Богданов Николай Григорьевич. Партия свободных ребят

   В ярости он стукнул кулаком по столу:
   - Издевательство! Кто посмел? Кто поднял руку на государственное имущество?!
   Притаившийся в сенях Сережка об стенку стукнулся.
   Однако не убежал. Что дальше, ему любопытно.
   - Не иначе кулацкая издевка! Недаром они меня обзывали красным попом. Нарочно церковную мерехлюндию какую-то подложили! - кричал Тимофей.
   - Это кусок старой ризы, - определил Иван Кочетков, поглаживая рукой цветы и кресты. И, покачав головой, усмехнулся.
   В это время начали подходить зажиточные мужики.
   Пришлось принимать их за этой удивительной скатертью.
   Разговор у Тимофея был краток. Каждому он говорил:
   - Знаешь, какая засуха постигла Поволжье, какой там голод? Нет хлеба, нет семян. Сознаешь такие обстоятельства?
   - Сознаю, - отвечал зажиточный.
   - Сколько от своего нонешнего урожая в погашение народного горя отвалишь?
   Зажиточный мялся, чесался, гладил бороду, и тогда Тимофей с горечью говорил:
   - Это обращаюсь к тебе не я, а Советская власть, Ленин.
   Ему не хотелось унижать Ленина перед кулаками. Их ведь этим не проймешь. Но приходилось. Своего авторитета не хватало.
   - Ленин-то не к нам обращается, а к вам, к бедноте, вот вы его и выручайте! - отвечали богатеи.
   - Кабы Ленин стоял за зажиточных, а не за гольтепу, мы бы ему много хлебца дали с нашим удовольствием!
   А так... ну что же, много не могим, а мало не подадим, как нищей шатии, неудобно, власть все-таки!
   - Эх вы, - сжимал кулаки Тимофей и бормотал непонятное слово, троглодиты!
   Но Иван Кочетков удерживал его от ругаки и говорил зажиточным:
   - Мы вас не насилуем, но придет время, и это горе народное вам зачтется.
   Не удалось Тимофею выпросить у богачей хлеба.
   Оставшись вдвоем с Иваном Кочетковым, он стукнул кулаком по столу и заругался:
   - Вот дьяволы безрогие, хоть бы за украденную скатерть мешок зерна принесли, я бы им простил, храпоидолам. Отвез бы первый мешок Помголу, легче бы мне было перед товарищем Лениным!
   - Да, - сказал Иван Кочетков, - хотя бы на почин...
   И то бы хорошо.
   Сережка словно и ждал этих слов, сорвался и, уронив в сеыях метлу, споткнувшись о старое ведро, вихрем умчался прочь.
   Теперь он знал, как ему выкрутиться перед Тимофеем, перед ребятами и успокоить свою совесть. Все будет отлично, если достать мешок зерна Помголу.
   БИТВА НА КОЛОСКОВОМ ПОЛЕ
   Урожай в этом году был хорош. Вовремя прошли дожди. Рожь выросла высока соломой и тяжела колосом.
   Яровая пшеница стояла стеной. Овсы налились тугие, зернистые.
   Обидно было безлошадным, маломощным бедняцким семьям отдавать кулакам за пахоту, сев и уборку конными жатками половину такого обильного урожая.
   Собрался комитет бедноты и по предложению Ивана Кочетков а принял постановление, утвержденное сельсоветом: каждый крестьянин - хозяин своему урожаю. Кулакам и богатеям должен платить только небольшую цену по справедливости.
   И кроме того, комитет бедноты организовал отряд бедняцкой взаимопомощи под командой Ивана Кочеткова для помощи беднякам в уборке урожая. Оплата за это будет вноситься зерном в помощь голодающим Поволжья.
   Ох, и обозлились кулаки! Зубами скрипели от злости, видя, как дружно вышла беднота с серпами, с косами на уборочную страду, как работают стар и мал от зари до зари, лишь бы убрать урожайный хлебушек.
   Наблюдая этот труд, кулачье утоляло злобу насмешками:
   - Старайтесь на Ивана-голого!
   - Быть вам голым с вашим Помголом!
