Я оставил «понтиак» на неохраняемой стоянке на Нассау, и мы пошли пешком на Пайн-стрит. Дом номер двенадцать возвышался над окружавшими его домами. В нем размещались офисы. В вестибюле за столом сидел охранник, который заносил в журнал немногочисленных сотрудников, отказавшихся от уик-энда в погоне за дополнительным заработком.
   Мы стояли в некотором отдалении восемь или десять минут, в течение которых охраннику было нечего делать. Никто не подходил к нему, чтобы расписаться в приходе или уходе. Я посмотрел наверх и насчитал девять освещенных окон на фасаде здания. Я попытался определить, находится ли одно из них на четырнадцатом этаже, но сделать это оказалось трудно из-за угла обзора, с которого невозможно было просчитать, где находится четырнадцатый, тем более что я не знал даже, имеется ли в этом строении тринадцатый этаж.
   Телефона-автомата в обозримой близости от здания не было. Я завернул за угол и прошел квартал вверх по Уильям-стрит. В две минуты пятого я набрал номер Прескотта Демареста. После двух гудков он снял трубку и молчал, пока не услышал мое «алло». Будь я столь же осторожен прошлым вечером, мы получили бы «поляроид» Рэнди, не вскрывая ее квартиру.
   – Книга у меня, – сказал я ему. – Мне нужны деньги. Я должен уехать из города. Если вы согласны, мы можем совершить сделку.
   – Я заплачу хорошие деньги, если смогу убедиться в том, что это подлинник.
   – Я могу показать вам ее сегодня вечером. Если вы захотите купить ее, мы сможем договориться о цене.
   – Сегодня вечером?
   – В «Барнегатских книгах». Это магазин на Восточной Одиннадцатой улице.
   – Мне известно, где этот магазин. В сегодняшней утренней газете была статья...
   – Я знаю.
   – Вы полагаете, что это совершенно безопасно – встреча в этом магазине?
   – Полагаю, что да. Полиция наблюдения не ведет, если вас именно это волнует. Я сегодня проверил.
   Я и на самом деле проверил это, медленно проехав в «понтиаке» мимо магазина.
   – В одиннадцать часов, – закончил я. – До встречи.
   Я повесил трубку и вернулся на угол Уильям– и Пайн-стрит. Оттуда я, хотя и не особенно хорошо, видел вход дома номер двенадцать. Каролин я оставил прямо напротив, у входа в магазин, в котором продавались старые гравюры и изготовлялись рамки на заказ. Неизвестно было, по-прежнему ли она там или уже нет.
   На углу я стоял, может быть, минут пять. Затем кто-то вышел из здания и сразу же направился к Нассау-стрит. Не успел он скрыться из виду, как Каролин вышла из двери магазина и помахала мне рукой.
   Я кинулся назад к автомату и набрал номер WO4-1114. Телефон прозвонил раз двенадцать, и только после этого я повесил трубку, забрал обратно свою монетку и бегом кинулся к ожидающей меня Каролин.
   – Никто не подошел к телефону, – сказал я ей. – Он ушел из офиса.
   – Тогда у нас есть его фотография.
   – Был только один человек?
   – Ага. Кто-то еще вышел раньше, но к тому времени ты еще даже не подошел к автомату, поэтому я не стала его фотографировать. Потом вышел мужчина. Сфотографировав его, я помахала тебе рукой. С тех пор никто не выходил. А, вот еще кто-то идет!.. Это женщина. Сфотографировать ее?
   – Не надо.
   – Она расписалась перед уходом. Демарест этого не делал. Он просто махнул рукой охраннику и пошел.
   – Это еще ни о чем не говорит. Я и сам прибегал к этому фокусу, сбивая привратников с толку своей беззаботностью. Если ты ведешь себя как старый знакомый, люди начинают думать, что они действительно знакомы с тобой.
   – Вот его фотография. Чего нам действительно не хватает, так это телескопического объектива или как там они называются? Хорошо хоть улица узкая, а то не больно-то много ты бы увидел.
