— Может, ему еще в контору надо было вернуться.
В конце концов приближающиеся шаги остановились не у соседней двери, а у нашей. Я затаил дыхание, быстро прокрался к двери и занял позицию, прижавшись к стене. Щелкнул ключ в замочной скважине, дверь отворилась, и — вот он, Весли Брил. Человек-груша с круглыми карими глазами, в которые мне ни разу не удалось заглянуть. Я застыл, сжавшись, готовый поддержать его, если он потеряет сознание, схватить, если захочет смыться, или двинуть хорошенько по морде, если вздумает применить силу.
Он не сделал ни того, ни другого, ни третьего, а просто вытаращил глаза и проговорил:
— Роденбарр... Невероятно! Как ты меня нашел? И портье не сказал, что меня ждут.
— Я никому не докладывал.
— Но каким образом?.. Ах, да... Ты же взломщик.
— Каждый должен на что-то сгодиться.
— Разумеется.
Голос Брила и его манера разговаривать изменились до неузнаваемости. Куда подевались вычитанные из книжек блатные словечки и выражения!.. Он теперь не говорил, как уличные мальчишки, зато в речи его появилась не то театральная, не то гомосексуальная, не то театрально-гомосексуальная напевность.
— Берни Роденбарр... — повторил он, потом, заметив Элли, приподнял коричневую шляпу: — Мое почтение, мисс. — После чего снова обратился ко мне: — Позволь мне закрыть сначала дверь. Совсем не обязательно посвящать в наши дела каждого встречного и поперечного. Вот так. Как ты разыскал меня, если не секрет?
— Увидел по телевизору.
— Вот как!
— В старой картине.
— И узнал меня? — Он едва заметно приосанился. — И в какой же это картине?
— «Мужчина посередине».
— В этой тягомотине? Где мы с Джимом Гарнером? Я там таксиста сыграл. Да, сколько раз я таксистов играл, и не упомнить. — Глаза его затуманились при этом воспоминании. — Золотые были деньки, ничего не скажешь! Между прочим, в прошлом году я целых две недели по-настоящему сидел за рулем такси. Не в кино, а в так называемой жизни. — Он покачал руками вперед и назад, потом начал, словно согреваясь, потирать кисти рук. — Нет, не вернутся годы былые. Хочешь не хочешь, а надо жить в настоящем, верно? Так вот, главное, что ей по-прежнему нужна шкатулка. — Я смотрел на него, не совсем понимая, что он говорит.
— Из-за этого ты ведь и разыскал меня? Из-за этой злосчастной кожаной шкатулки.
— Она только обита кожей, — поправил я его неизвестно зачем.
— Кожаная или обитая кожей — какая разница! Главное, чтобы она была у тебя. Что касается убийства Флэксфорда, то это не входило в ее планы. Она очень сожалеет, что это случилось с таким приятным молодым человеком. Ей неизвестно, нашел ли ты шкатулку до того, как был вынужден убраться оттуда. Если нашел, то она хотела бы получить ее. Разумеется, не бесплатно.
Я не отрываясь смотрел ему в лицо, но его глаза, как и прежде, упорно не хотели встречаться с моими и были устремлены поверх моего плеча в пространство.
— Послушай, Берни... — Он вдруг рассмеялся. — Не возражаешь, если я буду называть тебя Берни, нет?.. Ты знаешь, кто я, я знаю, кто ты. Мне больше незачем изображать урку. И вообще зови меня Вес.
— Вес так Вес.
— Превосходно! И я, насколько помню, не знаком с крошкой леди.
— Брось, Вес. Опять играешь? Весли Брил никогда не скажет «крошка леди».
— Ты прав, абсолютно прав. — Он обернулся к Элли и галантно поклонился: — Весли Брил.
— Рут Хайтауэр, — ответил я за Элли.
— Ну, нет, — улыбнулся он.
— Это у нас шутка такая, — вмешалась Элли. — Я — Элли Кристофер, Вес.
— Рад познакомиться, мисс Кристофер!
Она разрешила звать ее Элли, он тоже предложил звать его Вес, хотя она уже начала звать его так по собственной инициативе. Потом он сказал, что его никто не зовет Весли, и пустился в объяснения, что вообще-то его полное имя и фамилия Джон Весли Брил, поскольку его матушка сочла уместным назвать его в честь основателя методизма, — шаг, на который она ни за что не решилась бы, если бы знала, что ему предстоит бурная актерская жизнь. Он отказался от первого имени, как только ступил на подмостки. (Он так и выразился: «ступил на подмостки».) Элли заверила, что не видит ничего плохого в том, что люди иногда отказываются от первого имени, но вот если они вместо него оставляют инициалы, то это, как ей кажется, знак лицемерия и хитрости. Старик Вес объявил, что подписывается под этим обеими руками. Элли привела в качестве примера Дж. Гордона Лидди и Э. Говарда Ханта. Вес добавил Дж. Эдгара Гувера, а мне вспомнился Ф. Скотт Фицджеральд, и я решил, что Эллина теория порядком уязвима.
— Вес, — вклинился я в их оживленный разговор, — у нас ведь не светский визит.
— Догадываюсь. Тебе сейчас не до светских визитов. Убить — это я тебе доложу... Она очень удивилась, ведь ты не производил впечатления любителя крайних мер. А я сказал, что ты, должно быть, сделал это в порядке самообороны, хотя уголовный кодекс вряд ли квалифицирует как самооборону, если ты убиваешь человека во время ограбления его квартиры.
— Уголовный кодекс квалифицирует это как предумышленное убийство.
— Вот и я говорю. Это не совсем справедливо, но что поделаешь. Меня сейчас интересует другое — шкатулка у тебя, Берни?
— Шкатулка?
— Да, шкатулка.
Я закрыл глаза и помолчал.
— Сам ты этой шкатулки не видел, — начал я размышлять вслух. — Описать ты ее описал, и довольно подробно, сказал, что она синяя, но какого оттенка, не сказал. И ничего не смог придумать, когда я спросил.
— С какой стати я должен был придумывать?
— Должен был придумать, если бы разговор о шкатулке велся только так, для отвода глаз. Следовательно, шкатулка действительно существует.
Первый раз он уставился прямо на меня, а не куда-то в сторону, и на лбу его залегла вертикальная складка, как у Дэвида Джансена в телевизионном ролике, рекламирующем эксендрин, когда он изображает, что у него от боли раскалывается голова.
— Шкатулка в самом деле существует? — повторил я.
— А ты что думал?
— Именно это я и думал.
— Значит, ты не...
— Совершенно верно я «не».
— Вот дерьмо! — с чувством выругался Весли, словно на самом деле наступил ногой в кучу дерьма, потом вспомнил, что в комнате присутствует «крошка леди», и виновато добавил: — Прошу прощения.
