Страница:
Принесли чай с тостами.
На этот раз к потолку взлетел не поднос, а старый официант, – старший официант посольства. Он упал далеко внизу, на лестнице. Голова его отлетела, и таким образом этот несчастный подтвердил справедливость пророчества Джейн Спитфайр, никогда не бросавшей слов на ветер.
Глава 14
Глава 15
На этот раз к потолку взлетел не поднос, а старый официант, – старший официант посольства. Он упал далеко внизу, на лестнице. Голова его отлетела, и таким образом этот несчастный подтвердил справедливость пророчества Джейн Спитфайр, никогда не бросавшей слов на ветер.
Глава 14
Джейн Спитфайр встречается с ректором-палеонтологом
Джейн выбралась из машины. Трое друзей ожидали приказа. Она подошла к огромным воротам ректорской усадьбы и позвонила. Открыл главный привратник, человек малосимпатичный.
– Надеюсь, я не опоздала...
– Нет-нет, что вы! Но эти трое не могут вас сопровождать. Вы должны быть одна!
– Мои неразлучные друзья также хотят лично познакомиться с ректором...
– Сеньорита, или, черт возьми, кто вы там, послушайте! Вот уже 35 лет я здесь работаю и ни разу не увидел ни министра, ни ректора, ни как его там, черт возьми, вообще никого! Понятно вам?! Не знаю даже, существуют они или нет! Вы войдете одна и будьте довольны этим!
И снова неразлучные друзья вынуждены были разлучиться. Ничего страшного: они займутся ловлей бабочек – ведь перед ними целое поле цветов. Есть где развлечься.
Джейн вошла. За воротами ее ждал экипаж с задернутыми черными занавесками, запряженный черными лошадьми. Ключница пригласила ее сесть в карету. Внутри – полный мрак и духота.
– Можете поднять шторы, – распорядилась ключница, хорошо сохранившаяся в свои 85 лет. – Мы закрываем все, только если мимо проезжает досточтимый господин министр, он же ректор... – она отодвинула шторы. – Время от времени он навещает могилу какого-нибудь старого друга... но не переносит нашего сада...
Лошади пустились галопом. Запах цветов был опьяняющим, цвета – ярче любой, самой лучшей, краски. Через пять минут показались деревья, растущие только в Швеции – прикрытые футляром, под которым работала охладительная система. За ними ухаживали трое садовников.
Любопытная Джейн поинтересовалась, зачем эти деревья. Старуха ответила:
– Наш досточтимый ректор решил дать молодежи возможность снимать шведские фильмы. Без этих деревьев национальное кино пропало бы. Не снять ни одного шведского фильма – как Бергман, например. Знаете, почему фильмы Бергмана шведские? Потому что он живет в Швеции. Это – большое преимущество для всех, кто желает посвятить себя седьмому искусству. Мы – слаборазвитая пока страна, и ректор решил помочь нашему кино, ввезя эти деревья... Но они плохо приживаются в тропиках... Зачем существуют тропики, скажите мне? Мы обречены производить наши фильмы вместо шведских... А наши фильмы, как вам известно, никто не смотрит...
Ключница была старой, болтливой и образованной. Она вовсе не казалась никчемной развалиной. Наконец, экипаж остановился. Джейн оказалась в холле. Там ее ждал врач, быстро обследовавший гостью и нашедший ее в прекрасном физическом состоянии. Во время осмотра ключница объяснила, что ректор страдает бесчисленным количеством болезней, известных и неизвестных науке. Отсюда такие строгости. Среди прочих недугов был и такой, который вызывал медленное самобальзамирование тела. Так что ректор наполовину был уже мумией: у него действовали одна рука, одна нога, один глаз, одно полушарие мозга.
Ректорский кабинет. Сам ректор и его супруга сидели, попивая чай, при неверном пламени свечи. Ключница предупредила, что Джейн может сесть за стол, есть и пить, но не должна говорить ни слова, пока к ней не обратятся.
Ректорская чета за пятичасовым чаем обычно вспоминала прошлое. Оба настолько погружались в пережитое, что посторонних просто не замечали. Однажды террористы взорвали в кабинете бомбу, снесшую часть крыши. Но те двое ничего не заметили и продолжали беседовать. Кровельщики отремонтировали крышу, художники заново расписали потолок. А они, улыбаясь, все вспоминали прошедшее, умершее, но не похороненное: сокровища памяти.
– Я совсем как Пруст, – любил повторять министр-ректор. – Для меня воспоминания важнее жизни. Я живу только ими, а не поступками. Мы с Прустом – две родственные души...
– Да-да... так много общего... – согласилась жена ректора. – Ты тоже страдаешь от астмы. Оба такие чувствительные... Два астматика...
– Да, но у меня нет... ммм... отклонений, моя дорогая. В этом мы расходимся...
– Мелкие различия, мелкие... – согласилась супруга.
Именно поэтому в экипаже были черные шторы: астматический ректор не терпел даже вида цветов. Они вызывали у него жестокий приступ болезни. В последнее время он падал в обморок, даже если видел цветы на фото. И жил, окруженный цветами... совсем как Пруст. Астма со временем обострялась, и ректор теперь не переносил также и деревьев, даже на фото. И то же самое – с людьми. Только жену, ключницу и редко – посетителей. Полуслепо, он благословлял свою полуслепоту, избавлявшую его от множества страданий. Он мечтал о полном мраке.
Так ректор и жил: взаперти, предаваясь воспоминаниям и снова воспоминаниям.
По телефону он отдавал указания, получал информацию. А когда собирался кабинет, Мессия, в знак особого уважения, позволял своему министру просвещения участвовать в заседании через видеосвязь. На отведенное ему кресло ставили монитор. Президент, девять министров и телеэкран. Это было удобно: когда воспоминания министра надоедали Мессии, он попросту выключал монитор. После заседаний он обычно получал записку от Мессии: «Вы вели себя, как варвар, досточтимый министр-ректор, как настоящий татарин!». Из жалости к ректору, ему не рассказывали, что монитор был выключен. И по той же причине он не знал о смерти Старого Мессии.
