Больных Александр. Руки вверх, мистер гремлин!

   — Майор, доложите остановку.
   Тот повел безумными глазами и почему-то шепотом сказал:
   — Полный отказ всех систем связи. Какая-то дрянь перегрызла все световоды.
   — Перегрызла? Как?
   — Зубами, — наглядно показал майор. — Я бросил всех людей на протяжку новых линий.
   — Вы что, крыс специально подкармливаете? — невесело пошутил я, обращаясь к командиру станции.
   Фролов не принял шутки, а лишь жалко скривился.
   — Это не крысы, — вмешался вдруг Ерофей.
   — Кого тогда приволок Зибелла?!
   Горностай тут же принялся расписывать, какой ожесточенной была драка, но Ерофей цыкнул на него.
   — Повторяю: это не крысы. Та падаль, которую он притащил, мертва уже по крайней мере неделю. Понюхай сам.
   Оказалось, что домовой захватил крысу с собой. Мне пришлось понюхать. Зибелла возразил, что для покойника крыса слишком сильно кусалась, но Ерофей стоял на своем:
   — Эта крыса давно мертва.
   Не знаю. Я не такой большой специалист по крысам, чтобы по запаху определить время смерти.
   — Оживший труп! — выпалил в заключение Ерофей.
   — Крыса-зомби?! — поразился я.
   — А почему бы и нет? Мы встречали во время нашего путешествия и не такое. И еще. — Домовой потряс пучком испорченных световодов. — Зубы совсем не крысиные.
   Снова пришлось положиться на мнение специалиста. Здесь Зибелла смущенно признался, что он не обратил внимания на это сразу, но теперь подтверждает слова Ерофея. Дело вконец запутывалось. Я посмотрел на царящую вокруг суматоху и плюнул.
   — Идем отдыхать, здесь мы лишние, только мешаем.
   На следующий день центральный пост было просто не узнать. Оперативности начальника АХЧ можно было лишь позавидовать. За одну ночь и на пустом месте! Это смахивало на сказку. Прямо посреди зала высилась недостроенная печь. Не буду гадать, где он раздобыл кирпичи, они были самые что ни на есть подлинные. Ерофея на какую-нибудь дешевку не купишь. А потом я заметил грустную физиономию домового, выглядывающую из-под печки. Спешно мобилизованные каменщики возводили трубу.
   — Вылезай! — потребовал я.
   — Не-е… — меланхолично протянул Ерофей.
   — Вылезай, я приказываю.
   — А зачем?
   — Пора за дело браться. И вы идите сюда, — пригласил я почерневшего от бессонницы и заботы Фролова.
   Ерофей с явной неохотой вылез наружу, встряхнулся всем телом, как собака.
   — Почему бездельничаешь? — Я не выспался и был настроен агрессивно. — Зачем тебя сюда призвали, чтобы бока отлеживать?
   — Сам проспал, а других обвиняет, — не соблюдая субординации, огрызнулся домовой. — Может кто и бездельничает, но только не я.
   Ерофей выразительно посмотрел на командира станции. Тот позеленел от злости.
   — Да я…
   — Хватит! — Я властно поднял руку. — Оставить! Ты чем сейчас занят? — Я вперил указующий перст в домового.
   Ерофей надулся.
   — Посмей только сказать, что я бездельничал. Обследовал хоромину. Дурное место.
   — Что ты нашел? — нетерпеливо перебил я. Разглагольствования Ерофея следовало пресекать в самом начале, иначе они могли длиться до бесконечности.
   — Кое-что. Как мы и думали, крысы здесь не при чем.
   — Но ведь перегрызено все, — осторожно заметил Фролов.
   — Не от крыс главный вред, хотя и они здесь бегают.
   — Не томи, — я начал закипать.
   — Маленькие, зеленые, с хвостом.
   В глазах Фролова проступил ужас. Он прошептал мне на ухо:
   — Ваш подчиненный часом не того?
