Страница:
Ощущение его губ, теплых и твердых, побудило ее к действию. Кортни откинула голову и уперлась ладонями в его грудь, пытаясь удержать его буквально на расстоянии вытянутой руки.
— Прекратите, Коннор. Я понимаю, чего вы добиваетесь.
— Ммм… я надеюсь.
Он обнял ее, потянул к себе. Естественно, ей не хватило сил удержать его, и она оказалась к нему ближе чем на расстоянии ладони.
Кортни глубоко вздохнула от ощущения его силы, размеров, жара его тела. На одно безумное мгновение она почувствовала желание расслабиться, позволить ему делать то, что он хочет…
Она откинула голову еще дальше и отвернулась от него.
— Отпустите меня.
Он нашел губами нежный волнующий изгиб ее шеи и начал покрывать поцелуями.
— Но я не хочу отпускать вас, Кортни. Она возмутилась оттого, что он не воспринимает ее слова всерьез, однако призналась себе, что должна была бы возмутиться гораздо больше. Ей следовало бешено сопротивляться его первобытной грубости. Ну, хотя бы слегка побаиваться его физической силы. Однако по каким-то причинам, в которые не хотелось вникать, она не испытывала ни ярости, ни страха.
Кортни укоризненно посмотрела на него:
— Вы тоже предпочитаете блицкриг. От его ленивой чувственной улыбки у нее екнуло сердце.
— Сбросить бомбы, — сказал он хрипло и накрыл ее рот своим.
Кортни тут же крепко сжала губы, преградив ему доступ внутрь. Она не смогла сдержать улыбки, услышав его разочарованный сдавленный стон.
Коннор чуть отстранился, лаская ее рот своими губами и кончиком языка, и прошептал:
— Ах, Цыганочка, так нечестно. Это должен был быть блицкриг, а не осада.
Кортни чувствовала давление его бедер, ее грудь покоилась на его мускулистой груди. Может, в конце концов и придется вцепиться в него, так как ноги слишком ослабли и вряд ли удержат ее.
— Открой ротик, Кортни.
Его голос был глухим, слова — наглыми, требовательными. Ее пульс участился. Сладкие жаркие волны нахлынули, почти сметая и силу воли, и здравый смысл. Соблазн закрыть глаза и прекратить сопротивление был почти непреодолимым. Кортни была уже на волосок от того, чтобы поддаться приливу страсти, когда шок от возможной сдачи крепости, образно говоря, вернул ее на землю.
Она была ребенком из семьи военнослужащего, переезжала с места на место и часто поневоле меняла друзей, поэтому с раннего возраста стала независимой. Независимость в сочетании с сильной волей и самообладанием не позволяли ей сдаться слишком быстро.
Ее темные глаза, полузакрытые отяжелевшими веками, резко распахнулись. Она уставилась на Коннора. Он следил за нею. Он хотел ее. Это было совершенно очевидно. Но в его великолепных сине-зеленых глазах она увидела не только страсть, но и вызов. И если бы она растаяла и поцеловала его так, как он того хотел — так, как хотела и она, — в них появилось бы чисто мужское торжество.
И в тот же момент она поняла, что воля и самообладание Коннора Маккея не уступают ее собственным. Он не собирался поддаваться страсти. Он полностью контролировал себя.
Кортни окаменела.
— Сдавайтесь, Коннор. Ничего не выйдет. Их лица были так близко, губы совсем рядом. Когда Коннор улыбнулся, он почти коснулся ее рта своими теплыми губами. Она хотела чувствовать их. Кортни была ошеломлена, как сильно она хотела, чтобы он поцеловал ее.
— Сдаваться? Сейчас? А почему. Цыганочка? Вы здесь, со мной. И именно этого хотите сами.
Кортни разозлилась частично на него, а в основном на себя за то, что не сумела справиться со своими чувствами. Но она никогда не признает его правоту.
— У вас самолюбие Юпитера, если вы верите, что мне нравится грубое обращение в центре кучки деревьев в горшках! — она кипела от гнева. — И вспомните, что я здесь с другим мужчиной.
