– Я сам из аула, Армен, – говорит Ильяс, – Чехова даже не читал. Ильяс меня зовут.
– Я знаю… Понял. Армен.
– Я слышал, искал ты меня? – спросил Ильяс.
– Да, искал… Не ожидал здесь увидеть…
– А я пришел постановку посмотреть, театр…
– Театром интересуетесь?
– Понемногу всем интересуюсь. Мне учительница одна с Махачкалы рассказывала, что хорошие постановки делаешь.
Армен смущенно кивнул.
– Я про тебя тоже слышал, конечно… А вообще, мне человека найти нужно.
– Что за человек?
– Девушка одна. Она в тюрьме сидела, на зоне в Ростове, год назад. А потом пропала.
– Совсем?
– Совсем. Из внутреннего изолятора. Никто не знает как.
Армен достал фотокарточку и протянул Ильясу.
– И эту девушку тебе найти надо?
– Как воздух. Я ее каждый день ищу. Только следов нету.
Почувствовав некоторое сомнение собеседника, Армен добавил:
– Скажешь, чем расплатиться, – все сделаю. Рабом стану.
Ильяс помолчал.
– А зачем тебе девушка эта? – поинтересовался он.
– Жениться на ней хочу, – мрачно ответил Армен.
– Попробовать можно, Армен. Закину… А я тут одну постановку хочу замутить, но, знаешь, культурный человек нужен. Режиссер, типа тебя. Постановщик.
Пожилая веселая зэчка рассказывала историю непутевого мужа.
– Он из рейса возвращался – король. Бабла у него море было. Один раз привез сапоги югославские в коробке. А коробки две. Я сапоги меряю и спрашиваю: «А эти кому?» На вторую коробку. Он ржет, коробку открывает, а она полная денег! Из пивной шел, тропинку выкладывал четвертаками – а пивная была за квартал…
Армен улыбается, кивает, меняет кассету в камере.
Худенькая блондинка.
– А сын ничего не знает, сказали – уехала мама, вместе с бабушкой. Ему четырнадцать лет.
Следующая – фатальная женщина.
– Я знала и режиссеров, и артистов. И многих других. Ваша как фамилия?
– Мартиросян…
– Вы какие кинофильмы снимали?
– Этот первый будет… Дебют. А вы эту девушку не знаете?
– Он в Бога не верит? – задает Армен странный вопрос.
– Он в бабло только верит.
Армен продолжает что-то задумчиво чертить.
– В колдовство, сглаз, порчу не верит он?
– Не знаю, брат.
– Что он любит?
– Кошек! Кошкодер – ему погоняло дано…
– Кошек… А что он не любит больше всего?
– Русских он не любит. Генерала как зовут, памятник во Владике есть?
– Ермолов.
– Генерал Ермолов этот его прапра… короче, дедушку его деда повесил. Очень у них в роду это запомнилось.
Армен затягивается, думает.
– Боится чего-нибудь?
– Конечно, боится, наверное… Это только у меня страха нет, – улыбается Ильяс.
– «Большой и малый джихад», – прочитал он в трубку название зеленой брошюры, выпавшей из контейнера. – «Путь воинов Аллаха». Восьмой микрорайон, улица Академика Варги, одиннадцать, корпус три или девять, корпус один.
Прессовочный механизм загрохотал.
– Чего? – не расслышал Леха. – Да нет, здесь татары, наверное, живут… Ну, кости бараньи… Так свежие! Праздник татарский как называется? Ну вот, байрам… Вот вчера и был этот уйрам-байрам, телевизор смотришь?
Захваты сомкнулись в третий раз и вознесли в воздух контейнер.
– Казань, 1999, типография имени Фотиевой, заказ 237.
Леха нажал отбой, подобрал, что просыпалось, и закинул в кузов вместе с брошюрами.
Собаки деловито и без ссор заглотали колбасу между гаражами и двинулись дальше дружной четверкой.
Замелькал грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…
Некоторое время спустя Армен, который сидит на переднем сиденье, видит, как Ильяс удрученно качает головой и подает печальный знак. Из «мерседеса» выводят седого бледного человека в мятом костюме. На шее намотана веревка. Он покорно следует за своим провожатым, как на поводке, даже не пытаясь дернуться.
Главный из прибывших и его бойцы, онемев, смотрят на двоих людей, идущих к железной опоре высоковольтной линии.
– Что за человек, Ильяс? Я первый раз его вижу…
– Кто-то должен отвечать за это, Арик. Некому отвечать больше…
В седом человеке мы узнаем актера Владимирцева. Ему на голову провожатый надевает желтый целлофановый пакет с нелепым рисунком мультипликационного кота, веревку перекидывает через балку.
– Первый раз его вижу, этого фраера, совестью клянусь. Сам из него душу выну, если он тебя обокрасть хотел, – быстро говорит Арик, не отрывая взгляда от вышки. – Давай вместе сейчас его спросим…
– Я спросил уже, Арик. Он на тебя брешет, – глядя ему в глаза, произносит Ильяс. – Стариков казнить приходится, но правду узнать надо…
Арик, не отрывая взгляда, смотрит на место казни. Ильяс тоже оборачивается.
– Может, сейчас захочет правду сказать, – задумчиво говорит он.
Его товарищ под вышкой ждет, что-то спрашивает старика, но тот лишь отчаянно мотает головой. Тогда человек проверяет прочность узла и легонько толкает Владимирцева в спину. Сорвавшись с бетонного блока, тот начинает сучить ногами, пытается оседлать опору, так что палачу приходится держать его за колени, пока жертва не затихает. Видимо, по брюкам течет, и он вытирает руки о траву. Тело с неестественно вывернутой головой тихо покачивается, и только улыбается с пакета глупая рожа кота.
Армен видит на лице Арика почти неприкрытый ужас. Он опускает глаза.
Ильяс садится в машину, его товарищ, подумав, обрезает веревку, вместе с другим бойцом они волокут тело к «мерседесу» и закидывают в багажник. Машина уезжает.
Опять осужденные сменялись перед камерой. Постарше, помоложе, красивые и не очень. Рассказывали про себя…
– Калитина Оксана… Я совсем не жалею… Совсем. Пусть Бог меня накажет, но эту падлу я бы еще раз встретила и еще раз убила…
– Лазовая Лариса…
Другая пела:
– Я росла и расцветала до семнадцати годов, а с семнадцати годов…
Еще какая-то девчонка…
– Я за топором пошла, к Салохиным, к тете Вале. Говорю: дайте топор, у нас сломался, мясо разрубить надо. Ну, принесла топор. Уже этим топором Витя тело разрубил, в пакеты все сложили и утром на автобусе уехали. Ну, а тетя Валя и сообщила потом, если бы топор не сломался, может, и не было бы ничего. А Витя на воле, в Хабаровске где-то. Ну, а артисткой я бы могла быть, наверное. А раздеваться не надо будет?
