Страница:
Между тем наступило утро; лучи солнца осветили лесной сумрак… Инес чувствовала, что силы отказывают ей… Вот уже совсем близко слышны голоса сыщиков… Еще минута, и она не в состоянии будет бежать дальше. Наконец, бросившись в сторону, она упала между кустами…
Она не помнила, сколько времени пролежала, а когда очнулась, солнце стояло уже высоко над горизонтом; в огромном лесу царила торжественная тишина, преследователей больше нигде не было слышно.
Но теперь Инес почувствовала голод и жажду. Ягоды и плоды не спасали. Пройдя еще немного, она увидела стоявший посреди леса хорошенький домик. Какая-то старушка, выйдя из него, прошла в хлев, потом вернулась и принялась за хозяйство.
Наружность ее внушила Инес доверие, и она подошла к женщине. Попросив дать ей чего-нибудь поесть и напиться, графиня в виде платы предложила свое кольцо, так как денег у нее больше не было. Но старушка отказалась от вознаграждения, накормила девушку и предложила остаться переночевать. Это была жена лесничего, которого часто по нескольку дней не бывало дома.
Инес с благодарностью воспользовалась ее добротой и осталась в домике еще на целые сутки, чтобы восстановить силы, затем отправилась дальше, от души поблагодарив жену лесничего, указавшую ей дорогу к ближайшему городу.
С горем и страхом в сердце пошла Инес в указанном ей направлении и через несколько часов добралась до города.
Она попыталась обдумать свое положение. Если б даже, продав свои серьги, она решилась войти в какую-нибудь гостиницу — за кого бы ее приняли? Что, кроме неприятностей, могло ее ожидать в этом случае!
Инес уже решилась, наконец, продать кольцо и взять билет на поезд, чтобы скорей уехать на север, в маленький городок Пуисерду. Она отправилась на станцию узнать, когда отходит ближайший поезд, и пришла как раз в тот момент, когда подошел поезд, останавливающийся на несколько минут в этом городке. Из вагонов стали выходить пассажиры, и среди них Инес узнала патера Антонио!
Страх овладел ею, она подумала, что он ищет ее по приказанию отца. Дрожа от ужаса, Инес уже хотела поскорее уйти, но Антонио увидел и узнал ее. Он побледнел и с секунду неподвижно смотрел на девушку, потом быстро подошел…
— Слава Богу! — вскричал он. — Наконец я вас нашел, донья Инес!
— Оставьте меня, патер Антонио, умоляю вас, оставьте меня здесь! — просила молодая графиня.
— Вы не должны отталкивать моей помощи, вы одни и беззащитны!
— Нет, нет! Я не хочу и не могу вернуться в Мадрид!
— Своей цели я отчасти достиг, я нашел вас, донья Инес! Теперь мне остается только проводить вас, куда вы хотите.
— Так вы не возвращаетесь в Мадрид, отец Антонио?
— Донья Амаранта тоже здесь, — сказал Антонио с сияющим взором, поспешно направляясь к вагону.
В это время из него вышла Амаранта, и девушки бросились в объятия друг друга. Поезд ушел.
— Богу угодно было, чтобы я нашла тебя и отца Антонио, — вскричала Инес. Обе сбивчиво, торопясь, рассказывали о своих злоключениях.
— Я тоже вынуждена была оставить Мадрид, — завершила Амаранта свое повествование, вызвавшее у Инес глубокое сострадание и сильнейший гнев, ибо она считала дона Карлоса причиной всех несчастий. — Этот честный человек, отец Антонио, спас меня, переодев в монашескую одежду, и увез с собой! Он тоже вынужден был оставить Мадрид и спешить на север! Вдвоем мы надеялись отыскать тебя, а теперь…
— Теперь мы вместе, — прервала Инес свою подругу, — отец Антонио защитит нас! Мы вместе пойдем на север, и он проводит нас до Пуисерды! Все заботы и опасности теперь позади! Не правда ли, отец Антонио, вы берете нас под свое покровительство?
— Прошу вас верить, донья Инес, что цель моей жизни — служить вам и защищать вас!
— О! Примите мою сердечную благодарность за эти слова, полные любви! Но послушайте, — обратилась она к Амаранте и Антонио, — поступок дона Карлоса в отношении Амаранты такая неслыханная, позорная низость, что наши проклятья и наша ненависть должны преследовать его! Он должен знать и чувствовать, что за эту подлую измену его ждет кара! Твой образ, Амаранта, будет вечным укором его совести за то, что так бесчеловечно отплатил он тебе за твою любовь. Но вот что я еще хотела сказать, отец Антонио: мне кажется, что опасно ехать на север по железной дороге, нам лучше пробираться проселочными дорогами. Я боюсь, что нас и теперь будут искать и преследовать!
— Да, да, ты права, — согласилась Амаранта, боязливо осматриваясь. — Послушайте совета графини, отец Антонио. Лучше воспользоваться другим путем, а не железной дорогой. Я боюсь преследования не только из-за нас с графиней, но и из-за вас, потому что, защищая нас,вы сами подвергаетесь опасности!
— Хорошо, будем продолжать путь на лошадях, — согласился отец Антонио, — а для большей безопасности наденьте эти монашеские рясы.
Инес с удовольствием приняла это предложение. Антонио, оставив девушек на станции железной дороги, сам поспешил в город и купил там трех сильных, смирных лошадей; с наступлением вечера он забрал девушек, и они, закутавшись в темные монастырские рясы, оседлали с его помощью своих лошадей.
После этого все три всадника покинули город, следуя обходными путями и направляясь на север.
Никто теперь не смог бы их узнать в патере и двух монахах. На своих сильных лошадях путешественники быстро продвигались вперед и на следующий день прибыли в городок, где и остановились для отдыха. Потом они снова продолжили путь, и отец Антонио был счастлив, что ему удалось исполнить свой долг — защитить Инес и Амаранту от опасности. Он хотел доставить их в Пуисерду, а затем следовать в соответствии с распоряжениями своих отцов.
Без всяких приключений путешественники быстро ехали вперед и в один из следующих дней прибыли в местечко, где услышали, что этой ночью генерал Павиа прибудет с отрядом на поезде в Логроньо.
Ближе к вечеру беглецы оставили местечко и ночью добрались до моста через Риво, по которому шли проезжая и железная дороги. Тут и увидели они карлистов, снимавших рельсы с железнодорожного полотна.
Инес невольно вскрикнула, ей представилась неизбежная гибель дона Павиа, этот крик и услышал Тристани.
Антонио и обе девушки в страхе рванулись навстречу приближающемуся уже поезду, чтобы спасти его от неминуемой гибели.
