Босуэл Барбара. Совместное расследование

   — Ноллер, почему вы мне все это рассказали? — спросил Контор, преграждая ему дорогу.
   — Чтобы вы поняли, почему я готов нести все расходы по усыновлению, если потребуется. Вы — сын Ричарда, и я всегда считал, что жизнь обошлась с вами несправедливо. Когда ваша жена рассказала мне о том, как вы мечтали иметь ребенка, то я решил помочь всем, чем могу. Я не хотел, чтобы вы ждали еще хоть день. Теперь наконец все прекрасно. У вас очаровательная жена и здоровая дочка.
   Он дружески похлопал Коннора по плечу.
   — Ну, может, позволите мне сделать еще кое-что: организовать вашу встречу с отцом? Настоящим отцом, Ричардом Тримэйном? Пора вам встретиться. Я знаю, как сильно он бы хотел…
   — Нет, — Коннор замотал головой. — Категорически нет. Ноллер вздохнул.
   — Вы похожи на него гораздо больше, чем думаете. Осторожный, хладнокровный, готовый ждать… пока упустите золотое мгновение. Но выбирать вам, Коннор. Я не буду давить на вас. А что касается ребенка…
   Кортни вошла в гостиную с ребенком на руках. Она не позволит Коннору вернуть Сару адвокату, хоть их план и лопнул.
   — А вот и прелестная Кортни, — ласково сказал Ноллер. — Я как раз собирался сказать вашему мужу, что вам необходимо задержаться в городе по меньшей мере на пару недель, пока не будут готовы официальные бумаги.
   — Почему? — удивился Коннор.
   — Бюрократия — вещь чрезвычайно распространенная, от нее никуда не деться, — Ноллер закатил глаза. — Но на меня работают очень способные люди, и нам удалось сократить всю эту волокиту до минимума.
   — Как это вам удается? — ехидно бросил Коннор. — Взятки? Ноллер улыбнулся.
   — У вас даже чувство юмора столь же странное, как у вашего отца. Однако я хотел бы закончить мысль. Мое личное мнение таково: этим людям — уроженцам Тенистых Водопадов — нравятся средства, которые приемные родители вливают в город во время их пребывания здесь.
   — Еще бы, — пробормотал Коннор, размышляя, сколько людей в городе содержат такие же прибыльные дома, как услужливая миссис Мейсон.
   Ноллер пожал плечами.
   — Однако наши пары не считают это ожидание тяжким испытанием. Они проводят здесь несколько беззаботных недель и уезжают с ребенком, усыновленным абсолютно законно.
   Миссис Мейсон вошла в гостиную с большим серебряным подносом, уставленным чашками с кофе и ореховым тортом.
   — Прошу прощения, я должен бежать. — Уилсон Ноллер схватил свой портфель-дипломат и вылетел из комнаты прежде, чем кто-либо успел запротестовать.
   — Всегда так спешит, — проворчала с упреком миссис Мейсон. — Присаживайтесь…
   В этот момент ребенок открыл глаза и захныкал.
   — Наверное, надо поменять пеленку или покормить, — сказала Кортни. — Я иду наверх.
   Она унеслась из комнаты даже быстрее, чем Уилсон Ноллер.
   — Честно говоря, миссис Мейсон, я сейчас не в состоянии съесть ни кусочка. — Коннор тоже покинул комнату.
   Миссис Мейсон посмотрела ему вслед, пожала плечами, села и в одиночестве принялась есть свой торт.
   Коннор следил за тем, как Кортни меняет пеленки, садится на кровать и пристраивает ребенка и бутылочку с молочной смесью поудобнее.
   — Мы не останемся здесь. Как только накормите ребенка, отдайте его миссис Мейсон. Мы потеряли шанс накрыть Ноллера, по крайней мере в этом деле, так что нет причин болтаться здесь.
   — Я остаюсь, — твердо возразила Кортни. — Я хочу официально удочерить Сару.
   — Вы что, с ума сошли? — задохнулся Коннор. — Вы не можете удочерить ее!