Молодые борцы-вольники на ковре, мальчишки с тренером в секции, соревнования…
– Смотри, это в Ростове, всесоюзная спартакиада… Это чех, хороший парнишка, с Грозного, мастер спорта международного класса, слушай… На третьей минуте я его выкинул…
Ильяс оглядывается и вдруг легко делает сальто назад.
– Ты шахматист, наверное? – серьезно спрашивает он Армена. – А то я тебе все про борьбу да про борцов…
– Нет, – смеется Армен. – Я фехтованием занимался, в детстве.
– Слушай, сломали мы его! Все бросил здесь, уехал… – радостно улыбаясь, вдруг говорит Ильяс. – Я у него страх в глазах увидел! Нет в нем силы больше, – кричал, сердце ему вырежу, а сам уехал… Хитрый, змей, был, но сломал ты его!
– Ты хорошо разводил… А если бы он к вышке пошел?
– Э-э, – махнул Ильяс, – дернули бы быстро…
Постучав, из-за двери показывается несколько смущенный, но разгоряченный актер Владимирцев с желтым пакетом и пиджаком в руках. Под рубашкой видна альпинистская обвязка.
– Я прошу прощения… Ребята костюм хотят выбросить, а он новый совершенно…
– Не могу уговорить его, – кричит из коридора «вешатель», – зачем такой костюм…
– Да его только почистить, замечательный костюм, пиджак вообще чистый, зачем же выбрасывать…
– Александр Михайлович, – вмешивается в спор Армен, – да возьмите, конечно…
– Александр Михайлович, дорогой, давайте купим новый вам, бежевый, или какой хотите, – кричит Ильяс.
– Да жалко, ей-богу, новый костюм, от пыли отряхнуть только, брюки уже высохли…
Общими усилиями Владимирцева успокаивают и выпроваживают. Ильяс возвращается в комнату, подходит к двери на террасу, с которой открывается вид на мягкий южнорусский пейзаж.
– Арменчик, дорогой, ты красивую постановку сегодня сделал…
Армен кивает, улыбается.
– Теперь уезжать надо. В Москву.
– Зачем?
– Должок один есть у меня, кровный… Да и вообще, веселее в Москве. А у тебя здесь дела?
– У меня одно дело, Ильяс. Девушку эту найти.
– В Москве и будем искать.
– Узнал про нее что-то? – напряженно спросил Армен.
– Разное говорили… – ответил Ильяс. – И что по воздуху улетела, и что научилась все замки открывать… Может, брехня, не знаю… Но по-любому, искать ее теперь на воле надо.
– Ну все, пойду я.
– Погоди, подойдет он… – кивнул Ильяс в сторону стоянки. – Там на приеме человек будет, Арик зовут. Пацан он душноватый… так ты скажи, что моя невеста…
– Я, вообще, сегодня судьбу свою не ждала встретить.
– Э, судьбу каждый день ждать надо, – серьезно сказал Ильяс.
– Мне с утра цыганка то же сказала, – ответила Катя.
Гангстер был уже совсем близко.
– Удачи тебе, сестренка, – сказал Ильяс. – Может, встретимся скоро.
– Если сучка не попадется, – ответила Катя. – Судьба и обмануть может.
– Если что, я за тебя отвечу.
Перед камерой – воровка в росписи. Другая предлагает любовь за сигареты. Третья – плачет. Четвертая – плюет в объектив. Пятая – показывает стриптиз. Шестая – сумасшедшая.
А седьмая была особенная. Она молчала.
– Я буду делать что-то. Про условно-досрочное хлопотать… Вытащить тебя отсюда надо, – говорил Армен, расхаживая по комнате.
– Не надо. Замков-то нет.
– А чего же ты здесь сидишь тогда?
– Годик отсижу, потом улечу, – засмеялась Катя. – А ты помочь чем-то хочешь?
– Хочу.
– Ты адвокат?
– Нет, режиссер… Ну, это неважно.
– И чем же ты помочь хочешь?
– Может, расписаться нам…
– В смысле? Замуж за тебя выйти?
– Ну, да…
– А если меня жених ждет?
– Пойми, я хлопотать за тебя смогу… Вытащу я тебя отсюда…
– Ты сделай предложение, а я подумаю. Вдруг – судьба.
– Выходи за меня замуж.
Леша повозился с собаками, потом принялся за контейнеры. Один открыл, покопался внутри. На черном пластике разобрал и быстро разложил характерно разорванную сигаретную пачку, несколько смятых окурков с картонными мундштуками, позвонил по мобильному.
– Ломоносовский, дом пять. План курят, подловить можно.
С трубкой у плеча, Леша еще покопался в пакете, кинул собакам что-то съедобное.
– Опять фантики… – он вытащил несколько бумажек, в которые обычно заклеивают пачки денег, потом еще какой-то клочок.
Мимо проскакали трое чумазых беспризорников с пакетами и бутылками, заглянув по ходу в Лешины контейнеры на предмет чего-нибудь полезного.
– Тест на беременность, – продолжал Леша, – результат положительный, две полосочки – положительный, значит? Ну, вот… Смотрим женскую консультацию, подтверждаем квартиру.
Двое пацанов ускакали дальше, а третий задержался. Он сидел в сторонке на корточках, курил, вокруг него суетились голуби. Был он худющий и смуглый, лет десяти, с раскосыми монгольскими глазами.
Они долго смотрели друг на друга, потом Леша, не отрывая взгляда, подошел поближе.
– Как ты здесь? – вдруг спросил он, присел рядом и даже потрогал мальчика за руку.
Мальчик все так же смотрел снизу вверх.
– Будет что? – осторожно спросил Леха, но тут же слегка смутился и кивнул: – Ну да…
Помолчали еще.
Наконец мальчик улыбнулся и вынул из-за пазухи шерстяной носок, перетянутый нитками. Леша нитки развязал, и на ладонь ему выкатились четыре рябых голубиных яйца.
Он долго их разглядывал, а потом с чувством сказал:
– Спасибо, браток.
Мальчик встал и ушел, не прощаясь.
– Змей воздушный – за мной!
