— Куда? — осведомился таксист.
— Пока не знаю, — сказал я. — Поезжайте вниз, к центру, а я соображу по дороге.
Пока он вел привычный треп, в который я не вслушивался, я вынул бумажник и отыскал карточку, оставленную Джиллиан.
— Прием у косметички Кейт, — произнес я вслух. — Что можно из него извлечь? Он был почти две недели назад.
— С тобой все в порядке, парень? — спросил таксист.
— Нет, — ответил я.
Перевернув карточку, я увидел надпись: «Р7-1802».
— Попробуем, ладно? Отвезите меня по этому адресу.
— Ты в своем уме, парень?
— А что?
— Это же номер телефона!
— Да ну?
— Райнландер семь — это коммутатор. У меня телефон из одних цифр, но у некоторых людей все еще буквы и цифры. Я и сам думаю, что оно как-то солиднее глядится.
— Согласен.
— Но я не могу отвезти вас куда-то по телефонному номеру.
— А там внизу и адрес указан, — сказал я, стараясь получше всмотреться. Буквы — я не преувеличиваю — так и прыгали у меня перед глазами.
— Ну так говорите адрес.
— Обождите минуту, именно это я и хочу сделать.
— Берни? — Она нахмурилась. — Ты здоров?
— Нет.
— У тебя такой вид... Нездоров, ты говоришь? Что случилось?
— Я пьян.
Джиллиан отступила, и я вошел в ее маленькую квартирку. Софа была расстелена, и Джиллиан, видно, только что поднялась.
— Ты пьян?
— Да, пьян. Я пил оливковое масло, белое вино, содовую воду и шотландское виски со льдом. От содовой воды у меня началась кессонная болезнь, а лед вконец испортил желудок.
— Лед?
— Да, лед. А еще он сужает кровеносные сосуды, вены и артерии. От мятного ликера можно заработать диабет, но я от него воздержался. — Я стянул галстук, скатал его и убрал в карман. Потом снял пиджак, бросил его на стул. — Не знаю, как действует на человека оливковое масло, но, наверное, я напрасно на него понадеялся.
— Что ты делаешь?
— Раздеваюсь, — ответил я. — А ты что подумала? Я много чего разузнал про Кристал. Очень надеюсь, что к утру кое-что вспомню. Сейчас все из головы вылетело.
— А брюки зачем снимаешь?
— Ты права. Дьявольщина! Конечно, сначала надо ботинки снять. Обычно так и делаю, но сейчас я в скверной форме. Вино производится из винограда и отравляет кровь. Бренди дистиллируют, и это очищает его от фермента.
— Берни, а что у тебя на ботинке?
— У меня в подъезде ищейка, а на ботинке — и того хуже. Все это я знаю.
— Берни...
Я залез в постель. Там была всего одна подушка. Я сунул ее под голову, натянул на себя одеяло и впал в забытье.
Глава 9
Глава 10
— Пока не знаю, — сказал я. — Поезжайте вниз, к центру, а я соображу по дороге.
Пока он вел привычный треп, в который я не вслушивался, я вынул бумажник и отыскал карточку, оставленную Джиллиан.
— Прием у косметички Кейт, — произнес я вслух. — Что можно из него извлечь? Он был почти две недели назад.
— С тобой все в порядке, парень? — спросил таксист.
— Нет, — ответил я.
Перевернув карточку, я увидел надпись: «Р7-1802».
— Попробуем, ладно? Отвезите меня по этому адресу.
— Ты в своем уме, парень?
— А что?
— Это же номер телефона!
— Да ну?
— Райнландер семь — это коммутатор. У меня телефон из одних цифр, но у некоторых людей все еще буквы и цифры. Я и сам думаю, что оно как-то солиднее глядится.
— Согласен.
— Но я не могу отвезти вас куда-то по телефонному номеру.
— А там внизу и адрес указан, — сказал я, стараясь получше всмотреться. Буквы — я не преувеличиваю — так и прыгали у меня перед глазами.
— Ну так говорите адрес.
— Обождите минуту, именно это я и хочу сделать.
* * *
Джиллиан жила в реставрированном кирпичном доме на Восточной Восемьдесят четвертой улице, в квартале от реки. Я нашел ее звонок и позвонил, не ожидая подвоха. Я уж собрался открыть замок своим способом, но услышал ее голос по домофону, назвался, и она меня впустила. Я поднялся на три пролета вверх и увидел в дверях Джиллиан в голубом велюровом халате.— Берни? — Она нахмурилась. — Ты здоров?
— Нет.
— У тебя такой вид... Нездоров, ты говоришь? Что случилось?
— Я пьян.
Джиллиан отступила, и я вошел в ее маленькую квартирку. Софа была расстелена, и Джиллиан, видно, только что поднялась.
— Ты пьян?
— Да, пьян. Я пил оливковое масло, белое вино, содовую воду и шотландское виски со льдом. От содовой воды у меня началась кессонная болезнь, а лед вконец испортил желудок.
— Лед?
— Да, лед. А еще он сужает кровеносные сосуды, вены и артерии. От мятного ликера можно заработать диабет, но я от него воздержался. — Я стянул галстук, скатал его и убрал в карман. Потом снял пиджак, бросил его на стул. — Не знаю, как действует на человека оливковое масло, но, наверное, я напрасно на него понадеялся.
— Что ты делаешь?
— Раздеваюсь, — ответил я. — А ты что подумала? Я много чего разузнал про Кристал. Очень надеюсь, что к утру кое-что вспомню. Сейчас все из головы вылетело.
— А брюки зачем снимаешь?
— Ты права. Дьявольщина! Конечно, сначала надо ботинки снять. Обычно так и делаю, но сейчас я в скверной форме. Вино производится из винограда и отравляет кровь. Бренди дистиллируют, и это очищает его от фермента.
— Берни, а что у тебя на ботинке?
— У меня в подъезде ищейка, а на ботинке — и того хуже. Все это я знаю.
— Берни...
Я залез в постель. Там была всего одна подушка. Я сунул ее под голову, натянул на себя одеяло и впал в забытье.
Глава 9
После шести или семи часов сна, четырех таблеток аспирина и трех чашек кофе туман стал постепенно рассеиваться, и в голове прояснилось. Я посмотрел на Джиллиан, сидевшую в шезлонге с чашкой кофе на колене.
— Извини, — сказал я уже в который раз.
— Ничего страшного, Берни.
— Свалился как снег на голову посреди ночи, скинул одежду и прямо к тебе в постель. А что тут смешного?
— Можно подумать, ты об изнасиловании рассказываешь. Пришлось слишком много выпить, только и всего. Да и переночевать где-то нужно было.
— Если бы у меня была голова на плечах, я бы пошел в отель.