   Я внимательно посмотрел на фотографию. Она не была высочайшего качества, но освещение было неплохим, и лицо Демареста запечатлелось достаточно ясно. Крупный человек средних лет. Седые волосы коротко подстрижены – такие стрижки бывают у отставных полковников военно-морского флота.
   Лицо его почему-то показалось мне знакомым. Я не мог понять причины. Прежде я этого человека никогда не видел, это было несомненно.
* * *
   По дороге из центра Каролин воспользовалась зеркалом заднего вида, чтобы поправить свой берет. Она возилась с ним несколько минут и наконец осталась довольна тем, как он был надет.
   – Забавно это было, – сказала она.
   – Демареста фотографировать?
   – В этом-то что забавного? Это даже и страшно не было. Мне все мерещилось, что он перейдет через улицу и размозжит мне голову фотоаппаратом, аон даже не обратил на меня внимания. Только и понадобилось, что щелкнуть затвором из укрытия. Нет-нет, я говорила о прошлой ночи.
   – А-а!
   – Когда вломилась Рэнди. Настоящая мелодрама в спальне. Честное слово, если бы она хорошенько подумала, она бы, конечно, не пришла к такому дурацкому заключению.
   – Видишь ли, с ее точки зрения...
   – Да это смешно с любой точки зрения! Но одно, конечно, нельзя не признать.
   – Что же?
   – Когда она бесится, она неотразима.
* * *
   Без четверти пять мы уже сидели в баре под названием «Сэнгфроид». Он был так же элегантен, как и то, что его окружало. Ковровые полы, обстановка из черного дерева, отделанного хромом. Наш столик представлял собой черный диск диаметром в восемнадцать дюймов. Полусферические стулья из черного пластика имели хромированные ножки. Я пил содовую со льдом и лимоном, Каролин – мартини.
   – Я знаю, что ты никогда не пьешь на работе, – сказала она мне. – Но это не выпивка.
   – Да? А что же это такое?
   – Лекарство. И в самый подходящий момент, потому что, наверное, у меня начались галлюцинации. Интересно, ты видишь то, что вижу я?
   – Я вижу очень высокого человека с бородой и в тюрбане, идущего в южном направлении по Мэдисон-авеню.
   – Не значит ли это, что у нас обоих галлюцинации?
   Я отрицательно покачал головой.
   – Этот парень – сикх, – сказал я. – Если, конечно, это не хорошо всем известный убийца-взломщик, дьявольски искусно замаскировавшийся.
   – Что это он собирается делать?
   Он вошел в телефонную кабину. Она находилась на углу, в нескольких ярдах от столика, за которым мы сидели, и из окна мы все очень хорошо видели. Я не смог бы поручиться, что это был тот самый сикх, который наводил на меня пистолет, но исключить это, конечно же, было нельзя.
   – Это он звонил тебе?
   – Не думаю.
   – Тогда почему он в кабине? И потом, он пришел на десять минут раньше.
   – Может быть, у него спешат часы?..
   – Он что же, так и будет там торчать? Подожди-ка. Кому это он звонит?
   – Не знаю. Может, Господу Богу. Тогда можешь потом узнать у него номер.
   – Он что-то говорит.
   – Молитву шепчет или заклинание на пленку записывает.
   – Он вешает трубку.
   – Верно, – сказал я.
   – И уходит.
   Однако далеко он не ушел. Он перешел улицу и встал у входа в маленький магазинчик. Там он так же не бросался в глаза, как Мировой центр торговли.
   – Он стоит на стреме, – сказал я. – Думаю, сначала он все проверил и убедился, что препятствий нет. Потом он позвонил человеку, с которым я сегодня говорил по телефону, и именно это и сказал ему. Может быть, даже этими самыми словами: «Препятствий нет». Хотя я в этом все-таки сомневаюсь. А вот, кажется, и тот человек, который нам нужен.
   – Откуда он взялся?
