог проникнуть в его мысли, но их _т_о_н_а_л_ь_н_о_с_т_ь_ изменилась; раньше возникало впечатление праздных, почти сибаритских, но беспрерывных раздумий и размышлений, теперь же на них накладывалась некая монотонность, наподобие скучного повторяющегося сна, обрывающегося в одном и том же месте, и от которого невозможно пробудиться.
Мартелса самого посещали такие сны; он знал, что они служат сигналом скорого пробуждения, возможно, более позднего, чем намечалось; они являлись внутренним эквивалентом такого храпа, от которого пробуждаются. Квант же, напротив, как будто все глубже и глубже погружался в них, тем самым лишая вечно бодрствующего Мартелса даже прежних загадочных бесед.
Да, жизнь в двадцать пятом тысячелетии шла скучно. Нынешняя тоска достигала невообразимой глубины, и становилась все сильнее. Мартелс понял, что его ждет, когда однажды к Кванту явился проситель, а тот не ответил, и похоже, даже не заметил его.
Мартелс не смог воспользоваться случаем. Он совсем отвык соображать быстро. Но когда, месяцев шесть спустя, появился следующий проситель - в середине тех пяти лет, которые по предсказанию Кванта должны были окончиться триумфом Птиц - Мартелс был наготове:
- Бессмертный Квант, молю о твоем благосклонном внимании.
Ответа от Кванта не последовало. Монотонность его грез не нарушилась. Мартелс мягко произнес:
- Тебе позволено отвлечь мое внимание.
Квант по-прежнему не вмешивался. Туземец боком осторожно вошел в поле зрения.
- Бессмертный Квант, я Амра из племени Совиного Щита. Впервые на памяти многих поколений появились признаки, что вулкан к западу от нашей территории вновь пробуждается от сна. Проснется ли он в своей полной ярости? И если да, что нам делать?
Какими бы сведениями о геологии той местности, откуда пришел Амра, ни располагал Квант, Мартелсу они, как обычно, были недоступны. Но все равно, простой здравый смысл подсказывал, что независимо от конкретной ситуации не стоит околачиваться возле любого давно молчавшего вулкана, который проявляет новые признаки активности. Он сказал:
- Со временем он извергнется. Я не могу предсказать, насколько сильным будет первое извержение, но желательно сменить территорию как можно скорее.
- Бессмертный Квант, должно быть, не знает нынешней ситуации в нашем бедном племени. Мы не можем переселиться. Не можешь ли ты дать нам какой-нибудь ритуал умиротворения?
- Вулкан умиротворить невозможно, - сказал Мартелс, хотя и с гораздо меньшей внутренней убежденностью, чем он чувствовал бы раньше. - И верно, также, что я давным-давно не получал известий из ваших мест. Объясни, почему вы не можете переселиться.
Он решил, что очень неплохо уловил стиль речи Кванта, и вправду, туземец пока что не выказывал никаких признаков подозрительности. Амра терпеливо начал рассказывать:
- К северу находится территория племени Зар-Пицха, которую я пересек по пути к твоему храму. Естественно, мы не можем туда вторгнуться. К югу вечные льды и дьяволы Терминуса. Ну а к востоку, понятно, все Птицы и Птицы.
Вот она, та самая возможность, которую ждал Мартелс.
- Тогда, туземец Амра, вы должны вступить в союз с племенем Зар-Пицха и с помощью оружия, которое я вам дам, начать войну против Птиц!
Лицо Амры выразило откровенный ужас, затем разгладилось и стало непроницаемым. Он сказал:
- Бессмертному Кванту доставляет удовольствие насмешка над нашим отчаянным положением. Мы не вернемся больше.
Амра сухо поклонился и исчез из поля зрения. Когда эхо его шагов полностью стихло под сводами зала, Мартелс обнаружил, что Квант интересно, как долго он слушал? - перехватил контроль над голосовым устройством и расхохотался отдаленным, холодным, убийственным смехом.
Но бывший Верховный Автарх Третьего Возрождения сказал лишь:
- Видишь?
Вижу, угрюмо подумал Мартелс.
5
Однако, Мартелс узнал кое-что новое, и теперь, когда Квант снова уделил ему внимание - надолго ли - Мартелс мог попытаться что-то из него выудить. Он сказал:
- Я решил, что стоит попробовать. Меня учили ничего не принимать на веру, не убедившись лично.
