Болдри Шерит. Заклятие монастырского котла

Шерит Болдри
Заклятие монастырского котла
(Аббатские тайны-2)

Глава первая

   В Гластонбери пришла осень. Шурша опавшими листьями Гвинет Мэйсон бежала вдоль недостроенной стены аббатства. Из пролома, через который попадали в аббатство подводы с камнем, слышался частый перестук молотков. Рабочие не покладая рук трудились над строительством храма.
   Где-то там должен быть и её дядя Оуэн, не последний среди человек каменщиков. Но Гвинет даже не обернулась в сторону пролома — она бежала за солью. Пока она не вернётся, матушка не сможет приготовить ужин для многочисленных постояльцев «Короны». Подумать только, ведь ещё месяц назад трактир был пуст! После пожара, уничтожившего половину аббатства, пилигримы перестали приходить в Гластонбери, и город погрузился в пучину бедности. А когда из-за нехватки золота остановилось строительство храма, Джефри Мэйсон чуть было не закрыл трактир.
   Но с тех пор как Гвинет с братом вернули в аббатство пропавшие останки короля Артура и королевы Гвиневеры, дела пошли на лад. В «Короне» все с ног сбились, обслуживая паломников, что пришли посмотреть на святые мощи. Иногда Гвинет даже хотелось, чтобы король Артур навеки оставался погребённым. Зато в карманах жителей Гластонбери вновь зазвенели деньги, а щедрые пожертвования паломников позволили оплатить камень и продолжить строительство.
   Не успела Гвинет подумать о камне, как сзади послышался скрип колёс. Обернувшись, она увидела двух мулов, с трудом тянувших тяжело гружёную подводу. Камень доставляли в Гластонбери по реке, а на пристани перегружали на подводы и через пролом подвозили к строящемуся храму. Вёл мулов дядюшка Оуэн, а сзади шагал какой-то незнакомый Гвинет человек. Хотя незнакомец сутулился и так низко наклонил голову, что тёмные волосы упали ему на лицо, все равно было видно, что он намного выше дядюшки. Грубое шерстяное платье было тесно ему в плечах, а шагал он так широко, что мог бы пройти весь путь от пристани всего за несколько шагов.
   — Гвинет!
   Голос брата вернул Гвинет к действительности. Гервард уже ждал её у дверей лавки Риса Фримена. Гвинет подобрала подол юбки и зашагала быстрей.
   — Что ты копаешься? — торопил Гервард, открывая дверь. — Мама, поди, уже беспокоится, куда мы пропали.
   Большую часть лавки занимал длинный стол, уставленный всевозможными горшками. В полумраке невозможно было даже рассмотреть, пустые они или полные. Мастер Фримен с мрачным видом стоял за прилавком. При виде брата с сестрой он помрачнел ещё сильней: он и раньше-то их не жаловал, а уж теперь, когда благодаря им все узнали, кто похитил мощи короля Артура… Одним словом, Рису Фримену не за что было любить детей трактирщика.
   Они оказались не единственными посетителями. В углу лавки копался в куче корзин Финн Торсон, шериф Гластонбери. Услышав скрип двери шериф выпрямился, едва не задев огненно-рыжей головой потолочную балку и улыбнулся, узнав Гвинет и Герварда. — Ну что, мастер Фримен, — подмигнул он. — Почём у вас нынче кусочки Креста Господня? А сеть святого Петра?
   Гвинет прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Она никогда не забудет, как они с Гервардом нашли в подвале у лавочника целую кучу поддельных святых мощей. Мастер Фримен сам их делал и продавал к немалой своей выгоде. Потому-то он и выкрал из аббатства останки короля Артура.
   «Как бы я сбывал фальшивки, — объяснял он тогда шерифу, — если б настоящие кости лежали в аббатстве у всех на виду!»