— Тебе пришлось бы трудно: не во всякий отель бы пустили.
— Представляю, как жутко я выглядел, — сказал я, понурив голову.
— Да, ты был не в лучшей форме. А ботинок твой я, между прочим, отчистила.
— Бог ты мой, прости великодушно. И зачем только люди держат собак в городе?
— Чтобы защитить квартиры от взломщиков.
— Дьявольски разумно с их стороны. — Я допил кофе и машинально похлопал себя по нагрудному карману: там, бывало, лежала пачка сигарет. Я бросил курить несколько лет назад, но все еще тянусь к карману. Трудно избавиться от старой привычки. — Так где же ты спала ночью?
— В шезлонге.
— Поверь, я очень сожалею.
— Берни, оставь. — Джиллиан улыбнулась. Она выглядела удивительно свежо для человека, проведшего ночь в шезлонге. На ней были джинсы и бледно-голубой свитер — потрясающая девушка. На мне же был вчерашний костюм минус пиджак и галстук.
— Ты вчера говорил, что узнал что-то новое о Кристал.
— Да, узнал.
— Но вчера ты ничего не мог вспомнить.
— Неужели?
— Вчера ты был слишком измотан. А теперь вспомнил?
Я ответил не сразу. Откинулся, закрыл глаза и принялся напрягать свою память. В конце концов нужные факты всплыли.
— Мужчин было трое, — начал я. — В основном я все узнал от женщины по имени Фрэнки, подружки Кристал по гулянкам и попойкам. Когда я повстречал Фрэнки, она уже была под градусом, а потом еще больше закосела, но, думаю, она действительно знает, о чем говорит.
— Ну, и что она рассказала?
— По ее словам, Кристал любила повеселиться. Все, что ей нужно было в жизни, — это пара рюмок доброго вина, шутки, смех. Не считая расхожей мечты о настоящей любви, разумеется.
— Плюс дорогие побрякушки на миллион долларов.
— Фрэнки ничего не говорила о побрякушках. Наверное, Кристал не надевала дорогих украшений, когда ходила по барам. Из рассказа Фрэнки можно понять, что Кристал вовсе не стремилась к случайным связям. Она посещала бары, чтобы выпить вина, поболтать с приятелями. Случалось, она прихватывала домой и выпивку, и нового дружка в придачу, но, как правило, водила знакомство с тремя старыми приятелями.
— И один из них ее и прирезал?
Я пожал плечами.
— Разумное заключение. Так или иначе, в ее жизни было трое мужчин. — Я взял вчерашнюю «Дейли ньюс» и ткнул пальцем в уголовную хронику, которую мы с ней уже читали. Патологоанатом сообщал о фактах, которые мне были известны и так. — Кристал была близка с кем-то в тот вечер, когда ее убили, причем в ранние часы: навряд ли она напилась в баре и приволокла оттуда кого-то к себе домой.
— Не знаю, Берни. По словам Крейга, она шлялась куда больше, чем полагает Фрэнки.
— Но Крейг предубежден, ему ведь приходилось платить ей алименты.
— Верно. А ты узнал, кто они, эти трое?
Я кивнул.
— Вот тут-то и загвоздка. Пришлось расспрашивать Фрэнки очень осторожно: заподозри она излишнюю заинтересованность, сразу бы насторожилась. А позже я уже так накачался, что не годился на роль окружного прокурора. Впрочем, навряд ли я вытянул бы из Фрэнки еще какие-то сведения о любовниках Кристал. Двое из них, кажется, женаты.
— Почти все окружающие женаты.
— Да что ты? А я думал — все в разводе. Но те двое ее приятелей женаты.
Я подумал про себя, что к ним следует причислить и того, кто развлекался с ней в постели, когда я задыхался в стенном шкафу, — того; кто торопился к своей Как-ее-там-по-имени.
— Один из ее приятелей — юрист. Фрэнки называла его Судейская Ищейка, а иногда — Липучка. Кажется, его зовут Джон.
— Ты не знаешь наверняка?
— Хм... Фрэнки, рассказывая про него, пару раз изображала ведущего телепередачу: «А вот наконец и Джонни!» Думаю, это его имя.
— Стало быть, женатый юрист по имени Джон.
— Верно.
— Такие сведения сужают круг.
— Конечно. Женатого Приятеля Номер Два разыскать легче. Он художник, и его зовут Грабов.
— Это его фамилия?
— Думаю, да. Конечно, у него есть и имя, но богема из пижонства величает себя по фамилии. У Фрэнки весьма смутное представление о Грабове.
— Сдается мне, у нее обо всех весьма смутное представление.
— Возможно, но, по-моему, она Грабова в глаза не видела. Такое у меня сложилось впечатление. С Судейской Ищейкой она часто встречалась, потому что Кристал шаталась с ним по барам. Фрэнки говорит, было очень смешно, правда, я не понял: то ли они вместе над чем-то смеялись, то ли Фрэнки над ним. Но у меня такое ощущение, что о Грабове она знала лишь со слов Кристал, стало быть, не так уж и много.
— А третий кто?
— Ну, с этим проще. Может быть, потому, что он не женат (во всяком случае, я так считаю), значит, ему и прятаться нечего. Его-то Фрэнки знает. Он бармен по прозвищу Голова из «Паучьего зала». Я и там вчера побывал.
— Так ты его видел?
— Нет, мы затем и пошли туда, чтоб его увидеть, но вместо него работал Ллойд: они поменялись.
— А кто такой Ллойд?
— Бармен, который вчера стоял за стойкой в «Паучьем зале». Ну, доложу тебе, мастер своего дела. Вот фамилию Головы я не знаю, как, впрочем, и фамилию Фрэнки, и всех остальных. У всех гуляк из вчерашней компании нет фамилии. Но разыскать Голову будет нетрудно, если, конечно, он свою работу не бросил.
— Интересно, почему его вчера не было?
— Понятия не имею. Думаю, бармены часто меняются сменами. Возможно, не мог пропустить какую-нибудь передачу по телевизору. А может, и того проще: остался дома, чтобы смыть кровь Кристал с фирменной тенниски «Паучьего зала». Хотя вряд ли: крови-то было всего ничего.
— Откуда ты знаешь, Берни?
Хороший вопрос.
— Ее закололи в сердце, в этом случае крови бывает мало.
— О!...
— Так вот какими сведениями мы располагаем. — Я решил, что пора переменить тему разговора. — Судейская Ищейка, художник Грабов и бармен Голова. Пока надо сконцентрировать внимание на этих троих.
— Каким образом?
— Ну, для начала надо узнать, что они собой представляют.
— А потом?
