Борис Житков. Сочинения

   – Ах! Не знаете? Вы нас завели? Мы заблудились?
   Дядя сел на бугорок. Стал голову платочком вытирать и потом говорит:
   – Не волнуйтесь, гражданка. Сядьте. Будем отдыхать.
   Мама очень рассердилась, и потом тоже села. И сказала:
   – Ну да! Где теперь наш автобус? Может быть, он ушёл?
   И очень дядю ругала. А дядя всё смеялся и говорил:
   – Вы не волнуйтесь: мы с Алёшкой вас к самому автобусу приведём.
   И потом говорит мне:
   – Правда, Алексей?
   Так прямо и сказал: Алексей. И меня рукой по ноге хлопнул. Только не больно. И я тоже его хлопнул. И потом дядя говорит:
   – Давай-ка поспим. Видишь, тут мягко, мох.
   А это травка такая маленькая, кудрявенькая. На самой земле, как зелёные стружечки. Дядя лёг и меня к себе взял. Мама стала дядю ругать, что опоздаем.
   А дядя говорит:
   – А вы нас вскорости разбудите. Поищите грибков. Здесь маслята должны быть.

КАК МЫ ПРОСНУЛИСЬ И КАК СТРАШНО БЫЛО

   Мы заснули, а потом вдруг дядя проснулся. И я тоже. И дядя меня со всей силой к себе придавил. А сам очень глядит. Прямо глаза выпучил. И глядит на мох, где солнышко. Я тоже поглядел туда, а там была змея. Она немножко поднялась и головой на нас. А около змеи маленькие змейки, как червяки. Они ползали и очень вертелись.
   А дядя совсем не шевелился и совсем меня придавил, так что больно. А потом вдруг как покатится со мной по земле! А потом вскочил со мной и побежал. Бежал, бежал… Потом стал. И всё смотрел кругом и ничего не говорил. Я тоже не плакал. А потом дядя поставил меня на землю и говорит:
   – Ты знаешь, кто это был?
   Я говорю:
   – Знаю.
   А он говорит:
   – Кто?
   Я говорю:
   – Скажите, кто?
   Дядя говорит:
   – Это была гадюка. Она если укусит, умереть можно. Она ядовитая.
   Я спросил:
   – Как тот гриб?
   А дядя говорит:
   – Хо-хо! Куда хуже! У неё такие два зуба. Она прокусит и из зубов в прокус яду напустит. И даже корова умереть может, если гадюка её покусает.
   Я сказал:
   – Дядя, возьмите меня на ручки.
   А дядя говорит:
   – Она за нами не побежит. Она детей не бросит.
   А потом вдруг сказал:
   – А где же шапка моя? Шапка моя там осталась.
   И ветку отломил от дерева. Это он себе палку сделал, чтобы гадюку бить. И пошёл за шапкой. А потом пришёл с шапкой и сказал, что гадюка уползла и детей своих увела.
   А потом мы маму позвали и пошли. Дядя меня понесёт, понесёт, потом я сам побегу.

КТО МАЛИНУ ЕЛ

   Мы пришли, где кусты. И на них ягоды, как малина. Только не малина, а меньше. Дядя сказал, что это ежевика. Только она ещё кислая, а я попробовал – всё равно вкусная.
   Дядя сказал, что тут, может быть, малина есть. Только лесная, а не такая, как на даче. А мама всё говорила, что надо скорей-скорей, а то автобус уйдёт. Потому что мы очень далеко зашли. Дядя посадил меня на плечи совсем высоко. Мне очень хорошо было ехать, потому что была полянка. И мы увидали кусты.
   Дядя пошёл со мной прямо к кустам и говорит:
   – Это малина там растёт.
   А я сверху вдруг увидал: там как будто человек. Он малину руками хватал. Прямо целые ветки. Дядя не видит, а мне сверху видно. И я вдруг увидал, что это не человек, а собака. И я сказал:
   – Дядя, там собака малину ест.
   Дядя сразу стал и сказал тихонько:
   – Что ты? Что ты?
   И совсем шёпотом сказал:
   – Где это? Где это?
   Я пальцем показал, где шевелилось.
   Дядя стал смотреть, и мы услышали, как чавкает.
   Дядя меня тихонько вниз спустил и стал на пенёк, чтобы глядеть. А потом вдруг присел, схватил меня как попало – и скорей назад. Я ничего не говорил, потому что дядя очень испугался. И мы увидали, что мама идёт. А дядя ей стал рукой махать, чтобы назад. А мама всё равно стала ждать нас.
   Тут дядя ей сказал тихо:
   – Не шумите. И скорей.
   Мама тоже испугалась. И мы долго шли.
   Мама всё говорила тихонько:
   – Что там? Что такое?
   А дядя говорил:
   – Скорей, скорей!
   А когда мы далеко ушли, дядя совсем мокрый был. Он меня тащил. И мамины грибы он тоже взял. Ему тяжело было, и дядя остановился и меня спустил. И грибы на землю положил.
   Мама сказала громко:
   – Как же вы меня напугали! Что там такое?
   А дядя говорит:
   – Там медведь малину ел. Загребёт лапами и сосёт.
   Дядя стал медведя показывать, как он лапами. Я тоже стал показывать, потому что я тоже видел. Только я думал, что это собака такая.
   Мама говорит:
   – Ах, ужас! Ах, ужас!
   А дядя сказал:
   – И вовсе не ужас. А если бы у меня было ружьё, так очень хорошо, что медведь. Я б его застрелил. У меня такие пули есть.