– У меня встреча будет, – сказал Ильяс, надевая пиджак. – Пойти мне одному надо. Завтра девчонку искать будем, – он положил в сейф документы, пистолет и захлопнул дверцу.
– Скажи где, я сейчас начну, – отозвался Армен.
– Не найдешь, вместе лучше… Сам ее увидеть хочу.
– Здесь тебя ждать?
– Погуляй сходи, Кремль посмотри, Алмазный фонд… Позвоню тебе.
Армен неподвижно лежал на кровати с сигаретой, перед ним в окне открывался вид на Спасскую башню и Васильевский спуск. Было раннее утро. Телефон лежал у него на груди.
– …Я видел сон один… Про ангела… То есть нет, это правда ангел был…
Они помолчали.
– Но, главное, тебя я видел.
– Может, обознался?
– Нет. Всю жизнь я тебя ищу… Веришь?
Катя пожала плечами.
– Верю… Мне тоже цыганка нагадала всю жизнь счастья ждать.
– Я во всех зонах, тюрьмах был, в больницах даже…
– Да я сижу-то без году неделя…
– Вот видишь… А я знал, где тебя искать надо…
Катя посерьезнела.
– Знаешь… Если правда судьба, то еще встретимся… Не здесь.
– Правда… Я, Катя, жить без тебя не смогу уже.
Катя внимательно посмотрела на него.
– Я подумаю, только подождать все равно надо… Может, меня тоже ангел какой навестит…
– Ты подумай, я через неделю приеду.
Звонок раздался неожиданно.
– Да… Где ты? – вскочил Армен.
– Попал в блудняк, слушай… Подстрелили меня.
– Где ты, Ильяс?
– На хате какой-то… В браслетах. Пулю словил, слушай…
– Где ты, можешь сказать? Окно есть?
– Посмотрю в окно…
Ильяс приподнялся, отчего его передернуло и на губах появилась кровь. За мутным стеклом с занавеской был виден кусок двора с детской площадкой и шпиль университета за кирпичными домами.
– Университет видно, – прохрипел Ильяс, упав лицом на трубку.
– Посмотри, еще что! Улица или номер дома…
Ильяс полежал еще немного, набираясь сил, потом поднялся снова. Второй раз было трудней, и ничего нового он не увидел. Он опять упал и, чуть отдышавшись, сказал:
– Нет, не вижу, Армен… Детская площадка есть… Подожди, мутит, слушай…
– Смотри еще! Машины есть во дворе? Номер машины какой-нибудь…
– Сейчас, – выдавил Ильяс, но лежал еще какое-то время лицом на трубке. Потом все же сделал отчаянное усилие и приподнялся в третий раз. Он вытянулся насколько можно, до дрожи головы, но недостаточно высоко: подоконник закрывал нижнюю часть двора, номера машин вдалеке разглядеть было невозможно.
Ильяс уперся ногой в пол, а руками взялся за раму кровати, наручники мешали, от напряжения кровь пошла вверх по капельнице. Передние ножки кровати все же оторвались от пола, но единственное, что он смог увидеть, была оранжевая мусоросборочная машина, въезжающая во двор.
Кровать с грохотом опустилась, и, стараясь не потерять сознания, Ильяс сказал:
– Не вижу… Мусорка въехала, М 511 МО… Оранжевая… – и снова уткнулся на трубку.
В этот момент открылась дверь, Ильяс поднял глаза и сказал:
– Маме позвонил, чтобы не волновалась.
Короткий удар уложил его обратно, человек забрал телефон, пиджак и вышел.
Немного порывшись, он извлек пластиковый мешок, аккуратно развязал его и, воткнув в ухо телефонный наушник, набрал номер.
В пакете были кровавая марля, ампулы, упаковки из-под лекарств.
– Серафимовича, два. Бинты, антибиотики, дренажные тампоны, кардиостимуляторы. Огнестрелка серьезная. День, наверное, третий. Значит, привезли вчера.
Леша аккуратно завязал пакет, сунул его в пластиковый мешок побольше, спрятал в кабину.
«КамАЗ» стал пробираться дальше, пока не уперся в большой «мерседес», который небрежно занял полдороги. За тонированными стеклами было не разглядеть, на месте ли водитель, мусоросборщик мигнул фарами, подождал, потом сдал чуть назад и, забравшись левыми колесами на бордюр, начал продвигаться вперед. Кузов накренился, железная балка захвата угрожающе нависла над полированной черной крышей «мерседеса» и, оказавшись в паре сантиметров от нее, медленно поползла вперед. Стекло «мерседеса» опустилось, – водитель все-таки там был, а теперь, видимо, проснулся и неподвижно следил за маневром. Когда выхлопная труба оказалась напротив него, мусоросборщик выпустил струю вонючего дизельного дыма, спрыгнул с бордюра, а ржавая балка, просвистев вдоль лобового стекла, почти обрушилась на капот, не достав какого-нибудь сантиметра, но обильно обсыпав его комьями грязи и налипшим мусором. Водила вылез, осмотрел всю свою машину и долго глядел вслед мусорке.
Армен быстро пересек двор, сел в «мерседес», машина тронулась.
В соседнем дворе мусоросборщик опять остановился, перегородив им дорогу.
Парень в комбинезоне начал не спеша опрокидывать контейнеры.
Армен молча за ним наблюдал, пока резкий гудок не вывел его из задумчивости.
– Гудеть не надо никогда, – сказал он нервному водиле.
– Извините.
Последний ящик был опорожнен и откачен в сторону. Парень стал забираться в кабину, – но только их «мерседес» тронулся, как злосчастный контейнер, словно повинуясь неведомой силе, а на самом деле просто оставленный на откосе, покатился вдруг обратно на середину дороги. Водила дернулся, опять случайно нажал на гудок и, пробормотав «извините», в ярости выскочил, чтобы самостоятельно убрать препятствие. Армена это маленькое происшествие как-то заинтересовало, и когда в следующем проходном дворе мусорка опять встала перед ними возле помойки, он уже с любопытством стал наблюдать за продолжением.
Водила, бросив на пассажира косой взгляд, выскочил пробкой из машины, подлетел к кабине «КамАЗа». Парень в комбинезоне вылез, спокойно обошел его и направился к своим контейнерам. И только когда водила схватил его за плечо, мусорщик коротким ударом сломал ему челюсть.
Армен вышел, глянул в то место, где рухнул водила, взял из машины пальто и внимательно посмотрел на мусорщика.
– Нагрубил малость, – хмуро сказал Леша. – Водитель ваш.
