Страница:
От неожиданности Сорген едва не разжал пальцы и не рухнул вниз, прямо на ждущие каменные клыки.
– Ах, Дальвиг! – нежный, дрожащий голосок прошелестел в воздухе едва слышно, сливаясь с очередной осыпью. Призрак стал еще более эфемерным, почти сравнявшись по прозрачности с последним дыханием тающего на утреннем солнце тумана. Пожалуй, только отсутствие яркого лунного света позволяло разглядеть тусклый силуэт девушки как следует. Безвольно опустив плечи, Призрак склонился над самым обрывом: – Те испытания, о которых мы говорили… Ты благополучно миновал их и прыгнул в пропасть.
– Я… я догадался, – кое-как выговорил Сорген. Он уже заранее знал, о чем станет говорить Призрак, но не чувствовал даже обычного возмущения. Ему было все равно, только неутолимая тоска, стократ усиливающаяся в присутствии потерянной души, грызла его, как голодный волк.
– Ты выбрал не тот путь, – сказал Призрак без всякого сожаления или осуждения. – Понимаешь, что это значит?
– Думаю, да, – кивнул Сорген. – Но твои слова бессмысленны. Кто еще раньше сказал, что выхода просто нет? Что мы оба обречены? Как тогда можно говорить о ложном пути – если никакого другого нет вообще??
– Дело в том, что ты даже не пытаешься. Ты только ускоряешь приход конца и не собираешься ничего менять.
– Кое-кто сказал мне, что это бесполезно…
Внезапно Призрак рванулся вперед, в пропасть. Сорген глухо вскрикнул и чуть было не прыгнул следом. С трудом удержавшись на разъезжающемся из-под ног карнизе, он вдруг увидел Призрак прямо перед своим носом. Впервые на дрожащем, прозрачном лице было что-то, кроме печали и слез: глаза Призрака широко раскрылись, став темнее самой ночи, а едва заметные черты исказились.
– Злой, отвратительный Дальвиг!!! Даже потерянная душа, обреченная на страдания и мучительное исчезновение из этого мира, знает, что всегда остается надежда на чудо… Только тот, кто потерян для себя окончательно, кому чуждо стремление к лучшей доле, кто давно сдался, тот обречен по-настоящему и бесповоротно. Тебе не нужны чудеса. Тебе не нужно спасение. И я тебе тоже не нужна… Прощай. Больше ты меня не увидишь.
Невольно отшатнувшись, насколько ему позволяла стена, Сорген покорно выслушал эту речь, тихую, но полную таких непривычных для Призрака чувств.
– Ты умрешь? – прошептал он, а сердце почему-то сжалось в ожидании ответа.
– Глупый Дальвиг. Мертвое не может умереть еще раз. Оно только может потерять надежду на возрождение и страдать, ИСЧЕЗАЯ. Это страшнее смерти. Для этого нет слов в человеческом языке… Быть может, рано или поздно ты поймешь, что я имела в виду. Все поймешь.
Призрак снова сгорбился и бессильно опустился на карниз. Из бездонных черных глаз выкатились две слезинки, сверкнувшие, как падающие звезды. Их свет жег и пронзал все тело иглами боли, как острые копья, ударившие сразу с нескольких сторон.
– Я не могу! Я не могу поступать по-другому! – вскричал Сорген. Он протянул руки к Призраку, уже нисколько не заботясь о том, что может свалиться. – Помоги мне! Помоги! Отчего ты не можешь подсказать мне или указать тот самый правильный путь? Скажи, откуда взяться прежнему Дальвигу… даже не прежнему, а совсем другому – богатому, беззаботному, любящему и любимому? Я не буду счастлив. Я не могу прощать. Я должен идти вперед и не заглядывать на боковые тропинки, понимаешь? Нет? Я и сам не понимаю. Я запутался.
– Никто не в силах помочь тебе – кроме тебя самого.
– Будь со мной! Стоит тебе уйти, я перестаю верить в твое существование. Оно похоже на вымысел. На порождение враждебных чар. На что угодно, только не на то, чему захочешь верить.
– Значит, на самом деле ты не веришь и не собираешься уверовать. Это как раз то, о чем я говорила…
– Да. Да. Значит, все так. Никто не в силах помочь мне, даже я сам. Значит, все пошло прахом и ничего не исправить. Поздно лить слезы. Пора лить кровь! Чтобы моя судьба оставила как можно более яркий след, исчезая во тьме. Чтобы загубленная жизнь не прошла совсем уж даром. Есть одно дело, и я отправляюсь, чтобы уплатить старый должок. На самом деле, те, кто толкнул меня на этот путь, не должны остаться безнаказанными, правильно?
– Ах, Дальвиг!! – простонал Призрак, прижав прозрачные ладони к прозрачным щекам. Черные глаза в ужасе зажмурились, и похожая на облачко фигура растаяла. Сорген упал спиной на стенку и расхохотался, глядя на прыгающие звезды. Вот он, простой выход – выбросить из головы все, все, что больше не имеет смысла и только мешает. Тогда не будет сомнений, боли, не будет стенающих призраков и нелепых забегов во тьме. Вперед! Туда, куда стремился пять лет назад молодой и горячий Дальвиг, бросившийся в одиночку на могучих Белых волшебников. К мести, и пусть мир умоется кровью до самой макушки! Пусть за Соргеном, прорубающим путь с помощью меча и магии, остаются развилины и жуткие песни, которые станут потом петь в кабаках хмельные певцы потомкам уцелевших!!
Резко перевернувшись на живот, Сорген одним рывком перепрыгнул стенку. Прямо перед ним тусклый свет ущербной луны отражался от странного камня в виде груши, ростом с человека, да еще и с отвратительного вида корявым выступом на верхушке. Стоило колдуну приземлиться на ноги и выпрямиться, из камня полезли кривые щупальца, похожие на снулых змей, а воздух огласился трубным рыком:
– Гу-гу-гу!!
Весь камень, трясясь и раскачиваясь, казалось, дрожал от нетерпения.
– Сколько камушков истоптали ножищи, сколько косточек раздавили ручищи, сколько кровушки высосали губищи! Помнишь меня, человечишка?
Сорген, нахмурившись, пытался понять, что за чудище вдруг оказалось перед ним. В мозгу пронеслись смутные воспоминания о встрече в узком горном ущелье, где каменный монстр намеревался прикончить его, но получил отпор. Дро! Древнее существо, которое может становиться камнем, водой и деревом! Злопамятный враг, не отступающий после череды поражений! Не может быть – чудовище последовало за ним на многие льюмилы, преодолевая страны, моря, реки и горы… Кривая усмешка наконец вернулась на лицо Соргена: он поймал себя на мысли, что готов чуть ли не обнять старого смертельного врага, показавшего чудеса целеустремленности. Ему стало легко и просто, так, что тело само собой запросилось взмыть вверх. Однако, колдун предпочел уворачиваться от алчных щупальцев дро на земле, скользя вдоль стены.