   – Вероятно, из «Карлайля». Это всего за квартал отсюда, и где еще может остановиться человек, который нанимает сикхов в тюрбанах? Может быть, в «Валдорфе», если у него есть историческое чутье. Возможно, в «Шерри-Нидерландах», если он постановщик фильма, а сикх – несостоявшийся Юл Бриннер. Подходит и «Пьерре», это тоже можно допустить, если...
   – Это точно он. Он уже в кабине.
   – Совершенно верно.
   – И что же теперь?
   Я встал, нащупал монетку в кармане и посмотрел на часы.
   – Пора, – сказал я. – Надеюсь, ты меня извинишь. Мне нужно позвонить.
* * *
   Разговор затянулся. Пару раз вмешивался оператор, прося опустить пятицентовые монеты. Между тем разговор был не из тех, когда приятно постороннее вмешательство. Я уже стал подумывать о том, чтобы, положив трубку, пройти несколько десятков ярдов, постучать в дверь телефонной кабины и просто отдать свои пятицентовые монеты собеседнику. Но я решил, что подобное поведение будет неразумным.
   В конце концов я повесил трубку, и почти немедленно перезвонил оператор и попросил меня опустить последнюю десятицентовую монету. Я опустил ее и потом какое-то время стоял, теребя в руках свою связку отмычек и подумывая, не вскрыть ли автомат и не вернуть ли то, что я потратил. Я никогда не вскрывал телефоны-автоматы: игра явно не стоила свеч, но насколько трудно было бы это сделать? Я изучал замочную скважину телефона-автомата, вероятно, целую минуту, прежде чем окончательно пришел в себя.
   – Каролин это понравится, – подумал я и поспешил назад к нашему столику, чтобы поделиться с ней впечатлениями. Ее там не было. На секунду я присел. Лед растаял в моей содовой, а газировка, несмотря на редкую устойчивость, совершенно выдохлась. Я взглянул в окно. Телефонная кабина на углу была пустой, и сикха у двери магазина не было.
   Может быть, она откликнулась на призыв собственного естества? Если так, то фотоаппарат она взяла с собой. Я дал ей лишнюю минуту на возвращение из женского туалета, потом положил пятидолларовую купюру под стакан на столике, за которым мы сидели, и вышел из бара.
   Я еще раз поискал глазами сикха и снова не нашел его. Тогда я перешел на другую сторону и пошел по Мэдисон в направлении «Карлайля». Бобби Шорт вернулся из летнего отпуска, кажется, я об этом уже читал, а Томми Флэнеген, давний аккомпаниатор Эллы Фицджералд, исполнял сольный концерт в кафе «Бемелменз». Мне вдруг пришло в голову, что в последнее время я мало где бывал и что трудно себе представить лучшее место для проведения приятного вечера в Нью-Йорке. Я дал себе слово, что, когда все уладится, я обязательно навещу этот поражающий великолепием район.
   Конечно, если все уладится. В противном случае я вряд ли куда-нибудь смогу пойти в течение многих лет.
   Я задержался на этой мрачной мысли, когда из двери слева до меня донесся приглушенный голос:
   – Т-с-с-с, – услышал я. – Эй, парень, не хочешь ли купить незаконно приобретенный фотоаппарат?
   Она стояла там с торжествующей усмешкой на лице.
   – Нашел-таки меня!.. – сказала она.
   – Я упорен и находчив.
   – И тебя не просто напугать.
   – Тоже верно. Я думал, что ты пошла в туалет. А когда ты не вернулась, то предпринял кое-какие действия.
   – Я тоже решила кое-что предпринять. Я пыталась сфотографировать его, пока ты с ним разговаривал. С места, где сидела. Но получились одни только тени. Нельзя было даже разобрать, есть ли в кабине вообще кто-нибудь.
   – Тогда ты вышла и устроила ему засаду.
   – Да. Я решила, что, закончив равзговор с тобой, он, вероятно, пойдет туда, откуда появился. Поэтому я отыскала это место и стала ждать. Он все не приходил: то ли вы долго разговаривали, то ли он звонил еще кому-то.
   – Мы долго разговаривали.
   – Потом наконец он показался и совершенно не заметил меня. Он прошел очень близко. Погляди-ка!