В трех разных местах стояли они около рельсов, махали белыми платками и кричали. И они сумели остановить поезд, приближавшийся к своей гибели.
Как благодарили они Бога за то, что им удалось отвести страшную опасность, угрожавшую поезду, на котором они теперь возвращались на предыдущую станцию.
Но как велика была новая тревога, охватившая Инес при мысли о начавшейся битве, в которую ринулся ее возлюбленный!
Антонио пытался утешить и ободрить ее. Вскоре они уже подъезжали к ближайшей станции, к тому местечку, из которого они ушли вечером, оставив там своих лошадей.
Здесь они вышли из вагонов и поспешили туда, где привязали лошадей. Уже рассветало, когда они добрались до места; Инес и Амаранта закутались в свои рясы, все трое верхом направились в Логроньо.
Скоро услышали они вдали нарастающий шум битвы, и тревога снова вкралась в их сердца, но там была и гордость: ведь Мануэль выполнял высокий долг перед своим отечеством, и там была радость, потому что он вел свои войска против презренного изменника, предавшего Амаранту и обрекшего ее на гибель.
Так продолжали они свой путь, становившийся все опаснее и опаснее по мере приближения к местам, наводненным карлистскими бандами; каждую минуту они могли очутиться в руках кровожадного, ничего не щадящего сброда. Единственное, что внушало им надежду попасть в Пуисерду, безопасно миновав карлистские линии, это бумаги отца Антонио, в которых ему предписывалось присоединиться к генеральному штабу дона Карлоса.
VIII. Арфист
Она не помнила, сколько времени пролежала, а когда очнулась, солнце стояло уже высоко над горизонтом; в огромном лесу царила торжественная тишина, преследователей больше нигде не было слышно.
Но теперь Инес почувствовала голод и жажду. Ягоды и плоды не спасали. Пройдя еще немного, она увидела стоявший посреди леса хорошенький домик. Какая-то старушка, выйдя из него, прошла в хлев, потом вернулась и принялась за хозяйство.
Наружность ее внушила Инес доверие, и она подошла к женщине. Попросив дать ей чего-нибудь поесть и напиться, графиня в виде платы предложила свое кольцо, так как денег у нее больше не было. Но старушка отказалась от вознаграждения, накормила девушку и предложила остаться переночевать. Это была жена лесничего, которого часто по нескольку дней не бывало дома.
Инес с благодарностью воспользовалась ее добротой и осталась в домике еще на целые сутки, чтобы восстановить силы, затем отправилась дальше, от души поблагодарив жену лесничего, указавшую ей дорогу к ближайшему городу.
С горем и страхом в сердце пошла Инес в указанном ей направлении и через несколько часов добралась до города.
Она попыталась обдумать свое положение. Если б даже, продав свои серьги, она решилась войти в какую-нибудь гостиницу — за кого бы ее приняли? Что, кроме неприятностей, могло ее ожидать в этом случае!
Инес уже решилась, наконец, продать кольцо и взять билет на поезд, чтобы скорей уехать на север, в маленький городок Пуисерду. Она отправилась на станцию узнать, когда отходит ближайший поезд, и пришла как раз в тот момент, когда подошел поезд, останавливающийся на несколько минут в этом городке. Из вагонов стали выходить пассажиры, и среди них Инес узнала патера Антонио!
Страх овладел ею, она подумала, что он ищет ее по приказанию отца. Дрожа от ужаса, Инес уже хотела поскорее уйти, но Антонио увидел и узнал ее. Он побледнел и с секунду неподвижно смотрел на девушку, потом быстро подошел…
— Слава Богу! — вскричал он. — Наконец я вас нашел, донья Инес!
— Оставьте меня, патер Антонио, умоляю вас, оставьте меня здесь! — просила молодая графиня.
— Вы не должны отталкивать моей помощи, вы одни и беззащитны!
— Нет, нет! Я не хочу и не могу вернуться в Мадрид!
— Своей цели я отчасти достиг, я нашел вас, донья Инес! Теперь мне остается только проводить вас, куда вы хотите.
— Так вы не возвращаетесь в Мадрид, отец Антонио?
— Донья Амаранта тоже здесь, — сказал Антонио с сияющим взором, поспешно направляясь к вагону.
В это время из него вышла Амаранта, и девушки бросились в объятия друг друга. Поезд ушел.
— Богу угодно было, чтобы я нашла тебя и отца Антонио, — вскричала Инес. Обе сбивчиво, торопясь, рассказывали о своих злоключениях.
— Я тоже вынуждена была оставить Мадрид, — завершила Амаранта свое повествование, вызвавшее у Инес глубокое сострадание и сильнейший гнев, ибо она считала дона Карлоса причиной всех несчастий. — Этот честный человек, отец Антонио, спас меня, переодев в монашескую одежду, и увез с собой! Он тоже вынужден был оставить Мадрид и спешить на север! Вдвоем мы надеялись отыскать тебя, а теперь…
— Теперь мы вместе, — прервала Инес свою подругу, — отец Антонио защитит нас! Мы вместе пойдем на север, и он проводит нас до Пуисерды! Все заботы и опасности теперь позади! Не правда ли, отец Антонио, вы берете нас под свое покровительство?
— Прошу вас верить, донья Инес, что цель моей жизни — служить вам и защищать вас!
— О! Примите мою сердечную благодарность за эти слова, полные любви! Но послушайте, — обратилась она к Амаранте и Антонио, — поступок дона Карлоса в отношении Амаранты такая неслыханная, позорная низость, что наши проклятья и наша ненависть должны преследовать его! Он должен знать и чувствовать, что за эту подлую измену его ждет кара! Твой образ, Амаранта, будет вечным укором его совести за то, что так бесчеловечно отплатил он тебе за твою любовь. Но вот что я еще хотела сказать, отец Антонио: мне кажется, что опасно ехать на север по железной дороге, нам лучше пробираться проселочными дорогами. Я боюсь, что нас и теперь будут искать и преследовать!
— Да, да, ты права, — согласилась Амаранта, боязливо осматриваясь. — Послушайте совета графини, отец Антонио. Лучше воспользоваться другим путем, а не железной дорогой. Я боюсь преследования не только из-за нас с графиней, но и из-за вас, потому что, защищая нас,вы сами подвергаетесь опасности!
— Хорошо, будем продолжать путь на лошадях, — согласился отец Антонио, — а для большей безопасности наденьте эти монашеские рясы.
Инес с удовольствием приняла это предложение. Антонио, оставив девушек на станции железной дороги, сам поспешил в город и купил там трех сильных, смирных лошадей; с наступлением вечера он забрал девушек, и они, закутавшись в темные монастырские рясы, оседлали с его помощью своих лошадей.