«А потом я выясню, кто стянул драгоценности», — подумал я. Конечно, я не мог говорить на эту тему с Джиллиан. Она ничего не знала о моем дипломате из первоклассной замши, наполненном дважды украденными драгоценностями, как и о том, что Б. Г. Роденбарр находился в доме Кристал, когда ее убили.
— А потом, — ответил я Джиллиан, — мы выясним, у кого из них были основания убить Кристал, и связан ли кто-нибудь из них с Крейгом: ведь убийца навряд ли явился со скальпелем только потому, что в ближайшей скобяной лавке не оказалось метательного копья. Если вдруг обнаружится, что Крейг делал ему вставную челюсть... О Боже, какой же я дурак! Я и впрямь заявился к тебе вчера в худшем виде: ночная попойка, тяжелое похмелье. Хоть мой разум еще и несколько затуманен, но он имеется, поверь. Не великий, но он служил мне верой и правдой все эти годы.
— Так что ты предлагаешь?
— Просмотреть картотеку Крейга: не окажутся ли там Голова, Грабов и Судейская Ищейка. Ведь у Крейга имеется картотека его пациентов? Если Грабов к нему когда-либо обращался, ты его наверняка найдешь. Надеюсь, Фрэнки назвала имя правильно. Отыскать Голову будет потруднее: надо узнать его имя и фамилию, но это не займет много времени, и тогда ты сможешь узнать, связан ли он каким-либо образом с Крейгом. А вот где загвоздка, так это с юристом Джонни. Вряд ли пациенты оставляют у вас данные о своей профессии.
Джиллиан покачала головой.
— В карточке указывается место работы и даже фамилия работодателя, но когда у наших клиентов свое дело или свободная профессия, они эту графу не заполняют. Но я знаю, что делать.
— И что же?
— Я просмотрю картотеку и исключу всех Джонов, которые наверняка не юристы, а потом проверю оставшихся по «Желтым страницам». Разумеется, там перечислены не все юристы. Большинства нет, но все же стоит попробовать, как ты думаешь?
— Дальний прицел. Тяжелая, нудная работа.
— Я понимаю.
— Но порой тот, кто ищет иголку в стоге сена, ее находит. Если тебе не жалко времени...
— Мне все равно заняться нечем, а так будет хотя бы сознание, что я как-то пытаюсь помочь делу.
— Ты укрываешь беглеца, — напомнил я. — Это немало.
— Так ты считаешь себя беглецом? Только потому, что увидел возле своего дома полицейского? Но ведь это вовсе не означает, что он явился за тобой. Возможно, у него другой жилец на подозрении.
— Например, миссис Хеш. Он явился арестовать ее за курение в лифте.
— Но ведь он даже не один из тех, с кем мы виделись накануне, Берни. Почему ты решил, что он выслеживает тебя? Я поняла бы твои опасения, если бы... Не могу припомнить, как их звали.
— Тодрас и Нисуондер. Тодрас как из гранитной глыбы высечен, со зловещим оскалом, а Нисуондер похож на ласку — проныра и пролаза.
— Так вот, окажись они возле твоего дома, еще можно было бы чего-нибудь опасаться. Но я не думаю... Кто бы это мог быть?
Второй звонок в дверь сразу настроил ее на иной лад.
— Я появился ночью около часа, — быстро сказал я. — Ушел час тому назад. Тебе ничего не известно о том, что я взломщик. Я вообще не упоминал о роде своих занятий: не такие мы уж давние знакомые. Ты и с другими встречаешься, хоть и скрываешь это от меня.
— Берни, я...
— Слушай внимательно. Ничего страшного, если ищейки подождут минуту. Они внизу и не станут взламывать входную дверь. Ты девушка Крейга, — неплохая мысль подкинуть им эту идею, — но не отличаешься постоянством. Ни Крейг, ни я не знаем, что мы соперники. А теперь ответь по домофону. Я успею смыться, пока любой нью-йоркский «фараон» втащит свою задницу на третий этаж.
Джиллиан подошла к домофону.
— Алло! Кто там?
— Откройте — полиция.
Джиллиан обернулась ко мне. Я кивнул, и она нажала кнопку, открывающую входную дверь. Я приоткрыл дверь ее квартиры, оглядел холл.
— Это важно, — успел предупредить я Джиллиан. — Ты, сама того не зная, укрывала беглеца, но это не твоя вина. Откуда мне известно, что я беглец? Да, я солгал относительно своих занятий, но им-то какое дело? Я не хотел, чтобы ты узнала правду. Надеюсь, мы оба выкрутимся. Я с тобой позже свяжусь — позвоню домой или в приемную. Не позабудь проглядеть картотеку.
— Берни...
— Я спешу, — бросил я, быстро поцеловал Джиллиан и был таков.
Солнце, казалось, светило ярче, чем обычно. Я прищурился, поморгал глазами и вдруг услышал:
— Берни, старый приятель, не ты ли это?
Привалившись толстым задом к крылу бело-голубой полицейской машины, стоял Рэй Киршман, самый лучший из продажных ищеек. На его широкой физиономии расплылась ленивая, нестерпимо самодовольная улыбка.
— Привет, Рэй, — отозвался я, — давненько не виделись!
— Сколько зим, сколько лет!... — Он распахнул дверцу салона и кивнул: — Залезай, покатаемся. Уж больно утро славное, в такое погожее утро неохота сидеть взаперти, в камере, к примеру. Залезай, Берни.
И я залез.
— Извини, — сказал я уже в который раз.
— Ничего страшного, Берни.
— Свалился как снег на голову посреди ночи, скинул одежду и прямо к тебе в постель. А что тут смешного?
— Можно подумать, ты об изнасиловании рассказываешь. Пришлось слишком много выпить, только и всего. Да и переночевать где-то нужно было.
— Если бы у меня была голова на плечах, я бы пошел в отель.
— Тебе пришлось бы трудно: не во всякий отель бы пустили.
— Представляю, как жутко я выглядел, — сказал я, понурив голову.
— Да, ты был не в лучшей форме. А ботинок твой я, между прочим, отчистила.
— Бог ты мой, прости великодушно. И зачем только люди держат собак в городе?
— Чтобы защитить квартиры от взломщиков.
— Дьявольски разумно с их стороны. — Я допил кофе и машинально похлопал себя по нагрудному карману: там, бывало, лежала пачка сигарет. Я бросил курить несколько лет назад, но все еще тянусь к карману. Трудно избавиться от старой привычки. — Так где же ты спала ночью?
— В шезлонге.
— Поверь, я очень сожалею.
— Берни, оставь. — Джиллиан улыбнулась. Она выглядела удивительно свежо для человека, проведшего ночь в шезлонге. На ней были джинсы и бледно-голубой свитер — потрясающая девушка. На мне же был вчерашний костюм минус пиджак и галстук.
