Бодров Сергей. Связной

 
   Они были уже совсем рядом, шли прямо друг на друга. Видеть друг друга они не могли и поэтому разошлись, почти коснувшись плечами. Ильяс на секунду замер, потому что ему показалось, что один браслет щелкнул, а Катя, не останавливаясь, шла дальше вдоль проволоки.
 
   – Она к ним идет. Бежать ей надо, – глухо сказал Леха.
 
   Ильяс шагал вперед, а потом все же решился пошевелить руками. И почувствовал, что наручник расстегнулся и упал. Еще несколько секунд он шел и держал перед собой свободные руки, а потом вдруг сделал широкий замах за спину и успел пару раз обернуть проволоку вокруг ладони, прежде чем за нее дернули.
 
   Прицел метнулся вправо, и один за другим застучали выстрелы в водительское стекло. Пули вязли в нем, как в пластилине, но стекло все-таки пошло трещинами, и Леха отчаянно бил в то же место, до конца обоймы.
 
   Перезаряжая, вторым глазом Леша видел, что зачем-то выскочил из машины Армен и бежит по полю, потом черная машина, взревев, наконец рванула задом к дороге, и Ильяса потащило через заросли полыни.
 
   – У-у! – замычал Леха и снова припал к окуляру.
   Машина вывернула и, описав крутую дугу, вдруг двинулась вперед, прямо на них.
   Пока ослабло натяжение, Армен тут же бросился на проволоку, пытаясь поймать в траве блестящую искру, Леха же видел, как, подпрыгивая и вздымая клубы пыли, машина приближается к Кате, которая будто застыла на месте. Видел, как со свистом и искрами отбивает его пули покатое лобовое стекло.
 
   Наконец и Армен понял, что происходит, кинулся туда, крича что-то на бегу и бессмысленно стреляя в землю.
   Ильяс, корчась от боли, грыз то ли свою руку, то ли металл.
   Хлопнула дверца, и его опять рвануло со страшной силой, проволока, просвистев по траве, сбила с ног Армена, но тот вцепился в нее, не удержал, вцепился в Ильяса, как будто хотел остановить машину. Их обоих потащило к дороге, пока наконец проволока не оборвалась. А может, ее просто отпустили.
   Машина уходила так же, задом.
 
   Леха был мокрый, как будто его облили водой. Он скатился вниз, зацепился карманом за угол и, разодрав штаны, больно упал, лязгнув своими железными ногами. Потом все же забрался в кабину.
   По кучам мусора «КамАЗ» стал съезжать на поле. Как горох посыпались с железной крыши стреляные гильзы.
   Армен, спотыкаясь, возвращался обратно, от дороги. Ильяс сидел на земле, держа на весу порванную руку. Щурился от света.
 
   Леша остановился рядом, посмотрел на раненого. Потом достал телефон.
   – Ладно, не уезжай далеко, – тяжело дыша, сказал он в трубку. – Давай обратно меняться.
   Ильяс смотрел на него и молчал.
   – Договоримся, – после паузы сказал Леша и нажал отбой.
   Потом открыл дверь и постучал глушителем по железной ноге.
   – Видал? А ты говорил, что я ползать буду.
 
   Армен подходил к ним.
 
   – Ты не волнуйся, Армен, вернутся они сейчас, – сказал Леша. – Я договорился.
   – Как ты договорился? – хрипло спросил Армен.
   – Да обратно поменяемся. Если товарищ твой не против.
 
   – Не понял я, – сказал Армен.
   – Чего тут непонятного, – криво улыбнулся Ильяс. – Любят менты людей ломать. Особенно когда сами сломанные. Ты выбирай, а он порадуется.
   – А можешь и не выбирать, – уточнил Леша. – Он сам выберет – у него же страха нет. А если не выберет, то я за него уже выбрал.
 
   Армен вдруг широко раскрыл рот и заорал. А на дороге из-за холма появилась черная машина. И остановилась.
   В кармане у Леши зазвонил телефон.
 