Ей самой давно пора бы вспомнить об этом, упрекнула себя Кортни. Она так была поглощена Коннором, что совсем забыла об Эмери.
Коннор нахмурился и чуть ослабил хватку. Упоминание о ее кавалере вызвало в нем жгучую ревность. А ведь он никогда не был ревнивцем!
— Вы хотите меня, — прорычал он. — Вы просто слишком упрямы, чтобы признать это.
— Я признаю, что вы очень ловкий соблазнитель и действительно вывели меня из равновесия. Ваши чары произвели огромный эффект — на пару минут, но затем иссякли.
— Пару минут? — возмущенно повторил Коннор. Он свирепо смотрел на ее дерзкое лицо. К несчастью, она уже действительно не казалась ему такой нежной и податливой, как несколько секунд назад. Прямо на его глазах она превратилась в насмешливую фурию. И это перевоплощение Коннору совсем не нравилось.
— Вы собираетесь отпустить меня? — У Кортни был родной старший брат и два старших сводных брата. Она кое-что понимала в угрозах: как их произносить и как им не поддаваться.
— Нет, — усмехнувшись, ответил Коннор. Она точно знала, какими должны быть следующие слова:
— Тогда мне придется заставить вас отпустить меня.
— И как вы это сделаете? — продолжал подсмеиваться Коннор, подтянув ее к себе. Тактическая ошибка с его стороны, признался он себе, так как ощущение ее нежного тела заставило его ухе разгоряченную кровь бежать еще быстрее. — Вы закончили одни из этих феминистских курсов по самообороне? — прошептал он насмешливо. — Каков ваш следующий шаг. Цыганочка? Прием карате, и я качусь по земле, моля о пощаде?
— К сожаление, я не заканчивала никаких курсов, а то бы не пощадила вас, — рявкнула Кортни. Он точно не собирался отпускать ее, и пора было поддержать свои решительные слова действием. Но как? — Я бы точно…
— Значит, карате не будет, — прервал он. — Может, менее изысканный классический маневр — неожиданный удар коленом в пах?
И прежде, чем она попыталась это сделать, он сжал ее бедрами, лишив всякой возможности пошевельнуться, отчего их обоих накрыло жаркой волной возбуждения.
Мгновение они стояли неподвижно, изо всех сил сопротивляясь пронизывающему желанию. Их взгляды встретились, замкнулись, ни один не мог выдавить ни слова.
Он еще крепче прижал ее к себе.
— Вы ведь не хотите вывести меня из строя, Цыганочка? — прошептал он, проводя языком по изящно очерченному ушку.
Кортни едва не застонала. Опасная слабость вернулась, густо окутывая руки и ноги. В глубине живота зарождалась острая сладкая боль. Она внезапно почувствовала, что Коннор столь же беззащитен сейчас, как и она.
Коннор не просто играл с нею, все ее женские инстинкты говорили об этом. Он действительно хотел ее. У Кортни закружилась голова. Что, если она уступит и поцелует его, один только раз…
Ее губы раскрылись.
— Берегись! — резкое предупреждение, казалось, раздалось из другого измерения.
Кортни и Коннор непроизвольно отскочили друг от друга. Прямо над их головами пролетела бешено чирикающая птица, затем другая, раздался шлепок, и опасно близко появилась грязная лужица.
— Проклятые птицы, — появившийся Кирэн Кауфман сердито посмотрел вверх на щебечущую птичью пару. — Я бы никогда их не выпустил, если б знал, что они будут метаться, как снаряды.
Кортни не могла унять дрожь. Желание бурлило в ней, жаркое и непокорное. Она бросила взгляд на Коннора. Он подчеркнуто внимательно вглядывался туда, куда улетели птицы.
— Это ты выпустил птиц из клеток? — спросил он Кауфмана. Как ни расстроило его вмешательство Кирэна, он был ему благодарен. Полная потеря самообладания и замешательство оказались совершенно новым и, как он решил, пугающим опытом.