Итак, перед Джейн сидела выдающаяся личность, попивающая чай, жующая тосты, погруженная в прошлое. Он даже не поднял глаз, когда Джейн вошла, уселась рядом с ним, принялась намазывать джем на тосты, выжимать в чай лимон. Они с женой как ни в чем не бывало продолжали делиться воспоминаниями, улыбаясь, переживая вновь, живя полноценной жизнью.
– Дорогая, помнишь Рузвельта?
– Которого?
– Теодора.
– О, это был человек!
– Величайший из американских президентов. Одна философия «большой дубинки» чего стоит! Америка для североамериканцев... а кто не согласен, того дубинкой! Отлично придумано.
– А помнишь о торжествах в его честь?
– Хотел бы не вспоминать, но помню, и очень хорошо.
– О, ты все так же ревнив... – улыбнулась госпожа ректорша.
– Перестань. Тот граф... вижу его как живого. Он потрогал тебя за грудь. И что-то сказал тебе на ухо.
– Глупости...
– Но я так мучился!
– Столько лет прошло...
– Проклятый граф!
– Он страдал от булимии...
– От лейкемии, дорогая, от лейкемии.
– Благородная болезнь. Очень достойно.
– Проклятый граф!
Появление женолюбивого графа разбило очарование прошлого, и ректор с неохотой вернулся в презираемый им мир реальности. Только тогда он обнаружил Джейн. Последовало знакомство. Джейн обратила внимание, что восхитительный чай был китайским.
– Это единственное, что мне по душе у коммунистов...
Ректор при помощи супруги и ключницы встал и поглядел на Джейн. Та представила себе, как он когда-то был молодым и обаятельным. Даже сейчас, полузабальзамированный, он сохранял нечто от тех галантных времен. Что-то среднее между Борхесом и Борисом Карлоффом в ролях Франкенштейна и Дракулы. Было в нем что-то вампирское.
Все перешли в соседнюю комнату, где находились в витринах любимые экспонаты ректора. Он стал показывать их Джейн.
– Этот динозавр называется орнитоподом. Видите, лапа, как у птицы. Ведь правда? А это цератопсий, плотоядная тварь. А рядом с ним – анкилозавр, в панцире, словно броненосец. Смотрите внимательно. Чуть позади – эстегозавр, названный так из-за пластинок, покрывающих его тело.
Джейн охватило нетерпение: в конце концов, она выслушала когда-то полный курс доисторической, древней и новой зоологии в университете Нью-Брунсвика. Поэтому она без обиняков решила продемонстрировать свою эрудицию:
– А это зауроподы, не так ли, господин ректор? Правильно? А там – текодонт, предок динозавров, с длинными задними лапами и короткими передними. А тут – тираннозавр, царь динозавров, самый крупный хищник из всех, живших на земле: шесть метров в высоту, общая длина – пятнадцать метров вместе с хвостом, вес – десять тонн. А вот мой приятель бронтозавр, двадцать пять метров...
Ректор был очарован столь глубокими познаниями и улыбнулся.
– Как жаль, что эти красивые животные больше не существуют. Они жили 150 миллионов лет назад. Жаль, что меня тогда не было...
– У вас есть с ними что-то общее... – подыграла ему Джейн. – Что-то высокое...
– Не надо мне льстить. Что привело вас сюда?
Джейн рассказала ему, что ищет третью формулу – единственное средство против студенческой агитации, которая, пусть даже будучи поверхностной, грозит помешать выполнению плана национального возрождения. Ректор признался, что он предпринял кое-какие шаги:
– Раньше в университет мог поступить кто угодно. Я прекратил неограниченный доступ. Теперь войти могут только выдержавшие экзамен по пяти предметам: палеонтологии, латинскому, древнегреческому, моральным и гражданским наукам. Это основной набор знаний, связывающий древнейшие времена динозавров с современностью, с нашим великим Мессией...
– Он умер, – сообщила Джейн.
– Не знал. Какая потеря. Я живу очень замкнуто... – опечалился ректор. Затем продолжил защищать принятые им меры: – Кем мы были бы без римлян, из чьего языка вырос наш собственный? Мы попросту не могли бы общаться между собой. Я не против математики и вообще точных наук. Считаю, что может преподаваться все, что установлено и должным образом подтверждено североамериканскими учеными. Все! Вплоть до учения Галилея. Я лично не питаю к нему особых симпатий. Но... поскольку земля вертится и, к сожалению, больше не является центром вселенной... все, вплоть до Галилея. Но эти ужасные Маркс, Фрейд, Пауло Фрейре... о нет! Только через мой труп! Те, кто осмелится упомянуть о них, будет изгнан из священного здания нашей альма-матер!
Из-за сильного возбуждения ректор испытал приступ каталепсии. Несколько секунд он выглядел как бы заснувшим. Очнувшись, он с яростью продолжил:
– Все несчастья начались с Возрождением! До конца Средних веков, несмотря на отдельные, прискорбные примеры прогресса, без которого легко можно было обойтись, все было в порядке.
И задумчиво прибавил:
– Средние века... Инквизиция... Церковь... Монахи...
Джейн охватило нетерпение: ей нужны были сведения о формуле, а не торжественная лекция.
– Монахи... Торквемада... Так... Дорогая мисс Спитфайр, я не знаю, где искать формулу, но укажу вам след: Торквемада. Это отправная точка. Не хватает еще двух слов. Торквемада... Торквемада... Торквемада... Не хватает двух слов... Найдите их...
Новый припадок каталепсии.
Вызвали медика.
Слишком поздно.
Досточтимый министр и ректор скончался на руках своей супруги. К счастью, она ничего не заметила, вспоминая о том графе с его булимией или лейкемией, живя полноценной жизнью. И, привыкшая быть с мужем всегда и во всем, она скончалась тоже.
– Надеюсь, я не опоздала...
– Нет-нет, что вы! Но эти трое не могут вас сопровождать. Вы должны быть одна!
– Мои неразлучные друзья также хотят лично познакомиться с ректором...
– Сеньорита, или, черт возьми, кто вы там, послушайте! Вот уже 35 лет я здесь работаю и ни разу не увидел ни министра, ни ректора, ни как его там, черт возьми, вообще никого! Понятно вам?! Не знаю даже, существуют они или нет! Вы войдете одна и будьте довольны этим!