   А Кочеткову то грозили, то льстили. Зачем, дескать, ему, мастеровому человеку, косой махать, на рубахе соль выпаривать? Шел бы кулацкие жатки да молотилки налаживать, заработал бы вдесятеро больше!
   Но Иван Кочетков знай свое: утром чуть свет уже косит, в полдень косу отбивает и снова дотемна во главе целой артели таких же, как он, над бедняцкими загонами косой машет.
   А его Маша от зари до зари не расставалась с серпом.
   Сжала свой загон, стала жать чужие, помогая бедноте.
   Вскоре выехали на свои тучные поля и кулаки. Заржали их сытые кони, застрекотали жатки. Заскрипели телеги под высокими возами, полными тяжелых снопов. Загрохотали молотилки, наполняя воздух золотистой пылью и запахом свежей ржи.
   А на убранных полях появилась детвора - они собирали колоски. Это был старинный обычай, древнее право бедноты. Бедные люди, после того как свезены снопы, могли ходить по любым полям и подбирать упавшие колоски с зерном. Это зерно считалось ничьим, его могли клевать птицы, могли подбирать бедняки.
   Но на этот раз кулачье обратило внимание, что по полям бродят не одинокие, робкие фигурки с торбами, подвязанными на грудь, а целая партия ребят стройными рядами. Послали в разведку своих мальчишек. И вскоре выяснилось - это бедняцкая детвора собирает зерно на семена для Помгола.
   - А ну, пугните-ка их, чтобы неповадно было! - приказало кулачье своим сыновьям и батракам.
   Мордатые, задиристые Гришки, Федьки, Мишки вскочили на коней и помчались в предвкушении хорошей драки.
   Рассыпались лавой, как какие-нибудь казаки.
   Однако, завидев их, бедняцкая детвора не бросилась кто куда, а стала сбегаться в кучу на призывные звуки коровьего рога.
   Играл в рожок Степа.
   От мешков с колосками, собранных у межи, поднялся вдруг дед Кирьян. Приложив ладонь козырьком и обозрев конную лаву, прокричал хрипло и повелительно:
   - В каре стройся! Супротив басурманской конницы - ряды вздвой!
   По-видимому, ребята были уже обучены им этому воинскому маневру. Среди жнивья вдруг возник плотный квадрат, ощетинившийся палками и кольями.
   При приближении кулацких коней глухо, упорно забил барабан.
   - На картечь! Залпами крой! - вскричал дед Кирьян, воинственно размахивая клюкой.
   Встреченные дружным "ура", щетиной кольев и твердыми комьями земли, кулацкие всадники осадили коней, смешались и отхлынули.
   Оправившись от неожиданности и разглядев, что под красным знаменем сплотились не какие-нибудь герои, а много раз битые ими бедняцкие мальчишки, но почему-то с красными платками на шее, кулачье решило не спускать им дерзости.
   - Макарку надо позвать! Макарку-орла. Пускай на Злого садится. Он им устроит "всех давишь".
   - Пустим его передом, а мы за ним навалимся!
   Макарку отыскали на молотьбе, он гонял коней по кругу, лихо посвистывая. Его хозяин Силантий Алдохин сам стоял у лотка и запускал в барабан тяжелые снопы пшеницы.
   Силантий-то и прозвал батрачонка Орлом за лихость и бесстрашие. Что за парень ему попался! И ловок и силен.
   Во время конских праздников на неоседланном Злом всех мальчишек обскакал. А этого коня сам хозяин побаивался.
   Хитрый кулак льстил батрачонку. Сажал его за один стол с собой. Ничем не отличал от сыновей: если им новые рубашки, то и Макарке, если им новые сапоги, то и Орлу.
   - Вот так-то батраков приручать надо, - говорил он Никифору Салииу, который избивал Гараську. - Их кормить да холить надо. Да почаще похваливать, тогда они за нас в огонь и в воду!
   И надо сказать, в этой хитрой политике преуспел. Макарка, взятый в его дом таким же сиротой, как Гараська, раздобрел на кулацких жирных харчах, осмелел и, как верный слуга, готов был выполнить любое его приказание не только с охотой - с каким-то удальством.
