Дорожный знак показал поворот на Вашингтон, и Кортни уже готова была свернуть, когда почувствовала холодок надвигающейся опасности. Если Коннор свяжется с Тримэйном или Ноллером, один из них может появиться у ее квартиры. Ноллер знает, что она работает в НОТ. Телефонный звонок в офис — и они выяснят ее адрес. Ее сослуживцы доверчивы и любезны и, вполне вероятно, откликнутся на любую просьбу помочь. Она не может рисковать.
   Кортни посмотрела на Сару. Слава Богу, она не просыпалась. Куда ехать? Марк и Марианна живут недалеко от Балтимора, но и Коннор, и Ноллер знают о них и легко найдут ее там. И еще одна причина, по которой она не может искать помощи у брата и его жены, с грустью признала Кортни. Она не готова появиться у них с малышкой на руках, ведь сами они так долго хотели усыновить ребенка.
   Она мысленно пролистала список возможностей. Друзья вряд ли помогут — ситуация, в которую она попала, требовала помощи семьи.
   Родители живут далеко, в южной Флориде, а сводные братья, все военнослужащие, — за границей со своими семьями, сводная сестра Кэти — на Западном побережье, так что сейчас рассчитывать на их помощь она не может.
   Остаются родная сестра Эшлин в Нью-Йорке и сводная сестра Мишель в Гаррисберге. Обе — в пределах ее досягаемости, обе живут одни в собственных квартирах.
   Но долго выбирать между ними Кортни не стала. Если она свалится на голову рассудительной, искушенной в житейских делах Эшлин с ребенком и безумной историей о своих необычайных приключениях, Эшлин наверняка попытается пристроить ее в ближайшее заведение для душевнобольных.
   Кортни направилась в Гаррисберг. Пусть Эшлин и родная сестра, но нежная, понимающая Мишель всегда была ей ближе.
   Сара проснулась, когда они приближались к окраинам города, и беспокойно захныкала. К тому времени как Кортни остановила машину на стоянке перед домом Мишель, ребенок вопил изо всех своих детских сил.
   — Все в порядке, дорогая, — успокаивала ее Кортни, быстро преодолевая два пролета лестницы, ведущей к квартире Мишель. В доме был лифт, но она не могла ждать ни секунды. — Еще немного. Булочка, и ты получишь свой обед.
   Прозвище, которое дал девочке Коннор, легко сорвалось с ее губ и вызвало новый прилив грусти. Кортни никогда не чувствовала себя такой одинокой и потерянной, как сейчас, стоя в пустом коридоре с плачущим ребенком на руках.
   Она нажала на кнопку звонка раз, два, три раза. Ответа не было. Она стала продумывать план своих действий на случай, если Мишель ушла на весь вечер. Когда она нажала на кнопку в четвертый раз, дверь распахнулась.
   — Мишель, слава Богу, ты дома! — воскликнула Кортни. И застыла на пороге, раскрыв рот.
   Дверь открыла не Мишель. Мужчина. Он стоял, вылупив глаза на нее и плачущего ребенка с таким же недоверчивым видом, с каким она смотрела на него…
   — Кто вы? — Кортни была слишком смущена, увидев незнакомца, чтобы выдавить вежливое приветствие. Ее темные глаза критически осмотрели босого мужчину в расстегнутой на груди рубашке, столь ошеломляюще красивого, что она насторожилась еще больше.
   — Я — Стив Сарацени, друг Мишель. — Красавец улыбнулся, удвоив, если не утроив, свою привлекательность. — А я вас знаю. Вы — Кортни, сестра Мишель. Я видел вашу фотографию.
   Итак, он дружелюбен и очарователен и сногсшибательно красив! Кортни нахмурилась.
   — Где Мишель?
   — Она присоединится к нам через минуту, — любезно ответил Стив Сарацени. — Позвольте взять вашу сумку.
   Он быстро освободил ее от тяжелой сумки, и Кортни поудобнее перехватила Сару. Но девочка продолжала вопить.
   — Она хочет есть, и ее нужно перепеленать, — сказала Кортни, положив ребенка на угловую софу.
   — Сколько ей? Пара недель? — любезно спросил Стив, наблюдая, как она возится с ребенком. — У моей сестры четырехмесячный сын. Я прекрасно помню его первые дни.
   — Кортни! — в комнату влетела Мишель. Волосы взлохмачены, розовая шелковая блузка и модные плиссированные брюки явно надеты впопыхах. Кортни вздрогнула. Она выбрала не совсем подходящий момент для визита. Ее появление прервало что-то…
   — Мишель, извини меня за вторжение…
   — Ребенок?! — воскликнула Мишель. Ее большие синие глаза с удивлением смотрели на Сару. — Кортни, ты достала ребенка для Марка и Марианны у мошенника юриста, о котором рассказывала? О, просто невероятно! Ну да! Тебя же невозможно было найти. Конечно, ты не слышала новости.
