Страница:
– Мы не можем утверждать, что смерть была спланирована, – перебил его Барринджер. – Это могло быть случайностью. Да, доберманы были свирепые, но они знали своего хозяина.
– Как и мы. – Доктор Виценте пролистал стопку бумаг на столе Барринджера. – Вы сегодня утром говорили с его матерью?
– И ничего не добились. Кроме того, что она опознала своего сына как одного из сбежавших пациентов, все остальное было явной ложью. Тони был хороший мальчик, может, немного неуравновешенный, но никаких серьезных проблем.
– Она – мать погибшего. Что вы ожидали услышать от нее при таких обстоятельствах?
– Неважно. У нас есть данные по нему. Бросил школу. В шестнадцать лет задержан за кражу автомобиля, приговор – условный с отсрочкой исполнения. Его мать клянется, что он всегда был чист, но у нас зарегистрированы два задержания за употребление наркотиков. Я вытянул из матери, что она не видела сына почти год перед тем, как он лег в клинику, но обстоятельства его помещения в клинику она обсуждать отказалась. Я думаю, что он дал себя упрятать, потому что был законченным наркоманом. Не мог без амфетамина.
– Что-то подтверждает эту версию?
– Подтверждений более чем достаточно. – Барринджер выпил последний глоток кофе. – В холодильнике под пакетами с мясом было два пузырька, в каждом из которых по тысяче капсул амфетамина. Их нашли сегодня утром при осмотре дома. Один пузырек запечатан, второй – вскрыт.
Глаза доктора Виценте сузились.
– О чем это говорит?
– О том, что Роделл и убийца прибыли в дом вместе, возможно, намереваясь переночевать там. Вероятно, они воспользовались машиной Роделла – насколько нам известно, они были вместе вечером, когда были совершены убийства.
– Вы думаете, Тони был замешан в убийствах?
– Возможно. Особенно если он добрался до своего запаса капсул раньше, когда они только пришли за машиной. Не мне вам рассказывать, на что способен наркоман, накачавшийся амфетамином.
Барринджер начал возить по столу свою пустую кофейную чашку.
– Можно допустить, что действие наркотика еще не кончилось, когда они вернулись в дом, что он был возбужден. Настолько возбужден, что каким-то образом грубо обошелся с собаками. Те напали на него, а его спутник испугался и скрылся на машине.
– А что, есть какие-то доказательства того, что с собаками грубо обошлись? Ваши люди нашли палку или хлыст на месте гибели?
– Нет, ничего, кроме обертки от пакета с мясом. Может быть, он просто дразнил собак – показывал им мясо, а потом убирал его, что-нибудь в этом роде. – Барринджер пожал плечами. – От наркомана можно ждать чего угодно.
– Давайте вернемся к самым вероятным версиям, – сказал доктор Виценте. – Вы сказали, что убийства совершены нешаблонно. То есть не просматривается постоянство метода. Однако шаблон четко просматривается в мотивах.
Одного за другим убийца убирает тех, кто может его опознать. Мы оба сошлись на том, что Тони Роделл мог бы опознать убийцу. Что и делает его смерть частью спланированной схемы.
– Но как убийца мог подстроить нападение собак на Роделла?
– Я не знаю, – доктор Виценте поднялся. – Так же, как вы не знаете, находился ли Тони Роделл под влиянием амфетамина в момент смерти.
– Но я это выясню. – Барринджер нахмурился и потянулся за телефонной трубкой.
Доктор Виценте молчал, пока лейтенанта Барринджера соединяли с отделом судебно-медицинской экспертизы. Разговор был коротким, но по выражению лица Барринджера, когда он положил трубку, все стало ясно.
– О'кей, док, – сказал он. – Вскрытие еще полностью не закончено, но предварительный анализ крови показал, что Роделл в момент смерти был чист.
– Никаких следов амфетамина? Барринджер покачал головой.
– У Роделла. Но вы были правы – собаки напали на него не случайно. Их накачали.
– Накачали?
– Собак сегодня утром уничтожили. Я приказал произвести вскрытие. Исследование показало, что желудки их были заполнены мясом, а с мясом им скормили по крайней мере по полдюжины капсул.
– Немудрено, что они напали на Роделла, когда он вошел во двор. Они напали бы на любой движущийся объект. Тот, кто дал собакам наркотик, превратил их в убийц.
– Как и мы. – Доктор Виценте пролистал стопку бумаг на столе Барринджера. – Вы сегодня утром говорили с его матерью?
– И ничего не добились. Кроме того, что она опознала своего сына как одного из сбежавших пациентов, все остальное было явной ложью. Тони был хороший мальчик, может, немного неуравновешенный, но никаких серьезных проблем.
– Она – мать погибшего. Что вы ожидали услышать от нее при таких обстоятельствах?
– Неважно. У нас есть данные по нему. Бросил школу. В шестнадцать лет задержан за кражу автомобиля, приговор – условный с отсрочкой исполнения. Его мать клянется, что он всегда был чист, но у нас зарегистрированы два задержания за употребление наркотиков. Я вытянул из матери, что она не видела сына почти год перед тем, как он лег в клинику, но обстоятельства его помещения в клинику она обсуждать отказалась. Я думаю, что он дал себя упрятать, потому что был законченным наркоманом. Не мог без амфетамина.
– Что-то подтверждает эту версию?
– Подтверждений более чем достаточно. – Барринджер выпил последний глоток кофе. – В холодильнике под пакетами с мясом было два пузырька, в каждом из которых по тысяче капсул амфетамина. Их нашли сегодня утром при осмотре дома. Один пузырек запечатан, второй – вскрыт.
Глаза доктора Виценте сузились.
– О чем это говорит?
– О том, что Роделл и убийца прибыли в дом вместе, возможно, намереваясь переночевать там. Вероятно, они воспользовались машиной Роделла – насколько нам известно, они были вместе вечером, когда были совершены убийства.
– Вы думаете, Тони был замешан в убийствах?
– Возможно. Особенно если он добрался до своего запаса капсул раньше, когда они только пришли за машиной. Не мне вам рассказывать, на что способен наркоман, накачавшийся амфетамином.
Барринджер начал возить по столу свою пустую кофейную чашку.
– Можно допустить, что действие наркотика еще не кончилось, когда они вернулись в дом, что он был возбужден. Настолько возбужден, что каким-то образом грубо обошелся с собаками. Те напали на него, а его спутник испугался и скрылся на машине.
– А что, есть какие-то доказательства того, что с собаками грубо обошлись? Ваши люди нашли палку или хлыст на месте гибели?
