- Но какой в этом смысл? Ведь победить Бога нельзя - Он бессмертен и вечен...
- Я тоже бессмертен. Вот в эту минуту - бессмертен. А завтра... какая разница, что будет завтра?
Лариса зевнула.
- Хочешь знать моё мнение? Детские рассуждения. Инфатилизм. И потом, это называется сатанизмом. Ничего нового ты не придумал.
Альберт не обиделся. Он никогда не обижался на Ларису, которая почти всегда в пыль разбивала его философские построения - она по крайней мере выслушала его.
- Когда я был ещё мальчиком и прочитал книжку про Прометея, то просто заболел от этого. Мне тоже хотелось вот так...
- Как? Цепями к скале? Но Прометей ведь в итоге договорился с Зевсом - он понял, что невозможно победить то, что непобедимо.
- Договорился - да. Но какая разница? Ведь люди всё равно запомнили его прикованным к скале, а не договаривающимся? Ведь так?
Лариса пожала плечами.
- Смысл любого бунта в самом бунте. А если перед тобой - равный тебе враг, а не тот, кто в тысячу раз сильнее - то какой же это тогда бунт?.. Сильный - не тот, кто идёт против слабого, а тот кто выбирает противника сильнее себя. А самый сильный - это тот, кто выбирает себе противника непобедимого.
- Это - самоубийца.
Альберт пожал плечами.
- Во мне говорит кровь моих предков, в тебе говорит кровь твоих, и мы никогда не поймём друг друга.
- Прометей тоже ведь жил на Кавказе, - улыбнулась Лариса. - А вдруг он и был твоим предком?..
Альберт не ответил. Они молча лежали несколько минут. Потом Альберт начал опять.
- Ты знаешь, - сказал он, - недавно я прочитал одну книжку. Там интересная философия. Герой говорит, что, вот, пройдёт время, и жизнь прекратится - не будет никакой жизни. И что все наши проблемы - они поэтому ерунда полная. Вообще все. Вот, коммунисты. Они сказали, что Бога нет. Хотели рай на земле построить. А если бы и построили? Ну и что тогда? Представь, прошло несколько миллиардов лет, и Земля наша стала таким остывшим комком, который летает себе где-то по Вселенной. Летает и всё. Никакой жизни на ней нет. И кому тогда какая разница: была на Земле жизнь или никогда не было?.. Какая разница, построили, в конце концов, коммунизм, или не получилось? Какая тогда разница: были люди на Земле счастливыми или они были несчастными? Какая разница, были ли они вообще?
- Интересные мысли. - Лариса кивнула. - А как называется книжка?
- Какая книжка?..
- Ну та, что ты прочитал.
- Чехов, "Палата ?6".
- Интересно. Ну и что дальше?
- Я думаю, - подытожил Альберт, - что если Бога нет, то нет ни в чём никакого смысла. Вообще никакого смысла. Ни в чём. Получается, человек - это что-то вроде свиньи, которая живёт только для того, чтобы потом кто-нибудь съел её мясо. И даже ещё хуже... Я думаю, что Бог, Его существование - это единственное, что даёт смысл этому миру. И сколько бы люди не искали другого смысла, его нет и быть не может. Вот был такой английский писатель Сомерсет Моэм. Он себе составил "программу жизни". Составил сам для себя, составил, когда ещё был молодым. Решил, что должен в жизни то-то и то-то сделать. Прожил восемьдесят лет с чем-то. Программу свою выполнил. И после этого умер. А толку? Толку теперь от его программы? Если бы и не выполнил, то это изменило бы для него хоть что-нибудь? Какая ДЛЯ НЕГО разница? Сомерсет Моэм и сам признался, что нет в его программе никакого смысла и никакой цели в ней нет. Он пишет, что эту свою программу хотел противопоставить всеобщей бессмысленности.
- Логично. - Лариса потянулась за сигаретой. - Бог должен существовать. И, наверное, лучшее доказательство того, что Он существует - это мы сами.
- А если существует?..
Лариса зажгла сигарету и затянулась.
- Я что-то тебя, дорогой. не пойму. То ты с Богом воевать собирался, а тебе хочешь доказать, что Он существует. У тебя в голове есть порядок?
Альберт кивнул - так, словно бы не услышал того, что сказала ему Лариса.
- А всё-таки. Если Он существует?..
- Если существует, то надо идти в церковь и каяться.
- Каяться в чём?
- В грехах.
Лариса затянулась и сосредоточенно выпустила дым кверху.
- Но у меня нет грехов. Грех - это когда не по совести поступаешь. Грех - обидеть слабого...
- Ты уверен, что у тебя точно нет грехов?..
Альберт покачал головой.
- Не уверен, если честно. Просто, я считаю грехом одно, а Бог другое.
- Логично, - Лариса кивнула. - Людей много, и каждый считает грехом что-то своё. Вот, некоторые протестанты на Западе теперь говорят, что гомосексуализм больше не грех. Если один постоянный партнёр, и всё - с любовью. А папа римский разрешил католикам вступать в масонские ложи. Вчера это был грех, а сегодня - уже не грех. По моему, забавно.
- Согласен. Я думаю, что если бы Бог был справедливым, то Он бы простил всех и всех был послал в рай. Он бы сказал: "Люди, вы и так много страдали." А так... Если ни один грешник не попадёт в рай, то кто туда вообще попадёт? Праведники? Ты хоть когда-нибудь хоть одного видела?