   — Какие новости? — спросила Кортни. Она была еще не готова рассказать Мишель, что Сара принадлежит ей самой. Она устроила девочку на руках, сунув ей бутылочку с молочной смесью.
   — Новости о Марке и Марианне и их приемных детях, — объяснила Мишель, садясь рядом с ней. — Им позвонили из агентства на прошлой неделе, после твоего отъезда.
   Мишель говорила с Кортни, но ее» взгляд не отрывался от Стива Сарацени, непринужденно поправлявшего свою одежду.
   — Трое детей: четырехлетняя девочка и ее братья трех и двух лет осиротели в автокатастрофе в прошлом месяце. Агентство хотело устроить их всех вместе, и Марк с Марианной немедленно согласились взять всех троих. Они заберут их послезавтра.
   — Какое счастье! У них наконец будет настоящая семья! Я уверена, что они будут замечательными родителями этим бедным малышам. — Кортни улыбнулась. — Я… я так счастлива, что готова расплакаться.
   И она действительно расплакалась, качая Сару. Слезы ручьями катились по ее щекам. То, что, возможно, началось как слезы радости за брата и его жену, быстро перешло в душераздирающие рыдания. Мишель старалась успокоить ее, перемежая нежные банальности тактичными вопросами о Саре.
   Стив Сарацени исчез из комнаты и вскоре появился безупречно одетый.
   — Мишель, я вижу, что у тебя и без меня полно дел, — сказал он своим вкрадчивым голосом. — Ты необходима сестре, так что я попрощаюсь и…
   — Нет, подожди! Пожалуйста, не уходи, Стив! — Мишель соскочила с софы.
   Ее отчаяние было таким явным, таким сильным, что Кортни резко вынырнула из глубин собственного несчастья. Ее сердце сжалось. Глаза сестры сияли любовью к мужчине, стремление которого уйти было столь же очевидным, как желание Мишель остановить его.
   О Мишель, когда приходит пора расставания, все, что ты можешь сделать, — это отпустить, уныло подумала Кортни. Она узнала эту горькую истину на собственном опыте всего несколько часов назад.
   — Мы еще не обедали, — задыхаясь, продолжала Мишель. — У меня в морозильнике чудные блинчики с курицей. Я могу…
   Ее прервал настойчивый звонок в дверь.
   — Я открою, — быстро сказал Стив. Кортни ожидала, что он выскочит за дверь, как только откроет ее. Но он не выскочил, потому что дверной проем был заблокирован двумя внушительного роста и вида мужчинами.
   Кортни с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть. Нет, не может быть! Сердце ее упало. Она была так уверена, что в квартире Мишель их с Сарой никто не найдет.
   Лицо Стива Сарацени осветилось радостной улыбкой.
   — Вы — Ричард Тримэйн! — воскликнул он, обращаясь к пожилому мужчине. — Я узнал вас по журнальным фотографиям, на финансовых страницах, разумеется, — добавил он почтительно, протягивая руку для рукопожатия. — Стив Сарацени. Ужасно рад познакомиться с вами. — Он повернулся к Мишель, его красивое лицо раскраснелось от восторга. — Дорогая, я не знал, что ты знакома с Ричардом Тримэйном.
   Мишель перевела ошеломленный взгляд со Стива на Кортни, затем на двух мужчин, загородивших дверной проем.
   — Я с ним не знакома.
   Коннор вошел в квартиру. Его глаза встретились с глазами Кортни, и она быстро опустила взгляд на Сару, лежавшую у нее на коленях.
   — Ричард, почему бы тебе не пойти с Мишель и… э… Стивом пообедать, а мы пока с Кортни поговорим. — Голос Коннора был тихим и таким непреклонным, что Кортни задрожала. Инстинктивно, из чувства самосохранения, она встала и начала медленно отступать к двери в спальню.
   — Хорошая мысль! — сердечно подхватил Ричард Тримэйн. — Мишель, Стив, я уверен, что вы можете порекомендовать хороший ресторан.
   — Да, сэр, я точно могу, — просиял Стив Сарацени. — Скажите, какую кухню вы любите, и я назову лучшее место. Мишель, дорогая, идем скорее.
   Он протянул ей руку, и она колебалась лишь долю секунды, прежде чем взяла ее.
   — Что привело вас в наш ничем не примечательный городок, мистер Тримэйн? — спросил Стив, включая свою обаятельную улыбку на полную мощность. — Я надеюсь, что вы получите удовольствие от…
   Сарацени крепко держал нить разговора, когда все трое покидали квартиру.