– Помнишь меня, человечишка? – пыхтел монстр, старательно стегая воздух. – Я тебе сразу сказал, таракашка – великанище могучий смажет тобой пятки! Попался!
– Ха! – презрительно бросил Сорген, чувствуя, как неведомые доселе чувства облегчения, всемогущества, независимости от судьбы вливаются в его тело. Легко запрыгнув обратно, на неровную кромку стены, он уперся руками в бока и гордо задрал подбородок. – Где же тот великанище-хвастунище? От него остался только жалкий карлишка-дурачишка!
Каменно заскрежетав, оскорбленный дро воздел свои корявые руки и что есть силы обрушил их на Соргена. Однако тот в последний момент высоко подпрыгнул и остался висеть в воздухе, издевательски дрыгая ногами над макушкой дро. Похожие на высохшие сучья руки чудовища со страшной силой врезались в стену и с треском разлетелись в крошку. Облако пыли, серебрясь, окутало согбенного монстра, оторопело разглядывающего культи.
– У-у-у!! – взвыл дро и от бессильной злобы подпрыгнул на месте. Сорген от души хохотал над незадачливым чудищем с безопасной высоты. – Илхранг-трартр-опратс, черная ночка! Вот тебе мой подарочек, наглый мушонок!
Из культей мгновенно выросли новые руки, отчего дро немного уменьшился в росте. Одновременно перышки жаворонка, пришитые к отвороту куртки Соргена, оторвались и резво улетели прочь. Безмерно удивленный, колдун рухнул вниз, пребольно ушибив ногу о камень. Дро спешно ковылял к беспомощно валявшемуся противнику, протягивая снова готовые рвать и плющить ручищи. Сорген, как лиса с перебитой ногой, мог только рычать и отползать в сторону; боль была такая, будто кость сломалась. Чудище наконец нависло над ним и, довольное своей победой, замерло. Твердый палец, как копье, воткнулся человеку в бок и прижал его к земле.
– Вотушки, моя любимое развлеченьице! Нажмешь человечишку-личинку, а из него брызьг! Кишочки лезут, тепленькие, сладенькие! А запашок!
Амулет с пеплом всесильного Ассаха жег грудь Соргена, но он не мог сосредоточиться и вызвать на помощь Сар-Моэна. Одна рука была зажата между боком и землей, вторая зацепилась рукавом за острый выступ на близкой стене. Изогнув шею, Сорген беспомощно и почти бесчувственно наблюдал, как вздымается вверх лапа дро. Сейчас она опустится ему на голову и расплющит ее. Стоило только задуматься о смерти – и вот она, словно бы явилась на зов.
Вдруг в воздухе раздался громкий шорох. Из макушки дро вылетел сноп искр.
– Умс!? – удивилось чудовище и со скрипом повернуло уродливую башку на плечах. – Уж не шишку ли на головище кто-то хочет мне поставить?
Что-то с глухим стуком врезалось в тело дро, отчего тот покачнулся, потерял равновесие и перевалился через низкую стену. В ночи мелькнули толстые короткие ножки, поросшие сверху мхом, а снизу отполированные не хуже зеркала. Вырвав из древней каменной кладки изрядный кусок, монстр улетел вниз с коротким воем:
– Урррп!! Братцы-камушки, расступитесь!!
Все окончилось жутким громким грохотом, похожим на звуки обвала в горах. Множество шлепков возвестило о том, что в воду попало немало обломков.
Сорген громко икнул, когда палец улетающего дро напоследок сильно ткнул его прямо в селезенку. Потом он непонимающе посмотрел на неровную кромку стены, за которой исчезло чудовище. В этот момент крепкие руки подхватили его подмышки и поволокли прочь.
– Эх, господин! – вздохнул, отдуваясь, Хак. – Чего ж вы поперлись, на ночь-то глядя? Ни меча, ни порошков своих не прихвативши. Тут ведь всякого полно… нехорошего. Благодарите нашего нового попутчика – он не спал, все видал, да за мной прибежал. Беги, говорит, там твой хозяин с призраком бьется… Только я никаких призраков не видал, только этого, на куль с землей похожего.
Сорген чувствовал, что глаза его открыты, но ничего разглядеть не мог. Бок и нога болели жутко, словно смертный час приближался, несмотря на чудесное спасение из лап дро в последний момент.
Надо же! – думал он. – Сразу два старых знакомца явились к нему один за другим, и не сказать, чтобы он обрадовался их визитам. Одна ранит разум, другой – тело… Но постой! Он встрепенулся, вцепился рукой в плечо Хака и заставил его остановиться.
– Значит, Луратен видел ЕЕ? – прохрипел Сорген, обращаясь к ночной пустоте. – Значит, она реальна!!
И вслед за тем от боли, причиненной резким движением, он потерял сознание.
К Барьерным горам
– Ах, Дальвиг! – нежный, дрожащий голосок прошелестел в воздухе едва слышно, сливаясь с очередной осыпью. Призрак стал еще более эфемерным, почти сравнявшись по прозрачности с последним дыханием тающего на утреннем солнце тумана. Пожалуй, только отсутствие яркого лунного света позволяло разглядеть тусклый силуэт девушки как следует. Безвольно опустив плечи, Призрак склонился над самым обрывом: – Те испытания, о которых мы говорили… Ты благополучно миновал их и прыгнул в пропасть.
– Я… я догадался, – кое-как выговорил Сорген. Он уже заранее знал, о чем станет говорить Призрак, но не чувствовал даже обычного возмущения. Ему было все равно, только неутолимая тоска, стократ усиливающаяся в присутствии потерянной души, грызла его, как голодный волк.
– Ты выбрал не тот путь, – сказал Призрак без всякого сожаления или осуждения. – Понимаешь, что это значит?
– Думаю, да, – кивнул Сорген. – Но твои слова бессмысленны. Кто еще раньше сказал, что выхода просто нет? Что мы оба обречены? Как тогда можно говорить о ложном пути – если никакого другого нет вообще??
– Дело в том, что ты даже не пытаешься. Ты только ускоряешь приход конца и не собираешься ничего менять.