Я БРУСНИКУ НАШЕЛ

   Мама опять стала дядю ругать. А дядя говорит:
   – Вот мы теперь прямо к автобусу пойдём. Я Алёшку на закорки возьму.
   А я сказал, что я красненькую ягодку нашёл. И спросил:
   – Она не ядовитая?
   Мама сказала:
   – Это брусника. Брось, она неспелая. Он ещё с брусникой со своей!
   Дядя взял меня на закорки, а платок с грибами на руку надел. А я бруснику всё равно съел. Она кисленькая и очень вкусная.
   Дядя говорит:
   – А ну, где у нас солнце?
   Мама говорит:
   – Уже пять часов скоро.
   Дядя говорит:
   – А мне не для часов солнце, а чтобы узнать, куда идти. Я по солнцу знаю. Я военный человек.
   И больше дядя с мамой не говорил, а только мне говорил:
   – Ну, Алексей, держись крепче.
   А потом я заснул.

ДЯДЯ НЕ СКАЗАЛ, ЧТО МЫ ГАДЮКУ ВИДЕЛИ

   А когда я проснулся, так вышло: я лежу на диванчике в автобусе, а голова – у мамы на коленях. И весь я маминой кофточкой накрыт. В автобусе лампочки горят. Электрические. И совсем ночь.
   И мама говорит:
   – Вот теперь у меня мальчик совсем заболел, наверное. Разве можно так? Чуть медведь не съел.
   И я слышу, дядя говорит, наш военный дядя, который с нами гулять ходил.
   – Это, – говорит, – очень хорошо для мальчика – в лесу гулять. И вон грибов целый пуд привезёте. Бабушка их солить будет и спасибо скажет.
   А я закричал:
   – Почему?
   Дядя засмеялся и сказал, что я здоровёхонький. А тут шофёр стал в гудок гудеть, и все начали входить в автобус. Меня мама на колени взяла, потому что всем надо было садиться. Кондукторша сказала:
   – Все собрались. Поехали, шофёр!
   И автобус наш поехал, а мама всем говорила, что вон сколько грибов собрали, а грибы на самый верх повесили. Полный платок. Чёрный, который на голову надевают. А потом говорила, что медведя видела.
   А я сказал:
   – И ещё змею – гадюку.
   Мама говорит:
   – Не сочиняй, пожалуйста, и спи.
   Я сказал:
   – Дядя, правда, мы гадюку видели?
   А дядя тоже сказал:
   – Спи, Алёшка, спи.

На даче у бабушки

КАКАЯ БАБУШКА

   Я опять заснул.
   И вдруг я проснулся, потому что меня мама тормошила, и уже совсем день, и в автобусе мы одни, потому что все уже вышли. И солнышко светит.
   А мама кричала в окошко:
   – Мы сейчас! Алёшка разоспался!
   И я смотрю – к нам в автобус лезет старушка и смеётся, а это и есть бабушка.
   Бабушка стала меня целовать. И всё говорила:
   – Ах ты, Алёшенька!
   И что я совсем большой, и что сейчас пойдём, и что у неё кофе есть, и что пряники тоже есть.
   А мама сказала, что вот грибы. А бабушка сказала «спасибо».
   Дядя так и говорил, что бабушка спасибо скажет, когда грибы увидит.
   И я закричал:
   – Ага, дядя так и говорил!
   А бабушка спросила:
   – Какой дядя это говорил?
   А мама рукой замахала и говорит:
   – Ох, уж этот дядя! Мы чуть не пропали.
   А я сказал, что дядя очень хороший.
   И мы пришли к заборчику. А в заборчике дверка.
   Мы вошли в дверку, а там садик. А потом маленькие горки сделаны, и на них цветочки насажены, разные-разные.
   Мама говорит бабушке:
   – Ах, какие у тебя клумбы красивые!