И снова неразлучные друзья вынуждены были разлучиться. Ничего страшного: они займутся ловлей бабочек – ведь перед ними целое поле цветов. Есть где развлечься.
Джейн вошла. За воротами ее ждал экипаж с задернутыми черными занавесками, запряженный черными лошадьми. Ключница пригласила ее сесть в карету. Внутри – полный мрак и духота.
– Можете поднять шторы, – распорядилась ключница, хорошо сохранившаяся в свои 85 лет. – Мы закрываем все, только если мимо проезжает досточтимый господин министр, он же ректор... – она отодвинула шторы. – Время от времени он навещает могилу какого-нибудь старого друга... но не переносит нашего сада...
Лошади пустились галопом. Запах цветов был опьяняющим, цвета – ярче любой, самой лучшей, краски. Через пять минут показались деревья, растущие только в Швеции – прикрытые футляром, под которым работала охладительная система. За ними ухаживали трое садовников.
Любопытная Джейн поинтересовалась, зачем эти деревья. Старуха ответила:
– Наш досточтимый ректор решил дать молодежи возможность снимать шведские фильмы. Без этих деревьев национальное кино пропало бы. Не снять ни одного шведского фильма – как Бергман, например. Знаете, почему фильмы Бергмана шведские? Потому что он живет в Швеции. Это – большое преимущество для всех, кто желает посвятить себя седьмому искусству. Мы – слаборазвитая пока страна, и ректор решил помочь нашему кино, ввезя эти деревья... Но они плохо приживаются в тропиках... Зачем существуют тропики, скажите мне? Мы обречены производить наши фильмы вместо шведских... А наши фильмы, как вам известно, никто не смотрит...
Ключница была старой, болтливой и образованной. Она вовсе не казалась никчемной развалиной. Наконец, экипаж остановился. Джейн оказалась в холле. Там ее ждал врач, быстро обследовавший гостью и нашедший ее в прекрасном физическом состоянии. Во время осмотра ключница объяснила, что ректор страдает бесчисленным количеством болезней, известных и неизвестных науке. Отсюда такие строгости. Среди прочих недугов был и такой, который вызывал медленное самобальзамирование тела. Так что ректор наполовину был уже мумией: у него действовали одна рука, одна нога, один глаз, одно полушарие мозга.
Ректорский кабинет. Сам ректор и его супруга сидели, попивая чай, при неверном пламени свечи. Ключница предупредила, что Джейн может сесть за стол, есть и пить, но не должна говорить ни слова, пока к ней не обратятся.
Ректорская чета за пятичасовым чаем обычно вспоминала прошлое. Оба настолько погружались в пережитое, что посторонних просто не замечали. Однажды террористы взорвали в кабинете бомбу, снесшую часть крыши. Но те двое ничего не заметили и продолжали беседовать. Кровельщики отремонтировали крышу, художники заново расписали потолок. А они, улыбаясь, все вспоминали прошедшее, умершее, но не похороненное: сокровища памяти.
– Я совсем как Пруст, – любил повторять министр-ректор. – Для меня воспоминания важнее жизни. Я живу только ими, а не поступками. Мы с Прустом – две родственные души...
– Да-да... так много общего... – согласилась жена ректора. – Ты тоже страдаешь от астмы. Оба такие чувствительные... Два астматика...
– Да, но у меня нет... ммм... отклонений, моя дорогая. В этом мы расходимся...
– Мелкие различия, мелкие... – согласилась супруга.
Именно поэтому в экипаже были черные шторы: астматический ректор не терпел даже вида цветов. Они вызывали у него жестокий приступ болезни. В последнее время он падал в обморок, даже если видел цветы на фото. И жил, окруженный цветами... совсем как Пруст. Астма со временем обострялась, и ректор теперь не переносил также и деревьев, даже на фото. И то же самое – с людьми. Только жену, ключницу и редко – посетителей. Полуслепо, он благословлял свою полуслепоту, избавлявшую его от множества страданий. Он мечтал о полном мраке.
Так ректор и жил: взаперти, предаваясь воспоминаниям и снова воспоминаниям.
По телефону он отдавал указания, получал информацию. А когда собирался кабинет, Мессия, в знак особого уважения, позволял своему министру просвещения участвовать в заседании через видеосвязь. На отведенное ему кресло ставили монитор. Президент, девять министров и телеэкран. Это было удобно: когда воспоминания министра надоедали Мессии, он попросту выключал монитор. После заседаний он обычно получал записку от Мессии: «Вы вели себя, как варвар, досточтимый министр-ректор, как настоящий татарин!». Из жалости к ректору, ему не рассказывали, что монитор был выключен. И по той же причине он не знал о смерти Старого Мессии.
Итак, перед Джейн сидела выдающаяся личность, попивающая чай, жующая тосты, погруженная в прошлое. Он даже не поднял глаз, когда Джейн вошла, уселась рядом с ним, принялась намазывать джем на тосты, выжимать в чай лимон. Они с женой как ни в чем не бывало продолжали делиться воспоминаниями, улыбаясь, переживая вновь, живя полноценной жизнью.
– Дорогая, помнишь Рузвельта?
– Которого?
– Теодора.
– О, это был человек!
– Величайший из американских президентов. Одна философия «большой дубинки» чего стоит! Америка для североамериканцев... а кто не согласен, того дубинкой! Отлично придумано.
– А помнишь о торжествах в его честь?
– Хотел бы не вспоминать, но помню, и очень хорошо.
– О, ты все так же ревнив... – улыбнулась госпожа ректорша.
– Перестань. Тот граф... вижу его как живого. Он потрогал тебя за грудь. И что-то сказал тебе на ухо.
– Глупости...
– Но я так мучился!
– Столько лет прошло...
– Проклятый граф!
– Он страдал от булимии...
– От лейкемии, дорогая, от лейкемии.
– Благородная болезнь. Очень достойно.
– Проклятый граф!
Появление женолюбивого графа разбило очарование прошлого, и ректор с неохотой вернулся в презираемый им мир реальности. Только тогда он обнаружил Джейн. Последовало знакомство. Джейн обратила внимание, что восхитительный чай был китайским.
– Это единственное, что мне по душе у коммунистов...