– Кое-кто сказал мне, что это бесполезно…
Внезапно Призрак рванулся вперед, в пропасть. Сорген глухо вскрикнул и чуть было не прыгнул следом. С трудом удержавшись на разъезжающемся из-под ног карнизе, он вдруг увидел Призрак прямо перед своим носом. Впервые на дрожащем, прозрачном лице было что-то, кроме печали и слез: глаза Призрака широко раскрылись, став темнее самой ночи, а едва заметные черты исказились.
– Злой, отвратительный Дальвиг!!! Даже потерянная душа, обреченная на страдания и мучительное исчезновение из этого мира, знает, что всегда остается надежда на чудо… Только тот, кто потерян для себя окончательно, кому чуждо стремление к лучшей доле, кто давно сдался, тот обречен по-настоящему и бесповоротно. Тебе не нужны чудеса. Тебе не нужно спасение. И я тебе тоже не нужна… Прощай. Больше ты меня не увидишь.
Невольно отшатнувшись, насколько ему позволяла стена, Сорген покорно выслушал эту речь, тихую, но полную таких непривычных для Призрака чувств.
– Ты умрешь? – прошептал он, а сердце почему-то сжалось в ожидании ответа.
– Глупый Дальвиг. Мертвое не может умереть еще раз. Оно только может потерять надежду на возрождение и страдать, ИСЧЕЗАЯ. Это страшнее смерти. Для этого нет слов в человеческом языке… Быть может, рано или поздно ты поймешь, что я имела в виду. Все поймешь.
Призрак снова сгорбился и бессильно опустился на карниз. Из бездонных черных глаз выкатились две слезинки, сверкнувшие, как падающие звезды. Их свет жег и пронзал все тело иглами боли, как острые копья, ударившие сразу с нескольких сторон.
– Я не могу! Я не могу поступать по-другому! – вскричал Сорген. Он протянул руки к Призраку, уже нисколько не заботясь о том, что может свалиться. – Помоги мне! Помоги! Отчего ты не можешь подсказать мне или указать тот самый правильный путь? Скажи, откуда взяться прежнему Дальвигу… даже не прежнему, а совсем другому – богатому, беззаботному, любящему и любимому? Я не буду счастлив. Я не могу прощать. Я должен идти вперед и не заглядывать на боковые тропинки, понимаешь? Нет? Я и сам не понимаю. Я запутался.
– Никто не в силах помочь тебе – кроме тебя самого.
– Будь со мной! Стоит тебе уйти, я перестаю верить в твое существование. Оно похоже на вымысел. На порождение враждебных чар. На что угодно, только не на то, чему захочешь верить.
– Значит, на самом деле ты не веришь и не собираешься уверовать. Это как раз то, о чем я говорила…
– Да. Да. Значит, все так. Никто не в силах помочь мне, даже я сам. Значит, все пошло прахом и ничего не исправить. Поздно лить слезы. Пора лить кровь! Чтобы моя судьба оставила как можно более яркий след, исчезая во тьме. Чтобы загубленная жизнь не прошла совсем уж даром. Есть одно дело, и я отправляюсь, чтобы уплатить старый должок. На самом деле, те, кто толкнул меня на этот путь, не должны остаться безнаказанными, правильно?
– Ах, Дальвиг!! – простонал Призрак, прижав прозрачные ладони к прозрачным щекам. Черные глаза в ужасе зажмурились, и похожая на облачко фигура растаяла. Сорген упал спиной на стенку и расхохотался, глядя на прыгающие звезды. Вот он, простой выход – выбросить из головы все, все, что больше не имеет смысла и только мешает. Тогда не будет сомнений, боли, не будет стенающих призраков и нелепых забегов во тьме. Вперед! Туда, куда стремился пять лет назад молодой и горячий Дальвиг, бросившийся в одиночку на могучих Белых волшебников. К мести, и пусть мир умоется кровью до самой макушки! Пусть за Соргеном, прорубающим путь с помощью меча и магии, остаются развилины и жуткие песни, которые станут потом петь в кабаках хмельные певцы потомкам уцелевших!!
Резко перевернувшись на живот, Сорген одним рывком перепрыгнул стенку. Прямо перед ним тусклый свет ущербной луны отражался от странного камня в виде груши, ростом с человека, да еще и с отвратительного вида корявым выступом на верхушке. Стоило колдуну приземлиться на ноги и выпрямиться, из камня полезли кривые щупальца, похожие на снулых змей, а воздух огласился трубным рыком:
– Гу-гу-гу!!
Весь камень, трясясь и раскачиваясь, казалось, дрожал от нетерпения.
– Сколько камушков истоптали ножищи, сколько косточек раздавили ручищи, сколько кровушки высосали губищи! Помнишь меня, человечишка?
Сорген, нахмурившись, пытался понять, что за чудище вдруг оказалось перед ним. В мозгу пронеслись смутные воспоминания о встрече в узком горном ущелье, где каменный монстр намеревался прикончить его, но получил отпор. Дро! Древнее существо, которое может становиться камнем, водой и деревом! Злопамятный враг, не отступающий после череды поражений! Не может быть – чудовище последовало за ним на многие льюмилы, преодолевая страны, моря, реки и горы… Кривая усмешка наконец вернулась на лицо Соргена: он поймал себя на мысли, что готов чуть ли не обнять старого смертельного врага, показавшего чудеса целеустремленности. Ему стало легко и просто, так, что тело само собой запросилось взмыть вверх. Однако, колдун предпочел уворачиваться от алчных щупальцев дро на земле, скользя вдоль стены.
– Помнишь меня, человечишка? – пыхтел монстр, старательно стегая воздух. – Я тебе сразу сказал, таракашка – великанище могучий смажет тобой пятки! Попался!
– Ха! – презрительно бросил Сорген, чувствуя, как неведомые доселе чувства облегчения, всемогущества, независимости от судьбы вливаются в его тело. Легко запрыгнув обратно, на неровную кромку стены, он уперся руками в бока и гордо задрал подбородок. – Где же тот великанище-хвастунище? От него остался только жалкий карлишка-дурачишка!
Каменно заскрежетав, оскорбленный дро воздел свои корявые руки и что есть силы обрушил их на Соргена. Однако тот в последний момент высоко подпрыгнул и остался висеть в воздухе, издевательски дрыгая ногами над макушкой дро. Похожие на высохшие сучья руки чудовища со страшной силой врезались в стену и с треском разлетелись в крошку. Облако пыли, серебрясь, окутало согбенного монстра, оторопело разглядывающего культи.
– У-у-у!! – взвыл дро и от бессильной злобы подпрыгнул на месте. Сорген от души хохотал над незадачливым чудищем с безопасной высоты. – Илхранг-трартр-опратс, черная ночка! Вот тебе мой подарочек, наглый мушонок!