- Похоже, ты разделяешь веру туземцев, что после смерти действительно есть жизнь. Почему?
- Тому есть свидетельства; туземцы имеют регулярную и надежную связь со своими недавними предками. Хотя у меня в этой области нет личного опыта, но существует также и серьезное теоретическое обоснование этому.
- И в чем же оно заключается? - спросил Мартелс.
- Это тот же принцип, что позволяет нам обоим находится в одном и том же мозгу. Личность является полустабильным электромагнитным полем; чтобы сохранить свою целостность, ей требуется дополнительный вычислительный аппарат мозга, а также источник энергии в виде тела или той оболочки, в которой живем мы, чтобы поддерживать ее в состоянии отрицательной энтропии. После того, как это поле высвобождается в результате смерти, оно полностью теряет способность к расчетам и становится подверженным естественной потере энтропии. Следовательно, медленно, но неизбежно оно распадается.
- Но почему у тебя нет в этой области личного опыта? Я думал, что первоначально...
- Это открытие, - произнес Квант голосом, вдруг ставшим отстраненным - сделано сравнительно недавно. Такая связь возможна лишь по прямой наследственной линии, а мои доноры - кто бы они ни были - рассеялись за многие века до того, как стало известно о самой подобной возможности.
- Кстати, сколько тебе лет? - поинтересовался Мартелс. Но Квант больше не проронил ни слова.
Однако, этот разговор все же дал Мартелсу чуть большее понимание характеров туземцев, а вместе с другими отрывочными сведениями, и смутное представление об истории. Различные ссылки на "Возрождения" позволили ему догадаться, что со времени его эпохи цивилизация четырежды уничтожалась и возникала вновь, каждый раз сильно изменившейся и все менее жизнеспособной. Второе Возрождение, судя по всему, было уничтожено всемирным обледенением; и Третье Возрождение неизбежно приняло форму жестко организованной высокоэнергетической культуры на базе небольшой популяции.
Однако теперь вся Земля за исключением полюсов находилась на пике тропической фазы. Некоторые технические достижения Третьего Возрождения еще были представлены здесь в музее, в котором Мартелс был двойным пленником, кое-что по-прежнему в целости, а многое не настолько пришло в упадок, чтобы не подлежало ремонту в умелых руках. Но туземцы Четвертого Возрождения не имели необходимости в этих машинах. Они уже не только не понимали их назначения, но и не считали нужным понимать или сохранять их. То, что еда сравнительно просто добывалась собирательством или охотой, сделало машины ненужными для них - а то, каким представало в их преданиях Третье Возрождение, вдобавок еще вызывало к машинам неприязнь. Безмятежная экономика, свойственная жителям джунглей, вполне устраивала их.
Но имелась и еще одна причина. Их взгляды кардинально изменились, что могло быть связано лишь с открытием реального существования духов предков. Образ жизни стал мистическим, обрядовым и в глубоком смысле аскетичным то есть, ориентированным на смерть, вернее, на загробную жизнь. Это также объясняло двойственность их отношения к Кванту. Они уважали глубину его знаний, даже благоговели перед ней, и обращались к нему время от времени за разрешением проблем, выходящих далеко за пределы их понимания настолько далеко, что перевешивали их яростное чувство индивидуальности; однако о поклонении Кванту не могло быть и речи. Они могли чувствовать лишь жалость по отношению к личности, не имеющей связи со своими предками, даже не разу ни испытавшей такого контакта, и явно обреченной на отсутствие собственной загробной жизни.
Конечно, кое-кому из них приходило в голову, что даже очень прочная мозговая оболочка не сможет устоять против какой-нибудь действительно сильной катастрофы, например, рождения вулкана прямо под музеем; но Квант находился там всегда, насколько свидетельствовали предания, практически вечно, а их собственные жизни были коротки. Смерть Кванта не лежала в пределах ближайшего будущего, о котором они привыкли думать.