   В наказание шериф велел заковать Риса в колодки на базарной площади. После этого лавочник попритих и растерял львиную долю самоуверенности. Он даже похудел, и неопрятное платье болталось на нём, как на вешалке. Лавка тоже изменилась. Теперь она казалась ещё темнее и грязнее, да и товаров стало меньше. Возможно, потому, что Рис остался без помощника? Осберт Теллер, узнав, что его хозяина разоблачили, сбежал из деревни. Кому ж теперь стирать и подметать…
   — Но Мастер Торсон, вы же знаете, я больше не торгую подделками, — повторял лавочник, мрачно разглядывая дырки на своих башмаках.
   — Вот и славно, Рис, и не торгуй, — откликнулся шериф. Он шагнул к двери и пригнулся, чтобы не задеть головой притолоку. — А я уж за тобой пригляжу.
   — Вам чего надо? — грубо спросил Рис Фримен, обернувшись к Гвинет и Герварду. — Давайте, выкладывайте и проваливайте поскорей!
   — Матушка прислала нас за солью, мастер Фримен. — Гвинет протянула лавочнику кожаный кисет.
   — И просила, чтоб без песка, — добавил Гервард. — Не как в тот раз.
   Рис Фримен стиснул зубы и вырвал кисет у Гвинет из рук.
   — В жизни никому песка не продавал! — буркнул он, будто кто-нибудь мог в это поверить. Протопав в дальний угол, он выгреб из мешка пригоршню соли, наполнил кисет и швырнул его через прилавок. Гвинет лизнула палец и попробовала содержимое кисета на вкус. Определённо, соль.
   — Спасибо, мастер Фримен. Вы не могли бы записать это на счёт «Короны»? Матушка говорит…
   Неподалёку раздался громкий треск, и послышались крики. Гервард бросился к двери.
   — Смотри, Гвинет! Колесо отвалилось!
   Он выскочил на улицу. Гвинет торопливо распрощалась с мастером Фрименом и поспешила вслед за братом.
   На шум уже сбежались люди. «Как бабочки на пламя свечи» — подумала Гвинет. Подвода дядюшки Оуэна завалилась набок возле самого пролома. Похоже, переднее колесо просто слетело с оси. Земля вокруг была усыпана щепками, а огромный камень, лежавший на подводе, соскользнул на землю. Мулы отчаянно лягались и вопили, пытаясь выпутаться из постромок. Дядюшка Оуэн вытащил нож и разрезал перепутанную упряжь, а Гервард уже мчался через улицу успокаивать перепуганных животных. Гвинет задержалась только, чтобы завязать кисет. Зевак вокруг повозки собралось уже столько, что ей пришлось проталкиваться сквозь толпу. В середине несколько мрачных каменщиков разглядывали последствия катастрофы. Великан, пришедший с дядюшкой Оуэном, пытался приподнять камень. Мускулы его вздулись буграми, лицо покраснело от напряжения. Наконец, повозка медленно накренилась, и камень шевельнулся.
   — Берегись! — крикнул один из каменщиков.
   Великан ничего не ответил, только покрепче перехватил камень.
   — Брось, парень! Без мулов и верёвок тут не справиться!
   Мэтт Грин хлопнул силача по спине. От неожиданности тот дёрнулся и ободрал руку об острый зуб сломанной оглобли. Алая кровь на сером камне казалась особенно яркой. Гвинет громко ахнула, увидев большую щепку, засевшую в мякоти большого пальца великана. Сам он не проронил ни звука.
   — Бедвин!
   Оуэн Мэйсон схватил великана за руку и внимательно осмотрел рану.
   — Надо перевязать. Лучше бы сразу показать руку брату Патрику.
   Великан покачал головой, но Оуэн был непреклонен:
   — Не валяй дурака! Что если рана нагноится? Слышь, Гвинет, — Оуэн повернулся к племяннице, и взгляд его потеплел, — отведи-ка Бедвина в аббатство и пусть он покажет руку брату Патрику!
   И тихонько добавил, уже для одной Гвинет:
   — Парень давно у нас работает, только на пристани. А сюда ни разу не поднимался и никого из монахов не знает. И ещё: тебе надо будет самой объяснить брату Патрику, что случилось. Бедвин не может говорить.
   — Да, дядюшка, — пробормотала Гвинет.