– Нет, ничего, кроме обертки от пакета с мясом. Может быть, он просто дразнил собак – показывал им мясо, а потом убирал его, что-нибудь в этом роде. – Барринджер пожал плечами. – От наркомана можно ждать чего угодно.
– Давайте вернемся к самым вероятным версиям, – сказал доктор Виценте. – Вы сказали, что убийства совершены нешаблонно. То есть не просматривается постоянство метода. Однако шаблон четко просматривается в мотивах.
Одного за другим убийца убирает тех, кто может его опознать. Мы оба сошлись на том, что Тони Роделл мог бы опознать убийцу. Что и делает его смерть частью спланированной схемы.
– Но как убийца мог подстроить нападение собак на Роделла?
– Я не знаю, – доктор Виценте поднялся. – Так же, как вы не знаете, находился ли Тони Роделл под влиянием амфетамина в момент смерти.
– Но я это выясню. – Барринджер нахмурился и потянулся за телефонной трубкой.
Доктор Виценте молчал, пока лейтенанта Барринджера соединяли с отделом судебно-медицинской экспертизы. Разговор был коротким, но по выражению лица Барринджера, когда он положил трубку, все стало ясно.
– О'кей, док, – сказал он. – Вскрытие еще полностью не закончено, но предварительный анализ крови показал, что Роделл в момент смерти был чист.
– Никаких следов амфетамина? Барринджер покачал головой.
– У Роделла. Но вы были правы – собаки напали на него не случайно. Их накачали.
– Накачали?
– Собак сегодня утром уничтожили. Я приказал произвести вскрытие. Исследование показало, что желудки их были заполнены мясом, а с мясом им скормили по крайней мере по полдюжины капсул.
– Немудрено, что они напали на Роделла, когда он вошел во двор. Они напали бы на любой движущийся объект. Тот, кто дал собакам наркотик, превратил их в убийц.
Глава 15
Он провел ночь в машине, которую припарковал в заколоченном с одной стороны виадуке на заброшенном шоссе. Въезд в виадук был скрыт от посторонних глаз разросшимся кустарником.
Сон никогда не был для него проблемой: он просто закрывал глаза и моментально проваливался в черную дыру. У него уже несколько лет не было сновидений.
Пробуждение пришло с ревом и грохотом.
Он моментально пришел в себя, выкарабкался из черной дыры, а вокруг падали бомбы – нет, не бомбы, то было в другое время, в другом месте.
Потом он понял, где находится, и узнал источник звуков: машины-мусоровозы, разъезжающиеся в утреннюю пустоту улиц во исполнение своего долга. Как только он понял, что слышит, сердце его перестало бешено колотиться, и он снова стал спокоен.
Он сел, позволив себе слегка улыбнуться, не в качестве комплимента глубине и оригинальности своих мыслей, а отдавая должное самоконтролю и дисциплине, которые позволяли ему мыслить так эффективно.
Он был автором пьесы, режиссером, он блокировал маневры противников, распределил роли, спланировал всю постановку. Свою роль он знал назубок, но одна мысль не давала покоя – сможет ли он доиграть ее до конца?
Теперь он знал ответ. Страха перед сценой не было. Нужно только помнить, что все это – простое лицедейство. Кровь – это всего лишь кетчуп, а конвульсии, гримасы и крики – всего лишь потуги актеров, действующих по указке, нагнетающих страсти перед финальной сценой смерти.
Конечно, ему следовало быть осторожным, потому что он был реальным и его кровь не была кетчупом. Самым разумным будет менять роли.
Каждый человек в разное время играет несколько ролей. Послушный пациент для доктора Гризволда и его персонала, всемогущий лидер для других пациентов. А затем, для избранных аудиторий из одного зрителя – немые роли. Человек из стенного шкафа для Дороти Андерсон, человек в тени для Джека Лоча, человек в саду, ожидающий Эдну Дрексел. Плавательный бассейн послужил хорошей подсказкой: что-то шевельнулось в его памяти, навело на мысль прибегнуть к плагиату – повторить сцену из старинной восточной мелодрамы «Кисмет». Жизнь копирует искусство.
Но устранение со сцены Тони Роделла было результатом блестящей импровизации. Использовать таким образом собак было гениальной идеей, может быть, он сумел полностью одурачить публику.
Он наклонился вперед на сиденье автомобиля и включил радиоприемник, несколько раз нажал кропки диапазонов в поисках утренних новостей.
Болтовня диктора дала ему ответ, который он искал:
«…серия ужасающих зверских убийств достигла апогея, когда рано утром был обнаружен труп бывшей рок-звезды Тони Роделла…»
Он слушал до тех пор, пока с удовлетворением не узнал, что виновниками трагедии признаны собаки. О нем ничего не узнали, что было еще важнее. Все остальное было всего лишь упражнениями в навешивании безвкусных и злобных ярлыков – «маньяк-убийца все еще на свободе» и еще в таком же роде.
Он выключил радио и включил электробритву, купленную вчера вечером в аптеке. Глядя в зеркало заднего обзора, убрал с лица щетину. Потом достал из-под сиденья смену одежды. Хорошо, что в кошельке Гризволда было достаточно денег наличными, чтобы приодеться.
Прячась за кустами, он оглядел улицу. Начиналось обычное утреннее движение – люди направлялись на работу. Никто не смотрел в его сторону. Тем не менее он пригнулся и так, полулежа на сиденье машины, начал переодеваться. Вот было бы смешно, если бы сейчас его задержали за появление в общественном месте в неприличном виде.
Он надел брюки, потом вынул булавки из новой рубашки. Застегнувшись на все пуговицы, уже не таясь, сел на сиденье и повязал галстук, не отрывая при этом глаз от зеркала. Потом он переложил содержимое своих карманов в новую одежду, задержавшись ненадолго, чтобы пересчитать деньги в кошельке Гризволда. Тридцать четыре доллара. Не состояние, но достаточно, чтобы прожить день. Потом будут еще деньги и еще – дни.
Впервые он позволил этой мысли вырваться наружу. Она выжидала долгое время, выжидала, пока сцена не будет готова. Почему нужно ограничиться одним спектаклем? Нужно ли, чтобы это кончилось?
Устранение свидетелей замышлялось как мера предосторожности, и это было разумно. Но чего ради останавливаться на этом?
Мир полон кандидатов в небытие. Такие, как тот осел на радио, рассуждавший фарисейски о «маньяках-убийцах». Да и множество других.