ПРО КОШЕК И КАК Я БАБУШКЕ ГРИБЫ ПОКАЗЫВАЛ

   Бабушка ведёт меня за руку и говорит:
   – Потом, потом поглядишь: Алёшка есть хочет.
   И повела меня в дом. А там стол. А на столе всё стоит. Булки разные и кофейник. И две кошки на столе. Бабушка как крикнет:
   – Брысь, брысь, негодные!
   А кошки сначала посмотрели на нас, а потом тихонько сошли. И бабушка нас с мамой повела мыться и всё говорила, почему мы вчера не приехали. И мама сказала, что шла Красная Армия и что это манёвры.
   А потом мы пошли пить кофе, а кошки опять со стола убежали. А потом одна ко мне на колени вскочила и стала головой под руку меня толкать. Я кофе пролил и сказал, что это кошка. Мама хотела сердиться, а бабушка сказала, что ничего, пускай.
   Я захотел, чтобы масло на пряник намазать. А мама сказала, что пряники с маслом не едят. Бабушка взяла пряник, самый большой, ножиком разрезала, и вышло два пряника.
   И потом маслом намазала, сложила и говорит:
   – Отчего же? Пусть ест, коли нравится.
   И я весь пряник съел. А потом мы с бабушкой кошек кормили. Мы им молока наливали.
   А потом мы пошли грибы разбирать. И я знал, кто какой: который лисичка, который подберёзовик. Только ножки не знал, которые от какого. А ножки все отломались. Неполоманных грибов совсем мало осталось.
   А бабушка говорила:
   – Ах ты, грибовник какой! Ай и молодчина! Все грибы знает!
   Потом я бабушке про Москву рассказал, про Красную площадь, как дом горел и как пожарные водой поливали.
   А бабушка всё грибы чистила и всё говорила, что мы в Киев поедем. И грибы с собой возьмём. И что это ей от меня подарок – вот сколько грибов! И что мы их в Киеве есть будем. А она мне тоже подарок сейчас даст.

КАКОЙ ПОДАРОК

   Бабушка стала руки мыть, чтобы подарок достать, а я с лавки соскочил и стал ждать.
   И мы побежали к бабушке в комнату, где у неё кровать.
   И бабушка из-под подушки достала бумагу.
   Я думал, в ней бумажная кукла какая-нибудь.
   А бабушка говорит:
   – Вот, здесь большой мячик.
   А он вовсе не круглый, а просто лепёшкой.
   И я сказал:
   – Ха-ха-ха! Вовсе не мячик.
   А там был хвостик резиновый. Бабушка стала в хвостик дуть, и стал надуваться мячик. И стал большой-пребольшой. Больше головы. И больше бабушкиной головы. Прямо как подушка.
   А этот хвостик закрывается, и бабушка его пальчиком в мячик запихнула. И не стало видно никакого хвостика. А вышел настоящий мячик. Только большой-пребольшой.
   Я закричал:
   – Бабушка, дай! Ой, какой хороший!
   А бабушка как стукнет мячиком в пол, он до самого потолка прыгнул и сделал: дзум! Как барабан.
   Я стал его ловить и стал кричать:
   – Ай! Ай!
   А тут мама пришла и говорит:
   – Это уж бабушка, наверное. Что надо сказать?
   А бабушка говорит:
   – Он сказал что надо: что мячик хороший. Вот я как рада!
   И поцеловала меня. И мы с мячиком пошли в сад. И стали мячик бросать, чтобы он прыгал. А потом кошки прибежали. Я в них мячиком кидал, а они боялись.
   Бабушка пошла грибы солить. Я потом взял мячик и тоже пошёл грибы солить. Я их в баночку складывал аккуратненько, а бабушка соль сыпала.
   И бабушка говорила, что после обеда мы пойдём на реку смотреть пароход. А завтра мы на пароходе по реке поедем в Киев. Долго будем ехать: день и ночь, день и ночь. Потом на поезд сядем и ещё на другой пароход, на большой-пребольшой, и тоже будем ехать. Долго-долго.
   А потом будет Киев. А в Киеве бабушка учит девочек вышивать разные картинки, и цветочки, и домики.
   А летом в Киеве жарко, и бабушка уезжает сюда, потому что здесь не очень жарко.
   Мы уедем на пароходе, а мама пока здесь останется. И кошки тоже останутся.
   Я сказал:
   – Почему?
   Бабушка сказала, что они всегда здесь живут. Здесь их дом. Потом мы разбудили маму и обедали. И мы с бабушкой пошли пароход смотреть, а мячик оставили дома. Бабушка его в шкаф заперла. А то его кошки начнут царапать и дырку сделают.