Никогда раньше не испытывал он такого волнения оттого, что просто обнимал женщину и только собирался поцеловать ее. Когда он увидел покорность в ее темных бархатных глазах, когда ее влажные губы раскрылись, ему показалось, что земля уходит у него из-под ног. Представить невозможно, что бы случилось, если бы он действительно поцеловал ее.
Определенно пришло время отступить и перегруппировать оборону. Эта маленькая злючка — опасная зона. Ни одна женщина никогда не поражала его так глубоко, и будь он проклят, если позволит поймать себя этой. Особенно этой! Именно таких он не любит, напомнил он себе. Чопорная, вздорная, заносчивая интеллектуалка, считающая, что олух Эмери Харкурт — мужчина ее мечты!
— Я открыл все клетки, какие смог, — жизнерадостно признался Кирэн. — Не думаю, что кто-то заметил. И, когда я увидел, что птица летит прямо на вас, я решил, что лучше предупредить. Извините, если помешал.
Кортни наконец обрела голос:
— Вы не помешали.
— Да, ты абсолютно ничему не помешал, — быстро согласился Коннор.
Из-за деревьев раздался крик, за ним визг.
— Ой-ой, кажется, гости поняли, что декорации разлетелись! — усмехнулся Кирэн. — Определенно пора расходиться. Коннор, старина, я понимаю, что привез тебя сюда, но не мог бы ты сам добраться до дома? Я покидаю вас с моей новой горячей крошкой. Мы едем ко мне.
Он хитро улыбнулся и метнулся в деревья.
— Я… мне надо вернуться к Эмери, — прошептала Кортни. Она старательно отводила взгляд от Коннора. Она просто боялась посмотреть на него после того, что только что произошло между ними. Жаркий румянец покрывал, казалось, все ее тело. После решительных протестов и угроз она подчинилась ему… И бесполезно
дурачить себя. Она, в конце концов, поддалась силе его тела, настойчивости губ. Она сдавленно застонала и бросилась назад к столу.
Там, к своему крайнему удивлению, она увидела Кирэна Кауфмана, по-хозяйски обнявшего Джарелл Харкурт. Только она сейчас не выглядела ни суровой, ни отталкивающей.
Кортни заморгала. Щеки Джарелл раскраснелись, глаза сияли, она явно была возбуждена как никогда и казалась гораздо моложе своих двадцати четырех лет.
Кортни встретила удивленный взгляд Эмери. Затем они оба завороженно наблюдали, как рука Кауфмана дерзко изогнулась на талии Джарелл. Она глупо захихикала, и ее смешок, казалось, повис в воздухе. Джарелл Харкурт, никогда не улыбавшаяся Джарелл Харкурт хихикала! Кортни решила, что потихоньку сходит с ума.
— Кто этот человек? — спросил Эмери. — Надо было видеть, как он изливал на нее свое обаяние. Джарелл просто растаяла, как воск на солнце. Я никогда не видел, чтобы она так на кого-то реагировала.
— Обаяние? — недоверчиво отозвалась Кортни. Должно быть, он шутит! Она подумала, не рассказать ли Эмери, кто такой Кауфман, но решила, что не стоит. Бедняга достаточно намучился за сегодняшний вечер. Не хватает только еще узнать, что его сестра ушла с одним из самых скандальных в Вашингтоне репортеров.
— Эмери Харкурт! — голос Коннора и его сердечный тон «привет-приятель-рад-тебя-видеть» привлек внимание Кортни. Она быстро обернулась и увидела, как Коннор протягивает Эмери руку. — Держу пари, вы не помните меня, — беспечно сказал Коннор. — Но я был одним из тех тихих, незаметных ребят, которых никто никогда не помнит.
Кортни закипала. После такого замечания, что оставалось вежливому Эмери? Конечно, он сказал:
— Безусловно, я помню вас. Но вы же меня знаете, я всегда забываю имена.
— Коннор Маккей, — с готовностью подсказал Коннор.
Эмери улыбнулся и кивнул:
— Маккей, конечно! Как дела?