   Армен кинулся к нему и вырвал трубку. Правда, сказать ничего не мог.
   – Дай я сам договорюсь, – сказал Ильяс и взял телефон. – Да, Арик…
   Он послушал немного и ответил:
   – Перезвони через минуту…
   Он отдал Армену трубку и с трудом поднялся.
   – Договорились… Только условие у него. Из-за того, что в первый раз кинуть хотели, теперь обмен – один к двум. Если товарищ твой не против…
   Он посмотрел Леше в лицо и добавил:
   – Именно его хочет видеть…
   Армен, почти обезумев, схватил Ильяса за грудки.
   – Зачем! Зачем, я тебя спрашиваю! Он же сам хотел кинуть! Он же сам на тебя гранаты повесил!
   – Э, ну у тебя тоже снайпер сидел… – морщась от боли, отстранил его Ильяс. – Все страхуются…
   – Скажи, что согласны, – не отводя взгляда, улыбнулся Леха.
 
   Солнце начинало клониться к закату. Две машины медленно двигались навстречу друг другу, потом одновременно встали.
 
   В окуляр бинокля было видно, как перед радиатором «КамАЗа» появились двое.
   – Пусть все снимет с себя.
 
   Армен, видимо, повторил это из кабины, Леша снял куртку и свитер, вынул из-за пояса ствол и положил на капот. Потом посмотрел на Ильяса, нагнулся и закатал рваные штаны.
   – Пусть пристегнутся.
 
   Леша взял болтающееся на левой руке у Ильяса кольцо наручника и защелкнул у себя на запястье. Показал, что плотно.
 
   – До столба пусть идут.
 
   Они двинулись вперед.
   Армен сидел в кабине и тоже смотрел в бинокль. Винтовку держал в руке, но с ней здесь было не развернуться.
 
   Дверь черной машины приоткрылась. Катя вышла и, глядя куда-то в сторону, обошла машину слева. Арик вылез и оказался у нее за спиной. Они двинулись навстречу.
   – Дверь откроешь – стреляю, – сказал в трубку Арик и показал ствол из-за Катиной головы. На Армена она так и не смотрела.
 
   Леша и Ильяс шли медленно, до столба оставалось еще метров тридцать.
   – Я за тобой в Москву приехал, – сказал вдруг Ильяс. – Должок выполнить. За родственника. Дальний родственник, но по закону – ты кровник мой.
   – Обычай хороший, только от родственника твоего воняло очень. Гексогеном. Он, наверное, так и не мылся с девяносто восьмого года, когда его в Каспийск возил. Так что его при попытке к бегству, в аэропорту прямо… Я тебе тогда не стал говорить…
   – Зря. Я бы тебе тогда сразу в голову выстрелил… А за девчонку – тоже я отвечал.
   – Девчонку на приеме пуля ждала. В аэропорту прибытия. Так что этот должок – с тебя списывается.
   Ильяс подумал.
   – Чего же ты про девчонку тогда не сказал?
   – А ты и не спрашивал…
   Несколько секунд они шли молча. Потом Ильяс спросил:
   – А как ты из ямы вылез?
   – Ангел меня вытащил. По воздуху.
   – Э-э… Не видел я что-то у нас ангелов.
   – Так он специально за мной прилетал.
 
   Армен следил, как сближаются две пары. Когда оставалось совсем немного, Ильяс крикнул:
   – Здорово, сестренка!
   – Сюда, оба, – скомандовал Арик, не открываясь.
   – Э, неправильно так, Арик, – возразил Ильяс. – Пусть девчонка уже к машине идет.
   – Сюда, оба, – повторил Арик.
   Леха покосился назад, и Армен понял, что происходит что-то не то. Он увидел, как они оба двинулись вперед, а Катя все стояла на месте. Он бросил бинокль и выскочил наружу. Тут же раздался выстрел, и лопнула фара. Леша с Ильясом сели на землю.
   – Назад! – крикнул Леха. – Не стрелять!
   Но Армен не слышал.
   – Отпускай ее! – крикнул он, и снова над их головой свистнула пуля, ударив в радиатор «КамАЗа».
 