   — Чего?
   — Не закладывает?
   — А вы решили, что это белая горячка? — усмехнулся я. — Напрасно. Он говорит сущую правду. Мы с ними уже сталкивались.
   Ерофей, судя по его физиономии, все слышал и отлично понял. Но не оскорбился, как я ожидал, а только сухо заметил:
   — Именно сюда перебрались те… С базы. Я чую запах черного колдовства. Нам потребуется очень сильные обереги, и то я не уверен, что они подействуют.
   — Ты имеешь ввиду ящерь подземную?
   — Именно ее.
   Фролов слушал нас как сумасшедших. Но ведь и Петров сначала реагировал таким же образом. Что поделаешь, не привыкли люди сталкиваться с ведомством.
   — Успокойтесь, полковник. — Я положил руку ему на плечо, и мне передалась мелкая, как в ознобе, дрожь. — Успокойтесь. Вы ведь знаете, кто я. Доверьтесь своему начальству. Главный Маршал не может ошибаться. Если он полагает, что необходимо такое Управление, как мое, значит оно действительно необходимо. У вас на станции неладно, мы будем с этим бороться. А уж какими средствами — позвольте решать нам самим. Мы принимаем на себя всю полноту ответственности за происходящее и обязательно уничтожим неприятеля. — Полковник послушно кивнул. — Прежде всего следует очистить от них центральный пост и нулевой отсек. Ерофей сделал первые шаги, теперь очередь за вами.
   — Что я должен делать? — покорно спросил Фролов.
   — Протяните вокруг центрального поста серебряную проволоку, — посоветовал Ерофей.
   У Фролова ноги подкосились.
   — Серебряную?
   — Конечно. Никто не требует от вас червонного золота. Нечисть не выносит запаха именно светлого серебра.
   — У меня нет таких запасов драгметаллов.
   — Это ваши хлопоты, — холодно сказал я. — Мы специалисты по борьбе с нечистой силой, а не по материально-техническому обеспечению. Вы сумели раздобыть кирпича, найдете и серебро.
   — Но существует ли вообще эта ваша нечистая сила? — не сдавался полковник.
   — Вам мало доказательств?
   — Их можно объяснить по-разному. — Фролов изо всех сил цеплялся за так называемый здравый смысл. — Не следует умножать сущности сверх необходимого.
   — Нет, я так не могу! — взорвался Ерофей, обращаясь ко мне. — Если мне не верят, я немедленно улетаю. Проклятое место. Оно обречено с самого начала. Там, на «Свароге», я еще сомневался, здесь убедился окончательно. Отрицая наше существование, они даже не пытаются заселить станцию охранителями. Что там заселить! Они и назвали-то ее как? Станция… Остановка то есть. Если вы живете здесь, так и зовите домом… Вот я, например, кто? Бес-хороможитель. Но за свои четыреста лет нигде и никогда не слыхивал о бесах-станциежителях. А черные силы дважды приглашать не надо, они сразу тут как тут, обжились здесь, закрепились. Теперь легче старый дуб выкорчевать, чем их отсюда выгнать.
   Фролов скривился. Похоже,эта отповедь его не убедила. Вот если бы здесь вражеская диверсия приобрела такую же угрожающую форму, как на «Свароге», никого агитировать не пришлось бы. А перегрызенные кабели… Это не адская собака.
   — Но как вы докажете?
   — Мы не будем ничего доказывать, — вмешался я. — Предоставим это гремлинам.
   — Гремлинам? — не понял Фролов.
   — Им самым. Снова вернется тринадцатое число…
   На лице полковника отразилось некоторое смятение. А Ерофей мстительно добавил:
   — Раз все это попусту, сниму обереги и печь раскатаю.
   Фролов заколебался.
   — Я, разумеется, в это не верю, но у меня есть приказ начальства. Может не стоит ломать то, что уже сделано? Пусть себе стоит.
   Мы с домовым переглянулись и перемигнулись.