— Ты вчера говорил, что узнал что-то новое о Кристал.
— Да, узнал.
— Но вчера ты ничего не мог вспомнить.
— Неужели?
— Вчера ты был слишком измотан. А теперь вспомнил?
Я ответил не сразу. Откинулся, закрыл глаза и принялся напрягать свою память. В конце концов нужные факты всплыли.
— Мужчин было трое, — начал я. — В основном я все узнал от женщины по имени Фрэнки, подружки Кристал по гулянкам и попойкам. Когда я повстречал Фрэнки, она уже была под градусом, а потом еще больше закосела, но, думаю, она действительно знает, о чем говорит.
— Ну, и что она рассказала?
— По ее словам, Кристал любила повеселиться. Все, что ей нужно было в жизни, — это пара рюмок доброго вина, шутки, смех. Не считая расхожей мечты о настоящей любви, разумеется.
— Плюс дорогие побрякушки на миллион долларов.
— Фрэнки ничего не говорила о побрякушках. Наверное, Кристал не надевала дорогих украшений, когда ходила по барам. Из рассказа Фрэнки можно понять, что Кристал вовсе не стремилась к случайным связям. Она посещала бары, чтобы выпить вина, поболтать с приятелями. Случалось, она прихватывала домой и выпивку, и нового дружка в придачу, но, как правило, водила знакомство с тремя старыми приятелями.
— И один из них ее и прирезал?
Я пожал плечами.
— Разумное заключение. Так или иначе, в ее жизни было трое мужчин. — Я взял вчерашнюю «Дейли ньюс» и ткнул пальцем в уголовную хронику, которую мы с ней уже читали. Патологоанатом сообщал о фактах, которые мне были известны и так. — Кристал была близка с кем-то в тот вечер, когда ее убили, причем в ранние часы: навряд ли она напилась в баре и приволокла оттуда кого-то к себе домой.
— Не знаю, Берни. По словам Крейга, она шлялась куда больше, чем полагает Фрэнки.
— Но Крейг предубежден, ему ведь приходилось платить ей алименты.
— Верно. А ты узнал, кто они, эти трое?
Я кивнул.
— Вот тут-то и загвоздка. Пришлось расспрашивать Фрэнки очень осторожно: заподозри она излишнюю заинтересованность, сразу бы насторожилась. А позже я уже так накачался, что не годился на роль окружного прокурора. Впрочем, навряд ли я вытянул бы из Фрэнки еще какие-то сведения о любовниках Кристал. Двое из них, кажется, женаты.
— Почти все окружающие женаты.
— Да что ты? А я думал — все в разводе. Но те двое ее приятелей женаты.
Я подумал про себя, что к ним следует причислить и того, кто развлекался с ней в постели, когда я задыхался в стенном шкафу, — того; кто торопился к своей Как-ее-там-по-имени.
— Один из ее приятелей — юрист. Фрэнки называла его Судейская Ищейка, а иногда — Липучка. Кажется, его зовут Джон.
— Ты не знаешь наверняка?
— Хм... Фрэнки, рассказывая про него, пару раз изображала ведущего телепередачу: «А вот наконец и Джонни!» Думаю, это его имя.
— Стало быть, женатый юрист по имени Джон.
— Верно.
— Такие сведения сужают круг.
— Конечно. Женатого Приятеля Номер Два разыскать легче. Он художник, и его зовут Грабов.
— Это его фамилия?
— Думаю, да. Конечно, у него есть и имя, но богема из пижонства величает себя по фамилии. У Фрэнки весьма смутное представление о Грабове.
— Сдается мне, у нее обо всех весьма смутное представление.
— Возможно, но, по-моему, она Грабова в глаза не видела. Такое у меня сложилось впечатление. С Судейской Ищейкой она часто встречалась, потому что Кристал шаталась с ним по барам. Фрэнки говорит, было очень смешно, правда, я не понял: то ли они вместе над чем-то смеялись, то ли Фрэнки над ним. Но у меня такое ощущение, что о Грабове она знала лишь со слов Кристал, стало быть, не так уж и много.
— А третий кто?
— Ну, с этим проще. Может быть, потому, что он не женат (во всяком случае, я так считаю), значит, ему и прятаться нечего. Его-то Фрэнки знает. Он бармен по прозвищу Голова из «Паучьего зала». Я и там вчера побывал.
— Так ты его видел?
— Нет, мы затем и пошли туда, чтоб его увидеть, но вместо него работал Ллойд: они поменялись.
— А кто такой Ллойд?
— Бармен, который вчера стоял за стойкой в «Паучьем зале». Ну, доложу тебе, мастер своего дела. Вот фамилию Головы я не знаю, как, впрочем, и фамилию Фрэнки, и всех остальных. У всех гуляк из вчерашней компании нет фамилии. Но разыскать Голову будет нетрудно, если, конечно, он свою работу не бросил.
— Интересно, почему его вчера не было?
— Понятия не имею. Думаю, бармены часто меняются сменами. Возможно, не мог пропустить какую-нибудь передачу по телевизору. А может, и того проще: остался дома, чтобы смыть кровь Кристал с фирменной тенниски «Паучьего зала». Хотя вряд ли: крови-то было всего ничего.
— Откуда ты знаешь, Берни?
Хороший вопрос.
— Ее закололи в сердце, в этом случае крови бывает мало.
— О!...
— Так вот какими сведениями мы располагаем. — Я решил, что пора переменить тему разговора. — Судейская Ищейка, художник Грабов и бармен Голова. Пока надо сконцентрировать внимание на этих троих.
— Каким образом?
— Ну, для начала надо узнать, что они собой представляют.
— А потом?
«А потом я выясню, кто стянул драгоценности», — подумал я. Конечно, я не мог говорить на эту тему с Джиллиан. Она ничего не знала о моем дипломате из первоклассной замши, наполненном дважды украденными драгоценностями, как и о том, что Б. Г. Роденбарр находился в доме Кристал, когда ее убили.
— А потом, — ответил я Джиллиан, — мы выясним, у кого из них были основания убить Кристал, и связан ли кто-нибудь из них с Крейгом: ведь убийца навряд ли явился со скальпелем только потому, что в ближайшей скобяной лавке не оказалось метательного копья. Если вдруг обнаружится, что Крейг делал ему вставную челюсть... О Боже, какой же я дурак! Я и впрямь заявился к тебе вчера в худшем виде: ночная попойка, тяжелое похмелье. Хоть мой разум еще и несколько затуманен, но он имеется, поверь. Не великий, но он служил мне верой и правдой все эти годы.
— Так что ты предлагаешь?