После этого все три всадника покинули город, следуя обходными путями и направляясь на север.
Никто теперь не смог бы их узнать в патере и двух монахах. На своих сильных лошадях путешественники быстро продвигались вперед и на следующий день прибыли в городок, где и остановились для отдыха. Потом они снова продолжили путь, и отец Антонио был счастлив, что ему удалось исполнить свой долг — защитить Инес и Амаранту от опасности. Он хотел доставить их в Пуисерду, а затем следовать в соответствии с распоряжениями своих отцов.
Без всяких приключений путешественники быстро ехали вперед и в один из следующих дней прибыли в местечко, где услышали, что этой ночью генерал Павиа прибудет с отрядом на поезде в Логроньо.
Ближе к вечеру беглецы оставили местечко и ночью добрались до моста через Риво, по которому шли проезжая и железная дороги. Тут и увидели они карлистов, снимавших рельсы с железнодорожного полотна.
Инес невольно вскрикнула, ей представилась неизбежная гибель дона Павиа, этот крик и услышал Тристани.
Антонио и обе девушки в страхе рванулись навстречу приближающемуся уже поезду, чтобы спасти его от неминуемой гибели.
В трех разных местах стояли они около рельсов, махали белыми платками и кричали. И они сумели остановить поезд, приближавшийся к своей гибели.
Как благодарили они Бога за то, что им удалось отвести страшную опасность, угрожавшую поезду, на котором они теперь возвращались на предыдущую станцию.
Но как велика была новая тревога, охватившая Инес при мысли о начавшейся битве, в которую ринулся ее возлюбленный!
Антонио пытался утешить и ободрить ее. Вскоре они уже подъезжали к ближайшей станции, к тому местечку, из которого они ушли вечером, оставив там своих лошадей.
Здесь они вышли из вагонов и поспешили туда, где привязали лошадей. Уже рассветало, когда они добрались до места; Инес и Амаранта закутались в свои рясы, все трое верхом направились в Логроньо.
Скоро услышали они вдали нарастающий шум битвы, и тревога снова вкралась в их сердца, но там была и гордость: ведь Мануэль выполнял высокий долг перед своим отечеством, и там была радость, потому что он вел свои войска против презренного изменника, предавшего Амаранту и обрекшего ее на гибель.
Так продолжали они свой путь, становившийся все опаснее и опаснее по мере приближения к местам, наводненным карлистскими бандами; каждую минуту они могли очутиться в руках кровожадного, ничего не щадящего сброда. Единственное, что внушало им надежду попасть в Пуисерду, безопасно миновав карлистские линии, это бумаги отца Антонио, в которых ему предписывалось присоединиться к генеральному штабу дона Карлоса.
VIII. Арфист
Сара Кондоро после того, как ее посетил Рикардо, тут же начала думать, как ей заполучить награду, назначенную герцогом тому, кто найдет дукечито, и вскоре она нашла решение, которое давало ей возможность достичь заветного желания: приобрести богатую, роскошную обстановку для ее нового заведения.
Одно обстоятельство казалось ей еще не совсем ясным, но в следующую ночь, большую часть которой она провела, не смыкая глаз, ей пришла мысль, безгранично ее обрадовавшая, которой она даже гордилась, потому что в этом случае можно было не бояться разоблачения. Она нашла способ наверняка достичь цели, то есть получить максимально возможное вознаграждение. Восхищенная дукеза решила немедленно отправиться к Рикардо, надела свое шелковое, затканное цветами платье, завернулась в шелковый темно-синий платок и надела старую соломенную шляпу, потом тщательно заперла все двери своего домика и отправилась в гостиницу, где остановился гофмейстер двора герцога Кондоро.
Но там, к своему неудовольствию, узнала, что его нет, тогда она велела передать гофмейстеру, чтобы он посетил ее как можно скорее, так как у нее есть для него очень важные сведения, а сама, продолжая обдумывать свои алчные планы, отправилась домой.
— Он ищет, подслушивает везде, старая лисица, — бормотала она, — но все напрасно! Только от дукезы ты можешь что-нибудь узнать, только с ее помощью чего-то достигнешь, если не пожалеешь денег! Да, дукеза откроет свою тайну, но только тогда, когда ей хорошо заплатят! Лучше тайны не найти, — самодовольно посмеивалась она, поворачивая на улицу, где стоял ее низенький старый домишко.
— Ого! Кто это там перед моей дверью? Что такое? Клянусь всеми святыми, да это прегонеро!
Она ускорила шаг.
— Не стучи, — кричала дукеза издалека, — не стучи, никого нет дома!
Прегонеро обернулся.
— Теперь и сам вижу, что нет, — сказал он.
— Что привело тебя сюда, прегонеро? — спросила Сара Кондоро не очень любезно. — Ты мне и так уж испортил дела своей проклятой кровожадностью и сам себя приведешь когда-нибудь на виселицу, да, да!
— Чем же я виноват, — возразил прегонеро, — когда это сильнее меня? На виселицу, думаешь ты? Пожалуй, да только пока что я сам могу другим предложить виселицу!
— Значит, Тобаль тебя принял? Прегонеро утвердительно кивнул:
— Да, принял! Отопри же, — добавил он, — мне нужно переговорить с тобой!
«Со мной переговорить? Это недурно!» — думала; старуха, входя в дом со своим прежним любовником.
Это была такая парочка, в обществе которой любой чувствовал бы себя не очень хорошо, парочка, представлявшая собой воплощение всех темных тайн большой столицы.
У прегонеро было сегодня особенно отталкивающее выражение. От быстрой ходьбы рубцы на его широком отвратительном лице стали огненно-красными, глаза блуждали. Он сел на один из старых стульев, который подозрительно заскрипел.
— О-о! — запричитала дукеза. — Это чудовище переломает мне все. Ты мог бы сесть поосторожнее, старый дружище!
— Все будет вознаграждено, — бормотал прегонеро себе под нос. Он сегодня был в особенно хорошем расположении духа. Обратившись к дукезе, 0 н громко прибавил: — Садись рядом, Сара, я должен спросить тебя об очень важном деле!
— Это любопытно, — сказала старуха, последовав его приглашению, — в чем же дело?
— Ночью я вспомнил кое о чем, что мне не дает покоя, — начал прегонеро, — и поспешил к тебе сюда, чтобы спросить… Собственно, я вспомнил, что ты тогда дукечито…
Старуха с удивлением посмотрела на бывшего возлюбленного, и лицо ее приняло хищное выражение.
— Что ты тогда… давно уж это было, когда с тобой разошлись… выпроводила дукечито из своего дома, — продолжал прегонеро.