Однако большая часть разговоров Кванта несла куда меньше информации. Казалось, он почти все время находится в состоянии дзен-буддиста, познавшего суть вещей и в то же время презирающего ее. Многие из его ответов просителям состояли из одиночных отрывочных фраз, не имевших, на первый взгляд, ни малейшей связи с заданным вопросом. Иногда же он отвечал чем-то вроде притчи, большая длина которой не делала ее ни на йоту более понятной. Например:
- Бессмертный Квант, некоторые предки говорят, что нам следует расчистить часть джунглей и начать сеять. Другие говорят, что мы должны по-прежнему довольствоваться тем, что собираем. Как нам разрешить это противоречие?
- Когда Квант был человеком, двенадцать учеников собрались на краю скалы, чтобы послушать его речь. Он спросил у них, что они хотят услышать от него такого, чего не могут услышать из собственных уст. Все заговорили сразу, так что отдельных ответов нельзя было разобрать. Квант сказал: "Для одного тела у вас слишком много голов", и столкнул одиннадцать из них со скалы.
К стыду Мартелса, в подобных ситуациях туземцы, похоже, всегда сразу понимали, что имеет в виду Квант, и уходили, удовлетворенные ответом. В данном конкретном случае, впрочем, Мартелсу удалось выдвинуть догадку:
- Наверно, в этих условиях невозможно оживить сельское хозяйство?
- Нет, - сказал Квант. - Но о каких именно условиях ты говоришь?
- Ни о каких, я ничего о них не знаю. Вообще-то, сельское хозяйство в лесных сообществах в мое время было довольно обычным делом. Мне почему-то показалось, что ты это имел в виду.
Квант больше ничего не сказал, но Мартелс ощутил, хотя и смутно, его беспокойство. Еще один иллюзорный кирпич в здание убежденности Кванта, что он не полностью может хранить свои мысли в тайне от Мартелса.
Конечно, Квант по содержанию и фразеологии большинства вопросов Мартелса почти сразу сделал вывод, что Мартелс представляет из себя довольно примитивного ученого, и более того, что Мартелс не в состоянии достаточно глубоко проникнуть внутрь запаса научных знаний самого Кванта. Казалось, Квант иногда испытывал какое-то извращенное удовольствие, отвечая на вопросы Мартелса в этой области с явной прямотой, и в то же время пользуясь самыми бесполезными терминами:
- Квант, ты все повторяешь, что никогда не умрешь. Исключая, конечно, несчастные случаи. Но ведь источник энергии для этой мозговой оболочки должен иметь период полураспада, и каким бы долгим он ни был, к_о_г_д_а_-_н_и_б_у_д_ь_ его выход упадет ниже минимально необходимого уровня.
- Это не радиоактивный источник, и у него нет периода полураспада. Он происходит из Пустоты, дающей начало - в терминах сферической тригонометрии - внутренней вселенной.
- Я не понимаю этих терминов. Или ты подразумеваешь, что она служит источником непрерывного творения мира? Разве доказано, что творение еще продолжается?
Эта фраза, в свою очередь, оказалась непонятной Кванту, и впервые он проявил достаточно любопытства, чтобы выслушать объяснения Мартелса по поводу теории "стабильного состояния" Фреда Хойла.
- Нет, это чушь, - сказал Квант, выслушав. - Творение одновременно уникально и циклично. Источник внутренней вселенной находится где-то в другом месте и необъясним, иначе, как в терминах всеобщей взаимности психологии единого волнового цикла.
- Единого волнового цикла? Он что, только один?
- Только один, хотя имеет тысячу аспектов.
- И он мыслит? - изумился Мартелс.
- Нет, он не мыслит. Но он обладает волей и ведет себя соответственным образом. Пойми его волю, и ты станешь его повелителем.
- Но тогда откуда берется эта энергия?
- Первоначально из медитации. Впоследствии она не исчезает.
- Нет, я имею в виду, как эта машина...
Молчание.
Мартелс узнавал все больше, но это знание, на первый взгляд, ничего ему не давало. Затем, в один из годов, какой-то проситель задал еще один вопрос про Птиц; и когда Мартелс потом со всей невинностью полюбопытствовал: - Между прочим, что такое эти Птицы? - ненависть и отчаяние, молнией ударившие из сознания Кванта в его собственное, в одно мгновение дали Мартелсу знать, что он, наконец, коснулся чего-то необычайно важного...
Если бы он только знал, как это использовать.