Занятый этими мыслями, он достал из отделения для перчаток коробку бумажных салфеток и тщательно протер всю приборную доску, руль, зеркало заднего обзора. Завернув снятую одежду в обертку из-под новой, он сунул пакет под мышку и выбрался из машины. Теми же бумажными салфетками протер дверные ручки.
Какое-то время он следил за улицей из-за кустов, выждал момент, когда на улице не было движения, вышел на тротуар и пошел по улице. На ближайшем перекрестке свернул в переулок. Пройдя полквартала, остановился у ряда мусорных баков. Снова оглянулся вокруг и удостоверившись, что никто за ним не следит, поднял крышку одного из контейнеров и бросил в него сверток с одеждой, замаскировав его старыми газетами. Грязноватая работа, но цель оправдывает средства.
Покончив с этим делом, он вновь зашагал по улице. Где-то перед следующим перекрестком должен быть кафетерий. Там он поест, а потом надо будет обзавестись новой машиной – придется порыскать по аллеям и переулкам, где паркуются клерки и владельцы магазинов, пока он не найдет автомобиль с оставленными по небрежности ключами зажигания. Еще одна унизительная задача, но опять-таки следует помнить о конечной цели. О конце, который он уготовил другим.
Не убий! Заповедь господня. Но ведь никто ей не следовал. Судя по тому, во что превратили мир. Если бы Господь выставил свою кандидатуру для переизбрания, то с такими-то заслугами наверняка проиграл бы.
Убивать легко. Любой это знает. Рука прихлопывает муху, нога раздавливает жука. Фермерша сворачивает шею цыпленку. Рабочие на бойне дубинами глушат быков, режут визжащих свиней.
Следующий шаг – это, разумеется, война. Но об этом ему думать не хотелось. Убиение невинных.
Лучше подумать о справедливом уничтожении виновных. Это, в конце концов, была пьеса – пьеса с моралью, пьеса страстей.
Страсть. Слово отозвалось знакомым ноющим ощущением в паху.
Внезапно, без всякой причины, он вспомнил препарирование лягушки на уроке биологии в школе. Как наяву, предстало белесое брюшко твари, растопыренные лапки, судорожные движения под ножом.
А потом анатомический столик превратился в кровать, а лягушка стала Принцем – нет, Принцессой. Девушка с белесой кожей, ноги раздвинуты, извивающаяся под другим орудием пытки.
Разумеется, он знал, кто эта девушка.
И сегодня он ее увидит.
Сон никогда не был для него проблемой: он просто закрывал глаза и моментально проваливался в черную дыру. У него уже несколько лет не было сновидений.
Пробуждение пришло с ревом и грохотом.
Он моментально пришел в себя, выкарабкался из черной дыры, а вокруг падали бомбы – нет, не бомбы, то было в другое время, в другом месте.
Потом он понял, где находится, и узнал источник звуков: машины-мусоровозы, разъезжающиеся в утреннюю пустоту улиц во исполнение своего долга. Как только он понял, что слышит, сердце его перестало бешено колотиться, и он снова стал спокоен.
Он сел, позволив себе слегка улыбнуться, не в качестве комплимента глубине и оригинальности своих мыслей, а отдавая должное самоконтролю и дисциплине, которые позволяли ему мыслить так эффективно.
Он был автором пьесы, режиссером, он блокировал маневры противников, распределил роли, спланировал всю постановку. Свою роль он знал назубок, но одна мысль не давала покоя – сможет ли он доиграть ее до конца?
Теперь он знал ответ. Страха перед сценой не было. Нужно только помнить, что все это – простое лицедейство. Кровь – это всего лишь кетчуп, а конвульсии, гримасы и крики – всего лишь потуги актеров, действующих по указке, нагнетающих страсти перед финальной сценой смерти.
Конечно, ему следовало быть осторожным, потому что он был реальным и его кровь не была кетчупом. Самым разумным будет менять роли.
Каждый человек в разное время играет несколько ролей. Послушный пациент для доктора Гризволда и его персонала, всемогущий лидер для других пациентов. А затем, для избранных аудиторий из одного зрителя – немые роли. Человек из стенного шкафа для Дороти Андерсон, человек в тени для Джека Лоча, человек в саду, ожидающий Эдну Дрексел. Плавательный бассейн послужил хорошей подсказкой: что-то шевельнулось в его памяти, навело на мысль прибегнуть к плагиату – повторить сцену из старинной восточной мелодрамы «Кисмет». Жизнь копирует искусство.
Но устранение со сцены Тони Роделла было результатом блестящей импровизации. Использовать таким образом собак было гениальной идеей, может быть, он сумел полностью одурачить публику.
Он наклонился вперед на сиденье автомобиля и включил радиоприемник, несколько раз нажал кропки диапазонов в поисках утренних новостей.
Болтовня диктора дала ему ответ, который он искал:
«…серия ужасающих зверских убийств достигла апогея, когда рано утром был обнаружен труп бывшей рок-звезды Тони Роделла…»
Он слушал до тех пор, пока с удовлетворением не узнал, что виновниками трагедии признаны собаки. О нем ничего не узнали, что было еще важнее. Все остальное было всего лишь упражнениями в навешивании безвкусных и злобных ярлыков – «маньяк-убийца все еще на свободе» и еще в таком же роде.
Он выключил радио и включил электробритву, купленную вчера вечером в аптеке. Глядя в зеркало заднего обзора, убрал с лица щетину. Потом достал из-под сиденья смену одежды. Хорошо, что в кошельке Гризволда было достаточно денег наличными, чтобы приодеться.
Прячась за кустами, он оглядел улицу. Начиналось обычное утреннее движение – люди направлялись на работу. Никто не смотрел в его сторону. Тем не менее он пригнулся и так, полулежа на сиденье машины, начал переодеваться. Вот было бы смешно, если бы сейчас его задержали за появление в общественном месте в неприличном виде.
Он надел брюки, потом вынул булавки из новой рубашки. Застегнувшись на все пуговицы, уже не таясь, сел на сиденье и повязал галстук, не отрывая при этом глаз от зеркала. Потом он переложил содержимое своих карманов в новую одежду, задержавшись ненадолго, чтобы пересчитать деньги в кошельке Гризволда. Тридцать четыре доллара. Не состояние, но достаточно, чтобы прожить день. Потом будут еще деньги и еще – дни.
Впервые он позволил этой мысли вырваться наружу. Она выжидала долгое время, выжидала, пока сцена не будет готова. Почему нужно ограничиться одним спектаклем? Нужно ли, чтобы это кончилось?