   – Потрясающее сходство!
   – Это не составило труда. Фотография выпрыгнула, как всегда, и стала проявляться. Удивительно интересно наблюдать за этим. Потом я оторвала ее, положила в карман и вышла из укрытия, собираясь вернуться и найти тебя. И как ты думаешь, на кого я налетела?
   – На Редьярда Велкина.
   – Разве он здесь? Ты что, видел его?
   – Нет.
   – Тогда почему ты назвал его имя?
   – Просто наугад. Тогда, может, на Прескотта Демареста?
   – Нет. Что с тобой, Берни? Это был сикх.
   – Именно это я и предположил бы в третий раз.
   – Ну что же, ты оказался бы прав. Я выскочила вместе с фотоаппаратом и столкнулась с ним нос к носу. Он поглядел на меня сверху вниз, а я на него – снизу вверх. Честное слово, чтобы оказаться с ним вровень, мне бы табуретка понадобилась.
   – И что же было дальше?
   – Дальше я оказалась невероятно сообразительной. Мысли замельтешились, словно ртуть. Я сделала большие глаза и сказала: «Ух ты, тюрбан! Вы не из Индии, сэр? Работаете в ООН? Черт возьми, нельзя ли мне вас сфотографировать?»
   – И что же, получилось?
   – Превосходно! Суди сам.
   – Ты удивительно хорошо начинаешь управляться с фотоаппаратом. Я поражен.
   – Но не больше, чем он. Первое, что он собирается сделать утром в понедельник, – это купить себе «поляроид». Между прочим, мне пришлось сделать две фотографии: одну он попросил для себя. Прочитай, что написано на обороте.
   На обороте была изящная надпись с массой завитушек, финтифлюшек и росчерков: «Моей крошке-принцессе/ С уважением и преданностью/ Ваш покорный слуга/ Атман Синх».
   – Это имя, – объяснила она. – Атман Синх.
   – Я догадался.
   – Умница! Человек, с которым ты разговаривал по телефону, – хозяин Атмана Синха. Об этом ты, вероятно, тоже уже догадался. Имя хозяина... Подумать только, ведь я не знаю его имени! Но знаю титул: он магараджа из Ранчипура. Впрочем, думаю, это ты тоже знал, да?
   – Нет, – мягко ответил я. – Я не знал этого.
   – Они действительно остановились в Карлайле, в этом ты был прав. Магараджа любит забирать с собой тех, кого встречает в путешествиях. Особенно женщин. У меня такое чувство, что я могу присоединиться к ним, если буду вести себя так, как надо.
   – Интересно, как бы ты выглядела с рубином на пупке?
   – Думаю, что слишком обольстительной, как ты считаешь? Впрочем, Атману Сйнху я нравлюсь и так, как есть.
   – Да и мне тоже. – Я положил руку ей на плечо. – Ты здорово с этим справилась, Каролин. Я поражен.
   – Я тоже, – сказала она. – Если можно сказать так о себе самой. Но я не одна это сделала. Мне бы никогда этого не сделать без мартини.
* * *
   По дороге она сказала мне:
   – Я, конечно, очень волновалась, когда проделывала этот трюк с Атманом Синхом. Сначала я испугалась, а потом вдруг забыла, что я испугалась, потому что была совершенно этим поглощена. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   – Конечно, понимаю. Я испытывал такое же чувство в домах, в которые мне доводилось залезать.
   – Да, это был кайф. Особенно в квартире у Рэнди. Мне и в голову не приходило, что кража со взломом – это такое сильное ощущение. Просто захватывающе! Теперь я понимаю, что люди могут делать это главным образом для кайфа, а деньги играют второстепенную роль.
   – Для профессионала, – назидательно сказал я, – деньга никогда не играют второстепенную роль.
   – Наверное, ты прав. Как ты считаешь, она и вправду ревнует, а?..
   – Рэнди?
   – Ага. Слушай, когда все это кончится, может быть, ты меня кое-чему научишь?
   – Чему, например?