 
   Коннор и Кортни остались одни. Она продолжала пятиться к спальне, слишком шокированная его внезапным появлением, чтобы придумать что-нибудь другое.
   — Кто этот сладкозвучный красавчик, прилипший к моему отцу? — спросил Коннор, медленно, но целеустремленно приближаясь к ней.
   — Я… я познакомилась с ним здесь только что, — неестественно высоким голосом проговорила она. — Я думаю, он увлечен Мишель.
   — Это Мишель, возможно, увлечена им, а он увлечен только самим собой, — заметил Коннор. — Знаю я этих типчиков!
   — Как ты догадался, что я здесь? — прошептала Кортни, задыхаясь.
   — Потому что я сам был таким, — задумчиво произнес он. — Конечно, хорошо развлекаться, веселиться, когда ты совершенно свободен и ни перед кем не отчитываешься. Никаких обязательств, никакой ответственности. Твое время и деньги принадлежат только тебе. И вдруг в какой-то момент все это начинает бледнеть. Ты осознаешь, что у тебя нет друзей, с которыми можно по-настоящему поговорить и на которых можно положиться, нет женщины, которой можно довериться и которая близка тебе. Вдруг даже секс теряет свою привлекательность, становится просто гимнастикой, способом снять напряжение.
   — Коннор!
   — Надоел мой самокритичный монолог? — Он невесело улыбнулся.
   — Ты все помнишь! — воскликнула Кортни. — Ты должен был вспомнить Мишель, чтобы найти меня здесь!
   — Да, — утвердительно кивнул он. — Я помню все. Цыганочка.
   Кортни бросило в жар, потом в холод. Она не понимала, не смела надеяться.
   — Когда?.. — неуверенно спросила она.
   — Прошлой ночью. Это происходило постепенно. Сначала меня осенило, что ты не могла оставаться девственницей, если мы были женаты пять лет.
   Она вздрогнула, и ее щеки залились жарким румянцем.
   — Но только после того, как мы снова занимались любовью, после того, как покормили ребенка в полпятого утра, я вспомнил все. Историю с усыновлением, наш план с вымышленным браком, чтобы одурачить Уилсона. Единственный провал в моей памяти — от столкновения до того момента, как я пришел в себя в больнице.
   — Значит, когда мы гуляли утром, и во время встречи с отцом… и пикник… ты все помнил? — прошептала она.
   Он утвердительно кивнул.
   — Почему же ты не сказал мне? Я…
   — Я пытался. Ну, некоторым образом, — поправился он, когда она осуждающе взглянула на него. — Я же говорил, что тебе не стоит волноваться и что все будет хорошо. Я сказал, что ты моя и я никогда не отпущу тебя.
   — Ты говорил это и до того, как твоя память вернулась, — напомнила Кортни. — Откуда мне было знать…
   — Дело в том, что я не знал, как сказать тебе и как ты воспримешь эти новости. Возможно, я боялся, что ты испугаешься и сбежишь.
   Они уже были в спальне Мишель. Кортни так тряслась, что едва могла стоять. Она уставилась на смятую постель, и ее румянец стал ярче. О, она действительно что-то здесь прервала. И тут Бартон, сиамский кот, появился из-под кровати, поприветствовал их громким мяуканьем и прыгнул на подушку. Кортни не отводила взгляда от кота, загадочно смотревшего ей в глаза.
   — Вернемся в гостиную, — предложил Коннор. — Здесь у меня слишком много соперников, отвлекающих твое внимание.
   Он потянулся к Саре.
   — Дай ее мне.
   Глаза Кортни наполнились слезами.
   — Я не отдам ее, Коннор, — прошептала , она.
   Он внимательно посмотрел на нее, взял Сару и вышел в гостиную. Кортни последовала за ним. Он вынул одеяло из сумки, расстелил его на софе, затем осторожно уложил Сару и подоткнул аккуратно одеяло вокруг нее.
   После он медленно выпрямился и повернулся к Кортни:
   — Почему ты оставила меня? Нет, лучше сказать: почему ты сбежала от меня? Потому что ты именно сбежала, Кортни.
   — У меня не было другого выхода! — проговорила она, подавляя рыдания. — Я не могла сказать тебе правду, боялась, что ты придешь в бешенство. Но рано или поздно ты бы все узнал и возненавидел меня.
   — Никогда не слышал большей глупости! — Его глаза сверкали. — Я же сказал, что люблю тебя, и ты ответила, что любишь. Что может быть реальнее?
   — Но ты думал, что мы женаты! Выражение его лица смягчилось.