   – Не стреляй по машине, урод! – заорал Леха.
   – Назад, Армен! – крикнул Ильяс.
   – Ладно, не ссы, он от пули заговоренный, – тихо подмигнул ему Леша.
   Армен все не хотел возвращаться в кабину, он поднял бинокль дрожащими руками и увидел, что Катя смотрит прямо на него. Она спокойно улыбнулась и показала ему «садись». Он послушался и пошел обратно. И увидел, как уходит от «КамАЗа» по полю черноголовый мальчик.
 
   Катя смотрела в ту же сторону и улыбалась.
 
   Леша прищурился и сказал:
   – Вон, про него я тебе говорил.
   Ильяс обернулся и смотрел на худую спину.
   – Этот?
   – Ага…
   – Опять за тобой?
   – Не, он один раз помогает, – ответил Леха.
 
   – Сюда, оба! – крикнул Арик.
   – Слышишь, кровник, – тихо обратился Ильяс, – для тебя, вообще, приготовил…
   Он вынул из кармана две лимонки с обрывками проволоки и придвинул одну Леше.
   – Сюда, оба! В машину, – крикнул Арик еще раз и повел Катю назад.
   Они посмотрели друг на друга и встали.
 
   Уже у самой машины Леха спросил:
   – А чего ему от тебя нужно-то?
   – Сердце… Пока я живой…
   – Странные у вас все-таки обычаи…
 
   Леха открыл заднюю дверь, и они сели. Дверь захлопнулась.
   Армен забрался в кабину мусоровозки. Прямо на сиденье стояла чугунная суповая кастрюля с крышкой.
 
   Армен шел по дороге, не прячась, нес перед собой рыжую кошку. Арик опустил бинокль. Губы его дрожали от нежности и страха.
 
   Катя бежала навстречу. Армен схватил ее, закрыл спиной. Кошка вдруг вывернулась и, полоснув когтями, взвилась в воздух.
   – Не отпускай… – выдохнула Катя.
   Но было уже поздно: кошка большими скачками понеслась в поле и исчезла между трубами.
   Армен видел, как открылась дверь машины. Арик вылез, посмотрел на трубы, на них и тщательно прицелился, упершись в крышу. Бежать было некуда, Армен растопырил руки, черный зрачок дула смотрел в их сторону.
   И в этот момент автомобиль подпрыгнул, как мяч. Волна сдвоенного взрыва выплеснулась из водительской двери, подняв за машиной столб пыли.
 
   Они стояли на обочине шоссе, около машины.
   – Ты подумать обещала… Так и не ответила… Думала или как?
   Катя смотрела мимо.
   – Думала… Я и сейчас думаю.
   – Что думаешь? – поднял глаза Армен.
   – Вернуться мне надо. В побеге я…
   – Нет, зачем… Нельзя мне тебя терять больше, – покачал он головой.
   – Тебе забыть меня надо. Я слово дала… Ждать обещала…
   – Кого?
   – Ангела своего.

ШЕРЕМЕТЬЕВО-2

   В комнате досмотра Леша пытался открыть наручники, которыми были соединены их с Катей руки.
   – Чего там у тебя? – спросил сотрудник.
   – Да ключ потерял…
   Тот попытался поучаствовать, но Леша отмахнулся:
   – Сам я…
   – Мне цыганка нагадала, что сегодня судьба моя изменится.
   Катя сидела на железном стуле, а на столе стояли раскуроченные красные сапоги. Леша упорно ковырял замок скрепкой.
   – Это точно. Лет на пять минимум.
   – Сказала, жениха сегодня встретишь.
   – А-а…
   – Правда, она сказала, встретишь, потеряешь, потом снова найдешь. Он ждать будет.
   – А потом чего?
   – А потом, говорит, снова потеряешь. И сама ждать будешь.
   – Долго?
   – Говорит, долго… Пока ангел не прилетит…
   – И чего, будете ждать? Катя посмотрела ему в глаза.
   – А ты будешь?
   Леша замер, и замок наконец вдруг открылся.
   – Буду, – тихо сказал он.
   – И я буду.
 