Элли сказала, что ничего страшного в этом нет.
— Выходит, не ты прикончил Флэксфорда? — сказал Весли после того, как я рассказал свою версию происшествия.
— И не ты.
— Мне-то зачем его убивать? Я его в жизни не видел... А-а, понимаю!.. Ты подумал, что это я все подстроил... Но если ты не убивал Флэксфорда...
— Значит, это сделал кто-то другой. Дубасить себя тупым орудием по голове не самый общепринятый способ самоубийства.
— Я плохо в этом разбираюсь. Как-то отошел ото всего, понимаешь? Происходит масса каких-то событий, о которых я понятия не имею.
— Сочувствую.
— Я всего лишь актер. Да и не везет мне с работой. Беда — она не приходит одна. Начал пить. Сейчас, слава Богу, это позади, а до того дошло, что не мог запомнить простенькой роли. До сих пор страдаю провалами памяти. Когда задана ситуация и тип, я могу сымпровизировать, войти в роль. Так оно и было оба раза, когда встречался с тобой. Но в кино это не поощряется, разве что когда Роберт Альтман режиссирует. Последнее время совсем не приглашают сниматься. И теперешний мой агент ни к черту не годится, сутенер какой-то, а не агент.
— Знаю, я был в его конторе.
— Ты виделся с Питом?
— Я был в его конторе, — повторил я, — но его там не было. Вчера ночью. Раздобыл твой адрес.
— А-а... — сообразил он и посмотрел на собственную дверь, явно сожалея, что она не послужила преградой на пути к нему в комнату. — В сущности, я и оказался в этом деле потому, что я актер. Не раз играл разных уголовных типов. Вот она и сказала, чтобы я связался с тобой. Ты добываешь ей эту шкатулку, а она платит нам обоим.
— Почему ты решил обратиться ко мне?
— Она так велела.
— Ясное дело, что она. Она велела тебе нанять взломщика. Но откуда ты узнал, что я взломщик и как ты вышел на меня?
Брил нахмурился:
— Она велела нанять именно тебя, Бернарда Роденбарра. Говорю же, что я всего лишь актер. Как бы я сам нашел взломщика? Нет у меня таких знакомых. Я могу сыграть жулика, но это не значит, что я общаюсь с жуликами.
— Ах, вот оно что...
— Знал я в свое время одного букмекера, но с тех пор, как ставки стали делать где попало, а не только на ипподроме, я его и в глаза не видел. Может, он давно отдал Богу душу, а может, и жив-здоров. Что до взломщиков, то я только одного знаю или... — Он многозначительно кивнул в сторону Элли: — Или двоих, вот и все.
— Эта женщина, которая наняла вас, — значит, она знала, что Берни — взломщик? — спросила Элли.
— Да, знала.
— И знала, где Берни живет и как выглядит, да?
— Она его мне показала.
— Откуда же она его знает?
— Никакого секрета не прячу, хоть обыщите.
Подручный Рэя Киршмана, Лорен, кинулся бы рыскать у Весли по карманам. Я же ограничился вопросом:
— Кто эта женщина, имя?
— Я не имею права ее впутывать.
— Ясно, что не имеешь.
— Для этого она и наняла меня.
— Постойте, постойте, черт побери! — вспыхнула Элли. — А разве Берни не имеет права знать, кто втянул его в эту жуткую историю? Разве не его разыскивают за убийство, которое он не совершал? Не он рискует, когда выходит на улицу? Не он вынужден устраивать маскарад?..
— Волосы! — обрадовался Весли. — То-то я смотрю, что-то не то. Волосы выкрасил?
— Нет, это парик.
— Парик? На редкость натурально смотрится.
— Черт побери! — снова вмешалась Элли. — Она, видите ли, не хочет, чтобы ее впутывали. Как у вас только язык поворачивается говорить нам такое!
— Но она действительно не хочет.
— Мало ли что! Вы просто обязаны сказать, кто она, иначе...
— Иначе — что? — спросил он.
«Резонный вопрос», — подумал я. Элли нахмурилась и обернулась ко мне, ища поддержки. Но мне уже удалось поймать ускользающие мысли, и вот — щелчок, и запертый до этого замок в мозгу наконец поддался и начал медленно поворачиваться. Брил не знал, кто я, он даже не подозревал о моем существовании. Он — актер, игравший преимущественно людей дна, поэтому женщина, о которой он говорит, остановила свой выбор на нем и поручила ему заарканить меня. Сама она была далека от уголовного мира и не знала лично ни одного вора-взломщика, если не считать Бернарда Роденбарра. Зато меня она знала хорошо. Знала, где живу, как выгляжу и чем занимаюсь, чтобы не умереть с голоду.
— Минуточку... — произнес я.
— Неужели на этом все и кончится, Берни?
— Погоди минутку...
— Этого нельзя допустить, нельзя! Мы его выследили, он в наших руках и обязан... как это говорят, — расколоться. Разве я не права?
Я закрыл глаза и сказал:
— Не тарахти, будь добра.
Последнее усилие, последний поворот, и замок в мозгу мягко и плавно раскрылся, как раскрывается бутон цветка, как раскрывается отдающаяся женщина. Я раскрыл глаза и широко улыбнулся, потом обернулся к Весли Брилу и тоже одарил его сиянием своей улыбки.
— Ничего мне от него больше не нужно, — сказал я Элли. — Хватит и того, что он уже сказал. Что все началось с женщины. С женщины, которая понятия не имеет об уголовниках, зато знает, что парень по имени Берни Роденбарр живет воровством. Поэтому я ее и вычислил.
— И кто же это?
— Она на прежнем месте живет, Вес? На Парк-авеню? Не помню на память адрес, но могу начертить план ее квартиры. Они почему-то здорово запоминаются — места, где тебя арестовывали.
Бедному Брилу стало жарко. Капельки пота выступили у него на лбу, и он стирал их, но не ладонью, а вытянутым указательным пальцем. Жест показался мне знакомым. Должно быть, я много раз видел это в кино.
— Ее зовут миссис Картер Сандоваль! — возгласил я торжествующим тоном. — Элли, я, по-моему, тебе рассказывал о Сандовалях. Ну, конечно, рассказывал. У ее мужа была громадная коллекция монет, которой я заинтересовался. У него также был громадный револьвер, и звонок у них не работал, и оба были дома, когда я пришел их навестить. Точно, рассказывал.
— Да, рассказывал.