   — Но серебряную проволоку все-таки натяните.

ВОЛК-ГРЕМЛИН

   Теперь мы знали, куда пропали гнезда гремлинов, но знание это не принесло нам большой радости. Станция постепенно приобретала все более дикий вид. Вылазки зеленых вредителей не были скоординированы, но убытки причиняли очень и очень серьезные. У меня мурашки по коже бегали, когда я представлял, что случится, если эти неорганизованные банды получат командира, который создаст хоть подобие регулярной армии. Чего-то профессор недоучел, но как использовать его промах? Пока станция превратилась в простой кусок железа, невесть зачем крутящийся на орбите.
   Самое скверное, что и посоветоваться было не с кем. Ерофей с головой ушел в собственные дела. По его требованию на «Свароге» и «Перуне» тоже спешно начали выкладывать печи. Он метался между станциями, то и дело летал на землю, вел какие-то таинственные переговоры, никого не посвящая в их суть, мелькали неприятные физиономии его приятелей-домовых. Деловой стал, черт побери! Слишком быстро гордость переросла в обычное зазнайство. Ерофей даже обмолвился, что неплохо бы при столичном управлении КГБ организовать закрытую школу каменщиков для кладки печей стратегического назначения, а бесов-хороможителей выделить в отдельное Управление. Скажем, четырнадцатое.
   Так что просыпался я каждый раз с самыми грустными мыслями. До сих пор мы только оборонялись. Даже лихорадочная деятельность домового тоже была лишь арьергардными боями. Но еще ни одна кампания в военной истории не выигрывалась единственно обороной. Атака и только атака.
   Я встряхивался и выползал из-под теплых одеял. Изгрызенная остренькими зубками гремлинов система обогрева станции в последнее время часто барахлила. Ума не приложу, что вкусного они находили в нагревательных элементах, но ведь жрали! Хорошо еще у них хватило ума не выводить системы из строя окончательно. Ведь при космическом холоде и гремлинам пришлось бы несладко. Поэтому они только пакостили, но не вредили по-настоящему.
   Вот и сегодня. Подвывая от холода, я бросился к умывальнику, повернул кран… и в лицо мне ударила струя невозможно холодной воды. Я отлетел в сторону, словно она била под давлением сто атмосфер. Лязгая зубами, весь синий, я горестно уставился на кусок трубы, предательски легко выскочивший из переборки. Труба была перегрызена. Мерзавцы! Только бы мне до вас добраться!
   Что-то холодное и мокрое лизнуло мои босые пятки. Я вновь панически взвизгнул. Оказалось, на полу успела собраться изрядная лужа. Кое-как закутавшись в одеяло, я дошлепал до пульта голо. Лицо дежурного техника, возникшее передо мной, было измучено до крайности, глаза воспалились и покраснели. Техникам доставалось сверх всякой меры.
   — Что случилось, генерал? — неприязненно спросил он.
   Я вполне понимал причину раздражения. Обещал спасти станцию, а сам каждый день кидается за помощью.
   — Вода, — коротко сказал я, опасливо поглядывая вниз. Под письменным столом уже играл небольшой водоворот, в котором беззаботно кружились мои бумаги.
   — И у вас тоже?
   — А у кого еще?
   — Лопнули трубы в четырнадцати каютах. Ваша пятнадцатая, и, полагаю, не последняя.
   — Как так «последняя»!? — взвился я.
   — Хорошо, пусть будет первая, — не стал спорить техник.
   — То-то, — недовольно проворчал я. — Забыли, кто генерал.
   Я убрал изображение техника, сгреб с кресла потрепанную форму, подхватил пулемет, с которым теперь не расставался, и вышел в коридор. Старательно вытер ноги и оделся, принял некоторое количество согревающего снадобья. Судя по мокрым полотенцам, валяющимся перед дверями кают, техник не преувеличивал. Я решил, что если прапорщики бросают полотенца в коридоре, то мне и подавно позволено, не стал ничего убирать и отправился завтракать.