   Красная «ауди» неслась по шоссе, обгоняя тяжелые фуры. Катя была в темных очках, так что слез было почти не видно.
   Армен сидел на обочине, внизу, на корточках, спиной к дороге. Над ним с ревом проносились грузовики, обдавая пылью и горячим ветром.
   Дуло он держал во рту, но, когда нажал на спуск, раздался только сухой щелчок. Нажал еще раз – то же самое. Армен проверил обойму – она была пуста. Он отложил пистолет; подумав, присыпал его каким-то мусором и достал ножик «лезерман».
 
   …«Ауди» сделала разворот через сплошную полосу и помчалась обратно…
 
   Открыл лезвие, пощупал, где бьется пульс на шее, взялся за ножик двумя руками, примерился.
   Ему на затылок легла женская рука, чуть провела по волосам. Армен почувствовал что-то, замер на секунду. Посмотрел на нож в своих руках, потом сложил его и обернулся.
   Он пристально смотрел в сторону дороги, наверное на удаляющуюся машину, встал и смотрел до тех пор, пока его фигура не стала совсем маленькой.
 
   Армен сидел у окна, смотрел на дорогу. Проносились столбы, деревья, шиферные крыши. У одного милицейского поста он заметил красную машину, за рулем сидела красивая девушка, рядом стояли милиционеры. Он оглянулся на секунду, но автобус проехал, и снова замелькали деревенские заборы, крыши, остановки с людьми.
 
   – Как же так? – говорил молодой милиционер, глупо улыбаясь.
   – А вот так, – отвечала Катя, – прямо из Ростова, с зоны.
   – Что же вы… Сейчас по сводочке проверим… Это еще два годика добавят…
   – Да чего мне! Я молодая еще…
   Подошел с поста старший с бумагой, посмотрел на Катю, в бумагу, хмыкнул и покачал головой.
   – Куда же ты бегала?
   – Да на свиданку, – беспечно отвечала Катя. – Не давали долго, я и пошла сама… '
   – Ну-ну, – заулыбались оба. – Пристегнуться надо бы, – старший защелкнул наручник на руле и протянул пустой браслет Кате.
   – Не вопрос, – она подала руку. – Влюбилась, как дура в короля, а волю-то, ее заслужить надо, правильно?
   – Ну да, в принципе, – согласился дядька-милиционер, доставая мятую пачку «Явы». – Чего бегать-то…
   Младший вернулся из машины с термосом.
   – Ну, приедут через часок. Чайку, может?

В МАШИНЕ АРИКА. ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

   Они сидели в машине сзади и думали каждый о своем.
   – Арик, а ты ангела тоже не видел? – с сожалением спросил Ильяс. – Я книгу одну прочитал в детстве… «Духи сибирской равнины» называется. Про шаманов и древних людей… Они верили, что любой человек летать может. Если долгов за ним нет… Я мечтал, что встречу такого… Скажи, правда летает он?
   – Врать не буду, не помню… – отвечал Леша. – Я уже в госпитале очнулся, в Ханкале. Лицо запомнил, а как там, чего… Помог – правда. А насчет летать… Не верю я как-то…

ГОРНЫЙ АЛТАЙ. 1929 ГОД

   …На открытой долине, окруженной безлесыми и круглыми сопками, была оборудована взлетная полоса. Поселок железнодорожников лепился чуть ниже, рядом со строящейся дорогой. На полосе стоял зеленый гигант с четырьмя винтами и тупым носом с красной звездой. Местная гордость – невзрачная «уточка» – казалась рядом с ним просто фанерной птичкой.
   Народу было много, все слушали оратора на трибуне – военного человека в очках. Речь он держал в тишине: раскосые лица внимали непонятным словам и завороженно поедали глазами самолет. Но, конечно, ни дети, ни взрослые, приехавшие сюда с дальних пастбищ, даже не подозревали о том, на что способен этот аппарат.
   – …Чтобы из отсталых кочевников вы превратились в грамотных скотоводов, учителей, докторов, электриков и авиаторов…
 
   На праздник все это было не очень похоже, может – из-за красноармейцев с винтовками и «форда» со спаренным «максимом» на раме, может – еще из-за чего, но за трибуной стояли прибывшие артисты агитотряда, висели красные флаги на шестах, а лошади и волосатые верблюды отсталых кочевников тихо жевали жвачку.
 