   — И тебе казалось, что я не захочу тебя, когда вспомню, что это не так? — Он подошел ближе и запустил пальцы в ее темные шелковистые волосы. Его голос стал тише. — И маленькая Цыганочка собралась и уехала?
   — У меня не было другого выхода, — повторила она, смахивая слезы. — До катастрофы единственное, чего ты точно не хотел, — это быть женатым. Ты настаивал на том, чтобы я вернула ребенка Ноллеру, и обвинил меня в том, что я пытаюсь заманить тебя в ловушку…
   — Это было до того, как в меня вбили немного здравого смысла. — Он вдруг засмеялся. — Буквально.
   — Не шути так! — Кортни передразнив. — Ужасно было видеть, как ты лежишь там в больнице без сознания.
   — Что возвращает нас к понятной лишь посвященным теории избирательной амнезии доктора Аммона. Мой внутренний конфликт — это война с самим собой из-за тебя, малышка. Ты была всем, что я хотел, всем, что мне было необходимо…
   — И всем, чего ты избегал всю свою сознательную жизнь, — закончила она, поднимая на него огромные бархатные глаза. Она обвила его руками и, прижалась к нему.
   — Я был идиотом, а эта автокатастрофа дала мне шанс узнать, как чудесно быть твоим мужем и отцом Сары. — Его руки крепко сжали ее, словно успокаивая. Его губы, теплые, нежные, ласкали ее виски, шею. Это было чистое блаженство. — Выходи за меня замуж. Цыганочка. Я хочу заменить это фальшивое кольцо настоящим. Я хочу любить тебя и быть с тобой до конца жизни, — он улыбнулся, глядя ей в глаза. — Я хочу смеяться с тобой, бороться с тобой, играть с тобой во всевозможные игры, ездить на эти глупые пикники… Господи, спаси меня. Цыганочка! Скажи «да».
   — Да! О да, Коннор! — Она улыбалась ему сквозь слезы. — Это как чудесный сон, превращающийся в явь! Я так люблю тебя. Я хочу быть твоей женой, растить наших детей…
   — Но мы должны пожениться немедленно, поскольку у нас уже есть первенец. — Коннор посерьезнел. — Кортни, мы должны пройти все официальные каналы и удостовериться, что удочерение Сары абсолютно законно.
   — Нам ведь не придется отдавать ее? Даже на время?
   — Нет, милая, не придется, — он широко улыбнулся. — Мой отец уже принял все необходимые меры. У нас есть первоклассный и высоконравственный адвокат.
   — Что возвращает нас к вопросу об Уилсоне Ноллере, — вздохнула Кортни.
   — Я все рассказал о нем отцу. Он был потрясен и тут же позвонил Ноллеру. С этого дня он должен переориентировать свою деятельность и больше не заниматься усыновлениями. Никогда. У моего отца есть «сторожевые псы», которые проследят за этим.
   — Значит, в конце концов с мошенничеством Ноллера покончено, — задумчиво сказала Кортни. — Темой газетного материала он не станет, но и детей продавать больше не будет. Он сильно зол на нас?
   — Да нет. Уилсон не дурак. Он знает, что лучше быть другом Тримэйнов, чем их врагом.
   — Тримэйнов, — тихо отозвалась она. — Ты наконец примирился с отцом, своим настоящим отцом. Я так рада за вас обоих, Коннор.
   — Я еще не решил, прибавлять ли Тримэйн к своей фамилии или остаться Маккеем. Что ты предпочитаешь?
   Кортни улыбнулась.
   — Чтобы ты сам принял решение.
   — Я хочу принять пост в «Тримэйн инкорпорейтед», предложенный отцом. Если не получится, найду какую-нибудь другую работу — в качестве адвоката, — подчеркнул он.
   — Твои денечки свободного искателя фактов закончились?
   — Конечно. Мне нужно содержать жену и ребенка, — он нежно погладил ее по животу. — Может, и не одного. Я не предохранялся, Цыганочка. Я ведь полагал, что это ни к чему.
   — А потом, когда все вспомнил? — спросила она, кокетливо улыбаясь.
   — Я хотел, чтобы ты забеременела, — признался он. — И собираюсь продолжать в том же духе.
   — Мне кажется или я действительно слышу, как захлопывается дверца столь ненавистной тебе прежде клетки? — рассмеялась она.
   — Нет, милая, совсем наоборот. Ты освободила меня из этой убогой клетки одиночества и сомнений.
   — Я люблю тебя, Коннор, — ее глаза были полны любви.
   Он закрыл ее рот страстным поцелуем. Больше не будет расставаний, не будет прощаний. Они неразлучны. Навсегда.