— Ну, что же о дукечито?
— Я об этом думал ночью.
— Что это вдруг?
— Иногда ведь вспоминаешь разные разности из прошлого, так вот я невольно думал о дукечито и что именно вышло из него…
— Что такое ты там толкуешь?
— И я решил спросить тебя, где остался этот несчастный мальчик, которого я как-никак воспитывал?
— Ай-ай? Вдруг жалко стало дукечито, так что ли?
— Ведь он же мне был поручен. Захотелось узнать, где он шатается?
— А! Значит, где он шатается? Это я тебе могу совершенно точно указать — сыночек мой умер!
— Умер! Куда же ты его тогда дела?
— Видно, хочешь к его могиле на поклонение отправиться, а?
— Где же он умер?
— Я верю, что ты бы очень хотел это знать, хитрая бестия, — воскликнула дукеза с саркастическим смехом, — посмотрите на этого тихого молодца! Ты думаешь, я не знаю, откуда взялось твое участие и сожаление, старый дружище? Старый Рикардо, видно, и тебя разыскал, а?
— Разве он был и у тебя?
— Во всяком случае, раньше, чем у тебя! Ты у меня хотел выведать! Хотел сам получить деньги и посмеяться над глупой Сарой? Это была бы злая шутка с твоей стороны!
— Чего же ты сердишься, старая? Разве ты дала бы мне что-нибудь из барыша, а? Раз он и у тебя был, то мы оба имеем равные части в деле, и мне кажется, было бы лучше, если бы мы действовали сообща и поделились барышом. Ты ведь от этого ничего не потеряешь! Пусть платит побольше! Можешь ты хоть раз поспособствовать моей выгоде, не твои ведь деньги! Такой случай, могу тебя уверить, представляется только раз в жизни!
— В этом ты совершенно прав! Не часто предлагают продать тайну какого-то дукечито.
— Будем себе на уме, Сара! Рикардо предлагает двадцать пять тысяч; разделим деньги пополам и откроем ему нашу тайну, — доверчиво сказал прегонеро.
— Нашу тайну? — спросила дукеза, вытаращив глаза. — Разве у тебя тоже есть тайна?
— Мы вытянем из него пятьдесят тысяч дуро, и ты, вероятно, не откажешь мне в половине?
— А ты хитер! — воскликнула старуха.
— Ты говоришь, что дукечито умер, — продолжал прегонеро. — За свидетельство о смерти он так много дать не захочет, а если ему вместо мертвого доставить живого дукечито? Что тогда? Он с радостью заплатит вдвое, могу тебя уверить! И если мы оба будем говорить одно и то же, то он скорее поверит, чем одному из нас! Ты должна согласиться на дележ, иначе я сам приведу ему дукечито, тогда он отнесется с недоверием и не поверит никому!
Старая Сара Кондоро надолго задумалась, наконец она медленно заговорила:
— Пусть будет так, пусть и тебе что-нибудь достанется. Сделаем дело сообща. Я тоже думала доставить ему дукечито, ха-ха-ха, славная будет шутка, могу тебя уверить! Настоящий наследник умер, почему же деньги должны достаться отдаленным родственникам герцога? Лучше осчастливим бедняка, подставим поддельного вместо настоящего дукечито!
— Верно, — согласился прегонеро, — верно! Это можно сделать, если мы будем действовать сообща!
— Мне ночью вспомнился один, который отлично пригодился бы для этой роли! Он немного моложе настоящего дукечито, в метрические книги не внесен, о его прошлом и его имени не знают ничего, кроме того, что я его родила и я его мать.
— Ты думаешь о Клементо? — спросил прегонеро, широко раскрыв глаза.
— Да, именно о нем!
— Клянусь спасением души моей, это славная мысль, Сара! Что, Клементо еще в Мадриде?
— О ужасный отец! Не знаешь даже, где Клементо!
— В Мадриде, или нет, не знаю! Я хорошо знаю, что он таскался с арфой, но уже довольно давно я его не видел!
— Ты совершенно не заботился о нем, и теперь это нам на руку, потому что он и не подозревает даже, кто его отец. Он знает только, что я его мать!
— Черт возьми, это будет отчаянное дело! Ведь выходит, что мы заботимся о сыне, как самые примерные родители!
— Он знает одну кличку: Клементо, и всему миру он известен только под этим именем, другого у него нет! Кстати, дукечито получил тогда имена: Клементо Ильдефансо Родриго, — сказала старуха.
— Это кстати! И он нигде не записан?
— Нигде, ты ведь сам это знаешь!
Прегонеро вскочил, сделал несколько крайне неуклюжих прыжков, от которых задрожали стены.
— Да ведь дом рухнет! — вскричала дукеза.
— Дай же простор моей радости! Нет ли у тебя чего такого, что бы я разорвал своими руками, мне нужно хоть что-нибудь уничтожить!
— У него опять эта безумная ярость, — дрожа, заметила старуха. — О святой Франциско!
— Клементо-арфист станет дукечито! Это будет для нас золотое дно! — воскликнул прегонеро.
— Да, так-то так, — бормотала старуха, — да ведь тогда ты для меня будешь всю жизнь как пиявка, как вампир, ты воспользуешься моей тайной!
— Отыщем Клементо! И сейчас же сообщим о том Рикардо…
— Ты с ума сошел, что ли? Нельзя так скоро! Предусмотрительность необходима прежде всего! Предусмотрительность и обдуманность!
— Ты права, Сара, предусмотрительность и обдуманность! Все должно быть своевременно!
— Клементо играет по дворам и площадям. Правда, у него не все дома, но он мягкосердечен и добродушен сверх всякой меры!
— Это он от меня унаследовал!
— Люди думают, что он немного свихнулся и называют его юродивым Клементо! Он теперь таскается в той стороне, в восточном квартале! Я только что была у Рикардо и передала, чтобы он пришел сюда! Ты пока сходи и отыщи Клементо; если отыщешь, ничего ему не говори, но иди скорее сюда за мной и за Рикардо, чтобы мы его нашли все вместе! Когда вернешься, то скажи только, что ты нашел его следы. Слышишь, больше ни слова, сам понимаешь!
— Он не будет сомневаться, и мы подставим Клементо вместо мертвого дукечито! Из арфиста Клементо получится молодой, пропавший без вести герцог, — воскликнул прегонеро, — и ты выхлопочешь нам пятьдесят тысяч дуро!
— Поспеши, — приказала Сара Кондоро и выпроводила из дверей своего прежнего возлюбленного. — Смотри, не проговорись, — крикнула она ему вслед.