   Отец его был бедняком. Боролся против богатеев, даже руководил комитетом бедноты. Добровольно пошел на фронт защищать землю и волю от белогвардейцев и погиб как герой. Мать повесила на стену его фотографию, где он с саблей в руке снят вместе с товарищами под красным знаменем с надписью: "Даешь Перекоп!"
   А вот сын его изменил бедноте. Пошел в батраки из нужды, за куском хлеба. Но, обласканный хитрым богатеем, стал ему верным слугой. Замечая, что стал презирать он бедных, мать стыдила его, а Макарка отвечал:
   - Нанялся - продался, чего уж тут.
   - Продала я, сынок, твои рученьки, да не продавала твоей душеньки.
   - Что же мне - хозяйские харчи есть и больше ни во что не лезть?
   - Нет, ты, сынок, хозяйскую работу честно исполняй, только совесть свою за харчи не продавай. Не будет тебе счастья.
   - Ладно, мать, сам знаю, как счастье искать, на каком коне за ним скакать.
   - Ох, Макарушка, не ошибись, на чужом коне далеко не уедешь, выбирай скакуна из своего табуна!
   Но Макарка не слушался матери, кулацкие харчи отрабатывал с лихвой не только в поле, но и на воле.
   И как только крикнули ему кулачата:
   - Наших бьют!
   Тут же бросил он молотьбу, вскочил на Злого и помчался на помощь.
   И Силантий, остановив барабан, посмотрел ему вслед с довольной усмешкой. Уж если Орел налетит, никакой бедняцкой шатии не устоять.
   Завидев Макарку, кулачата приободрили друг друга свистом, гиканьем и, ударив коней пятками, помчались в атаку, размахивая кнутами и уздечками.
   Где тут пешим мальчишкам устоять, когда поднимутся над ними со всего разгона вздыбленные кони, проломит их строй идущий передом Макарка.
   - Поднимай знамя! - закричал Степан. - Отряд, сплотись!
   Крепче сомкнулись ребята, выше подняли знамя: стоять - так до конца! Бежать еще хуже, потопчут. С какойто надеждой на его неведомую силу слились они в единую кучку под красным стягом.
   Казалось, спасти их может только чудо.
   И чудо произошло!
   Мчавшийся впереди всех Макарка вдруг отвернул коня на полном скаку. Поставил его поперек и загородил дорогу остальным. Самого его чуть не сшибли разогнавшие коней кулачата. Что случилось? Или Злой испугался красного полотнища, раздутого ветром? Или сам Макарка чего-то оплошал?
   Почему отъехал он в сторону, понурив голову? Что случилось с ним? Где прежняя удаль Орла, не боявшегося никакой драки?
   Удаль-то была при нем, да вот в сердце что-то повернулось, когда увидел он, что мчит его злой конь прямо на красное знамя. На знамя, под которым погиб, сражаясь с белой гвардией, его отец. Нет, не смог Макар отцовское знамя кулацким конем потоптать. Потому и отвернул Злого на всем скаку.
   Ряды конных смешались, кое-кому все же удалось, подняв лошадей на дыбы, проломить строй ребят. Раздались крики ушибленных копытами, но мальчишки не дрогнули, не оплошали. Кольями и палками так зашибли одного коня, что он свалился и чуть не придавил азартного драчуна Мишку Алдохина. А Федьку Салина пропустили внутрь строя и за ноги стащили с лошади.
   Ему на помощь бросилась вся его родня.
   Но в это время на дрожках директора совхоза подкатил Тимофей Шпагин. Они вдвоем объезжали загоны бедноты, которые пообещал убрать директор совхозными жатками.
   При виде местной Советской власти кулачата стушевались, разъехались врозь и только скулили:
   - А зачем они Федьку бьют?
   - Отпустите Федьку!
   Не меньше кулацких ребят при виде Тимофея смутился Урван, который успел больше всех получить синяков и шишек. Он крикнул:
   - Свертывай знамя!
   Но ребята не исполнили приказа, они размахивали знаменем, радуясь, что победили.