В Библии написано, что тех, кто погибнет, будет гораздо больше, чем тех, кто спасётся, - ответила Лариса. - Настолько больше - насколько волна больше капли. Так написано в Библии. Святые отцы говорили, что из людей, кто жил до Христа, не спасся почти никто. Надо быть не просто праведным, а надо быть очень праведным, чтобы спастись.
Альберт покачал головой.
- Такая религия мне точно не нравится. Лучше уже хотя бы иудаизм. Раввины говорят, что спастись не так трудно. Не греши очень много и спасёшься. Добрые дела перевесят плохие.
- Ну, может быть, верная религия - та, которая верная, а не та, которая удобная. Как считаешь?
- Может быть. Но человек верит в то, во что ему удобно верить. Так обычно бывает.
- Согласна. Но только это - уже не религия. Это самогипноз. Закрываешь глаза и начинаешь: "Я спасён, я спасён"... А открываешь глаза в аду. Религия должна быть поиском истины, а не самоутешением.
- Поиск истины... - Альберт улыбнулся. - Поиск истины. - Он потянулся за сигаретами. - А какое это к тебе, например, имеет отношение?
- Ко мне?
- Да, к тебе... И ко мне тоже.
Лариса повернула голову.
- К нам никакого.
- Я тоже так думаю.
Альберт, откинув одеяло, поднялся.
Глава 31.
Выйдя от Ларисы, Альберт завернул в небольшое кафе. Он взял маленькую чашку кофе и присел у окна с видом на ночную улицу. Тянул кофе и думал. Теперь уже о не смысле жизни. Теперь - о том последнем деле, которое ему предстояло закончить перед своим завтрашним бракосочетанием.
Альберт достал пистолет. Проверил обойму. Это был его любимый пистолет: с бриллиантовым курком - такое излишество стоило горцу не в одну тысячу американских долларов. Собравшись лишить кого-нибудь жизни, Альберт каждый раз доставал пистолет и любовно-доверительно поглаживал курок пальцем. Как и сейчас.
Допив кофе, он спрятал оружие во внутренний карман и вышел из-за стола.
Вчера ему донесли, что Валеру видят вечерами в ресторане "Магнолия", где тот нажирается и орёт, будтто ему теперь сам дьявол - родной дядька, и он завалит любого, кто будет ему, Валере, перечить.
Альберт направлялся туда. Самое время поставить точку.
Уже было совсем поздно, когда он добрался до места. Ресторан начинал выпускать последних клиентов, и те громко шумели и переговаривались, оказавшись на улице. В стороне тихо стояла милицейская машина, но Альберт хорошо знал, что патрульные милиционеры никогда не вмешаются в разборки деловой публики.
Он вошёл внутрь и увидел Валеру сразу же. Тот переливал в бокал сухое вино, внимательно рассматривая струйку мутно-прозрачной жидкости. Валера явно уже находился в предпоследней стадии. Последняя - это когда на полу. Рядом со своим крёстным батькой сидели ещё двое армянских хлопцев - из карабахской бригады. Они тоже были порядком ужраты, но не до такой степени, как их лидер.
Увидев Альберта, Валера поставил бутылку на стол. Окинул его пристальным, мутным взглядом.
- Чё те надо?! - крикнул Валера. - Чё пришел?! А?!
Альберт не ответил. Он запустил руку в карман и молча достал оттуда пистолет. Валера вытаращился на дуло. Его друзья оторопели.
- Чё ты..?
Валера принялся шарить в кармане, но дрожащие пальцы слушались плохо.
Вскинув пистолет и прицелившись, Альберт разрядил обойму...
Оба Валериных друга сидели неподвижно - как памятники. Альберт опустил дуло. Оглядел их. Потом повернулся и, покачивая стволом, вышел из ресторана ровными, уверенными шагами.
Глава 32.
Таня подошла к церкви и дёрнула ручку. Заперто. Это понятно: уже слишком поздно. Она посмотрела вверх - на купол и крест посреди сверкающего звёздного неба. Медленно перекрестилась.
Потом присела на ступеньки.
"Завтра, - сказала себе Таня. - Всё произойдёт завтра." Она задрала голову и смотрела вверх. Купол, звёзды и крест. Всё это было величественным и неподвижным. Всё дышало вечностью и тишиной.
Таня хотела молиться, но мысли её разбегались в разные стороны. Сказать Богу нужно было так много, но в то же время и нечего было говорить.
Она поднялась со ступенек, встала на колени.
- Господи, - тихо сказала Таня, - прости меня, грешную... Прости грехи мои, прости мне за всё, где я поступила неправильно... Прости мне, Господи...
Наконец, подошло самое страшное место молитвы. Таня должна была выговорить это. Знала, что должна.
- ...Господи, - произнесла она, - если... если я... если я умру завтра, то прости мне грехи мои... прости мне грехи мои и прими душу мою...
Она встала с колен, перекрестилась. Опять подняла глаза. Крест посреди неба как будто стал больше, внушительнее, а звёзды в ночной темноте зажглись нереальным, неземным светом. Всё это было похоже на сон. Фантастический, сказочный сон.
Таня спустилась вниз по ступенькам. Перешла улицу. Здесь сидела русская старушка-нищенка. Она держала в руке иконку - Пресвятая Дева с Богомладенцем на руках. Таня достала кошелёк, вытащила несколько купюр и подала их старушке.
- Молитесь за упокой рабы Божией Татианы, - сказала она негромко.
Старушка перекрестилась.
- Помолитесь? - строго глядя на неё, спросила Таня.
- Да, дочка, помолюсь.
- Но только... не молитесь сегодня. Помолитесь завтра. Завтра вечером. Хорошо? Завтра вечером помолитесь.
- Хорошо, дочка...