Устранение свидетелей замышлялось как мера предосторожности, и это было разумно. Но чего ради останавливаться на этом?
Мир полон кандидатов в небытие. Такие, как тот осел на радио, рассуждавший фарисейски о «маньяках-убийцах». Да и множество других.
Занятый этими мыслями, он достал из отделения для перчаток коробку бумажных салфеток и тщательно протер всю приборную доску, руль, зеркало заднего обзора. Завернув снятую одежду в обертку из-под новой, он сунул пакет под мышку и выбрался из машины. Теми же бумажными салфетками протер дверные ручки.
Какое-то время он следил за улицей из-за кустов, выждал момент, когда на улице не было движения, вышел на тротуар и пошел по улице. На ближайшем перекрестке свернул в переулок. Пройдя полквартала, остановился у ряда мусорных баков. Снова оглянулся вокруг и удостоверившись, что никто за ним не следит, поднял крышку одного из контейнеров и бросил в него сверток с одеждой, замаскировав его старыми газетами. Грязноватая работа, но цель оправдывает средства.
Покончив с этим делом, он вновь зашагал по улице. Где-то перед следующим перекрестком должен быть кафетерий. Там он поест, а потом надо будет обзавестись новой машиной – придется порыскать по аллеям и переулкам, где паркуются клерки и владельцы магазинов, пока он не найдет автомобиль с оставленными по небрежности ключами зажигания. Еще одна унизительная задача, но опять-таки следует помнить о конечной цели. О конце, который он уготовил другим.
Не убий! Заповедь господня. Но ведь никто ей не следовал. Судя по тому, во что превратили мир. Если бы Господь выставил свою кандидатуру для переизбрания, то с такими-то заслугами наверняка проиграл бы.
Убивать легко. Любой это знает. Рука прихлопывает муху, нога раздавливает жука. Фермерша сворачивает шею цыпленку. Рабочие на бойне дубинами глушат быков, режут визжащих свиней.
Следующий шаг – это, разумеется, война. Но об этом ему думать не хотелось. Убиение невинных.
Лучше подумать о справедливом уничтожении виновных. Это, в конце концов, была пьеса – пьеса с моралью, пьеса страстей.
Страсть. Слово отозвалось знакомым ноющим ощущением в паху.
Внезапно, без всякой причины, он вспомнил препарирование лягушки на уроке биологии в школе. Как наяву, предстало белесое брюшко твари, растопыренные лапки, судорожные движения под ножом.
А потом анатомический столик превратился в кровать, а лягушка стала Принцем – нет, Принцессой. Девушка с белесой кожей, ноги раздвинуты, извивающаяся под другим орудием пытки.
Разумеется, он знал, кто эта девушка.
И сегодня он ее увидит.
Глава 16
Когда Карен, одевшись, вышла в гостиную, она была удивлена, увидев там Тома Доила.
– Я думала, что увижу вас только во второй половине дня, – сказала она.
– Кто-то в участке напутал с графиком дежурства, один из наших не явился. Поэтому мне позвонили и попросили заступить вне очереди, так что я пришел сменить Любека.
– Он ушел?
– Около часа назад. Вы еще спали. Не было смысла вас беспокоить. Я подумал, что вам нужно отдохнуть. Карен кивнула и направилась на кухню.
– Хотите что-нибудь съесть?
– Я бы не отказался от чашки кофе.
– Через несколько минут.
Карен поставила кофейник, поджарила себе яйцо, вставила два ломтика хлеба в тостер, достала из холодильника апельсиновый сок. Привычные, доведенные до автоматизма действия успокаивали. Ей почти удалось убедить себя в том, что сегодня – обычный день.
С порога кухни Доил наблюдал, как Карен расставляла на столе посуду.
– Сегодня утром вы выглядите лучше.
– Я и чувствую себя лучше. – И это было правдой. Она действительно выспалась.
Кофе был готов. Карен наполнила две чашки, достала молоко, перевернула яйцо и выложила его на тарелку как раз к тому моменту, когда тостер выбросил гренки. Она поставила еду на стол, Доил уселся напротив нее.
Вкус гренков и сока, утренние лучи солнца, пробивающиеся сквозь занавеску, помогали обрести ощущение обычной, нормальной жизни. Вдруг Карен что-то вспомнила и начала подниматься со стула.
Доил поднял голову.
– Что-нибудь забыли?
– Газету. Ее оставляют за дверью.
– Я принес.
– Где она?
– Пожалуйста, миссис Раймонд, сядьте, – голос Доила звучал неуверенно. – Прежде, чем вы ее развернете, может быть, лучше поговорим о вчерашнем вечере.
Карен откинулась на спинку стула.
– Что случилось?
Она потянулась за чашкой, но пить не стала. Потому что Доил рассказывал ей. Рассказывал очень мягко, так, словно тон его голоса мог облегчить тяжесть слов. Джек Лорч, Эдна Дрексел, Тони Роделл. Трое из тех, еще трое погибли, пока она спала.
– О, боже, – сказала Карен. – Что вы собираетесь делать?
– Все возможное. С нами работают федеральные агенты и полиция штата, – Доил запнулся. – Если бы мы могли как-то выйти на вашего мужа…
– Я же сказала вам, что не знаю, где он! – Карен почти не слышала своего голоса – так стучало у нее в висках. – Неужели вы думаете, что я не хочу его найти. Поймите же, я уже больше не могу выносить страх за него! – она поднялась. – Я ведь не служу в полиции – чего вы ждете от меня?
– Только сотрудничества, – в голосе Доила послышалась едва уловимая нотка враждебности. Потом он удрученно покачал головой.
– Мы делаем все, что в наших силах, но у нас так мало зацепок…
– Я знаю, – Карен смягчилась. Ей вдруг захотелось рассказать ему все.
Доил внимательно смотрел на нее.
С другой стороны, что толку, если он узнает? Все, что бы она ни сказала, может повредить Брюсу. А этого она себе позволить не может. Что бы ни случилось – не может.
– Послушайте, – сказал Доил. – После того, что случилось вчера вечером, разумнее вам будет находиться в центре города. К вам будет приставлена женщина-полицейская, но вас не будут держать в камере. Это только мера предосторожности…
Карен покачала головой:
– Я сказала моему боссу в агентстве, что приду. И я собираюсь это сделать.