— Просмотреть картотеку Крейга: не окажутся ли там Голова, Грабов и Судейская Ищейка. Ведь у Крейга имеется картотека его пациентов? Если Грабов к нему когда-либо обращался, ты его наверняка найдешь. Надеюсь, Фрэнки назвала имя правильно. Отыскать Голову будет потруднее: надо узнать его имя и фамилию, но это не займет много времени, и тогда ты сможешь узнать, связан ли он каким-либо образом с Крейгом. А вот где загвоздка, так это с юристом Джонни. Вряд ли пациенты оставляют у вас данные о своей профессии.
Джиллиан покачала головой.
— В карточке указывается место работы и даже фамилия работодателя, но когда у наших клиентов свое дело или свободная профессия, они эту графу не заполняют. Но я знаю, что делать.
— И что же?
— Я просмотрю картотеку и исключу всех Джонов, которые наверняка не юристы, а потом проверю оставшихся по «Желтым страницам». Разумеется, там перечислены не все юристы. Большинства нет, но все же стоит попробовать, как ты думаешь?
— Дальний прицел. Тяжелая, нудная работа.
— Я понимаю.
— Но порой тот, кто ищет иголку в стоге сена, ее находит. Если тебе не жалко времени...
— Мне все равно заняться нечем, а так будет хотя бы сознание, что я как-то пытаюсь помочь делу.
— Ты укрываешь беглеца, — напомнил я. — Это немало.
— Так ты считаешь себя беглецом? Только потому, что увидел возле своего дома полицейского? Но ведь это вовсе не означает, что он явился за тобой. Возможно, у него другой жилец на подозрении.
— Например, миссис Хеш. Он явился арестовать ее за курение в лифте.
— Но ведь он даже не один из тех, с кем мы виделись накануне, Берни. Почему ты решил, что он выслеживает тебя? Я поняла бы твои опасения, если бы... Не могу припомнить, как их звали.
— Тодрас и Нисуондер. Тодрас как из гранитной глыбы высечен, со зловещим оскалом, а Нисуондер похож на ласку — проныра и пролаза.
— Так вот, окажись они возле твоего дома, еще можно было бы чего-нибудь опасаться. Но я не думаю... Кто бы это мог быть?
Второй звонок в дверь сразу настроил ее на иной лад.
— Я появился ночью около часа, — быстро сказал я. — Ушел час тому назад. Тебе ничего не известно о том, что я взломщик. Я вообще не упоминал о роде своих занятий: не такие мы уж давние знакомые. Ты и с другими встречаешься, хоть и скрываешь это от меня.
— Берни, я...
— Слушай внимательно. Ничего страшного, если ищейки подождут минуту. Они внизу и не станут взламывать входную дверь. Ты девушка Крейга, — неплохая мысль подкинуть им эту идею, — но не отличаешься постоянством. Ни Крейг, ни я не знаем, что мы соперники. А теперь ответь по домофону. Я успею смыться, пока любой нью-йоркский «фараон» втащит свою задницу на третий этаж.
Джиллиан подошла к домофону.
— Алло! Кто там?
— Откройте — полиция.
Джиллиан обернулась ко мне. Я кивнул, и она нажала кнопку, открывающую входную дверь. Я приоткрыл дверь ее квартиры, оглядел холл.
— Это важно, — успел предупредить я Джиллиан. — Ты, сама того не зная, укрывала беглеца, но это не твоя вина. Откуда мне известно, что я беглец? Да, я солгал относительно своих занятий, но им-то какое дело? Я не хотел, чтобы ты узнала правду. Надеюсь, мы оба выкрутимся. Я с тобой позже свяжусь — позвоню домой или в приемную. Не позабудь проглядеть картотеку.
— Берни...
— Я спешу, — бросил я, быстро поцеловал Джиллиан и был таков.
* * *
Я успел подняться на этаж выше, пока полицейские взбирались на третий этаж. Подождал наверху, пока они вошли в квартиру. Наконец дверь за ними закрылась. Я выждал еще минуту: пусть расположатся поудобнее, потом спустился и приложил ухо к двери. Я слышал голоса, но слов не различал. Полицейских было двое — это я определил еще раньше, по шагам, а теперь явственно слышал два голоса. Поскольку я не мог понять, о чем речь, торчать под дверью не имело смысла, к тому же я опасался, что у ищеек сработает охотничий инстинкт, и они распахнут дверь. Спустившись, я достал из кармана галстук, но он оказался мятым, пришлось сунуть его обратно.Солнце, казалось, светило ярче, чем обычно. Я прищурился, поморгал глазами и вдруг услышал:
— Берни, старый приятель, не ты ли это?
Привалившись толстым задом к крылу бело-голубой полицейской машины, стоял Рэй Киршман, самый лучший из продажных ищеек. На его широкой физиономии расплылась ленивая, нестерпимо самодовольная улыбка.
— Привет, Рэй, — отозвался я, — давненько не виделись!
— Сколько зим, сколько лет!... — Он распахнул дверцу салона и кивнул: — Залезай, покатаемся. Уж больно утро славное, в такое погожее утро неохота сидеть взаперти, в камере, к примеру. Залезай, Берни.
И я залез.
Глава 10
Каждый квартал в Нью-Йорке имеет пять гидрантов, установленных вдоль тротуара. Их разместили таким образом, чтобы полицейские машины не кружили понапрасну в поисках места для парковки. Рэй, отъехав от одного из них, сказал, что я разминулся с его приятелями.
— Парочка ребят в штатском, — пояснил он. — По мне так и в форме хорошо. А ты чуть лбом с ними не столкнулся. Ну, скажем, они в лифте поднимались, а ты по лестнице сбежал.
— Нет там никакого лифта.
— Да ну? Тогда тебе здорово повезло, Берни, что на них не наскочил. Да ты вчера с ними уже познакомился. А вот здесь они тебя прозевали. Теперь спустятся — глянь, и мой след тоже простыл. Вряд ли они пожалеют, что я убрался восвояси. Припожаловали сюда на собственной машине. А я за ними увязался, хоть и чувствовал, что им это не по нраву. Стоит нашему брату напялить на себя штатское, как он сразу надувается от спеси. Понимаешь, о чем говорю? Он вдруг воображает себя Человеком, а не просто полицейским. Закурить хочешь?
— Я давно бросил курить.
— Молодец! Сильный у тебя характер. Я бы тоже бросил, да духу не хватает. Что это ты им мозги пудрил насчет тетушки-учительницы в Бронксе?
— Ну, ты и сам понимаешь, как это бывает, Рэй.
— Понимаю, что правда, то правда.
— Я на девушку хотел произвести впечатление. Мы недавно познакомились, а один из этих полицейских припомнил мою фамилию. Вот я и не хотел, чтобы она знала про мое уголовное прошлое.