Ректор при помощи супруги и ключницы встал и поглядел на Джейн. Та представила себе, как он когда-то был молодым и обаятельным. Даже сейчас, полузабальзамированный, он сохранял нечто от тех галантных времен. Что-то среднее между Борхесом и Борисом Карлоффом в ролях Франкенштейна и Дракулы. Было в нем что-то вампирское.
Все перешли в соседнюю комнату, где находились в витринах любимые экспонаты ректора. Он стал показывать их Джейн.
– Этот динозавр называется орнитоподом. Видите, лапа, как у птицы. Ведь правда? А это цератопсий, плотоядная тварь. А рядом с ним – анкилозавр, в панцире, словно броненосец. Смотрите внимательно. Чуть позади – эстегозавр, названный так из-за пластинок, покрывающих его тело.
Джейн охватило нетерпение: в конце концов, она выслушала когда-то полный курс доисторической, древней и новой зоологии в университете Нью-Брунсвика. Поэтому она без обиняков решила продемонстрировать свою эрудицию:
– А это зауроподы, не так ли, господин ректор? Правильно? А там – текодонт, предок динозавров, с длинными задними лапами и короткими передними. А тут – тираннозавр, царь динозавров, самый крупный хищник из всех, живших на земле: шесть метров в высоту, общая длина – пятнадцать метров вместе с хвостом, вес – десять тонн. А вот мой приятель бронтозавр, двадцать пять метров...
Ректор был очарован столь глубокими познаниями и улыбнулся.
– Как жаль, что эти красивые животные больше не существуют. Они жили 150 миллионов лет назад. Жаль, что меня тогда не было...
– У вас есть с ними что-то общее... – подыграла ему Джейн. – Что-то высокое...
– Не надо мне льстить. Что привело вас сюда?
Джейн рассказала ему, что ищет третью формулу – единственное средство против студенческой агитации, которая, пусть даже будучи поверхностной, грозит помешать выполнению плана национального возрождения. Ректор признался, что он предпринял кое-какие шаги:
– Раньше в университет мог поступить кто угодно. Я прекратил неограниченный доступ. Теперь войти могут только выдержавшие экзамен по пяти предметам: палеонтологии, латинскому, древнегреческому, моральным и гражданским наукам. Это основной набор знаний, связывающий древнейшие времена динозавров с современностью, с нашим великим Мессией...
– Он умер, – сообщила Джейн.
– Не знал. Какая потеря. Я живу очень замкнуто... – опечалился ректор. Затем продолжил защищать принятые им меры: – Кем мы были бы без римлян, из чьего языка вырос наш собственный? Мы попросту не могли бы общаться между собой. Я не против математики и вообще точных наук. Считаю, что может преподаваться все, что установлено и должным образом подтверждено североамериканскими учеными. Все! Вплоть до учения Галилея. Я лично не питаю к нему особых симпатий. Но... поскольку земля вертится и, к сожалению, больше не является центром вселенной... все, вплоть до Галилея. Но эти ужасные Маркс, Фрейд, Пауло Фрейре... о нет! Только через мой труп! Те, кто осмелится упомянуть о них, будет изгнан из священного здания нашей альма-матер!
Из-за сильного возбуждения ректор испытал приступ каталепсии. Несколько секунд он выглядел как бы заснувшим. Очнувшись, он с яростью продолжил:
– Все несчастья начались с Возрождением! До конца Средних веков, несмотря на отдельные, прискорбные примеры прогресса, без которого легко можно было обойтись, все было в порядке.
И задумчиво прибавил:
– Средние века... Инквизиция... Церковь... Монахи...
Джейн охватило нетерпение: ей нужны были сведения о формуле, а не торжественная лекция.
– Монахи... Торквемада... Так... Дорогая мисс Спитфайр, я не знаю, где искать формулу, но укажу вам след: Торквемада. Это отправная точка. Не хватает еще двух слов. Торквемада... Торквемада... Торквемада... Не хватает двух слов... Найдите их...
Новый припадок каталепсии.
Вызвали медика.
Слишком поздно.
Досточтимый министр и ректор скончался на руках своей супруги. К счастью, она ничего не заметила, вспоминая о том графе с его булимией или лейкемией, живя полноценной жизнью. И, привыкшая быть с мужем всегда и во всем, она скончалась тоже.
Глава 15
Третья победа Джейн Спитфайр: смешение народов
Из-за маловажного вопроса, связанного с правом ловли бабочек, Джо прикончил привратника как раз в тот момент, когда Джейн возвратилась назад. Она сурово отчитала друга, но не сильно обеспокоилась: катафалку и так придется везти два трупа, а где два, там и три.
У себя в комнате Джейн велела принести ежедневную корреспонденцию. Она не получала письма, а перехватывала их. С каждого почтового отделения ей приносили по письму. Каждый вечер Джейн развлекалась, читая все это, а иногда принимала необходимые меры.
Сегодня, например, попалось такое послание:
Она вызвала Джея и сказала ему:
– Эта страна не стремится к самоубийству. И режим тоже. Иными словами, мы не подставим голову под топор тех, кто восхваляет свободу, мечтая покончить с этой самой свободой. Есть ли основания говорить, что в этой стране отсутствует свобода? Думаю, нет. Ясно, что есть некоторые трудности. Но где их не имеется?
– Зачем ты мне это говоришь? – поинтересовался изумленный Джей.
– На, прочти.
Джей прочел и разинул рот. Джейн холодно и спокойно приказала:
– Ликвидировать отправителя.
Двумя часами позже Джей вернулся. Джейн по-прежнему читала корреспонденцию.
– Как ты приказала: ликвидировать отправителя или получателя?
– А что?
– Я убрал обоих. На всякий случай, – пояснил Джей, никогда не колебавшийся в важных вопросах.
– Отлично. А сейчас не мешай мне. Я занята.
Занята и заинтригована. Весьма заинтригована. И не случайно. Среди вороха писем было и такое:
Эти безупречные рассуждения Джейн проделала с поразительной быстротой. Выдающийся ум! Но только вот зачем это письмо было послано? Зачем?
– Я бы на твоем месте проверил тщательнее. Может, там есть что-то невидимыми чернилами, – посоветовал невежественный Джелли, крепко присосавшись губами к некоей части тела своей подруги и руководительницы.