Старушка приподняла голову и внимательно, с интересом, посмотрела на Таню. Та не стала задерживаться. Развернулась и быстро ушла.
Глава 33.
- А ты в Бога веришь?
Альберт лежал с Олей в постели. Он заехал к ней сразу же после ресторана - там, где закончил свою короткую и весёлую жизнь Валера Саркисян. "Спишь?" - спросил Альберт. Нет, Оля не спала. Ей не до сна было сейчас. И Альберт прошёл внутрь. Дома были родители Оли. Они уже легли спать и сейчас откровенно перепугались такому визиту. Родителям Оли Альберт, как жених, не нравился, но они приучили себя к мысли, что их взрослая лочь всё равно сделает так, как она сама хочет - и по другому она никогда не сделает.
- В Бога? - Оля задумалась. - Не знаю. А ты?
- И я не знаю... Думаю, что Бог есть...
- Я тоже... тоже так думаю.
- А ты Сомерсета Моэма читала?
- Сомерсета Моэма?.. Читала.
- Понравилось?
- Понравилось.
- А Чехова?
- Чехова? Читала.
- И как?
- Тоже понравилось.
- А что ты читала? "Палату #6" читала?
- Читала. Понравилось.
- А ты с героем согласна? С его атеизмом?
- Атеизмом?.. Героем?..
Оля задумалась.
- Не знаю.
- А Фрейда читала?
- Фрейда? Читала. Понравилось.
- А ты с ним согласна?
- С Фрейдом?.. Не знаю.
Альберт посмотрел вверх. Там яркие звёзды перемигивались - беззвучно и очень красиво. Они устало глядели со своей космической, неземной высоты на ночной Нальчик.
Глава 34.
Игорь пытался писать статью. Пытался и не мог писать. Статья была о молодёжном студенческом фестивале, который прошёл только что в Нальчике, и Игорь никак не мог собрать свои мысли, никак не мог сконцентрироваться в нужном ему направлении. Ему казалось сейчас, что теперь он, Игорь, должен принять ответственное мужское решение - решение, от которого потом будет много чего зависеть. Он должен его принять. Должен.
В голове у Игоря танцевали готовые фразы, из которых он в итоге и составлял подобные статьи, но сейчас у него ничего не выходило: фразы эти отказывались подчиняться своему начальнику и строиться в послушный, исполнительный ряд.
Игорь отодвинулся от стола. Хорошо. Так и быть. Он примет это решение. Игорь посмотрел на часы... Он должен быть сегодня вечером в особняке Альберта. Он должен найти Таню и остановить её. Он должен.
Это последний шанс.
Глава 35.
Таня медленно перекрестилась и вошла в церковь. Служба закончилась, и уже гасили свечи. Таня огляделась. В стороне сидела женщина в тёмном платке. Против неё были разложены иконы, свечки, крестики. Таня подошла ближе.
- Можно заказать..? - начала она, и голос её - как надорвался. Таня не сумела закончить.
Женщина подняла на неё глаза.
- Да. Что вы хотите заказать?
- Я хочу... панихиду.
Женщина назвала цену. Таня достала деньги, расплатилась.
- А когда... когда будут служить... её?
- Служить? Завтра. Во время обедни.
Мокрыми пальцами подобрала Таня листок с крестиком и лаконичной надписью "За упокой", взяла ручку. Молча смотрела на чистую бумажную гладь. Потом быстро, размашисто написала: "Рабы Божией Татианы".
Глава 36.
Охранник свалился, получив точную пулю в лоб. Таня опустила ствол. Огляделась. Никого нет.
Таня быстро взобралась на невысокий забор, перекусив проволоку и спрыгнула вниз, очутившись во внутреннем дворике Альбертовского особняка. Собак во дворе не было: очевидно хозяева подготовились к приёму гостей. Убитый охранник был пока первым, кого Таня встретила на своём пути.
Она как могла подготовилась: взяла пистолет со звукоглушителем и четыре запасных обоймы. На Тане был чёрный обтягивающий свитер и чёрные джинсы: в темноте она легко таяла и пропадала - словно дикая чёрная кошка, которую только глаза выдают в сумраке своим призрачным ночным блеском.
Таня бесшумно проследовала через поникший, пустой дворик... Никого. Совсем никого.
Мелькнула мысль, что хорошо бы убрать тело охранника - он разлёгся на улице и привлекает к себе внимание. Но возвращаться было нельзя. У неё по любому не так много времени.
Таня подошла к двери - это была задняя, запасная дверь, и она запросто могла оказаться незапертой.
Таня была здесь уже несколько раз. Она изучила особняк снаружи и по расположению окон составила примерный, в нескольких вариантах, план комнат особняка. За этой дверью по её прикидкам должно было оказаться что-то вроде прихожей, или, может быть, коридор.
Держа ствол наготове, она бесшумно и быстро повернула ручку.
Точно. Таня не ошиблась. Она оказалась в прихожей. И здесь никого не было.
Со двора - не с заднего, откуда появидась Таня, а с парадного входа, послышались шум, голоса. Таня прошла вдоль пустого коридора и аккуратно выглянула из бокового окошка. Она увидела строй шикарных, сверкающих иномарок. Из одной машины выходил Альберт в смокинге жениха и под руку с невестой. Собиралась толпа. Таня слышала восторженные крики.
И тут до неё донеслись шаги за дверью. Совсем рядом. Она обернулась. Другая дверь вела во двор. Отступать было некуда...
Дверь раскрылась, и Таня четыре раза подряд надавила курок. Четыре хлопка - оба охранника рухнули на пол. Они не успели ничего понять.