Она настояла на своем и вскоре молча сидела рядом с Дойлом в его машине, которую он медленно вел по запруженным улицам. Пока Доил звонил в участок доложить о том, что они уезжают, Карен успела заглянуть в газету. Она прочитала заголовок и первую полосу, но и этого было достаточно. Хуже, чем убийства Тэйт Ла Бьянка, хуже еще не было. Не удивительно, что в городе царила паника. И все же…
И все же все эти люди на шоссе стремятся в город. Бизнес как обычно. Удовольствия как обычно. Жизнь шла своим чередом. Может быть, эти люди носили страх в себе, но что им оставалось делать? Что оставалось делать ей со своим страхом? Ехать на работу, вот и все. Притворяться, как и все, что это обычный день и что ночь никогда не наступит.
– Это ваш офис? – спросил Доил. Она кивнула, и он плавно остановил машину у тротуара. Доля полицейского, может быть, и нелегка, но, по крайней мере, ему не нужно беспокоиться о том, где припарковать свою машину.
Поднимаясь в лифте вместе с Дойлом, Карен пережила неприятное мгновение. Внутри у нее вдруг как будто что-то оборвалось. Ощущение это не было вызвано стремительным движением лифта. Это был страх. Не страх оказаться повернутой спиной к невидимому убийце, а боязнь встретиться лицом к лицу с людьми, которых она знала. Людьми, которые знали ее и наверняка уже знают о Брюсе.
Доил пристально смотрел на нее.
– Нервничаете? – спросил он.
Карен быстро покачала головой. Ей очень хотелось, чтобы он перестал следить за ней и спрашивать, как она себя чувствует. С другой стороны, она понимала, что это его работа.
А здесь была ее работа.
Выйдя из лифта, они подошли к двери приемной. Доил открыл дверь, пропуская Карен.
Сидящая за своей стеклянной перегородкой Пегги резко подняла голову.
– О… доброе утро, – в ее голосе и торопливой улыбке чувствовалось замешательство. Карен кивком указала на Доила:
– Это мистер Доил. Он из…
– Да, я знаю, – поспешно перебила ее Пегги. – Они звонили и предупредили мистера Хаскейна, что с вами кто-то будет. Я скажу ему, что вы здесь.
– В этом нет нужды, – начала было Карен, но Пегги уже нажала клавишу селектора.
– Э-э, да она в большем замешательстве, чем я! – дошло до Карен, а когда открылась дверь и появился Эд Хаскейн, было явно видно, что и он смущен.
– Рад вас видеть, – сказал он. Том Доил представился, и Хаскейн сделал жест, такой же нелепый, как и его слова. – Разумеется, тебе можно было и не приходить сегодня, я сказал по телефону…
– Я сама хотела прийти, – сказала Карен. Она уже чувствовала себя нормально, прежний страх прошел. – Нет причины запускать работу.
– Верно, – Хаскейн посмотрел на Доила, когда Карен направилась в коридор. – Я… вы, как я понимаю, тоже идете?
Доил кивнул и последовал за Карен. Все трое пошли по холлу мимо дубовых дверей отделов. Карен показалось, что двери открываются и захлопываются быстрее, чем обычно. Впрочем, если за ними и следили, то делали это молча и незаметно, и ее это не волновало. В конце концов, что тут можно было увидеть? У нее второй головы не появилось. Хотя, может быть, на нее глазели, чтобы удостовериться, что ей удалось сохранить свою голову.
Они повернули во второй коридор. Карен прошла через открытую дверь в свою ячейку. Доил вошел следом за ней, а Хаскейн в нерешительности остановился в коридоре.
– Если ты… я хотел сказать, если я могу что-то сделать…
– Не беспокойтесь, мистер Хаскейн, – заверила его Карен. – Со мной все в порядке, спасибо.
Хаскейн удалился.
Карен повернулась и скинула с себя жакет. Детектив стоял за ней, слишком громоздкий для такого маленького помещения.
– Присаживайтесь вон там, – Карен указала на стул. – Снимите пиджак, если хотите. Можете взять журналы на верхней полке в шкафу. Боюсь, что это по большей части моды, но, во всяком случае, будет чем заняться.
– Спасибо.
Но Доил не стал читать журналы. Усевшись на стул, он просто наблюдал, как Карен работала. Утро выдалось тяжелое. Она предприняла три или четыре бесплодные попытки и наполнила мусорную корзину скомканной бумагой. Наконец, к полудню у нее получилось то, что она хотела. Она набрала номер Хаскейна.
– Отлично, – сказал он. – Послушай, у меня обед в половине первого. Как насчет в два тридцать в моем офисе?
– Два тридцать?
– Да. Пока.
Карен повесила трубку и потянулась за своим жакетом.
– Куда сейчас? – спросил Доил.
– Обеденный перерыв, – Карен открыла сумочку, достала пудреницу и посмотрелась в зеркальце. – Как я понимаю, мы обедаем вместе.
– Сожалею, – Доил улыбнулся, извиняясь.
– Понимаю, – Карен спрятала пудреницу. – Мера предосторожности.
На площадке возле лифта краснолицый мужчина с рыжими усами стоял, прислонившись к стене, и читал раздел объявлений в газете. Он не обращал на них внимания, пока Доил не кивнул ему.
– Мы идем на обед, – сказал он. Человек поднял голову.
– Надолго?
Доил вопросительно посмотрел на Карен.
– Сорок пять минут. Внизу есть гриль-бар. Человек взглянул на часы.
– Я буду здесь, – сказал он Дойлу.
В лифте долговязый детектив откашлялся.
– Не имеет смысла играть в прятки. Думаю, лучше вам знать, что мы были вполне серьезны, когда говорили о вашей безопасности. Вашу секретаршу в приемной проинструктировали – если придет кто-то, кого она не знает, и попытается пройти в офис, то она пропустит его только с разрешения нашего сотрудника, который дежурит снаружи.
– Я полагаю, у вас и в гриль-баре свой человек?
– В этом нет необходимости. Это общественное место.
– Хорошо, – Карен улыбнулась. – В таком случае неважно, если мы пойдем в другое место.
– Чем плох гриль-бар?
– Там обедает слишком много людей из нашего офиса. Я буду чувствовать себя не так неловко где-нибудь подальше. Есть одно место, это, правда, всего лишь кафетерий, но там хоть на меня не будут глазеть.
– Как хотите.
Карен взяла салат, чай со льдом и порцию лимонного щербета. Но когда они с Дойлом нашли свободный столик и сели, ока почти не притронулась к еде.
– Я думал, вы голодны, – сказал Доил.
– Была. Пока не увидела это. – Карен показала на столик справа, за которым полный мужчина в льняном пиджаке читал свежую дневную газету. В глаза бросился крупный заголовок:
– Да. Это результат лабораторных исследований.