   – Победить мракобесие, суеверия, постыдное явление шаманизма – вот ваша первая задача. Кучка безграмотных колдунов дурит вам головы и жирует за счет тружеников-скотоводов. Вы видели, чтобы шаман работал? Нет! Они не работают! Они получают все за то, что показывают вам дешевые фокусы, летают во сне и общаются с духами!
   – Может, полетаете? – иронично обратился он в сторону кучки людей, которые стояли между красноармейцами. Шаманы молчали. Было их человек двенадцать.
   – Чудес не бывает! Но сегодня, впервые в жизни, вы все-таки увидите чудо! Чудо техники, чудо советской авиации, самолет, построенный руками ленинградских рабочих, на котором мы прилетели сюда, к вам, по воздуху, за тысячи километров.
   Человек махнул, кто-то с планшетом пронесся вдоль трибуны, красноармейцы зашевелились, стали растягиваться в цепь, а четыре винта чудо-машины дрогнули и закрутились. С кого-то слетела шапка, заорали дети, толпа отступила.
   Местный начальник что-то сказал на ухо человеку на трибуне, тот кивнул и, перекрывая шум двигателей, закричал:
   – Мы прощаемся с шаманизмом навсегда, мы верим в науку и гений человека!
   Местный начальник, сверкнув лицом, яростным криком перевел по-своему последнюю фразу, и шаманов стали заталкивать в самолет. Люди заволновались.
   Следом по трапу поднялись человек в очках и местный начальник, и другой, с планшеткой.
   Самолет покатился, толпа дрогнула, красноармейцы в цепи также взволнованно следили за машиной, которая вдруг оторвалась от земли и взмыла в воздух.
   Десятки лошадей, сорвав привязи, сметая кибитки и топча людей, рванули в степь.
 
   В гудящей кабине по бокам были скамьи и квадратные оконца. Но все двенадцать сидели сзади на полу, в грузовом отсеке. Были они разного возраста – и старики, и помоложе.
   Военный человек что-то долго объяснял своему помощнику с планшеткой, крича прямо в ухо и тыкая в фотографический аппарат. Потом пробрался по проходу назад, встал для снимка среди шаманов, но что-то не сработало, пришлось вернуться и снова встать, наконец взорвалась магниевая вспышка, ослепив людей на полу.
   Местный начальник, сам потрясенный происходящим полетом, сначала не расслышал вопроса гостя, потом встрепенулся и закивал.
   – Итак, вы все шаманы? – обратился человек в очках к тем, кто сидел на полу в хвосте. Вопрос был переведен, но никто не ответил.
   – Ты шаман? – спросил он старика в лисьей шапке. Тот кивнул.
   – Говорят, шаманы могут летать?
   Старик не понял и оглянулся на своих. Все молчали, молчал и черноголовый мальчик, который был среди них.
   Человек в очках посмотрел из иллюминатора вниз на долину, дал знак помощникам.
   Один из летчиков, или не летчик вовсе, снял кожаную куртку и, оставшись в вязаном свитере, застегнул на себе страховочный пояс, потом пробрался назад, прицепился к скобе и открыл створку десантного люка. Ветер наполнил кабину, так что говорить стало нельзя.
   – Летите! – показал человек.
   Местный начальник схватился за сиденье, а тот, в свитере, дернул ручку второй створки, и пол ушел.
   Опять полыхнул магний. Через секунду в кабине не осталось никого.

ЗОНА. РОСТОВ

   С крыши кирпичного трехэтажного корпуса женщины счищали лопатами снег. Сразу за корпусом шла полоса с колючкой, справа вышка, а за ней поле, овражек и снова степь. Отсюда, с высоты, на плоском ландшафте была видна даже ниточка шоссе, федеральная трасса Ростов-Баку.
   Женщины устроили перекур, одни стояли, опершись на лопаты, другие уселись у стенки.
   Катя курить не стала, пошла одна за трубы, туда, где ее не было видно. Встала на самом краю, смотрела на волю. По дороге шли машины, ехал автобус.
   По краешку крыши трусила старая рыжая кошка. Замерла, вытянула шею, покралась тихонько. Но горлица потопталась чуть на месте и взлетела. Полетела через колючку, в поле. Кошка постояла, посмотрела в небо и поплелась обратно ни с чем.

