Страница:
Поэтому она повесила трубку, не дожидаясь конца разговора, и вернулась в машину, уверенная, что пока кто-то успеет доехать до станции, она будет уже слишком далеко, чтобы ее можно было найти.
Чего Карен не могла ожидать, так это того, что будет не в состоянии завести машину.
Дело было не в том, что кончился бензин или вышел из строя карбюратор или двигатель. Просто ее пальцы дрожали так, что она не могла повернуть ключ зажигания. Не было никаких ощущений, только онемение и дрожь, которую невозможно было унять. Дрожь, вызванная видением тела Гризволда, трясущегося и пульсирующего. Из зеркала заднего обзора на нее уставились его мертвые глаза.
Карен зажмурилась, сцепила пальцы рук на коленях и перестала сопротивляться ознобу. Она все еще сидела так, когда из тумана вынырнула патрульная машина с мигалкой на крыше.
В машине было трое мужчин. Сержант Коул был очень вежлив и мягок в обращении, терпеливо ждал, пока Карен удалось открыть сумочку и предъявить свое водительское удостоверение. Пальцы ее все еще дрожали, но, как ни странно, голос был твердым. Сначала она наотрез отказалась возвращаться с ними назад в клинику, но сержант Коул сказал, что машину поведет один из его людей и заверил, что ей не нужно будет смотреть на тела.
Полицейский, который вел машину Карен в клинику, был приземистый, коренастый мужчина средних лет по фамилии Монтойя. Его более молодой и стройный напарник Хайэмс ехал рядом с ней на заднем сиденье.
Карен не ожидала, что ее будут сопровождать двое, и сначала это ее удивило, а потом она поняла, что это была мера предосторожности. Догадка поразила ее, повергнув в шок.
Она была подозреваемой!
Когда они наконец остановились у подъезда большого дома, Хайэмс продолжал сидеть возле нее.
– Жди здесь, – сказал ему Коул, выйдя из патрульной машины. Он кивнул Монтойе:
– Пошли.
Входная дверь была открыта настежь – Карен не закрыла ее, когда убегала, и двое мужчин скрылись внутри.
Казалось, прошло много времени, пока сержант Коул снова вышел из дома. Двигался он энергично. В несколько шагов преодолев расстояние до-патрульной машины, он скользнул на сиденье водителя, и через несколько секунд Карен услышала потрескивание радиостанции. Она не могла разобрать слов, но доклад был длинным. Она подумала, не нашел ли он кого-нибудь еще из обслуживающего персонала или пациентов и, если да, то что ему удалось выяснить.
Наконец он подошел к ее машине и кивком показал Хайэмсу, чтобы тот опустил боковое стекло.
– Могу я вас попросить зайти сейчас?
Вопрос был адресован Карен, но кивнул Хайэмс. Оба вели себя очень обходительно и корректно. Но если бы Карен отказалась, они, скорей всего, так же обходительно и корректно силой заволокли бы ее в дом.
А может быть, она была к ним несправедлива? Пожалуй, потому что когда они вошли в холл, сержант Коул нарочно двигался впереди нее, заслоняя собой стол дежурной медсестры. Он, как Карен поняла, старался выполнить свое обещание, что ей не придется смотреть на убитых.
– Сюда, пожалуйста, – сказал он, указывая на открытую дверь слева. Пока Хайэмс провожал ее, она заметила Монтойю, спускавшегося по лестнице в конце коридора. Даже при тусклом освещении Карен показалось, что его смуглое лицо было неестественно бледным.
Когда Монтойя подошел, сержант Коул кивнул ему:
– Они уже выехали. Когда приедут, пусть начинают, выполнят стандартные оперативные процедуры в полном объеме. Как только освобожусь, буду с ними. Но пусть не беспокоят меня, если только не обнаружат что-то, что мы пропустили.
– Слушаюсь, – сказал Монтойя.
Коул сделал шаг в сторону, пропуская Карен в дверь. Они с Хайэмсом вошли следом.
Помещение с книжными полками, занимающими две стены от пола до потолка, явно служило кабинетом. Окно в третьей стене было закрыто шторами, а четвертая – дальняя – была увешана дипломами и медицинскими свидетельствами в красивых рамах.
– С вами все в порядке, миссис Раймонд? – голос Коула звучал мягко и участливо. Карен зажмурилась, потом подняла на него глаза.
– Садитесь, пожалуйста.
– Она села в кресло ближе к столу, все время чувствуя присутствие Хайэмса рядом с собой.
– Сейчас, миссис Раймонд, мы хотели бы услышать от вас, что случилось…
Удивительно, но после того, как она начала рассказывать, Карен почувствовала, что постепенно расслабляется. Она ждала, что Коул спросит ее, почему Брюс находился в клинике, и заранее продумала ответ, но не предполагала, что не последует дополнительных вопросов насчет его «нервного срыва». Когда Карен поняла, что ее объяснение принимается, ей было нетрудно продолжать.
Она рассказала о звонке Гризволда в офис и, по просьбе Коула точно указала время. Она также приблизительно назвала час прибытия к Рите и, когда Коул перебил ее, продиктовала адрес и номер домашнего телефона Риты.
Пока все шло гладко. Но потом возникла проблема: как передать разговор с сестрой Брюса. Предупреждение Риты не ехать к нему, что Брюс мог быть не готовым к выписке – эти темы нужно во что бы то ни стало обойти.
Но как?
Помощь прибыла извне, в виде громко завывающих сирен. И затем из-за двери она услышала топот в холле и низкое гудение многих голосов.
Сержант Коул нахмурился и сделал жест Хайэмсу.
– Скажи им, пусть ведут себя потише, – сказал он. – Итак, вы говорили…
Было нетрудно продолжить свой рассказ с того места, когда она оставила Риту и направилась на юг, нетрудно предоставить Коулу, который записывал все это в блокнот, расписание всех своих действий вплоть до приезда в клинику.
– Вы сказали, в девять?
– Приблизительно. Может быть, с минутами.
Снова приглушенные шаги. На этот раз наверху. Коул на мгновение поднял глаза к потолку, но ничего не сказал. Он кивнул Карен, чтобы она продолжала.
С этого момента Карен почувствовала, что говорит сбивчиво. Не потому, что ей нужно было что-то скрывать, а потому, что было больно вспоминать.
Шаг за шагом вопросы Коула подвели ее к двери клиники. Что произошло после того, как она позвонила? Как она обнаружила, что дверь открыта? Что первое бросилось ей в глаза, когда она вошла в дом?