   В кают-компании было уже пусто, только Фролов допивал чай. Судя по неприятному запаху и розовому лицу полковника, он тоже успел согреться.
   Фролов вяло махнул рукой, приветствуя меня.
   — С добрым утром, — бодро ответил я.
   Фролов плюнул.
   — Что за упадочный пессимизм, полковник? Вы должны показывать пример подчиненным, а сами вконец расклеились. Какие выводы может сделать личный состав?
   — Вода едва не залила реакторный зал, — глядя куда-то в потолок невпопад сказал Фролов. Только сейчас я заметил, что у него дергается левая щека. — Представляете, какой начнется тарарам, если реактор взорвется? Звону на весь космос, а северные сияния не то что в Москве, в Мозамбике видны станут. Или вы думаете, что они хотели просто искупать нас?
   — Возьмите себя в руки! — гаркнул я.
   Все-таки сказалась выучка. Чашка отлетела в сторону, полковник вскочил и щелкнул каблуками.
   — Есть!
   — Приведите себя в порядок. Не экипаж, а пиратская шайка во главе с атаманом. И подумаем вместе, как одолеть эту пакость.
   — Мы уже думали, — пожал плечами полковник. — Не даром же они живут рядом с крысами, сами и есть крысы, только технологические.
   — Крысы, говорите, — медленно повторил я.
   — А кто еще? Такая же пакость…
   — Крысы… — Глаза у меня остекленели и закатились, я перестал различать окружающее. Идея была близка, сейчас придет озарение…
   Фролов деликатно кашлянул, чтобы вывести меня из оцепенения.
   — Вспомнил! — Я заорал так громко, что полковник подскочил. — Волк!
   — Какой волк?
   — Крысиный!
   — Крысиный?! — поразился Фролов, уже не сомневаясь, что генерал пал очередной жертвой эпидемии сумасшествия, хозяйничающей на станции. Спятил на почве постоянного общения с потусторонним миром.
   — Если мы решили, что это новая порода крыс, так сказать крысы потусторонние технические, то и средства борьбы нужны такие же, как против крыс! — обрадованно выпалил я. — Все равно станция уже пришла в такое состояние, что ей ничем не повредишь. Будем воевать как с крысами. Первое — крысоловки. Только необходимо делать их из серебра.
   Фролов покрутил головой.
   — Дорогое удовольствие.
   — Потерять станцию обойдется еще дороже. Второе: мы запустим в их норы волка.
   — Позвольте два вопроса, товарищ генерал. Первый — откуда мы его возьмем. У нас здесь боевая орбитальная станция, а не зоопарк все-таки. Второй — как волк сумеет протиснуться в щели крыс… то есть гремлинов. Ведь он сравнительно большой, а норы сравнительно маленькие.
   Я весело рассмеялся с чувством превосходства.
   — Это будет не простой серый волк, а волк-гремлин.
   У Фролова глаза выпучились как у рака.
   — Волк-гремлин?
   — Конечно. Только два существа в природе из всех млекопитающих едят себе подобных: крыса и человек. Странное такое совпадение. Если гремлины и вправду потомки крыс, мы заставим их поедать друг друга. Я берусь вывести гремлина-людоеда…
   — Только его нам и не хватало.
   — Не придирайтесь к словам, вы превосходно поняли.
   — Не совсем.
   — Если противник находит новые средства борьбы, то почему бы и нам не удивить его?
   — Вы полагаете, что он сумеет слопать всю стаю, поселившуюся на «Хорсе»?
   — Конечно нет, здесь будет другой эффект… — Я машинально почесал небритый подбородок и выругался про себя.
   Работа закипела, но я подозревал, что он тоже настучал Главному Маршалу. Во всяком случае я получил очередной нагоняй. Теперь маршал щеголял отполированной до зеркального блеска бритой головой и крошечными усиками, напоминающими небрежно выстриженный квадратный кусочек меха. Что у них стряслось? Опять перестановки в руководстве?