   ПОД КРАСНЫМ ЗНАМЕНЕМ
   - В чем дело? - обратился Тимофей к деду Кирьяну. - Что за шум?
   - Так что в некотором роде турецкая баталия! - весело закричал, ковыляя к нему, Кирьян.
   Но его обогнал Степан и, унимая кровь из рассеченной щеки, сказал:
   - Мы колоски собирали для Помгола. Под красным знаменем! А они на нас напали, кулачье!
   И тут Тимофей увидел свою скатерть, поднятую на древке.
   - Стой! Откуда у вас моя скатерть? - закричал Тимофей. - Кто посмел? Вот я вас!
   Тогда сообразительный Урван решил взять удальством. Подскочил к дрожкам и с веселым видом отрапортовал по-военному:
   - Разрешите отдать вам за скатерть мешок зерна, дядя Тимофей!
   Это он, Урван, уговорил ребят собирать колоски, чтобы расплатиться с сельсоветом за знамя.
   - Какой мешок? Что за цена такая казенному добру?
   - А как вы же сами назначили, помните, в сельсовете при дяде Иване говорили.
   - Было такое, действительно говорил, - удивился Тимофей. - Но ведь скатерть-то мне подменили раньше, не зная цены? Нет, этот номер не пройдет! Подать сюда мою вещь! Разбойники!
   - Дядя Тимофей, оно нам нужнее, не отдадим!
   - Мы под красным знаменем дружнее!
   - Нет, ни за что. Я таким делам не потатчик. Сегодня они скатерть в сельсовете стащили, завтра украдут печать.
   Так они всю Советскую власть разворуют!
   Эти слова хлестали ребят словно кнуты.
   - Дядя Тимофей, это я все наделал, - повинился Урван. - Я взял без спросу, но только на время, - схитрил он. - Колоски соберем, обратно принесем. И вместе с мешком зерна! Она бы у вас так лежала, а нам колоски собирать помогала... Это же не простая скатерть, а самобранка!
   - Я тебе покажу самобранку! Ах ты, Урван, то яйцо из курицы урвал, то скатерть в сельсовете украл! Каким же разбойником ты вырастешь? Положи скатерть к моим ногам и проси прощения!
   Урван, сдерживая слезы, подал Тимофею знамя, не решаясь содрать его с древка.
   - Почему скатерть вроде короче стала? Или вы ее отрезали?
   И, заметив на шеях ребят куски красной материи, хлопнул себя по лбу:
   - То-то я замечал, что у нас на селе появились ребята с красными повязками. Значит, это бегают куски моей скатерти! Что это за мода? Кто вы такие?
   - Мы пионеры, - потупился Степан, - а галстуки - это не из скатерти. Хоть пощупайте... они из другой материи.
   - Ах, вот оно что... А не вы ли назывались "Партия свободных ребят"?
   - А это одно и то же!
   - Ну, не совсем, - сказал директор совхоза. - У пионеров должен быть вожатый, а у вас просто вожаки.
   - А какая разница?
   - Вожатыми бывают комсомольцы, люди сознательные, а вожаками могут быть любые озорники, - и он покосился на Урвана.
   - Значит, без вожатого не признают нас пионерами? - спросил Степан. Не будет у нас отряда?
   - Боюсь, что нет. Надо вам, ребята, добывать вожатого, который знает, что нужно делать, чего нельзя. А пока что и без вожатого приходите, собирайте и на совхозных полях колоски - это дело очень хорошее!
   Поодаль, наблюдая всю эту историю, топтались на конях кулацкие ребята.
   Когда Тимофей, забрав знамя, тронулся прочь, они радостно загалдели. Сообразительный Урван бросился за дрожками,
   - Дядя Тимофей, сделай со мной что хочешь, хоть заарестуй, только отдай знамя. Без него нам нельзя... Без него нас кулачье может одолеть!
   Услышав такие слова, директор придержал коня и сказал:
   - Отдай им, Тимофей Кузьмич, видишь, какие у них обстоятельства. А тебе я подарю кусок сукна, есть у меня настоящее, настольное...