   — Спасибо, родная, — улыбнулся Оуэн Мэйсон и, притянув племянницу поближе, прошептал ей на ухо:
   — Бедвин, хоть и не говорит, но все понимает. И не бойся его, он и мухи не обидит.
   Гвинет дрожащей рукой тронула великана за рукав.
   — Пойдёмте со мной, мастер Бедвин.
   Бедвин обернулся и посмотрел на неё с высоты своего гигантского роста. Лицо его, обрамлённое спутанными волосами, выглядело мрачным и суровым. Поначалу Гвинет стало не по себе, но тёмные глаза великана были большими и кроткими, как у испуганного оленя, и она улыбнулась. К её удивлению, Бедвин в ответ поклонился, церемонным жестом приложив раненую руку к груди. Может, и ей надо сделать реверанс? Тряхнув головой, Гвинет потянула Бедвина за собой к воротам аббатства. Гервард передал успокоенных мулов Мэтту Грину и побежал следом.
   Толпа беззвучно расступалась перед ними. Многие бросали на Бедвина косые взгляды, а жена кузнеца даже спрятала своего малыша в складках юбки. Гвинет стало обидно за великана, который шёл за ней, послушный, как овечка.
   Дверь часовни Пресвятой Девы была открыта — только что закончилась служба девятого часа^[1] и монахи гурьбой выходили на улицу. Гвинет видела высокую фигуру аббата Генри и рядом с ним — Годфри де Массара, гостя из Уэллского собора. Все знали, что настоятель собора, декан^[2] Александер, хотел, чтобы Гластонбери стало частью его епархии, вместе с Уэллсом^[3] и Батом. Гвинет с Гервардом были убеждены, что отец Годфри шпион декана, и докладывает ему всякий раз, когда в Гластонбери что-нибудь не так. Чем больше усилий прикладывал аббат Генри, чтобы отстроить аббатство заново, тем сильнее хотелось декану прибрать его к рукам.
   Но вот в дверях часовни показался брат Патрик, и Гвинет бросилась к нему.
   — Святой отец, у нас к вам дело! Вот — это Бедвин, каменщик. У него рука повреждена, видите!
   — Тихо, Гвинет.
   Отец-врачеватель успокаивающе похлопал её по плечу.
   — С Божьей помощью всё устроится.
   Он повернулся к каменщику, осторожно взял в ладони его раненую руку и приступил к осмотру.
   Из раны всё ещё лилась кровь, брат Патрик что-то тихо шипел сквозь зубы, а Гвинет с волнением ожидала его вердикта. Брат Патрик был опытным лекарем и знатоком целебных трав, но Гвинет прекрасно понимала, что такое для каменщика руки.
   — Скверная рана, — произнёс, наконец, врачеватель. — Пойдём, тебе надо в лечебницу. Я промою руку, наложу повязку с окопником, и, Бог даст, все скоро заживёт.
   Он жестом велел Бедвину следовать за собой, повернулся и вдруг замер, уставившись на что-то за спиной у Гвинет. Гвинет тоже оглянулась.
   — Вот это да!
   В аббатство Гластонбери въезжала огромная процессия. Возглавлял её всадник в лазурном, подбитом горностаем плаще с золотой пряжкой на плече. Под плащом виднелась расшитая бархатная туника. За ним ехали полдюжины вооружённых людей в алых плащах и кольчугах. Они окружали конные носилки^[4] из розового дерева, похожие на большую кровать с балдахином. Только вместо вышитой ткани между столбиками кровати висели занавеси из оленьей замши. Позади крепкий мул тащил тяжело гружёную подводу. Ещё двое вооружённых всадников замыкали процессию.
   — Неужто пилигримы? — шепнул Гервард на ухо Гвинет. — А до чего богатые, ты только посмотри!
   Гвинет кивнула. Этот лорд мог бы оплатить постройку целого притвора! А в носилках, наверное, его леди, слишком хрупкая, чтобы проделать весь долгий путь верхом.