ПРИСТАНЬ

   На реке плавал домик. У самого берега. И я подумал, что это пароход, потому что из домика шла палка, а на палке – флаг. Бабушка сказала, что это пристань. Там билеты дают. А бабушке не надо: у ней уже есть.
   Я сказал, что хочу на пристань. Мы пошли сначала по дорожке, а потом вниз по лестнице. А потом совсем по берегу. А потом по мостику. И пришли на пристань.
   Я думал, она маленькая, а она очень большая. И сверху крыши и по бокам будочки, а посредине пусто. Просто пол, и можно ходить.
   Мы с бабушкой пошли, а там пристань кончается, и загородка, чтобы никто в воду не упал. Загородку открывают, только чтобы на пароход идти.
   Пароход придёт, так совсем к самой загородке подплывает. Тогда загородку открывают, и все идут на пароход и на пароходе уезжают.

КАК ПАРОХОД ПРИШЕЛ

   Парохода ещё не было, а была просто река. За рекой опять берег. И там садики. И домики: маленькие-маленькие. Бабушка сказала, что они вовсе не маленькие, а только далеко.
   – А вот, – говорит, – лодочка едет.
   А на лодочке два больших мальчика сидели и лопатками воду разгребали.
   Я сказал бабушке:
   – Почему лопатками?
   А тут все люди засмеялись, которые стояли, и стали говорить, что это не лопатки, а вёсла и что мальчики ими за воду зацепляются, оттого и едут. И что они зацепляют – это называется «гребут». Я сказал, что хочу грести, а мне сказали, что я маленький, а потом буду.
   Бабушка сказала, что у ней есть лопатка и что она мне в садике покажет, как грести.
   Потом все закричали:
   – Идёт! Идёт!
   И стали смотреть. А это шёл пароход. А я смотрел через загородку и ничего не видел. Только услыхал, как он загудел. Очень тихонько, потому что далеко.
   Тыввв! Ввыв! Ввыв!
   Я затопал ногами и тоже стал кричать:
   – Идёт! Идёт! Бабушка, пароход идёт!
   Бабушка меня за руку потянула. Чтоб я подальше от загородки. «А то, – говорит, – сейчас с парохода будут чалки бросать».
   Я сказал:
   – Почему?
   Нас толкали, а я всё говорил: «Почему чалки?»
   Бабушка говорит, что верёвки такие. Пароход будут к пристани привязывать. Чтобы его водой не унесло. Вода в реке бежит, и всё по ней уплывает. И даже пароход, если не привязать.
   Бабушка меня на столик ногами поставила, чтобы я был выше всех. И тогда я увидел пароход.
   Он был очень белый. И с каждого бока – колесо. Они очень большие, почти как пароход вышиной. И пароход колёсами по воде шлёпает. И от этого волны идут. Так что лодку, где мальчики были, закачало. Я думал, лодочка утонет, а она не утонула.
   А пароход колёсами очень шлёпал. У него на колёсах лопатки приделаны. И он лопатками бьёт по воде.
   Шлёп-шлёп-шлёп!
   И прямо на нас. Прямо на самую пристань. А пароход большой, и на нём дом стоит. Длинный-длинный, до самого конца, а сверху дома пол, а на полу опять дом. И всё окошечки, окошечки, окошечки. А перед окошечками ещё немножко пол, и там люди. А чтобы они не упали, там загородка.
   И все люди на нас смотрели.