   Тимофей, удерживая на лице суровость, помахал рукой, призывая ребят поближе. Когда они подошли, он сказал:
   - Ладно, соберите колоски, притащите Помголу мешок хлеба, будем квиты.
   Затем встал с дрожек, высоко поднял над собой древко, прокричал:
   - Слушай, бедняцка детвора! От имени сельского Совета вручаю вам красное знамя, чтобы вы росли под ним честными, смелыми, трудовыми ребятами, как велит партия, как желает товарищ Ленин. Всегда побеждали бы кулаков, буржуев. Грудью чтоб стояли за Советскую власть! Ура!
   И он замахал над собой своей бывшей скатертью, разгоняя плотный воздух, накаленный горячим солнцем.
   Совхозный жеребец испугался, встал на дыбы и рванул дрожки. Тимофей едва не уронил знамя. Но Урван подхватил его, поднял над отрядом. Степан затрубил в рожок сбор. Павлушка забил в барабан.
   И кулацкая кавалерия, потоптавшись в сторонке, уехала ни с чем восвояси, не решившись атаковать отряд. Задумчивым уехал Макарка.
   Так в бою на колосковом поле партия свободных ребят получила красное знамя.
   ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН
   Ну и попало Сережке после того, как узнали ребята, что он стянул скатерть в сельсовете!
   - Из партии исключить!
   - Нам воришек не надо!
   Уже он и землю ел, клянясь,что больше не будет. Ничего не помогало. Жалко Степану такого парня упускать - уж больно Урван смел да удал. Как быть? Вспомнил он про Законы юных пионеров и предложил поступить с Сережкой по закону.
   - Да ведь их много, смотря по какому, - сказал Аитошка.
   - У пионеров есть такой обычай: "Один за всех, все за одного". Соображаете? Сережка не для себя скатерть стянул, а для знамени отряда, значит, он старался один за всех, и мы в ответе все за одного!
   - Значит, через него мы перед сельсоветом все нечестными будем? ехидно спросил Антошка-лутошка.
   - Почему нечестными? Дядя Тимофей согласен помириться на мешке зерна. А принесем два - так еще и спасибо скажет!
   Это всех утихомирило.
   И ребята с новой силой принялись собирать колоски.
   Собирали в торбы, сносили в школу. Сдвинув к стенке парты, тут же на полу молотили палками, скалками, вальками.
   Нелегкая это была работа. Чтобы собрать два мешка зерна колосками, пришлось всей партии трудиться с неделю. Ведь каждому колоску нужно поклониться, каждое зернышко из него выбить, отсеять, отвеять и тогда в мешок положить. Но зато и зерно собралось отборное. Известно:
   тяжелый колос голову клонит, ветер ему соломку ломит, птица его на землю ронит.
   - Вот это семена для бедняков Поволжья, - воскликнул Тимофей, взвесив на ладони, - это зерно! Товарищу Ленину показать, доволен будет!
   Два мешка он поставил в переднем углу сельсовета и всем хвалился, что собраны они руками детей.
   На ребят он больше не сердился. Тем более что отличную скатерть ему подарил директор совхоза, из хорошего красного сукна.
   ЕСТЬ ТАКАЯ ПАРТИЯ!
   А ребята, конечно, расхрабрились. Отбившись от кулацких атак на колосковом поле, они теперь искали драки в самом селе, чтобы все увидели их силу. И вот случай представился.
   В воскресенье, после первого обмолота, все село угощалось хлебами и пирогами из муки свежего помола.
   Накануне Данилкиной бабушке ужасно захотелось ушицы поесть, ну так захотелось - беда. Взмолилась она:
   поймай да поймай рыбки. "Либо, - говорит, - я должна, поев ушицы, совсем поправиться, либо это мне перед смертью так хочется".
   Вот канительная старуха - то ей медку, то рыбки.
   Обсудили этот вопрос ребята. Некоторые говорили:
   - Зачем нам со старой возиться, все равно она хворая, бесполезная.
   Накануне спрашивали они Ивана Кочеткова, чем должна заниматься пионерская партия, и он сказал:
   - Делайте все, что полезно Советской власти.