— Я так и думал. — Я снова улыбнулся Брилу и продолжал: — У нее еще муж создал ГРОП и руководит им. Странное созвучие, не находишь? Расшифровывается, однако, проще простого: «Граждане, озабоченные преступностью». Так вот, ГРОП — это кучка высоколобых зануд, сующих нос куда не надо. То им увеличь количество участковых, то проведи расследование случаев коррупции в политических и правоохранительных сферах. Этот сукин сын наставил на меня свою пушку, ну я и попробовал откупиться. Куда там! Нашел кому сунуть отступные! Он даже хотел возбудить против меня дело за попытку дать взятку. Но он, слава Богу, не судейский крючок, да и статьи такой нет — о попытке подкупа частного лица. Хотя, может, и есть, если хорошенько разобраться. У нас на что угодно найдется статья, верно? О том, что он ГРОПом руководит, я не знал. Зато мне было доподлинно известно, что он провернул на Уолл-стрите страшно выгодное дельце и, очевидно, решил, что старинные монеты — хорошее средство против инфляции. Он еще не расстался со своей коллекцией, Вес?
Брил тупо смотрел на меня.
— Да, я этих Сандовалей хорошо помню, — продолжал я, наслаждаясь его растерянностью. — И они, наверное, меня не забыли. Само собой, мы виделись, когда меня загребли, но они еще притащились, когда меня к судье вызвали. Им вовсе не обязательно было приходить. Я ходатайство протолкнул о смягчении обвинения, и оно стоило известных усилий, не скрою. Очень ему это не понравилось. Хорошо, кто-то вовремя шепнул ему, что если ради каждого жулика созывать суд присяжных, тогда прощай правосудие... Сандоваль, думаю, и сам сообразил, что уж лучше так, чем никак, все меньше уголовников будет на воле разгуливать. Вот они и притащились, чтобы посмотреть, как я признаю себя виновным и как меня отправят на фабрику номерных знаков. Кроме того, присутствовать на торжестве справедливости — это ведь замечательная реклама для его ГРОПа, да и личное удовлетворение получаешь. Как-никак он очень дорожил своими монетами. А мысль, что кто-то может нарушить святость его домашнего очага, вообще приводила его в неистовство.
— Берни...
— Она моложе его. Тогда ей лет сорок было, теперь, значит, сорок пять. Красивая женщина, ничего не скажешь, хотя подбородок выпячивала, чтобы придать себе решительный вид, не знаю зачем. Она не перекрасила волосы, Вес?
— Я не говорил тебе, как ее зовут.
— Не говорил, а жаль. Ее имя вертится у меня на языке — Карла? Нет. И не Марла...
— Дарла!..
Что-то заставило меня внимательно посмотреть на Элли. Она вся подалась вперед и о чем-то сосредоточенно думала.
— Точно, Дарла Сандоваль, — сказал я. — Тебе что-нибудь говорит это имя, Элли?
— Нет, ничего не говорит. По-моему, ты мне его раньше никогда не называл. А что?
— Просто так. Вес, почему бы тебе не позвонить Дарле?
— Мы условились, что она сама звонит мне.
— И все-таки позвони. Спроси, нужна ли ей шкатулка.
— Но у тебя же ее нет! — Он посмотрел на меня как всегда искоса. — Или есть? Ты меня совсем с толку сбил. Так у тебя она или нет?
— Нет.
— Я так и думал. Ты не верил, что шкатулка вообще существует. Значит, она осталась в квартире Флэксфорда. Ты ее хоть видел?
— Нет, не видел.
— А в столе смотрел? Там такое старинное бюро стоит. С поднимающейся столешницей?
— Бюро-то стоит, и я его как следует обшарил. Но никакой синей шкатулки не нашел.
— Вот дерьмо! — снова выругался Весли и не подумал на этот раз извиниться перед Элли. Мне показалось, что она даже не слушала его. Наверное, что-то другое занимало ее мысли. — Все понятно, шкатулка у них, — сказал он.
— У кого — у них?
— У тех, кто прикончил Флэксфорда. Ты никого не убивал и не уносил шкатулки. Значит, и первое, и второе сделал кто-то еще. И сделано это еще до того, как ты забрался в квартиру. Вот и вся история.
— Позвони Дарле.
— Какой смысл?
— Я знаю, где шкатулка, — спокойно ответил я. — Звони.
Глава 13
В конце концов приближающиеся шаги остановились не у соседней двери, а у нашей. Я затаил дыхание, быстро прокрался к двери и занял позицию, прижавшись к стене. Щелкнул ключ в замочной скважине, дверь отворилась, и — вот он, Весли Брил. Человек-груша с круглыми карими глазами, в которые мне ни разу не удалось заглянуть. Я застыл, сжавшись, готовый поддержать его, если он потеряет сознание, схватить, если захочет смыться, или двинуть хорошенько по морде, если вздумает применить силу.
Он не сделал ни того, ни другого, ни третьего, а просто вытаращил глаза и проговорил:
— Роденбарр... Невероятно! Как ты меня нашел? И портье не сказал, что меня ждут.
— Я никому не докладывал.
— Но каким образом?.. Ах, да... Ты же взломщик.
— Каждый должен на что-то сгодиться.
— Разумеется.
Голос Брила и его манера разговаривать изменились до неузнаваемости. Куда подевались вычитанные из книжек блатные словечки и выражения!.. Он теперь не говорил, как уличные мальчишки, зато в речи его появилась не то театральная, не то гомосексуальная, не то театрально-гомосексуальная напевность.
— Берни Роденбарр... — повторил он, потом, заметив Элли, приподнял коричневую шляпу: — Мое почтение, мисс. — После чего снова обратился ко мне: — Позволь мне закрыть сначала дверь. Совсем не обязательно посвящать в наши дела каждого встречного и поперечного. Вот так. Как ты разыскал меня, если не секрет?
— Увидел по телевизору.
— Вот как!
— В старой картине.
— И узнал меня? — Он едва заметно приосанился. — И в какой же это картине?
— «Мужчина посередине».
— В этой тягомотине? Где мы с Джимом Гарнером? Я там таксиста сыграл. Да, сколько раз я таксистов играл, и не упомнить. — Глаза его затуманились при этом воспоминании. — Золотые были деньки, ничего не скажешь! Между прочим, в прошлом году я целых две недели по-настоящему сидел за рулем такси. Не в кино, а в так называемой жизни. — Он покачал руками вперед и назад, потом начал, словно согреваясь, потирать кисти рук. — Нет, не вернутся годы былые. Хочешь не хочешь, а надо жить в настоящем, верно? Так вот, главное, что ей по-прежнему нужна шкатулка. — Я смотрел на него, не совсем понимая, что он говорит.
— Из-за этого ты ведь и разыскал меня? Из-за этой злосчастной кожаной шкатулки.
— Она только обита кожей, — поправил я его неизвестно зачем.
— Кожаная или обитая кожей — какая разница! Главное, чтобы она была у тебя. Что касается убийства Флэксфорда, то это не входило в ее планы. Она очень сожалеет, что это случилось с таким приятным молодым человеком. Ей неизвестно, нашел ли ты шкатулку до того, как был вынужден убраться оттуда. Если нашел, то она хотела бы получить ее. Разумеется, не бесплатно.