– Да, ты прав... – и Джейн проверила, но ничего не обнаружила. Рассмотрела под микроскопом все точки над i. Ничего. Запятые. Совсем ничего. Точки в конце, черные, как глаза наложницы из гарема арабского шейха. Совершенно ничего. Каждую букву подписи. Она уже отчаялась что-то найти, когда заметила, что верхний правый угол буквы «М» слегка отличается от верхнего левого. Взяв электронный микроскоп, Джейн нашла приклеенную микрофотографию. Увеличив резкость, она прочла:
Однако приняла все меры предосторожности, вооружившись обычным и секретным оружием и взяв с собой троих друзей.
Машина остановилась перед рестораном «Небесное Спокойствие». Джейн велела друзьям сесть за отдельный стол, как будто они с ней незнакомы. Сама же уселась в центре зала, естественным образом привлекая всеобщее внимание: мужчина желали ее, женщины ей завидовали. Этим вечером она стала причиной серьезной ссоры у четырех-пяти супружеских пар, сидевших за соседними столиками. Одна женщина и вовсе решила задушить своего мужа тут же, в ресторане: тот не отводил вытаращенных глаз от ослепительной красавицы и даже не заметил, что его пытаются отправить на тот свет. Жену отвезли в полицию, мужа – в клинику для душевнобольных.
Указание, которое содержалось в письме, принесло мало пользы: девять десятых посетителей были китайцами. Кроме того, подойти к Джейн означало тоже оказаться в центре внимания: Цао Цао на такое пойти, очевидно, не мог. Так что Джейн оставалось лишь смаковать дивные блюда кантонской кухни. Она заказала аперитив, омлет из змеиных яиц с бразильскими муравьями, креветок «Фу Юнг» и жареную свинину по-кантонски. Ужин превратился в подлинную кулинарную оргию. Джейн свысока поглядывала на своих друзей, поглощавших банальный бифштекс с рисом.
Она поблагодарила за полученное пищевое наслаждение прохаживающегося по залу шеф-повара, и их беседа получилась столь занимательной, что Джейн забыла про письмо и про все свои дела. Между ними возник спор насчет того, как правильно готовить черепаховый суп, благо Джейн получила диплом кулинара в Гонконгском университете. Отстаивая свою точку зрения, шеф-повар пригласил ее на кухню. Увлеченная Джейн приняла вызов. При виде разнообразной кухонной утвари Джейн пришла в восторг. Шеф-повар предложил ей попробовать разные соусы, особенно один, самый изысканный. По настоянию шеф-повара Джейн понюхала его.
Это было ошибкой.
Соус состоял в основном из хлороформа.
Джейн потеряла сознание.
Когда Джейн пришла в себя, то увидела, что ее окружают пятеро китайцев. Один начал допрашивать шпионку, остальные четверо держали ее. Они были откровенными и грубыми, требовали первое слово и ради него, как утверждали, были готовы на все, вплоть до убийства. Но поскольку надежда на сотрудничество с Джейн еще сохранялась, то она пока что оставалась в живых. Ее, при благоприятном (для китайцев) исходе дела, обещали даже освободить.
Джейн возразила, что, так или иначе, не хватает третьего слова, а без него ничего не сделать. Один из китайцев – похоже, главный, – ухмыльнулся.
– Это слово знает Михаил, – ответил Енцзы.
– Кто?
– Русский, агент КГБ, – пояснил Чун Сон.
– Так вы работаете вместе?
Тот иронически рассмеялся:
– В этом случае – нет.
Что-то странное, загадочное было в его непроницаемом лице.
– Вы из китайской госбезопасности? – осведомилась Джейн.
– Какая разница?
– Если так, то очень приятно: я из МРУ.
– Нам также очень приятно.
Джейн решила сотрудничать с ними. Ведь формула нужна была ей для освобождения всего учащегося человечества, а не ради корыстных целей.
– Значит, вы не заодно с русскими? Отлично. Допустим, я скажу вам слово. Вы знаете, кто такой Михаил? Где его искать?
– Мы уже сказали, кто он. Он живет под замком в доме советского вице-консула, чтобы не возбуждать подозрений, – ответил Енцзы.
Джейн начала кое-что подозревать. Китайцы обычно хорошо обращаются с пленниками, а эти четверо явно получали удовольствие от грубого насилия. Что-то не так.
– Я скажу вам слово, которое знаю. Но прежде всего надо получить третье слово от Михаила, или, черт возьми, как его там!
Енцзы заплакал. Джейн постаралась утешить его, осыпала поцелуями. Тот признался, что задача почти невыполнима. Михаил находится в заключении, и если его выпустят, то лишь для того, чтобы присоединить к другим русским, знающим еще два слова. Кроме Михаила, секретом не владеет никто, а проникнуть к нему абсолютно невозможно. На седьмом этаже, где его держат, создана настоящая крепость. Есть даже зенитные орудия.
– Нам не нужно входить. Достаточно подойти на расстояние от 100 до 200 метров, – утешила его Джейн.
Китаец был ошарашен. Джейн развлекалась:
– У вас ведь так много народу...
– Пятнадцать миллионов! – гордо воскликнул Енцзы. – То есть нет, восемьсот.
Джейн поняла: это не китайцы. Но не подала виду и бесстрастно продолжала:
– Вас много, но ваша электронная промышленность сильно отстает. У меня дома есть аппарат, который считывает звуковые колебания с оконных стекол. Поэтому можно слышать то, что говорится в помещении, за 200 или даже за 500 метров от него.
Китаец, хотя и читал Мандрейка, присутствовал на сеансах магии Фу Манчжу, все еще не мог поверить. Обстоятельное изложение основ действия прибора убедило его. Но он не хотел отпускать Джейн за аппаратом.
– В этом нет необходимости. Я позвоню своим неразлучным друзьям при вас – и вы убедитесь в искренности моего предложения!
Джейн действительно говорила искренне. Она была готова помогать китайцу, ибо догадалась, кто он такой, хотя и не хотела в этом признаваться. Ей больше нравилось продолжать игру. Лжеповар согласился и Джейн набрала номер. Трубку взял Джо.
– Какая удача, Джейн: ты жива!
– Мои похитители очень любезны. Истинные джентльмены...
– Не совсем. Когда мы увидели, что ты не возвращаешься, то решили уйти из ресторана. Только за нами закрылась дверь, как раздался мощный взрыв, уничтоживший кухню и часть зала. Мы побежали к машине, но вскоре обнаружили, что нас преследуют. Я нажал на газ, и начался обстрел! В машину попало триста пуль, не меньше! Джей тоже дал несколько очередей. Автомобиль преследователей врезался в дерево. Мы нашли в нем четыре трупа. ВСЕ РУССКИЕ!
– Русские?
– Да, но странные русские...
– Почему?
– Такие, белые слегка... не знаю... в общем, странные.
Кто же устроил погоню? Русские – или фальшивые русские, такие же фальшивые, как эти китайцы, – хотели узнать первое слово и были готовы на все, на любое преступление, любую гнусность. На все! Ради формулы.
Джейн поняла, что ее жизнь в опасности, смертельной опасности. Она повторяла про себя первое слово: Торквемада! Это слово жгло ей губы. Торквемада! Торквемада! Торквемада! Тут она побоялась, что ее мысли прочтут, и переключилась. Она приказала друзьям привезти на машине все ее приборы, а затем удалиться и не устраивать никаких ловушек, никаких операций по спасению. Она среди друзей и не подвергается ни малейшему риску.
Китайцы поверили ей.
Через полчаса в условленном месте стоял черный автомобиль Джейн с дырками от пуль. Все сели в машину, передвигавшуюся еле-еле, и поехали. Народ на улице выглядел растерянным: видимо, никто не понимал, что происходит со страной. Но все равно боялись. На лицах был написан страх. Кроме того, люди казались похудевшими и были такими на самом деле.
Джейн решила про себя приобрести другую машину, бронированную и с темными стеклами.
Наконец, они прибыли на небольшую возвышенность, метрах в четырехстах от дома вице-консула. Вышли. Джейн установила на земле свой прибор и направила объектив на окна седьмого этажа.
Аппарат работал превосходно. Инфракрасные лучи попадали на стекла. Изнутри, звуковые колебания заставляли стекла вибрировать, слегка изменяя отражательную способность лучей. Эту разницу анализировал мини-компьютер, результаты анализа записывались на сверхчувствительную магнитофонную ленту. Через несколько минут все услышали разговоры внутри комнаты: что-то насчет скачек, причем на итальянском. Эта деталь не ускользнула от шпионки: русские говорили с римским акцентом, прекрасно ей знакомым.
– Зa alors! – откомментировал Енцзы с безупречным парижским выговором.
Не хватало нескольких деталей, чтобы разгадать эту запутанную головоломку: русские, говорящие по-итальянски, китайцы, в совершенстве владеющие французским... Ко всякой загадке можно подобрать ключ – и Джейн, конечно же, его подберет!
– Бегите в ближайший бар! Позвоните вице-консулу, скажите, что Михаил выдал тайну и что его нужно освободить, – распорядилась пленница.
Один из «китайцев» немедленно повиновался.
Джейн включила прослушку. В кабинете вице-консула зазвенел телефон.
– Алло? Да, это я. Да, могу говорить. (Пауза).Как??? Михаил??? Как это случилось??? По телефону??? Несчастный!!!
Он повесил трубку и стал осыпать Михаила бранью на итальянском:
– Свинья! Подлец! Предатель! Все знают слово! Убью! Зарежу! Porca Madonna, porca, porca!!!
– Что такое? Чего вы от меня хотите? Что я вам сделал? ( Тоже на итальянском.)
Стало тревожно. Что-то произойдет? Джейн через бинокль следила за сценой: вице-консул ударил Михаила кулаком в лицо; тот рухнул на пол, но тут же вскочил, хныча:
– За что, за что? Я хороший! Преданный! Что я сделал, святая Мадонна?!
– Выдал секрет! – рявкнул вице-консул.
– Какой еще секрет?
– Слово!
Новый удар, новые жалобы, новые потоки крови. Новые клятвы.
– Клянусь святой Мадонной! Матерью клянусь! Я никогда никому не говорил слова «сундук»! Никогда! Никогда! Сундук! Сундук! Никогда! Никогда! Верьте мне!
Джейн коварно улыбнулась. Трюк удался. Она улыбнулась демонически и выключила прибор. Затем расцеловала китайцев, не преминувших ответить тем же.
У себя в комнате Джейн велела принести ежедневную корреспонденцию. Она не получала письма, а перехватывала их. С каждого почтового отделения ей приносили по письму. Каждый вечер Джейн развлекалась, читая все это, а иногда принимала необходимые меры.
Сегодня, например, попалось такое послание:
«Папа, ты спрашиваешь, как тут все идет. Все идет хорошо. Одни говорят одно, другие другое, а некоторые ничего не говорят. Но точно известно лишь одно: никто ничего не знает. Знают только то, что шутки в сторону. Поэтому оставим это и перейдем к нашим делам.Разумеется, Джейн не могла допустить ничего подобного. Письмо было тенденциозным, провокационным, подстрекательским, а главное – лживым. Оно передергивало факты, искажало действительность. Если говорить объективно, все было не так плохо.
Есть надежда.
Она умирает последней.
Было много рабочих лидеров, делавших свое дело.
Они умерли.
Было много батраков, довольно сознательных.
Они умерли.
Было много умных студентов, в университете и вне его.
Они умерли.
Было много разного народа, и сейчас еще есть.
Они молчат.
Доколе?
Есть надежда.
Она умирает последней.
Пока что я остаюсь здесь, в столице.
У меня все в порядке.
Виделся с нашими друзьями.
У них все в порядке.
У всех все в порядке. Ждем поезда.
Поезда куда?
Твой сын Беримбау».
Она вызвала Джея и сказала ему:
– Эта страна не стремится к самоубийству. И режим тоже. Иными словами, мы не подставим голову под топор тех, кто восхваляет свободу, мечтая покончить с этой самой свободой. Есть ли основания говорить, что в этой стране отсутствует свобода? Думаю, нет. Ясно, что есть некоторые трудности. Но где их не имеется?
– Зачем ты мне это говоришь? – поинтересовался изумленный Джей.
– На, прочти.
Джей прочел и разинул рот. Джейн холодно и спокойно приказала:
– Ликвидировать отправителя.
Двумя часами позже Джей вернулся. Джейн по-прежнему читала корреспонденцию.
– Как ты приказала: ликвидировать отправителя или получателя?
– А что?
– Я убрал обоих. На всякий случай, – пояснил Джей, никогда не колебавшийся в важных вопросах.
– Отлично. А сейчас не мешай мне. Я занята.
Занята и заинтригована. Весьма заинтригована. И не случайно. Среди вороха писем было и такое:
«Сеньолита Дженет Картраит.В письме даже с первого взгляда содержалось не менее двух ошибок. Прежде всего, для новогодних поздравлений было еще слишком рано. Затем, Мао Цзэдун, человек умный и образованный, все же не принадлежал к числу ее поклонников. Впрочем, подпись явно была фальшивой.
Я есть ваш поклонник.
Я хотеть автограф.
Я желать вам щасливый новый год.
Мао Цзэдун».
Эти безупречные рассуждения Джейн проделала с поразительной быстротой. Выдающийся ум! Но только вот зачем это письмо было послано? Зачем?
– Я бы на твоем месте проверил тщательнее. Может, там есть что-то невидимыми чернилами, – посоветовал невежественный Джелли, крепко присосавшись губами к некоей части тела своей подруги и руководительницы.
– Да, ты прав... – и Джейн проверила, но ничего не обнаружила. Рассмотрела под микроскопом все точки над i. Ничего. Запятые. Совсем ничего. Точки в конце, черные, как глаза наложницы из гарема арабского шейха. Совершенно ничего. Каждую букву подписи. Она уже отчаялась что-то найти, когда заметила, что верхний правый угол буквы «М» слегка отличается от верхнего левого. Взяв электронный микроскоп, Джейн нашла приклеенную микрофотографию. Увеличив резкость, она прочла:
«Дологая Джеин Спитфаил, мы знаем все. У вас есть слово, у нас – длугое слово. Поменяемся. Можем стать больсими длузьями. Пообедаем в лестолане Небесное Спокоиствие. Меня узнать легко, я китаец.Джейн победно усмехнулась. Две трети пути уже было пройдено. Отправитель послания владел вторым словом, указывающим путь к формуле, но ему не хватало первого. Но Джейн не была этим озабочена: она хотела счастья для всех, а не только для себя. Она хотела заполучить Магическую формулу.
Цао Цао».
Однако приняла все меры предосторожности, вооружившись обычным и секретным оружием и взяв с собой троих друзей.
Машина остановилась перед рестораном «Небесное Спокойствие». Джейн велела друзьям сесть за отдельный стол, как будто они с ней незнакомы. Сама же уселась в центре зала, естественным образом привлекая всеобщее внимание: мужчина желали ее, женщины ей завидовали. Этим вечером она стала причиной серьезной ссоры у четырех-пяти супружеских пар, сидевших за соседними столиками. Одна женщина и вовсе решила задушить своего мужа тут же, в ресторане: тот не отводил вытаращенных глаз от ослепительной красавицы и даже не заметил, что его пытаются отправить на тот свет. Жену отвезли в полицию, мужа – в клинику для душевнобольных.
Указание, которое содержалось в письме, принесло мало пользы: девять десятых посетителей были китайцами. Кроме того, подойти к Джейн означало тоже оказаться в центре внимания: Цао Цао на такое пойти, очевидно, не мог. Так что Джейн оставалось лишь смаковать дивные блюда кантонской кухни. Она заказала аперитив, омлет из змеиных яиц с бразильскими муравьями, креветок «Фу Юнг» и жареную свинину по-кантонски. Ужин превратился в подлинную кулинарную оргию. Джейн свысока поглядывала на своих друзей, поглощавших банальный бифштекс с рисом.
Она поблагодарила за полученное пищевое наслаждение прохаживающегося по залу шеф-повара, и их беседа получилась столь занимательной, что Джейн забыла про письмо и про все свои дела. Между ними возник спор насчет того, как правильно готовить черепаховый суп, благо Джейн получила диплом кулинара в Гонконгском университете. Отстаивая свою точку зрения, шеф-повар пригласил ее на кухню. Увлеченная Джейн приняла вызов. При виде разнообразной кухонной утвари Джейн пришла в восторг. Шеф-повар предложил ей попробовать разные соусы, особенно один, самый изысканный. По настоянию шеф-повара Джейн понюхала его.
Это было ошибкой.
Соус состоял в основном из хлороформа.
Джейн потеряла сознание.
Когда Джейн пришла в себя, то увидела, что ее окружают пятеро китайцев. Один начал допрашивать шпионку, остальные четверо держали ее. Они были откровенными и грубыми, требовали первое слово и ради него, как утверждали, были готовы на все, вплоть до убийства. Но поскольку надежда на сотрудничество с Джейн еще сохранялась, то она пока что оставалась в живых. Ее, при благоприятном (для китайцев) исходе дела, обещали даже освободить.
Джейн возразила, что, так или иначе, не хватает третьего слова, а без него ничего не сделать. Один из китайцев – похоже, главный, – ухмыльнулся.
– Это слово знает Михаил, – ответил Енцзы.
– Кто?
– Русский, агент КГБ, – пояснил Чун Сон.
– Так вы работаете вместе?
Тот иронически рассмеялся:
– В этом случае – нет.
Что-то странное, загадочное было в его непроницаемом лице.
– Вы из китайской госбезопасности? – осведомилась Джейн.
– Какая разница?
– Если так, то очень приятно: я из МРУ.
– Нам также очень приятно.
Джейн решила сотрудничать с ними. Ведь формула нужна была ей для освобождения всего учащегося человечества, а не ради корыстных целей.
– Значит, вы не заодно с русскими? Отлично. Допустим, я скажу вам слово. Вы знаете, кто такой Михаил? Где его искать?
– Мы уже сказали, кто он. Он живет под замком в доме советского вице-консула, чтобы не возбуждать подозрений, – ответил Енцзы.
Джейн начала кое-что подозревать. Китайцы обычно хорошо обращаются с пленниками, а эти четверо явно получали удовольствие от грубого насилия. Что-то не так.