– Как ужасно, – Карен обхватила ладонью стакан с охлажденным чаем. – Тони Роделл. Мне кажется, я слышала его пластинки. Я и не знала, что он был в той же клинике.
– Ваш муж не упоминал о нем?
– Я же вам говорила, я не виделась с Брюсом, пока он был там.
– Верно, я забыл, – Доил откусил хороший кусок от своего бутерброда с ветчиной. Карен отодвинула стакан, но ладонь хранила холод.
– Я все думаю об этом парне. Кто мог бы сделать такое? Доил прожевал, проглотил.
– Как сказать.
– Я знаю, это глупый вопрос, – Карен кивнула. – Убийства совершают разные люди. Я думаю, вы видели многих из них.
– Не очень многих. Согласно статистике, менее половины всех преднамеренных убийств в стране заканчиваются арестом. И только небольшой процент арестованных подвергают суду и приговаривают.
– Но мы же читаем все эти статьи о научных методах расследования…
– Разумеется. И у нас есть ученые-криминалисты, разное оборудование. Иногда все это срабатывает. И мы в таком случае отвешиваем поклоны. – Улыбка Доила была мрачной. – Но я вам скажу откровенно. В девяноста процентах случаев успешных расследований убийц полиции, что называется, подносят на блюдечке.
– Что вы имеете в виду?
– Либо он приходит и сдается, либо на него наводят.
– Информатор? Доил кивнул.
– Вот тогда-то и начинается настоящая полицейская работа – сбор доказательств для осуждения. Но сначала нужно произвести арест. И в девяти случаях из десяти он возможен только в результате наводки, – Доил пристально смотрел ей в глаза. – Я говорю не о профессиональных информаторах или даже свидетелях. Чаще всего это кто-то из близких – друг, член семьи, который знает или догадывается. Сначала они обычно решают молчать, но спустя какое-то время, когда успевают все хорошо обдумать, начинают понимать, что им следует прийти к нам. Что их долг – предотвратить повторение таких преступлений, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Я понимаю, – Карен выдержала его взгляд. – Понимаю прекрасно. Но я не сделаю внезапного признания. Если вы ожидаете, что я скажу, что да, Брюс виновен, то этого не будет. Не потому, что он мой муж, а потому, что я не знаю. Вы понимаете это? Не знаю!
– Миссис Раймонд… Карен встала.
– Пора возвращаться в офис, – сказала она. Больше она не сказала ему ни слова до тех пор, пока они не вернулись в ее тесную кабинку на десятом этаже. Там она взяла эскиз и свой текст и направилась в холл.
– Мне пора к боссу, – сказала она Дойлу. – Его офис за углом в другом коридоре.
– Я вас провожу.
– Как хотите, – она подняла трубку и предупредила Хаскейна, что идет к нему. Доил молча проводил ее до двери кабинета Хаскейна.
– Вы идите, – сказал он. – Я подожду здесь, – он открыл ей дверь. – Послушайте, извините, что у меня это так прозвучало. Я не имел в виду…
– Я знаю, что вы имели в виду, – Карен прошла мимо него и захлопнула за собой дверь.
Эд Хаскейн сидел за столом. Он поднял голову и открыл было рот, но Карен опередила его.
– Я все еще в порядке, – сказала она, раскладывая эскиз и отпечатанный текст на столе перед ним. – И, я думаю, текст – тоже.
Какими бы комплексами он ни страдал, Хаскейн всю жизнь был влюблен в словесность. Именно интерес к семантике вывел его в начальники отдела рекламных текстов. Одного вида отпечатанных на машинке или в типографии слов было достаточно, чтобы возбудить его аппетит, и сейчас у него слюнки потекли, когда он перевел свой взгляд на страницу.
– Ага, да, полагаю, это как раз то, что нужно, – он поднял голову, задумчиво потер подбородок. – Вот только одно, заголовок. Подросткам это будет понятно, но для обычной публики?..
– Я как-то не подумала, – Карен нахмурилась. Хаскейн встал.
– Извини меня, я на минутку.
Он скрылся в персональном туалете, закрыв за собой дверь. В этот момент на телефонном аппарате Хаскейна замигала лампочка. Карен автоматически подняла трубку и придала голосу привычное официальное звучание.
– Офис мистера Хаскейна.
– Карен.
Она не ответила. Не могла вымолвить ни слова.
– Карен ты узнаешь, кто это?
– Да.
– Я просил соединить меня с твоим кабинетом, но они дали этот номер. Ты одна?
– Очень ненадолго.
– Я думала, что увижу вас только во второй половине дня, – сказала она.
– Кто-то в участке напутал с графиком дежурства, один из наших не явился. Поэтому мне позвонили и попросили заступить вне очереди, так что я пришел сменить Любека.
– Он ушел?
– Около часа назад. Вы еще спали. Не было смысла вас беспокоить. Я подумал, что вам нужно отдохнуть. Карен кивнула и направилась на кухню.
– Хотите что-нибудь съесть?
– Я бы не отказался от чашки кофе.
– Через несколько минут.
Карен поставила кофейник, поджарила себе яйцо, вставила два ломтика хлеба в тостер, достала из холодильника апельсиновый сок. Привычные, доведенные до автоматизма действия успокаивали. Ей почти удалось убедить себя в том, что сегодня – обычный день.
С порога кухни Доил наблюдал, как Карен расставляла на столе посуду.
– Сегодня утром вы выглядите лучше.
– Я и чувствую себя лучше. – И это было правдой. Она действительно выспалась.
Кофе был готов. Карен наполнила две чашки, достала молоко, перевернула яйцо и выложила его на тарелку как раз к тому моменту, когда тостер выбросил гренки. Она поставила еду на стол, Доил уселся напротив нее.
Вкус гренков и сока, утренние лучи солнца, пробивающиеся сквозь занавеску, помогали обрести ощущение обычной, нормальной жизни. Вдруг Карен что-то вспомнила и начала подниматься со стула.
Доил поднял голову.
– Что-нибудь забыли?
– Газету. Ее оставляют за дверью.
– Я принес.
– Где она?
– Пожалуйста, миссис Раймонд, сядьте, – голос Доила звучал неуверенно. – Прежде, чем вы ее развернете, может быть, лучше поговорим о вчерашнем вечере.
Карен откинулась на спинку стула.
– Что случилось?