   Прежде всего следовало подготовить помещение. Я выбрал запасной реакторный зал. Второй реактор пока не установили, но изолирующий панцирь для него смонтировать успели. Полость изнутри выстлали серебряной фольгой. Смешно смотрелось это тоненькое покрытие на массивных свинцовых стенах, но именно фольга, а не свинец и не сталь были непреодолимой преградой для нечистой силы. Меня всегда занимал вопрос: почему гремлины, запросто перегрызая стальные трубы, не в состоянии прокусить тоненький листик? Может серебро для них на вкус вроде цианистого калия?
   Мне не раз приходилось слышать за спиной колкие насмешки, произносившиеся вроде бы на ушко, но с таким расчетом, чтобы и мне слышно было. Я не обращал внимания на невежд. Тем более, что Главный Маршал, многозначительно поглаживая усики, прямо заявил, что очистка станций начинает затягиваться. Есть такое мнение… Как обычно при словах «есть мнение» он закатил глаза под лоб. Короче, есть мнение, что мое Тринадцатое Управление плохо справляется с поставленной задачей и следует рассмотреть вопрос об укреплении руководства. Такая перспектива мне определенно не улыбалась, я поспешил заверить его, что делается все возможное и невозможное, и если бы не саботаж со стороны экипажа… Маршал пообещал разобраться и дал мне последнюю отсрочку. Я на всякий случай накричал на Фролова, полковник устроил разнос подчиненным и велел им закончить работы вчера.
   «Хорс» превратился в исполинский барабан, склепанный из листовой стали, по которому одновременно молотили два десятка обезумевших барабанщиков. Люди были близки к форменному помешательству и совершенно перестали соображать, что происходит. Только этим можно объяснить, что в переборках прорубили на пять с половиной отверстий больше, чем предусматривалось моим планом. С половиной потому, что два сноровистых сержанта не успели до конца прорубить переборку винного погреба. Они оправдывались жуткой мигренью и потерей ориентации, но Фролов им не поверил. Сержанты получили неделю ареста с отсрочкой приговора. Пока люди работали без перекуров и выходных, губа была желанным местом отдыха.
   Зибелла бесстыдно злоупотреблял благорасположением поваров. Я начал серьезно опасаться, что он умрет от ожирения, и потому тоже запряг его в работу. Горностаю поручали выполнение самой ответственной части плана — расставить по местам крысоловки. Зибелла фыркал и плевался, но я приказал, и он подчинился. Настороженные ловушки было размещены по тщательно продуманной схеме.
   Не буду описывать те гадости, которые устроили нам гремлины за это время. Наиболее ощутимой потерей стал дерзко отгрызенный и улетевший в неведомые звездные дали склад вещевого довольствия. Фролов опять не поверил, что это происки врагов. Обтрепавшийся экипаж стал выглядеть очень живописно, единообразная форма канула в Лету. Замелькали какие-то кацавейки, душегрейки. Один из ракетчиков явился на боевое дежурство в розовой пижаме, предъявив в оправдание распоротую на узкие ленточки форму. Она была тщательно исследована, следы когтей были хорошо видны. Поскольку дежурства все равно превратились в пустую формальность, Фролов дозволил разовое нарушение, строго указав на… Последним островком стабильности в рушащемся мире был нулевой отсек, ракеты пока удавалось сохранить в неприкосновенности, хотя все системы управления и наведения вышли из строя.
   Первое разочарование мы испытали, когда выяснилось, что гремлины отнюдь не спешат в любезно расставленные для них ловушки. За три дня мы сумели поймать только две штуки. Это в то время, когда за каждой переборкой слышался топот маленьких лапок и скрипение алчных зубов. Да и эти особи были какими-то тощими, заморенными. Наверное от бескормицы.