- Добрый день, Таня.
Это прозвучало у неё за спиной. Отчётливо и ясно.
Таня медленно обернулась.
- Как видишь, я тоже умею передвигаться без шума...
Майор Петренко держал в руке пистолет и маленькая чёрная дырочка - глазок глушителя пристально и неотрывно целилось Тане в лоб.
...Она успела присесть на одно колено. Оба глушителя выхлопнули одновременно. Пуля досталась Тане в плечо. Сквозь чёрную ткань свитера брызнула и проступила густая, тёплая кровь.
Петренко был мёртв. Он лежал на полу, раскинув в стороны руки, и вытаращив неподвижные, пустые, как у манекена, глаза. Тёмная струйка стекала с пробитого лба на дорогой паркет.
Таня чуть застонала, приподнимаясь с колена. И тут же получила пулю ниже плеча, сзади. Она не заметила выглянувшего из раскрытой двери ещё одного охранника. Тот высунулся опять и тут же свалился с тяжёлой кровавой отметиной посреди лба.
Спотыкаясь, Таня выбралась в соседнюю комнату. Здесь больше никого не было. Шум со двора доносился сюда все сильнее.
Таня подошла к двери и рывком распахнула её.
Потом сделала два шага вперёд.
Альберт застыл, увидев нацеленное на него дуло... И в спину Тане тут же прогремело четыре отрывочных выстрела.
Дима Григорьев опустил пистолет, который держал в вытянутой руке.
Подошёл ближе.
Таня лежала неподвижно. Пистолет её отлетел далеко в сторону.
Дима заткнул дуло за пояс.
Таня приподняла голову.
Пошатываясь, привстала.
Из ошарашенной толпы появился Игорь. Вид у него был - словно это его убили только-что. Игорь внимательно, не отрываясь, смотрел на Таню... И он был единственным здесь, кто знал, что именно произойдёт в следующее мгновение.
...Дима Григорьев сделал шаг к Тане. Он и понять не успел, как пистолет, торчавший у него за поясом, вдруг оказался в Таниной руке.
...Два выстрела, один за другим, ударили гулкой раскатистой канонадой. Две гильзы, одна за другой, выпрыгнув, упали на землю.
Получив точную пулю в сердце, Альберт ударился спиною о стену выкрашенного забора.
И тут же получил вторую пулю. Опять в сердце.
- Вот теперь всё, - прошептала Таня, уронив пистолет.
И лицом рухнула в мягкий сырой песок.
Таня была мертва. Альберт - тоже.
...Раздался крик - надрывный, нечеловеческий, страшный.
Это кричала Оля. Она упала, обхватив тело Альберта руками и изо всех сил трясла. Её белоснежная свадебная фата была вся перемазана кровью.
Игорь подошёл к Тане. Опустился на корточки. Осторожно и со страхом потрогал пальцами её волосы, лицо. Потом вздрогнул и обернулся, увидев рядом опера Диму Григорьева.
- Ты понимаешь, я надеюсь, - сухо выговорил тот, - ни одной строчки ни должно появиться в завтрашней газете о том, что здесь произошло. Ни одной строчки.
Словно бы в полусне, не понимая, смотрел Игорь на Диму Григорьева. Тот молчал. Игорь поднялся на ноги.
- Это не ко мне, - сказал он. - Это к ним. А я уезжаю. Сегодня уезжаю. Насовсем.
Эпилог.
Игорь не обманул опера. Он исчез из города в тот же вечер. Куда - никто не знает. Ходили слухи, что он уехал за границу. Спустя год в одной из русскоязычных газет на Брайтоне появился автор - тоже Игорь и с точно такой же фамилией. Но только вряд ли это был он.
На похороны Альберта собрался "бомонд" чуть ли не со всего СНГ. Один очень известный московский певец сказал в интервью: "Да, я дружил с ним. И не стыжусь этого. Он был прямым и принципиальным человеком. Его убрали, потому что он слишком многим мешал". А некоторые чрезмерно осведомленные газеты, сжав зубы, сообщали с глухой злостью, что с "известным нальчикским предпринимателем" расправились "путинские спецслужбы". В горсовете Львова даже обсуждался вопрос: а не назвать ли одну из улиц города именем этого выдающегося человека?
Диму Григорьева вскоре повысили - он стал замом начальника городской милиции. После чего, неожиданно для многих, Дима полез в политику, вступив в местное "Яблоко". А на недавних выборах в нальчикскую Думу яблочники выставили его кандитатуру. Выступая по городскому ТВ, Дима говорил о том, что проблема коррупции становится нетерпимой, критиковал власти, а также многозначительно грозил пальцем в сторону главного виновника бардака - президента Путина. Жители Нальчика видели на улицах плакат: честное лицо Димы смотрело на них решительно и бескомпромисно. "Я наведу порядок в городе!" - гласила надпись. Сам Явлинский обратился к аборигенам, уговаривая их проголосовать за Дмитрия Григорьева - "честного человека и опытного профессионала". Поговаривали, что Дима метит в кресло мэра города. Знающие люди при этом убеждённо качали головами. "Ему не дадут. Он один, против него и мафия и власти и ФСБ."
Оля вышла замуж за Васю. Тот пьёт ещё сильнее и нигде не работает. По слухам, сразу же после свадьбы сильно избил жену. Сама Оля закончила наконец учёбу и всё время пытается найти работу, дабы прокормить себя и супруга. Но пока безрезультатно. Чем живут они - неизвестно.
Миссиссага - Торонто -
- автобус "Маркхам - Торонто"
- Маркхам - Вон,
1996, 1999-2000, 2005 гг..