Она потянулась за чашкой, но пить не стала. Потому что Доил рассказывал ей. Рассказывал очень мягко, так, словно тон его голоса мог облегчить тяжесть слов. Джек Лорч, Эдна Дрексел, Тони Роделл. Трое из тех, еще трое погибли, пока она спала.
– О, боже, – сказала Карен. – Что вы собираетесь делать?
– Все возможное. С нами работают федеральные агенты и полиция штата, – Доил запнулся. – Если бы мы могли как-то выйти на вашего мужа…
– Я же сказала вам, что не знаю, где он! – Карен почти не слышала своего голоса – так стучало у нее в висках. – Неужели вы думаете, что я не хочу его найти. Поймите же, я уже больше не могу выносить страх за него! – она поднялась. – Я ведь не служу в полиции – чего вы ждете от меня?
– Только сотрудничества, – в голосе Доила послышалась едва уловимая нотка враждебности. Потом он удрученно покачал головой.
– Мы делаем все, что в наших силах, но у нас так мало зацепок…
– Я знаю, – Карен смягчилась. Ей вдруг захотелось рассказать ему все.
Доил внимательно смотрел на нее.
С другой стороны, что толку, если он узнает? Все, что бы она ни сказала, может повредить Брюсу. А этого она себе позволить не может. Что бы ни случилось – не может.
– Послушайте, – сказал Доил. – После того, что случилось вчера вечером, разумнее вам будет находиться в центре города. К вам будет приставлена женщина-полицейская, но вас не будут держать в камере. Это только мера предосторожности…
Карен покачала головой:
– Я сказала моему боссу в агентстве, что приду. И я собираюсь это сделать.
Она настояла на своем и вскоре молча сидела рядом с Дойлом в его машине, которую он медленно вел по запруженным улицам. Пока Доил звонил в участок доложить о том, что они уезжают, Карен успела заглянуть в газету. Она прочитала заголовок и первую полосу, но и этого было достаточно. Хуже, чем убийства Тэйт Ла Бьянка, хуже еще не было. Не удивительно, что в городе царила паника. И все же…
И все же все эти люди на шоссе стремятся в город. Бизнес как обычно. Удовольствия как обычно. Жизнь шла своим чередом. Может быть, эти люди носили страх в себе, но что им оставалось делать? Что оставалось делать ей со своим страхом? Ехать на работу, вот и все. Притворяться, как и все, что это обычный день и что ночь никогда не наступит.
– Это ваш офис? – спросил Доил. Она кивнула, и он плавно остановил машину у тротуара. Доля полицейского, может быть, и нелегка, но, по крайней мере, ему не нужно беспокоиться о том, где припарковать свою машину.
Поднимаясь в лифте вместе с Дойлом, Карен пережила неприятное мгновение. Внутри у нее вдруг как будто что-то оборвалось. Ощущение это не было вызвано стремительным движением лифта. Это был страх. Не страх оказаться повернутой спиной к невидимому убийце, а боязнь встретиться лицом к лицу с людьми, которых она знала. Людьми, которые знали ее и наверняка уже знают о Брюсе.
Доил пристально смотрел на нее.
– Нервничаете? – спросил он.
Карен быстро покачала головой. Ей очень хотелось, чтобы он перестал следить за ней и спрашивать, как она себя чувствует. С другой стороны, она понимала, что это его работа.
А здесь была ее работа.
Выйдя из лифта, они подошли к двери приемной. Доил открыл дверь, пропуская Карен.
Сидящая за своей стеклянной перегородкой Пегги резко подняла голову.
– О… доброе утро, – в ее голосе и торопливой улыбке чувствовалось замешательство. Карен кивком указала на Доила:
– Это мистер Доил. Он из…
– Да, я знаю, – поспешно перебила ее Пегги. – Они звонили и предупредили мистера Хаскейна, что с вами кто-то будет. Я скажу ему, что вы здесь.
– В этом нет нужды, – начала было Карен, но Пегги уже нажала клавишу селектора.
– Э-э, да она в большем замешательстве, чем я! – дошло до Карен, а когда открылась дверь и появился Эд Хаскейн, было явно видно, что и он смущен.
– Рад вас видеть, – сказал он. Том Доил представился, и Хаскейн сделал жест, такой же нелепый, как и его слова. – Разумеется, тебе можно было и не приходить сегодня, я сказал по телефону…
– Я сама хотела прийти, – сказала Карен. Она уже чувствовала себя нормально, прежний страх прошел. – Нет причины запускать работу.
– Верно, – Хаскейн посмотрел на Доила, когда Карен направилась в коридор. – Я… вы, как я понимаю, тоже идете?
Доил кивнул и последовал за Карен. Все трое пошли по холлу мимо дубовых дверей отделов. Карен показалось, что двери открываются и захлопываются быстрее, чем обычно. Впрочем, если за ними и следили, то делали это молча и незаметно, и ее это не волновало. В конце концов, что тут можно было увидеть? У нее второй головы не появилось. Хотя, может быть, на нее глазели, чтобы удостовериться, что ей удалось сохранить свою голову.
Они повернули во второй коридор. Карен прошла через открытую дверь в свою ячейку. Доил вошел следом за ней, а Хаскейн в нерешительности остановился в коридоре.
– Если ты… я хотел сказать, если я могу что-то сделать…
– Не беспокойтесь, мистер Хаскейн, – заверила его Карен. – Со мной все в порядке, спасибо.
Хаскейн удалился.
Карен повернулась и скинула с себя жакет. Детектив стоял за ней, слишком громоздкий для такого маленького помещения.
– Присаживайтесь вон там, – Карен указала на стул. – Снимите пиджак, если хотите. Можете взять журналы на верхней полке в шкафу. Боюсь, что это по большей части моды, но, во всяком случае, будет чем заняться.
– Спасибо.
Но Доил не стал читать журналы. Усевшись на стул, он просто наблюдал, как Карен работала. Утро выдалось тяжелое. Она предприняла три или четыре бесплодные попытки и наполнила мусорную корзину скомканной бумагой. Наконец, к полудню у нее получилось то, что она хотела. Она набрала номер Хаскейна.
– Отлично, – сказал он. – Послушай, у меня обед в половине первого. Как насчет в два тридцать в моем офисе?
– Два тридцать?
– Да. Пока.
Карен повесила трубку и потянулась за своим жакетом.
– Куда сейчас? – спросил Доил.
– Обеденный перерыв, – Карен открыла сумочку, достала пудреницу и посмотрелась в зеркальце. – Как я понимаю, мы обедаем вместе.
– Сожалею, – Доил улыбнулся, извиняясь.
– Понимаю, – Карен спрятала пудреницу. – Мера предосторожности.