МОРФИЙ

   «Давно уже отмечено умными людьми, что счастье – как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы – как вспоминаешь о счастье, как вспоминаешь!»
 
   Пишущая рука поставила восклицательный знак в желтой странице дневника. На столе лежали папиросы, спички, стетоскоп, руководство по акушерству и гинекологии Додерляйна, стояли склянки с камфарой и кофеином. Рядом с кожаным саквояжем – завернутые в марлю торзионные пинцеты и небольшой черный браунинг. Из трубы граммофона звучала музыка «Фауста».

ТИТР

   Молодой человек с огромным чемоданом, баулом через плечо и докторским саквояжем спустился с дощатого перрона станции Сычевка. Накрапывал серый мелкий дождь, который пропитал здание станции, лошадей, редких пассажиров и уснувшего в телеге мужичка. Доктор подволок к нему багаж и окликнул. Тот долго озирался, потом суетливо обежал вокруг телеги и бестолково стал укладывать вещи на сено. Доктор уселся, достал папиросы. Тронулись.

ТИТР

   Дорога была самой скучной из всех безнадежных дорог, которые только бывают в средней полосе России. Жухлость, бурьян, сырость. От холода и дождя зуб на зуб не попадал.
   – Слышишь, братец, останови где, у кустов…
   Возница не отвечал. На много верст кругом не было ни души, казалось, что в этот момент между небом и землей двигаешься только ты один.
   Доктору было двадцать четыре года, хотя выглядел он моложе, чего, конечно, стеснялся. Оттого он носил строгий пробор и тугие галстуки. Хотя он уже успел провести с дюжину ампутаций по фронтовым госпиталям, университет он кончил совсем недавно. До срока, как и все его одногодки в 1916-м, он вышел ратником ополчения второго разряда.
   – Останови уже, друг, где-нибудь, право, мочи нет…
   Лошадь встала, будто и не двигалась. Доктор Поляков, путаясь в пальто, заметался по дороге, сначала к одной обочине, потом к другой. Что-то похожее на кусты, может, и виднелось вдалеке, но нога провалилась в лужу, Поляков чертыхнулся и пристроился, где был, уворачиваясь от ветра. Заметил, как возница, прямо возле телеги, не спеша управляется со своими мудреными крестьянскими одеждами, обвел глазами неровный горизонт и корявые вербы и вдруг столкнулся взглядом с двумя ездоками на подводе, выползшей из-за пригорка. Впрочем, они смотрели куда-то мимо, были то ли мужского, то ли женского полу, не разобрать, оба имели отрешенные, по-монгольски непроницаемые лица. Поляков порядком смутился, особенно когда, поравнявшись, один из них снял шапку и сложился пополам.
   Правда, другой лишь коротко сплюнул. Это вроде бы и была баба. Доктор застегнулся, влез обратно и приказал трогать.