КАК Я ИСПУГАЛСЯ ГУДКА

   Мачта на пароходе совсем небольшая. А флаг на ней очень большой.
   А потом я и трубу увидал: она совсем маленькая. Я потому увидал трубу, что вдруг дым пошёл: чёрный-чёрный. Пароход совсем близко подошёл и перестал колёсами шлёпать, а всё равно шёл.
   Бабушка говорит:
   – Потому что очень разбежался.
   И прямо к нашей пристани. И вдруг как стукнет боком!
   А бабушка меня захватила, чтобы я не упал, потому что пристань тряхнулась. Я видел, как верёвку бросили, очень толстую. Один дядя на пристани её схватил и поднял. Наверное, привязывать.
   А потом на пристани загородку открыли.
   И мостик сложили на пароход, и все пошли.
   А я закричал:
   – Бабушка, пойдём! Пойдём! Я хочу на пароход!
   А бабушка сказала, что не пойдём, а завтра пойдём и тогда уедем на пароходе.
   Я смотрел на пароход, а он вдруг как загудит. И так страшно загудел, прямо заревел. Я думал, что-нибудь сейчас будет, и заплакал. Я схватился за бабушку. А бабушка меня сняла вниз, и мы скорей пошли на берег. А пароход всё гудел. И я не слыхал, что бабушка говорит. А она совсем в ухо мне говорила.
   Потом пароход перестал гудеть, а мы уже совсем наверх пришли. Я уже не плакал и смотрел, как пароход пошёл.
   Бабушка перестала меня платком вытирать и говорит:
   – Возьми платок. Помахай платком пароходику.
   А он не пароходик, а вон какой большой!
   И ещё он два раза гудел, а потом совсем ушёл.

Пароход

КАК МЫ НА ПАРОХОД ПОШЛИ, ЧТОБ ЕХАТЬ

   На другой день бабушка сказала, чтобы я поиграл мячиком, а то сейчас из него надо воздух выпускать. Его бабушка в чемодан положит. Воздух выпустит, и он станет как блин. А как приедем в Киев, мы его снова надуем. И я опять буду им играть.
   Мы все вещи уложили, и мишку бабушка переложила в свой чемодан.
   Мы стали обедать. Вдруг пришёл дядя с пристани и сказал, что он наши чемоданы понесёт на пристань.
   А мы пускай обедаем, потому что успеем. Я хотел скорее идти и сказал, что компоту не хочу.
   Я очень хотел, чтоб скорей на пароход.
   Мама говорит:
   – Чего ты ёрзаешь? Никакого парохода ещё нет, а мы с бабушкой ещё чай будем пить. Садись и не выдумывай.
   А бабушка сказала, что она чаю совсем не хочет, встала и взяла корзинку, где у нас грибы в банках. Мама тоже встала, и мы пошли. Мама всё время говорила, чтобы я слушался бабушку и не ел слив. И потом, чтоб в воду не упал и чтоб я сказал, что не буду.
   А я не сказал.
   Потом пришёл пароход, ещё больше, чем вчера, и мы с бабушкой пошли по мостику на пароход. А на пароходе по маленькой лесенке – наверх, а там, наверху, длинная-предлинная веранда с загородкой. Только не с очень высокой. И через неё всё видно. Я посмотрел. А там внизу – пристань и мама стоит.
   Бабушка говорит:
   – Видишь: мама стоит? Вон, внизу, на пристани. Вот мы как с тобой высоко.
   А мама снизу кричала, чтобы я не совался к воде.
   А до воды вон ещё сколько! Я взял и плюнул сверху.
   Мама закричала:
   – Ну вот, уже начинается!

МЫ ПОЕХАЛИ

   Вдруг как загудит гудок! И мама больше ничего уже не стала говорить и заткнула уши пальчиками. И совсем вбок стала глядеть.
   А я уже не боялся и побежал глядеть, где это гудит. Бабушка тоже со мной пошла. Мы потом увидели, что это гудок. Он очень большой и медный. Большой такой, как самовар, и от него верёвки. Капитан как потянет верёвку, так из гудка пар пойдёт. И гудок заревёт изо всей силы.
   Потом я увидал, как отвязывают наши верёвки от пристани. Там пеньки такие на пристани есть, чтобы к ним пароход привязывать. И мы стали отъезжать вбок от пристани.
   Я смотрел на пристань, а бабушка говорила:
   – Вон, видишь, мама белым платочком машет.
   А там все платочками махали. И я не видел, которая мама.