Затем вопросы повели ее по дому. Когда она увидела медсестру? Как она отреагировала, когда увидела, что сестра мертва? Не пришло ли ей в голову поискать телефон в другой комнате, чтобы позвонить в полицию?
Карен рассказала ему про дым, и он хотел знать, что она заметила вначале – увидела что-то или почувствовала запах? Она вскользь заметила, как поразил ее вид кабинета Гризволда, и Коул тщательно выудил из нее подробное описание комнаты и обстановки.
Затем пришел черед самого худшего: как она зашла в соседнюю комнату и обнаружила тело Гризволда. Карен не могла там долго оставаться даже в мыслях. Зрительный образ и воспоминание о запахе вызывали у нее желание сбежать, и она ускорила свой рассказ, чтобы быстрее дойти до того момента, когда она действительно убежала.
Коул отнял ручку от блокнота и жестом остановил ее монолог.
– Извините, миссис Раймонд. Вы говорите, что повернулись и выбежали через кабинет доктора Гризволда в холл?
– Да.
– Что вы делали дальше?
– Побежала к выходу.
– Прямо?
– Конечно.
Ручка Коула замерла над странице. Он улыбнулся Карен.
– Вы были тогда очень растеряны, не так ли?
– Растеряна? Я была в ужасе! Коул понимающе кивнул.
– Подумайте немного. Может быть, вы не вспомнили еще чего-нибудь. Что-то еще случилось? Карен покачала головой.
– Думаю, нет.
– А наверх вы не поднимались? – спросил Коул.
– Нет.
– Вы говорите, что были в состоянии паники, почти в шоке. Возможно, вы могли сделать что-нибудь, не отдавая себе полного отчета в своих действиях в тот момент.
Карен нахмурилась:
– Я выбежала из дома, – сказала она.
– Вы уверены, что не поднимались наверх до того, как вышли из клиники?
– Почему я должна была подниматься? В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошел Монтойя. Коул вопросительно посмотрел на него.
– Извините, что помешал вам, сержант.
– В чем дело?
– Они закончили с Гризволдом и медсестрой, – сказал Монтойя. – Но прежде чем они завершат всю работу, вы, возможно, захотите еще раз осмотреть остальные тела наверху?
Чего Карен не могла ожидать, так это того, что будет не в состоянии завести машину.
Дело было не в том, что кончился бензин или вышел из строя карбюратор или двигатель. Просто ее пальцы дрожали так, что она не могла повернуть ключ зажигания. Не было никаких ощущений, только онемение и дрожь, которую невозможно было унять. Дрожь, вызванная видением тела Гризволда, трясущегося и пульсирующего. Из зеркала заднего обзора на нее уставились его мертвые глаза.
Карен зажмурилась, сцепила пальцы рук на коленях и перестала сопротивляться ознобу. Она все еще сидела так, когда из тумана вынырнула патрульная машина с мигалкой на крыше.
В машине было трое мужчин. Сержант Коул был очень вежлив и мягок в обращении, терпеливо ждал, пока Карен удалось открыть сумочку и предъявить свое водительское удостоверение. Пальцы ее все еще дрожали, но, как ни странно, голос был твердым. Сначала она наотрез отказалась возвращаться с ними назад в клинику, но сержант Коул сказал, что машину поведет один из его людей и заверил, что ей не нужно будет смотреть на тела.
Полицейский, который вел машину Карен в клинику, был приземистый, коренастый мужчина средних лет по фамилии Монтойя. Его более молодой и стройный напарник Хайэмс ехал рядом с ней на заднем сиденье.
Карен не ожидала, что ее будут сопровождать двое, и сначала это ее удивило, а потом она поняла, что это была мера предосторожности. Догадка поразила ее, повергнув в шок.
Она была подозреваемой!
Когда они наконец остановились у подъезда большого дома, Хайэмс продолжал сидеть возле нее.
– Жди здесь, – сказал ему Коул, выйдя из патрульной машины. Он кивнул Монтойе:
– Пошли.
Входная дверь была открыта настежь – Карен не закрыла ее, когда убегала, и двое мужчин скрылись внутри.
Казалось, прошло много времени, пока сержант Коул снова вышел из дома. Двигался он энергично. В несколько шагов преодолев расстояние до-патрульной машины, он скользнул на сиденье водителя, и через несколько секунд Карен услышала потрескивание радиостанции. Она не могла разобрать слов, но доклад был длинным. Она подумала, не нашел ли он кого-нибудь еще из обслуживающего персонала или пациентов и, если да, то что ему удалось выяснить.
Наконец он подошел к ее машине и кивком показал Хайэмсу, чтобы тот опустил боковое стекло.
– Могу я вас попросить зайти сейчас?
Вопрос был адресован Карен, но кивнул Хайэмс. Оба вели себя очень обходительно и корректно. Но если бы Карен отказалась, они, скорей всего, так же обходительно и корректно силой заволокли бы ее в дом.
А может быть, она была к ним несправедлива? Пожалуй, потому что когда они вошли в холл, сержант Коул нарочно двигался впереди нее, заслоняя собой стол дежурной медсестры. Он, как Карен поняла, старался выполнить свое обещание, что ей не придется смотреть на убитых.
– Сюда, пожалуйста, – сказал он, указывая на открытую дверь слева. Пока Хайэмс провожал ее, она заметила Монтойю, спускавшегося по лестнице в конце коридора. Даже при тусклом освещении Карен показалось, что его смуглое лицо было неестественно бледным.
Когда Монтойя подошел, сержант Коул кивнул ему:
– Они уже выехали. Когда приедут, пусть начинают, выполнят стандартные оперативные процедуры в полном объеме. Как только освобожусь, буду с ними. Но пусть не беспокоят меня, если только не обнаружат что-то, что мы пропустили.
– Слушаюсь, – сказал Монтойя.
Коул сделал шаг в сторону, пропуская Карен в дверь. Они с Хайэмсом вошли следом.
Помещение с книжными полками, занимающими две стены от пола до потолка, явно служило кабинетом. Окно в третьей стене было закрыто шторами, а четвертая – дальняя – была увешана дипломами и медицинскими свидетельствами в красивых рамах.
– С вами все в порядке, миссис Раймонд? – голос Коула звучал мягко и участливо. Карен зажмурилась, потом подняла на него глаза.
– Садитесь, пожалуйста.
– Она села в кресло ближе к столу, все время чувствуя присутствие Хайэмса рядом с собой.
– Сейчас, миссис Раймонд, мы хотели бы услышать от вас, что случилось…
Удивительно, но после того, как она начала рассказывать, Карен почувствовала, что постепенно расслабляется. Она ждала, что Коул спросит ее, почему Брюс находился в клинике, и заранее продумала ответ, но не предполагала, что не последует дополнительных вопросов насчет его «нервного срыва». Когда Карен поняла, что ее объяснение принимается, ей было нетрудно продолжать.
Она рассказала о звонке Гризволда в офис и, по просьбе Коула точно указала время. Она также приблизительно назвала час прибытия к Рите и, когда Коул перебил ее, продиктовала адрес и номер домашнего телефона Риты.
Пока все шло гладко. Но потом возникла проблема: как передать разговор с сестрой Брюса. Предупреждение Риты не ехать к нему, что Брюс мог быть не готовым к выписке – эти темы нужно во что бы то ни стало обойти.
Но как?
Помощь прибыла извне, в виде громко завывающих сирен. И затем из-за двери она услышала топот в холле и низкое гудение многих голосов.
Сержант Коул нахмурился и сделал жест Хайэмсу.
– Скажи им, пусть ведут себя потише, – сказал он. – Итак, вы говорили…
Было нетрудно продолжить свой рассказ с того места, когда она оставила Риту и направилась на юг, нетрудно предоставить Коулу, который записывал все это в блокнот, расписание всех своих действий вплоть до приезда в клинику.
– Вы сказали, в девять?
– Приблизительно. Может быть, с минутами.
Снова приглушенные шаги. На этот раз наверху. Коул на мгновение поднял глаза к потолку, но ничего не сказал. Он кивнул Карен, чтобы она продолжала.
С этого момента Карен почувствовала, что говорит сбивчиво. Не потому, что ей нужно было что-то скрывать, а потому, что было больно вспоминать.
Шаг за шагом вопросы Коула подвели ее к двери клиники. Что произошло после того, как она позвонила? Как она обнаружила, что дверь открыта? Что первое бросилось ей в глаза, когда она вошла в дом?
Затем вопросы повели ее по дому. Когда она увидела медсестру? Как она отреагировала, когда увидела, что сестра мертва? Не пришло ли ей в голову поискать телефон в другой комнате, чтобы позвонить в полицию?
Карен рассказала ему про дым, и он хотел знать, что она заметила вначале – увидела что-то или почувствовала запах? Она вскользь заметила, как поразил ее вид кабинета Гризволда, и Коул тщательно выудил из нее подробное описание комнаты и обстановки.
Затем пришел черед самого худшего: как она зашла в соседнюю комнату и обнаружила тело Гризволда. Карен не могла там долго оставаться даже в мыслях. Зрительный образ и воспоминание о запахе вызывали у нее желание сбежать, и она ускорила свой рассказ, чтобы быстрее дойти до того момента, когда она действительно убежала.
Коул отнял ручку от блокнота и жестом остановил ее монолог.
– Извините, миссис Раймонд. Вы говорите, что повернулись и выбежали через кабинет доктора Гризволда в холл?
– Да.
– Что вы делали дальше?
– Побежала к выходу.
– Прямо?
– Конечно.
Ручка Коула замерла над странице. Он улыбнулся Карен.
– Вы были тогда очень растеряны, не так ли?
– Растеряна? Я была в ужасе! Коул понимающе кивнул.
– Подумайте немного. Может быть, вы не вспомнили еще чего-нибудь. Что-то еще случилось? Карен покачала головой.
– Думаю, нет.
– А наверх вы не поднимались? – спросил Коул.
– Нет.
– Вы говорите, что были в состоянии паники, почти в шоке. Возможно, вы могли сделать что-нибудь, не отдавая себе полного отчета в своих действиях в тот момент.
Карен нахмурилась:
– Я выбежала из дома, – сказала она.
– Вы уверены, что не поднимались наверх до того, как вышли из клиники?
– Почему я должна была подниматься? В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошел Монтойя. Коул вопросительно посмотрел на него.
– Извините, что помешал вам, сержант.
– В чем дело?
– Они закончили с Гризволдом и медсестрой, – сказал Монтойя. – Но прежде чем они завершат всю работу, вы, возможно, захотите еще раз осмотреть остальные тела наверху?
Глава 6
Комната для допросов в полицейском участке была очень ярко освещена. Карен видела, как на седеющих висках сержанта Коула выступают мелкие капельки пота. Она могла рассмотреть каждую морщинку на хмуром лице другого офицера, лейтенанта Барринджера, присоединившегося к ним.
Странно. При допросе подозреваемый должен чувствовать себя не в своей тарелке, но Карен была совершенно спокойна. А потели они.
При таких обстоятельствах их нельзя было винить. Медсестра, задушенная за своим столом, убитый Гризволд и еще два тела, обнаруженные наверху. Карен уже знала, кто они – санитар по имени Томас и престарелая пациентка.
Санитара закололи, а женщина, очевидно, умерла от сердечного приступа, хотя в этом они пока не могли быть уверены. Все, что они знали, это то, что погибли четыре человека: трое из медицинского персонала и одна пациентка.
Еще в пяти комнатах наверху обнаружены следы проживания. Таким образом, в клинике было еще пятеро пациентов. Все они исчезли. Исчезли также их истории болезни, а все документы, которые могли помочь их опознать, сгорели в пламени камина Гризволда.
Исчезли пять душевнобольных пациентов. Только один из них – Брюс – известен по фамилии. И есть все основания полагать, что по крайней мере один из этих людей – маньяк-убийца.
Но кто эти люди?
И куда они могли деваться?
Неудивительно, что лейтенант Барринджер нахмурился, когда Карен покачала головой.
– Извините, – сказала она, – но я не знаю их фамилий. Я никогда даже не видела ни одного из них. Я вам уже говорила, что не навещала мужа, пока он был в клинике.
– Почему?
– Доктор Гризволд считал, что будет лучше, если я воздержусь от свиданий. Брюс был в таком состоянии…
– В каком состоянии?..
Барринджер ухватился за слово, и Карен уже не могла исправить положения. Обойти этот предмет было невозможно. Даже если она им не расскажет, они услышат все от Риты. – Ну, конечно. Потому он и лечился, – нервное состояние. С тех пор, как вернулся из Вьетнама…
– Он был наркоманом?
– Нет, никогда не притрагивался к наркотикам.
– Вы уверены?
– Абсолютно: я же его жена – если бы случилось что-нибудь подобное, я бы знала.
– Тогда в чем заключалось его состояние?
– Просто нервы…
– Пожалуйста, миссис Раймонд! Люди не проводят шесть месяцев в клинике для душевнобольных без какого-то серьезного диагноза. Наверняка доктор Гризволд рассказал вам больше, чем вы нам сейчас. Какие были симптомы? Что ваш муж сделал такого, что понадобилось упрятать его в клинику?
– Я не упрятала его! Брюс сам захотел лечь в клинику!
Услышав срывающееся эхо своего голоса, Карен поняла, что близка к истерике. Если она хочет помочь Брюсу, нужно взять себя в руки.
Немного успокоившись, она наблюдала, как Барринджер встал из-за стола и пересел в кресло напротив нее. Он посмотрел на Коула, потом опять повернулся к ней.
– Извините, миссис Раймонд. Я понимаю, что вы чувствуете.
– Вот как?
– Ну, конечно. У вас был шок, вы устали, вам не нравятся все эти вопросы… – Барринджер вздохнул. – Так же, как и нам. Беда в том, что нам нужны ответы. А вы сейчас единственная, кто может нам помочь.
– Я вам рассказала правду.
– Я вам верю.
– Тогда чего еще вы от меня хотите?
– Остальную правду. То, чего вы нам еще не рассказали.
– Но это все!
Барринджер снова взглянул на Коула. Тот молчал. Ему не нужно было ничего говорить, как и Барринджеру. Они могли просто сидеть и ждать, пока она сломается и расскажет все, что им нужно. Рано или поздно они подберут к ней ключ. А если она сломается, они доберутся до Брюса. Если только…
– Постойте… – Карен перевела дыхание.
Двое мужчин сразу с интересом посмотрели на нее.
– Я только что вспомнила…
Коул бросил взгляд на Барринджера, взгляд, в котором читалось: «Видишь, я же тебе говорил, она готова расколоться». Но Барринджер, продолжая играть в ту же игру, старую, проверенную игру в молчание, не отреагировал.
Он уставился на Карен.
– Продолжайте.
– Раз в неделю я звонила в клинику, чтобы справиться о муже. Обычно я разговаривала с доктором Гризволдом, но иногда его не было, и вместо него я говорила с сестрой. Она была старшей дневной смены. Я уверена, что если вы поговорите с ней, она назовет вам фамилии остальных пациентов.
Барринджер подался вперед.
– Как ее зовут?
– Дороти. Дороти Андерсон.
Сержант Коул уже записывал в своем блокноте.
– Имеете представление, где она живет?
– Я не уверена, – сказала Карен нерешительно. – Но, кажется, она говорила что-то о переезде несколько месяцев назад. Точно, она переезжала на новую квартиру в Шерман Оукс.
Странно. При допросе подозреваемый должен чувствовать себя не в своей тарелке, но Карен была совершенно спокойна. А потели они.
При таких обстоятельствах их нельзя было винить. Медсестра, задушенная за своим столом, убитый Гризволд и еще два тела, обнаруженные наверху. Карен уже знала, кто они – санитар по имени Томас и престарелая пациентка.
Санитара закололи, а женщина, очевидно, умерла от сердечного приступа, хотя в этом они пока не могли быть уверены. Все, что они знали, это то, что погибли четыре человека: трое из медицинского персонала и одна пациентка.
Еще в пяти комнатах наверху обнаружены следы проживания. Таким образом, в клинике было еще пятеро пациентов. Все они исчезли. Исчезли также их истории болезни, а все документы, которые могли помочь их опознать, сгорели в пламени камина Гризволда.
Исчезли пять душевнобольных пациентов. Только один из них – Брюс – известен по фамилии. И есть все основания полагать, что по крайней мере один из этих людей – маньяк-убийца.
Но кто эти люди?
И куда они могли деваться?
Неудивительно, что лейтенант Барринджер нахмурился, когда Карен покачала головой.
– Извините, – сказала она, – но я не знаю их фамилий. Я никогда даже не видела ни одного из них. Я вам уже говорила, что не навещала мужа, пока он был в клинике.
– Почему?
– Доктор Гризволд считал, что будет лучше, если я воздержусь от свиданий. Брюс был в таком состоянии…
– В каком состоянии?..
Барринджер ухватился за слово, и Карен уже не могла исправить положения. Обойти этот предмет было невозможно. Даже если она им не расскажет, они услышат все от Риты. – Ну, конечно. Потому он и лечился, – нервное состояние. С тех пор, как вернулся из Вьетнама…
– Он был наркоманом?
– Нет, никогда не притрагивался к наркотикам.
– Вы уверены?
– Абсолютно: я же его жена – если бы случилось что-нибудь подобное, я бы знала.
– Тогда в чем заключалось его состояние?
– Просто нервы…
– Пожалуйста, миссис Раймонд! Люди не проводят шесть месяцев в клинике для душевнобольных без какого-то серьезного диагноза. Наверняка доктор Гризволд рассказал вам больше, чем вы нам сейчас. Какие были симптомы? Что ваш муж сделал такого, что понадобилось упрятать его в клинику?
– Я не упрятала его! Брюс сам захотел лечь в клинику!
Услышав срывающееся эхо своего голоса, Карен поняла, что близка к истерике. Если она хочет помочь Брюсу, нужно взять себя в руки.
Немного успокоившись, она наблюдала, как Барринджер встал из-за стола и пересел в кресло напротив нее. Он посмотрел на Коула, потом опять повернулся к ней.
– Извините, миссис Раймонд. Я понимаю, что вы чувствуете.
– Вот как?
– Ну, конечно. У вас был шок, вы устали, вам не нравятся все эти вопросы… – Барринджер вздохнул. – Так же, как и нам. Беда в том, что нам нужны ответы. А вы сейчас единственная, кто может нам помочь.
– Я вам рассказала правду.
– Я вам верю.
– Тогда чего еще вы от меня хотите?
– Остальную правду. То, чего вы нам еще не рассказали.
– Но это все!
Барринджер снова взглянул на Коула. Тот молчал. Ему не нужно было ничего говорить, как и Барринджеру. Они могли просто сидеть и ждать, пока она сломается и расскажет все, что им нужно. Рано или поздно они подберут к ней ключ. А если она сломается, они доберутся до Брюса. Если только…
– Постойте… – Карен перевела дыхание.
Двое мужчин сразу с интересом посмотрели на нее.
– Я только что вспомнила…
Коул бросил взгляд на Барринджера, взгляд, в котором читалось: «Видишь, я же тебе говорил, она готова расколоться». Но Барринджер, продолжая играть в ту же игру, старую, проверенную игру в молчание, не отреагировал.
Он уставился на Карен.
– Продолжайте.
– Раз в неделю я звонила в клинику, чтобы справиться о муже. Обычно я разговаривала с доктором Гризволдом, но иногда его не было, и вместо него я говорила с сестрой. Она была старшей дневной смены. Я уверена, что если вы поговорите с ней, она назовет вам фамилии остальных пациентов.
Барринджер подался вперед.
– Как ее зовут?
– Дороти. Дороти Андерсон.
Сержант Коул уже записывал в своем блокноте.
– Имеете представление, где она живет?
– Я не уверена, – сказала Карен нерешительно. – Но, кажется, она говорила что-то о переезде несколько месяцев назад. Точно, она переезжала на новую квартиру в Шерман Оукс.
Глава 7
Квартира на первом этаже, снятая Дороти в Шерман Оукс, была удобной только в одном отношении. Она была всего в двух кварталах от шоссе и менее чем в получасе езды от клиники, так что Дороти могла возвращаться домой к половине седьмого и быть свободной.
Конечно, за сто пятьдесят в неделю в наше время хорошего жилья не снимешь. Взять, к примеру, сегодняшний вечер. Хотя кондиционер на стене и урчит старательно, в квартире, как в печи, если можно представить себе печь, обставленную внутри по устаревшей моде каталогов от «Сиарз и Ройбек».
Что же касается свободы, то в чем она заключалась? Это значило, что Дороти была свободна пойти за покупками в супермаркет, притащить продукты домой, распаковать их, приготовить на древней плите ужин из быстро замороженных блюд. Этакое объедение – натуральная подлива, разогретая до аппетитного бульканья волшебством природного газа. Так, по крайней мере, расписывала реклама. Иногда Дороти в голову приходила крамольная мысль, каково было бы отведать блюда с ненатуральной подливой, разогретой на искусственном газе.
Она постаралась отбросить эти мысли: если не следить за собой, можно свихнуться, как эти бедные шизики в клинике.
Дороти убрала со стола, вымыла посуду. Шизикам такого делать не приходилось, потому что в действительности они не были бедными. Они были богатыми, или богатыми были их семьи; должны были быть – при тех гонорарах, которые брал с них старина Гризволд. Но за свои деньги они получали обслуживание по высшему разряду. Роскошный дом, роскошный парк. Разумеется, вокруг всей этой красоты забор, но сейчас каждый живет за забором.
Если не верите, попробуйте попасть куда-нибудь без документа, удостоверяющего личность, поехать за границу без паспорта или просто развернуться на улице с односторонним движением. Да если уж на то пошло, необязательно и ходить куда-то, чтобы упереться в забор – старательно сплетенный из бланков городских, графских и федеральных налогов, деклараций об уплате страховых взносов и квитанций кредитных компаний.
Об этом шизики могли не беспокоиться.
Может, они не были шизиками, может быть, они знали что-то, чего не знала она. Что-то о том, как делать все, что захочешь, и наплевать на всех. А может быть, шизиком была она, тратя свою жизнь на то, чтобы ухаживать за ними? «Быть чокнутой, чтобы работать здесь, не обязательно, но это облегчит вашу жизнь».
Дороти поставила стопку пластиковых тарелок на пластиковое покрытие кухонного шкафа, затем прошла шесть шагов в гостиную, где занялась ручками настройки переносного телевизора.
Не то, чтобы она хотела посмотреть какую-то определенную программу, а вот шум будет кстати, по крайней мере как контрмера против шума стереопроигрывателя ее соседок-стюардесс, сотрясающего стену.
Можно было бы пойти куда-нибудь, но куда? В местном кинотеатре шел повторный показ двух классических комедий. Обе картины, по мнению критиков, были высокохудожественными произведениями, но Дороти подозревала, что они только напомнят ей о ее пациентах.
Был и другой вариант – бар «Одинокий весельчак». Но это было не самое лучшее место для женщины тридцати девяти (ну, хорошо, сорока четырех!) лет. Она и так часто бывала в этом или подобных заведениях и всегда уходила оттуда с очаровательным франтом.
Мир был полон очаровательных франтов. Остроумные, элегантно одетые загорелые мужчины тридцати девяти (сорока четырех?) лет с начинающейся сединой на висках или шиньоном на макушке, разъезжающие на подержанных спортивных автомобилях, за которые не уплачено два взноса. Задолженность у них будет и по алиментам, но об этом ты впервые слышишь после того, как обнаружишь, что красивый загар не опускается ниже воротничка рубашки, а стройная талия исчезает после того, как сняты слишком узкие в поясе брюки.
Дороти больше не нужны очаровательные франты.
Итак, она включила телевизор и стала смотреть, как двое профессиональных очаровательных франтов разыгрывали шараду о всезнающем и всевидящем частном детективе. Затем последовали два таких же пустых шоу, а потом вечерние новости. Дороти приглушила звук, но не выключила телевизор. Хотелось все же слышать звуки голосов, которые создавали бы иллюзию, что она не совсем одна. В тридцать девять (или сорок четыре) никому не хочется быть одной ближе к полуночи.
Дороти пошла в спальню и сняла покрывало с кровати. Она достала из шкафа ночную рубашку и повесила ее в ванной. С этого момента ее движения были чисто автоматическими, выработанными многолетней привычкой.
Пока она раздевалась, диктор рассказывал что-то о положении в Азии. Сообщение о демонстрации и беспорядках в Вашингтоне было заглушено звуком водяных струй, когда она принимала душ. Через открытую дверь ванной, пока Дороти вытиралась и надевала ночную рубашку, на экране телевизора видна была невероятно уродливая пожилая пара, ухмыляющаяся в поддельном экстазе от кофейника с быстрорастворимым кофе.
Скоро должны были передать прогноз погоды, который подсказал бы ей, какую одежду подготовить к утру. Она открыла окно и пошла в гостиную, чтобы не пропустить его.
Диктор говорил что-то о самых последних событиях.
– Из частной клиники в Топанга Каньон бежали пациенты, оставив четырех убитых… Дороти вскрикнула и прибавила громкость.
–..опознанные жертвы явно неожиданного покушения – это доктор Леонард Гризволд, 51 года, владелец и главный врач клиники, миссис Миртл Фрилинг и Герберт Томас из состава медперсонала…
– О, господи, – сказала Дороти.
В этот момент зазвонил телефон.
Она побежала в спальню и подняла трубку.
– Мисс Андерсон? Говорит лейтенант Барринджер из полицейского управления Лос Анджелеса.
Было плохо слышно из-за шума телевизора. Лейтенант говорил что-то о том, как были обнаружены тела.
– Я знаю, – сказала ему Дороти. – Я только что слышала об этом по телевизору.
Сквозняк от окна ванной не мог дойти до нее, но Дороти вдруг почувствовала ледяной холод. Она не расслышала следующих слов лейтенанта и напрягла слух.
–..очевидно, одна из пациенток, вы должны помочь нам опознать ее. Пожилая женщина, около шестидесяти пяти, невысокого роста, худая, в очках без ободков…
– Миссис Полачек, – сказала Дороти. – Френсис Полачек. П-о-л-а-ч-е-к. Нет, я не знаю. Она была вдовой. Кажется, она жила в Хантингтон Парк, у нее там сестра.
– Сколько еще пациентов было в санатории? – Пять. – Сквозняка уже не было, но Дороти колотило. – Ради бога, скажите мне, что случилось…
– Вы могли бы назвать мне их фамилии?
– Да. – Дороти глубоко вздохнула. Она почувствовала слабое движение воздуха. Она обернулась и увидела, что дверь стенного шкафа в спальне открывается. Дороти закричала, но было слишком поздно…
За несколько секунд в квартире были открыты четыре вещи. Окно в ванной. Дверца стенного шкафа. Ящик стола, где лежал кухонный нож. И сонная артерия на шее Дороти.
На телеэкране в гостиной диктор уверенно пообещал, что завтра погода будет ясной и теплой.
Конечно, за сто пятьдесят в неделю в наше время хорошего жилья не снимешь. Взять, к примеру, сегодняшний вечер. Хотя кондиционер на стене и урчит старательно, в квартире, как в печи, если можно представить себе печь, обставленную внутри по устаревшей моде каталогов от «Сиарз и Ройбек».
Что же касается свободы, то в чем она заключалась? Это значило, что Дороти была свободна пойти за покупками в супермаркет, притащить продукты домой, распаковать их, приготовить на древней плите ужин из быстро замороженных блюд. Этакое объедение – натуральная подлива, разогретая до аппетитного бульканья волшебством природного газа. Так, по крайней мере, расписывала реклама. Иногда Дороти в голову приходила крамольная мысль, каково было бы отведать блюда с ненатуральной подливой, разогретой на искусственном газе.
Она постаралась отбросить эти мысли: если не следить за собой, можно свихнуться, как эти бедные шизики в клинике.
Дороти убрала со стола, вымыла посуду. Шизикам такого делать не приходилось, потому что в действительности они не были бедными. Они были богатыми, или богатыми были их семьи; должны были быть – при тех гонорарах, которые брал с них старина Гризволд. Но за свои деньги они получали обслуживание по высшему разряду. Роскошный дом, роскошный парк. Разумеется, вокруг всей этой красоты забор, но сейчас каждый живет за забором.
Если не верите, попробуйте попасть куда-нибудь без документа, удостоверяющего личность, поехать за границу без паспорта или просто развернуться на улице с односторонним движением. Да если уж на то пошло, необязательно и ходить куда-то, чтобы упереться в забор – старательно сплетенный из бланков городских, графских и федеральных налогов, деклараций об уплате страховых взносов и квитанций кредитных компаний.
Об этом шизики могли не беспокоиться.
Может, они не были шизиками, может быть, они знали что-то, чего не знала она. Что-то о том, как делать все, что захочешь, и наплевать на всех. А может быть, шизиком была она, тратя свою жизнь на то, чтобы ухаживать за ними? «Быть чокнутой, чтобы работать здесь, не обязательно, но это облегчит вашу жизнь».
Дороти поставила стопку пластиковых тарелок на пластиковое покрытие кухонного шкафа, затем прошла шесть шагов в гостиную, где занялась ручками настройки переносного телевизора.
Не то, чтобы она хотела посмотреть какую-то определенную программу, а вот шум будет кстати, по крайней мере как контрмера против шума стереопроигрывателя ее соседок-стюардесс, сотрясающего стену.
Можно было бы пойти куда-нибудь, но куда? В местном кинотеатре шел повторный показ двух классических комедий. Обе картины, по мнению критиков, были высокохудожественными произведениями, но Дороти подозревала, что они только напомнят ей о ее пациентах.
Был и другой вариант – бар «Одинокий весельчак». Но это было не самое лучшее место для женщины тридцати девяти (ну, хорошо, сорока четырех!) лет. Она и так часто бывала в этом или подобных заведениях и всегда уходила оттуда с очаровательным франтом.
Мир был полон очаровательных франтов. Остроумные, элегантно одетые загорелые мужчины тридцати девяти (сорока четырех?) лет с начинающейся сединой на висках или шиньоном на макушке, разъезжающие на подержанных спортивных автомобилях, за которые не уплачено два взноса. Задолженность у них будет и по алиментам, но об этом ты впервые слышишь после того, как обнаружишь, что красивый загар не опускается ниже воротничка рубашки, а стройная талия исчезает после того, как сняты слишком узкие в поясе брюки.
Дороти больше не нужны очаровательные франты.
Итак, она включила телевизор и стала смотреть, как двое профессиональных очаровательных франтов разыгрывали шараду о всезнающем и всевидящем частном детективе. Затем последовали два таких же пустых шоу, а потом вечерние новости. Дороти приглушила звук, но не выключила телевизор. Хотелось все же слышать звуки голосов, которые создавали бы иллюзию, что она не совсем одна. В тридцать девять (или сорок четыре) никому не хочется быть одной ближе к полуночи.
Дороти пошла в спальню и сняла покрывало с кровати. Она достала из шкафа ночную рубашку и повесила ее в ванной. С этого момента ее движения были чисто автоматическими, выработанными многолетней привычкой.
Пока она раздевалась, диктор рассказывал что-то о положении в Азии. Сообщение о демонстрации и беспорядках в Вашингтоне было заглушено звуком водяных струй, когда она принимала душ. Через открытую дверь ванной, пока Дороти вытиралась и надевала ночную рубашку, на экране телевизора видна была невероятно уродливая пожилая пара, ухмыляющаяся в поддельном экстазе от кофейника с быстрорастворимым кофе.
Скоро должны были передать прогноз погоды, который подсказал бы ей, какую одежду подготовить к утру. Она открыла окно и пошла в гостиную, чтобы не пропустить его.
Диктор говорил что-то о самых последних событиях.
– Из частной клиники в Топанга Каньон бежали пациенты, оставив четырех убитых… Дороти вскрикнула и прибавила громкость.
–..опознанные жертвы явно неожиданного покушения – это доктор Леонард Гризволд, 51 года, владелец и главный врач клиники, миссис Миртл Фрилинг и Герберт Томас из состава медперсонала…
– О, господи, – сказала Дороти.
В этот момент зазвонил телефон.
Она побежала в спальню и подняла трубку.
– Мисс Андерсон? Говорит лейтенант Барринджер из полицейского управления Лос Анджелеса.
Было плохо слышно из-за шума телевизора. Лейтенант говорил что-то о том, как были обнаружены тела.
– Я знаю, – сказала ему Дороти. – Я только что слышала об этом по телевизору.
Сквозняк от окна ванной не мог дойти до нее, но Дороти вдруг почувствовала ледяной холод. Она не расслышала следующих слов лейтенанта и напрягла слух.
–..очевидно, одна из пациенток, вы должны помочь нам опознать ее. Пожилая женщина, около шестидесяти пяти, невысокого роста, худая, в очках без ободков…
– Миссис Полачек, – сказала Дороти. – Френсис Полачек. П-о-л-а-ч-е-к. Нет, я не знаю. Она была вдовой. Кажется, она жила в Хантингтон Парк, у нее там сестра.
– Сколько еще пациентов было в санатории? – Пять. – Сквозняка уже не было, но Дороти колотило. – Ради бога, скажите мне, что случилось…
– Вы могли бы назвать мне их фамилии?
– Да. – Дороти глубоко вздохнула. Она почувствовала слабое движение воздуха. Она обернулась и увидела, что дверь стенного шкафа в спальне открывается. Дороти закричала, но было слишком поздно…
За несколько секунд в квартире были открыты четыре вещи. Окно в ванной. Дверца стенного шкафа. Ящик стола, где лежал кухонный нож. И сонная артерия на шее Дороти.
На телеэкране в гостиной диктор уверенно пообещал, что завтра погода будет ясной и теплой.
Глава 8
Лучи утреннего солнца струились из окна за спиной доктора Виценте, образуя нимб вокруг его лысой головы.
Карен, сидевшая у стола напротив него, щурилась от яркого света. От бессонницы было ощущение песка в глазах, и она отклонилась назад, чтобы спастись от безжалостного сияния. Но труднее было избежать прямого взгляда полицейского психиатра. И его прямых вопросов.
– Почему ваш муж находился в клинике?
– Послушайте, – Карен покачала головой, – я все объяснила вчера вечером лейтенанту Барринджеру. Разве вы не могли прочитать все, что вам нужно, в его записях?
– У меня есть протокол вашего допроса, – доктор Виценте взглянул на лежащие на столе несколько отпечатанных листков. – Но вы могли бы нам помочь, если бы дали дополнительную информацию, – он улыбнулся ей. – Например, вы упомянули о «нервном состоянии» вашего мужа. Это как-то неконкретно. Не могли бы вы описать его поведение?
– В общем-то, особенно нечего описывать. Разве что выглядел он очень спокойным. Слишком спокойным.
– Ушедшим в себя?
– Пожалуй, можно сказать и так. Он подолгу сидел. Не читал, не смотрел телевизор – просто сидел. Не проявлял никакого интереса к тому, чтобы встретиться с друзьями, сходить куда-то поужинать или в театр. А потом у него вошло в привычку спать до полудня.
– Он жаловался на усталость?
– Нет. Брюс никогда не жаловался. Он вообще никогда не говорил о своем самочувствии.
– А о чем он говорил?
– Ну, сначала он собирался разослать резюме о своей профессиональной квалификации, попасть на собеседование в различные фирмы. До призыва в армию он работал программистом. Но не думаю, чтобы он успел сделать что-то конкретно.
– Вы его не расспрашивали об этом?
– Нет. Потому что я видела – что-то не так, хотя он не хотел говорить о том, что его угнетало.
– Но вы должны были обсудить это до того, как принять решение поместить его в клинику.
Карен заставила себя выдержать взгляд доктора Виценте.
– Брюс решил все сам. Он знал, что у него проблема, и хотел получить помощь.
– Понимаю, – доктор Виценте откинулся в кресле. – Но, насколько мне известно, клиника была очень дорогой. Вы, разумеется, знали, что можно получить бесплатное лечение через управление по делам ветеранов.
– Нет, Брюсу претила мысль о госпитале для ветеранов…
– Почему?
– Он говорил, что палаты для душевнобольных как тюрьма, только хуже. Он не мог вынести мысли, что будет заперт как какое-нибудь животное…
Голос доктора Виценте звучал мягко:
– Ваш муж когда-то был в палате для душевнобольных госпиталя для ветеранов, миссис Раймонд? У Карен на глаза навернулись слезы:
– Не говорите так о Брюсе. Я же сказала вам, что он добровольно лег в клинику, и доктор Гризволд считал, что он готов к выписке. Он не сумасшедший, и никогда им не был.
Только много позже ей пришло в голову, что, должно быть, лейтенант Барринджер прослушивал их разговор из соседней комнаты. Но в тот момент, когда он появился на пороге, перед ней был просто усталый мужчина, которому давно следовало побриться.
– Надеюсь, не помешаю? – спросил он. Доктор Виценте покачал головой. Карен промокнула глаза платком, который достала из сумочки. Барринджер подошел к столу.
– Хотел только вам сообщить, что мы организовали обращение к населению. Все радио – и телестанции будут передавать его в течение дня. Мы попросили семьи пропавших пациентов клиники связаться с нами – опознать своих родственников или дать информацию об их местонахождении.
Доктор Виценте вздохнул:
– На вашем месте я бы не особенно рассчитывал на их помощь.
– Почему?
– Боюсь, что эти люди рассуждают так же, как миссис Раймонд, – они боятся, что могут быть дискредитированы муж, жена, сын или дочь. Не забывайте, что все пациенты клиники были помещены туда именно для того, чтобы не предавать их болезнь огласке. Убийства только усилят стремление защитить своих родных от возможных обвинений.
– Я понимаю, что вероятность мала, – сказал Барринджер. Он посмотрел на Карен. – Поэтому я надеялся на благоразумие миссис Раймонд.
Карен бросила на него быстрый взгляд:
– Это вам не хватает благоразумия. Если Брюс был пациентом клиники, то это еще не значит, что он замешан в убийствах. Для чего ему было убивать этих людей и убегать, если его должны были выписать?
Лейтенант Барринджер пожал плечами:
– Машины Гризволда вчера вечером не было у клиники. Около часа назад ее нашли – в переулке, на расстоянии одного квартала от квартиры Дороти Андерсон.
Карен отвернулась, но голос Барринджера преследовал ее.
– Все еще считаете, что это совпадение, миссис Раймонд?
– Говорю вам – Брюс не может обидеть даже…
– Мы не обвиняем вашего мужа. – Доктор Виценте встал из-за стола и подошел к Карен. – Все, что мы можем утверждать на данный момент, – это то, что он один из пяти пациентов, сбежавших из клиники. А на основе имеющихся данных можно предположить, что по крайней мере один их этих пяти беглецов совершил убийства.
Карен, сидевшая у стола напротив него, щурилась от яркого света. От бессонницы было ощущение песка в глазах, и она отклонилась назад, чтобы спастись от безжалостного сияния. Но труднее было избежать прямого взгляда полицейского психиатра. И его прямых вопросов.
– Почему ваш муж находился в клинике?
– Послушайте, – Карен покачала головой, – я все объяснила вчера вечером лейтенанту Барринджеру. Разве вы не могли прочитать все, что вам нужно, в его записях?
– У меня есть протокол вашего допроса, – доктор Виценте взглянул на лежащие на столе несколько отпечатанных листков. – Но вы могли бы нам помочь, если бы дали дополнительную информацию, – он улыбнулся ей. – Например, вы упомянули о «нервном состоянии» вашего мужа. Это как-то неконкретно. Не могли бы вы описать его поведение?
– В общем-то, особенно нечего описывать. Разве что выглядел он очень спокойным. Слишком спокойным.
– Ушедшим в себя?
– Пожалуй, можно сказать и так. Он подолгу сидел. Не читал, не смотрел телевизор – просто сидел. Не проявлял никакого интереса к тому, чтобы встретиться с друзьями, сходить куда-то поужинать или в театр. А потом у него вошло в привычку спать до полудня.
– Он жаловался на усталость?
– Нет. Брюс никогда не жаловался. Он вообще никогда не говорил о своем самочувствии.
– А о чем он говорил?
– Ну, сначала он собирался разослать резюме о своей профессиональной квалификации, попасть на собеседование в различные фирмы. До призыва в армию он работал программистом. Но не думаю, чтобы он успел сделать что-то конкретно.
– Вы его не расспрашивали об этом?
– Нет. Потому что я видела – что-то не так, хотя он не хотел говорить о том, что его угнетало.
– Но вы должны были обсудить это до того, как принять решение поместить его в клинику.
Карен заставила себя выдержать взгляд доктора Виценте.
– Брюс решил все сам. Он знал, что у него проблема, и хотел получить помощь.
– Понимаю, – доктор Виценте откинулся в кресле. – Но, насколько мне известно, клиника была очень дорогой. Вы, разумеется, знали, что можно получить бесплатное лечение через управление по делам ветеранов.
– Нет, Брюсу претила мысль о госпитале для ветеранов…
– Почему?
– Он говорил, что палаты для душевнобольных как тюрьма, только хуже. Он не мог вынести мысли, что будет заперт как какое-нибудь животное…
Голос доктора Виценте звучал мягко:
– Ваш муж когда-то был в палате для душевнобольных госпиталя для ветеранов, миссис Раймонд? У Карен на глаза навернулись слезы:
– Не говорите так о Брюсе. Я же сказала вам, что он добровольно лег в клинику, и доктор Гризволд считал, что он готов к выписке. Он не сумасшедший, и никогда им не был.
Только много позже ей пришло в голову, что, должно быть, лейтенант Барринджер прослушивал их разговор из соседней комнаты. Но в тот момент, когда он появился на пороге, перед ней был просто усталый мужчина, которому давно следовало побриться.
– Надеюсь, не помешаю? – спросил он. Доктор Виценте покачал головой. Карен промокнула глаза платком, который достала из сумочки. Барринджер подошел к столу.
– Хотел только вам сообщить, что мы организовали обращение к населению. Все радио – и телестанции будут передавать его в течение дня. Мы попросили семьи пропавших пациентов клиники связаться с нами – опознать своих родственников или дать информацию об их местонахождении.
Доктор Виценте вздохнул:
– На вашем месте я бы не особенно рассчитывал на их помощь.
– Почему?
– Боюсь, что эти люди рассуждают так же, как миссис Раймонд, – они боятся, что могут быть дискредитированы муж, жена, сын или дочь. Не забывайте, что все пациенты клиники были помещены туда именно для того, чтобы не предавать их болезнь огласке. Убийства только усилят стремление защитить своих родных от возможных обвинений.
– Я понимаю, что вероятность мала, – сказал Барринджер. Он посмотрел на Карен. – Поэтому я надеялся на благоразумие миссис Раймонд.
Карен бросила на него быстрый взгляд:
– Это вам не хватает благоразумия. Если Брюс был пациентом клиники, то это еще не значит, что он замешан в убийствах. Для чего ему было убивать этих людей и убегать, если его должны были выписать?
Лейтенант Барринджер пожал плечами:
– Машины Гризволда вчера вечером не было у клиники. Около часа назад ее нашли – в переулке, на расстоянии одного квартала от квартиры Дороти Андерсон.
Карен отвернулась, но голос Барринджера преследовал ее.
– Все еще считаете, что это совпадение, миссис Раймонд?
– Говорю вам – Брюс не может обидеть даже…
– Мы не обвиняем вашего мужа. – Доктор Виценте встал из-за стола и подошел к Карен. – Все, что мы можем утверждать на данный момент, – это то, что он один из пяти пациентов, сбежавших из клиники. А на основе имеющихся данных можно предположить, что по крайней мере один их этих пяти беглецов совершил убийства.