- Революционеры, - сказал Иван, - коммунисты.
- И ты с ними в одной партии. Гордишься ты этим, Ваня?
- Горжусь, - сказал Иван.
Провожали Анну Ивановну и Адриана не только всем отрядом - всем селом.
Трудно было расставаться. И хотя пообещала Анна Ивановна прислать взамен себя новую учительницу - нового вожатого, ребята были безутешны. Ведь второй такой не сыщешь! Так она им полюбилась. Вот прямо снялись бы всей стайкдй с берега да за ней полетели.
Уж на что Сережка ослабел от потери крови - две пули из кулацкого обреза пронзили его грудь навылет, - и тот улыбнулся, когда Анна Ивановна, усевшись в лодку, положила его голову к себе на колени. С ней не пропадешь. Они вместе поехали. Сережка - в больницу, вожатая - на станцию в город.
- Ничего, Сережа, ты крепкий. Поправишься, - сказала она. - Вот Адриан три раза ранен был, а жив, готов к борьбе и в горн трубить еще может отлично!
- Я тоже научусь, - прошептал Сережка.
Лодка отошла от берега под прощальные крики, ветер туго надул парус, и волны заплескались за бортами.
На другой лодке в тот же день увозили на суд кулаков и бандитов. Провожали их вооруженные комбедчики.
Кормчим сидел кузнец Агей. Мужик надежный.
Силантий Алдохин плыл с опущенной головой, даже не взглянув на плачущих родственников. А Никифор Салин озирался вокруг хитровато, по-лисьему. Он еще надеялся вернуться.
Но напрасно. Раскрылись его дела. Метелкинские пионеры, в который раз обегающие берега в поисках Гараськи, нашли его. Первыми увидели городские ребята Павлик Генерозов и Петя Цыганов. Они никак не хотели уезжать отсюда, у Пети жила надежда, что батрачонок найдется. Душа горела, хотелось увидеть его еще раз и сказать, что обещание свое он выполнил. Эстафету в муаровом галстуке доставил.
Встреча состоялась. Печальная встреча.
Нем был Гараська.
Бережно выкатила вода его тело на отмель, ниже по течению, километрах в трех от Метелкина. Лежал он как живой. Словно заснул.
Люди боятся покойников, утопленников. А метелкинские ребята, завидев товарища, бросились к нему, как к живому. Им хотелось спросить его - как погиб? Нечаянно или погублен злодейски?
Не мог ответить Гараська. Но все же ответ нашелся.
- Мой ножик! - воскликнул Петя Цыганов, увидев, как из-за голенища Гараськиного сапога выскользнул нож.
Петя побледнел. Ему стало даже как-то страшно, что Гараська и после смерти сдержал уговор, отдал ножик другу, честно доставившему его срочное донесение.
- Может, там еще что есть за голенищем?
Посмотрели ребята и обнаружили щепку. Обыкновенную, сосновую. Да картинку-то на ней увидели необыкновенную. Разглядели вырезанную острым ножом могилу и завещание Гараськи.
Заговорил его голосом волшебный кусочек дерева и сказал всю правду о барском богатстве и о кулацком злодействе.
Приговор народа Силантию Алдохину и Никифору Салину был произнесен и исполнен.
Исполняя последнюю волю сироты, решили похоронить его в одной могиле с матерью, на сельском кладбище, на холме с кудрявыми липами.
На кладбище в тот день копали две могилы - из одной вынули тяжеленный дубовый гроб, набитый барским золотом и серебром, в другую могилу опустили легкий гроб погубленного кулаками батрачонка.
Несли его пионеры на полотенцах с красными каймами.
Ветер развевал красные галстуки. Шумело темно-красное знамя, на котором золотом была вышита фамилия славного батрачонка. Отряд решил назваться его именем.
Все Метелкино провожало Гараську в последний путь.
Только кулацкие дети да их родственники не вышли.
У них своя печаль - прошло их счастье, прошло их время, с полой водой уплыло. Но один человек, когда-то верно служивший им, провожал в последний путь батрачонка - это был Макарка.