4
Глубина этих эмоций Кванта, к которым примешивались и другие, которые Мартелс не мог определить, была столь очевидной, что Мартелс и не ждал никакого ответа. Но после паузы, превышавшей обычную немногим больше чем вдвое, Квант сказал:
- Птицы это гибель человечества - а со временем и наша с тобой, мой незванный и нежеланный гость. Ты думаешь, эволюция стояла на месте в течение более чем двадцати трех тысяч лет - даже если не брать в расчет резкое всемирное повышение радиоактивности, предшествовавшее Первому Возрождению?
- Нет, конечно нет, Квант. Туземцы, несомненно, являются генетическим сочетанием, неизвестным в мое время, и естественно, я также предполагал и наличие мутаций.
- У тебя поверхностный взгляд, - сказал Квант с холодным презрением. - У них есть много признаков эволюционного прогресса и изменений, которых ты просто не мог заметить. Один простой пример: в начале Четвертого Возрождения, когда джунгли покрыли почти всю планету, человек все еще был зверем, который должен сознательно соблюдать принципы правильного питания, а туземцы того времени знаниями не обладали. В результате, как бы много они не ели - а даже в те времена нехватки не было, в том числе и белках они умирали кучами от типичного заболевания жителей джунглей, название которого ничего тебе не скажет, но которое можно описать как "злокачественное недоедание".
- Оно было хорошо известно и в мое время, и не только среди обитателей джунглей. Мы называли его общим истощением, но имелась и масса местных названий: квашиоркор, суха...
- Ни одно из этих слов, конечно, не сохранилось. Во всяком случае, вскоре после этого произошла сильная мутация, сделавшая правильное питание передающимся по наследству инстинктом - как всегда было у диких зверей, и по-видимому, было свойственно человеку, когда он был диким зверем. Видимо, этот инстинкт понемногу угас по мере развития цивилизации.
Другое изменение, столь же радикальное и, возможно, имеющее то же происхождение, произошло после того, как в самом конце Третьего Возрождения была сформулирована всеобщая взаимность. Тогда обнаружилось, что человеческий мозг обладает значительной гипнотической и проецирующей силой, которую можно применять без каких-либо предварительных гипнотических ритуалов. Теория показала, как это можно сделать легко, но возможно, эта сила была скрыта всегда, а возможно, явилась результатом мутации - никто не знает, а теперь этот вопрос не представляет никакого интереса.
Во мне эти силы огромны - поскольку меня специально выращивали с целью их совершенствования, наряду со многими другими - но их действие у туземцев совершенно противоположно, в этой сфере их общение с предками делает их особенно _п_о_д_а_т_л_и_в_ы_м_и_ к такому гипнозу, а не людьми, могущими им пользоваться. Они стали скорее пациентами, нежели активными деятелями.
Фауна тоже изменилась - и особенно птицы. Птицы всегда тщательно следовали ритуалам, и в атмосфере всеобщей формальности и взаимности, свойственной Четвертому Возрождению, они опасно развились. Теперь они разумны - чувствующие, умные, с самомнением - и обладают развитой постпримитивной культурой. Они не без основания считают человека своим главным соперником и ставят своей первейшей целью его уничтожение.
И это им удастся. Их основной стимул - выживание здесь и сейчас; туземцев же, напротив, слишком интересует сама смерть, чтобы эффективно противостоять Птицам, несмотря на то, что интеллектуально те уступают человеку по крайней мере на порядок.
- Мне трудно в это поверить, - сказал Мартелс. - В мое время были люди, находившиеся на этой стадии, с подобного рода культурой - эскимосы, австралийские аборигены, южноафриканские бушмены. Никто из них не был так агрессивен, как, по твоим словам, эти Птицы, но и в противном случае у них не было бы ни малейшего шанса противостоять прагматичным интеллектуалам того периода. По сути, когда я покинул свой мир, они находились на грани вымирания.
- Нынешний туземец не интеллектуал и не прагматик, - презрительно бросил Квант. - Он не пользуется машинами, кроме простейших охотничьих орудий, его единственной серьезной защитой являются ритуал и взаимность, в которых Птицы от природы сильны и становятся все сильнее. Когда они станут сильны еще и интеллектуально, конец не заставит себя ждать.
И наш конец тоже. У меня есть веские причины, теоретические и технические, считать, что когда численность людского населения упадет ниже определенного уровня, энергия, поддерживающая нашу мозговую оболочку, начнет уменьшаться, а потом сама оболочка разрушится. Даже если она не разрушится сразу, Птицы, если они победят - что несомненно - будут иметь в своем распоряжении тысячи лет, чтобы дождаться этого. Тогда они раздерут мозг на кусочки, и конец нам обоим.