— Нельзя было иначе устроить, — бормотала она, оставшись одна, — другого выхода не было, но его сообщничество может быть для меня пагубным! Да ведь Клементо его плоть и кровь; впрочем, что ему до этого, когда помимо выгод он не видит ничего, уж я-то его знаю! Он совершенно прав, Рикардо будет нам больше доверять, когда услышит от нас обоих одно и то же, а уж я постараюсь, чтобы у него исчезли последние сомнения, его нужно убедить, что он нашел дукечито, от этого зависит все. О рождении Клементо не знает никто, кроме прегонеро и меня. Он не крещен при рождении, нигде не записан, лишь несколько лет спустя его крестили, но при этом никто уже не мог выяснить его происхождения. Теперь явлюсь я со своей тайной, и выяснится, что какой-то юродивый арфист… Тише, кажется кто-то стучит?..
Сара Кондоро выглянула в окно.
— Это Рикардо, — пробормотала она, — очень кстати! Она вышла в переднюю и отперла дверь… Старый
гофмейстер герцога, поклонившись, вошел. Старуха заперла двери и предложила Рикардо пройти в комнату.
— Сеньора дукеза спрашивала меня? — спросил он, и в голосе по-прежнему слышалось почтение, несмотря на нынешнее положение его бывшей госпожи.
— Я была у тебя, Рикардо, потому что ночью я, наконец, решилась, — ответила Сара Кондоро.
— Дай Бог, чтобы ваше решение позволило мне выполнить желание его светлости!
— Я все думала, что для меня выгоднее, потому что, видишь ли, Рикардо, когда человек так стар, как я, он должен заботиться о своей выгоде! Я взвешивала, в каком случае больше выиграю — сохранив свою тайну или продав ее тебе теперь же? Ты сказал, что герцог облек тебя широкими полномочиями?
— Конечно, сеньора дукеза, его светлость этим поручением дал мне новое доказательство своего доверия, и я всеми силами постараюсь его оправдать.
— И ты говорил, что уплатишь двадцать пять тысяч дуро и можешь даже удвоить эту сумму, если я наведу тебя на верный след дукечито, так что дальше тебе будет уже нетрудно найти его!
— Так дукечито жив! Я надеялся на это, — сказал, обрадовавшись, Рикардо… — Сумма чересчур велика, сеньора дукеза, но его светлость пойдет на любые траты, лишь бы отыскать молодого герцога и назвать его своим сыном.
— Получение этой суммы лишает меня моих прав навсегда, — сказала Сара Кондоро, — поэтому она не так ужи велика.
— Именем его светлости обещаю вам выплатить всю сумму сполна, после того, как вы укажете мне, где искать дукечито, и у меня не останется ни малейших сомнений в том, что это действительно он, сеньора дукеза, — заключил Рикардо.
Старуха старалась подавить свое возраставшее нетерпение.
— В таком случае, я должна тебе признаться, — сказала она после небольшой паузы, — что дукечито живет здесь, в Мадриде, и мы с ним в самых лучших отношениях!
— И дукечито знает, что он сын герцога? Сара Кондоро отрицательно покачала головой.
— Это ему неизвестно, Клементо знает только, что он мой сын!
— Несчастный молодой герцог! — Для того, чтобы у тебя не возникало сомнений, я вызвала сюда бывшего воспитателя дукечито Оттона Ромеро, который подтвердит тебе мои показания; он сказал, что недавно ты сам был у него.
— Я исполняю свой долг, сеньора дукеза!
— Я сегодня поручила бывшему воспитателю дукечито отыскать его и дать нам знать сюда, чтобы мы вместе могли отправиться за ним!
— Так вы в самом деле хотите обрадовать герцога Кондоро, возвратить ему его сына и наследника…
— За назначенное мною вознаграждение, Рикардо!
— Я с радостью вручу сеньоре дукезе расписку на эту сумму и уплачу ее сразу, как найду дукечито!
— Ты, возможно, удивишься и ужаснешься, увидев его, и не признаешь его за дукечито, но доказательством того, что это действительно мой сын, послужит наша встреча с ним, Рикардо!
— Я бы хотел скорей получить это доказательство!
— Я думаю, что моя встреча с дукечито, помимо моего свидетельства и свидетельства бывшего воспитателя, убедит тебя в том, что это он, и развеет последние сомнения. Само собой разумеется, что судьба преследовала его не менее…
— К чему вы хотите меня приготовить, сеньора дукеза… было бы ужасно, если б единственный сын и наследник его светлости… я не могу даже выговорить… если бы единственный отпрыск его светлости унизился до преступления! Этот удар мой господин не перенес бы никогда!
— Нет, нет, дело не так скверно, Рикардо, — успокоительно проговорила старуха, — об этом и речи нет! Дукечито Клементо — бедный арфист…
— Арфист!
— …который, с трудом зарабатывает кусок хлеба, но честь его ничем не запятнана!
— Слава Богу!
— Он обижен природой, и к тому же обстоятельства не давали мне возможности сделать для него что-нибудь, но я уверена, что при других условиях дукечито изменится в лучшую сторону!
— Это ужасно… но ярадуюсь одному, что светлейший герцог избежит страшного горя: быть свидетелем его… арфист… собиратель милостыни…
— Но не преступник!
— Конечно, при нынешних обстоятельствах и это утешение, сеньора дукеза, вы правы. Ярадуюсь уже тому, что нашел дукечито. Значит, он знает, что его мать сеньора дукеза? — спросил Рикардо.
— Ты сам это увидишь! Но это все, что ему известно о его прошлом!
— А суд?
— Ему тоже об этом ничего неизвестно. В это время кто-то постучал.
— Позволь мне открыть, — сказала старуха, — я уверена, что это бывший воспитатель дукечито.
Она вышла и оставила за собой дверь открытой. Тутже в дом вошел прегонеро.
— Подойдите поближе, сеньор Ромеро, — торжественно и вместе с тем дружелюбно проговорила дукеза. — Что вы узнали?
— Уже и Рикардо здесь, это очень кстати, — сказал прегонеро. — Я только что нашел Клементо!
— Дукечито…
— Он играет на арфе, сейчас он на маленькой площади Карбонес и окружен многочисленными слушателями, — подтвердил прегонеро.
— Если хочешь, Рикардо, то отправимся, — обратилась Сара Кондоро к глубоко растроганному гофмейстеру. — Если тебе неловко идти вместе с нами на площадь Карбонес, то следуй за нами на таком расстоянии, чтобы ты мог все видеть и слышать! Да это и лучше, если ты не будешь рядом со мной, потому что Клементо стесняется в выражении своих чувств, он какой-то странный в этом отношении.