Жалостно пели жаворонки, поднимаясь с каждой встречной проталинки, с высоты полета разглядывая скорбное лицо мертвого мальчика.
Не только женщины плакали, мужики смахивали скупые слезы.
А пионеры шли, и каждый думал: "Нас, мальчишек, много, мы ничего не боимся, всех нас победить нельзя, мы все равно победим". Жалко было Гараську. Очень хотелось всем, чтобы он дожил до победы, до большого счастья, чтобы сел на стального коня, который ему так полюбился.
Когда настал момент прощания, перед тем как опустить гроб в могилу, из толпы вдруг выскочил Макарка со словами:
- Прости меня, Гарась, когда я тебя в чем обидел!
Потом повернулся к ребятам, встал на колени и говорит:
- Примите меня, ребята, в свою красную партию!
Дайте заступить на место Гараськи. Уж я вам буду таким товарищем, таким товарищем... Я за него всем мировым кулакам-буржуям весь век буду мстить!
Ребята заколебались, не решаясь, что ответить... Хотя знали, что он, Макарка, в набат ударил, недолюбливали они его за прошлое.
А Иван Кочетков, увидев такое, крикнул:
- Встань, Макар, разве в партию на коленях просятся?! Встань и становись в наши ряды, как велит тебе пролетарская совесть!
И Макарка, поднявшись с колен и смахнув с глаз слезы, встал в ряды пионеров.
Жалость к Гараське так мучила ребят, что не спали всю ночь накануне и всем отрядом сочинили ему прощальные стихи, которые прочел Павлушка самым звонким в отряде голосом. Читал он под грустный рокот барабана, когда могнлу засыпали землей.
Люди стояли, обнажив головы перед могилой сиротыбатрачонка. А Павлушка читал:
Запомним, ребята, как бил барабан,
Когда мы бойца хоронили.
Он умер за счастье рабочих всех стран,
И прах его в темной могиле.
Но дух его смелый средь нас не умрет,
Мы будем с врагами суровы,
И золотом вытьем мы имя его
На знамени нашем багровом!
- И ты с ними в одной партии. Гордишься ты этим, Ваня?
- Горжусь, - сказал Иван.
Провожали Анну Ивановну и Адриана не только всем отрядом - всем селом.
Трудно было расставаться. И хотя пообещала Анна Ивановна прислать взамен себя новую учительницу - нового вожатого, ребята были безутешны. Ведь второй такой не сыщешь! Так она им полюбилась. Вот прямо снялись бы всей стайкдй с берега да за ней полетели.
Уж на что Сережка ослабел от потери крови - две пули из кулацкого обреза пронзили его грудь навылет, - и тот улыбнулся, когда Анна Ивановна, усевшись в лодку, положила его голову к себе на колени. С ней не пропадешь. Они вместе поехали. Сережка - в больницу, вожатая - на станцию в город.
- Ничего, Сережа, ты крепкий. Поправишься, - сказала она. - Вот Адриан три раза ранен был, а жив, готов к борьбе и в горн трубить еще может отлично!
- Я тоже научусь, - прошептал Сережка.
Лодка отошла от берега под прощальные крики, ветер туго надул парус, и волны заплескались за бортами.
На другой лодке в тот же день увозили на суд кулаков и бандитов. Провожали их вооруженные комбедчики.
Кормчим сидел кузнец Агей. Мужик надежный.
Силантий Алдохин плыл с опущенной головой, даже не взглянув на плачущих родственников. А Никифор Салин озирался вокруг хитровато, по-лисьему. Он еще надеялся вернуться.
Но напрасно. Раскрылись его дела. Метелкинские пионеры, в который раз обегающие берега в поисках Гараськи, нашли его. Первыми увидели городские ребята Павлик Генерозов и Петя Цыганов. Они никак не хотели уезжать отсюда, у Пети жила надежда, что батрачонок найдется. Душа горела, хотелось увидеть его еще раз и сказать, что обещание свое он выполнил. Эстафету в муаровом галстуке доставил.
Встреча состоялась. Печальная встреча.