   — Почему? Одинокие люди воспитывают детей сплошь и рядом в наши дни. У меня достаточно денег на счету в банке, чтобы расплатиться с Ноллером, у меня есть работа. Я могу растить ребенка и уверена, что буду хорошей матерью моей маленькой Cape. — Она с любовью посмотрела на девочку, жадно сосущую смесь.
   — Ваша маленькая Сара? Вы точно спятили! Кортни, вы забыли, зачем мы вообще сюда приехали? Мы…
   — Я не забыла. Передачу можно будет сделать. Правда, на пленке нет ничего, что мы могли бы использовать против Уилсона Ноллера, но, уедем мы или останемся, у нас этой информации все равно не будет.
   — А как же ваш брат и его жена? — хитро напомнил Коннор. — Что будут чувствовать Марк и Марианна, когда вы появитесь с ребенком в Вашингтоне? Они годами безуспешно пытались усыновить ребенка, а вы получили дочку всего за один день!
   Кортни вздрогнула. Он выстрелил без промаха. Но и она не желала оставаться в долгу.
   — Не похоже, что Ноллер позволит удочерить ее Марку и Марианне. Вы знаете, что не позволит. Единственная причина, по которой он дал нам Сару, — это та, что вы… — она запнулась.
   — Я — что? — потребовал ответа Коннор. Кортни вздохнула.
   — Хорошо, я признаюсь. Я подслушивала. Коннор, я знаю, что вы — сын Ричарда Тримэйна.
   — О Господи! — Коннор опустился на кровать радом с нею. Уперев локти в колени, он положил голову на ладони. — Просто великолепно.
   — Не волнуйтесь, клянусь, я не скажу об этом ни одной живой душе.
   — Я не боюсь, что вы броситесь к телефону и сообщите эту новость Кирэну Кауфману, — скривился Коннор. — Но я не хотел, чтобы вообще кто-то знал… — он замолчал.
   — Да, теперь, надеюсь, вы поняли, сколько боли и страдания вы иногда приносите людям своим фактоискательством, — тихо проговорила Кортни. — Это может случиться и с вами, если какой-нибудь скользкий пройдоха узнает правду.
   Коннор задохнулся, как будто ему дали под дых. Но признать свою уязвимость перед женщиной, особенно перед ней, — проклятье! Он встал и заметался по комнате.
   — Какое мне дело до того, что, какой-то кретин вроде Кауфмана выяснит, что я — Тримэйн. А ведь это даже укрепит мое положение. Подумайте обо всех тех авантюристках, которые станут охотиться за мной, надеясь ухватить кусок состояния Тримэйнов. А что касается Ричарда Тримэйна и его сыновей, ну…
   — Коннор, можете прекратить играть железного парня, — прервала его Кортни. — Меня вы не проведете. Вам далеко не все равно. Если бы вы хотели причинить Тримэйнам вред или смутить их, вы бы давным-давно сделали это. Вы сами не хотите огласки.
   Девочка заплакала, и Кортни принялась укачивать ее.
   — Хотите подержать ее? — Кортни с улыбкой взглянула на Коннора.
   — Нет! И не думайте, что сможете заманить меня с ее помощью.
   — Я и не думала никуда вас заманивать. Я просто спросила, не хотите ли вы подержать ребенка.
   — Ага, значит, изменили тактику. Надеетесь подольститься и тем самым заманить меня в «очаровательную маленькую семью». — Он абсолютно точно скопировал интонации миссис Мейсон. — Вы пробуете все возможные средства, чтобы заставить меня забыть об осторожности, но мотивы ваши не меняются: заманить меня в клетку с табличкой «брак-и-семья».
   Он думал о родителях, воспитавших его, Нине и Дэннисе Маккеях, чьи отчужденность и скрытая враждебность друг к другу олицетворяли для него брак. Возможно, Маккеи и начали с любви, поскольку как-то все-таки добрались до алтаря. Потом взяли его и родили своих двух дочерей, но ничего не вышло, и вся семья это знала. Дэннис Маккеи часто отпускал горькие шутки о семейной ловушке. Нина Маккеи не выражала своего несчастья словами, это было понятно и так.
   Коннор все это видел и дал себе обещание не обманываться и не попадать в подобную безвыходную ситуацию. Все так и было… до недавнего времени.
   — Нет, — повторил он еще более убежденно. — Со мной этого не случится, я не допущу!
   — И вы говорите, что я спятила? Это вам мерещатся глупые безумные заговоры, не мне. Поберегите энергию, Коннор. Я не пытаюсь никого заманивать ни в какие ловушки. И мне точно не нужен мужчина, которому не нужна я.
   Что было достаточно верно в теории, угрюмо признала Кортни, но не казалось такой уж бесспорной истиной на практике. Она вспомнила жаркие объятия Коннора на этой самой кровати…
   Она инстинктивно подняла голову и увидела, что Коннор наблюдает за ней. Их взгляды скрестились. У нее появилось ощущение, что ее чувства чересчур ясно отражаются в ее глазах.
   — И в любом случае, как насчет Харкурта? — рявкнул Коннор, с трудом отрывая от нее взгляд. Он прочитал такую мольбу в ее глазах, что ему потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься к ней и не заключить в объятия…
   Но он сдержал себя. У него есть принципы, черт побери, и он не собирается брать чужую женщину, как его настоящая мать ухватила чужого мужа. Он достаточно близко подошел к этому сегодня. Он старательно цеплялся за свои принципы. Он не подпадет под ее чары. Но удержаться от вопроса не смог:
   — А как Харкурт отреагирует на ваше внезапное решение удочерить девочку?
   — Он, несомненно, пожелает мне счастья, — ответила Кортни. — Потому что Эмери и я — друзья и между нами ничего не было. Это вы решили, что у нас связь.
   Коннор сглотнул. Значит, она свободна. Замечательная и во всех отношениях такая, как надо. Ни одна женщина не заводила его сильнее, чем она, и она хочет его. Никто не пострадает, если они будут вместе. И нет причин, которые могли бы этому помешать, кроме его упрямого желания оставаться свободным и необремененным.
   На долю секунды он попробовал представить, что рискнет связаться с Кортни.
   Но он не мог, не посмел.
   Борясь с самим собой, Коннор повернулся и вышел из комнаты. С того самого дня, как получил права, он всегда садился за руль автомобиля, когда надо было привести в порядок мысли и чувства. Коннор сел в машину и завел двигатель. Он вставил в магнитофон кассету, на которой были записаны все его любимые песни. Это была великолепная пленка, и он на секунду испытал угрызения совести оттого, что не поставил ее Кортни, когда она хотела послушать музыку. Но песни слишком отражали его характер и чувства. Проницательный человек мог бы многое узнать о нем. А Кортни и так уже слишком много знала.
   Он нажал на акселератор.
   Коннор снова и снова вспоминал разговор с Уилсоном Ноллером, несмотря на все попытки забыть о нем. Он был рад услышать подтверждение того, что он сын Ричарда Тримэйна. Рад после всех тех лет, когда он учился ненавидеть Тримэйна. Означало ли это, что он сохранил какие-то глупые сентиментальные надежды, что когда-нибудь воссоединится со своим настоящим отцом? Ему стало нехорошо от этой мысли.
   Мало того, Уилсон Ноллер, человек, которого он ненавидел, оказался таким благородным — решил помочь сыну старого друга; даже в ущерб себе. Это было почти невероятно и совершенно выбивало из колеи. Так же невероятно, как услышать, что Сатана совершил какое-то доброе дело просто так.
   И благородный поступок Ноллера ужасно все осложнил. Кортни влюбилась в девочку и решила удочерить ее! И хоть он издевался над ее идеализмом, нельзя было не восхищаться ее великодушием и способностью любить.