Я не отрываясь смотрел ему в лицо, но его глаза, как и прежде, упорно не хотели встречаться с моими и были устремлены поверх моего плеча в пространство.
— Послушай, Берни... — Он вдруг рассмеялся. — Не возражаешь, если я буду называть тебя Берни, нет?.. Ты знаешь, кто я, я знаю, кто ты. Мне больше незачем изображать урку. И вообще зови меня Вес.
— Вес так Вес.
— Превосходно! И я, насколько помню, не знаком с крошкой леди.
— Брось, Вес. Опять играешь? Весли Брил никогда не скажет «крошка леди».
— Ты прав, абсолютно прав. — Он обернулся к Элли и галантно поклонился: — Весли Брил.
— Рут Хайтауэр, — ответил я за Элли.
— Ну, нет, — улыбнулся он.
— Это у нас шутка такая, — вмешалась Элли. — Я — Элли Кристофер, Вес.
— Рад познакомиться, мисс Кристофер!
Она разрешила звать ее Элли, он тоже предложил звать его Вес, хотя она уже начала звать его так по собственной инициативе. Потом он сказал, что его никто не зовет Весли, и пустился в объяснения, что вообще-то его полное имя и фамилия Джон Весли Брил, поскольку его матушка сочла уместным назвать его в честь основателя методизма, — шаг, на который она ни за что не решилась бы, если бы знала, что ему предстоит бурная актерская жизнь. Он отказался от первого имени, как только ступил на подмостки. (Он так и выразился: «ступил на подмостки».) Элли заверила, что не видит ничего плохого в том, что люди иногда отказываются от первого имени, но вот если они вместо него оставляют инициалы, то это, как ей кажется, знак лицемерия и хитрости. Старик Вес объявил, что подписывается под этим обеими руками. Элли привела в качестве примера Дж. Гордона Лидди и Э. Говарда Ханта. Вес добавил Дж. Эдгара Гувера, а мне вспомнился Ф. Скотт Фицджеральд, и я решил, что Эллина теория порядком уязвима.
— Вес, — вклинился я в их оживленный разговор, — у нас ведь не светский визит.
— Догадываюсь. Тебе сейчас не до светских визитов. Убить — это я тебе доложу... Она очень удивилась, ведь ты не производил впечатления любителя крайних мер. А я сказал, что ты, должно быть, сделал это в порядке самообороны, хотя уголовный кодекс вряд ли квалифицирует как самооборону, если ты убиваешь человека во время ограбления его квартиры.
— Уголовный кодекс квалифицирует это как предумышленное убийство.
— Вот и я говорю. Это не совсем справедливо, но что поделаешь. Меня сейчас интересует другое — шкатулка у тебя, Берни?
— Шкатулка?
— Да, шкатулка.
Я закрыл глаза и помолчал.
— Сам ты этой шкатулки не видел, — начал я размышлять вслух. — Описать ты ее описал, и довольно подробно, сказал, что она синяя, но какого оттенка, не сказал. И ничего не смог придумать, когда я спросил.
— С какой стати я должен был придумывать?
— Должен был придумать, если бы разговор о шкатулке велся только так, для отвода глаз. Следовательно, шкатулка действительно существует.
Первый раз он уставился прямо на меня, а не куда-то в сторону, и на лбу его залегла вертикальная складка, как у Дэвида Джансена в телевизионном ролике, рекламирующем эксендрин, когда он изображает, что у него от боли раскалывается голова.
— Шкатулка в самом деле существует? — повторил я.
— А ты что думал?
— Именно это я и думал.
— Значит, ты не...
— Совершенно верно я «не».
— Вот дерьмо! — с чувством выругался Весли, словно на самом деле наступил ногой в кучу дерьма, потом вспомнил, что в комнате присутствует «крошка леди», и виновато добавил: — Прошу прощения.
Элли сказала, что ничего страшного в этом нет.
* * *
В ту роковую ночь он действительно ждал меня в «Пандоре» с четырьмя тысячами в заднем кармане и просидел, растягивая выпивку, до самого закрытия. И только на другой день он узнал, почему сорвалась встреча.— Выходит, не ты прикончил Флэксфорда? — сказал Весли после того, как я рассказал свою версию происшествия.
— И не ты.
— Мне-то зачем его убивать? Я его в жизни не видел... А-а, понимаю!.. Ты подумал, что это я все подстроил... Но если ты не убивал Флэксфорда...
— Значит, это сделал кто-то другой. Дубасить себя тупым орудием по голове не самый общепринятый способ самоубийства.
— Я плохо в этом разбираюсь. Как-то отошел ото всего, понимаешь? Происходит масса каких-то событий, о которых я понятия не имею.
— Сочувствую.
— Я всего лишь актер. Да и не везет мне с работой. Беда — она не приходит одна. Начал пить. Сейчас, слава Богу, это позади, а до того дошло, что не мог запомнить простенькой роли. До сих пор страдаю провалами памяти. Когда задана ситуация и тип, я могу сымпровизировать, войти в роль. Так оно и было оба раза, когда встречался с тобой. Но в кино это не поощряется, разве что когда Роберт Альтман режиссирует. Последнее время совсем не приглашают сниматься. И теперешний мой агент ни к черту не годится, сутенер какой-то, а не агент.
— Знаю, я был в его конторе.
— Ты виделся с Питом?
— Я был в его конторе, — повторил я, — но его там не было. Вчера ночью. Раздобыл твой адрес.
— А-а... — сообразил он и посмотрел на собственную дверь, явно сожалея, что она не послужила преградой на пути к нему в комнату. — В сущности, я и оказался в этом деле потому, что я актер. Не раз играл разных уголовных типов. Вот она и сказала, чтобы я связался с тобой. Ты добываешь ей эту шкатулку, а она платит нам обоим.
— Почему ты решил обратиться ко мне?
— Она так велела.
— Ясное дело, что она. Она велела тебе нанять взломщика. Но откуда ты узнал, что я взломщик и как ты вышел на меня?
Брил нахмурился:
— Она велела нанять именно тебя, Бернарда Роденбарра. Говорю же, что я всего лишь актер. Как бы я сам нашел взломщика? Нет у меня таких знакомых. Я могу сыграть жулика, но это не значит, что я общаюсь с жуликами.
— Ах, вот оно что...
— Знал я в свое время одного букмекера, но с тех пор, как ставки стали делать где попало, а не только на ипподроме, я его и в глаза не видел. Может, он давно отдал Богу душу, а может, и жив-здоров. Что до взломщиков, то я только одного знаю или... — Он многозначительно кивнул в сторону Элли: — Или двоих, вот и все.
— Эта женщина, которая наняла вас, — значит, она знала, что Берни — взломщик? — спросила Элли.
— Да, знала.
— И знала, где Берни живет и как выглядит, да?