   – Например, открывать замки, не имея ключей. Если, конечно, ты считаешь, что я способна этому научиться.
   – Ну, конечно, всегда есть что-то, чему человек может научиться. Естественно, для того, чтобы открывать замки, нужна определенная склонность: она или есть у человека, или ее нет. Но, кроме этого, есть и некоторые конкретные вещи, которым я мог бы тебя научить.
   – А машину заводить без ключа – научишь?
   – Это зажигание-то включать? Без проблем. За десять минут научишься.
   – Правда, я не умею водить машину.
   – Тогда незачем учиться включать зажигание.
   – Да, но я, пожалуй, хотела бы научиться это делать. Просто так. Слушай-ка, Берни...
   – Что?
   Кулачком она легонько ударила меня по предплечью.
   – Я понимаю, что речь тут идет о жизни и смерти, – сказала она. – Но мне это все невероятно интересно. Я хочу, чтобы ты это знал.
* * *
   Без десяти шесть мы припарковались – для разнообразия в дозволенном месте – в полуквартале от гостиницы «Грэхем» на Западной Двадцать третьей улице. Сумерки быстро сгущались. Каролин опустила свое окно и быстро сфотографировала кого-то проходящего мимо. С эстетической точки зрения результат был не так уж и плох, но существенные детали внешности были стертыми из-за плохого освещения.
   – Этого-то я и боялся, – сказал я ей. – Я договорился с магараджей на пять, а с Белкиным – на шесть. Потом, разговаривая с Демарестом, я собирался назначить звонок на семь, но вместо этого назначил его на четыре, когда вспомнил, что нам нужно будет хорошее освещение.
   – В футляре есть батарейки, можно фотографировать со вспышкой.
   – А ты не думаешь, что это будет слишком заметно? Так или иначе, я рад, что мы запечатлели Демареста, когда на улице было еще достаточно светло. Что касается Велкина, то, может быть, это будет не столь уж и важно. Мы, может быть, не дождемся его выхода из гостиницы.
   – Ты думаешь, он в ней живет?
   – Возможно. Я бы позвонил, чтобы проверить, но кого пригласить к телефону?
   – Думаешь, он там не под своим именем?
   – Во-первых. Во-вторых, я не имею ни малейшего представления о его настоящем имени. Если я в чем и уверен, так это в том, что его имя не Редьярд Велкин. Он, конечно, рассказал очень трогательную историю о том, как его назвали в честь Киплинга и как он вырос и стал собирать его книги, но у меня такое чувство, что он рассказывал это только мне одному.
   – Его зовут не Редьярд Велкин?
   – Нет. И он не собирает книги.
   – А что же он с ними делает?
   – Думаю, он их продает. Думаю, – я поглядел на часы, – сейчас он находится в телефонной кабине в вестибюле гостиницы «Грэхем» и ждет моего звонка. Я, пожалуй, ему позвоню.
   – А я, пожалуй, тем временем его сфотографирую.
   – Постарайся все сделать как можно незаметнее.
   – Фирма гарантирует!
   Первый телефон, из которого я попробовал позвонить, был неисправен. На другой стороне улицы также был телефон-автомат, но по нему уже кто-то звонил. В конце концов я выбрал телефон за баром «Бларни Роз», который был еще меньше похож на «Сэнгфроид», чем гостиница «Грэхем» на «Карлайль». Написанное от руки объявление над стойкой бара предлагало двойные порции различных сортов виски в самых разных сочетаниях по весьма доступным ценам.
   Я набрал номер, который мне дал Велкин. Рука его, должно быть, лежала на трубке, потому что он снял ее при первом же звонке.
   Разговор с ним был короче, чем с магараджей. Он мог бы быть еще короче, если бы не случайная помеха: был момент, когда диктор по телевидению объявил, с каким счетом прошли футбольные игры, и что-то из сказанного им вызвало в баре громкий спор по поводу команды «Нотр-Дам», однако вскоре крики утихли, и мы с Велкиным продолжили нашу беседу.
   Я извинился за вынужденную паузу в разговоре.