Из культей мгновенно выросли новые руки, отчего дро немного уменьшился в росте. Одновременно перышки жаворонка, пришитые к отвороту куртки Соргена, оторвались и резво улетели прочь. Безмерно удивленный, колдун рухнул вниз, пребольно ушибив ногу о камень. Дро спешно ковылял к беспомощно валявшемуся противнику, протягивая снова готовые рвать и плющить ручищи. Сорген, как лиса с перебитой ногой, мог только рычать и отползать в сторону; боль была такая, будто кость сломалась. Чудище наконец нависло над ним и, довольное своей победой, замерло. Твердый палец, как копье, воткнулся человеку в бок и прижал его к земле.
– Вотушки, моя любимое развлеченьице! Нажмешь человечишку-личинку, а из него брызьг! Кишочки лезут, тепленькие, сладенькие! А запашок!
Амулет с пеплом всесильного Ассаха жег грудь Соргена, но он не мог сосредоточиться и вызвать на помощь Сар-Моэна. Одна рука была зажата между боком и землей, вторая зацепилась рукавом за острый выступ на близкой стене. Изогнув шею, Сорген беспомощно и почти бесчувственно наблюдал, как вздымается вверх лапа дро. Сейчас она опустится ему на голову и расплющит ее. Стоило только задуматься о смерти – и вот она, словно бы явилась на зов.
Вдруг в воздухе раздался громкий шорох. Из макушки дро вылетел сноп искр.
– Умс!? – удивилось чудовище и со скрипом повернуло уродливую башку на плечах. – Уж не шишку ли на головище кто-то хочет мне поставить?
Что-то с глухим стуком врезалось в тело дро, отчего тот покачнулся, потерял равновесие и перевалился через низкую стену. В ночи мелькнули толстые короткие ножки, поросшие сверху мхом, а снизу отполированные не хуже зеркала. Вырвав из древней каменной кладки изрядный кусок, монстр улетел вниз с коротким воем:
– Урррп!! Братцы-камушки, расступитесь!!
Все окончилось жутким громким грохотом, похожим на звуки обвала в горах. Множество шлепков возвестило о том, что в воду попало немало обломков.
Сорген громко икнул, когда палец улетающего дро напоследок сильно ткнул его прямо в селезенку. Потом он непонимающе посмотрел на неровную кромку стены, за которой исчезло чудовище. В этот момент крепкие руки подхватили его подмышки и поволокли прочь.
– Эх, господин! – вздохнул, отдуваясь, Хак. – Чего ж вы поперлись, на ночь-то глядя? Ни меча, ни порошков своих не прихвативши. Тут ведь всякого полно… нехорошего. Благодарите нашего нового попутчика – он не спал, все видал, да за мной прибежал. Беги, говорит, там твой хозяин с призраком бьется… Только я никаких призраков не видал, только этого, на куль с землей похожего.
Сорген чувствовал, что глаза его открыты, но ничего разглядеть не мог. Бок и нога болели жутко, словно смертный час приближался, несмотря на чудесное спасение из лап дро в последний момент.
Надо же! – думал он. – Сразу два старых знакомца явились к нему один за другим, и не сказать, чтобы он обрадовался их визитам. Одна ранит разум, другой – тело… Но постой! Он встрепенулся, вцепился рукой в плечо Хака и заставил его остановиться.
– Значит, Луратен видел ЕЕ? – прохрипел Сорген, обращаясь к ночной пустоте. – Значит, она реальна!!
И вслед за тем от боли, причиненной резким движением, он потерял сознание.
К Барьерным горам
Еще раз солнце прочертило небосклон, убегая от несчастной Луны. Минувшая ночь со всеми ее переживаниями осталась за надежным барьером наполненного заботами дня. Ушибленная нога и синяк на боку не доставили Соргену хлопот: стоило очнуться, он быстро излечил эти пустяковые хвори с помощью мазей и заклинаний. Скоро, как прежде невозмутимый, он продолжал путь сквозь чащу вместе со своим отрядом. Солдаты по большей части даже не догадывались о случившемся, потому как ни Луратен, ни Хак не стремились ничего рассказывать. Всеобщее, довольно тягостное молчание повисло над ними и не рассеялось до самого вечера. На сей раз никакие демоны не мешали прокладывать путь через джунгли, так что за день они проехали много льюмилов. Останавливаться прямо в лесу никто не решился. Сорген зажег несколько летучих огней, паривших над головами всадников и озаряющих окрестности мертвенным синеватым светом. Теперь они сами стали очень похожи на призраков или демонов: молчаливая, черно-голубая колонна, быстро продвигающаяся по ночным зарослям. Громадные тени прыгали и корчились по обочинам, какие-то существа в ужасе убегали прочь и с треском ломали сучья на своем пути. Кому-то из воинов даже пришло в голову, что во время ночевки в городе все они сами превратились в чудовищ. Некоторые, принявшие эту идею, стали тщательно ощупывать себя, щипать соседей и прикасаться к бронзовым котелкам и ложкам – считалось, что бронза есть священный металл Наодима, и демоны его не переносят.
Ночь тоже прошла спокойно, а к полудню следующего дня падающие от усталости люди и лошади внезапно очутились на краю огромного поля, которое сбегало далеко вниз по склону не менее огромного холма. Впереди, сквозь дрожащую пелену жаркого и влажного дня, можно было увидеть извилистую речушку, несущую воды к близкому морю, и деревни на ее берегах. Человек с острым зрением мог бы различить небольшие квадратики полей рядом с поселениями, тоненькие ниточки дорог и ручьев. Тут и там торчали маленькие рощицы, издалека похожие на наросты мха. Еще дальше, за чередой поросших лесом холмов, прямо в небе висели перевернутые башни и шпили.
– Колдовство! – зашептали наемники, озираясь на Соргена. – Рха-Удану зашвырнули на небеса!
– Разве мы не умеем летать? – осклабился Сорген. – По крайней мере, некоторые из нас?? Тогда чего застыли – вперед!
Вчера он сделал себе новый амулет для полетов, на сей раз из перьев дикого петуха, подстреленного Лимбулом. На сей раз Сорген постарался обезопасить себя, ведь в следующий раз враги могли попытаться заставить его рухнуть и с большей высоты! Высыпав в воду немного пепла Ассаха, колдун вымочил в этом растворе клочок отличного шелка, в который завернул перья, и только потом Хак пришил их к подкладке рубахи. Теперь он на самом деле был готов взлететь сколь угодно высоко и не бояться упасть.
Лимбул не преминул затеять разговор. Ему, наверное, подумалось, что он и так уже молчал достаточно:
– Мастер! Что ты знаешь о городе, в который мы направляемся, а также о его правителе?