   Навстречу знатному гостю выбежал монастырский эконом брат Барнабас и разразился цветистым приветствием. Лорд спешился и небрежным движением бросил поводья одному из своих спутников. Присмотревшись, Гвинет поняла, что приезжий гораздо старше, чем ей сначала показалось. Лицо его выглядело усталым и измученным.
   — Хватит! — властным тоном прервал он цветистые речи брата Барнабаса. Видно было, что этот человек привык, чтобы ему повиновались. — Я спешу. Где этот ваш брат Патрик? У меня дело, не терпящее отлагательства.
   На лице врачевателя мелькнуло удивление. Кивнув Бедвину он пробормотал: «минуточку» и зашагал через поросший травой двор к вновь прибывшим. Гвинет и Гервард бочком двинулись за ним.
   Подобравшись поближе, Гвинет вдруг увидела, как маленькая бледная ручка высунулась из носилок и отодвинула занавеску. К её удивлению, никакой изысканной леди внутри не оказалось. В щель между занавесями выглядывал бледный испуганный мальчишка лет семи-восьми.

Глава вторая

   — Я лорд Роберт Хардвик, — сообщил брату Барнабасу вельможа, стягивая замшевые перчатки. — У меня поместье неподалёку от Уэллса, и я приехал просить совета у вашего врачевателя по делу первостепенной важности.
   — Я брат Патрик, — представился подошедший целитель. — Чем я могу помочь вам, сэр?
   Лорд Роберт Хардвик махнул рукой в сторону носилок.
   — Я привёз сюда своего единственного сына Эдмунда. У него падучая. Исцелите мальчика, и я поднесу вашему аббатству богатые дары.
   — Нет нужды говорить о дарах, — мягко остановил его брат Патрик. — Я буду рад использовать данные мне Богом умения. А вы, милорд, соблаговолите следовать за братом Барнабасом — он покажет вам гостевые палаты. Я вскоре приду туда и осмотрю мальчика.
   — Вы не пойдёте с нами? — нахмурился лорд Роберт.
   Брат Патрик обернулся посмотреть на Бедвина. Великан терпеливо ждал.
   — Прошу прощения, милорд, но тот человек повредил руку. Мой долг — отвести его в лечебницу и перевязать рану.
   — Моему сыну необходима срочная помощь! — недовольно возразил лорд Роберт.
   — А работнику необходимы здоровые руки, — ответил целитель спокойно. — Не волнуйтесь, милорд. Я приду раньше, чем вы успеете устроиться в своих покоях.
   Он вежливо поклонился и зашагал прочь. В этот момент замшевые занавески снова дрогнули, и на землю что-то упало. Гвинет с Гервардом бросились поднимать это «что-то» и чуть не столкнулись лбами. Гвинет выпрямилась первой, держа на ладони крохотную фигурку лошади — резную и искусно раскрашенную.
   — Это ты уронил?
   Из-за занавески снова показалось бледное детское личико. Тоненькие пальцы стиснули игрушку.
   — Спасибо. — Голос был таким слабым, что едва отличался от шёпота. — Это и есть аббатство Гластонбери?
   Мальчишка раздвинул занавеси и с любопытством оглядывался вокруг.
   — Оно и есть, — подтвердил Гервард.
   — Я не так себе его представлял… Недостроенное все какое-то…
   Эдмунд Хардвик прикрыл глаза и откинулся на груду подушек.
   — Когда храм построят, он будет лучшим во всей Англии! — гордо заявила Гвинет. — А ты уже знаешь, что святые братья отыскали недавно могилу короля Артура?
   — Да, мне говорили, — оживился Эдмунд. — Так это правда?
   — Правда, — уверил его Гервард. — Мы сами видели, как выкапывали гроб. Там были кости короля Артура и королевы Гвиневеры — они и сейчас в часовне. Хочешь, мы тебе покажем?
   Эдмунд было приподнялся, но потом снова рухнул на подушки.
   — Не сейчас, — пробормотал он. — Я всё ещё нездоров. Отец велит мне отдыхать с дороги.