   Она не металась в машине по городу с тягостными и противоречивыми мыслями. Она приняла решение оставить девочку себе и заботилась о ней. Кортни обладала той внутренней силой, которая давала ей возможность справляться с собой, не позволять подчинить себя, сокрушить свою индивидуальность. Эта вспышка проницательности удивила его. Он знал ее совсем недавно, но чувствовал, что понимает ее очень хорошо.
   Она по-настоящему хороший человек и заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем он сам, признал Коннор. Он окажет ей большую услугу, если сохранит дистанцию. Ему всегда было неловко с хорошими девушками. Он чувствовал, что обманет их в конце концов. Он всегда держался таких, как он сам, таких, каких, как он считал, он заслуживал. И уж точно он не хочет брать на свою совесть такой грех — обманывать милую, чуткую Кортни.
   Но он хочет ее. О, как же он ее хочет! Коннор вспомнил, как она лежала на кровати, ее тело, теплое, податливое, ее губы, нежную грудь. И он мог повернуть машину и вернуться к ней. Они бы положили ребенка в колыбель и продолжили бы с того, на чем остановились перед прибытием Ноллера и Сары.
   Сара! Боже милостивый, он уже и девочку называет тем именем, что дала ей Кортни. Если он не проявит осторожность, Кортни уговорит его остаться здесь на две недели, и он в конце концов уедет из Тенистых Водопадов отцом, законным приемным отцом. И что будет более естественным в такой ситуации, чем жениться на приемной матери ребенка?
   Он явственно услышал, как захлопываются дверцы воображаемой клетки. «Очаровательная маленькая семья». Он ждал, что почувствует отвращение и ярость при мысли о такой перспективе. Но, к величайшему удивлению, он не почувствовал ничего подобного. Никогда еще он не был так взволнован и смущен.
   Он ехал по городу без всякой определенной цели. Светофор вспыхнул красным светом, и Коннор остановился на перекрестке. Музыка, каждая нота, каждое слово, такие знакомые, начинали проявлять свою магию и успокаивать его. Именно так и надо, уверил он себя, выкинуть все из головы и просто расслабиться.
   Красный свет сменился на зеленый. Коннор тронулся с места, но в этот момент мощный коричневый седан шестьдесят седьмого года, похожий на танк, бросился наперерез ему с огромной скоростью.
   — Эй! — завопил Коннор. Он не мог поверить своим глазам. Похоже, этому лихачу совсем плевать на правила.
   А дальше все было как в замедленной съемке. Коннор следил за тем, как седан несется прямо на него. Сворачивать с его пути было некуда: перекресток был заполнен пешеходами. Они заметались и завизжали в панике. Только пропахав толпу, Коннор мог бы спасти себя. Но он не стал этого делать. Панические крики смешивались с музыкой на пленке. Умрем с музыкой, мелькнула невеселая мысль, и седан врезался в него.
   Он открывает глаза.
   — Слава Богу. Коннор! Коннор! Как ты?
   — Коннор, мой мальчик, ну и напугал ты нас всех.
   — Коннор, пожалуйста, скажи что-нибудь! Почему он молчит, доктор? Он смотрит прямо на нас, но…
   Коннор замигал и попытался сфокусироваться на людях, окружавших его. Больно слушать, больно смотреть, единственное желание — закрыть глаза и отключиться. Он хотел ускользнуть обратно, в густой сонный туман.
   — Миссис Маккей, продолжайте разговаривать с ним, — сказал доктор с карточкой «Доктор Т. Стэндиш» на груди. Кроме него у кровати стояли пожилой мужчина и молодая женщина. — Раздражители очень важны, чтобы он не провалился в кому.
   — Кома? — голос Кортни дрогнул, и она с трудом подавила слезы.
   — Не пугайте миссис Маккей, — накинулся Уилсон Ноллер на доктора. — Рентген показал, что нет никаких повреждений мозга. Я нутром чувствую, что рентгенолог прав: у него сотрясение и больше ничего.