— Она его мне показала.
— Откуда же она его знает?
— Никакого секрета не прячу, хоть обыщите.
Подручный Рэя Киршмана, Лорен, кинулся бы рыскать у Весли по карманам. Я же ограничился вопросом:
— Кто эта женщина, имя?
— Я не имею права ее впутывать.
— Ясно, что не имеешь.
— Для этого она и наняла меня.
— Постойте, постойте, черт побери! — вспыхнула Элли. — А разве Берни не имеет права знать, кто втянул его в эту жуткую историю? Разве не его разыскивают за убийство, которое он не совершал? Не он рискует, когда выходит на улицу? Не он вынужден устраивать маскарад?..
— Волосы! — обрадовался Весли. — То-то я смотрю, что-то не то. Волосы выкрасил?
— Нет, это парик.
— Парик? На редкость натурально смотрится.
— Черт побери! — снова вмешалась Элли. — Она, видите ли, не хочет, чтобы ее впутывали. Как у вас только язык поворачивается говорить нам такое!
— Но она действительно не хочет.
— Мало ли что! Вы просто обязаны сказать, кто она, иначе...
— Иначе — что? — спросил он.
«Резонный вопрос», — подумал я. Элли нахмурилась и обернулась ко мне, ища поддержки. Но мне уже удалось поймать ускользающие мысли, и вот — щелчок, и запертый до этого замок в мозгу наконец поддался и начал медленно поворачиваться. Брил не знал, кто я, он даже не подозревал о моем существовании. Он — актер, игравший преимущественно людей дна, поэтому женщина, о которой он говорит, остановила свой выбор на нем и поручила ему заарканить меня. Сама она была далека от уголовного мира и не знала лично ни одного вора-взломщика, если не считать Бернарда Роденбарра. Зато меня она знала хорошо. Знала, где живу, как выгляжу и чем занимаюсь, чтобы не умереть с голоду.
— Минуточку... — произнес я.
— Неужели на этом все и кончится, Берни?
— Погоди минутку...
— Этого нельзя допустить, нельзя! Мы его выследили, он в наших руках и обязан... как это говорят, — расколоться. Разве я не права?
Я закрыл глаза и сказал:
— Не тарахти, будь добра.
Последнее усилие, последний поворот, и замок в мозгу мягко и плавно раскрылся, как раскрывается бутон цветка, как раскрывается отдающаяся женщина. Я раскрыл глаза и широко улыбнулся, потом обернулся к Весли Брилу и тоже одарил его сиянием своей улыбки.
— Ничего мне от него больше не нужно, — сказал я Элли. — Хватит и того, что он уже сказал. Что все началось с женщины. С женщины, которая понятия не имеет об уголовниках, зато знает, что парень по имени Берни Роденбарр живет воровством. Поэтому я ее и вычислил.
— И кто же это?
— Она на прежнем месте живет, Вес? На Парк-авеню? Не помню на память адрес, но могу начертить план ее квартиры. Они почему-то здорово запоминаются — места, где тебя арестовывали.
Бедному Брилу стало жарко. Капельки пота выступили у него на лбу, и он стирал их, но не ладонью, а вытянутым указательным пальцем. Жест показался мне знакомым. Должно быть, я много раз видел это в кино.
— Ее зовут миссис Картер Сандоваль! — возгласил я торжествующим тоном. — Элли, я, по-моему, тебе рассказывал о Сандовалях. Ну, конечно, рассказывал. У ее мужа была громадная коллекция монет, которой я заинтересовался. У него также был громадный револьвер, и звонок у них не работал, и оба были дома, когда я пришел их навестить. Точно, рассказывал.
— Да, рассказывал.
— Я так и думал. — Я снова улыбнулся Брилу и продолжал: — У нее еще муж создал ГРОП и руководит им. Странное созвучие, не находишь? Расшифровывается, однако, проще простого: «Граждане, озабоченные преступностью». Так вот, ГРОП — это кучка высоколобых зануд, сующих нос куда не надо. То им увеличь количество участковых, то проведи расследование случаев коррупции в политических и правоохранительных сферах. Этот сукин сын наставил на меня свою пушку, ну я и попробовал откупиться. Куда там! Нашел кому сунуть отступные! Он даже хотел возбудить против меня дело за попытку дать взятку. Но он, слава Богу, не судейский крючок, да и статьи такой нет — о попытке подкупа частного лица. Хотя, может, и есть, если хорошенько разобраться. У нас на что угодно найдется статья, верно? О том, что он ГРОПом руководит, я не знал. Зато мне было доподлинно известно, что он провернул на Уолл-стрите страшно выгодное дельце и, очевидно, решил, что старинные монеты — хорошее средство против инфляции. Он еще не расстался со своей коллекцией, Вес?
Брил тупо смотрел на меня.
— Да, я этих Сандовалей хорошо помню, — продолжал я, наслаждаясь его растерянностью. — И они, наверное, меня не забыли. Само собой, мы виделись, когда меня загребли, но они еще притащились, когда меня к судье вызвали. Им вовсе не обязательно было приходить. Я ходатайство протолкнул о смягчении обвинения, и оно стоило известных усилий, не скрою. Очень ему это не понравилось. Хорошо, кто-то вовремя шепнул ему, что если ради каждого жулика созывать суд присяжных, тогда прощай правосудие... Сандоваль, думаю, и сам сообразил, что уж лучше так, чем никак, все меньше уголовников будет на воле разгуливать. Вот они и притащились, чтобы посмотреть, как я признаю себя виновным и как меня отправят на фабрику номерных знаков. Кроме того, присутствовать на торжестве справедливости — это ведь замечательная реклама для его ГРОПа, да и личное удовлетворение получаешь. Как-никак он очень дорожил своими монетами. А мысль, что кто-то может нарушить святость его домашнего очага, вообще приводила его в неистовство.
— Берни...
— Она моложе его. Тогда ей лет сорок было, теперь, значит, сорок пять. Красивая женщина, ничего не скажешь, хотя подбородок выпячивала, чтобы придать себе решительный вид, не знаю зачем. Она не перекрасила волосы, Вес?
— Я не говорил тебе, как ее зовут.
— Не говорил, а жаль. Ее имя вертится у меня на языке — Карла? Нет. И не Марла...
— Дарла!..
Что-то заставило меня внимательно посмотреть на Элли. Она вся подалась вперед и о чем-то сосредоточенно думала.
— Точно, Дарла Сандоваль, — сказал я. — Тебе что-нибудь говорит это имя, Элли?
— Нет, ничего не говорит. По-моему, ты мне его раньше никогда не называл. А что?
— Просто так. Вес, почему бы тебе не позвонить Дарле?
— Мы условились, что она сама звонит мне.
— И все-таки позвони. Спроси, нужна ли ей шкатулка.