   Ну, какая же польза может быть от больной старушки, которая весь век господам да попам прислуживала?
   - Брось ты ее, Данилка, переходи в сельсовет, будешь в сторожах жить, каморку тебе дадут.
   А Данилка не согласился.
   - Нет, - говорит, - хотя она вроде и бесполезная бабушка, а мне ее чего-то жалко. Брошу - совесть замучает. Пойду я все-таки наловлю ей рыбки. Подумаешь - велико дело поймать на уху десяток окуней. Сесть на хорошее место, и на заре в одночасье наловишь.
   Настроив удочки, решил он пойти обловить заказное место Алдохиных омуток под большой ветлой. И попросил:
   - Если меня будут бить, вы, ребята, не оставьте.
   Ребята насторожились - разозлятся Алдохины, если застанут Данилку на своем рыболовном местечке, и, конечно, попытаются отлупить. Вот тут и можно будет дать им отпор. Велели Данилке повязать красный галстук. И как только нападет кулачье - подать сигнал свистом. Данилка так и сделал. Уселся рыбачить под старинной ветлой, на самом любимом месте Алдохиных, повязав красный галстук. Думал, он принесет счастье.
   Окуни ловились как нанятые. Так наживку и хватали, так на крючок и лезли. Заря кончилась, солнце взошло, пригрело - не унимается клев. Данилка в тени ветлы притаился и таскает одного за другим. Что ни окунь, все толще, все больше.
   И в это время, заспавшись после пирогов, пришел побаловаться удочкой попович Толька. Один он не ходил - с ним его дружок Алдохин Мишка.
   - Ну ты, больной, с нашего места долой!
   А Данилка так разошелся, таскает рыбку за рыбкой и приговаривает, дразнясь:
   - Окунек ли плотвица, все моей бабке ушица!
   Попович рот разинул, откуда такая храбрость? А Мишка, слова не говоря, вырвал у Данилки удилище, трах его об коленку. Переломил - и в воду. Хвать с него шапчонку - и ее в омут. И ждет, что он сейчас заревет и, размазывая слезы, прочь побежит.
   Но Данилка-болилка и не подумал плакать, даже не напугался, он заложил два пальца в рот да как свистнет!
   И тут же отозвалось глухой дробью то самое ведро, которое видел Мишка на колосковом поле. Заиграл коровий рожок тревогу, и кулачонок, почуяв недоброе, заорал, призывая родню на помощь:
   - Наших бьют!
   Сбежалось несколько кулачат, побросав свои забавы.
   Смотрят, выступает из-за высокого конопляника партия ребят в красных повязках и под знаменем. Ну, как войско!
   Степан в коровий рожок трубит, Павлушка в старое ведро дубасит, Урван красным знаменем размахивает. А дед Кирьян, любитель мальчишеских драк, вдоль плетней за ними поспешает, несмотря на хромоту. И командует:
   - Ать-два! Левой, правой!
   Подошли к старинной ветле, стали строем. Степан-чурбан выходит вперед и говорит:
   - Кто нашего товарища обидел? А ну, живо - отдать ему удочку! Вернуть ему шапку!
   Обидчики заупрямились. А Степан как скомандует:
   - Кто шапку бросал, тот за ней и плавай! Раз, два - взяли!
   Не успели кулачата оглянуться, как Мишка, подхваченный множеством рук, взлетел над берегом и хлопнулся в речку. Хотели за ним и Тольку-поповича спустить, но он взмолился:
   - Ребята, не кидайте! Я же во всем новом! Я Данилке свою удочку отдам.
   Посмеялись босоногие мальчишки, глядя на его глаженые брючки, фасонные башмачки. Им терять нечего - явились, как и всегда ходили, кто в чем. А все кулацкие мальчишки разрядились ради праздника. Когда Мишка вылез из-под берега, смешной, как мокрый кот, его защитники в драку не сунулись, пожалев портить свои сатиновые пиджаки, новые суконные картузы, лаковые сапожки.
   Стыдно им, побежденным, и уходить, кричат:
   - Чур, по праздникам не драться, чистую одежду не рвать!