— Уголовное прошлое, говоришь?
— Ну да.
— Но это все уже позади, уголовное прошлое. Ты ведь теперь Стэнли Стрейтарроу.
— Верно.
— Хм...
Рэй закурил. Я опустил стекло, чтобы дым вышел, а нью-йоркский воздух вошел. Тщетные старания.
— А ты какое имеешь отношение к этому Шелдрейку?
— Он мой дантист.
— Я вот тоже завел себе дантиста. Говорят, надо два раза в год показываться, а мне все недосуг. Я не охотник по приемным околачиваться, с сестрами заигрывать.
— С гигиенистами.
— Один черт. А ты, я смотрю, отчаянным болельщиком заделался?
— Если могу попасть на встречу по боксу, хожу.
— Да, когда-то были бои что надо. Помнишь, по средам на арене Сейнт-Ник? А постоянные встречи в Саннисайд Гарденс в Куинсе? Ты-то хоть там бывал?
— Кажется, был два-три раза. Несколько лет назад, да?
— Много, много лет назад, — сказал Рэй. — Мне понравилось, как ты всучил Тодрасу и Нисуондеру корешок от билета. Так, мол, случайно при себе оказался. Ей-богу, понравилось.
— На мне был тот же самый пиджак.
— Ясное дело. Но окажись я на твоем месте и пожелай обеспечить себе алиби, я бы действовал иначе. Сказал бы, что корешок в другом пиджаке, притащил бы их к себе домой, долго-долго рылся бы в шкафу, а потом наконец нашел корешок. Так бы оно больше походило на правду. А то — туфта, ничего не скажешь.
— А я вовсе и не обеспечивал себе алиби, Рэй. Я действительно был на встрече по боксу в тот вечер.
— Так-так. А что, если ты завернул туда по пути домой и подобрал выброшенный кем-то корешок, вот было бы интересно? Это означало бы, что ты заранее обеспечил себе алиби, а все вокруг еще понятия не имели, зачем это алиби нужно. А вот если ты знал, что жену Шелдрейка пришили, когда она еще тепленькая была, то совсем хорошо. Какая удача для тебя, а?
— Прекрасно, — сказал я. — Выходит, иметь алиби еще хуже, чем его не иметь.
— Я тебя понимаю, Берни, черт побери! Поработаешь с мое в управлении, сам станешь подозрительным. Начисто теряешь способность принимать все за чистую монету. Вот ты просто прихватил с собой корешок, а со стороны кажется, что я уже шью тебе дело.
— А я думал: дело открыли и тут же закрыли. Вы же решили, что муж виноват.
— В убийстве? Да, похоже, они себе так все представляют. Человек убивает бывшую жену и оставляет скальпель торчать у нее в груди. Будто расписался в убийстве, да? Если бы я вел это дело, наверняка заподозрил бы неладное. Уж больно гладко все получается, и корешок от билета очень кстати пришелся. Но я не веду дело, и разве тягловый скот в синей форме способен разобраться с таким тонким делом, как убийство? В таких вещах только те, что ходят в костюмах-тройках, и разбираются. А я не сую нос не в свое дело: пусть убийствами занимаются эти парни в костюмах и при галстуках. Я знаю свое дело, Берни.
— И какое же это дело, Рэй?
— Вот это хороший вопрос!
Загорелся зеленый свет, и Рэй сделал правый поворот. Его толстые пальцы нежно поглаживали руль.
— Я тебе отвечу, — сказал он. — Видно, недаром я столько лет ношу полицейскую форму. А все потому, что не заношусь высоко. Моя беда в том, что я сразу вижу то, что лезет в глаза. Вижу корешок от билета, случайно оказавшийся у кого-то в кармане, и с ходу понимаю: запланированное алиби. Гляжу на парня, предъявившего корешок. Он всю свою жизнь ворует вещи из чужих домов. Делаю вывод: кража со взломом. Стало быть, мы имеем дело с вором, заранее получившим алиби. Наутро он появляется в кабинете дантиста, прикончившего свою жену, а на следующее утро выходит на цыпочках из спальни медицинской сестры этого самого дантиста. Не знаю, что тут намудрят хитроумные парни в штатском, но старина Рэй — он зрит в корень.
Впереди автофургон устроил пробку. Некоторые водители принялись сигналить, давая себе разрядку, но Рэй не торопился.
— Не понимаю, куда ты клонишь, — заметил я.
— Брось, Берни, какого черта ты придуриваешься? Мы с тобой с глазу на глаз беседуем в этой пробке, так что давай перейдем к сути дела. Я так понимаю: ты прикинул, что обчистить дамочку Шелдрейк — пара пустяков. Может, ты держал ушки на макушке, когда тебе зуб бурили, а может, получил наводку от сестрички, с которой завел шуры-муры... В любом случае ты решил наведаться в Греймерси: открою, мол, пару замков и посмотрю, что где плохо лежит. Может, ты поспел туда до появления дантиста, но тогда с чего ты взял, что понадобится алиби? Нет, послушай, как это мне представляется. Ты забрался в квартиру, а дамочку уже укокошили. Ты живехонько набил карманы побрякушками и тут же смылся. А по дороге заскочил на встречу по боксу и подобрал с пола корешок. Утречком первым делом отправился к дантисту в приемную — пронюхать, как обернулось дело, не грозит ли тебе беда.
— А с чего ты взял, что квартиру обокрали?
— У покойницы было больше драгоценностей, чем в витрине самого шикарного ювелирного магазина. Поработал классно: теперь там — хоть шаром покати. Не ушли же камушки на своих ножках!...
— Не исключено, что драгоценности лежат в банковском сейфе.
— Ни одна дамочка не запрячет все побрякушки в банковский сейф.
— Возможно, Шелдрейк их унес.
— Точно. Он перевернул дом вверх дном, унес все драгоценности, но по рассеянности забыл свой — как его там! — свой скальпель, воткнутый ей в сердце. Не думаю.
— А почему бы полицейским не поживиться?
— Это следователям-то? — Рэй цокнул языком. — Берни, ты меня удивляешь. Неужто следователи станут обирать покойников?
— Такое иногда случалось.
— Честно? Прямо жуть берет. Но в деле Шелдрейк это исключено. Когда взламывали дверь, позвали соседку с нижнего этажа. Кто бы стал красть у нее на глазах? Ты меня удивляешь.
— Кто же пойдет на кражу со взломом, если надо переступить через труп, чтобы завладеть побрякушками? Рэй, это ты меня удивляешь!
— Возможно, ты прав.
— Не возможно, а точно.
Рэй упрямо покачал головой:
— Нет, ты меня не уломаешь. Знаешь, какое у тебя нутро? Нутро вора, Берни. Я помню, как ты блефовал, когда мы с этой сволочью Лореном Крамером сцапали тебя в квартире на Восточных Шестидесятых. Там тоже был труп в спальне, а тебе хоть бы хны.
— Так я же не знал, что там был труп! Помнишь?
Рэй пожал плечами.
— Какая разница? У тебя нутро вора, что ни говори. Иначе — зачем тебе понадобилось алиби?
— А что, если я и впрямь ходил на встречу по боксу, Рэй? Тебе это в голову не приходило?
— Приходило, но ненадолго.
— Так, возможно, я получил свое алиби, сам того не желая, потому что действительно был на встрече...
— Ну как же, как же!...
— ...потому что я совсем другим занят. Не нужны мне эти дорогие побрякушки. Их все труднее и труднее сбыть. Ты знаешь, какие они подлые, эти скупщики краденого. Может, я коллекцию монет украл, а алиби обеспечил себе так, на всякий случай. Вы ведь всегда ко мне постучитесь, если у кого-нибудь коллекция монет вдруг уплывет.
— Не слышал, чтобы у кого-то вчера вечером украли коллекцию монет.
— Но ведь владельца коллекции, возможно, нет в городе, может статься, он еще не хватился.
— А ты, возможно, украл свинью-копилку у какого-нибудь карапуза, и полиция ничего не знает, потому что он весь в слезах и в соплях.
— Может быть.
— Может, дерьмо и не воняет, Берни, но, по-моему, камешки дамочки Шелдрейк у тебя.
— Нет их у меня.
— Ну что же, твое дело все отметать. Это не значит, что я должен верить.
— Но это правда.
— Конечно. Ты провел ночку с сестричкой дантиста, потому что тебе некуда деться. Я верю тебе, Берни. Потому-то я все еще по-прежнему в синей форме.
Я ничего не ответил и больше не вступал с ним в спор. Некоторое время мы ехали молча. Автофургон давно исчез из виду, и мы плыли в общем потоке, иногда сворачивая вправо или влево, по улицам Манхэттена. Денек выдался погожий, прямо августовский.
— Рэй?
— Да, Берни?
— Чего ты хочешь?
— Всегда чего-нибудь хочется. Есть такая книга «Ищи шанс для собственной персоны», довелось как-то прочесть большой отрывок в журнале. Так вот, эта книга учит: люби себя, пусть другие сами ищут место для своей задницы. Это ж надо, людям приходится по книжке учиться тому, что мы с молоком матери усвоили.
— Так чего ты хочешь, Рэй?
— Закуришь, Берни? Ах, черт, ты же говорил, что бросил! Не возражаешь, если я закурю?
— Стерплю как-нибудь.
— Парочка ребят в штатском, — пояснил он. — По мне так и в форме хорошо. А ты чуть лбом с ними не столкнулся. Ну, скажем, они в лифте поднимались, а ты по лестнице сбежал.
— Нет там никакого лифта.
— Да ну? Тогда тебе здорово повезло, Берни, что на них не наскочил. Да ты вчера с ними уже познакомился. А вот здесь они тебя прозевали. Теперь спустятся — глянь, и мой след тоже простыл. Вряд ли они пожалеют, что я убрался восвояси. Припожаловали сюда на собственной машине. А я за ними увязался, хоть и чувствовал, что им это не по нраву. Стоит нашему брату напялить на себя штатское, как он сразу надувается от спеси. Понимаешь, о чем говорю? Он вдруг воображает себя Человеком, а не просто полицейским. Закурить хочешь?
— Я давно бросил курить.
— Молодец! Сильный у тебя характер. Я бы тоже бросил, да духу не хватает. Что это ты им мозги пудрил насчет тетушки-учительницы в Бронксе?
— Ну, ты и сам понимаешь, как это бывает, Рэй.
— Понимаю, что правда, то правда.
— Я на девушку хотел произвести впечатление. Мы недавно познакомились, а один из этих полицейских припомнил мою фамилию. Вот я и не хотел, чтобы она знала про мое уголовное прошлое.
— Уголовное прошлое, говоришь?
— Ну да.
— Но это все уже позади, уголовное прошлое. Ты ведь теперь Стэнли Стрейтарроу.
— Верно.
— Хм...
Рэй закурил. Я опустил стекло, чтобы дым вышел, а нью-йоркский воздух вошел. Тщетные старания.
— А ты какое имеешь отношение к этому Шелдрейку?
— Он мой дантист.
— Я вот тоже завел себе дантиста. Говорят, надо два раза в год показываться, а мне все недосуг. Я не охотник по приемным околачиваться, с сестрами заигрывать.
— С гигиенистами.
— Один черт. А ты, я смотрю, отчаянным болельщиком заделался?
— Если могу попасть на встречу по боксу, хожу.
— Да, когда-то были бои что надо. Помнишь, по средам на арене Сейнт-Ник? А постоянные встречи в Саннисайд Гарденс в Куинсе? Ты-то хоть там бывал?
— Кажется, был два-три раза. Несколько лет назад, да?
— Много, много лет назад, — сказал Рэй. — Мне понравилось, как ты всучил Тодрасу и Нисуондеру корешок от билета. Так, мол, случайно при себе оказался. Ей-богу, понравилось.
— На мне был тот же самый пиджак.
— Ясное дело. Но окажись я на твоем месте и пожелай обеспечить себе алиби, я бы действовал иначе. Сказал бы, что корешок в другом пиджаке, притащил бы их к себе домой, долго-долго рылся бы в шкафу, а потом наконец нашел корешок. Так бы оно больше походило на правду. А то — туфта, ничего не скажешь.
— А я вовсе и не обеспечивал себе алиби, Рэй. Я действительно был на встрече по боксу в тот вечер.
— Так-так. А что, если ты завернул туда по пути домой и подобрал выброшенный кем-то корешок, вот было бы интересно? Это означало бы, что ты заранее обеспечил себе алиби, а все вокруг еще понятия не имели, зачем это алиби нужно. А вот если ты знал, что жену Шелдрейка пришили, когда она еще тепленькая была, то совсем хорошо. Какая удача для тебя, а?
— Прекрасно, — сказал я. — Выходит, иметь алиби еще хуже, чем его не иметь.
— Я тебя понимаю, Берни, черт побери! Поработаешь с мое в управлении, сам станешь подозрительным. Начисто теряешь способность принимать все за чистую монету. Вот ты просто прихватил с собой корешок, а со стороны кажется, что я уже шью тебе дело.
— А я думал: дело открыли и тут же закрыли. Вы же решили, что муж виноват.
— В убийстве? Да, похоже, они себе так все представляют. Человек убивает бывшую жену и оставляет скальпель торчать у нее в груди. Будто расписался в убийстве, да? Если бы я вел это дело, наверняка заподозрил бы неладное. Уж больно гладко все получается, и корешок от билета очень кстати пришелся. Но я не веду дело, и разве тягловый скот в синей форме способен разобраться с таким тонким делом, как убийство? В таких вещах только те, что ходят в костюмах-тройках, и разбираются. А я не сую нос не в свое дело: пусть убийствами занимаются эти парни в костюмах и при галстуках. Я знаю свое дело, Берни.
— И какое же это дело, Рэй?
— Вот это хороший вопрос!
Загорелся зеленый свет, и Рэй сделал правый поворот. Его толстые пальцы нежно поглаживали руль.
— Я тебе отвечу, — сказал он. — Видно, недаром я столько лет ношу полицейскую форму. А все потому, что не заношусь высоко. Моя беда в том, что я сразу вижу то, что лезет в глаза. Вижу корешок от билета, случайно оказавшийся у кого-то в кармане, и с ходу понимаю: запланированное алиби. Гляжу на парня, предъявившего корешок. Он всю свою жизнь ворует вещи из чужих домов. Делаю вывод: кража со взломом. Стало быть, мы имеем дело с вором, заранее получившим алиби. Наутро он появляется в кабинете дантиста, прикончившего свою жену, а на следующее утро выходит на цыпочках из спальни медицинской сестры этого самого дантиста. Не знаю, что тут намудрят хитроумные парни в штатском, но старина Рэй — он зрит в корень.
Впереди автофургон устроил пробку. Некоторые водители принялись сигналить, давая себе разрядку, но Рэй не торопился.
— Не понимаю, куда ты клонишь, — заметил я.
— Брось, Берни, какого черта ты придуриваешься? Мы с тобой с глазу на глаз беседуем в этой пробке, так что давай перейдем к сути дела. Я так понимаю: ты прикинул, что обчистить дамочку Шелдрейк — пара пустяков. Может, ты держал ушки на макушке, когда тебе зуб бурили, а может, получил наводку от сестрички, с которой завел шуры-муры... В любом случае ты решил наведаться в Греймерси: открою, мол, пару замков и посмотрю, что где плохо лежит. Может, ты поспел туда до появления дантиста, но тогда с чего ты взял, что понадобится алиби? Нет, послушай, как это мне представляется. Ты забрался в квартиру, а дамочку уже укокошили. Ты живехонько набил карманы побрякушками и тут же смылся. А по дороге заскочил на встречу по боксу и подобрал с пола корешок. Утречком первым делом отправился к дантисту в приемную — пронюхать, как обернулось дело, не грозит ли тебе беда.
— А с чего ты взял, что квартиру обокрали?
— У покойницы было больше драгоценностей, чем в витрине самого шикарного ювелирного магазина. Поработал классно: теперь там — хоть шаром покати. Не ушли же камушки на своих ножках!...
— Не исключено, что драгоценности лежат в банковском сейфе.
— Ни одна дамочка не запрячет все побрякушки в банковский сейф.
— Возможно, Шелдрейк их унес.
— Точно. Он перевернул дом вверх дном, унес все драгоценности, но по рассеянности забыл свой — как его там! — свой скальпель, воткнутый ей в сердце. Не думаю.
— А почему бы полицейским не поживиться?
— Это следователям-то? — Рэй цокнул языком. — Берни, ты меня удивляешь. Неужто следователи станут обирать покойников?
— Такое иногда случалось.
— Честно? Прямо жуть берет. Но в деле Шелдрейк это исключено. Когда взламывали дверь, позвали соседку с нижнего этажа. Кто бы стал красть у нее на глазах? Ты меня удивляешь.
— Кто же пойдет на кражу со взломом, если надо переступить через труп, чтобы завладеть побрякушками? Рэй, это ты меня удивляешь!
— Возможно, ты прав.
— Не возможно, а точно.
Рэй упрямо покачал головой:
— Нет, ты меня не уломаешь. Знаешь, какое у тебя нутро? Нутро вора, Берни. Я помню, как ты блефовал, когда мы с этой сволочью Лореном Крамером сцапали тебя в квартире на Восточных Шестидесятых. Там тоже был труп в спальне, а тебе хоть бы хны.
— Так я же не знал, что там был труп! Помнишь?
Рэй пожал плечами.
— Какая разница? У тебя нутро вора, что ни говори. Иначе — зачем тебе понадобилось алиби?
— А что, если я и впрямь ходил на встречу по боксу, Рэй? Тебе это в голову не приходило?
— Приходило, но ненадолго.
— Так, возможно, я получил свое алиби, сам того не желая, потому что действительно был на встрече...
— Ну как же, как же!...
— ...потому что я совсем другим занят. Не нужны мне эти дорогие побрякушки. Их все труднее и труднее сбыть. Ты знаешь, какие они подлые, эти скупщики краденого. Может, я коллекцию монет украл, а алиби обеспечил себе так, на всякий случай. Вы ведь всегда ко мне постучитесь, если у кого-нибудь коллекция монет вдруг уплывет.
— Не слышал, чтобы у кого-то вчера вечером украли коллекцию монет.
— Но ведь владельца коллекции, возможно, нет в городе, может статься, он еще не хватился.
— А ты, возможно, украл свинью-копилку у какого-нибудь карапуза, и полиция ничего не знает, потому что он весь в слезах и в соплях.
— Может быть.
— Может, дерьмо и не воняет, Берни, но, по-моему, камешки дамочки Шелдрейк у тебя.
— Нет их у меня.
— Ну что же, твое дело все отметать. Это не значит, что я должен верить.
— Но это правда.
— Конечно. Ты провел ночку с сестричкой дантиста, потому что тебе некуда деться. Я верю тебе, Берни. Потому-то я все еще по-прежнему в синей форме.
Я ничего не ответил и больше не вступал с ним в спор. Некоторое время мы ехали молча. Автофургон давно исчез из виду, и мы плыли в общем потоке, иногда сворачивая вправо или влево, по улицам Манхэттена. Денек выдался погожий, прямо августовский.
— Рэй?
— Да, Берни?
— Чего ты хочешь?
— Всегда чего-нибудь хочется. Есть такая книга «Ищи шанс для собственной персоны», довелось как-то прочесть большой отрывок в журнале. Так вот, эта книга учит: люби себя, пусть другие сами ищут место для своей задницы. Это ж надо, людям приходится по книжке учиться тому, что мы с молоком матери усвоили.
— Так чего ты хочешь, Рэй?
— Закуришь, Берни? Ах, черт, ты же говорил, что бросил! Не возражаешь, если я закурю?
— Стерплю как-нибудь.