ВЕЧЕР. БОЛЬНИЦА

   Когда приехали, уже темнело. Закоченевший и измученный Поляков искоса оглядывал оштукатуренное здание больницы с фонарем над крыльцом, флигель и сараи. Телега подъехала ко входу, хлопая и чавкая досками, брошенными для ходьбы через двор. Возница сдернул багаж, потом куда-то исчез. Доктор украдкой поправил волосы и узел на галстуке, молодецки спрыгнул с телеги, едва удержавшись на затекших ногах. Однако никто не спешил выходить навстречу. Еще раз оглядевшись, он начал было подтягивать чемодан к крыльцу, балансируя на всхлипывающей под ногами доске, но тут подскочил на помощь возница, и тут же ярким прямоугольником раскрылась обитая клеенкой половина дверей, явив на пороге двух причесанных женщин с приветствиями и с «милости просим», затем дядечку-фельдшера, борющегося со шпингалетами второй половины…
   – Здравствуйте, здравствуйте, заждались уж…
   – Проходите, проходите… Влас, я приму чемодан, поставь самовар, будь любезен… – мужичок-возница опять исчез. – Проходите туда, пальто давайте…
   Толкаясь и любезничая, миновали сени и приемную с окошком регистрации, женщины что-то шепнули друг другу, а из ординаторской уже доносился голос фельдшера:
   – Ну-с, разрешите представиться, Демьяненко Анатолий Лукич…
   – Доктор Поляков, очень рад…
   – Мы, знаете, уже с июня ждем… Писали сколько… Предшественник ваш, Леопольд Леопольдович, работу наладил, но без врача, сами понимаете… Треть в город направлять приходится… Вот они наконец спохватились, а то бы до весны ждали… Понятно, сейчас сюда силой никого не затащишь… Дураков нет… Да… Вот, разрешите познакомить, наши акушеры, также сестры милосердия в двух лицах…
   На пороге комнаты улыбались женщины. Одна была Анна Николаевна, другая, постарше, Пелагея Ивановна. На круглом столе стояли варенье и четыре чашки. На окошке тюль и цветы.
   – Вы, доктор, наверное, студентом еще будете? – спросила Пелагея Ивановна. – Или кончили?
   – Кончил, разумеется, – Поляков строго достал папиросу.
   – Моложаво выглядите…
   – Прошу садиться, чаю выпьем, – предложила Анна Николаевна. – Сейчас уж самовар принесут.
 
   – …Да, а больницу нашу раньше господа из Никольского патронировали, – рассказывал Анатолий Лукич уже в библиотеке, пока Поляков с некоторым трепетом разглядывал немецкие атласы и руководства. – Леопольд книги аж из Лейпцига выписывал, а лекарств еще на две революции хватит, – продолжал фельдшер в коридоре. – Здесь аптека наша, мази, кислоты, пиявки имеются…
   Поляков растерянно читал латинские этикетки на банках и пузырьках…………………………..Morphium,
 
   Кое-что было ему абсолютно незнакомо. Одну баночку он повертел в руках, на что фельдшер посетовал: «………………..ия последняя банка уж осталась».
   Они прошли операционную, еще один коридор с торчащими из стены медными кранами, между палатами, и, как бы сделав круг, подошли к кабинету доктора. Фельдшер открыл дверь.
   – Вот и кабинет его. Ваш, в смысле, – смутился он.
   Поляков зашел, зачем-то присел за стол, тоскливо косясь на гинекологическое кресло.
   – Рожать-то много возят? – как бы без интереса спросил он.
   – Да диковат еще народ, – посетовал Анатолий Лукич, – все больше бабки у них в чести… К нам-то везут уже после их лечения. Вот одна недавно пузырь прокалывать вздумала, привезли все ж через сутки – у младенца вся голова ножом изрезана… Да-с, дикий народец… А уж по трудным родам Леопольд знатный мастер был, да что говорить, он с утра до ночи оперировал…
   Доктор посмотрел в окно, на дворе стояла непроглядная темень, болтало желтый фонарь.
 
   Гремя ключами, Наталья, кухарка и жена Власа, отперла двери флигеля, докторской квартиры. Влас поволок чемодан.
   – Я, барин, застелила наверху, ежли зазябнете, перина в шкапе лежит. Как проснетесь, али что надобно будет, по печке-то постучи, по самой дверце, мы же внизу тут, по той стороне. Звонок-то оборвали Липонтий Липонтьевич. Ну, храни Господь, отдыхайте с дороги, даст Бог, не привезут никого.
 
   Квартира была большая. Пока Влас ворошил угли и гремел задвижкой, Поляков вытряс из баула книги, нашел фармацевтический словарь и, быстро перелистав, открыл на ………. Внимательно прочитав, он закурил, походил по комнате, потом выудил руководство по акушерству, прочел главку «Поворот на ножку» и только тогда успокоился. Подняв голову, доктор заметил наконец Власа, который стоял посреди комнаты и блестящими глазами смотрел в угол. Сглотнув, он осмелился и произнес: