Страница:
Чтобы сэкономить время, я внес альтернативный проект — обратиться к миру магии. Я ни на грош не верил в машинный парк домового. Телегу он предлагал или еще что-то подобное? Может, веялкой крыс разгонять? Ерофей подозрительно поглядел на меня и согласился, что противник, вызванный из магических измерений тоже сумеет одолеть крыс.
Но кто? Я отстаивал кандидатуру овинного. Ход моих мыслей был прост. Крыса — прирожденный грызун и вредитель, особенно от нее страдают зернохранилища. То есть овины. И овинный, как специалист по сохранению урожая, просто обязан знать как минимум пять наивернейших способов борьбы с крысами.
Ерофей возражал с пеной у рта. Он доказывал, что овинный может работать только в овине. То есть внутри помещения. Но ведь космодром ни с какой стороны не похож на амбар. И овинный окажется совершенно беспомощен, если хотя бы пойдет дождь. Поэтому мы обязаны призвать на помощь тех, кто больше привык иметь дело с дикой природой. Но я заметил, что на дикую природу космодром похож еще меньше.
Ерофей оскорбился и замолчал. Мы смотрели друг на друга, запаленно дыша, никто не собирался уступать.
— Вот и результат тринадцатого, — сказал неожиданно Ерофей.
Я звонко шлепнул себя ладонью по лбу.
— Вы правы, полковник.
Потом Ерофей вскользь заметил:
— Как я помню, ты уже пытался договориться с банным.
— Ну и что? — нервно осведомился я. Не люблю, когда мне напоминают о моих неудачах.
— Так и не понял, почему твоя затея провалилась?
— Не тяни кота за хвост, говори прямо.
— Любой из домашних бесей, имя им легион, одинаково ревниво относится к посягательствам остальных на владельца усадьбы. Каждому лестно думать, что именно ему служит хозяин, именно его ублажает. Поэтому все они на дух не переносят соседей. Дворовый готов заживо слопать банного, банный денно и нощно точит зубы на овинного… И так далее. — Я машинально отметил, что о домовых Ерофей скромно умолчал. — Поэтому банный и приревновал тебя. Нет смысла звать овинного, из вредности он скорее поможет крысам. Вот гуменный — другое дело. Гумно от дома далеко, и в дела усадебных бесей он не вмешивается.
— Ты это серьезно? — недоверчиво переспросил я.
— Куда как. Можешь проверить сам. Только потом не говори, что тебя не предупреждали.
Я задумался.
— Где мы раздобудем гуменного? Может лучше переговорить с лешаком или водяным делом?
Ерофей аж хрюкнул, возмущенный моим тугоумием.
— Ты здесь леса видел? Ума решился напрочь! А озеро либо реку? Думаешь, выкопали яму, так и водяной дед сразу появится. Нет, зря я с тобой полетел. Жил бы себе спокойно…
— Поосторожнее! — оскорбился я. — Ты всего лишь полковник, а я генерал. Посажу под арест, будешь знать.
Ерофей просто зашелся от хохота.
— Напугал… Аника-воин…
— Тогда не подавай дурного примера солдатам. Что они могут сказать, если увидят подобное безобразие. Подрыв дисциплины, развал основ.
— Каких основ?
— Армейских.
— Эк сказал. Что мне до них?
— Сейчас ты в погонах. Попал в этот монастырь, будь любезен подчиниться здешнему уставу.
— И то верно, — согласился домовой. — Значит будем посылать за гуменным? Тем более у нас есть кого отправить.
— Ты Зибеллу имеешь в виду?
— Его самого. Он как раз в превосходных отношениях с гуменным. Ведь горностаи и ласки только и живут, что на гумне и жнивье.
— Отлично, — потер ладошки Ерофей. — Берем автомобиль и катим на ближайший хутор.
— Далеко же катить придется, — не без яда заметил я. — Шины износите.
— Здесь нет хуторов? — поразился Ерофей.
— Нет.
— Может ты скажешь, что и крестьян здесь нет?
— Скажу.
— Тогда понятно, почему у вас жрать нечего. Как же это можно без крестьян?
— Можно, — вздохнул я.
На следующую ночь крысы перешли в атаку — прогрызли колеса у двух истребителей, стоящих на взлетной полосе в готовности к старту, и попортили тщательно охраняемые продукты на складе. Кузнецов наорал на подчиненных и бросился к телефону, стучать на меня, дескать ничего не делает.
Магия не помогла. Или гуменный попался завалящий. Только удрал он расстроенный и злой. Волей-неволей пришлось вернуться к первоначальному плану — использовать более современные средства. Но! В сочетании со старинными методами. Так сказать старая песня на новый лад. Посмейте после этого сказать, что я не голова! Мы решили обработать крыс музыкой. Помните магнитофон?! Ерофей кривился, кривился, однако махнул рукой.
— Валяй, хуже не будет.
Сразу встал вопрос — какой именно музыкой. Я стоял за испытанный метод сюиты на флейте, ведь в Гаммельне так и поступили. Неожиданно реакционер и консерватор Ерофей выступил против. Он предположил, что тихая и плавная музыка будет вообще не замечена крысами.
— Большинство ваших бед проистекает от ваших же дьявольских изобретений, — безапелляционно заявил он. — Навыдумывали грохочущих железок, дымящих и смердящих. Природу потравили, бесей разогнали. Беси они, конечно, не без лукавства, но ведь почти безобидные. Вместо них чудища явились невиданные-неслыханные. Железом рождены, нефтью вспоены, химией вскормлены. Что им старая музыка?! Им современную подавай, от которой даже мухи дохнут.
На том и порешили. Правда, на всякий случай я приказал доставить на базу комплект пластинок со всякими записями. Надо предусмотреть любые варианты развития событий.
Главную роль в предстоящей операции «Гаммельн» должен был сыграть Зибелла. Бессмысленно крутить крысиный концерт на земле, и горностаю предстояло затащить миниатюрные динамики вглубь нор.
— Сожрут, — усомнился Ерофей.
— Второй раз он не попадется.
— Да не его, а динамики.
— Они же невкусные.
— Какое крысам дело — вкусные или нет… Главное, что по зубам. А там, в брюхе, пусть выясняется. И горностай опять-таки…
Зибелла весь раздулся и зафыркал от негодования. Его?! Настоящего горностая?! Можно сказать почти соболя? Какие-то крысы?! В первый раз он был застигнут врасплох, но сейчас он им покажет. Зибелла даже сделал вид, что намерен укусить Ерофея, но его успокоили. Ведь он самый-самый главный, самый-самый нужный. Без него вся операция провалится.
Горностай сменил гнев на милость.
К вылазке в стан врага готовились тщательно. Хватит с нас казацких набегов:шашки наголо и марш-марш! Второй раз костей не соберем. Оказалось, что мы можем встретить врага во всеоружии: в секретных лабораториях КГБ давно разрабатываются варианты диверсионно-подрывной деятельности с использованием дрессированных животных, для чего создана целая гамма образцов специализированного миниатюрного оружия. По каким-то причинам дело застопорилось, и образцы бесполезно пылились на полках. Хватило короткого разговора по телефону с Главным Маршалом, чтобы в тот же день самолетом на площадку был доставлен тяжеленный ящик.
Зибелла долго морщился и привередничал, узнав, что снаряжение предназначалось для хорьков. Однако выбора не было, приходилось брать, что имеется.
Специалисту, прилетевшему тем же самолетом пришлось повозиться, подгоняя мелочи, но вскоре Зибелла стал напоминать небольшой танк. У него буквально подкашивались лапы под тяжестью бронежилета, пулемета калибра 2,54 миллиметра, связки гранат с нервно-паралитическим газом и прочей утвари.
Итак, Зибелла второй раз отправился в зловещие подземелья. По моему настоянию планировавшийся запуск «Вихря» был отложен до его возвращения.
На сей раз подземная прогулка прошла без особых приключений.
Зибелла дал выход тщательно сдерживаемым хищным инстинктам, которые так скверно влияют на характер всех представителей благородного семейства куньих. А здесь еще эти инстинкты были помножены на жажду мести, обуревавшую горностая. Если применить затертый штамп, Зибелла прошелся по подземелью огнем и мечом. Как только он замечал очередную крысу, то сразу нажимал на спуск, и от крысы оставались только лужа крови да несколько клочков шерсти, благо патронов Зибелла волок на себе полный ящик. Два раза на него пытались накинуть сети, но горностай, не задумываясь, пускал вход напалмовые гранаты. Я даже поразился эффекту. Маленькие, с лесной орешек. Зато когда из крысиных нор вдруг повалил густой черный дым, а подземные помещения базы через вентиляцию были затоплены угарным газом, то мы слегка запаниковали. Кузнецов на всякий случай объявил пожарную тревогу. Обошлось.
К своему величайшему удивлению Зибелла не нашел той большой камеры с гнездами гремлинов. Похоже, крысы на всякий случай заварили вход в нее. Нет — так и нет. Зибелла разбросал по всему лабиринту динамики и начал пробираться к выходу на поверхность, то и дело протирая глаза — о противогазе для горностая мы в спешке не подумали. И тут перед ним замаячила до омерзения знакомая фигура. Горностай зарычал от злобной радости, он только и мечтал встретиться с Семью Сотыми. Глупая крыса сама выползла ему на встречу. Недолго думая, он выпустил длинную очередь. Но струя пуль только взбила эффективный фонтан пыли. Каким-то немыслимым образом крыса предугадывала, куда будет стрелять горностай и успевала увернуться.
Зибелла, раздраженный неуязвимостью противника, постепенно терял осмотрительность. Он принялся стрелять напропалую, опрометчиво расходуя ленту. Запасные были, но ведь их нужно достать и перезарядить пулемет… Он судорожно дергал спуск, однако оружие молчало. И тогда в глазах медленно приближающейся крысы вспыхнул зловещий красный огонек.Зибелла ринулся врукопашную, размахивая пулеметом, как дубинкой. Но крыса высоко подпрыгнула и пяткой выбила пулемет из его лап. Ствол согнулся в дугу, словно был вылеплен из воска! С криком отчаяния Зибелла рванул упряжь, освобождая плечи для последней схватки. Крыса уже приготовилась броситься на него, когда Зибеллой овладела непонятная робость. Он вовремя сообразил, что излишняя храбрость не всегда полезна для здоровья и бросился бежать, швырнув назад пару зажигалок. По заранее намеченному плану через десять минут включалась музыка, но это время еще надо продержаться… Предположить, что музыка не подействует, Зибелла не хотел.
Паника заставила его беспорядочно метаться из одного воздуховода в другой, но каждый раз с неумолимостью Немезиды перед ним возникала торжествующая морда Семи Сотых. К счастью для Зибеллы запас напалмовых гранат был велик, и лежали они не в брошенном рюкзаке, а в сумке на поясе. Поэтому ему удавалось пока держать крысу на порядочной дистанции. Если вспыхивающие пожары и не причиняли ей вреда, то по крайней мере время Зибелла выигрывал.
Однако продолжаться бесконечно эти кошки-мышки не могли, настал черный момент. Зибелла не заметил укромного отнорка и столкнулся с крысой нос к носу. Прежде чем он успел сориентироваться, мощный хвост ударил его по морде, слезы брызнули фонтаном. Зибелла на мгновение ослеп, этого было достаточно, чтобы пропустить сильный удар в грудь. Он опрокинулся навзничь. Тут бы ему и конец… Позднее мы с удивлением и уважением рассматривали расколотую грудную пластину бронежилета.
Беспомощный Зибелла лежал на земле, с ненавистью следя за крысой, которая с притворной медлительностью примеривалась, как бы половчее схватить его за горло. Горностай чувствовал, что у него отнялись все четыре лапы.
Но здесь из динамиков полились первые такты мелодии. Крыса насторожилась. Музыка заиграла громче. Красный огонь в глазах Семи Сотых потускнел. Зибелла немного приободрился и стал подкарауливать мгновение, чтобы вскочить и удрать. Всякая охота драться с этой крысой у него пропала окончательно.
Семь Сотых пронзительно заверещала. Было заметно, что какая-то непонятная сила увлекает ее прочь, а она сопротивляется, как только может. Однако неведомый противник медленно, но верно одолевал. Передними лапами Семь Сотых вцепилась в стену, но задние, не слушаясь хозяйку, зашагали по тоннелю. Крысу растянуло, как на дыбе. Задние лапы сделали еще два шага… Они были явно сильнее передних. И крысу поволокло неведомо куда.
Зибелла с облегчением перевел дух, но сразу же вскинулся — мимо торопливо трусила еще одна крыса. Потом еще одна. Еще. Зибелла поспешно прыгнул вверх, зацепился когтями за потолок и повис, поджав хвост. А крысы тем временем, хлынули потоком. Горностай с ужасом смотрел на шевелящийся ковер серых щетинистых спин…
…мы с неменьшим ужасом уставились на серое половодье, бурно разливающееся вдоль взлетной полосы. Из всех видимых и невидимых щелей, норок и дырок хлынул бурный поток. Очумевшие от дыма, ничего не соображающие крысы опрометью бросились к подготовленной для них ловушке. Дело в том, что самый мощный стационарный динамик мы поместили в пустую железнодорожную цистерну, зарыв ее в землю. Но крыс было такое бесчисленное множество, что у меня зародилось подозрение: а войдут ли они все туда? Ведь цистерна всего лишь шестидесятитонная…
На Кузнецова было страшно смотреть.
— Сколько их… — пролепетал полковник.
Возле горловины цистерны закипел настоящий водоворот. Или крысоворот? Называйте как хотите. С визгом и писком зверьки рвались внутрь. Я даже не предполагал, что моя выдумка окажется такой действенной.
Прошли томительные полчаса. Крысиное извержение, грозившее захлестнуть все вокруг, наконец иссякло. Кузнецов вытер взмокший лоб.
— Закрывайте, — с видимым облегчением приказал он.
Лязгнула массивная стальная крышка, заверещали ржавые толстые винты, и крысиная армия оказалась в плену.
Я глубоко вздохнул и выключил динамики. Терпеть не могу классическую музыку.
— Смотрите-ка, одна уцелела, — весело скаля зубы, Ерофей показал на улепетывающую крысу.
— Черт с ней, — благодушно ответил полковник. Победа моментально вернула ему душевное равновесие. Он с удовлетворением поглядел на цистерну, из которой долетал разноголосый вой. — И куда я их теперь дену? Какие на этот счет последуют указания, товарищ генерал?
Я пожал плечами.
— Удивляюсь вам, полковник. Можно подумать, что вы сами не в состоянии принять решение. Этак кое-кто решит, что вы не соответствуете должности. — Нужно же отомстить ему за доносы. Пусть поволнуется.
Кузнецов слегка побледнел.
— Я распоряжусь.
— Конечно. Я свою задачу выполнил, база избавлена от диверсантов.
— Ясно. Но разрешите спросить: как вам удалось заманить их в эту банку?
— Я применил сразу два приема. Первый — классические образцы. Вспомните крысолова из Гаммельна. Конечно, не обошлось без доли везения. Тяга к прекрасному у этих крыс оказалась настолько велика, что они клюнули на первую же предложенную мелодию. А второй… Я вспомнил, что говорил мой разведчик. Это банда крыс-амазонок. Я рискнул поверить в это.
— И что?
— Опять-таки, помогло знание классической литературы. Жаль, полковник, что вам в академии кроме Строевого Устава никаких других книг иметь не позволяли. Как Тезею удалось справиться с непобедимыми дотоле амазонками?
— Как? — Кузнецов смотрел на меня собачьими глазами.
— Очень просто. Тезей женил их.
— И что?
— На запись флейтовых мелодий я наложил вопли крысаков-самцов во время брачных игр.
— О-о…
— Подготовьте «Вихрь» к пробному полету, — приказал я.
— Вы настолько уверены? — не сдавался полковник.
— Да. Я готов сам встать в конце взлетной полосы.
Когда голова Главного Маршала вынырнула из рамки голо, у меня вырвался невольный возглас удивления. Голо?.. Ох, проговорился-таки. Ведь не даром все время опасался, что разболтаю какую-нибудь важную государственную тайну. Как раньше просто было писать подобные мемуары. Написал «Теоретик Космонавтики» — и все понятно. Кому положено — прочитает «Циолковский», кому не положено — увольте. Видишь «Главный Конструктор» — сразу млеешь от сопричастности к Наивысшим Государственным Секретам. Только узкий круг Самых Посвященных усмехается, они-то знают, что Королева звали Сергеем Павловичем. Промелькнул «Первый Космонавт»… Ах, да… Я совсем забыл, что Гагарина не засекретили. Упущение, стоило.
Впрочем, я немного отвлекся. Голо… Кажется, голографию уже не считают военной тайной. Так вот, на базе всюду стояли голографические приемники. Очень удобно и крайне эффективно, хотя первое время оторопь берет при виде работающей установки. Ниоткуда возникает размытое голубоватое свечение слегка напоминающее растрепанный ватный ком.
В этом коме появляется коричневый зародыш, постепенно приобретающий форму человеческой головы. Голова медленно розовеет… И тебе начинает мерещиться, что здесь произошло жуткое преступление. Недаром первую установку прозвали Иоанном Крестителем. Чтобы научиться разговаривать с человеческой головой, свободно плавающей в воздухе, необходимо изрядное самообладание.
Впрочем, я снова отвлекся. Что меня поразило — пропали знаменитые кустистые брови. Зачем он их отклеил? Сразу много проиграл во внешности, стал каким-то заурядным. Я узнал его только по проницательным глазам, испытующе пронизывающим меня. Откуда я знаю Главного Маршала? Так ведь это именно он, замаскированный под генерал-лейтенанта, вербовал меня на работу.
— Как мне доложили, вы закончили очистку территории базы от чужеродных элементов и внедрившейся вражеской агентуры?
— Так точно, товарищ маршал.
— И первые полеты прошли благополучно.
— Так точно.
Он попытался нахмуриться, не получилось. Тогда спросил:
— Готовы ли вы к выполнению дальнейших заданий?
— Всегда готов! — звонко крикнул я.
— Дело в том, что не только наземная база пострадала от неприятельских диверсий. Тринадцатого, — он подчеркнул это число, — начали поступать тревожные сообщения с орбитальных баз. — Маршал многозначительно умолк. — Сейчас я раскрываю вам важнейшую военную тайну, за разглашение которой вы будете расстреляны без суда и следствия. Учтите, не спасут ни погоны, ни заслуги. Для обеспечения безопасности государства и поддержания на должном уровне боеспособности Ракетных Войск Стратегического Назначения, разумеется минимально достаточном, ни на йоту выше, мы были вынуждены приступить к реализации программы «Трезубец». Только сумасшедший или предатель может говорить о каком-то разоружении. Строительство общего дома, фундамент которого успешно заложил незабвенный Иосиф Виссарионович, идет стремительными темпами, но пока далеко от завершения. И требовать в такое время ослабления наших оборонных усилий было бы изменой Родине! — Маршал патетически сверкнул глазами. — Мы не допустим ослабления нашего ядерного потенциала возмездия либо его технической устарелости. Именно для его совершенствования была разработана программа «Трезубец». На орбиту были выведены три боевые станции: «Сварог», «Перун» и «Хорс». Они вращаются на геостанционарной орбите над жизненно важными центрами потенциального агрессора и несут на борту ракеты с термоядерными боеголовками. Если только они посмеют… Мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом! — Он немного успокоился и продолжил: — Но, как вы понимаете, даже упоминать о них нельзя. Для всех это объекты Москва-997, -998, -999. Понимаете?
Чего ж тут странного? Если сейчас, пребывая в знойных степях, я на самом деле находился в Москве-777, то почему бы остальным почтовым отделениям не крутиться на орбите? Оттуда до Москвы, по-моему, даже ближе.
— Значит, на этих станциях тоже началась какая-то чертовщина?
— Совершенно верно, вы подобрали исключительно точное определение — чертовщина. Неполадки, которые не объясняются никакими техническими причинами. Все механизмы и агрегаты станции исправны — и тем не менее отказывают. А еще начинаются видения… Феномены… — Он произнес это слово с ударением на втором слоге.
— Значит, я должен лететь туда и разобраться?
— Нет. Вы обязаны лететь и устранить все препятствия нашим миротворческим усилиям.
— Слушаюсь, — с деланным энтузиазмом отозвался я. Воистину — дай черту палец, он и руку оттяпает. Не стоило соглашаться даже на самый маленький шажок к работе с КГБ. Уже запрягли в оглобли и понукают. Лететь в черные бездны мне не улыбалось. Но как точно я все предвидел! Вспомнить бы, чего я тогда еще напророчил, что меня еще ждет? А пока…
Приказ есть приказ!
«ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТОРФЯНЫХ БОЛОТ…»
Но кто? Я отстаивал кандидатуру овинного. Ход моих мыслей был прост. Крыса — прирожденный грызун и вредитель, особенно от нее страдают зернохранилища. То есть овины. И овинный, как специалист по сохранению урожая, просто обязан знать как минимум пять наивернейших способов борьбы с крысами.
Ерофей возражал с пеной у рта. Он доказывал, что овинный может работать только в овине. То есть внутри помещения. Но ведь космодром ни с какой стороны не похож на амбар. И овинный окажется совершенно беспомощен, если хотя бы пойдет дождь. Поэтому мы обязаны призвать на помощь тех, кто больше привык иметь дело с дикой природой. Но я заметил, что на дикую природу космодром похож еще меньше.
Ерофей оскорбился и замолчал. Мы смотрели друг на друга, запаленно дыша, никто не собирался уступать.
— Вот и результат тринадцатого, — сказал неожиданно Ерофей.
Я звонко шлепнул себя ладонью по лбу.
— Вы правы, полковник.
Потом Ерофей вскользь заметил:
— Как я помню, ты уже пытался договориться с банным.
— Ну и что? — нервно осведомился я. Не люблю, когда мне напоминают о моих неудачах.
— Так и не понял, почему твоя затея провалилась?
— Не тяни кота за хвост, говори прямо.
— Любой из домашних бесей, имя им легион, одинаково ревниво относится к посягательствам остальных на владельца усадьбы. Каждому лестно думать, что именно ему служит хозяин, именно его ублажает. Поэтому все они на дух не переносят соседей. Дворовый готов заживо слопать банного, банный денно и нощно точит зубы на овинного… И так далее. — Я машинально отметил, что о домовых Ерофей скромно умолчал. — Поэтому банный и приревновал тебя. Нет смысла звать овинного, из вредности он скорее поможет крысам. Вот гуменный — другое дело. Гумно от дома далеко, и в дела усадебных бесей он не вмешивается.
— Ты это серьезно? — недоверчиво переспросил я.
— Куда как. Можешь проверить сам. Только потом не говори, что тебя не предупреждали.
Я задумался.
— Где мы раздобудем гуменного? Может лучше переговорить с лешаком или водяным делом?
Ерофей аж хрюкнул, возмущенный моим тугоумием.
— Ты здесь леса видел? Ума решился напрочь! А озеро либо реку? Думаешь, выкопали яму, так и водяной дед сразу появится. Нет, зря я с тобой полетел. Жил бы себе спокойно…
— Поосторожнее! — оскорбился я. — Ты всего лишь полковник, а я генерал. Посажу под арест, будешь знать.
Ерофей просто зашелся от хохота.
— Напугал… Аника-воин…
— Тогда не подавай дурного примера солдатам. Что они могут сказать, если увидят подобное безобразие. Подрыв дисциплины, развал основ.
— Каких основ?
— Армейских.
— Эк сказал. Что мне до них?
— Сейчас ты в погонах. Попал в этот монастырь, будь любезен подчиниться здешнему уставу.
— И то верно, — согласился домовой. — Значит будем посылать за гуменным? Тем более у нас есть кого отправить.
— Ты Зибеллу имеешь в виду?
— Его самого. Он как раз в превосходных отношениях с гуменным. Ведь горностаи и ласки только и живут, что на гумне и жнивье.
— Отлично, — потер ладошки Ерофей. — Берем автомобиль и катим на ближайший хутор.
— Далеко же катить придется, — не без яда заметил я. — Шины износите.
— Здесь нет хуторов? — поразился Ерофей.
— Нет.
— Может ты скажешь, что и крестьян здесь нет?
— Скажу.
— Тогда понятно, почему у вас жрать нечего. Как же это можно без крестьян?
— Можно, — вздохнул я.
На следующую ночь крысы перешли в атаку — прогрызли колеса у двух истребителей, стоящих на взлетной полосе в готовности к старту, и попортили тщательно охраняемые продукты на складе. Кузнецов наорал на подчиненных и бросился к телефону, стучать на меня, дескать ничего не делает.
Магия не помогла. Или гуменный попался завалящий. Только удрал он расстроенный и злой. Волей-неволей пришлось вернуться к первоначальному плану — использовать более современные средства. Но! В сочетании со старинными методами. Так сказать старая песня на новый лад. Посмейте после этого сказать, что я не голова! Мы решили обработать крыс музыкой. Помните магнитофон?! Ерофей кривился, кривился, однако махнул рукой.
— Валяй, хуже не будет.
Сразу встал вопрос — какой именно музыкой. Я стоял за испытанный метод сюиты на флейте, ведь в Гаммельне так и поступили. Неожиданно реакционер и консерватор Ерофей выступил против. Он предположил, что тихая и плавная музыка будет вообще не замечена крысами.
— Большинство ваших бед проистекает от ваших же дьявольских изобретений, — безапелляционно заявил он. — Навыдумывали грохочущих железок, дымящих и смердящих. Природу потравили, бесей разогнали. Беси они, конечно, не без лукавства, но ведь почти безобидные. Вместо них чудища явились невиданные-неслыханные. Железом рождены, нефтью вспоены, химией вскормлены. Что им старая музыка?! Им современную подавай, от которой даже мухи дохнут.
На том и порешили. Правда, на всякий случай я приказал доставить на базу комплект пластинок со всякими записями. Надо предусмотреть любые варианты развития событий.
Главную роль в предстоящей операции «Гаммельн» должен был сыграть Зибелла. Бессмысленно крутить крысиный концерт на земле, и горностаю предстояло затащить миниатюрные динамики вглубь нор.
— Сожрут, — усомнился Ерофей.
— Второй раз он не попадется.
— Да не его, а динамики.
— Они же невкусные.
— Какое крысам дело — вкусные или нет… Главное, что по зубам. А там, в брюхе, пусть выясняется. И горностай опять-таки…
Зибелла весь раздулся и зафыркал от негодования. Его?! Настоящего горностая?! Можно сказать почти соболя? Какие-то крысы?! В первый раз он был застигнут врасплох, но сейчас он им покажет. Зибелла даже сделал вид, что намерен укусить Ерофея, но его успокоили. Ведь он самый-самый главный, самый-самый нужный. Без него вся операция провалится.
Горностай сменил гнев на милость.
К вылазке в стан врага готовились тщательно. Хватит с нас казацких набегов:шашки наголо и марш-марш! Второй раз костей не соберем. Оказалось, что мы можем встретить врага во всеоружии: в секретных лабораториях КГБ давно разрабатываются варианты диверсионно-подрывной деятельности с использованием дрессированных животных, для чего создана целая гамма образцов специализированного миниатюрного оружия. По каким-то причинам дело застопорилось, и образцы бесполезно пылились на полках. Хватило короткого разговора по телефону с Главным Маршалом, чтобы в тот же день самолетом на площадку был доставлен тяжеленный ящик.
Зибелла долго морщился и привередничал, узнав, что снаряжение предназначалось для хорьков. Однако выбора не было, приходилось брать, что имеется.
Специалисту, прилетевшему тем же самолетом пришлось повозиться, подгоняя мелочи, но вскоре Зибелла стал напоминать небольшой танк. У него буквально подкашивались лапы под тяжестью бронежилета, пулемета калибра 2,54 миллиметра, связки гранат с нервно-паралитическим газом и прочей утвари.
Итак, Зибелла второй раз отправился в зловещие подземелья. По моему настоянию планировавшийся запуск «Вихря» был отложен до его возвращения.
На сей раз подземная прогулка прошла без особых приключений.
Зибелла дал выход тщательно сдерживаемым хищным инстинктам, которые так скверно влияют на характер всех представителей благородного семейства куньих. А здесь еще эти инстинкты были помножены на жажду мести, обуревавшую горностая. Если применить затертый штамп, Зибелла прошелся по подземелью огнем и мечом. Как только он замечал очередную крысу, то сразу нажимал на спуск, и от крысы оставались только лужа крови да несколько клочков шерсти, благо патронов Зибелла волок на себе полный ящик. Два раза на него пытались накинуть сети, но горностай, не задумываясь, пускал вход напалмовые гранаты. Я даже поразился эффекту. Маленькие, с лесной орешек. Зато когда из крысиных нор вдруг повалил густой черный дым, а подземные помещения базы через вентиляцию были затоплены угарным газом, то мы слегка запаниковали. Кузнецов на всякий случай объявил пожарную тревогу. Обошлось.
К своему величайшему удивлению Зибелла не нашел той большой камеры с гнездами гремлинов. Похоже, крысы на всякий случай заварили вход в нее. Нет — так и нет. Зибелла разбросал по всему лабиринту динамики и начал пробираться к выходу на поверхность, то и дело протирая глаза — о противогазе для горностая мы в спешке не подумали. И тут перед ним замаячила до омерзения знакомая фигура. Горностай зарычал от злобной радости, он только и мечтал встретиться с Семью Сотыми. Глупая крыса сама выползла ему на встречу. Недолго думая, он выпустил длинную очередь. Но струя пуль только взбила эффективный фонтан пыли. Каким-то немыслимым образом крыса предугадывала, куда будет стрелять горностай и успевала увернуться.
Зибелла, раздраженный неуязвимостью противника, постепенно терял осмотрительность. Он принялся стрелять напропалую, опрометчиво расходуя ленту. Запасные были, но ведь их нужно достать и перезарядить пулемет… Он судорожно дергал спуск, однако оружие молчало. И тогда в глазах медленно приближающейся крысы вспыхнул зловещий красный огонек.Зибелла ринулся врукопашную, размахивая пулеметом, как дубинкой. Но крыса высоко подпрыгнула и пяткой выбила пулемет из его лап. Ствол согнулся в дугу, словно был вылеплен из воска! С криком отчаяния Зибелла рванул упряжь, освобождая плечи для последней схватки. Крыса уже приготовилась броситься на него, когда Зибеллой овладела непонятная робость. Он вовремя сообразил, что излишняя храбрость не всегда полезна для здоровья и бросился бежать, швырнув назад пару зажигалок. По заранее намеченному плану через десять минут включалась музыка, но это время еще надо продержаться… Предположить, что музыка не подействует, Зибелла не хотел.
Паника заставила его беспорядочно метаться из одного воздуховода в другой, но каждый раз с неумолимостью Немезиды перед ним возникала торжествующая морда Семи Сотых. К счастью для Зибеллы запас напалмовых гранат был велик, и лежали они не в брошенном рюкзаке, а в сумке на поясе. Поэтому ему удавалось пока держать крысу на порядочной дистанции. Если вспыхивающие пожары и не причиняли ей вреда, то по крайней мере время Зибелла выигрывал.
Однако продолжаться бесконечно эти кошки-мышки не могли, настал черный момент. Зибелла не заметил укромного отнорка и столкнулся с крысой нос к носу. Прежде чем он успел сориентироваться, мощный хвост ударил его по морде, слезы брызнули фонтаном. Зибелла на мгновение ослеп, этого было достаточно, чтобы пропустить сильный удар в грудь. Он опрокинулся навзничь. Тут бы ему и конец… Позднее мы с удивлением и уважением рассматривали расколотую грудную пластину бронежилета.
Беспомощный Зибелла лежал на земле, с ненавистью следя за крысой, которая с притворной медлительностью примеривалась, как бы половчее схватить его за горло. Горностай чувствовал, что у него отнялись все четыре лапы.
Но здесь из динамиков полились первые такты мелодии. Крыса насторожилась. Музыка заиграла громче. Красный огонь в глазах Семи Сотых потускнел. Зибелла немного приободрился и стал подкарауливать мгновение, чтобы вскочить и удрать. Всякая охота драться с этой крысой у него пропала окончательно.
Семь Сотых пронзительно заверещала. Было заметно, что какая-то непонятная сила увлекает ее прочь, а она сопротивляется, как только может. Однако неведомый противник медленно, но верно одолевал. Передними лапами Семь Сотых вцепилась в стену, но задние, не слушаясь хозяйку, зашагали по тоннелю. Крысу растянуло, как на дыбе. Задние лапы сделали еще два шага… Они были явно сильнее передних. И крысу поволокло неведомо куда.
Зибелла с облегчением перевел дух, но сразу же вскинулся — мимо торопливо трусила еще одна крыса. Потом еще одна. Еще. Зибелла поспешно прыгнул вверх, зацепился когтями за потолок и повис, поджав хвост. А крысы тем временем, хлынули потоком. Горностай с ужасом смотрел на шевелящийся ковер серых щетинистых спин…
…мы с неменьшим ужасом уставились на серое половодье, бурно разливающееся вдоль взлетной полосы. Из всех видимых и невидимых щелей, норок и дырок хлынул бурный поток. Очумевшие от дыма, ничего не соображающие крысы опрометью бросились к подготовленной для них ловушке. Дело в том, что самый мощный стационарный динамик мы поместили в пустую железнодорожную цистерну, зарыв ее в землю. Но крыс было такое бесчисленное множество, что у меня зародилось подозрение: а войдут ли они все туда? Ведь цистерна всего лишь шестидесятитонная…
На Кузнецова было страшно смотреть.
— Сколько их… — пролепетал полковник.
Возле горловины цистерны закипел настоящий водоворот. Или крысоворот? Называйте как хотите. С визгом и писком зверьки рвались внутрь. Я даже не предполагал, что моя выдумка окажется такой действенной.
Прошли томительные полчаса. Крысиное извержение, грозившее захлестнуть все вокруг, наконец иссякло. Кузнецов вытер взмокший лоб.
— Закрывайте, — с видимым облегчением приказал он.
Лязгнула массивная стальная крышка, заверещали ржавые толстые винты, и крысиная армия оказалась в плену.
Я глубоко вздохнул и выключил динамики. Терпеть не могу классическую музыку.
— Смотрите-ка, одна уцелела, — весело скаля зубы, Ерофей показал на улепетывающую крысу.
— Черт с ней, — благодушно ответил полковник. Победа моментально вернула ему душевное равновесие. Он с удовлетворением поглядел на цистерну, из которой долетал разноголосый вой. — И куда я их теперь дену? Какие на этот счет последуют указания, товарищ генерал?
Я пожал плечами.
— Удивляюсь вам, полковник. Можно подумать, что вы сами не в состоянии принять решение. Этак кое-кто решит, что вы не соответствуете должности. — Нужно же отомстить ему за доносы. Пусть поволнуется.
Кузнецов слегка побледнел.
— Я распоряжусь.
— Конечно. Я свою задачу выполнил, база избавлена от диверсантов.
— Ясно. Но разрешите спросить: как вам удалось заманить их в эту банку?
— Я применил сразу два приема. Первый — классические образцы. Вспомните крысолова из Гаммельна. Конечно, не обошлось без доли везения. Тяга к прекрасному у этих крыс оказалась настолько велика, что они клюнули на первую же предложенную мелодию. А второй… Я вспомнил, что говорил мой разведчик. Это банда крыс-амазонок. Я рискнул поверить в это.
— И что?
— Опять-таки, помогло знание классической литературы. Жаль, полковник, что вам в академии кроме Строевого Устава никаких других книг иметь не позволяли. Как Тезею удалось справиться с непобедимыми дотоле амазонками?
— Как? — Кузнецов смотрел на меня собачьими глазами.
— Очень просто. Тезей женил их.
— И что?
— На запись флейтовых мелодий я наложил вопли крысаков-самцов во время брачных игр.
— О-о…
— Подготовьте «Вихрь» к пробному полету, — приказал я.
— Вы настолько уверены? — не сдавался полковник.
— Да. Я готов сам встать в конце взлетной полосы.
Когда голова Главного Маршала вынырнула из рамки голо, у меня вырвался невольный возглас удивления. Голо?.. Ох, проговорился-таки. Ведь не даром все время опасался, что разболтаю какую-нибудь важную государственную тайну. Как раньше просто было писать подобные мемуары. Написал «Теоретик Космонавтики» — и все понятно. Кому положено — прочитает «Циолковский», кому не положено — увольте. Видишь «Главный Конструктор» — сразу млеешь от сопричастности к Наивысшим Государственным Секретам. Только узкий круг Самых Посвященных усмехается, они-то знают, что Королева звали Сергеем Павловичем. Промелькнул «Первый Космонавт»… Ах, да… Я совсем забыл, что Гагарина не засекретили. Упущение, стоило.
Впрочем, я немного отвлекся. Голо… Кажется, голографию уже не считают военной тайной. Так вот, на базе всюду стояли голографические приемники. Очень удобно и крайне эффективно, хотя первое время оторопь берет при виде работающей установки. Ниоткуда возникает размытое голубоватое свечение слегка напоминающее растрепанный ватный ком.
В этом коме появляется коричневый зародыш, постепенно приобретающий форму человеческой головы. Голова медленно розовеет… И тебе начинает мерещиться, что здесь произошло жуткое преступление. Недаром первую установку прозвали Иоанном Крестителем. Чтобы научиться разговаривать с человеческой головой, свободно плавающей в воздухе, необходимо изрядное самообладание.
Впрочем, я снова отвлекся. Что меня поразило — пропали знаменитые кустистые брови. Зачем он их отклеил? Сразу много проиграл во внешности, стал каким-то заурядным. Я узнал его только по проницательным глазам, испытующе пронизывающим меня. Откуда я знаю Главного Маршала? Так ведь это именно он, замаскированный под генерал-лейтенанта, вербовал меня на работу.
— Как мне доложили, вы закончили очистку территории базы от чужеродных элементов и внедрившейся вражеской агентуры?
— Так точно, товарищ маршал.
— И первые полеты прошли благополучно.
— Так точно.
Он попытался нахмуриться, не получилось. Тогда спросил:
— Готовы ли вы к выполнению дальнейших заданий?
— Всегда готов! — звонко крикнул я.
— Дело в том, что не только наземная база пострадала от неприятельских диверсий. Тринадцатого, — он подчеркнул это число, — начали поступать тревожные сообщения с орбитальных баз. — Маршал многозначительно умолк. — Сейчас я раскрываю вам важнейшую военную тайну, за разглашение которой вы будете расстреляны без суда и следствия. Учтите, не спасут ни погоны, ни заслуги. Для обеспечения безопасности государства и поддержания на должном уровне боеспособности Ракетных Войск Стратегического Назначения, разумеется минимально достаточном, ни на йоту выше, мы были вынуждены приступить к реализации программы «Трезубец». Только сумасшедший или предатель может говорить о каком-то разоружении. Строительство общего дома, фундамент которого успешно заложил незабвенный Иосиф Виссарионович, идет стремительными темпами, но пока далеко от завершения. И требовать в такое время ослабления наших оборонных усилий было бы изменой Родине! — Маршал патетически сверкнул глазами. — Мы не допустим ослабления нашего ядерного потенциала возмездия либо его технической устарелости. Именно для его совершенствования была разработана программа «Трезубец». На орбиту были выведены три боевые станции: «Сварог», «Перун» и «Хорс». Они вращаются на геостанционарной орбите над жизненно важными центрами потенциального агрессора и несут на борту ракеты с термоядерными боеголовками. Если только они посмеют… Мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом! — Он немного успокоился и продолжил: — Но, как вы понимаете, даже упоминать о них нельзя. Для всех это объекты Москва-997, -998, -999. Понимаете?
Чего ж тут странного? Если сейчас, пребывая в знойных степях, я на самом деле находился в Москве-777, то почему бы остальным почтовым отделениям не крутиться на орбите? Оттуда до Москвы, по-моему, даже ближе.
— Значит, на этих станциях тоже началась какая-то чертовщина?
— Совершенно верно, вы подобрали исключительно точное определение — чертовщина. Неполадки, которые не объясняются никакими техническими причинами. Все механизмы и агрегаты станции исправны — и тем не менее отказывают. А еще начинаются видения… Феномены… — Он произнес это слово с ударением на втором слоге.
— Значит, я должен лететь туда и разобраться?
— Нет. Вы обязаны лететь и устранить все препятствия нашим миротворческим усилиям.
— Слушаюсь, — с деланным энтузиазмом отозвался я. Воистину — дай черту палец, он и руку оттяпает. Не стоило соглашаться даже на самый маленький шажок к работе с КГБ. Уже запрягли в оглобли и понукают. Лететь в черные бездны мне не улыбалось. Но как точно я все предвидел! Вспомнить бы, чего я тогда еще напророчил, что меня еще ждет? А пока…
Приказ есть приказ!
«ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТОРФЯНЫХ БОЛОТ…»
Оставшиеся до отлета дни были до предела заполнены самыми различными хлопотами. Первой в списке числилась станция «Сварог», та самая, которая страдала от видений. Или привидений. Командир станции чего-то недоговаривал. Боялся. Готовиться следовало на земле, с орбиты за всяким пустяком, забытым по рассеянности, просто так не сбегаешь, приходилось волочь с собой несколько контейнеров. Ерофей, например, потребовал телегу различных прутьев. Да-да, не удивляйтесь, подобно Кузнецову. Любой захудалый волхв отлично знает силу омелы, орешника, папоротника. Мы второпях этого с собой не взяли и были вынуждены сейчас летать в ближайшие леса, собирать.
Я готовился немного по-другому. Поскольку нечисть, судя по белым лицам командиров станций, буйствовала особенно сильная и нахальная, я решил взять с собой ручной пулемет с хорошим запасом патронов. Сами понимаете — с серебряными пулями. Главный Маршал поморщился, когда я выставил счет, однако расходы утвердил.
Потом пришла телега осиновых кольев для заколачивания в могилы вурдалаков и упырей… Кузнецов только рукой махнул. Везти дрова на орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить станции самому. Он сдался.
Тем временем Зибелла безуспешно разыскивал рыжую крысу, чтобы перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно сквозь землю провалилась, подземный лабиринт опустел — духу крысиного не осталось…
А потом начались предполетные тренировки. Лучше всех переносил невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление «Вихрем» по причине малости роста никому из моих товарищей не далось. Ерофей к современной технике вообще неспособен — он путал авиагоризонт со спидометром… Поэтому мне предстояло трудиться одному за всех.
Взлетели мы без происшествий. В глубине души у меня не переставал копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а вдруг… Но загрохотали могучие двигатели, нас со страшной силой вдавило в кресла, даже кости захрустели. Чудовищная мощь «Вихря» ощущалась с первой секунды разбега.
За толстым стеклом иллюминаторов желтизна степи почти мгновенно сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как белый цвет превратился в прозрачный голубой, сияющий бирюзовый… Всего один вдох — и голубизна смешалась с чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет. Конечно, под прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти кругом. Вот только солнце каким было, таким и осталось. Палить еще более свирепо ему было не под силу.
Зибелла чувствовал себя неуютно — пищал и бился. Но постепенно увеличивающееся ускорение плотно припечатало его к креслу рядом со мной. Ерофей только недовольно бурчал себе под нос и что-то ощупывал за пазухой. Оно и понятно. В некотором роде он являлся персоной нематериальной, сущности не имеющий, хотя и вполне осязаемой. Поэтому он лишь ворчал да с явным интересом поглядывал в иллюминатор.
Голубизна окончательно пропала, небо стало угольно-черным. Я поспешно зажмурился. С детства не люблю бездонные провалы, шахты, колодцы и тому подобное. Все время кажется, что вот-вот ноги подкосятся, и я полечу, истошно вопя, в засасывающую бездну.
Это довольно утомительно — смотреть в потолок на протяжении всего полета, но человек с сильной натренированной волей способен на такое. Вот и я не отрывался от изучения плафонов. Лишь когда пилот известил, что мы приближаемся к станции, я рискнул выглянуть в иллюминатор.
Боевая орбитальная станция «Свароr» была первой, которую мне привелось посетить, поэтому я смотрел во все глаза.
Сначала из бездонной черной пучины вынырнула сверкающая голубая точка, регулярно брызгающая пронзительными зелеными сполохами. Точка постепенно росла. Когда она приобрела заметные для глаза ширину и высоту, я различил, что по поверхности голубого шарика пробегают дрожащие черные полосы. По мнению Ерофея это немного напоминало атмосферу Юпитера, только переведенную в голубую часть спектра. Я даже руками всплеснул, пораженный энциклопедическими познаниями домового.
Шарик тем временем превратился в сложную конструкцию, медленно вращающуюся вокруг своей оси — этим и объяснялось размеренное мелькание света и теней. Наш корабль подошел к станции вплотную, и я смог наконец разглядеть одно из лезвий «Трезубца» во всей его грозной красе.
Основой станции была колоссальная труба длиной не менее километра и диаметром более ста метров. Она казалась карандашом, просунутым в бублик — вокруг центральной трубы обвивался исполинский многогранный тор. Именно он сверкал и мельтешил за счет бесчисленных ребер, выступов, иллюминаторов, антенн. На верхний конец стержня был наложен гигантский кубик ангара, матово-голубой, светящийся с успокаивающей мягкостью. Его верхняя плоскость имела два больших прямоугольных люка, размерами превышающих самый крупный из грузовых кораблей, не то что наш крохотный десантный катер. На люках красовались цифры «1» и «2». Для катеров предназначались другие причалы — на боковых поверхностях кубика я заметил крышки аппарелей. Одна из них откинулась, и в проеме торчал острый нос катера. Нижний конец трубы был постом управления. Красный шар опоясывало ребристое черное кольцо, на котором, как патроны в пулеметной ленте, были укреплены многочисленные цилиндры. Они! Стартовые кассеты ракет. Любая из них в тридцать раз мощнее хиросимской бомбы. Помимо средств нападения «Сварог» был недурно оснащен и средствами защиты. На граненом торе я заметил несколько башен с лазерными пушками.
Я готовился немного по-другому. Поскольку нечисть, судя по белым лицам командиров станций, буйствовала особенно сильная и нахальная, я решил взять с собой ручной пулемет с хорошим запасом патронов. Сами понимаете — с серебряными пулями. Главный Маршал поморщился, когда я выставил счет, однако расходы утвердил.
Потом пришла телега осиновых кольев для заколачивания в могилы вурдалаков и упырей… Кузнецов только рукой махнул. Везти дрова на орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить станции самому. Он сдался.
Тем временем Зибелла безуспешно разыскивал рыжую крысу, чтобы перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно сквозь землю провалилась, подземный лабиринт опустел — духу крысиного не осталось…
А потом начались предполетные тренировки. Лучше всех переносил невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление «Вихрем» по причине малости роста никому из моих товарищей не далось. Ерофей к современной технике вообще неспособен — он путал авиагоризонт со спидометром… Поэтому мне предстояло трудиться одному за всех.
Взлетели мы без происшествий. В глубине души у меня не переставал копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а вдруг… Но загрохотали могучие двигатели, нас со страшной силой вдавило в кресла, даже кости захрустели. Чудовищная мощь «Вихря» ощущалась с первой секунды разбега.
За толстым стеклом иллюминаторов желтизна степи почти мгновенно сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как белый цвет превратился в прозрачный голубой, сияющий бирюзовый… Всего один вдох — и голубизна смешалась с чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет. Конечно, под прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти кругом. Вот только солнце каким было, таким и осталось. Палить еще более свирепо ему было не под силу.
Зибелла чувствовал себя неуютно — пищал и бился. Но постепенно увеличивающееся ускорение плотно припечатало его к креслу рядом со мной. Ерофей только недовольно бурчал себе под нос и что-то ощупывал за пазухой. Оно и понятно. В некотором роде он являлся персоной нематериальной, сущности не имеющий, хотя и вполне осязаемой. Поэтому он лишь ворчал да с явным интересом поглядывал в иллюминатор.
Голубизна окончательно пропала, небо стало угольно-черным. Я поспешно зажмурился. С детства не люблю бездонные провалы, шахты, колодцы и тому подобное. Все время кажется, что вот-вот ноги подкосятся, и я полечу, истошно вопя, в засасывающую бездну.
Это довольно утомительно — смотреть в потолок на протяжении всего полета, но человек с сильной натренированной волей способен на такое. Вот и я не отрывался от изучения плафонов. Лишь когда пилот известил, что мы приближаемся к станции, я рискнул выглянуть в иллюминатор.
Боевая орбитальная станция «Свароr» была первой, которую мне привелось посетить, поэтому я смотрел во все глаза.
Сначала из бездонной черной пучины вынырнула сверкающая голубая точка, регулярно брызгающая пронзительными зелеными сполохами. Точка постепенно росла. Когда она приобрела заметные для глаза ширину и высоту, я различил, что по поверхности голубого шарика пробегают дрожащие черные полосы. По мнению Ерофея это немного напоминало атмосферу Юпитера, только переведенную в голубую часть спектра. Я даже руками всплеснул, пораженный энциклопедическими познаниями домового.
Шарик тем временем превратился в сложную конструкцию, медленно вращающуюся вокруг своей оси — этим и объяснялось размеренное мелькание света и теней. Наш корабль подошел к станции вплотную, и я смог наконец разглядеть одно из лезвий «Трезубца» во всей его грозной красе.
Основой станции была колоссальная труба длиной не менее километра и диаметром более ста метров. Она казалась карандашом, просунутым в бублик — вокруг центральной трубы обвивался исполинский многогранный тор. Именно он сверкал и мельтешил за счет бесчисленных ребер, выступов, иллюминаторов, антенн. На верхний конец стержня был наложен гигантский кубик ангара, матово-голубой, светящийся с успокаивающей мягкостью. Его верхняя плоскость имела два больших прямоугольных люка, размерами превышающих самый крупный из грузовых кораблей, не то что наш крохотный десантный катер. На люках красовались цифры «1» и «2». Для катеров предназначались другие причалы — на боковых поверхностях кубика я заметил крышки аппарелей. Одна из них откинулась, и в проеме торчал острый нос катера. Нижний конец трубы был постом управления. Красный шар опоясывало ребристое черное кольцо, на котором, как патроны в пулеметной ленте, были укреплены многочисленные цилиндры. Они! Стартовые кассеты ракет. Любая из них в тридцать раз мощнее хиросимской бомбы. Помимо средств нападения «Сварог» был недурно оснащен и средствами защиты. На граненом торе я заметил несколько башен с лазерными пушками.