- Я тоже бессмертен. Вот в эту минуту - бессмертен. А завтра... какая разница, что будет завтра?
Лариса зевнула.
- Хочешь знать моё мнение? Детские рассуждения. Инфатилизм. И потом, это называется сатанизмом. Ничего нового ты не придумал.
Альберт не обиделся. Он никогда не обижался на Ларису, которая почти всегда в пыль разбивала его философские построения - она по крайней мере выслушала его.
- Когда я был ещё мальчиком и прочитал книжку про Прометея, то просто заболел от этого. Мне тоже хотелось вот так...
- Как? Цепями к скале? Но Прометей ведь в итоге договорился с Зевсом - он понял, что невозможно победить то, что непобедимо.
- Договорился - да. Но какая разница? Ведь люди всё равно запомнили его прикованным к скале, а не договаривающимся? Ведь так?
Лариса пожала плечами.
- Смысл любого бунта в самом бунте. А если перед тобой - равный тебе враг, а не тот, кто в тысячу раз сильнее - то какой же это тогда бунт?.. Сильный - не тот, кто идёт против слабого, а тот кто выбирает противника сильнее себя. А самый сильный - это тот, кто выбирает себе противника непобедимого.
- Это - самоубийца.
Альберт пожал плечами.
- Во мне говорит кровь моих предков, в тебе говорит кровь твоих, и мы никогда не поймём друг друга.
- Прометей тоже ведь жил на Кавказе, - улыбнулась Лариса. - А вдруг он и был твоим предком?..
Альберт не ответил. Они молча лежали несколько минут. Потом Альберт начал опять.
- Ты знаешь, - сказал он, - недавно я прочитал одну книжку. Там интересная философия. Герой говорит, что, вот, пройдёт время, и жизнь прекратится - не будет никакой жизни. И что все наши проблемы - они поэтому ерунда полная. Вообще все. Вот, коммунисты. Они сказали, что Бога нет. Хотели рай на земле построить. А если бы и построили? Ну и что тогда? Представь, прошло несколько миллиардов лет, и Земля наша стала таким остывшим комком, который летает себе где-то по Вселенной. Летает и всё. Никакой жизни на ней нет. И кому тогда какая разница: была на Земле жизнь или никогда не было?.. Какая разница, построили, в конце концов, коммунизм, или не получилось? Какая тогда разница: были люди на Земле счастливыми или они были несчастными? Какая разница, были ли они вообще?
- Интересные мысли. - Лариса кивнула. - А как называется книжка?
- Какая книжка?..
- Ну та, что ты прочитал.
- Чехов, "Палата ?6".
- Интересно. Ну и что дальше?
- Я думаю, - подытожил Альберт, - что если Бога нет, то нет ни в чём никакого смысла. Вообще никакого смысла. Ни в чём. Получается, человек - это что-то вроде свиньи, которая живёт только для того, чтобы потом кто-нибудь съел её мясо. И даже ещё хуже... Я думаю, что Бог, Его существование - это единственное, что даёт смысл этому миру. И сколько бы люди не искали другого смысла, его нет и быть не может. Вот был такой английский писатель Сомерсет Моэм. Он себе составил "программу жизни". Составил сам для себя, составил, когда ещё был молодым. Решил, что должен в жизни то-то и то-то сделать. Прожил восемьдесят лет с чем-то. Программу свою выполнил. И после этого умер. А толку? Толку теперь от его программы? Если бы и не выполнил, то это изменило бы для него хоть что-нибудь? Какая ДЛЯ НЕГО разница? Сомерсет Моэм и сам признался, что нет в его программе никакого смысла и никакой цели в ней нет. Он пишет, что эту свою программу хотел противопоставить всеобщей бессмысленности.
- Логично. - Лариса потянулась за сигаретой. - Бог должен существовать. И, наверное, лучшее доказательство того, что Он существует - это мы сами.
- А если существует?..
Лариса зажгла сигарету и затянулась.
- Я что-то тебя, дорогой. не пойму. То ты с Богом воевать собирался, а тебе хочешь доказать, что Он существует. У тебя в голове есть порядок?
Альберт кивнул - так, словно бы не услышал того, что сказала ему Лариса.
- А всё-таки. Если Он существует?..
- Если существует, то надо идти в церковь и каяться.
- Каяться в чём?
- В грехах.
Лариса затянулась и сосредоточенно выпустила дым кверху.
- Но у меня нет грехов. Грех - это когда не по совести поступаешь. Грех - обидеть слабого...
- Ты уверен, что у тебя точно нет грехов?..
Альберт покачал головой.
- Не уверен, если честно. Просто, я считаю грехом одно, а Бог другое.
- Логично, - Лариса кивнула. - Людей много, и каждый считает грехом что-то своё. Вот, некоторые протестанты на Западе теперь говорят, что гомосексуализм больше не грех. Если один постоянный партнёр, и всё - с любовью. А папа римский разрешил католикам вступать в масонские ложи. Вчера это был грех, а сегодня - уже не грех. По моему, забавно.
- Согласен. Я думаю, что если бы Бог был справедливым, то Он бы простил всех и всех был послал в рай. Он бы сказал: "Люди, вы и так много страдали." А так... Если ни один грешник не попадёт в рай, то кто туда вообще попадёт? Праведники? Ты хоть когда-нибудь хоть одного видела?
В Библии написано, что тех, кто погибнет, будет гораздо больше, чем тех, кто спасётся, - ответила Лариса. - Настолько больше - насколько волна больше капли. Так написано в Библии. Святые отцы говорили, что из людей, кто жил до Христа, не спасся почти никто. Надо быть не просто праведным, а надо быть очень праведным, чтобы спастись.