— Но у тебя же ее нет! — Он посмотрел на меня как всегда искоса. — Или есть? Ты меня совсем с толку сбил. Так у тебя она или нет?
— Нет.
— Я так и думал. Ты не верил, что шкатулка вообще существует. Значит, она осталась в квартире Флэксфорда. Ты ее хоть видел?
— Нет, не видел.
— А в столе смотрел? Там такое старинное бюро стоит. С поднимающейся столешницей?
— Бюро-то стоит, и я его как следует обшарил. Но никакой синей шкатулки не нашел.
— Вот дерьмо! — снова выругался Весли и не подумал на этот раз извиниться перед Элли. Мне показалось, что она даже не слушала его. Наверное, что-то другое занимало ее мысли. — Все понятно, шкатулка у них, — сказал он.
— У кого — у них?
— У тех, кто прикончил Флэксфорда. Ты никого не убивал и не уносил шкатулки. Значит, и первое, и второе сделал кто-то еще. И сделано это еще до того, как ты забрался в квартиру. Вот и вся история.
— Позвони Дарле.
— Какой смысл?
— Я знаю, где шкатулка, — спокойно ответил я. — Звони.
Глава 13
Волосы она не перекрасила, то есть осталась блондинкой, и вообще я не заметил, чтобы она сильно изменилась. Она была такая же стройная и элегантная; в движениях ее сквозила та же уверенность в себе; лицо выражало волю. Как и было условлено по телефону, мы с Весом прибыли в квартиру одного хорошего старинного дома в нескольких кварталах от того места, где меня арестовали несколько лет назад. Она открыла нам дверь, поздоровалась со мной, а Весли заметила, что его присутствие не обязательно.
— Все в порядке, Весли, ты иди, мы с мистером Роденбарром сами договоримся.
Она отсылала его, как хозяйка слугу. Не знаю, понравилось ему такое обращение или нет, но он безропотно повиновался. Она захлопнула дверь, едва он успел повернуться, и заперла ее — заперла вора-взломщика внутри квартиры, подумал я. Потом она одарила меня холодной, царственной улыбкой и спросила, не хочу ли я чего-нибудь выпить.
— Не откажусь от глотка виски, — сказал я, попросив разбавить немного содовой.
Пока она готовила выпить мне и себе, я думал об Элли. Для меня был неожиданностью ее отказ поехать вместе с нами к Дарле Сандоваль. Быстрый взгляд на часы, удивление тому, как незаметно пролетело время, несколько слов о той встрече, на которую она уже опаздывает, обещание встретиться позже в квартире Родни — и все: ее и след простыл. Мы встретимся после того, как состоится ее свидание, будут накормлены ее обе невероятные кошки и будет составлена очередная необыкновенная скульптурная композиция из цветного стекла... Цепочку разрозненных мыслей в голове прервала Дарла с двумя бокалами в руках. Янтарь в ее бокале был темнее, чем у меня. Она подняла его, словно собиралась сказать тост, но не нашла нужных слов и теперь уже выглядела не такой уверенной, как при первой нашей встрече.
— Итак... — сказала она.
Это вполне могло сойти за тост, и мы пригубили виски. Меня не удивило, что виски было превосходное.
— У вас здесь совсем недурно, — сказал я.
— Да? Это квартира моей подруги.
— Живете на прежнем месте — там, где мы познакомились?
— Да, там же. Ничего не изменилось. — Она вздохнула. — Я очень сожалею о случившемся, — сказала она виновато, почти огорченно. — Кто мог подумать, что вы из-за меня попадете в беду. Я полагала, что вам ничего не стоит проникнуть в квартиру. Помню, как искусно в тот вечер вы открыли наши замки.
— Да уж, это целое искусство — влезть в квартиру, когда хозяева дома.
— Неудачи бывают в любом деле. Во всяком случае, я была уверена, что вы прекрасно справитесь. Кроме того, вы единственный знакомый мне человек, кто мог это сделать. Имя ваше я, конечно, помнила. И вот однажды открываю наудачу телефонную книгу и вижу, что вы там есть.
— Да, я там есть, — кивнул я. — В целях экономии компания взимает дополнительную плату, если номер не значится в справочнике. Это против моих принципов — бросать деньги на ветер.
— Никак не предполагала, что Фрэн окажется в тот вечер дома. Он должен был быть на прогоне в Нижнем Манхэттене.
— На каком прогоне?
— На премьере одной экспериментальной пьесы. Его пригласили на спектакль и на вечеринку с участниками труппы. Мы с мужем тоже пошли на премьеру, и когда Фрэн не появился, я страшно перенервничала. Вы вот-вот начнете взламывать замки, а он неизвестно где — то ли отправился куда-нибудь еще, то ли остался дома, ничего не известно... Весли говорит, что это не вы его убили.
— Когда я попал в квартиру, он был уже мертв.
— Но ведь власти утверждают?..
В нескольких словах я рассказал, что произошло в квартире Флэксфорда. Она была потрясена упоминанием о том, как я откупился от полицейских. Как же так, ее муж борется против коррупции, а в это время легавые берут взятки у жуликов! Беда в том, что у нас законопослушные граждане не имеют даже элементарного представления о том, как работает вся наша система.
— Да, значит, его убили, — задумчиво сказала она. — И не похоже, что убийство случайное, правда? Нет, конечно, не случайное. Но вы успели обыскать бюро до прихода полиции? Я видела, как Фрэн клал шкатулку туда. Шкатулка темно-синего цвета и величиной с обычную книгу в твердом переплете. Может быть, немного больше — как словарь. Я сама видела, как он клал ее в бюро.
— Куда в бюро? Под верхнюю крышку?
— Нет, в один из нижних ящиков. В какой именно — не знаю.
— Не важно в какой. Я их все облазил.
— И тщательно?
— Тщательнее некуда. Если бы шкатулка была в бюро, я бы обязательно ее нашел.
— Тогда кто-то выкрал ее до вас. — Даже под слоем макияжа было видно, как Дарла побледнела. Она отпила еще виски и села на стул с узорчатым сиденьем. — Кто убил Фрэна, тот взял и шкатулку.
— Не думаю. Бюро было заперто, миссис Сандоваль. Мебельные запоры, конечно, детские игрушки, но все же требуют определенного умения.
— У убийцы мог быть ключ.
— Вытащил шкатулку и аккуратно запер за собой ящик? А через стенку — труп человека, которого он убил? Не верится. Напротив, он перевернул бы комнату вверх дном и бросил все как есть. — Мне вспомнилась моя собственная разгромленная квартира. — Кроме того, шкатулку все еще ищут, а зачем искать вещь, если она у тебя в руках? Два-три часа назад я был у себя дома. Квартира выглядит так, будто по ней прошли полчища гуннов во главе с Аттилой. Вы, надеюсь, не имеете к этому отношения?
— Как вы могли подумать?
— Мог. Так же, как вы могли нанять для этого какого-нибудь громилу. Нет, я не в претензии, пусть даже вы это сделали. Но тогда лучше прямо об этом сказать, чтобы нам не тратить время попусту. Она повторила, что не имеет касательства к налету. Я и раньше так не считал. Сейчас мои сомнения окончательно рассеялись. Более логично предположить, что это — дело рук того, что размозжил Флэксфорду голову.
— Я, кажется, знаю, где шкатулка.
— Где?
— Там же, где и была. В квартире Флэксфорда.
— Вы же там все смотрели!
— Я успел обыскать только бюро. Если бы не десант, свалившийся мне на голову, я бы нашел ее, вашу шкатулку. Что? Видели, как он клал ее в бюро? Это ни о чем не говорит. Он мог переложить ее куда угодно. Может быть, у него сейф в стене, а может быть, он сунул ее в тумбочку в спальне, даже в том же бюро спрятал, но не в ящик, а в какое-нибудь секретное отделение. В старой мебели полно таких тайников. Держу пари, шкатулка лежит на старом месте, но квартира теперь уже опечатана полицией.
— Что же нам делать?
В голове у меня зашевелилась одна мыслишка. «Пусть созревает, — подумал я, — а пока попробую еще кое-что спросить».
— Вам не кажется, что мне полезно знать, что там, в вашей шкатулке? Из-за чего весь сыр-бор?
— Это так важно?
— Важно для вас, важно для убийцы, значит, и для меня. Должно быть, что-нибудь ценное?
— То, что в шкатулке, имеет ценность только для меня.
— Он вас шантажировал?
Молчаливый кивок.
— Фотографии, что-нибудь в этом роде?
— Фотографии и магнитофонные записи. Некоторые фотографии он мне показал и проиграл часть пленки. — Она передернула плечами. — Я его никогда не любила, знала, что и он меня не любит. Но мне казалось, что нам хорошо вдвоем. — Она встала, подошла к окну. — У меня самое заурядное замужество, мистер Роденбарр, я подчинилась всем условностям. Но несколько лет назад я поняла, что некоторые из них мне чужды. Потом я встретила Фрэна, это было примерно полгода назад. Тогда-то и выяснилось, что мы... э-э... что у нас кое в чем совпадают вкусы. — Она повернулась ко мне. — Никогда не могла подумать, что он будет меня шантажировать.
— Что он от вас хотел? Денег?
— Нет, денег у меня нет. С трудом наскребла, чтобы заплатить Весли и вам. Нет, Фрэн хотел, чтобы я повлияла на мужа. Вы знаете, что Картер связан с движением «Граждане, озабоченные преступностью»?
— Знаю.
— Так вот, по инициативе ГРОПа начато одно расследование. Оно угрожает некоему Майклу Дебю. Не знаете такого? Он окружной прокурор то ли в Куинсе, то ли в Бруклине — вечно путаю.
— Флэксфорд хотел, чтобы вы отговорили мужа?
— Да. Не представляю, как бы я могла это сделать. Картер такой принципиальный!..
— А зачем это нужно было Флэксфорду?
— Не знаю. Никогда не понимала... как он вписывается в эту историю с Дебю. Мы с ним познакомились задолго до начала расследования. Трудно предположить, что у него был какой-то расчет, когда мы стали встречаться. Я знала, что он связан со сценой, был спонсором нескольких авангардных постановок вне Бродвея, вращается в театральных кругах. Там мы с ним и познакомились.
— И с Брилом тоже?
— Да. Брил не был знаком ни с Фрэном, ни с другими моими театральными друзьями... Поэтому я и решилась воспользоваться его услугами... А Фрэн, наверное, был связан с уголовным миром, только я об этом не знала.
— Очевидно, посредничал в разных махинациях. И устраивал этому Дебю разные темные делишки.
— Не знаю, что он устраивал Дебю, но мне он устроил крупную неприятность. — Она села на диванчик для двоих, из коробки на кофейном столике взяла сигарету и закурила. — Знаете, все же он не случайно пошел на связь со мной, — сказала она ровным голосом. — Он знал, кто такой Картер и что близкое знакомство со мной может пригодиться. Тем более если удастся меня скомпрометировать.
— Все в порядке, Весли, ты иди, мы с мистером Роденбарром сами договоримся.
Она отсылала его, как хозяйка слугу. Не знаю, понравилось ему такое обращение или нет, но он безропотно повиновался. Она захлопнула дверь, едва он успел повернуться, и заперла ее — заперла вора-взломщика внутри квартиры, подумал я. Потом она одарила меня холодной, царственной улыбкой и спросила, не хочу ли я чего-нибудь выпить.
— Не откажусь от глотка виски, — сказал я, попросив разбавить немного содовой.
Пока она готовила выпить мне и себе, я думал об Элли. Для меня был неожиданностью ее отказ поехать вместе с нами к Дарле Сандоваль. Быстрый взгляд на часы, удивление тому, как незаметно пролетело время, несколько слов о той встрече, на которую она уже опаздывает, обещание встретиться позже в квартире Родни — и все: ее и след простыл. Мы встретимся после того, как состоится ее свидание, будут накормлены ее обе невероятные кошки и будет составлена очередная необыкновенная скульптурная композиция из цветного стекла... Цепочку разрозненных мыслей в голове прервала Дарла с двумя бокалами в руках. Янтарь в ее бокале был темнее, чем у меня. Она подняла его, словно собиралась сказать тост, но не нашла нужных слов и теперь уже выглядела не такой уверенной, как при первой нашей встрече.
— Итак... — сказала она.
Это вполне могло сойти за тост, и мы пригубили виски. Меня не удивило, что виски было превосходное.
— У вас здесь совсем недурно, — сказал я.
— Да? Это квартира моей подруги.
— Живете на прежнем месте — там, где мы познакомились?
— Да, там же. Ничего не изменилось. — Она вздохнула. — Я очень сожалею о случившемся, — сказала она виновато, почти огорченно. — Кто мог подумать, что вы из-за меня попадете в беду. Я полагала, что вам ничего не стоит проникнуть в квартиру. Помню, как искусно в тот вечер вы открыли наши замки.
— Да уж, это целое искусство — влезть в квартиру, когда хозяева дома.
— Неудачи бывают в любом деле. Во всяком случае, я была уверена, что вы прекрасно справитесь. Кроме того, вы единственный знакомый мне человек, кто мог это сделать. Имя ваше я, конечно, помнила. И вот однажды открываю наудачу телефонную книгу и вижу, что вы там есть.
— Да, я там есть, — кивнул я. — В целях экономии компания взимает дополнительную плату, если номер не значится в справочнике. Это против моих принципов — бросать деньги на ветер.