   — Мы узнаем точнее после МЭ, — возразил доктор Стэндиш. Он повернулся к Кортни:
   — МЭ — это сокращенно магнитоэнцефалограмма. У нас самое современное диагностическое оборудование, и оно может обнаружить малейшие повреждения мозга, ускользнувшие от рентгеновских лучей. Мистер Маккей — следующий в очереди.
   — Это оборудование недешево, — заметил Ноллер, хмуро глядя на доктора. — Может, вам не следует забывать, что больница такого маленького городка, как Тенистые Водопады, никогда бы не смогла позволить его себе, если бы моя фирма не оплатила три четверти стоимости.
   — Я прекрасно знаю, что вы делаете самые щедрые пожертвования больнице, мистер Ноллер, — сухо сказал доктор.
   Кортни устала от их перебранки. Не обращая ни на кого внимания, она наклонилась к Коннору, взяла его руку и сжала.
   — Коннор, пожалуйста, проснись! Открой глаза и посмотри на меня. Пожалуйста!
   Коннор снова медленно открыл глаза, отвечая ее настойчивому призыву, теплому пожатию руки. Она была так близко, что он смог разглядеть слезы в огромных темных глазах. Цыганских глазах, отчего-то решил он и удивился: кто она такая? И в этот момент понял, что не знает, кто такой он сам!
   — О Коннор! — воскликнула Кортни и облегченно улыбнулась ему. — Ты помнишь несчастный случай?
   — Нет, — признался он изумленно. — Поэтому я здесь? Несчастный случай?
   — Автокатастрофа, — подтвердила она. — Как только тебя привезли в госпиталь, доктор Мартин, тот, что принимал Сару, узнал твое имя и сообщил Уилсону Ноллеру по телефону в машине. Ноллер ехал в Вашингтон, но немедленно повернул обратно, захватил меня из дома миссис Мейсон, и мы приехали прямо сюда. Ты был без сознания почти час и…
   — Моя голова! — застонал Коннор. Туманы рассеивались, но сильно пульсирующая головная боль нарастала.
   — Держу пари, у тебя самая сильная из всех головных болей, Коннор, мой мальчик, — посочувствовал Уилсон Ноллер. — Ты ударился головой о стекло, когда тот старик врезался в тебя. Полицейский сказал, что, если бы не ремень безопасности, ты был бы серьезно ранен.
   — Серьезно по сравнению с чем? — попытался пошутить он.
   Его голова болела так сильно, что хотелось кричать от боли, но у него и на это не было сил.
   — О Коннор! Я так переживала! — Кортни не могла больше сдерживать слез.
   — Коннор, — повторил он задумчиво. — Я? Кортни в ужасе посмотрела на Уилсона Ноллера. Адвокат резко втянул воздух.
   — Конечно, тебя зовут Коннор. Коннор Маккей, — сказал Ноллер, принужденно засмеявшись. — Ты шутишь с нами, сынок?
   Доктор поднял веки Коннора одно за другим и посветил тонким лучиком в каждый глаз.
   — Мистер Маккей, вы знаете, где находитесь?
   — В больнице, очевидно, — проговорил он.
   — Вы в больнице города Тенистые Водопады, — подсказал доктор. — Вы попали в автокатастрофу…
   — Бедняга Герман Мередит добрался до ключей машины своей жены, — добавил Ноллер. — Ему восемьдесят пять, у него случаются провалы в памяти, и он не водил машину уже лет десять. Никто не знает, что на него нашло. Он мчался на красный свет, не сбавляя скорости.
   — Были десятки свидетелей, — грустно добавила Кортни. — Они все восхищаются твоим поступком. Если б ты попытался уйти от удара, ты мог бы передавить пешеходов, включая и маленьких детей. Ты пострадал сам, но спас людей!
   Так, значит, он еще и герой? Коннор с минуту поразмышлял над этим. Но ничего не вспомнил.
   — Вы знаете, кто сейчас президент Соединенных Штатов? — спросил доктор Стэндиш. Коннор назвал ему имя президента.
   — А кто был президентом до него?