Альберт покачал головой.
- Такая религия мне точно не нравится. Лучше уже хотя бы иудаизм. Раввины говорят, что спастись не так трудно. Не греши очень много и спасёшься. Добрые дела перевесят плохие.
- Ну, может быть, верная религия - та, которая верная, а не та, которая удобная. Как считаешь?
- Может быть. Но человек верит в то, во что ему удобно верить. Так обычно бывает.
- Согласна. Но только это - уже не религия. Это самогипноз. Закрываешь глаза и начинаешь: "Я спасён, я спасён"... А открываешь глаза в аду. Религия должна быть поиском истины, а не самоутешением.
- Поиск истины... - Альберт улыбнулся. - Поиск истины. - Он потянулся за сигаретами. - А какое это к тебе, например, имеет отношение?
- Ко мне?
- Да, к тебе... И ко мне тоже.
Лариса повернула голову.
- К нам никакого.
- Я тоже так думаю.
Альберт, откинув одеяло, поднялся.
Глава 31.
Выйдя от Ларисы, Альберт завернул в небольшое кафе. Он взял маленькую чашку кофе и присел у окна с видом на ночную улицу. Тянул кофе и думал. Теперь уже о не смысле жизни. Теперь - о том последнем деле, которое ему предстояло закончить перед своим завтрашним бракосочетанием.
Альберт достал пистолет. Проверил обойму. Это был его любимый пистолет: с бриллиантовым курком - такое излишество стоило горцу не в одну тысячу американских долларов. Собравшись лишить кого-нибудь жизни, Альберт каждый раз доставал пистолет и любовно-доверительно поглаживал курок пальцем. Как и сейчас.
Допив кофе, он спрятал оружие во внутренний карман и вышел из-за стола.
Вчера ему донесли, что Валеру видят вечерами в ресторане "Магнолия", где тот нажирается и орёт, будтто ему теперь сам дьявол - родной дядька, и он завалит любого, кто будет ему, Валере, перечить.
Альберт направлялся туда. Самое время поставить точку.
Уже было совсем поздно, когда он добрался до места. Ресторан начинал выпускать последних клиентов, и те громко шумели и переговаривались, оказавшись на улице. В стороне тихо стояла милицейская машина, но Альберт хорошо знал, что патрульные милиционеры никогда не вмешаются в разборки деловой публики.
Он вошёл внутрь и увидел Валеру сразу же. Тот переливал в бокал сухое вино, внимательно рассматривая струйку мутно-прозрачной жидкости. Валера явно уже находился в предпоследней стадии. Последняя - это когда на полу. Рядом со своим крёстным батькой сидели ещё двое армянских хлопцев - из карабахской бригады. Они тоже были порядком ужраты, но не до такой степени, как их лидер.
Увидев Альберта, Валера поставил бутылку на стол. Окинул его пристальным, мутным взглядом.
- Чё те надо?! - крикнул Валера. - Чё пришел?! А?!
Альберт не ответил. Он запустил руку в карман и молча достал оттуда пистолет. Валера вытаращился на дуло. Его друзья оторопели.
- Чё ты..?
Валера принялся шарить в кармане, но дрожащие пальцы слушались плохо.
Вскинув пистолет и прицелившись, Альберт разрядил обойму...
Оба Валериных друга сидели неподвижно - как памятники. Альберт опустил дуло. Оглядел их. Потом повернулся и, покачивая стволом, вышел из ресторана ровными, уверенными шагами.
Глава 32.
Таня подошла к церкви и дёрнула ручку. Заперто. Это понятно: уже слишком поздно. Она посмотрела вверх - на купол и крест посреди сверкающего звёздного неба. Медленно перекрестилась.
Потом присела на ступеньки.
"Завтра, - сказала себе Таня. - Всё произойдёт завтра." Она задрала голову и смотрела вверх. Купол, звёзды и крест. Всё это было величественным и неподвижным. Всё дышало вечностью и тишиной.
Таня хотела молиться, но мысли её разбегались в разные стороны. Сказать Богу нужно было так много, но в то же время и нечего было говорить.
Она поднялась со ступенек, встала на колени.
- Господи, - тихо сказала Таня, - прости меня, грешную... Прости грехи мои, прости мне за всё, где я поступила неправильно... Прости мне, Господи...
Наконец, подошло самое страшное место молитвы. Таня должна была выговорить это. Знала, что должна.
- ...Господи, - произнесла она, - если... если я... если я умру завтра, то прости мне грехи мои... прости мне грехи мои и прими душу мою...
Она встала с колен, перекрестилась. Опять подняла глаза. Крест посреди неба как будто стал больше, внушительнее, а звёзды в ночной темноте зажглись нереальным, неземным светом. Всё это было похоже на сон. Фантастический, сказочный сон.
Таня спустилась вниз по ступенькам. Перешла улицу. Здесь сидела русская старушка-нищенка. Она держала в руке иконку - Пресвятая Дева с Богомладенцем на руках. Таня достала кошелёк, вытащила несколько купюр и подала их старушке.
- Молитесь за упокой рабы Божией Татианы, - сказала она негромко.
Старушка перекрестилась.
- Помолитесь? - строго глядя на неё, спросила Таня.
- Да, дочка, помолюсь.
- Но только... не молитесь сегодня. Помолитесь завтра. Завтра вечером. Хорошо? Завтра вечером помолитесь.
- Хорошо, дочка...