   – Ничего страшного, мой мальчик, – успокоил он меня. – Здесь у меня ситуация не лучше. Парень евразийского вида растянулся на скамейке, видимо, в состоянии наркотической комы. Пожилая женщина с безумными глазами копается в хозяйственной сумке и что-то бормочет себе под нос. Другая женщина – она гораздо моложе – порхает по вестибюлю, всех фотографируя. Силы небесные! Она направляется ко мне!
   – По-моему, она не должна быть опасной, – заметил я.
   – Остается только надеяться. Я ей ослепительно улыбнусь, и хотелось бы, чтобы на этом все закончилось.
   Через несколько минут я снова сидел в «понтиаке» и изучал снимок Редьярда Велкина. Он показывал все свои зубы, и они великолепно блестели.
   – "Как можно незаметнее!.." – сказал я Каролин.
   – Бывают ситуации, когда нужно действовать незаметно, а бывают ситуации, когда нужно идти ва-банк. Бывают ситуации, когда нужна рапира, а бывают – когда нужна дубинка. Бывают ситуации, когда нужно играть с обводкой, а бывают ситуации, когда идут напролом прямо на ворота.
   – В «Бларни Роз» есть болельщик команды «Нотр-Дам», который поспорил бы насчет твоего последнего утверждения. Мне ужасно захотелось чего-нибудь выпить, когда я уходил оттуда. Но мне показалось, что безалкогольные напитки у них кончились.
   – Может быть, мы теперь где-нибудь остановимся?
   – Нет времени.
   – А что сказал Велкин?
   Пока мы ехали из центра, я изложил ей содержание нашей беседы так, как это сделал бы, например, «Ридерс дайджест». Когда я закончил, она нахмурилась и почесала затылок.
   – Чертовски все запутано, – пожаловалась она. – Никак не понять, кто из них врет, а кто – говорит правду.
   – Лучше всего предположить, что все врут.
   Тогда приятно будет неожиданно убедиться в обратном. Я оставлю тебя у дома четы Блинн. Ты знаешь, что делать?
   – А ты разве не пойдешь со мной?
   – Нет, в этом нет необходимости, и к тому же у меня много других дел. Что делать после визита к Блиннам, ты знаешь?
   – Хорошенько выпить.
   – А после этого?
   – Думаю, что тоже знаю. Хочешь мне все это еще раз повторить?
   Я повторил ей все еще раз, и пару моментов мы обсудили. За это время я успел припарковаться на Восточной Шестьдесят шестой улице рядом с «ягуаром-седаном» с основательно помятым передним правым крылом. «Ягуар» был припаркован возле пожарного гидранта. Владелец его, находящийся под сенью дипломатической неприкосновенности, мог не волноваться относительно штрафных квитанций или отбуксировок.
   – Вот и все, – сказал я. – Фотографии у тебя?
   – Все. Даже фотография Атмана Синха.
   – Ты можешь взять с собой и фотоаппарат. Нет смысла оставлять его в машине. А как браслет семьи Блинн? Он у тебя с собой?
   Она достала его из кармана и надела на руку.
   – Я не помешана на драгоценностях, – сказала она. – Но он – прелесть, правда? Берни, мне кажется, ты кое-что забыл. Тебе нужно сейчас пойти со мной, если ты хочешь попасть в квартиру Порлок.
   – А зачем мне нужна квартира Порлок?
   – Чтобы украсть куртку из канадской рыси.
   – А зачем мне красть куртку из канадской рыси? Я начинаю чувствовать себя каким-то водевильным героем. Зачем мне...
   – Разве ты не обещал ее «фараону»?
   – А! Я не сразу понял, к чему ты клонишь. Нет, Рэй хочет для жены полноценную шубу из норки, а в шкафу у Маделейн Порлок висит куртка из канадской рыси длиной до талии. К тому же, миссис Киршман не хочет иметь ни кусочка меха диких животных.
   – Тем лучше для нее. По-видимому, я не особенно вслушивалась в вашу беседу. Значит, норку ты собираешься украсть где-то еще.