– Почти ничего, – пожал плечами Сорген. – В здешних краях я еще не бывал, хотя какие-то слухи припоминаю. Впрочем, тут правит Черный, хотя все считают его никчемным колдуном и трусом. Что-то такое он натворил, чем заставил говорить о себе. Вот только что? Никак не вспомню.
– Сей город славен своими зодчими. Я сам пару раз бывал здесь, вместе со своим старым попутчиком-певцом. Величественное зрелище, будто город состоит из одних княжеских замков – какие поменьше, какие побольше. Каждая деталь в их отделке – неповторима! Отсюда недалеко до Муаси, где добывают красивый нефрит самых разных оттенков. Из него и строят дома, добавляя к ним зеленое стекло. Кажется, что ты попал в царство самого Наодима! Не удивлюсь, если на самом деле местные мастера с помощью волшебства взаправду побывали на дне морском.
Лимбул махнул рукой, стирая пот, который выступил у него на лбу то ли от жары, то ли от усердия.
– Их князь, Рогез, не менее занимателен и причудлив. Колдуном ему пришлось стать по велению отца, так как он никогда не смел ему перечить. Старик правил городом больше полутора веков, пока наконец его не убили во время одной из охот. Сам Рогез, говорят, мягкий и безвольный человек, из которого кто хошь может навить веревок. Такому бы родиться на острове Наодима и стать Хранителем алтаря, но нет, пришлось жить в беззаконной Рха-Удане и учиться Черной магии.
Только вы, сударь, все же за ним присматривайте. Все спокойствие Рогеза может быть только притворством, потому как я знаю про него еще одну историю, которую тутошние вспоминать не любят. Стоит услышать ее княжеским людям – схватят и рассказчиков, и слушателей, да мешок на голову – и в море. Женился Рогез на одной из своих подданных, дочке одного знатного придворного. Красавица, поговаривают, была…
– Красота женщин – тлен и пошлость по сравнению с истинной красотой… мужской! – внезапно сказал Луратен. Ошарашенный Лимбул застыл с раскрытым ртом, а ближайший к нему наемник расхохотался и хлопнул юношу по спине. Мотылек невозмутимо продолжал ехать и глядеть взглядом с поволокой на север, где теснились похожие на стаю грозовых облаков горы. Лимбул быстро проморгался и пришел в себя.
– Ну, нашему гордому гостю, может и виднее, да только по мне самый раскрасавец никогда хорошую бабу не заменит, – несостоявшийся певец с вызовом поглядел на пордуса, но тот только презрительно хмыкнул. – Так вот, жена-то князя была хоть куда – красива, стройна. Рогеза она быстро загнала под каблук: капризы, дурацкие желания, повеления, истерики. При этом сама она времени, когда мужа дома не было, не теряла и толкала себе под юбку всех мужиков, что рядом попадались. Сразу якобы держала два десятка любовников, строила их в ряд и ходила, выбирала, кого тащить себе в спальню. Над Рогезом все потихоньку потешались, однако в один прекрасный день князь явился с охоты сам на себя не похожий. Может, ничего набрать не смог или людей у него больше обычного убили – короче, был он весь красный, будто кожу со щек ободрали. А жена его в это время сразу с тремя любовниками была: купцом, сотником городской стражи и начальником тюрьмы.
Не заходя к себе и даже не сменив одежды, пришел Рогез к жене и всех их обездвижил – прямо как были, с голыми задами. Велел всех выволочь на площадь, огородил волшебным барьером и заставил на потеху публике жену принародно развратничать, пока все любовники без сил не попадали. Родственничков ее, которые возмущаться было начали, князь на месте изрубил, откуда только прыть взялась. Потом похватал остальных прелюбодеев, о которых, оказывается, давно знал, да заставил их друг с другом на мечах драться, до смерти. То-то был денек славный в городе – не знаешь, куда бежать. Не то на разврат, не то на драку… Бились они тоже до полного изнеможения, пока падать не стали. Победителям была награда – камень на шею, и в колодец.
А княгиню с любовниками на следующее утро публично казнили через рассечение. Знаете, как это? Когда человека кладут на плаху и стегают прутьями по одному и тому же месту. Сначала кожа слезает, потом жир разлезается, потом кишки рвутся. Прутов на это дело уходит – жуть! А чтобы жертва раньше времени кровью не истекла, рану все время особой мазью смазывают. Продлевают мучения, одним словом.
Купца, говорят, дольше всех били, у него живот самый толстый был, а Рогеза с тех пор побаиваются, хоть он и живет себе тихо, будто прежде – только без жены.
Среди наемников, слушавших рассказ Лимбула, загорелся жаркий спор о том, каким образом развратная княжна предавалась утехам плоти сразу с тремя мужчинами. Сорген криво ухмыльнулся, думая, что Рогез, несмотря ни на какие выходки, все же слюнтяй и плохой орман. Гримал, почесав зудящую бороду, кашлянул и спросил:
– А на кого это они тут охотятся, если столько народу у них на охоте гибнет? Старик-князь, да потом люди у Рогеза, как ты говоришь…
– Неужто не слыхал? – встрепенулся притихший было Лимбул. Отпивши из фляги воды, он быстро вытер мокрые губы и принялся с новым пылом: – В этой стране живут не так, как обычные люди. Крестьяне не платят податей, не отдают десятин, да и за землями никаких Смотрящих Вельмож нету. Сколько есть деревень, кругом работают только бабы да старики с малыми детьми. Взрослые мужчины поголовно бандиты да разбойники, рыщут по округе в поисках добычи. На соседние деревни нападают, на купцов да путников, на солдат. И правителям здешним приходится, чтобы себе какие подати собрать, выходить на все деревни войной. Правда, женщин со стариками они не трогают – так, разве что поколотят кого. А вот мужики на них в лесу стараются напасть. Получается, князь со своими подданными войну ведет. Непрерывно. Тут кроме столицы ни одного города нет – вся знать за стенами прячется с незапамятных времен. Купцы по дороге от границы под охраной солдат едут, и вообще все больше по морю плыть предпочитают.
– Значит, вдоль дороги должны быть заставы? – спросил Сорген. Лимбул, сбившись, выпятил губу.
– Ну… так и есть, вроде бы.
– А где они? Смотри, дорога-то пустая совсем!
– Ха, сударь! Так тут же никто не ездит сколько лет! Чего тут сторожить…
Словно в насмешку над Лимбулом, одна из рощ извергла из себя несколько вооруженных всадников. Наемники немедленно встрепенулись и, повинуясь зычным выкрикам Гримала, выстроились в боевой порядок. Ругаясь, на чем свет стоит, на собственную беспечность, они поспешно одевали шлемы – а кое-кто, особенно ловкий и шустрый, ухитрялся натянуть и кольчужку.