— Делайте, как вам угодно, сеньора дукеза, я согласен на все! Вы лучше знаете, как надо!
— Итак, вперед! Сделаем бедного арфиста Клементо сыном герцога, — воскликнула Сара Кондоро и в сопровождении обоих мужчин вышла из дома. Уже наступали сумерки. Она с прегонеро шла впереди, а сзади, на расстоянии нескольких шагов, — Рикардо.
Вскоре они были уже на маленькой грязной площади Карбонес, окруженной серенькими, низкими домишками. Площадь эту назвали угольной, потому что сюда днем в открытых повозках свозится огромное количество угля. В районе этой площади живут преимущественно рабочие, мастеровые, мелкие торговцы и нищие.
Сейчас на краю площади стоял, сгорбившись, молодой человек с серовато-желтой безбородой физиономией, окруженный толпой ребятишек. На вид он казался моложе, чем был на самом деле, ему можно было дать лет двадцать с небольшим, но его вялость заставляла предполагать, что он много старше.
У него была большая старая арфа, на которой не хватало половины струн, но юноша своей беглой игрой так искусно скрывал этот недостаток, что его положительно никто не замечал. На нем была старая испанская шляпа, серый сюртук и панталоны из темного бархата. На груди висела большая ладанка.
Арфист Клементо старательно играл и, казалось, совсем не замечал окружающих слушателей, но время от времени он прерывал игру, чтобы принять от кого-нибудь монету, и прятал ее в карман.
Сара Кондоро подошла к Рикардо.
— Вот дукечито, — прошептала она.
Одно обстоятельство казалось ей еще не совсем ясным, но в следующую ночь, большую часть которой она провела, не смыкая глаз, ей пришла мысль, безгранично ее обрадовавшая, которой она даже гордилась, потому что в этом случае можно было не бояться разоблачения. Она нашла способ наверняка достичь цели, то есть получить максимально возможное вознаграждение. Восхищенная дукеза решила немедленно отправиться к Рикардо, надела свое шелковое, затканное цветами платье, завернулась в шелковый темно-синий платок и надела старую соломенную шляпу, потом тщательно заперла все двери своего домика и отправилась в гостиницу, где остановился гофмейстер двора герцога Кондоро.
Но там, к своему неудовольствию, узнала, что его нет, тогда она велела передать гофмейстеру, чтобы он посетил ее как можно скорее, так как у нее есть для него очень важные сведения, а сама, продолжая обдумывать свои алчные планы, отправилась домой.
— Он ищет, подслушивает везде, старая лисица, — бормотала она, — но все напрасно! Только от дукезы ты можешь что-нибудь узнать, только с ее помощью чего-то достигнешь, если не пожалеешь денег! Да, дукеза откроет свою тайну, но только тогда, когда ей хорошо заплатят! Лучше тайны не найти, — самодовольно посмеивалась она, поворачивая на улицу, где стоял ее низенький старый домишко.
— Ого! Кто это там перед моей дверью? Что такое? Клянусь всеми святыми, да это прегонеро!
Она ускорила шаг.
— Не стучи, — кричала дукеза издалека, — не стучи, никого нет дома!
Прегонеро обернулся.
— Теперь и сам вижу, что нет, — сказал он.
— Что привело тебя сюда, прегонеро? — спросила Сара Кондоро не очень любезно. — Ты мне и так уж испортил дела своей проклятой кровожадностью и сам себя приведешь когда-нибудь на виселицу, да, да!
— Чем же я виноват, — возразил прегонеро, — когда это сильнее меня? На виселицу, думаешь ты? Пожалуй, да только пока что я сам могу другим предложить виселицу!
— Значит, Тобаль тебя принял? Прегонеро утвердительно кивнул:
— Да, принял! Отопри же, — добавил он, — мне нужно переговорить с тобой!
«Со мной переговорить? Это недурно!» — думала; старуха, входя в дом со своим прежним любовником.
Это была такая парочка, в обществе которой любой чувствовал бы себя не очень хорошо, парочка, представлявшая собой воплощение всех темных тайн большой столицы.
У прегонеро было сегодня особенно отталкивающее выражение. От быстрой ходьбы рубцы на его широком отвратительном лице стали огненно-красными, глаза блуждали. Он сел на один из старых стульев, который подозрительно заскрипел.
— О-о! — запричитала дукеза. — Это чудовище переломает мне все. Ты мог бы сесть поосторожнее, старый дружище!
— Все будет вознаграждено, — бормотал прегонеро себе под нос. Он сегодня был в особенно хорошем расположении духа. Обратившись к дукезе, 0 н громко прибавил: — Садись рядом, Сара, я должен спросить тебя об очень важном деле!
— Это любопытно, — сказала старуха, последовав его приглашению, — в чем же дело?
— Ночью я вспомнил кое о чем, что мне не дает покоя, — начал прегонеро, — и поспешил к тебе сюда, чтобы спросить… Собственно, я вспомнил, что ты тогда дукечито…
Старуха с удивлением посмотрела на бывшего возлюбленного, и лицо ее приняло хищное выражение.
— Что ты тогда… давно уж это было, когда с тобой разошлись… выпроводила дукечито из своего дома, — продолжал прегонеро.
— Ну, что же о дукечито?
— Я об этом думал ночью.
— Что это вдруг?
— Иногда ведь вспоминаешь разные разности из прошлого, так вот я невольно думал о дукечито и что именно вышло из него…
— Что такое ты там толкуешь?
— И я решил спросить тебя, где остался этот несчастный мальчик, которого я как-никак воспитывал?
— Ай-ай? Вдруг жалко стало дукечито, так что ли?
— Ведь он же мне был поручен. Захотелось узнать, где он шатается?
— А! Значит, где он шатается? Это я тебе могу совершенно точно указать — сыночек мой умер!
— Умер! Куда же ты его тогда дела?
— Видно, хочешь к его могиле на поклонение отправиться, а?
— Где же он умер?
— Я верю, что ты бы очень хотел это знать, хитрая бестия, — воскликнула дукеза с саркастическим смехом, — посмотрите на этого тихого молодца! Ты думаешь, я не знаю, откуда взялось твое участие и сожаление, старый дружище? Старый Рикардо, видно, и тебя разыскал, а?
— Разве он был и у тебя?
— Во всяком случае, раньше, чем у тебя! Ты у меня хотел выведать! Хотел сам получить деньги и посмеяться над глупой Сарой? Это была бы злая шутка с твоей стороны!