   — Какая разница? — рявкнул Ноллер. — Спросите его о чем-нибудь более важном. Например, кто такой Ричард Тримэйн.
   Коннор задумался.
   — Я не знаю, — сказал он. Коннор увидел беспокойство и страх на лицах молодой женщины и пожилого мужчины. — А должен знать?
   Никто ему не ответил.
   — Мистер Маккей, Коннор, вы знаете, кто она? — вмешался доктор Стэндиш, указывая на хорошенькую темноволосую молодую женщину, сжимавшую его руку.
   Коннор уставился на нее. От этого усилия его голова заболела еще больше. Он решил, что она сногсшибательна, и это открытие заставило его виски запульсировать уже адской болью.
   — Нет, — сказал он тихо.
   Теперь она выглядела испуганной до смерти, и ему захотелось утешить ее. Хотя он ничего не знал о себе, он инстинктивно чувствовал, что она была именно такой женщиной, в которую он мог бы влюбиться.
   — Коннор, она — твоя жена! — воскликнул Уилсон Ноллер. Он казался искренне огорченным. — Твоя жена Кортни. Вы женаты уже пять лет, вы оба хотели ребенка, и наконец сегодня Господь подарил вам прекрасную дочку. Мне кажется, вы ее назвали… Сара? — Он взглядом обратился к Кортни за подтверждением, и она кивнула. — Коннор, попытайся вспомнить!
   Коннор попытался, но ничего не вспомнилось. Он чувствовал сильное притяжение к ней, но не мог вспомнить ее как свою жену. Не было вообще никаких воспоминаний: ни о катастрофе, ни о жене по имени Кортни, ни о дочке по имени Сара. Туман, окутывавший его мозг, приподнялся, и серьезность ситуации ослепила его: он не мог вспомнить, кто он такой!
   — Я ничего не помню, — сказал он. Он взглянул на женщину по имени Кортни. — Ты сегодня родила ребенка?
   Для только что родившей женщины она выглядела уж слишком хорошо, это, как ни странно, он понимал.
   — Нет, — быстро ответила Кортни.
   — Вы удочерили девочку, — добавил Уилсон Ноллер. Он ударил себя ладонью по лбу. — Черт побери, это ужасно! Какая трагедия!
   Взволнованный Коннор попытался сесть, но страшная боль заставила его упасть на подушки.
   — Мистер Ноллер, если вы не будете контролировать себя, я буду вынужден попросить вас удалиться, — сурово сказал доктор Стэндиш. — Вы огорчаете пациента.
   — Прекрасно! Раз он огорчается, значит, мозги у него работают! — возразил Ноллер. — У него амнезия! Я никогда не верил, что амнезия существует. Я думал, что это глупые выдумки литературных поденщиков. Но бедный Коннор действительно не знает, кто он и кто его жена. Он не знает…
   — Миссис Маккей, расскажите что-нибудь вашему мужу о его работе, — прервал доктор. — Удивительно, как какой-нибудь маленький факт иногда стимулирует память.
   Его работа? Кортни испугалась. Если она скажет, что Коннор выискивает факты для журнала «Взгляд изнутри» и телепередачи «Сведения из первоисточника» и им подобных, Уилсон Ноллер заподозрит их истинные мотивы приезда в Тенистые Водопады. А если заподозрит, им несдобровать.
   Коннор лежит в больнице с амнезией, а она живет у миссис Мейсон, оба представляют очень легкие мишени. И еще девочка Сара. Может быть, она насмотрелась слишком много кинофильмов, где люди попадают в опасные ситуации, и у нее появилась мания преследования? Но все же Кортни решила, что не может рисковать и сказать правду.
   Она вспомнила слова Коннора: «А если я скажу, что закончил университет, сдал экзамен на адвоката и получил лицензию на юридическую практику в штатах Виргиния, Мэриленд и округе Колумбия?»
   Вряд ли это правда, но отвлечет Ноллера.
   — Он… он юрист, — сказала Кортни, мысленно прося у Коннора прощения за этот обман.