– Я скажу вам слово, которое знаю. Но прежде всего надо получить третье слово от Михаила, или, черт возьми, как его там!
Енцзы заплакал. Джейн постаралась утешить его, осыпала поцелуями. Тот признался, что задача почти невыполнима. Михаил находится в заключении, и если его выпустят, то лишь для того, чтобы присоединить к другим русским, знающим еще два слова. Кроме Михаила, секретом не владеет никто, а проникнуть к нему абсолютно невозможно. На седьмом этаже, где его держат, создана настоящая крепость. Есть даже зенитные орудия.
– Нам не нужно входить. Достаточно подойти на расстояние от 100 до 200 метров, – утешила его Джейн.
Китаец был ошарашен. Джейн развлекалась:
– У вас ведь так много народу...
– Пятнадцать миллионов! – гордо воскликнул Енцзы. – То есть нет, восемьсот.
Джейн поняла: это не китайцы. Но не подала виду и бесстрастно продолжала:
– Вас много, но ваша электронная промышленность сильно отстает. У меня дома есть аппарат, который считывает звуковые колебания с оконных стекол. Поэтому можно слышать то, что говорится в помещении, за 200 или даже за 500 метров от него.
Китаец, хотя и читал Мандрейка, присутствовал на сеансах магии Фу Манчжу, все еще не мог поверить. Обстоятельное изложение основ действия прибора убедило его. Но он не хотел отпускать Джейн за аппаратом.
– В этом нет необходимости. Я позвоню своим неразлучным друзьям при вас – и вы убедитесь в искренности моего предложения!
Джейн действительно говорила искренне. Она была готова помогать китайцу, ибо догадалась, кто он такой, хотя и не хотела в этом признаваться. Ей больше нравилось продолжать игру. Лжеповар согласился и Джейн набрала номер. Трубку взял Джо.
– Какая удача, Джейн: ты жива!
– Мои похитители очень любезны. Истинные джентльмены...
– Не совсем. Когда мы увидели, что ты не возвращаешься, то решили уйти из ресторана. Только за нами закрылась дверь, как раздался мощный взрыв, уничтоживший кухню и часть зала. Мы побежали к машине, но вскоре обнаружили, что нас преследуют. Я нажал на газ, и начался обстрел! В машину попало триста пуль, не меньше! Джей тоже дал несколько очередей. Автомобиль преследователей врезался в дерево. Мы нашли в нем четыре трупа. ВСЕ РУССКИЕ!
– Русские?
– Да, но странные русские...
– Почему?
– Такие, белые слегка... не знаю... в общем, странные.
Кто же устроил погоню? Русские – или фальшивые русские, такие же фальшивые, как эти китайцы, – хотели узнать первое слово и были готовы на все, на любое преступление, любую гнусность. На все! Ради формулы.
Джейн поняла, что ее жизнь в опасности, смертельной опасности. Она повторяла про себя первое слово: Торквемада! Это слово жгло ей губы. Торквемада! Торквемада! Торквемада! Тут она побоялась, что ее мысли прочтут, и переключилась. Она приказала друзьям привезти на машине все ее приборы, а затем удалиться и не устраивать никаких ловушек, никаких операций по спасению. Она среди друзей и не подвергается ни малейшему риску.
Китайцы поверили ей.
Через полчаса в условленном месте стоял черный автомобиль Джейн с дырками от пуль. Все сели в машину, передвигавшуюся еле-еле, и поехали. Народ на улице выглядел растерянным: видимо, никто не понимал, что происходит со страной. Но все равно боялись. На лицах был написан страх. Кроме того, люди казались похудевшими и были такими на самом деле.
Джейн решила про себя приобрести другую машину, бронированную и с темными стеклами.
Наконец, они прибыли на небольшую возвышенность, метрах в четырехстах от дома вице-консула. Вышли. Джейн установила на земле свой прибор и направила объектив на окна седьмого этажа.
Аппарат работал превосходно. Инфракрасные лучи попадали на стекла. Изнутри, звуковые колебания заставляли стекла вибрировать, слегка изменяя отражательную способность лучей. Эту разницу анализировал мини-компьютер, результаты анализа записывались на сверхчувствительную магнитофонную ленту. Через несколько минут все услышали разговоры внутри комнаты: что-то насчет скачек, причем на итальянском. Эта деталь не ускользнула от шпионки: русские говорили с римским акцентом, прекрасно ей знакомым.
– Зa alors! – откомментировал Енцзы с безупречным парижским выговором.
Не хватало нескольких деталей, чтобы разгадать эту запутанную головоломку: русские, говорящие по-итальянски, китайцы, в совершенстве владеющие французским... Ко всякой загадке можно подобрать ключ – и Джейн, конечно же, его подберет!
– Бегите в ближайший бар! Позвоните вице-консулу, скажите, что Михаил выдал тайну и что его нужно освободить, – распорядилась пленница.
Один из «китайцев» немедленно повиновался.
Джейн включила прослушку. В кабинете вице-консула зазвенел телефон.
– Алло? Да, это я. Да, могу говорить. (Пауза).Как??? Михаил??? Как это случилось??? По телефону??? Несчастный!!!
Он повесил трубку и стал осыпать Михаила бранью на итальянском:
– Свинья! Подлец! Предатель! Все знают слово! Убью! Зарежу! Porca Madonna, porca, porca!!!
– Что такое? Чего вы от меня хотите? Что я вам сделал? ( Тоже на итальянском.)
Стало тревожно. Что-то произойдет? Джейн через бинокль следила за сценой: вице-консул ударил Михаила кулаком в лицо; тот рухнул на пол, но тут же вскочил, хныча:
– За что, за что? Я хороший! Преданный! Что я сделал, святая Мадонна?!
– Выдал секрет! – рявкнул вице-консул.
– Какой еще секрет?
– Слово!
Новый удар, новые жалобы, новые потоки крови. Новые клятвы.
– Клянусь святой Мадонной! Матерью клянусь! Я никогда никому не говорил слова «сундук»! Никогда! Никогда! Сундук! Сундук! Никогда! Никогда! Верьте мне!
Джейн коварно улыбнулась. Трюк удался. Она улыбнулась демонически и выключила прибор. Затем расцеловала китайцев, не преминувших ответить тем же.