НА ПАРОХОДЕ ЕСТЬ СТОЛОВАЯ

   Я посмотрел назад, а сзади нас шла стенка. Только это не стенка, а всё окошки и двери: много-много. Двери открываются, и оттуда выходят дяди и тёти, все без шапок, и ходят по веранде, и смотрят за загородку, как вода бежит.
   А потом из двери вышел дядя в белом костюме. Совсем как в Москве в гостинице. И тоже с подносом и чайниками.
   Бабушка говорит:
   – Хочешь, кофе пить будем?
   И мы пошли в эту дверь. А там большая комната и столы стоят. И на всех столах – белые скатерти, и на каждом столе стоят цветочки. И все там сидят и едят. И пьют кофе. А по бокам всё диваны.
   Я скорей встал на диван на коленки. И стал смотреть в окно. Мне очень хотелось смотреть, как там на берегу. Какие там домики и садики и как на реке лодочки плавают.
   Бабушка сказала, что мы сейчас в столовой. И чтобы я сел как следует, и мы будем кофе пить. А всё равно слышно, как пароход колесами шлёпает. И даже трясётся немножко. Потому что у нас на столе стаканчики стояли, и они звякали.
   Бабушка велела, чтоб нам принесли кофе и чтоб я пил и не вертелся. Бабушка мне сказала, что мы сейчас пойдём в нашу каюту.
   Я сказал:
   – Почему?
   Бабушка говорит:
   – Потому что надо посмотреть наши вещи.
   А я сказал:
   – Почему каюту?
   Бабушка говорит:
   – Ты что за почемучка такой? Всё «почему» да «почему»!
   Я сказал:
   – А я Почемучка.
   Бабушка говорит:
   – А ты не будь Почемучкой. А скажи: «Какая это каюта?»

КАК БЫЛО В НАШЕЙ КАЮТЕ

   Бабушка мне сказала, что каюта – это комнатка, и там кровати, и столик, и окошко. И окошко можно открыть: оно уходит вниз, и тогда прямо без стекла можно смотреть. И всё видно, и всё слышно, и воздух хороший. И чтоб я скорей допивал кофе. Я всё допил и говорю:
   – Вот.
   И слез с дивана.
   Мы с бабушкой пошли и пришли в коридор. Там окон нету, а вместо крыши сверху стекло. Только не совсем стекло: оно белое, как бумажное. Через него не видно, а свет идёт.
   Я сказал.
   – Почему?
   А бабушка говорит:
   – По-настоящему скажи.
   А я не захотел. Потом мы остановились. Бабушка достала из сумочки ключ. А на ключе прицеплена копеечка, только большая. Бабушка на неё посмотрела и говорит:
   – Верно. Семь. И на дверях семь.
   И показала мне, как это семь. А семь – это как кочерга. А потом ключом – трик-трак! – и открыла! И мы вошли в каюту. Там никого не было, только наши чемоданы. И вовсе не кровати, а только одна кровать. А у другой стенки диванчик. Бабушка сказала, что я буду на диванчике спать.
   А потом ещё был шкафчик. Он выше меня и совсем к стенке прилеплен. Он очень гладенький, и я стал его гладить.

КАКОЙ СМЕШНОЙ ШКАФЧИК!

   Бабушка подошла, взяла шкафчик за верх и поломала пополам, и стало очень смешно, потому что получилась полочка, а на полочке приделан таз, а в стенке – кран, и вышел умывальник. Бабушка пустила воду, а я стал смеяться и стал в ладоши хлопать и кричал:
   – Ура!
   А потом бабушка закрыла кран и завернула эту полочку наверх и захлопнула. И опять вышел шкафчик, и вода никуда не пролилась.
   Я закричал:
   – Бабушка, ещё!
   Бабушка опять сделала умывальник и сказала:
   – Помой же заодно руки.
   И мы руки мыли с мылом. А там, за чашкой, пусто, и когда закрывать, вода туда выливается. Бабушка сказала, что оттуда идёт трубочка. Только её не видно. И не надо бумажки бросать, а то трубочка засорится.