   — Я не знал, что Коннор адвокат, — сказал Ноллер. — Мы не говорили о роде его занятий во время визита.
   — Да, не говорили, — подтвердила Кортни. Такие жизненно важные вопросы, как работа, рекомендации, семейные связи, вообще не упоминались. Тогда это лишь подтвердило их мнение, что Уилсона Ноллера интересуют только деньги.
   Эта встреча, казалось, произошла тысячу лет назад, когда Ноллер был их врагом, теперь, с момента катастрофы, как ни странно, Кортни начинала видеть в нем союзника. Он был так искренне озабочен и
   огорчен из-за того, что случилось с Коннором.
   Однако все ее инстинкты предупреждали свято хранить их тайну. Уилсон Ноллер — могущественный человек, у него повсюду связи, особенно в этом городе. Ради безопасности Коннора, ради маленькой Сары адвокат должен продолжать верить, что она и Коннор действительно женаты. Да, Ноллер не должен узнать истинные причины их появления в Тенистых Водопадах.
   — Коннор работает в юридической фирме или на правительство? — спросил Ноллер. — У него есть своя практика?
   Кортни закусила губу. Она не разбиралась в юриспруденции, и если, не дай Бог, допустит ошибку, Ноллер тут же поймет это.
   — Иногда он… э… представляет клиентов, таких, как… как Национальное общественное телевидение, — медленно сказала она, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о юристах.
   — Так, значит, он работает в шоу-бизнесе? — ухватился Ноллер. — У него есть какие-нибудь знаменитые клиенты? Какое дело было наиболее интересным и важным для него?
   — Он… а… заключил контракт между НОТ и Сайнед Холлерэн, ирландской исполнительницей народных песен, — сказала Кортни. По крайней мере эта область была ей знакома. Она была ассистентом режиссера в фильме-концерте Холлерэн и изумительного флейтиста. — Ему было очень интересно. Нам обоим было интересно.
   Коннор выглядел озадаченным.
   — Извините, но я совершенно ничего об этом не помню.
   У нее сердце разрывалось: он выглядел таким печальным, таким беспомощным. Кортни постаралась взять себя в руки. Конечно, он не помнит. Этого никогда не было! Но она не смела ничего сказать ему: Уилсон Ноллер стоял рядом.
   — Никогда не слышал о Сайнед Холлерэн, — извинился Ноллер. — Я крайне редко смотрю телевизор.
   Кортни облегченно вздохнула. То, что Ноллер почти ничего не знал о НОТ, было ей только на руку.
   В комнату вошла медсестра и сделала знак доктору, он последовал за ней.
   — Кортни, я хочу, чтобы вы знали, я сделаю все, чтобы помочь вам, — тихо сказал Ноллер. — Я прослежу, чтобы страховая компания Мередита оплатила больничный счет, и я настаиваю на том, чтобы взять на себя все ваши расходы, пока вы остаетесь в городе.
   — А Сара? Как вы знаете, сейчас о ней заботится миссис Мейсон… — Кортни глубоко вздохнула. — Вы не поверите мне, но я уже люблю ее. Я не хочу потерять ее.
   — Моя дорогая, вы ни в коем случае ее не потеряете. Документы будут оформляться, как и планировалось. Вы и Коннор получите вашу девочку.
   Доктор Стэндиш вернулся в комнату с медсестрой и двумя санитарами.
   — Мы отвезем его на обследование, — сообщил он.
   У Коннора страшно болела голова, его тошнило от любого движения. Но больше всего его мучило то, что он совершенно ничего не помнил. Он уныло посмотрел на Кортни, следившую за ним полными слез глазами.
   Их взгляды встретились.
   Вдруг Кортни проскользнула между санитарами и встала рядом с каталкой.
   — Коннор, все будет хорошо, — пылко сказала она, прижав его ладонь к своим губам. — Я люблю тебя!
   Слова вырвались непроизвольно, будто сами собой. Неужели ее так увлекла роль любящей жены, что она точно угадала, что должна сказать в данный момент?