— Чего же ты сердишься, старая? Разве ты дала бы мне что-нибудь из барыша, а? Раз он и у тебя был, то мы оба имеем равные части в деле, и мне кажется, было бы лучше, если бы мы действовали сообща и поделились барышом. Ты ведь от этого ничего не потеряешь! Пусть платит побольше! Можешь ты хоть раз поспособствовать моей выгоде, не твои ведь деньги! Такой случай, могу тебя уверить, представляется только раз в жизни!
— В этом ты совершенно прав! Не часто предлагают продать тайну какого-то дукечито.
— Будем себе на уме, Сара! Рикардо предлагает двадцать пять тысяч; разделим деньги пополам и откроем ему нашу тайну, — доверчиво сказал прегонеро.
— Нашу тайну? — спросила дукеза, вытаращив глаза. — Разве у тебя тоже есть тайна?
— Мы вытянем из него пятьдесят тысяч дуро, и ты, вероятно, не откажешь мне в половине?
— А ты хитер! — воскликнула старуха.
— Ты говоришь, что дукечито умер, — продолжал прегонеро. — За свидетельство о смерти он так много дать не захочет, а если ему вместо мертвого доставить живого дукечито? Что тогда? Он с радостью заплатит вдвое, могу тебя уверить! И если мы оба будем говорить одно и то же, то он скорее поверит, чем одному из нас! Ты должна согласиться на дележ, иначе я сам приведу ему дукечито, тогда он отнесется с недоверием и не поверит никому!
Старая Сара Кондоро надолго задумалась, наконец она медленно заговорила:
— Пусть будет так, пусть и тебе что-нибудь достанется. Сделаем дело сообща. Я тоже думала доставить ему дукечито, ха-ха-ха, славная будет шутка, могу тебя уверить! Настоящий наследник умер, почему же деньги должны достаться отдаленным родственникам герцога? Лучше осчастливим бедняка, подставим поддельного вместо настоящего дукечито!
— Верно, — согласился прегонеро, — верно! Это можно сделать, если мы будем действовать сообща!
— Мне ночью вспомнился один, который отлично пригодился бы для этой роли! Он немного моложе настоящего дукечито, в метрические книги не внесен, о его прошлом и его имени не знают ничего, кроме того, что я его родила и я его мать.
— Ты думаешь о Клементо? — спросил прегонеро, широко раскрыв глаза.
— Да, именно о нем!
— Клянусь спасением души моей, это славная мысль, Сара! Что, Клементо еще в Мадриде?
— О ужасный отец! Не знаешь даже, где Клементо!
— В Мадриде, или нет, не знаю! Я хорошо знаю, что он таскался с арфой, но уже довольно давно я его не видел!
— Ты совершенно не заботился о нем, и теперь это нам на руку, потому что он и не подозревает даже, кто его отец. Он знает только, что я его мать!
— Черт возьми, это будет отчаянное дело! Ведь выходит, что мы заботимся о сыне, как самые примерные родители!
— Он знает одну кличку: Клементо, и всему миру он известен только под этим именем, другого у него нет! Кстати, дукечито получил тогда имена: Клементо Ильдефансо Родриго, — сказала старуха.
— Это кстати! И он нигде не записан?
— Нигде, ты ведь сам это знаешь!
Прегонеро вскочил, сделал несколько крайне неуклюжих прыжков, от которых задрожали стены.
— Да ведь дом рухнет! — вскричала дукеза.
— Дай же простор моей радости! Нет ли у тебя чего такого, что бы я разорвал своими руками, мне нужно хоть что-нибудь уничтожить!
— У него опять эта безумная ярость, — дрожа, заметила старуха. — О святой Франциско!
— Клементо-арфист станет дукечито! Это будет для нас золотое дно! — воскликнул прегонеро.
— Да, так-то так, — бормотала старуха, — да ведь тогда ты для меня будешь всю жизнь как пиявка, как вампир, ты воспользуешься моей тайной!
— Отыщем Клементо! И сейчас же сообщим о том Рикардо…
— Ты с ума сошел, что ли? Нельзя так скоро! Предусмотрительность необходима прежде всего! Предусмотрительность и обдуманность!
— Ты права, Сара, предусмотрительность и обдуманность! Все должно быть своевременно!
— Клементо играет по дворам и площадям. Правда, у него не все дома, но он мягкосердечен и добродушен сверх всякой меры!
— Это он от меня унаследовал!
— Люди думают, что он немного свихнулся и называют его юродивым Клементо! Он теперь таскается в той стороне, в восточном квартале! Я только что была у Рикардо и передала, чтобы он пришел сюда! Ты пока сходи и отыщи Клементо; если отыщешь, ничего ему не говори, но иди скорее сюда за мной и за Рикардо, чтобы мы его нашли все вместе! Когда вернешься, то скажи только, что ты нашел его следы. Слышишь, больше ни слова, сам понимаешь!
— Он не будет сомневаться, и мы подставим Клементо вместо мертвого дукечито! Из арфиста Клементо получится молодой, пропавший без вести герцог, — воскликнул прегонеро, — и ты выхлопочешь нам пятьдесят тысяч дуро!
— Поспеши, — приказала Сара Кондоро и выпроводила из дверей своего прежнего возлюбленного. — Смотри, не проговорись, — крикнула она ему вслед.
— Нельзя было иначе устроить, — бормотала она, оставшись одна, — другого выхода не было, но его сообщничество может быть для меня пагубным! Да ведь Клементо его плоть и кровь; впрочем, что ему до этого, когда помимо выгод он не видит ничего, уж я-то его знаю! Он совершенно прав, Рикардо будет нам больше доверять, когда услышит от нас обоих одно и то же, а уж я постараюсь, чтобы у него исчезли последние сомнения, его нужно убедить, что он нашел дукечито, от этого зависит все. О рождении Клементо не знает никто, кроме прегонеро и меня. Он не крещен при рождении, нигде не записан, лишь несколько лет спустя его крестили, но при этом никто уже не мог выяснить его происхождения. Теперь явлюсь я со своей тайной, и выяснится, что какой-то юродивый арфист… Тише, кажется кто-то стучит?..
Сара Кондоро выглянула в окно.
— Это Рикардо, — пробормотала она, — очень кстати! Она вышла в переднюю и отперла дверь… Старый
гофмейстер герцога, поклонившись, вошел. Старуха заперла двери и предложила Рикардо пройти в комнату.
— Сеньора дукеза спрашивала меня? — спросил он, и в голосе по-прежнему слышалось почтение, несмотря на нынешнее положение его бывшей госпожи.
— Я была у тебя, Рикардо, потому что ночью я, наконец, решилась, — ответила Сара Кондоро.
— Дай Бог, чтобы ваше решение позволило мне выполнить желание его светлости!