КАК МЕНЯ ТЕТЯ ХОТЕЛА ЗАБРАТЬ

   Я увидел кнопочку около двери и сказал бабушке:
   – Это чтоб чай дали, кнопка?
   Бабушка сказала:
   – Это чтоб уборщица пришла. А чай здесь пьют в столовой. Вот где мы сейчас были.
   Я стал просить, чтоб позвонить. А бабушка говорит:
   – Ну, она придёт, а ты что скажешь?
   Я сказал:
   – Нет, ты скажешь.
   А бабушка:
   – Нет уж, ты позвонишь, ты и говори.
   А я стал капризничать и говорить:
   – Нет – ты! Нет – ты! Нет – ты!
   И стал животом по дивану кататься.
   Бабушка сказала:
   – Перестань, Алёша, капризничать, я рассержусь!
   А я стал говорить:
   – Буду! Буду! Буду!..
   Бабушка сказала:
   – Ну, я на такого гадкого и глядеть не хочу.
   И стала чемодан раскрывать. А я начал пальчиком к звонку тянуться. Я долго тянулся. А бабушка всё не смотрит, как я тянусь. Тогда я совсем пальчик к кнопке приложил. А бабушка всё равно не глядит.
   Я сказал тихонько:
   – А вот позвоню.
   А бабушка опять не глядит. Какая бабушка! Я взял и нарочно придавил. И слыхал, как зазвонило. Только далеко. Бабушка всё равно не посмотрела.
   Я стоял около дверей и вдруг услышал, что идут.
   И потом к нам в дверь постучали.
   Бабушка говорит:
   – Войдите.
   Вошла тётя в белом фартуке и говорит:
   – Вы звонили?
   Бабушка говорит:
   – Я не звонила. Это вот кто звонил.
   И посмотрела на меня. А тётя говорит:
   – Что же ему нужно?
   И прямо мне говорит:
   – Тебе что же нужно?
   Я схватился за бабушку и хотел за неё зайти, чтоб спрятаться. И сказал:
   – Бабушка, скажи что.
   Бабушка мне спрятаться не дала. И сказала:
   – Ты звонил, ты и говори.
   И посмотрела на тётю в фартуке.
   Тётя ко мне ближе подошла и говорит:
   – А ты знаешь, что у нас так звонить нельзя? Давай-ка я тебя к капитану отведу.
   И хотела меня взять за руку, чтобы к капитану отвести. Я руки назад спрятал и закричал:
   – Не хочу! Не хочу! Бабушка!
   И залез под столик и стал плакать. Тётя говорит:
   – Куда ты там прячешься?
   И совсем под столик нагнулась. А бабушка нарочно в чемодане перебирает. И не глядит, что тётя меня забирать хочет. Тётя говорит:
   – Будет ещё тут всякий мальчишка в звонки звонить!
   И совсем хотела меня взять. А я сказал, что не буду, и ещё больше заплакал.
   Тётя сказала:
   – Вот спрошу капитана, что с тобой делать.
   А бабушка сказала:
   – Вы извините, что он у нас такой гадкий.

КАКОЙ ПЛОТ

   Тётя ушла. Я не хотел из-под столика вылезать. Бабушка тоже ушла.
   Я вылез из-под столика и стал глядеть в окно. Я очень боялся, что эта тётя придёт опять, а бабушки нет. А под окном на веранде сидели два дяди. Один посмотрел вверх и увидел меня, что я в окно гляжу.
   Дядя встал, посмотрел к нам в окно и говорит:
   – Ты что же это в звонок звонишь?
   Я опять хотел плакать, а дядя говорит:
   – Ты не реви! Не реви! А звонить в звонок не надо. Вон, погляди, какой плот плывёт.
   Я ничего не хотел этому дяде говорить – зачем меня ругает? – а стал смотреть, какой это плот. А плот – это пол из брёвен, и он по воде плавает. Очень большой. А по нему дяди ходили. С длинными палками. И палками в воду пихались. А на плоту ещё костёр горел. И на палке котёл висел. Прямо на самом огне. Мы мимо плота проезжали совсем близко.
   Я совсем в окно высунулся, чтоб всё видеть. И вдруг смотрю – бабушка сидит у самого нашего окошка. Там, где тот дядя, что меня ругал.
   Я закричал:
   – Бабушка! Бабушка! Смотри, плот какой! Там пожар!
   А бабушка встала, посмотрела на плот и говорит:
   – А там земли накидали, на плоту. Дрова на земле горят, и пожара не будет. А в котле люди кашу варят.
   А потом бабушка пришла к нам в каюту и говорит:
   – Пойдём посмотрим, как пароходик плот тянет.
   Я побежал на веранду и стал смотреть через загородку и увидел пароходик. Пароходик за верёвки тащил плот, и пароходик тоже колёсами шлёпал, как наш. Только он маленький и чёрный, а наш белый.