Однако, повода для беспокойства, по-видимому, пока не было. Всадников было всего-то с полтора десятка, причем большинство из них не думало приближаться. Вперед, по направлению к отряду Соргена, выехали только трое, причем это были явно не бандитствующие крестьяне. Воины в блестящих стальных шлемах с висящими наподобие бармицы длинными узкими пластинами, в легких кирасах, с круглыми щитами за спинами и небольшими мечами на поясах. У одного шлем был украшен рыбьей мордой – видно, он числился тут каким-то начальником.
– Стойте, путники! – завопил этот «рыбак», как окрестил его про себя Сорген. – Стойте и назовите себя, ибо вы вступили на земли князя Рогеза, повелителя Рха-Уданы и опекуна окрестных ей земель.
– Меня зовут Сорген, – выкрикнул в ответ молодой колдун. – Я еду в гости к вашему князю, а это – мои люди.
– Фу!! – даже с того расстояния, на котором опасливо остановились рха-уданцы, было видно, как выражение облегчения разгладило хмурое лицо "рыбака". – Слава Наодиму, это вы! Конец нашим страданиям.
Как вскоре выяснилось, отряд десятника Обра (того самого, с рыбой на шлеме) поджидал Соргена уже целых три дня и две ночи, подвергаясь неимоверным лишениям и трясясь от страха. Рядом находились целых пять деревень и мужчины этих селений не преминули навестить стоящий на месте отряд. Две ночи – четыре нападения, и из двух десятков отряд лишился пятерых.
– Хорошо еще, что деревеньки не из больших, – повествовал Обра, придирчиво оглядывая воинов Соргена. – Если б где рядом с Дукелами или Спульти, да еще в лесу, а не в чистом поле… А так только одного зарезали, двух из луков застрелили, да еще двух часовых ночью украли.
– Украли? Зачем? – удивился Сорген. Обра поглядел на него, как на ребенка, задавшего неимоверно глупый вопрос.
– Чтобы с родни выкуп требовать! Да эти чернозадые сейчас больше в плен захватывают, чем убивают.
– Но теперь нам нечего бояться, – уверил хмурого рха-уданца Лимбул. – Наш господин – великий маг, да и солдаты мы не из последних.
– Ну-ну, – пробормотал Обра. – А поторопиться все же надо. На крупную добычу и волки крупнее сбегаются. Конечно, давненько эти голодранцы для набегов не объединялись, но кто их знает, с нашим-то везением? Лучше бы нам приударить да до вечера до города добраться.
– Возможно ли это? – усомнился Сорген. – Время уже за полдень, а мы устали, как собаки. Я думаю, еще одна ночевка здесь покажется вам прелестной по сравнению с прошлыми.
Угрюмый Обра попытался было спорить, но скоро понял всю безнадежность этой затеи. Маленькая рощица оказалась настоящей самодельной крепостью: внутри деревья были вырублены, образуя полянку с кострищем, вкопанным в землю деревянным жбаном для воды, отхожим местом с крышкой. По опушке, имеющей подозрительно правильные очертания, стволы деревьев были перевиты прутьями и пенькой, образуя нечто вроде плетня с одним-единственным проходом. Поодаль от плетня виднелись гнезда для стрелков, защищенные деревянными щитками – как на земле, так и в ветвях деревьев.
– Хорошее тут место для обороны, – похвалил Гримал.
– Старались, – немного оттаял Обра. – Так если бы нас было хотя бы полсотни, нипочем бы не боялся! А так, с двумя-то десятками…
– Теперь нас как раз полсотни, да прибавь к тому магию, – капитан наемников похлопал собрата по профессии по плечу. – Пускай они только сунутся теперь!
Но непокорные подданные Рогеза, как оказалось, рисковать понапрасну не желали. Может быть, их шпионы видели прибытие большого подкрепления в солдатах, может, их напугали сполохи огня, на которые не поскупился Сорген перед тем, как рухнуть спать… Ночь прошла удивительно спокойно, а уже к полудню следующего дня объединенный отряд без происшествий достиг города.
Рха-Удана оказалась на удивление маленькой, намного меньше Сурахии или Вейдзала. Бедняцких халуп здесь совсем не было – только на самой окраине, прилепившись изнутри к крепостной стене, теснились несколько десятков убогих хижин. Остальные домики были сделаны из камня с великой тщательностью и фантазией. Самый маленький домишка поражал обилием украшений и необычностью форм; двух одинаковых строений в пределах видимости не оказалось. Улицы были достаточно грязными и безлюдными. Нигде не было никаких признаков рынка – впрочем, Лимбул сказал, что торгуют здесь прямо в порту, потому как большинство товаров и купцов являются с моря. В решетчатых окнах мелькали расплывчатые лица любопытных, встречные всадники, все сплошь вооруженные до зубов и покрытые броней мужчины, непременно оборачивались и провожали отряд невежливыми взглядами.
Солнечный свет, пойманный в ловушку на узких улочках, отражался от зеленоватых стен и зеленых окон, пронзал плывущую в воздухе пыль и превращал город в ущелье на дне моря. Все в точности, как говорил Лимбул, подумал Сорген. Только рыб не хватает.
Большинство домов не имели острых углов, походя на гигантские, облизанные прибоем морские валуны. Барельефы и лепнины сошли бы за наросты кораллов или присосавшихся к камням морских животных, а башенки и шпили могли бы стать верхушками острых рифов. Все, вплоть до позеленевших от старости и сырости дверных ручек из меди, склонялось к одному цвету – зеленому. Наверное, княжеская корона здесь из изумрудов, – снова подумал Сорген. А дамы красят лица зеленой краской! Вот бы было забавно посмотреть…
Ночь тоже прошла спокойно, а к полудню следующего дня падающие от усталости люди и лошади внезапно очутились на краю огромного поля, которое сбегало далеко вниз по склону не менее огромного холма. Впереди, сквозь дрожащую пелену жаркого и влажного дня, можно было увидеть извилистую речушку, несущую воды к близкому морю, и деревни на ее берегах. Человек с острым зрением мог бы различить небольшие квадратики полей рядом с поселениями, тоненькие ниточки дорог и ручьев. Тут и там торчали маленькие рощицы, издалека похожие на наросты мха. Еще дальше, за чередой поросших лесом холмов, прямо в небе висели перевернутые башни и шпили.
– Колдовство! – зашептали наемники, озираясь на Соргена. – Рха-Удану зашвырнули на небеса!