Нем был Гараська.
Бережно выкатила вода его тело на отмель, ниже по течению, километрах в трех от Метелкина. Лежал он как живой. Словно заснул.
Люди боятся покойников, утопленников. А метелкинские ребята, завидев товарища, бросились к нему, как к живому. Им хотелось спросить его - как погиб? Нечаянно или погублен злодейски?
Не мог ответить Гараська. Но все же ответ нашелся.
- Мой ножик! - воскликнул Петя Цыганов, увидев, как из-за голенища Гараськиного сапога выскользнул нож.
Петя побледнел. Ему стало даже как-то страшно, что Гараська и после смерти сдержал уговор, отдал ножик другу, честно доставившему его срочное донесение.
- Может, там еще что есть за голенищем?
Посмотрели ребята и обнаружили щепку. Обыкновенную, сосновую. Да картинку-то на ней увидели необыкновенную. Разглядели вырезанную острым ножом могилу и завещание Гараськи.
Заговорил его голосом волшебный кусочек дерева и сказал всю правду о барском богатстве и о кулацком злодействе.
Приговор народа Силантию Алдохину и Никифору Салину был произнесен и исполнен.
Исполняя последнюю волю сироты, решили похоронить его в одной могиле с матерью, на сельском кладбище, на холме с кудрявыми липами.
На кладбище в тот день копали две могилы - из одной вынули тяжеленный дубовый гроб, набитый барским золотом и серебром, в другую могилу опустили легкий гроб погубленного кулаками батрачонка.
Несли его пионеры на полотенцах с красными каймами.
Ветер развевал красные галстуки. Шумело темно-красное знамя, на котором золотом была вышита фамилия славного батрачонка. Отряд решил назваться его именем.
Все Метелкино провожало Гараську в последний путь.
Только кулацкие дети да их родственники не вышли.
У них своя печаль - прошло их счастье, прошло их время, с полой водой уплыло. Но один человек, когда-то верно служивший им, провожал в последний путь батрачонка - это был Макарка.
Жалостно пели жаворонки, поднимаясь с каждой встречной проталинки, с высоты полета разглядывая скорбное лицо мертвого мальчика.
Не только женщины плакали, мужики смахивали скупые слезы.
А пионеры шли, и каждый думал: "Нас, мальчишек, много, мы ничего не боимся, всех нас победить нельзя, мы все равно победим". Жалко было Гараську. Очень хотелось всем, чтобы он дожил до победы, до большого счастья, чтобы сел на стального коня, который ему так полюбился.
Когда настал момент прощания, перед тем как опустить гроб в могилу, из толпы вдруг выскочил Макарка со словами:
- Прости меня, Гарась, когда я тебя в чем обидел!
Потом повернулся к ребятам, встал на колени и говорит:
- Примите меня, ребята, в свою красную партию!
Дайте заступить на место Гараськи. Уж я вам буду таким товарищем, таким товарищем... Я за него всем мировым кулакам-буржуям весь век буду мстить!
Ребята заколебались, не решаясь, что ответить... Хотя знали, что он, Макарка, в набат ударил, недолюбливали они его за прошлое.
А Иван Кочетков, увидев такое, крикнул:
- Встань, Макар, разве в партию на коленях просятся?! Встань и становись в наши ряды, как велит тебе пролетарская совесть!
И Макарка, поднявшись с колен и смахнув с глаз слезы, встал в ряды пионеров.
Жалость к Гараське так мучила ребят, что не спали всю ночь накануне и всем отрядом сочинили ему прощальные стихи, которые прочел Павлушка самым звонким в отряде голосом. Читал он под грустный рокот барабана, когда могнлу засыпали землей.
Люди стояли, обнажив головы перед могилой сиротыбатрачонка. А Павлушка читал:
Запомним, ребята, как бил барабан,
Когда мы бойца хоронили.
Он умер за счастье рабочих всех стран,
И прах его в темной могиле.
Но дух его смелый средь нас не умрет,
Мы будем с врагами суровы,
И золотом вытьем мы имя его
На знамени нашем багровом!