– Мне с вами поговорить бы надо, – задумчиво сказал Армен. – Мне, наверное, ваша помощь нужна.
Потом нажали на цифровую перемотку, замелькали в «стопе» гаражи, подъезды, другие собаки рядом с объективом камеры.
Пару раз перемотку останавливали, и в режиме «плей» с нижнего ракурса были видны то бамперы и номерные знаки машин на стоянке, то бомж на трубах, который метнул в камеру железной арматуриной, отчего камера дернулась, то ночные планы двора, где двое пацанов пытались вскрыть дверь у «нивы»…
– И давно у вас эти собачки работают? – спросил восхищенно Армен.
– Вот этот день должен быть, двадцать пятое…
Это был не день, а вечер или утро. Камера двигалась сначала рядом с машиной, потом обогнала ее и, ослепленная фарами, шарахнулась на тротуар. А когда машина остановилась, открылась дверь, вышли, оглядываясь, люди, камера осторожно подтрусила поближе. Двое осторожно стали вытаскивать кого-то с заднего сиденья. У одного ухо и пол-лица были заклеены ватой и пластырем, пальто было в крови. У Ильяса, белого как снег, которого они наконец вытащили, пальто, пиджак и рубашка были распахнуты, а на груди хлопал в такт дыханию полиэтиленовый пакет. Его схватили под локти и потащили к подъезду. Улыбаясь через силу, он что-то сказал заклеенному, тот ударил его несколько раз, второй вмешался, и они снова потащили его прямо на камеру. Заклеенный что-то рявкнул, брыкнул ногой, камера ушла за машину, и Леша запись остановил.
– Он?
– Он… – сказал потрясенный Армен. – Ты мент, что ли?
– Мусорщик, – ответил Леша.
– Короче, я должник твой, Леша, кто бы ты ни был.
Армен встал, надел пиджак. Сидели они, видимо,
давно, в странном помещении с аппаратурой, вольером, где дремали пара симпатичных стаффордширов и ошпаренная дворняга, со стойкой для снайперской винтовки и стеклянной камерой, где лежали на вате голубиные яйца.
– Ты мне не должник. Только за собачек этих ты теперь тоже отвечаешь. Потому что знать про них никому не надо, – сухо сказал Леша. – Потом, ты мне тоже помог, потому что информация, что в квартире этой находится твой товарищ, а не кто-нибудь другой, – информация довольно дорогая.
– Это для меня она дорогая, Леша. Потому что я сейчас еду эту квартиру брать.
Армен вытащил из кармана пальто обойму и ствол.
– Это сюда вставляется?
– Обычно сюда…
– Предохранитель?
– Ага… Квартиру эту, Армен, ты брать не будешь. Потому что квартира эта находится в разработке. И потом, там тебя завалят.
– Знаешь, брат… Я скорее тебе сейчас коленку прострелю, чем ты меня остановишь. Подъезд какой?
– Первый, – ответил Леша.
Армен взял пальто, двинулся к двери.
– Квартира двадцать шесть, – добавил Леша, отвернувшись к экрану. – С кем пойдешь-то?
– Найду пару земляков…
– Фамилии только напишите. И бумажки в карман.
Леша снова включил запись.
– Куда исчезла? – наконец выдавил он. Майор тоже долго молчал.
– Следствие началось… Тебя тоже спросят, наверное.
– Я же был неделю назад… Мы встретиться договорились…
– Где? – спросил майор.
– Здесь…
– Передумала, значит, – вздохнул майор, оглядев помещение.
Армен, глядя перед собой, миновал вахту и пошел к автобусной остановке. Сторожевые вышки и корпуса остались за спиной, но он не оборачивался.
Около хлебного фургона сидел на корточках и курил мальчишка с раскосыми глазами.
За прутьями перил внизу виднелась массивная железная дверь с табличкой «26» и смотровым глазком.
Этажом выше лязгнул замок, дверь открылась, Армен выглянул – вышел какой-то парень с мусорными пакетами. Пришлось тихо спуститься прямо через освещенную площадку еще ниже – мусоропровод был как раз между этажами. Было видно, как сосед открыл его, кинул один пакет, второй не влезал, он бросил его на полу рядом и захлопнул ящик ногой.
Армен переждал, пока замок наверху закроется, снял пистолет с предохранителя, приблизился к двери, послушал, даже принюхался к щели. Потом быстро поднялся наверх и вернулся с охапкой ковриков для обуви. Положил их под дверь, подумав, положил еще три соседних и, чиркнув зажигалкой, поджег. Быстро пошел едкий резиновый дым, в квартирах зашевелились.
– Я знаю… Понял. Армен.
КАБИНЕТ
Из-за шторы в своем кабинете бледный главреж наблюдает, как садятся в большой черный «мерседес» четыре человека.– Я слышал, искал ты меня? – спросил Ильяс.
– Да, искал… Не ожидал здесь увидеть…
– А я пришел постановку посмотреть, театр…
– Театром интересуетесь?
– Понемногу всем интересуюсь. Мне учительница одна с Махачкалы рассказывала, что хорошие постановки делаешь.
Армен смущенно кивнул.
В МАШИНЕ
– А зачем искал ты меня?– Я про тебя тоже слышал, конечно… А вообще, мне человека найти нужно.
– Что за человек?
– Девушка одна. Она в тюрьме сидела, на зоне в Ростове, год назад. А потом пропала.
– Совсем?
– Совсем. Из внутреннего изолятора. Никто не знает как.
Армен достал фотокарточку и протянул Ильясу.
– И эту девушку тебе найти надо?
– Как воздух. Я ее каждый день ищу. Только следов нету.
Почувствовав некоторое сомнение собеседника, Армен добавил:
– Скажешь, чем расплатиться, – все сделаю. Рабом стану.
Ильяс помолчал.
– А зачем тебе девушка эта? – поинтересовался он.
– Жениться на ней хочу, – мрачно ответил Армен.
– Попробовать можно, Армен. Закину… А я тут одну постановку хочу замутить, но, знаешь, культурный человек нужен. Режиссер, типа тебя. Постановщик.
Пожилая веселая зэчка рассказывала историю непутевого мужа.
– Он из рейса возвращался – король. Бабла у него море было. Один раз привез сапоги югославские в коробке. А коробки две. Я сапоги меряю и спрашиваю: «А эти кому?» На вторую коробку. Он ржет, коробку открывает, а она полная денег! Из пивной шел, тропинку выкладывал четвертаками – а пивная была за квартал…
Армен улыбается, кивает, меняет кассету в камере.
Худенькая блондинка.
– А сын ничего не знает, сказали – уехала мама, вместе с бабушкой. Ему четырнадцать лет.
Следующая – фатальная женщина.
– Я знала и режиссеров, и артистов. И многих других. Ваша как фамилия?
– Мартиросян…
– Вы какие кинофильмы снимали?
– Этот первый будет… Дебют. А вы эту девушку не знаете?
ЧАСТНЫЙ ДОМ. НОЧЬ
На большом столе стоят чашки, кофейник, пепельница. Ильяс и Армен сидят друг напротив друга, курят. Перед Арменом куча исписанной бумаги, какие-то рисунки.– Он в Бога не верит? – задает Армен странный вопрос.
– Он в бабло только верит.
Армен продолжает что-то задумчиво чертить.
– В колдовство, сглаз, порчу не верит он?
– Не знаю, брат.
– Что он любит?
– Кошек! Кошкодер – ему погоняло дано…
– Кошек… А что он не любит больше всего?
– Русских он не любит. Генерала как зовут, памятник во Владике есть?
– Ермолов.
– Генерал Ермолов этот его прапра… короче, дедушку его деда повесил. Очень у них в роду это запомнилось.
Армен затягивается, думает.
– Боится чего-нибудь?
– Конечно, боится, наверное… Это только у меня страха нет, – улыбается Ильяс.
МОСКВА. УТРО
Большая оранжевая мусоросборочная машина остановилась у контейнеров в квадратном дворе семнадцатиэтажек. Леша спрыгнул, выдернул пульт, зад зашевелился. Отмеренным рывком он толкнул контейнер к захватам, нажал кнопку, и железный ящик опрокинуло в мусоросборщик. Кое-что высыпалось мимо, Леха подтолкнул следующий, свистнул в сторону четырех собак, бесстрастно ожидающих окончания процедуры, и кинул им пакет из-под сиденья. Они скромно приблизились, подхватили приготовленную колбасу и ушли, не задерживаясь. Пока содержимое контейнера утрамбовывалось, он набрал номер на мобильном и подвез последний ящик, что было видно по маленькому телевизору в кабине. А камера, соответственно, стояла на верхней раме кузова.– «Большой и малый джихад», – прочитал он в трубку название зеленой брошюры, выпавшей из контейнера. – «Путь воинов Аллаха». Восьмой микрорайон, улица Академика Варги, одиннадцать, корпус три или девять, корпус один.
Прессовочный механизм загрохотал.
– Чего? – не расслышал Леха. – Да нет, здесь татары, наверное, живут… Ну, кости бараньи… Так свежие! Праздник татарский как называется? Ну вот, байрам… Вот вчера и был этот уйрам-байрам, телевизор смотришь?
Захваты сомкнулись в третий раз и вознесли в воздух контейнер.
– Казань, 1999, типография имени Фотиевой, заказ 237.
Леха нажал отбой, подобрал, что просыпалось, и закинул в кузов вместе с брошюрами.
Собаки деловито и без ссор заглотали колбасу между гаражами и двинулись дальше дружной четверкой.
Замелькал грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…
ОКРАИНА СТАВРОПОЛЯ. УТРО
На задний двор теплоэлектростанции, где стоит знакомый «мерседес», въезжают еще две машины. Минуту они просто стоят, потом открываются двери и выходят люди. Из «мерседеса» выходит Ильяс, навстречу ему – человек из прибывших, очевидно – главный. Они здороваются, начинают разговаривать.Некоторое время спустя Армен, который сидит на переднем сиденье, видит, как Ильяс удрученно качает головой и подает печальный знак. Из «мерседеса» выводят седого бледного человека в мятом костюме. На шее намотана веревка. Он покорно следует за своим провожатым, как на поводке, даже не пытаясь дернуться.
Главный из прибывших и его бойцы, онемев, смотрят на двоих людей, идущих к железной опоре высоковольтной линии.
– Что за человек, Ильяс? Я первый раз его вижу…
– Кто-то должен отвечать за это, Арик. Некому отвечать больше…
В седом человеке мы узнаем актера Владимирцева. Ему на голову провожатый надевает желтый целлофановый пакет с нелепым рисунком мультипликационного кота, веревку перекидывает через балку.
– Первый раз его вижу, этого фраера, совестью клянусь. Сам из него душу выну, если он тебя обокрасть хотел, – быстро говорит Арик, не отрывая взгляда от вышки. – Давай вместе сейчас его спросим…
– Я спросил уже, Арик. Он на тебя брешет, – глядя ему в глаза, произносит Ильяс. – Стариков казнить приходится, но правду узнать надо…
Арик, не отрывая взгляда, смотрит на место казни. Ильяс тоже оборачивается.
– Может, сейчас захочет правду сказать, – задумчиво говорит он.
Его товарищ под вышкой ждет, что-то спрашивает старика, но тот лишь отчаянно мотает головой. Тогда человек проверяет прочность узла и легонько толкает Владимирцева в спину. Сорвавшись с бетонного блока, тот начинает сучить ногами, пытается оседлать опору, так что палачу приходится держать его за колени, пока жертва не затихает. Видимо, по брюкам течет, и он вытирает руки о траву. Тело с неестественно вывернутой головой тихо покачивается, и только улыбается с пакета глупая рожа кота.
Армен видит на лице Арика почти неприкрытый ужас. Он опускает глаза.
Ильяс садится в машину, его товарищ, подумав, обрезает веревку, вместе с другим бойцом они волокут тело к «мерседесу» и закидывают в багажник. Машина уезжает.
Опять осужденные сменялись перед камерой. Постарше, помоложе, красивые и не очень. Рассказывали про себя…
– Калитина Оксана… Я совсем не жалею… Совсем. Пусть Бог меня накажет, но эту падлу я бы еще раз встретила и еще раз убила…
– Лазовая Лариса…
Другая пела:
– Я росла и расцветала до семнадцати годов, а с семнадцати годов…
Еще какая-то девчонка…
– Я за топором пошла, к Салохиным, к тете Вале. Говорю: дайте топор, у нас сломался, мясо разрубить надо. Ну, принесла топор. Уже этим топором Витя тело разрубил, в пакеты все сложили и утром на автобусе уехали. Ну, а тетя Валя и сообщила потом, если бы топор не сломался, может, и не было бы ничего. А Витя на воле, в Хабаровске где-то. Ну, а артисткой я бы могла быть, наверное. А раздеваться не надо будет?
ЧАСТНЫЙ ДОМ. ДЕНЬ
Армен, улыбаясь, курит в кресле. Ильяс, радостный и возбужденный, показывает ему фотографии.Молодые борцы-вольники на ковре, мальчишки с тренером в секции, соревнования…
– Смотри, это в Ростове, всесоюзная спартакиада… Это чех, хороший парнишка, с Грозного, мастер спорта международного класса, слушай… На третьей минуте я его выкинул…
Ильяс оглядывается и вдруг легко делает сальто назад.
– Ты шахматист, наверное? – серьезно спрашивает он Армена. – А то я тебе все про борьбу да про борцов…
– Нет, – смеется Армен. – Я фехтованием занимался, в детстве.
– Слушай, сломали мы его! Все бросил здесь, уехал… – радостно улыбаясь, вдруг говорит Ильяс. – Я у него страх в глазах увидел! Нет в нем силы больше, – кричал, сердце ему вырежу, а сам уехал… Хитрый, змей, был, но сломал ты его!
– Ты хорошо разводил… А если бы он к вышке пошел?
– Э-э, – махнул Ильяс, – дернули бы быстро…
Постучав, из-за двери показывается несколько смущенный, но разгоряченный актер Владимирцев с желтым пакетом и пиджаком в руках. Под рубашкой видна альпинистская обвязка.
– Я прошу прощения… Ребята костюм хотят выбросить, а он новый совершенно…
– Не могу уговорить его, – кричит из коридора «вешатель», – зачем такой костюм…
– Да его только почистить, замечательный костюм, пиджак вообще чистый, зачем же выбрасывать…
– Александр Михайлович, – вмешивается в спор Армен, – да возьмите, конечно…
– Александр Михайлович, дорогой, давайте купим новый вам, бежевый, или какой хотите, – кричит Ильяс.
– Да жалко, ей-богу, новый костюм, от пыли отряхнуть только, брюки уже высохли…
Общими усилиями Владимирцева успокаивают и выпроваживают. Ильяс возвращается в комнату, подходит к двери на террасу, с которой открывается вид на мягкий южнорусский пейзаж.
– Арменчик, дорогой, ты красивую постановку сегодня сделал…
Армен кивает, улыбается.
– Теперь уезжать надо. В Москву.
– Зачем?
– Должок один есть у меня, кровный… Да и вообще, веселее в Москве. А у тебя здесь дела?
– У меня одно дело, Ильяс. Девушку эту найти.
– В Москве и будем искать.
– Узнал про нее что-то? – напряженно спросил Армен.
– Разное говорили… – ответил Ильяс. – И что по воздуху улетела, и что научилась все замки открывать… Может, брехня, не знаю… Но по-любому, искать ее теперь на воле надо.
ШЕРЕМЕТЬЕВО-2
…«Мерседес» подруливал ко входу. Ильяс был за рулем, Катя рядом.– Ну все, пойду я.
– Погоди, подойдет он… – кивнул Ильяс в сторону стоянки. – Там на приеме человек будет, Арик зовут. Пацан он душноватый… так ты скажи, что моя невеста…
– Я, вообще, сегодня судьбу свою не ждала встретить.
– Э, судьбу каждый день ждать надо, – серьезно сказал Ильяс.
– Мне с утра цыганка то же сказала, – ответила Катя.
Гангстер был уже совсем близко.
– Удачи тебе, сестренка, – сказал Ильяс. – Может, встретимся скоро.
– Если сучка не попадется, – ответила Катя. – Судьба и обмануть может.
– Если что, я за тебя отвечу.
Перед камерой – воровка в росписи. Другая предлагает любовь за сигареты. Третья – плачет. Четвертая – плюет в объектив. Пятая – показывает стриптиз. Шестая – сумасшедшая.
А седьмая была особенная. Она молчала.
– Я буду делать что-то. Про условно-досрочное хлопотать… Вытащить тебя отсюда надо, – говорил Армен, расхаживая по комнате.
– Не надо. Замков-то нет.
– А чего же ты здесь сидишь тогда?
– Годик отсижу, потом улечу, – засмеялась Катя. – А ты помочь чем-то хочешь?
– Хочу.
– Ты адвокат?
– Нет, режиссер… Ну, это неважно.
– И чем же ты помочь хочешь?
– Может, расписаться нам…
– В смысле? Замуж за тебя выйти?
– Ну, да…
– А если меня жених ждет?
– Пойми, я хлопотать за тебя смогу… Вытащу я тебя отсюда…
– Ты сделай предложение, а я подумаю. Вдруг – судьба.
– Выходи за меня замуж.
МОСКВА. ДЕНЬ
В мониторе, установленном в кабине Лешиного «КамАЗа», было видно его самого, пару бродячих псов, мусорные контейнеры.Леша повозился с собаками, потом принялся за контейнеры. Один открыл, покопался внутри. На черном пластике разобрал и быстро разложил характерно разорванную сигаретную пачку, несколько смятых окурков с картонными мундштуками, позвонил по мобильному.
– Ломоносовский, дом пять. План курят, подловить можно.
С трубкой у плеча, Леша еще покопался в пакете, кинул собакам что-то съедобное.
– Опять фантики… – он вытащил несколько бумажек, в которые обычно заклеивают пачки денег, потом еще какой-то клочок.
Мимо проскакали трое чумазых беспризорников с пакетами и бутылками, заглянув по ходу в Лешины контейнеры на предмет чего-нибудь полезного.
– Тест на беременность, – продолжал Леша, – результат положительный, две полосочки – положительный, значит? Ну, вот… Смотрим женскую консультацию, подтверждаем квартиру.
Двое пацанов ускакали дальше, а третий задержался. Он сидел в сторонке на корточках, курил, вокруг него суетились голуби. Был он худющий и смуглый, лет десяти, с раскосыми монгольскими глазами.
Они долго смотрели друг на друга, потом Леша, не отрывая взгляда, подошел поближе.
– Как ты здесь? – вдруг спросил он, присел рядом и даже потрогал мальчика за руку.
Мальчик все так же смотрел снизу вверх.
– Будет что? – осторожно спросил Леха, но тут же слегка смутился и кивнул: – Ну да…
Помолчали еще.
Наконец мальчик улыбнулся и вынул из-за пазухи шерстяной носок, перетянутый нитками. Леша нитки развязал, и на ладонь ему выкатились четыре рябых голубиных яйца.
Он долго их разглядывал, а потом с чувством сказал:
– Спасибо, браток.
Мальчик встал и ушел, не прощаясь.
– Змей воздушный – за мной!
МОСКВА. ГОСТИНИЦА «РОССИЯ»
Армен расхаживал по большому гостиничному номеру, Ильяс брился в ванной, собирался куда-то.– У меня встреча будет, – сказал Ильяс, надевая пиджак. – Пойти мне одному надо. Завтра девчонку искать будем, – он положил в сейф документы, пистолет и захлопнул дверцу.
– Скажи где, я сейчас начну, – отозвался Армен.
– Не найдешь, вместе лучше… Сам ее увидеть хочу.
– Здесь тебя ждать?
– Погуляй сходи, Кремль посмотри, Алмазный фонд… Позвоню тебе.
Армен неподвижно лежал на кровати с сигаретой, перед ним в окне открывался вид на Спасскую башню и Васильевский спуск. Было раннее утро. Телефон лежал у него на груди.
ЗОНА
…Армен ходил взад и вперед по комнате свиданий.– …Я видел сон один… Про ангела… То есть нет, это правда ангел был…
Они помолчали.
– Но, главное, тебя я видел.
– Может, обознался?
– Нет. Всю жизнь я тебя ищу… Веришь?
Катя пожала плечами.
– Верю… Мне тоже цыганка нагадала всю жизнь счастья ждать.
– Я во всех зонах, тюрьмах был, в больницах даже…
– Да я сижу-то без году неделя…
– Вот видишь… А я знал, где тебя искать надо…
Катя посерьезнела.
– Знаешь… Если правда судьба, то еще встретимся… Не здесь.
– Правда… Я, Катя, жить без тебя не смогу уже.
Катя внимательно посмотрела на него.
– Я подумаю, только подождать все равно надо… Может, меня тоже ангел какой навестит…
– Ты подумай, я через неделю приеду.
КВАРТИРА. УТРО
Ильяс очнулся в незнакомой комнате. Руки были в наручниках, в вене капельница. Пиджак валялся рядом, в ногах. Он выгнулся, чтобы нащупать ногой телефон, это удалось не сразу, но потом трубка все же выскользнула из кармана, и он в несколько мучительных приемов придвинул ее к себе. Носом и подбородком стал набирать номер.Звонок раздался неожиданно.
– Да… Где ты? – вскочил Армен.
– Попал в блудняк, слушай… Подстрелили меня.
– Где ты, Ильяс?
– На хате какой-то… В браслетах. Пулю словил, слушай…
– Где ты, можешь сказать? Окно есть?
– Посмотрю в окно…
Ильяс приподнялся, отчего его передернуло и на губах появилась кровь. За мутным стеклом с занавеской был виден кусок двора с детской площадкой и шпиль университета за кирпичными домами.
– Университет видно, – прохрипел Ильяс, упав лицом на трубку.
– Посмотри, еще что! Улица или номер дома…
Ильяс полежал еще немного, набираясь сил, потом поднялся снова. Второй раз было трудней, и ничего нового он не увидел. Он опять упал и, чуть отдышавшись, сказал:
– Нет, не вижу, Армен… Детская площадка есть… Подожди, мутит, слушай…
– Смотри еще! Машины есть во дворе? Номер машины какой-нибудь…
– Сейчас, – выдавил Ильяс, но лежал еще какое-то время лицом на трубке. Потом все же сделал отчаянное усилие и приподнялся в третий раз. Он вытянулся насколько можно, до дрожи головы, но недостаточно высоко: подоконник закрывал нижнюю часть двора, номера машин вдалеке разглядеть было невозможно.
Ильяс уперся ногой в пол, а руками взялся за раму кровати, наручники мешали, от напряжения кровь пошла вверх по капельнице. Передние ножки кровати все же оторвались от пола, но единственное, что он смог увидеть, была оранжевая мусоросборочная машина, въезжающая во двор.
Кровать с грохотом опустилась, и, стараясь не потерять сознания, Ильяс сказал:
– Не вижу… Мусорка въехала, М 511 МО… Оранжевая… – и снова уткнулся на трубку.
В этот момент открылась дверь, Ильяс поднял глаза и сказал:
– Маме позвонил, чтобы не волновалась.
Короткий удар уложил его обратно, человек забрал телефон, пиджак и вышел.
МОСКВА. ДВОР. УТРО
Двор был сталинского дома, а так – те же ракушки, и машин побольше. Из-за них добираться до помойки всегда было очень непросто, но огромный мусоросборщик ювелирно их миновал. Возле помойки опять сидели собаки, на этот раз две. Леша тоже дал им колбаски, потрепал по голове. Потом откинул крышку одного контейнера, запустил туда руку в перчатке.Немного порывшись, он извлек пластиковый мешок, аккуратно развязал его и, воткнув в ухо телефонный наушник, набрал номер.
В пакете были кровавая марля, ампулы, упаковки из-под лекарств.
– Серафимовича, два. Бинты, антибиотики, дренажные тампоны, кардиостимуляторы. Огнестрелка серьезная. День, наверное, третий. Значит, привезли вчера.
Леша аккуратно завязал пакет, сунул его в пластиковый мешок побольше, спрятал в кабину.
«КамАЗ» стал пробираться дальше, пока не уперся в большой «мерседес», который небрежно занял полдороги. За тонированными стеклами было не разглядеть, на месте ли водитель, мусоросборщик мигнул фарами, подождал, потом сдал чуть назад и, забравшись левыми колесами на бордюр, начал продвигаться вперед. Кузов накренился, железная балка захвата угрожающе нависла над полированной черной крышей «мерседеса» и, оказавшись в паре сантиметров от нее, медленно поползла вперед. Стекло «мерседеса» опустилось, – водитель все-таки там был, а теперь, видимо, проснулся и неподвижно следил за маневром. Когда выхлопная труба оказалась напротив него, мусоросборщик выпустил струю вонючего дизельного дыма, спрыгнул с бордюра, а ржавая балка, просвистев вдоль лобового стекла, почти обрушилась на капот, не достав какого-нибудь сантиметра, но обильно обсыпав его комьями грязи и налипшим мусором. Водила вылез, осмотрел всю свою машину и долго глядел вслед мусорке.
Армен быстро пересек двор, сел в «мерседес», машина тронулась.
В соседнем дворе мусоросборщик опять остановился, перегородив им дорогу.
Парень в комбинезоне начал не спеша опрокидывать контейнеры.
Армен молча за ним наблюдал, пока резкий гудок не вывел его из задумчивости.
– Гудеть не надо никогда, – сказал он нервному водиле.
– Извините.
Последний ящик был опорожнен и откачен в сторону. Парень стал забираться в кабину, – но только их «мерседес» тронулся, как злосчастный контейнер, словно повинуясь неведомой силе, а на самом деле просто оставленный на откосе, покатился вдруг обратно на середину дороги. Водила дернулся, опять случайно нажал на гудок и, пробормотав «извините», в ярости выскочил, чтобы самостоятельно убрать препятствие. Армена это маленькое происшествие как-то заинтересовало, и когда в следующем проходном дворе мусорка опять встала перед ними возле помойки, он уже с любопытством стал наблюдать за продолжением.
Водила, бросив на пассажира косой взгляд, выскочил пробкой из машины, подлетел к кабине «КамАЗа». Парень в комбинезоне вылез, спокойно обошел его и направился к своим контейнерам. И только когда водила схватил его за плечо, мусорщик коротким ударом сломал ему челюсть.
Армен вышел, глянул в то место, где рухнул водила, взял из машины пальто и внимательно посмотрел на мусорщика.
– Нагрубил малость, – хмуро сказал Леша. – Водитель ваш.
– Мне с вами поговорить бы надо, – задумчиво сказал Армен. – Мне, наверное, ваша помощь нужна.
СЛУЖЕБНАЯ КВАРТИРА. ВЕЧЕР
Мелькали грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…Потом нажали на цифровую перемотку, замелькали в «стопе» гаражи, подъезды, другие собаки рядом с объективом камеры.
Пару раз перемотку останавливали, и в режиме «плей» с нижнего ракурса были видны то бамперы и номерные знаки машин на стоянке, то бомж на трубах, который метнул в камеру железной арматуриной, отчего камера дернулась, то ночные планы двора, где двое пацанов пытались вскрыть дверь у «нивы»…
– И давно у вас эти собачки работают? – спросил восхищенно Армен.
– Вот этот день должен быть, двадцать пятое…
Это был не день, а вечер или утро. Камера двигалась сначала рядом с машиной, потом обогнала ее и, ослепленная фарами, шарахнулась на тротуар. А когда машина остановилась, открылась дверь, вышли, оглядываясь, люди, камера осторожно подтрусила поближе. Двое осторожно стали вытаскивать кого-то с заднего сиденья. У одного ухо и пол-лица были заклеены ватой и пластырем, пальто было в крови. У Ильяса, белого как снег, которого они наконец вытащили, пальто, пиджак и рубашка были распахнуты, а на груди хлопал в такт дыханию полиэтиленовый пакет. Его схватили под локти и потащили к подъезду. Улыбаясь через силу, он что-то сказал заклеенному, тот ударил его несколько раз, второй вмешался, и они снова потащили его прямо на камеру. Заклеенный что-то рявкнул, брыкнул ногой, камера ушла за машину, и Леша запись остановил.
– Он?
– Он… – сказал потрясенный Армен. – Ты мент, что ли?
– Мусорщик, – ответил Леша.
– Короче, я должник твой, Леша, кто бы ты ни был.
Армен встал, надел пиджак. Сидели они, видимо,
давно, в странном помещении с аппаратурой, вольером, где дремали пара симпатичных стаффордширов и ошпаренная дворняга, со стойкой для снайперской винтовки и стеклянной камерой, где лежали на вате голубиные яйца.
– Ты мне не должник. Только за собачек этих ты теперь тоже отвечаешь. Потому что знать про них никому не надо, – сухо сказал Леша. – Потом, ты мне тоже помог, потому что информация, что в квартире этой находится твой товарищ, а не кто-нибудь другой, – информация довольно дорогая.
– Это для меня она дорогая, Леша. Потому что я сейчас еду эту квартиру брать.
Армен вытащил из кармана пальто обойму и ствол.
– Это сюда вставляется?
– Обычно сюда…
– Предохранитель?
– Ага… Квартиру эту, Армен, ты брать не будешь. Потому что квартира эта находится в разработке. И потом, там тебя завалят.
– Знаешь, брат… Я скорее тебе сейчас коленку прострелю, чем ты меня остановишь. Подъезд какой?
– Первый, – ответил Леша.
Армен взял пальто, двинулся к двери.
– Квартира двадцать шесть, – добавил Леша, отвернувшись к экрану. – С кем пойдешь-то?
– Найду пару земляков…
– Фамилии только напишите. И бумажки в карман.
Леша снова включил запись.
МЕТРО
Армен ехал в полупустом вагоне метро. На большой светлой станции, когда почти все вышли, Армен тихо переложил пистолет в карман пальто, потом снова кто-то вошел, но дальше он ехал уже спокойно, прикрыл глаза и, кажется, задремал.ЗОНА
Армен стоял в предбаннике комнаты свиданий и через решетку двери молча смотрел на майора.– Куда исчезла? – наконец выдавил он. Майор тоже долго молчал.
– Следствие началось… Тебя тоже спросят, наверное.
– Я же был неделю назад… Мы встретиться договорились…
– Где? – спросил майор.
– Здесь…
– Передумала, значит, – вздохнул майор, оглядев помещение.
Армен, глядя перед собой, миновал вахту и пошел к автобусной остановке. Сторожевые вышки и корпуса остались за спиной, но он не оборачивался.
Около хлебного фургона сидел на корточках и курил мальчишка с раскосыми глазами.
ДВОР. HAT.
Была ночь. Армен немного повозился с домофоном и вошел в подъезд сталинского дома на улице Серафимовича.ПОДЪЕЗД. ИНТ.
Решетчатый лифт поднял его на седьмой этаж, он вышел, спустился на полпролета.За прутьями перил внизу виднелась массивная железная дверь с табличкой «26» и смотровым глазком.
Этажом выше лязгнул замок, дверь открылась, Армен выглянул – вышел какой-то парень с мусорными пакетами. Пришлось тихо спуститься прямо через освещенную площадку еще ниже – мусоропровод был как раз между этажами. Было видно, как сосед открыл его, кинул один пакет, второй не влезал, он бросил его на полу рядом и захлопнул ящик ногой.
Армен переждал, пока замок наверху закроется, снял пистолет с предохранителя, приблизился к двери, послушал, даже принюхался к щели. Потом быстро поднялся наверх и вернулся с охапкой ковриков для обуви. Положил их под дверь, подумав, положил еще три соседних и, чиркнув зажигалкой, поджег. Быстро пошел едкий резиновый дым, в квартирах зашевелились.