На площадке возле лифта краснолицый мужчина с рыжими усами стоял, прислонившись к стене, и читал раздел объявлений в газете. Он не обращал на них внимания, пока Доил не кивнул ему.
– Мы идем на обед, – сказал он. Человек поднял голову.
– Надолго?
Доил вопросительно посмотрел на Карен.
– Сорок пять минут. Внизу есть гриль-бар. Человек взглянул на часы.
– Я буду здесь, – сказал он Дойлу.
В лифте долговязый детектив откашлялся.
– Не имеет смысла играть в прятки. Думаю, лучше вам знать, что мы были вполне серьезны, когда говорили о вашей безопасности. Вашу секретаршу в приемной проинструктировали – если придет кто-то, кого она не знает, и попытается пройти в офис, то она пропустит его только с разрешения нашего сотрудника, который дежурит снаружи.
– Я полагаю, у вас и в гриль-баре свой человек?
– В этом нет необходимости. Это общественное место.
– Хорошо, – Карен улыбнулась. – В таком случае неважно, если мы пойдем в другое место.
– Чем плох гриль-бар?
– Там обедает слишком много людей из нашего офиса. Я буду чувствовать себя не так неловко где-нибудь подальше. Есть одно место, это, правда, всего лишь кафетерий, но там хоть на меня не будут глазеть.
– Как хотите.
Карен взяла салат, чай со льдом и порцию лимонного щербета. Но когда они с Дойлом нашли свободный столик и сели, ока почти не притронулась к еде.
– Я думал, вы голодны, – сказал Доил.
– Была. Пока не увидела это. – Карен показала на столик справа, за которым полный мужчина в льняном пиджаке читал свежую дневную газету. В глаза бросился крупный заголовок:
– Это правда? – вполголоса спросила Карен.
НАРКОТИКИ ПРЕВРАТИЛИ СОБАК В УБИЙЦ ТРЕТЬЕГО БЕГЛЕЦА ИЗ КЛИНИКИ.
– Да. Это результат лабораторных исследований.
– Как ужасно, – Карен обхватила ладонью стакан с охлажденным чаем. – Тони Роделл. Мне кажется, я слышала его пластинки. Я и не знала, что он был в той же клинике.
– Ваш муж не упоминал о нем?
– Я же вам говорила, я не виделась с Брюсом, пока он был там.
– Верно, я забыл, – Доил откусил хороший кусок от своего бутерброда с ветчиной. Карен отодвинула стакан, но ладонь хранила холод.
– Я все думаю об этом парне. Кто мог бы сделать такое? Доил прожевал, проглотил.
– Как сказать.
– Я знаю, это глупый вопрос, – Карен кивнула. – Убийства совершают разные люди. Я думаю, вы видели многих из них.
– Не очень многих. Согласно статистике, менее половины всех преднамеренных убийств в стране заканчиваются арестом. И только небольшой процент арестованных подвергают суду и приговаривают.
– Но мы же читаем все эти статьи о научных методах расследования…
– Разумеется. И у нас есть ученые-криминалисты, разное оборудование. Иногда все это срабатывает. И мы в таком случае отвешиваем поклоны. – Улыбка Доила была мрачной. – Но я вам скажу откровенно. В девяноста процентах случаев успешных расследований убийц полиции, что называется, подносят на блюдечке.
– Что вы имеете в виду?
– Либо он приходит и сдается, либо на него наводят.
– Информатор? Доил кивнул.
– Вот тогда-то и начинается настоящая полицейская работа – сбор доказательств для осуждения. Но сначала нужно произвести арест. И в девяти случаях из десяти он возможен только в результате наводки, – Доил пристально смотрел ей в глаза. – Я говорю не о профессиональных информаторах или даже свидетелях. Чаще всего это кто-то из близких – друг, член семьи, который знает или догадывается. Сначала они обычно решают молчать, но спустя какое-то время, когда успевают все хорошо обдумать, начинают понимать, что им следует прийти к нам. Что их долг – предотвратить повторение таких преступлений, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Я понимаю, – Карен выдержала его взгляд. – Понимаю прекрасно. Но я не сделаю внезапного признания. Если вы ожидаете, что я скажу, что да, Брюс виновен, то этого не будет. Не потому, что он мой муж, а потому, что я не знаю. Вы понимаете это? Не знаю!
– Миссис Раймонд… Карен встала.
– Пора возвращаться в офис, – сказала она. Больше она не сказала ему ни слова до тех пор, пока они не вернулись в ее тесную кабинку на десятом этаже. Там она взяла эскиз и свой текст и направилась в холл.
– Мне пора к боссу, – сказала она Дойлу. – Его офис за углом в другом коридоре.
– Я вас провожу.
– Как хотите, – она подняла трубку и предупредила Хаскейна, что идет к нему. Доил молча проводил ее до двери кабинета Хаскейна.
– Вы идите, – сказал он. – Я подожду здесь, – он открыл ей дверь. – Послушайте, извините, что у меня это так прозвучало. Я не имел в виду…
– Я знаю, что вы имели в виду, – Карен прошла мимо него и захлопнула за собой дверь.
Эд Хаскейн сидел за столом. Он поднял голову и открыл было рот, но Карен опередила его.
– Я все еще в порядке, – сказала она, раскладывая эскиз и отпечатанный текст на столе перед ним. – И, я думаю, текст – тоже.
Какими бы комплексами он ни страдал, Хаскейн всю жизнь был влюблен в словесность. Именно интерес к семантике вывел его в начальники отдела рекламных текстов. Одного вида отпечатанных на машинке или в типографии слов было достаточно, чтобы возбудить его аппетит, и сейчас у него слюнки потекли, когда он перевел свой взгляд на страницу.
– Ага, да, полагаю, это как раз то, что нужно, – он поднял голову, задумчиво потер подбородок. – Вот только одно, заголовок. Подросткам это будет понятно, но для обычной публики?..
– Я как-то не подумала, – Карен нахмурилась. Хаскейн встал.
– Извини меня, я на минутку.
Он скрылся в персональном туалете, закрыв за собой дверь. В этот момент на телефонном аппарате Хаскейна замигала лампочка. Карен автоматически подняла трубку и придала голосу привычное официальное звучание.
– Офис мистера Хаскейна.
– Карен.
Она не ответила. Не могла вымолвить ни слова.
– Карен ты узнаешь, кто это?
– Да.
– Я просил соединить меня с твоим кабинетом, но они дали этот номер. Ты одна?
– Очень ненадолго.