— Я все думала, что для меня выгоднее, потому что, видишь ли, Рикардо, когда человек так стар, как я, он должен заботиться о своей выгоде! Я взвешивала, в каком случае больше выиграю — сохранив свою тайну или продав ее тебе теперь же? Ты сказал, что герцог облек тебя широкими полномочиями?
— Конечно, сеньора дукеза, его светлость этим поручением дал мне новое доказательство своего доверия, и я всеми силами постараюсь его оправдать.
— И ты говорил, что уплатишь двадцать пять тысяч дуро и можешь даже удвоить эту сумму, если я наведу тебя на верный след дукечито, так что дальше тебе будет уже нетрудно найти его!
— Так дукечито жив! Я надеялся на это, — сказал, обрадовавшись, Рикардо… — Сумма чересчур велика, сеньора дукеза, но его светлость пойдет на любые траты, лишь бы отыскать молодого герцога и назвать его своим сыном.
— Получение этой суммы лишает меня моих прав навсегда, — сказала Сара Кондоро, — поэтому она не так ужи велика.
— Именем его светлости обещаю вам выплатить всю сумму сполна, после того, как вы укажете мне, где искать дукечито, и у меня не останется ни малейших сомнений в том, что это действительно он, сеньора дукеза, — заключил Рикардо.
Старуха старалась подавить свое возраставшее нетерпение.
— В таком случае, я должна тебе признаться, — сказала она после небольшой паузы, — что дукечито живет здесь, в Мадриде, и мы с ним в самых лучших отношениях!
— И дукечито знает, что он сын герцога? Сара Кондоро отрицательно покачала головой.
— Это ему неизвестно, Клементо знает только, что он мой сын!
— Несчастный молодой герцог! — Для того, чтобы у тебя не возникало сомнений, я вызвала сюда бывшего воспитателя дукечито Оттона Ромеро, который подтвердит тебе мои показания; он сказал, что недавно ты сам был у него.
— Я исполняю свой долг, сеньора дукеза!
— Я сегодня поручила бывшему воспитателю дукечито отыскать его и дать нам знать сюда, чтобы мы вместе могли отправиться за ним!
— Так вы в самом деле хотите обрадовать герцога Кондоро, возвратить ему его сына и наследника…
— За назначенное мною вознаграждение, Рикардо!
— Я с радостью вручу сеньоре дукезе расписку на эту сумму и уплачу ее сразу, как найду дукечито!
— Ты, возможно, удивишься и ужаснешься, увидев его, и не признаешь его за дукечито, но доказательством того, что это действительно мой сын, послужит наша встреча с ним, Рикардо!
— Я бы хотел скорей получить это доказательство!
— Я думаю, что моя встреча с дукечито, помимо моего свидетельства и свидетельства бывшего воспитателя, убедит тебя в том, что это он, и развеет последние сомнения. Само собой разумеется, что судьба преследовала его не менее…
— К чему вы хотите меня приготовить, сеньора дукеза… было бы ужасно, если б единственный сын и наследник его светлости… я не могу даже выговорить… если бы единственный отпрыск его светлости унизился до преступления! Этот удар мой господин не перенес бы никогда!
— Нет, нет, дело не так скверно, Рикардо, — успокоительно проговорила старуха, — об этом и речи нет! Дукечито Клементо — бедный арфист…
— Арфист!
— …который, с трудом зарабатывает кусок хлеба, но честь его ничем не запятнана!
— Слава Богу!
— Он обижен природой, и к тому же обстоятельства не давали мне возможности сделать для него что-нибудь, но я уверена, что при других условиях дукечито изменится в лучшую сторону!
— Это ужасно… но ярадуюсь одному, что светлейший герцог избежит страшного горя: быть свидетелем его… арфист… собиратель милостыни…
— Но не преступник!
— Конечно, при нынешних обстоятельствах и это утешение, сеньора дукеза, вы правы. Ярадуюсь уже тому, что нашел дукечито. Значит, он знает, что его мать сеньора дукеза? — спросил Рикардо.
— Ты сам это увидишь! Но это все, что ему известно о его прошлом!
— А суд?
— Ему тоже об этом ничего неизвестно. В это время кто-то постучал.
— Позволь мне открыть, — сказала старуха, — я уверена, что это бывший воспитатель дукечито.
Она вышла и оставила за собой дверь открытой. Тутже в дом вошел прегонеро.
— Подойдите поближе, сеньор Ромеро, — торжественно и вместе с тем дружелюбно проговорила дукеза. — Что вы узнали?
— Уже и Рикардо здесь, это очень кстати, — сказал прегонеро. — Я только что нашел Клементо!
— Дукечито…
— Он играет на арфе, сейчас он на маленькой площади Карбонес и окружен многочисленными слушателями, — подтвердил прегонеро.
— Если хочешь, Рикардо, то отправимся, — обратилась Сара Кондоро к глубоко растроганному гофмейстеру. — Если тебе неловко идти вместе с нами на площадь Карбонес, то следуй за нами на таком расстоянии, чтобы ты мог все видеть и слышать! Да это и лучше, если ты не будешь рядом со мной, потому что Клементо стесняется в выражении своих чувств, он какой-то странный в этом отношении.
— Делайте, как вам угодно, сеньора дукеза, я согласен на все! Вы лучше знаете, как надо!
— Итак, вперед! Сделаем бедного арфиста Клементо сыном герцога, — воскликнула Сара Кондоро и в сопровождении обоих мужчин вышла из дома. Уже наступали сумерки. Она с прегонеро шла впереди, а сзади, на расстоянии нескольких шагов, — Рикардо.
Вскоре они были уже на маленькой грязной площади Карбонес, окруженной серенькими, низкими домишками. Площадь эту назвали угольной, потому что сюда днем в открытых повозках свозится огромное количество угля. В районе этой площади живут преимущественно рабочие, мастеровые, мелкие торговцы и нищие.
Сейчас на краю площади стоял, сгорбившись, молодой человек с серовато-желтой безбородой физиономией, окруженный толпой ребятишек. На вид он казался моложе, чем был на самом деле, ему можно было дать лет двадцать с небольшим, но его вялость заставляла предполагать, что он много старше.
У него была большая старая арфа, на которой не хватало половины струн, но юноша своей беглой игрой так искусно скрывал этот недостаток, что его положительно никто не замечал. На нем была старая испанская шляпа, серый сюртук и панталоны из темного бархата. На груди висела большая ладанка.
Арфист Клементо старательно играл и, казалось, совсем не замечал окружающих слушателей, но время от времени он прерывал игру, чтобы принять от кого-нибудь монету, и прятал ее в карман.
Сара Кондоро подошла к Рикардо.
— Вот дукечито, — прошептала она.