— Никак не предполагала, что Фрэн окажется в тот вечер дома. Он должен был быть на прогоне в Нижнем Манхэттене.
— На каком прогоне?
— На премьере одной экспериментальной пьесы. Его пригласили на спектакль и на вечеринку с участниками труппы. Мы с мужем тоже пошли на премьеру, и когда Фрэн не появился, я страшно перенервничала. Вы вот-вот начнете взламывать замки, а он неизвестно где — то ли отправился куда-нибудь еще, то ли остался дома, ничего не известно... Весли говорит, что это не вы его убили.
— Когда я попал в квартиру, он был уже мертв.
— Но ведь власти утверждают?..
В нескольких словах я рассказал, что произошло в квартире Флэксфорда. Она была потрясена упоминанием о том, как я откупился от полицейских. Как же так, ее муж борется против коррупции, а в это время легавые берут взятки у жуликов! Беда в том, что у нас законопослушные граждане не имеют даже элементарного представления о том, как работает вся наша система.
— Да, значит, его убили, — задумчиво сказала она. — И не похоже, что убийство случайное, правда? Нет, конечно, не случайное. Но вы успели обыскать бюро до прихода полиции? Я видела, как Фрэн клал шкатулку туда. Шкатулка темно-синего цвета и величиной с обычную книгу в твердом переплете. Может быть, немного больше — как словарь. Я сама видела, как он клал ее в бюро.
— Куда в бюро? Под верхнюю крышку?
— Нет, в один из нижних ящиков. В какой именно — не знаю.
— Не важно в какой. Я их все облазил.
— И тщательно?
— Тщательнее некуда. Если бы шкатулка была в бюро, я бы обязательно ее нашел.
— Тогда кто-то выкрал ее до вас. — Даже под слоем макияжа было видно, как Дарла побледнела. Она отпила еще виски и села на стул с узорчатым сиденьем. — Кто убил Фрэна, тот взял и шкатулку.
— Не думаю. Бюро было заперто, миссис Сандоваль. Мебельные запоры, конечно, детские игрушки, но все же требуют определенного умения.
— У убийцы мог быть ключ.
— Вытащил шкатулку и аккуратно запер за собой ящик? А через стенку — труп человека, которого он убил? Не верится. Напротив, он перевернул бы комнату вверх дном и бросил все как есть. — Мне вспомнилась моя собственная разгромленная квартира. — Кроме того, шкатулку все еще ищут, а зачем искать вещь, если она у тебя в руках? Два-три часа назад я был у себя дома. Квартира выглядит так, будто по ней прошли полчища гуннов во главе с Аттилой. Вы, надеюсь, не имеете к этому отношения?
— Как вы могли подумать?
— Мог. Так же, как вы могли нанять для этого какого-нибудь громилу. Нет, я не в претензии, пусть даже вы это сделали. Но тогда лучше прямо об этом сказать, чтобы нам не тратить время попусту. Она повторила, что не имеет касательства к налету. Я и раньше так не считал. Сейчас мои сомнения окончательно рассеялись. Более логично предположить, что это — дело рук того, что размозжил Флэксфорду голову.
— Я, кажется, знаю, где шкатулка.
— Где?
— Там же, где и была. В квартире Флэксфорда.
— Вы же там все смотрели!
— Я успел обыскать только бюро. Если бы не десант, свалившийся мне на голову, я бы нашел ее, вашу шкатулку. Что? Видели, как он клал ее в бюро? Это ни о чем не говорит. Он мог переложить ее куда угодно. Может быть, у него сейф в стене, а может быть, он сунул ее в тумбочку в спальне, даже в том же бюро спрятал, но не в ящик, а в какое-нибудь секретное отделение. В старой мебели полно таких тайников. Держу пари, шкатулка лежит на старом месте, но квартира теперь уже опечатана полицией.
— Что же нам делать?
В голове у меня зашевелилась одна мыслишка. «Пусть созревает, — подумал я, — а пока попробую еще кое-что спросить».
— Вам не кажется, что мне полезно знать, что там, в вашей шкатулке? Из-за чего весь сыр-бор?
— Это так важно?
— Важно для вас, важно для убийцы, значит, и для меня. Должно быть, что-нибудь ценное?
— То, что в шкатулке, имеет ценность только для меня.
— Он вас шантажировал?
Молчаливый кивок.
— Фотографии, что-нибудь в этом роде?
— Фотографии и магнитофонные записи. Некоторые фотографии он мне показал и проиграл часть пленки. — Она передернула плечами. — Я его никогда не любила, знала, что и он меня не любит. Но мне казалось, что нам хорошо вдвоем. — Она встала, подошла к окну. — У меня самое заурядное замужество, мистер Роденбарр, я подчинилась всем условностям. Но несколько лет назад я поняла, что некоторые из них мне чужды. Потом я встретила Фрэна, это было примерно полгода назад. Тогда-то и выяснилось, что мы... э-э... что у нас кое в чем совпадают вкусы. — Она повернулась ко мне. — Никогда не могла подумать, что он будет меня шантажировать.
— Что он от вас хотел? Денег?
— Нет, денег у меня нет. С трудом наскребла, чтобы заплатить Весли и вам. Нет, Фрэн хотел, чтобы я повлияла на мужа. Вы знаете, что Картер связан с движением «Граждане, озабоченные преступностью»?
— Знаю.
— Так вот, по инициативе ГРОПа начато одно расследование. Оно угрожает некоему Майклу Дебю. Не знаете такого? Он окружной прокурор то ли в Куинсе, то ли в Бруклине — вечно путаю.
— Флэксфорд хотел, чтобы вы отговорили мужа?
— Да. Не представляю, как бы я могла это сделать. Картер такой принципиальный!..
— А зачем это нужно было Флэксфорду?
— Не знаю. Никогда не понимала... как он вписывается в эту историю с Дебю. Мы с ним познакомились задолго до начала расследования. Трудно предположить, что у него был какой-то расчет, когда мы стали встречаться. Я знала, что он связан со сценой, был спонсором нескольких авангардных постановок вне Бродвея, вращается в театральных кругах. Там мы с ним и познакомились.
— И с Брилом тоже?
— Да. Брил не был знаком ни с Фрэном, ни с другими моими театральными друзьями... Поэтому я и решилась воспользоваться его услугами... А Фрэн, наверное, был связан с уголовным миром, только я об этом не знала.
— Очевидно, посредничал в разных махинациях. И устраивал этому Дебю разные темные делишки.
— Не знаю, что он устраивал Дебю, но мне он устроил крупную неприятность. — Она села на диванчик для двоих, из коробки на кофейном столике взяла сигарету и закурила. — Знаете, все же он не случайно пошел на связь со мной, — сказала она ровным голосом. — Он знал, кто такой Картер и что близкое знакомство со мной может пригодиться. Тем более если удастся меня скомпрометировать.