В голосе Кванта, казалось, звучало некоторое печальное, но жестокое удовлетворение при этой мысли. Мартелс осторожно осведомился:
- Но почему? Насколько я понимаю, ты не представляешь для них абсолютно никакой угрозы. Даже туземцы советуются с тобой очень редко, и никогда речь не идет об эффективном оружии. Почему бы Птицам вообще не остаться к тебе равнодушными?
- Потому что, - медленно произнес Квант, - они символисты... и ненавидят и боятся меня больше чем кого-либо во вселенной. Я для них главный символ былого могущества человека.
- Почему?
- Как ты об этом не догадался? Я был правящим Высшим Автархом в конце Третьего Возрождения. Меня взрастили для этого и вверили сохранение всех знаний Третьего Возрождения, что бы ни случилось. Не имея доступа к компьютеру, я не в состоянии в полной мере выполнять свой долг... но тем не менее, именно этому долгу я обязан своим нынешним бессмертным заточением. И мне суждена гибель - как и тебе - под клювами Птиц.
- И ты не можешь это предотвратить? Например, внушением заставить туземцев предпринять какие-то конкретные действия против Птиц? Или твое воздействие слишком ограничено?
- Я могу всецело управлять любым туземцем, если захочу, - сказал Квант. - Я заставлю следующего сделать что-нибудь, чтобы рассеять твои сомнения на этот счет. Но туземцы, которые приходят ко мне за советом, далеко не самые важные фигуры в культуре Четвертого Возрождения, и даже будь они великими героями и вождями - каковых вообще не существует в этой культуре - я не мог бы изменить общих тенденций, какие бы изменения я ни внес в образ мыслей отдельных людей. Времена таковы, каковы они есть, и конец близок.
- Сколько осталось до конца?
- Лет пять, вряд ли больше.
Вдруг Мартелс ощутил собственную ярость.
- Из-за тебя мне стыдно, что я человек, - прорычал он. - В мое время люди дрались, сопротивлялись! А тут, твои туземцы, считающиеся разумными, и все же отказывающиеся принять самые очевидные меры для своей защиты! И ты, несомненно самый умный и изобретательный мозг во всей истории человечества, способный руководить и помогать всем остальным, пассивно ждущий, пока тебя разорвет на куски какая-то стая Птиц!
Страсть Мартелса разгоралась, и вдруг им овладел один образ из ранней юности. В чахлом садике на задворках дома в Донкастере он нашел птенца малиновки, выпавшего из гнезда раньше, чем научился сносно летать, и явно покалеченного - видимо одной из многочисленных здешних голодных кошек. В надежде помочь птенцу, Мартелс подобрал его, но тот умер в его руках - а когда он положил птенца обратно, руки его кишели крошечными черными клещами, похожими на тысячи движущихся крупинок черного перца. И именно п_т_и_ц_а_м_ предстояло занять место человека? Никогда, во имя божье!
- Ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем говоришь, - сказал Квант своим отстраненным голосом. - Теперь помолчи.
Благодаря своей хитрости, Мартелс гораздо лучше Кванта представлял всю глубину своего неведения. Но в отличие от Кванта пассивность не была ему свойственна; всю свою жизнь он сражался с обстоятельствами и не собирался прекратить сейчас. Квант был неизмеримо выше его во всех отношениях, но Мартелс не собирался следовать за Квантом, как не следовал ни за кем и ранее.
Он не намеревался говорить об этом, даже если бы Квант и позволил ему говорить дальше. Он, главным образом, хотел не только выбраться к чертовой матери из мозга Кванта, - что Квант, без сомнения, только приветствовал бы - но и попасть обратно в свой родной век; и лишь человеческая техника могла бы ему помочь сделать что-то в этом направлении. Проклятая неисправность радиотелескопа забросила его сюда, а ведь этот аппарат был творением рук человека; несомненно, к теперешнему времени должен иметься какой-то более простой способ добиться обратного эффекта.
Квант оказался неспособным избавиться от мешающего ему Мартелса даже в нынешней эре, не говоря уже о том, чтобы отправить Мартелса обратно; и даже если бы он знал такой способ, этот способ конечно же оказался бы более сложным, чем примитивная задача вышвырнуть Мартелса в печальное сумрачное царство загробной жизни - Квант попробовал сделать это и не справился.
Нет, срочно требовалась помощь людей, и ее следовало искать у туземцев. Они, ясное дело, не были сильны в науке, но их, разумеется, следовало предпочесть Птицам, а кроме того, они располагали возможностями, которых не имел Квант. Большинство из этих возможностей - например, их контакт с предками - казались загадочными и сомнительными, но именно поэтому лежали вне обширных знаний Кванта и _м_о_г_л_и_ помочь решить главную проблему.
И они не были дикарями в прямом смысле этого слова. Это Мартелс уже понял по тем немногим просителям, которых видел. Если эти туземцы не являлись лучшими представителями людей Четвертого Возрождения, то каковы же лучшие? Это нужно было выяснить, не обращая внимания на мнение Кванта на этот счет. Квант никогда не видел их в повседневной жизни, все его знания об их привычках, поведении и возможностях основывались на рассказах людей, что само по себе ненадежно, которых он сам не считал типичными, и умозаключениях. К тому же сам Квант не принадлежал к Четвертому Возрождению; он просто мог оказаться неспособным к его пониманию.
Более того, со своей точки зрения, основывавшейся на туманном прошлом, Мартелс считал, что замечал в просителях нечто, ускользавшее от Кванта. Их интеллект был по-прежнему развит в той области, на которую Квант не обращал внимания, но которая могла оказаться чрезвычайно важной для Мартелса. Даже тот коричневый человек, что в первый момент показался Мартелсу самым настоящим дикарем, позже проявил почти сверхъестественный дар, или по меньшей мере, часть каких-то знаний, показывавших владение целой научной областью, о существовании которой современники Мартелса даже не подозревали. Это можно использовать. Это _н_у_ж_н_о_ использовать.
Но как? Предположим, Мартелс полностью распоряжался бы тем мозгом, что выступал под именем Кванта; как мог бы он задать просителям достаточно много вопросов, чтобы выяснить все необходимое, сразу не вызвав подозрений? Ведь просители привыкли, что вопросы задают они. И даже если бы ему это удалось, и он успешно притворился самим Квантом, что мог бы он сказать туземцам, чтобы вызвать какие-то действия против Птиц, не говоря уже о конкретных советах на этот счет?
В лучшем случае, он вызвал бы лишь замешательство и уход просителя. На самом деле, ему нужно было выбраться отсюда в мир в каком-то теле, но это просто исключалось. У него оставалась лишь одна возможность: каким-то образом сменить эпоху и затем надеяться, что другая эпоха найдет способ его освободить.
В такой постановке все предприятие выглядело чрезвычайно глупо. Но иного пути он не видел.
Он вынужденно вел прежнюю жизнь, ожидая благоприятного случая, слушая, задавая Кванту вопросы, когда тот разрешал, и иногда получая ответы. Изредка он узнавал новый факт, что-то для него значивший, но чаще нет. И еще он начал чувствовать, что отсутствие сна и всех чувств, кроме зрения и слуха, все больше и больше влияет на его рассудок, несмотря на некоторый доступ его личности к огромным мыслительным способностям мозга Кванта. Но даже эти способности были в чем-то ограничены, в чем, он не мог понять: Квант уже несколько раз упомянул, что лишен связи с компьютером, который позволил бы ему функционировать еще лучше. Находился ли этот компьютер в том же музее, и причиной отсутствия связи был просто неисправный кабель, который Квант не мог починить? Или Квант вспоминал о далеком прошлом, о конце Третьего Возрождения? Мартелс спросил, но ответа не последовало.
А тем временем Мартелсу большую часть времени приходилось пялиться в ту же точку на дальней стене и слушать те же отголоски.
Медленно тянулся век лета. Прошел еще год. Просителей становилось все меньше и меньше. Даже Квант, несмотря на свои внутренние резервы, испытывал какой-то умственный упадок: погрузившись, по сути, в некие сомнамбулические грезы, сильно отличавшиеся от его прежнего состояния непрерывного размышления. Мартелс не больше, чем прежде, мог проникнуть в его мысли, но их _т_о_н_а_л_ь_н_о_с_т_ь_ изменилась; раньше возникало впечатление праздных, почти сибаритских, но беспрерывных раздумий и размышлений, теперь же на них накладывалась некая монотонность, наподобие скучного повторяющегося сна, обрывающегося в одном и том же месте, и от которого невозможно пробудиться.
Мартелса самого посещали такие сны; он знал, что они служат сигналом скорого пробуждения, возможно, более позднего, чем намечалось; они являлись внутренним эквивалентом такого храпа, от которого пробуждаются. Квант же, напротив, как будто все глубже и глубже погружался в них, тем самым лишая вечно бодрствующего Мартелса даже прежних загадочных бесед.
Да, жизнь в двадцать пятом тысячелетии шла скучно. Нынешняя тоска достигала невообразимой глубины, и становилась все сильнее. Мартелс понял, что его ждет, когда однажды к Кванту явился проситель, а тот не ответил, и похоже, даже не заметил его.
Мартелс не смог воспользоваться случаем. Он совсем отвык соображать быстро. Но когда, месяцев шесть спустя, появился следующий проситель - в середине тех пяти лет, которые по предсказанию Кванта должны были окончиться триумфом Птиц - Мартелс был наготове:
- Бессмертный Квант, молю о твоем благосклонном внимании.
Ответа от Кванта не последовало. Монотонность его грез не нарушилась. Мартелс мягко произнес:
- Тебе позволено отвлечь мое внимание.
Квант по-прежнему не вмешивался. Туземец боком осторожно вошел в поле зрения.
- Бессмертный Квант, я Амра из племени Совиного Щита. Впервые на памяти многих поколений появились признаки, что вулкан к западу от нашей территории вновь пробуждается от сна. Проснется ли он в своей полной ярости? И если да, что нам делать?
Какими бы сведениями о геологии той местности, откуда пришел Амра, ни располагал Квант, Мартелсу они, как обычно, были недоступны. Но все равно, простой здравый смысл подсказывал, что независимо от конкретной ситуации не стоит околачиваться возле любого давно молчавшего вулкана, который проявляет новые признаки активности. Он сказал:
- Со временем он извергнется. Я не могу предсказать, насколько сильным будет первое извержение, но желательно сменить территорию как можно скорее.
- Бессмертный Квант, должно быть, не знает нынешней ситуации в нашем бедном племени. Мы не можем переселиться. Не можешь ли ты дать нам какой-нибудь ритуал умиротворения?
- Вулкан умиротворить невозможно, - сказал Мартелс, хотя и с гораздо меньшей внутренней убежденностью, чем он чувствовал бы раньше. - И верно, также, что я давным-давно не получал известий из ваших мест. Объясни, почему вы не можете переселиться.
Он решил, что очень неплохо уловил стиль речи Кванта, и вправду, туземец пока что не выказывал никаких признаков подозрительности. Амра терпеливо начал рассказывать:
- К северу находится территория племени Зар-Пицха, которую я пересек по пути к твоему храму. Естественно, мы не можем туда вторгнуться. К югу вечные льды и дьяволы Терминуса. Ну а к востоку, понятно, все Птицы и Птицы.
Вот она, та самая возможность, которую ждал Мартелс.
- Тогда, туземец Амра, вы должны вступить в союз с племенем Зар-Пицха и с помощью оружия, которое я вам дам, начать войну против Птиц!
Лицо Амры выразило откровенный ужас, затем разгладилось и стало непроницаемым. Он сказал:
- Бессмертному Кванту доставляет удовольствие насмешка над нашим отчаянным положением. Мы не вернемся больше.
Амра сухо поклонился и исчез из поля зрения. Когда эхо его шагов полностью стихло под сводами зала, Мартелс обнаружил, что Квант интересно, как долго он слушал? - перехватил контроль над голосовым устройством и расхохотался отдаленным, холодным, убийственным смехом.
Но бывший Верховный Автарх Третьего Возрождения сказал лишь:
- Видишь?
Вижу, угрюмо подумал Мартелс.
5
Однако, Мартелс узнал кое-что новое, и теперь, когда Квант снова уделил ему внимание - надолго ли - Мартелс мог попытаться что-то из него выудить. Он сказал:
- Я решил, что стоит попробовать. Меня учили ничего не принимать на веру, не убедившись лично.