   - Ладно, - смеется Степан, - чур так чур. С этого дня ребят в красных галстуках не смей трогать! А кто нас затронет, тому и в будни и в воскресенье мы всыплем!
   - Кто это "мы"?
   - Пионеры!
   - Это кто такие?
   - Есть такая партия! - крикнул Степан и затрубил в коровий рог: "Слушайте все".
   Гордые своей победой, ребята зашагали к деревне. Шумит над ними красное знамя, гремит под палками старое ведро, играет рожок. Степан Надул щеки, даже красные стали.
   Малыши за строем бегут, собаки брешут. Старухи на завалинках крестятся; молодые бабы смеются:
   - Ишь красные чертенята!
   А ребята ходят по селу и не знают, куда применить свою силу, чего бы еще такое выдающееся сделать?
   Остановились передохнуть. Урван и говорит:
   - Пошли старую барыню пугать!
   Это было излюбленное занятие озорных ребятишек.
   Подкрадутся, бывало, к поповскому саду и высматривают через ограду, где старая барыня таится?.. Ага, вот она, на скамеечке под рябиной. Сидит и вяжет одну и ту же варежку. Свяжет - распустит, снова свяжет. И никогда не кончается ее синий шерстяной клубок. Бережет она его больше всего на свете. Это все, что осталось у барыни от всех ее богатств. Говорят, когда она из пожара с одним этим клубком выскочила, так с досады сумасшедшей стала.
   С тех пор неразменным клубком и тешится.
   Закричит она, затрясется, расплюется, если сделать вид, что хотят у нее клубок похитить, концом удочки его подцепить.
   Но разве это занятие для такой силы, какая появилась у партии? Нет, надо чего-нибудь по плечу, по размаху.
   Подумали ребята, подумали и отправились в школу.
   Решили там письмо в Москву в журнал "Барабан" написать. Письмо было такое:
   "Пионерскую партию организовали. Шагать под барабан научились, галстуки повязали, колосков много собрали, кулачат крепко вздули, а чего дальше делать, не знаем.
   Нет у нас вожатого. И потому требуем - даешь!"
   И подписались все подряд.
   ДАЕШЬ ВОЖАТОГО!
   Такое же письмо вскоре полетело в Москву - на этот раз от сельских коммунистов.
   Вначале Иван Кочетков над проделками ребят только шутил да посмеивался. К тому же и некогда ему было, главным делом занимался - хлеб убирал. А теперь задумался и сказал Тимофею Шпагину:
   - Надо с нашими ребятами что-то делать. Дальше им одним действовать нельзя, не то получается направление.
   Надо добиваться для них вожатого.
   - Какого там вожатого, у нас учительницы-то нет.
   Время к осени, а школа пустым ульем стоит, сердце томит.
   Ребят много, а учить их некому, просто беда! - сокрушался Тимофей.
   Да, не везло метелкинской школе с учительницами.
   Приезжали в село на эту должность все больше поповны.
   Вот и последняя, Калерия Валерьевна, тоже поповой дочкой была. Привередливая такая, ребят не любила. Брезговала. Бывало, войдет в класс и давай из шипучего пузырька с резинкой на учеников духами прыскать.
   - Ах, ах, - говорит, - от вас деревенские запахи, я не могу, у меня голова кружится.
   Ну и как только посватал ее молодой поп из дальнего прихода, так она за него замуж выскочила и удрала из школы в другое село. Да мало того, стекла для своего нового дома из школьных окошек повынимала и увезла.
   "Я их за свой счет вставляла, - говорит. - Все казенные стекла ребятишки давно перебили, так что эти теперь все мои!"
   И это уж не первая такая. Как появится молоденькая учительница, так либо за поповского сына, либо за кулацкого замуж выскакивает, и опять школа сирота.
   Рассердились метелкинские мужики, составили приговор: чтобы не посылали им больше учителей в юбках, потребовали учителя в штанах! Над сельским приговором в уезде посмеялись: "Подождите, пока выйдет мода носить барышням штаны. У нас все учительницы в другие школы отданы".