   Гвинет подумала, что в таких роскошных носилках Эдмунд мог бы отдохнуть и в пути, но промолчала. Мальчик действительно выглядел слабым и дышал с трудом, словно разговор его утомлял.
   — Любишь истории про короля Артура? — спросила она.
   Эдмунд кивнул.
   — Отец Поль, мой учитель, читает мне их, когда я болею. У папы есть огромная книга, и там про всё написано — и про короля Артура, и про рыцарей, и про злую Фею Моргану. Хотел бы я…
   — Эдмунд, задёрни занавеску! — Гвинет обернулась и увидела над собой лорда Роберта. — Ты что, простудиться захотел?
   Хотя голос лорда и звучал грозно, Гвинет сразу поняла, что он просто волнуется за сына.
   — Да, отец, — покорно согласился Эдмунд. — До свидания, — добавил он, обернувшись к Гвинет и Герварду. Занавески упали.
   — Мы постараемся навестить тебя, — обещал Гервард.
   Лорд Роберт что-то отрывисто приказал, его люди подняли носилки и двинулись за братом Барнабасом.
   — Вы должны понять, что мой сын очень болен. Он не может играть, как другие дети.
   У Гвинет горло перехватило от жалости.
   — Мы понимаем, милорд, — ответила она. — Но если вы позволите, мы навестим вашего сына и посидим с ним немного. Ему должно быть очень одиноко здесь, вдали от родного дома.
   Лорд Роберт молчал.
   — Мы Гервард и Гвинет Мэйсоны из трактира «Корона», — представился Гервард. — Святые братья хорошо знают нас.
   — Хорошо, — кивнул лорд Роберт. — Если хотите, можете навестить моего сына. Я разрешаю.
   И не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал прочь.
 
   Проводив взглядом удалявшуюся процессию, Гервард повернулся к сестре:
   — Мама говорила, что сегодня на базаре не нашлось гвоздики. Раз уж мы здесь, я зайду в поварню и попрошу монахов одолжить нам немного.
   — Ладно, увидимся дома, — кивнула Гвинет. — Смотри, не попадись брату Майлзу!
   Гервард скорчил ей рожу: отец-трапезник славился своей вспыльчивостью. Помахав сестре рукой, он зашагал навстречу дразнящим запахам жареного мяса и специй.
   Несмотря на стылый осенний день, в поварне было тепло и уютно. С низкого потолка свисали связки лука и кореньев, на длинных полках вдоль белёных стен выстроились рядами чугунные горшки и сковородки. В глубине очага исходили паром несколько котелков. Двое незнакомых монахов резали лук на большом кухонном столе. Гервард остановился на пороге, поискал взглядом брата Майлза и, не найдя, вздохнул с облегчением.
   В дальнем конце кухни ему удалось разглядеть знакомое лицо. Брат Симеон, юный послушник, ещё не принявший пострига, стоял на табуретке и, закатав рукава рясы, пытался выудить рыбу из огромного котла, служившего здесь рыбным садком. Исполинские стенки котла украшала гравировка в виде птицы.
   Гервард подошёл поближе. Брат Симеон двумя руками ухватил сверкающую серебристую рыбину.
   — Брат Симеон!
   Послушник вздрогнул, рыба выскользнула из его рук и шлёпнулась в воду, обдав брызгами незадачливого ловца. Тот пошатнулся на табуретке и едва удержался за край котла.
   — Гервард! Разве можно так подкрадываться!
   — Простите, я не нарочно, — ответил Гервард. — Матушка прислала меня спросить у отца Майлза немного гвоздики.
   Брат Симеон вздохнул и слез с табуретки.
   — Хорошо, Гервард. Я уверен, брат Майлз был бы рад помочь твоей матушке.
   Он оглянулся и ещё раз печально посмотрел на котёл.
   — Это был обед отца-настоятеля. Опять я его упустил…
   — Простите, — повторил Гервард.
   Брат Симеон достал с одной из полок глиняную банку и отсыпал Герварду немного гвоздики в чистую тряпицу.