   Брезгливо держа гремлина за лапу, Фролов спросил:
   — Этот что ли волком будет? Сомневаюсь.
   — Я тоже.
   — А время идет. Мы свою задачу выполнили, — в словах полковника прозвучала плохо скрытая угроза.
   Я поскреб в затылке.
   — Надо придумать решительный ход, который круто изменит ход партии. Жертва ферзя и мат в два хода.
   Слегка побледневший Фролов напряженным голосом спросил:
   — Кто будет ферзем?
   — Не пугайтесь, полковник, это только метафора. Образное выражение. Я не собираюсь сажать человека в ловушку в качестве приманки.
   Но перепуганный до синевы Фролов с этого дня стал обращаться со мной только с помощью голо.
   Отпущенный маршалом срок истекал, дела двигались ни шатко, ни валко. Пришлось доставать из рукава козырного туза. Я берег его на самый крайний случай, на черный день. И этот день настал. Прежде всего я выгнал из реакторного зала всех любопытных и накрепко запер двери. Прислушался. Тихо. Никого. Только в толще реакторного панциря копошатся два пленника. Я начертил на полу магическую пентаграмму и зажег внутри костер из осины. Потом взял прут орешника, взмахнул им и начал страшным голосом читать заклинания:
   — Люцифер, Вельзевул, Левиафан! Приди и явись немедленно и безотлагательно во исполнение заклятия, наложенного на тебя именем Неизреченного!
   Желтое пламя штопором взвилось к потолку, приобрело фиолетовый оттенок. От огня повеяло холодом, по залу пронесся отчетливый запах аммиака.
   — Явись! Явись! Явись!
   Но никто не потрудился выполнить мой приказ. Внутри пентаграммы зашевелилось неясное облачко — и только. Следовало срочно произвести мультипликацию проекции. Я достал из кармана маленькую флажку и глотнул пару раз. Показалось мало, и я добавил. Перед глазами начали летать разноцветные мушки.
   — Явись! Явись! Явись! — снова истошно возопил я.
   И он явился. Такой же маленький и шустрый, как гремлины. Только цветом не зеленый, а фиолетовый. Я оторопел. Не его я вызывал…
   — В чем дело? — осведомился фиолетовый, сосредоточенно листая блокнот и не желая поднять на меня взгляд.
   — Вызывал… — несмело ответил я.
   — Что надо?
   — Повелеваю тебе…
   — А вот это давайте не будем. — Фиолетовый широко зевнул. — Надоело. Все требуют, повелевают. Что за чушь. Если возникла необходимость сделки — так прямо и скажите. Подпишем договор в четырех экземплярах, произведем оплату. Рекламации принимаются в недельный срок по окончанию работ, предусмотренных контрактом.
   Я растерялся.
   — Но ведь это не по правилам.
   — Бросьте вы, — в голосе фиолетового зазвенела сталь. — Сейчас не дремучее средневековье. Мы в правовых измерениях живем, не где-нибудь.
   Когда я изложил ему суть дела, он почесал блокнотом рожки. Что-то долго прикидывал, высчитывал. Наконец сказал:
   — Вывести гремлинов не можем.
   — Почему?! — взвыл я.
   — Потому что мы являемся представителями той же самой нечистой силы. Нам этого не простят.
   — Кто?
   — Остальные, — уклончиво ответил фиолетовый.
   — Но хоть чем-то помочь можете?
   — Можем.
   Я снова поскреб в затылке. Приходится возвращаться к первоначальному плану. Снова потеря времени.
   — Тогда отловите мне пятьдесят гремлинов.
   — И что? — с проблесками интереса спросил фиолетовый.
   — И посадите их в этот бак.
   Фиолетовый поглядел на суетящуюся там парочку. Пленники издали радостный писк, но фиолетовый только брезгливо поджал губы. Было заметно, что неудачников он не уважает. Потом фиолетовый снова начал подсчитывать и записывать, время от времени чертя хвостиком на полу странные светящиеся значки. Они горели зеленоватым светом и медленно гасли, как экран телевизора. Наконец фиолетовый кончил свои сложные выкладки и подвел итог:
   — Миллион. Как будем платить: чеком или наличными?