– Разве мы не умеем летать? – осклабился Сорген. – По крайней мере, некоторые из нас?? Тогда чего застыли – вперед!
Вчера он сделал себе новый амулет для полетов, на сей раз из перьев дикого петуха, подстреленного Лимбулом. На сей раз Сорген постарался обезопасить себя, ведь в следующий раз враги могли попытаться заставить его рухнуть и с большей высоты! Высыпав в воду немного пепла Ассаха, колдун вымочил в этом растворе клочок отличного шелка, в который завернул перья, и только потом Хак пришил их к подкладке рубахи. Теперь он на самом деле был готов взлететь сколь угодно высоко и не бояться упасть.
Лимбул не преминул затеять разговор. Ему, наверное, подумалось, что он и так уже молчал достаточно:
– Мастер! Что ты знаешь о городе, в который мы направляемся, а также о его правителе?
– Почти ничего, – пожал плечами Сорген. – В здешних краях я еще не бывал, хотя какие-то слухи припоминаю. Впрочем, тут правит Черный, хотя все считают его никчемным колдуном и трусом. Что-то такое он натворил, чем заставил говорить о себе. Вот только что? Никак не вспомню.
– Сей город славен своими зодчими. Я сам пару раз бывал здесь, вместе со своим старым попутчиком-певцом. Величественное зрелище, будто город состоит из одних княжеских замков – какие поменьше, какие побольше. Каждая деталь в их отделке – неповторима! Отсюда недалеко до Муаси, где добывают красивый нефрит самых разных оттенков. Из него и строят дома, добавляя к ним зеленое стекло. Кажется, что ты попал в царство самого Наодима! Не удивлюсь, если на самом деле местные мастера с помощью волшебства взаправду побывали на дне морском.
Лимбул махнул рукой, стирая пот, который выступил у него на лбу то ли от жары, то ли от усердия.
– Их князь, Рогез, не менее занимателен и причудлив. Колдуном ему пришлось стать по велению отца, так как он никогда не смел ему перечить. Старик правил городом больше полутора веков, пока наконец его не убили во время одной из охот. Сам Рогез, говорят, мягкий и безвольный человек, из которого кто хошь может навить веревок. Такому бы родиться на острове Наодима и стать Хранителем алтаря, но нет, пришлось жить в беззаконной Рха-Удане и учиться Черной магии.
Только вы, сударь, все же за ним присматривайте. Все спокойствие Рогеза может быть только притворством, потому как я знаю про него еще одну историю, которую тутошние вспоминать не любят. Стоит услышать ее княжеским людям – схватят и рассказчиков, и слушателей, да мешок на голову – и в море. Женился Рогез на одной из своих подданных, дочке одного знатного придворного. Красавица, поговаривают, была…
– Красота женщин – тлен и пошлость по сравнению с истинной красотой… мужской! – внезапно сказал Луратен. Ошарашенный Лимбул застыл с раскрытым ртом, а ближайший к нему наемник расхохотался и хлопнул юношу по спине. Мотылек невозмутимо продолжал ехать и глядеть взглядом с поволокой на север, где теснились похожие на стаю грозовых облаков горы. Лимбул быстро проморгался и пришел в себя.
– Ну, нашему гордому гостю, может и виднее, да только по мне самый раскрасавец никогда хорошую бабу не заменит, – несостоявшийся певец с вызовом поглядел на пордуса, но тот только презрительно хмыкнул. – Так вот, жена-то князя была хоть куда – красива, стройна. Рогеза она быстро загнала под каблук: капризы, дурацкие желания, повеления, истерики. При этом сама она времени, когда мужа дома не было, не теряла и толкала себе под юбку всех мужиков, что рядом попадались. Сразу якобы держала два десятка любовников, строила их в ряд и ходила, выбирала, кого тащить себе в спальню. Над Рогезом все потихоньку потешались, однако в один прекрасный день князь явился с охоты сам на себя не похожий. Может, ничего набрать не смог или людей у него больше обычного убили – короче, был он весь красный, будто кожу со щек ободрали. А жена его в это время сразу с тремя любовниками была: купцом, сотником городской стражи и начальником тюрьмы.
Не заходя к себе и даже не сменив одежды, пришел Рогез к жене и всех их обездвижил – прямо как были, с голыми задами. Велел всех выволочь на площадь, огородил волшебным барьером и заставил на потеху публике жену принародно развратничать, пока все любовники без сил не попадали. Родственничков ее, которые возмущаться было начали, князь на месте изрубил, откуда только прыть взялась. Потом похватал остальных прелюбодеев, о которых, оказывается, давно знал, да заставил их друг с другом на мечах драться, до смерти. То-то был денек славный в городе – не знаешь, куда бежать. Не то на разврат, не то на драку… Бились они тоже до полного изнеможения, пока падать не стали. Победителям была награда – камень на шею, и в колодец.
А княгиню с любовниками на следующее утро публично казнили через рассечение. Знаете, как это? Когда человека кладут на плаху и стегают прутьями по одному и тому же месту. Сначала кожа слезает, потом жир разлезается, потом кишки рвутся. Прутов на это дело уходит – жуть! А чтобы жертва раньше времени кровью не истекла, рану все время особой мазью смазывают. Продлевают мучения, одним словом.
Купца, говорят, дольше всех били, у него живот самый толстый был, а Рогеза с тех пор побаиваются, хоть он и живет себе тихо, будто прежде – только без жены.
Среди наемников, слушавших рассказ Лимбула, загорелся жаркий спор о том, каким образом развратная княжна предавалась утехам плоти сразу с тремя мужчинами. Сорген криво ухмыльнулся, думая, что Рогез, несмотря ни на какие выходки, все же слюнтяй и плохой орман. Гримал, почесав зудящую бороду, кашлянул и спросил:
– А на кого это они тут охотятся, если столько народу у них на охоте гибнет? Старик-князь, да потом люди у Рогеза, как ты говоришь…
– Неужто не слыхал? – встрепенулся притихший было Лимбул. Отпивши из фляги воды, он быстро вытер мокрые губы и принялся с новым пылом: – В этой стране живут не так, как обычные люди. Крестьяне не платят податей, не отдают десятин, да и за землями никаких Смотрящих Вельмож нету. Сколько есть деревень, кругом работают только бабы да старики с малыми детьми. Взрослые мужчины поголовно бандиты да разбойники, рыщут по округе в поисках добычи. На соседние деревни нападают, на купцов да путников, на солдат. И правителям здешним приходится, чтобы себе какие подати собрать, выходить на все деревни войной. Правда, женщин со стариками они не трогают – так, разве что поколотят кого. А вот мужики на них в лесу стараются напасть. Получается, князь со своими подданными войну ведет. Непрерывно. Тут кроме столицы ни одного города нет – вся знать за стенами прячется с незапамятных времен. Купцы по дороге от границы под охраной солдат едут, и вообще все больше по морю плыть предпочитают.