   — Вот, держи. А теперь ступай-ка отсюда и дай мне поймать эту рыбу, пока брат Майлз не вернулся…
   Гервард поблагодарил и выскользнул из поварни, спрятав гвоздику в кошель. Матушка будет рада пряностям, а он ещё успеет помочь Уоту и Хенкину в конюшне.
 
   — Видели бы вы, как одет лорд Роберт! — восхищалась Гвинет. — Плащ оторочен мехом, а одежда вся бархатная, с золотой вышивкой… конечно, не такой чудесной, как ваша, — добавила она торопливо.
   Марион ле Февр улыбнулась и подняла глаза. Игла в тонких пальцах на миг застыла.
   — Наверное, он богатый человек. Жаль, что я сама не видела его красивых одежд. Но ты же знаешь, я не могу войти в аббатство.
   Гвинет кивнула. Прекрасная вышивальщица приехала в Гластонбери, чтобы изготовить алтарный покров и облачения для нового храма. Увы, ей делалось дурно при одной лишь мысли о случившемся здесь страшном пожаре, поэтому она так и не смогла заставить себя войти в ворота аббатства. И что бы ни рассказывали ей о поднимающемся из руин храме, о прекрасной новой часовне Пресвятой Девы, госпожа ле Февр была непреклонна. Нет, нет и нет, в аббатство она не пойдёт.
   Сейчас на пяльцах был растянут первый из алтарных покровов. Сидя у окна в самой светлой комнате «Короны» Марион ле Февр вышивала на белом фоне лилии в радуге многоцветных нитей. Гвинет никогда в жизни не видела столь искусной работы.
   Она прибежала к вышивальщице специально, чтобы рассказать о лорде Роберте. Вчера ей не удалось выкроить времени на разговоры, и утром Гвинет первым делом кинулась сюда.
   — Матушка говорит, что лучше брата Патрика целителя не найти, — добавила она, глядя, как снуёт игла в ловких пальцах вышивальщицы.
   Та промолчала, и Гвинет принялась сматывать на катушку зелёную шёлковую нить. Некоторое время обе работали молча.
   — Мне нужно кое-что спросить у твоей матушки, — нарушила тишину Марион ле Февр. — Не найдётся ли в деревне женщины, которая могла бы приходить сюда и помогать мне с работой? Надо установить ещё одни пяльцы, нанести намётку узора, может быть, и фон начать вышивать.
   — Думаю, мама кого-нибудь найдёт, — кивнула Гвинет. — А знаете, что — вы можете попросить мою тётю Анну! Она хорошая швея. Смотрите, какое платье она мне сшила!
   Она расправила складки серо-голубого платья, чтобы Марион могла рассмотреть получше.
   — А согласится твоя тётя, как ты думаешь?
   — Думаю, да, госпожа. Дядюшка Оуэн весь день в аббатстве, а детей у них нет, так что тётя будет рада с кем-нибудь поболтать.
   В дверь постучали, и голос Герварда спросил:
   — Госпожа ле Февр?
   — Заходи, — откликнулась вышивальщица.
   Гервард вошёл в комнату и вежливо наклонил голову в знак приветствия.
   — Пришёл лорд Ральф Фиц-Стивен, госпожа. Он хотел бы посмотреть, как продвигается работа.
   — Ну, конечно! — улыбнулась вышивальщица. — Скажи ему, пусть поднимается.
   Гервард исчез. Марион оглядела свою работу, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к расшитому шёлку.
   — Как ты думаешь, лорду Ральфу понравится?
   — Обязательно! Разве такое может не понравиться?
   Гвинет немного побаивалась лорда Ральфа Фиц-Стивена. Он был королевским сенешалем и приехал в Гластонбери руководить строительством храма. Кроме того, лорд Ральф был известен своей вспыльчивостью и язвительным языком. Но сегодня он, похоже, был в хорошем настроении. С удивлением Гвинет заметила рядом с лордом его маленькую дочку Элеонор. Они были совсем непохожи: золотоволосая малютка с огромными голубыми глазами и нежным личиком и её смуглый, похожий на хищную птицу отец. Элеонор крепко держала отца за руку.