   Я сел, где стоял.
   — Так много?
   — Работа нешуточная, опасная и кропотливая. Меньше никак нельзя, — убежденно сказал фиолетовый.
   — Миллион рублей… — сокрушенно пробормотал я, но фиолетовый аж зашелся от смеха.
   — Рублей?! Да вы просто спятили! Рубли оставьте себе. Мы берем только твердой валютой.
   — Какой?!
   — Долларами, конечно.
   — Миллион долларов?
   — Да. И сразу — никаких расписок и обязательств.
   — У меня нет такой суммы, — убито сообщил я.
   — Тогда и контракта не будет. — Фиолетовый повернулся и приготовился исчезнуть.
   — Стойте! Золотом возьмете?
   Фиолетовый почесал щеку и снова что-то посчитал.
   — При соотношении триста долларов за тройскую унцию.
   — Побойтесь бога!
   — Вот его мы ничуть не боимся, — фиолетовый улыбнулся самыми уголками губ.
   — Но тройская унция стоит четыреста с лишним.
   — Это у вас. У нас в магических измерениях другой курс. К тому же свирепствует инфляция. Триста.
   — Согласен, — сдался я.
   — Но золото вперед.
   — Разумеется. — Мне только и оставалось, что делать хорошую мину при плохой игре.
   На станции был объявлен аврал. Разыскивался любой предмет, в котором содержалась хоть крошка золота. Были вырваны все золотые зубы,сняты все обручальные кольца. Ценой неимоверных усилий был выплавлен слиточек весом сто граммов.
   — И это все? — Фролов презрительно поморщился при виде результатов наших усилий.
   — Вполне хватит, — заверил я. — Больше того, я и этот слиток верну.
   — Здесь что-то нечисто, — командир станции подозрительно посмотрел на меня. — Так не бывает.
   — В обычных реальностных измерениях. Полковник, вы уже могли убелиться, что весь ваш так называемый жизненный опыт ломаного гроша не стоит в магическом мире. Вы его совершенно не знаете. Там никому не нужно наше золото. Жители магических измерений пользуются его зеркальным отражением. Я положу слиток перед зеркалом, этот проходимец заберет себе отражение — и все. Мы расплатились.
   По лицу Фролова поползла глупая улыбка.
   — Но ведь одного слитка будет мало.
   — Правильно. Поэтому я положу его перед зеркалом еще раз.
   — А потом?
   — Потом в третий.
   — А потом?
   — Четвертый, пятый, сотый. Пока расчет не завершится.
   — И слитку ничего не сделается?
   — Решительно ничего. Ведь забирать будут только его отражение. Я еще фиолетовому и взятку дам.
   — Тра-ля-ля! — Полковник встал на цыпочки и замахал руками. — Я все-таки сошел с ума!
   К счастью врач оказался поблизости.
   С фиолетовым мы расплатились нормально, не возникло никаких претензий. Насчет взятки я, конечно, пошутил, но вроде бы дал ему два лишних отражения. А, чего там мелочиться. Тем более, что свою часть контракта фиолетовый выполнил без промедления. К вечеру того же дня подготовленный резервуар был полон гремлинами. Они так и кишели — зеленые, хвостатые, злобные. Не те два бедолаги, гремлины в самом соку, мускулистые и дикие. Даже заглядывать в яму было жутко.
   Одно только мне не давало покоя — с кем это я заключил сделку? Этот шустрый и фиолетовый явно не походил на вызывавшихся мною демонов. Кто же он? Я определить не смог. Ерофей, которому я рассказал о новом знакомом, тоже лишь пожал плечами. Не видел, не слышал, не читал. Может я случайно прорвался в новые измерения, еще не освоенные волхвами?