– Значит, вдоль дороги должны быть заставы? – спросил Сорген. Лимбул, сбившись, выпятил губу.
– Ну… так и есть, вроде бы.
– А где они? Смотри, дорога-то пустая совсем!
– Ха, сударь! Так тут же никто не ездит сколько лет! Чего тут сторожить…
Словно в насмешку над Лимбулом, одна из рощ извергла из себя несколько вооруженных всадников. Наемники немедленно встрепенулись и, повинуясь зычным выкрикам Гримала, выстроились в боевой порядок. Ругаясь, на чем свет стоит, на собственную беспечность, они поспешно одевали шлемы – а кое-кто, особенно ловкий и шустрый, ухитрялся натянуть и кольчужку.
Однако, повода для беспокойства, по-видимому, пока не было. Всадников было всего-то с полтора десятка, причем большинство из них не думало приближаться. Вперед, по направлению к отряду Соргена, выехали только трое, причем это были явно не бандитствующие крестьяне. Воины в блестящих стальных шлемах с висящими наподобие бармицы длинными узкими пластинами, в легких кирасах, с круглыми щитами за спинами и небольшими мечами на поясах. У одного шлем был украшен рыбьей мордой – видно, он числился тут каким-то начальником.
– Стойте, путники! – завопил этот «рыбак», как окрестил его про себя Сорген. – Стойте и назовите себя, ибо вы вступили на земли князя Рогеза, повелителя Рха-Уданы и опекуна окрестных ей земель.
– Меня зовут Сорген, – выкрикнул в ответ молодой колдун. – Я еду в гости к вашему князю, а это – мои люди.
– Фу!! – даже с того расстояния, на котором опасливо остановились рха-уданцы, было видно, как выражение облегчения разгладило хмурое лицо "рыбака". – Слава Наодиму, это вы! Конец нашим страданиям.
Как вскоре выяснилось, отряд десятника Обра (того самого, с рыбой на шлеме) поджидал Соргена уже целых три дня и две ночи, подвергаясь неимоверным лишениям и трясясь от страха. Рядом находились целых пять деревень и мужчины этих селений не преминули навестить стоящий на месте отряд. Две ночи – четыре нападения, и из двух десятков отряд лишился пятерых.
– Хорошо еще, что деревеньки не из больших, – повествовал Обра, придирчиво оглядывая воинов Соргена. – Если б где рядом с Дукелами или Спульти, да еще в лесу, а не в чистом поле… А так только одного зарезали, двух из луков застрелили, да еще двух часовых ночью украли.
– Украли? Зачем? – удивился Сорген. Обра поглядел на него, как на ребенка, задавшего неимоверно глупый вопрос.
– Чтобы с родни выкуп требовать! Да эти чернозадые сейчас больше в плен захватывают, чем убивают.
– Но теперь нам нечего бояться, – уверил хмурого рха-уданца Лимбул. – Наш господин – великий маг, да и солдаты мы не из последних.
– Ну-ну, – пробормотал Обра. – А поторопиться все же надо. На крупную добычу и волки крупнее сбегаются. Конечно, давненько эти голодранцы для набегов не объединялись, но кто их знает, с нашим-то везением? Лучше бы нам приударить да до вечера до города добраться.
– Возможно ли это? – усомнился Сорген. – Время уже за полдень, а мы устали, как собаки. Я думаю, еще одна ночевка здесь покажется вам прелестной по сравнению с прошлыми.
Угрюмый Обра попытался было спорить, но скоро понял всю безнадежность этой затеи. Маленькая рощица оказалась настоящей самодельной крепостью: внутри деревья были вырублены, образуя полянку с кострищем, вкопанным в землю деревянным жбаном для воды, отхожим местом с крышкой. По опушке, имеющей подозрительно правильные очертания, стволы деревьев были перевиты прутьями и пенькой, образуя нечто вроде плетня с одним-единственным проходом. Поодаль от плетня виднелись гнезда для стрелков, защищенные деревянными щитками – как на земле, так и в ветвях деревьев.
– Хорошее тут место для обороны, – похвалил Гримал.
– Старались, – немного оттаял Обра. – Так если бы нас было хотя бы полсотни, нипочем бы не боялся! А так, с двумя-то десятками…
– Теперь нас как раз полсотни, да прибавь к тому магию, – капитан наемников похлопал собрата по профессии по плечу. – Пускай они только сунутся теперь!
Но непокорные подданные Рогеза, как оказалось, рисковать понапрасну не желали. Может быть, их шпионы видели прибытие большого подкрепления в солдатах, может, их напугали сполохи огня, на которые не поскупился Сорген перед тем, как рухнуть спать… Ночь прошла удивительно спокойно, а уже к полудню следующего дня объединенный отряд без происшествий достиг города.
Рха-Удана оказалась на удивление маленькой, намного меньше Сурахии или Вейдзала. Бедняцких халуп здесь совсем не было – только на самой окраине, прилепившись изнутри к крепостной стене, теснились несколько десятков убогих хижин. Остальные домики были сделаны из камня с великой тщательностью и фантазией. Самый маленький домишка поражал обилием украшений и необычностью форм; двух одинаковых строений в пределах видимости не оказалось. Улицы были достаточно грязными и безлюдными. Нигде не было никаких признаков рынка – впрочем, Лимбул сказал, что торгуют здесь прямо в порту, потому как большинство товаров и купцов являются с моря. В решетчатых окнах мелькали расплывчатые лица любопытных, встречные всадники, все сплошь вооруженные до зубов и покрытые броней мужчины, непременно оборачивались и провожали отряд невежливыми взглядами.
Солнечный свет, пойманный в ловушку на узких улочках, отражался от зеленоватых стен и зеленых окон, пронзал плывущую в воздухе пыль и превращал город в ущелье на дне моря. Все в точности, как говорил Лимбул, подумал Сорген. Только рыб не хватает.
Большинство домов не имели острых углов, походя на гигантские, облизанные прибоем морские валуны. Барельефы и лепнины сошли бы за наросты кораллов или присосавшихся к камням морских животных, а башенки и шпили могли бы стать верхушками острых рифов. Все, вплоть до позеленевших от старости и сырости дверных ручек из меди, склонялось к одному цвету – зеленому. Наверное, княжеская корона здесь из изумрудов, – снова подумал Сорген. А дамы красят лица зеленой краской! Вот бы было забавно посмотреть…