   — Доброго вам утра, госпожа ле Февр, — сказал лорд Ральф. — Я взял с собой дочку — надеюсь, вы не против? Ей так скучно весь день одной, ведь кроме няни у нас с ней никого нет.
   Элеонор смутилась и теснее прижалась к отцу. Гвинет с Гервардом переглянулись. Отец говорил им, что мать Элеонор умерла шесть лет назад, когда девочка была ещё совсем крохой. Гвинет даже представить себе не могла, каково это — расти без материнской ласки. Но всякий, кто хоть раз видел лорда Ральфа с дочерью, понимал, что ребёнок для него дороже всего на свете.
   Марион ле Февр поднялась со стула и присела в глубоком реверансе.
   — Как хорошо, что вы пришли, милорд. Гервард, принеси лорду Ральфу вина и ваших чудесных пряных хлебцев.
   — Не надо, — остановил Герварда лорд Ральф. — Мы ненадолго. Я только хотел убедиться, что работа идёт, и спросить, не нужно ли вам чего-нибудь. Хотя Элеонор, — лорд Ральф улыбнулся дочери, — с удовольствием посмотрела бы ваши прекрасные вышивки.
   — Ну, разумеется!
   Марион ле Февр протянула к девочке обе руки.
   — Иди сюда, дитя моё.
   Элеонор отпрянула, но отец легонько подтолкнул её, и девочка несмело подошла к пяльцам.
   — Какая ты красавица! — воскликнула Марион. — Эти волосы, словно золотые нити!
   Она пропустила сквозь пальцы прядь золотых волос Элеонор. Та бросилась к отцу и зарылась головой в его плащ.
   — Ну же, Элеонор! — пожурил лорд Ральф, — Чего ты испугалась? Простите госпожа ле Февр, я…
   — Ничего страшного, — улыбнулась зеленоглазая вышивальщица. — Я уверена, со временем девочка привыкнет ко мне и перестанет бояться. Вы, кажется, хотели посмотреть мою работу?
   Лорд Ральф отпустил руку дочери и пошёл восхищаться вышивкой. Элеонор осталась у двери, и Гвинет протянула ей руку помощи:
   — Иди сюда, посиди со мной, — предложила она. — Ты ведь нас помнишь? Мы встречались в аббатстве. Хочешь помочь мне перемотать нитки?
   Элеонор кивнула, опустилась на колени рядом с Гвинет и принялась разматывать моток зелёного шелка. Гвинет сматывала нить на катушку.
   — В аббатстве появился новый мальчик, — прошептала Элеонор, не поднимая глаз.
   — Эдмунд Хардвик?
   Гервард подошёл к ним и уселся на край сундука, в котором Марион ле Февр хранила ткани.
   Элеонор снова кивнула и бросила на него несмелый взгляд.
   — Отец велел мне вести себя потише, потому что Эдмунд не может бегать и играть, как я. Я показала ему свою куклу Мелюзину и нового котёнка. — В глазах её замелькали искорки смеха. — Он всё время карабкался по балдахину, а Эдмунд смеялся!
   Гвинет вспомнила бледное печальное личико в глубине носилок.
   — Ты молодец, Элеонор. Не думаю, чтобы Эдмунд часто смеялся.
   — Если у нас будет время, мы тоже навестим сегодня Эдмунда, — добавил Гервард.
   — Зайдите за мной, — попросила Элеонор. — Тогда я и вам покажу котёнка!
   — Только не шумите и не утомляйте Эдмунда! — сказал лорд Ральф. Он уже осмотрел вышивки и подошёл как раз вовремя, чтобы услышать последние фразы. — Вы трое такие большие и сильные — да, да, и ты тоже, леди Элеонор!
   Он взъерошил дочке волосы, и та захихикала.
   — Эдмунд правда очень болен? — спросила Гвинет.
   — Боюсь, что да, — печально кивнул лорд Ральф. Брат Патрик осматривал его дважды — вчера и сегодня утром. Мне показалось, что он ничего не может сделать для мальчика.