   – Всему свое время.
   – Понятно. Я слышала, как ты упомянул имя скорняка. Это-то и сбило меня с толку.
   – Арвин Танненбаум, – сказал я.
   – Да, именно.
   – Арвин Танненбаум!
   – Ты это уже говорил.
   – Арвин Танненбаум.
   – Берни, что с тобой?
   – Господи, – сказал я, поглядев на часы, – можно подумать, что у меня мало дел и мало мест, где я еще должен побывать. Времени никогда не хватает, Каролин. Ты это уже заметила? Времени никогда не хватает.
   – Берни...
   Я перегнулся и открыл ее дверцу.
   – Иди, – сказал я. – Будь полюбезнее с супругами Блинн. Попозже я за тобой заеду.

Глава 17

   Я позвонил Рэю Киршману из телефонной кабины на тротуаре Второй авеню. Он с грустью поспешил сообщить мне, что «Бульдоги» более чем вдвое увеличили разрыв в счете.
   – Смотри на вещи с оптимизмом, – сказал я ему. – Уже завтра все может выправиться.
   – Завтра у меня «Гиганты». С ними никому еще не удавалось сладить, разве что соперник добивался успеха первым в самом начале.
   – Я был бы рад поболтать с тобой еще, – сказал я, – но меня поджимает время. Я хотел попросить тебя кое-что выяснить.
   – Я что же, по-твоему, человек-автоответчик? Не многого ли ты хочешь за одну шубу?
   – Это же норка, Рэй. Подумай, на что бы только не пошли некоторые женщины ради такой шубы!
   – Очень остроумно.
   – И потом мы говорим не только о шубе. Ты кое-что мог бы получить к ней в придачу.
   – В самом деле?
   – Происходят довольно странные вещи. У тебя есть чем писать?
   Он сходил за карандашом, а когда вернулся, я рассказал ему, что нужно выяснить.
   – Постарайся быть недалеко от телефона, Рэй. Я тебе перезвоню.
   – Отлично, – сказал он. – Жду с нетерпением.
   Я вернулся в машину. Мотор я не заглушал и поэтому, включив передачу, сразу же тронулся по направлению к центру на Вторую авеню. На Двадцать третьей улице я повернул направо, а потом еще раз направо, на Шестую авеню, едва взглянув при этом на гостиницу «Грэхем». Я припарковал машину на Седьмой авеню и пешком пошел на Двадцать девятую улицу. Мотор я на этот раз выключил и отсоединил свой проводок зажигания.
   Я был в самой сердцевине торговли мехами. Этот бизнес занимал несколько кварталов, созерцание которых было бы сущим кошмаром для человека, по-настоящему озабоченного проблемами экологии. Несколько сотен маленьких лавочек находилось на одном пятачке. Здесь продавали кожу и шкурки, шили пальто, куртки, сумки и украшения. Здесь были предприятия, продающие товар оптом, и мелкие лавочки, торгующие в розницу. Было и что-то среднее между тем и другим. Здесь укорачивали, перешивали, укрепляли, пришивали пуговицы и бантики. Но мне все это было не нужно, я искал конкретное место. Оно было в конце авеню, где она пересекалась с Двадцать девятой улицей. Там целый третий этаж четырехэтажного здания с чердаком занимал Арвин Танненбаум.
   На первом этаже располагалась кофейная, закрытая в субботу и воскресенье. Справа была дверь, ведущая в маленький коридор, который заканчивался лифтом и пожарной лестницей. Дверь была заперта, но замок не показался мне непреодолимым препятствием.
   К сожалению, я не мог сказать того же о псе, который находился у двери. Это был доберман-пинчер, рожденный убивать и специально этому обученный. Он ходил по коридору, как леопард в клетке. Когда я подошел к двери, он прервал свое занятие и сосредоточил на мне все свое внимание. Снедаемый любопытством, что он намерен предпринять дальше, я взялся было за ручку двери, а он тут же пригнулся, приготовившись к прыжку. Я отдернул руку, но это не очень-то его успокоило.