Старушка приподняла голову и внимательно, с интересом, посмотрела на Таню. Та не стала задерживаться. Развернулась и быстро ушла.
Глава 33.
- А ты в Бога веришь?
Альберт лежал с Олей в постели. Он заехал к ней сразу же после ресторана - там, где закончил свою короткую и весёлую жизнь Валера Саркисян. "Спишь?" - спросил Альберт. Нет, Оля не спала. Ей не до сна было сейчас. И Альберт прошёл внутрь. Дома были родители Оли. Они уже легли спать и сейчас откровенно перепугались такому визиту. Родителям Оли Альберт, как жених, не нравился, но они приучили себя к мысли, что их взрослая лочь всё равно сделает так, как она сама хочет - и по другому она никогда не сделает.
- В Бога? - Оля задумалась. - Не знаю. А ты?
- И я не знаю... Думаю, что Бог есть...
- Я тоже... тоже так думаю.
- А ты Сомерсета Моэма читала?
- Сомерсета Моэма?.. Читала.
- Понравилось?
- Понравилось.
- А Чехова?
- Чехова? Читала.
- И как?
- Тоже понравилось.
- А что ты читала? "Палату #6" читала?
- Читала. Понравилось.
- А ты с героем согласна? С его атеизмом?
- Атеизмом?.. Героем?..
Оля задумалась.
- Не знаю.
- А Фрейда читала?
- Фрейда? Читала. Понравилось.
- А ты с ним согласна?
- С Фрейдом?.. Не знаю.
Альберт посмотрел вверх. Там яркие звёзды перемигивались - беззвучно и очень красиво. Они устало глядели со своей космической, неземной высоты на ночной Нальчик.
Глава 34.
Игорь пытался писать статью. Пытался и не мог писать. Статья была о молодёжном студенческом фестивале, который прошёл только что в Нальчике, и Игорь никак не мог собрать свои мысли, никак не мог сконцентрироваться в нужном ему направлении. Ему казалось сейчас, что теперь он, Игорь, должен принять ответственное мужское решение - решение, от которого потом будет много чего зависеть. Он должен его принять. Должен.
В голове у Игоря танцевали готовые фразы, из которых он в итоге и составлял подобные статьи, но сейчас у него ничего не выходило: фразы эти отказывались подчиняться своему начальнику и строиться в послушный, исполнительный ряд.
Игорь отодвинулся от стола. Хорошо. Так и быть. Он примет это решение. Игорь посмотрел на часы... Он должен быть сегодня вечером в особняке Альберта. Он должен найти Таню и остановить её. Он должен.
Это последний шанс.
Глава 35.
Таня медленно перекрестилась и вошла в церковь. Служба закончилась, и уже гасили свечи. Таня огляделась. В стороне сидела женщина в тёмном платке. Против неё были разложены иконы, свечки, крестики. Таня подошла ближе.
- Можно заказать..? - начала она, и голос её - как надорвался. Таня не сумела закончить.
Женщина подняла на неё глаза.
- Да. Что вы хотите заказать?
- Я хочу... панихиду.
Женщина назвала цену. Таня достала деньги, расплатилась.
- А когда... когда будут служить... её?
- Служить? Завтра. Во время обедни.
Мокрыми пальцами подобрала Таня листок с крестиком и лаконичной надписью "За упокой", взяла ручку. Молча смотрела на чистую бумажную гладь. Потом быстро, размашисто написала: "Рабы Божией Татианы".
Глава 36.
Охранник свалился, получив точную пулю в лоб. Таня опустила ствол. Огляделась. Никого нет.
Таня быстро взобралась на невысокий забор, перекусив проволоку и спрыгнула вниз, очутившись во внутреннем дворике Альбертовского особняка. Собак во дворе не было: очевидно хозяева подготовились к приёму гостей. Убитый охранник был пока первым, кого Таня встретила на своём пути.
Она как могла подготовилась: взяла пистолет со звукоглушителем и четыре запасных обоймы. На Тане был чёрный обтягивающий свитер и чёрные джинсы: в темноте она легко таяла и пропадала - словно дикая чёрная кошка, которую только глаза выдают в сумраке своим призрачным ночным блеском.
Таня бесшумно проследовала через поникший, пустой дворик... Никого. Совсем никого.
Мелькнула мысль, что хорошо бы убрать тело охранника - он разлёгся на улице и привлекает к себе внимание. Но возвращаться было нельзя. У неё по любому не так много времени.
Таня подошла к двери - это была задняя, запасная дверь, и она запросто могла оказаться незапертой.
Таня была здесь уже несколько раз. Она изучила особняк снаружи и по расположению окон составила примерный, в нескольких вариантах, план комнат особняка. За этой дверью по её прикидкам должно было оказаться что-то вроде прихожей, или, может быть, коридор.
Держа ствол наготове, она бесшумно и быстро повернула ручку.
Точно. Таня не ошиблась. Она оказалась в прихожей. И здесь никого не было.
Со двора - не с заднего, откуда появидась Таня, а с парадного входа, послышались шум, голоса. Таня прошла вдоль пустого коридора и аккуратно выглянула из бокового окошка. Она увидела строй шикарных, сверкающих иномарок. Из одной машины выходил Альберт в смокинге жениха и под руку с невестой. Собиралась толпа. Таня слышала восторженные крики.
И тут до неё донеслись шаги за дверью. Совсем рядом. Она обернулась. Другая дверь вела во двор. Отступать было некуда...
Дверь раскрылась, и Таня четыре раза подряд надавила курок. Четыре хлопка - оба охранника рухнули на пол. Они не успели ничего понять.
- Добрый день, Таня.
Это прозвучало у неё за спиной. Отчётливо и ясно.
Таня медленно обернулась.
- Как видишь, я тоже умею передвигаться без шума...
Майор Петренко держал в руке пистолет и маленькая чёрная дырочка - глазок глушителя пристально и неотрывно целилось Тане в лоб.
...Она успела присесть на одно колено. Оба глушителя выхлопнули одновременно. Пуля досталась Тане в плечо. Сквозь чёрную ткань свитера брызнула и проступила густая, тёплая кровь.
Петренко был мёртв. Он лежал на полу, раскинув в стороны руки, и вытаращив неподвижные, пустые, как у манекена, глаза. Тёмная струйка стекала с пробитого лба на дорогой паркет.
Таня чуть застонала, приподнимаясь с колена. И тут же получила пулю ниже плеча, сзади. Она не заметила выглянувшего из раскрытой двери ещё одного охранника. Тот высунулся опять и тут же свалился с тяжёлой кровавой отметиной посреди лба.
Спотыкаясь, Таня выбралась в соседнюю комнату. Здесь больше никого не было. Шум со двора доносился сюда все сильнее.
Таня подошла к двери и рывком распахнула её.
Потом сделала два шага вперёд.
Альберт застыл, увидев нацеленное на него дуло... И в спину Тане тут же прогремело четыре отрывочных выстрела.
Дима Григорьев опустил пистолет, который держал в вытянутой руке.
Подошёл ближе.
Таня лежала неподвижно. Пистолет её отлетел далеко в сторону.
Дима заткнул дуло за пояс.
Таня приподняла голову.
Пошатываясь, привстала.
Из ошарашенной толпы появился Игорь. Вид у него был - словно это его убили только-что. Игорь внимательно, не отрываясь, смотрел на Таню... И он был единственным здесь, кто знал, что именно произойдёт в следующее мгновение.
...Дима Григорьев сделал шаг к Тане. Он и понять не успел, как пистолет, торчавший у него за поясом, вдруг оказался в Таниной руке.
...Два выстрела, один за другим, ударили гулкой раскатистой канонадой. Две гильзы, одна за другой, выпрыгнув, упали на землю.
Получив точную пулю в сердце, Альберт ударился спиною о стену выкрашенного забора.
И тут же получил вторую пулю. Опять в сердце.
- Вот теперь всё, - прошептала Таня, уронив пистолет.
И лицом рухнула в мягкий сырой песок.
Таня была мертва. Альберт - тоже.
...Раздался крик - надрывный, нечеловеческий, страшный.
Это кричала Оля. Она упала, обхватив тело Альберта руками и изо всех сил трясла. Её белоснежная свадебная фата была вся перемазана кровью.
Игорь подошёл к Тане. Опустился на корточки. Осторожно и со страхом потрогал пальцами её волосы, лицо. Потом вздрогнул и обернулся, увидев рядом опера Диму Григорьева.
- Ты понимаешь, я надеюсь, - сухо выговорил тот, - ни одной строчки ни должно появиться в завтрашней газете о том, что здесь произошло. Ни одной строчки.
Словно бы в полусне, не понимая, смотрел Игорь на Диму Григорьева. Тот молчал. Игорь поднялся на ноги.
- Это не ко мне, - сказал он. - Это к ним. А я уезжаю. Сегодня уезжаю. Насовсем.
Эпилог.
Игорь не обманул опера. Он исчез из города в тот же вечер. Куда - никто не знает. Ходили слухи, что он уехал за границу. Спустя год в одной из русскоязычных газет на Брайтоне появился автор - тоже Игорь и с точно такой же фамилией. Но только вряд ли это был он.
На похороны Альберта собрался "бомонд" чуть ли не со всего СНГ. Один очень известный московский певец сказал в интервью: "Да, я дружил с ним. И не стыжусь этого. Он был прямым и принципиальным человеком. Его убрали, потому что он слишком многим мешал". А некоторые чрезмерно осведомленные газеты, сжав зубы, сообщали с глухой злостью, что с "известным нальчикским предпринимателем" расправились "путинские спецслужбы". В горсовете Львова даже обсуждался вопрос: а не назвать ли одну из улиц города именем этого выдающегося человека?
Диму Григорьева вскоре повысили - он стал замом начальника городской милиции. После чего, неожиданно для многих, Дима полез в политику, вступив в местное "Яблоко". А на недавних выборах в нальчикскую Думу яблочники выставили его кандитатуру. Выступая по городскому ТВ, Дима говорил о том, что проблема коррупции становится нетерпимой, критиковал власти, а также многозначительно грозил пальцем в сторону главного виновника бардака - президента Путина. Жители Нальчика видели на улицах плакат: честное лицо Димы смотрело на них решительно и бескомпромисно. "Я наведу порядок в городе!" - гласила надпись. Сам Явлинский обратился к аборигенам, уговаривая их проголосовать за Дмитрия Григорьева - "честного человека и опытного профессионала". Поговаривали, что Дима метит в кресло мэра города. Знающие люди при этом убеждённо качали головами. "Ему не дадут. Он один, против него и мафия и власти и ФСБ."
Оля вышла замуж за Васю. Тот пьёт ещё сильнее и нигде не работает. По слухам, сразу же после свадьбы сильно избил жену. Сама Оля закончила наконец учёбу и всё время пытается найти работу, дабы прокормить себя и супруга. Но пока безрезультатно. Чем живут они - неизвестно.
Миссиссага - Торонто -
- автобус "Маркхам - Торонто"
- Маркхам - Вон,
1996, 1999-2000, 2005 гг..