— Дела у Маккея очень неважные, — ледяным голосом заметила Кортни. — Он только что вышел из тюрьмы.
Она покровительственно положила ладонь на руку Эмери. Он так наивен и доверчив. Человек, считающий обаятельным Кирэна Кауфмана, нуждается в защите, особенно от такой предприимчивой змеи, как Коннор Маккей.
— Я думаю, нам пора уходить, Эмери. У меня завтра на утро назначена очень важная встреча.
— Кортни, если не возражаешь, я бы хотел поговорить со старым приятелем, — благовоспитанный Эмери подставил Кортни стул. — Тюрьма, говорите? Серьезные неприятности?
— Так, пустяковые долговые обязательства, — сказал Коннор, садясь за стол и успевая быстро и насмешливо улыбнуться Кортни. — Я не знал, что задумал мой поверенный по налогам, но расплачиваться пришлось мне. Действительно, нелегко. Прежние друзья не находят времени для бывших заключенных.
— На поддержку Харкуртов всегда можете рассчитывать! — пылко воскликнул Эмери, с молчаливым упреком взглянув на Кортни.
— Присаживайтесь, Кортни, — пригласил Коннор. — Если, конечно, вам не противно сидеть за одним столом с бывшим заключенным.
— Ну, что вы такое говорите! — воскликнул Эмери. — Я уверен, что Кортни, так же как и я, рада вам. Она — поборница равноправия.
— Харкурт — хороший парень, — неохотно признал Коннор, когда пятнадцать минут спустя они с Кортни пробирались сквозь толпу, все еще боровшуюся с последствиями освободительной акции Кауфмана.
Пернатые беспечно носились по залу, и многие гости уже покинули банкет. Кортни хотела бы последовать их примеру. Но вместо этого ей пришлось присутствовать при сердечной беседе Коннора и Эмери. Она все еще удивлялась, почему осталась и молчаливо слушала, как Коннор ловко выуживает из Эмери информацию о его жизни.
Что заставило ее связаться с Коннором Маккеем, когда здравый смысл требовал немедленного бегства? Вместо того чтобы выгнать его из своего кабинета, она позволила ему остаться, мало того, согласилась сотрудничать с ним. И сейчас, вместо того чтобы объяснить Эмери, что он не учился с Коннором Маккеем в начальной школе, она зачарованно слушала, как этот ловкач вытягивал необходимые ему сведения о Харкуртах с поразительным искусством. И Эмери еще любезно предложил отвезти его домой!
Ничего не подозревающий Эмери отправился за своей машиной, оставив ее наедине с Коннором. Еще не поздно все бросить, напомнила она себе, искоса взглянув на Коннора — на его густые волосы, слегка взлохмаченные во время их схватки под деревьями, его выразительные глаза, чувственный рот. Кортни сглотнула подступивший к горлу комок.
— Теперь я понимаю, почему вы так и не добрались до постели, — задумчиво сказал Коннор, прерывая ее мучительные мысли. — Никогда не встречал парня, который бы называл свою женщину поборницей равноправия. Не очень романтично, Цыганочка.
— Может быть, и не романтично, по вашим стандартам, — возразила Кортни, в душе вполне с ним соглашаясь. Но ведь Эмери не влюблен в нее, она — не его женщина, и ни один из них никогда не притворялся, что влюблен. Просто она позволила Коннору так думать. Бедный Эмери пришел бы в ужас от обмана. Кортни размышляла, не сказать ли Коннору правду, но решила, что не стоит. Этот человек слишком самоуверен. Он заслуживает того, чтобы его обманули.
Ей неожиданно вспомнился рассказ Коннора о том, как его продали приемным родителям. Тогда он не выглядел ни самоуверенным, ни высокомерным. Незащищенность в его глазах и голосе глубоко тронула ее. Кортни решительно прогнала свое сочувствие. Ей жаль мальчика, которому тогда причинили боль, уверила она себя. А к этому Коннору она чувствует только враждебность.
Они дошли до просторного вестибюля клуба. В отличие от суматохи зала там было тихо и торжественно.
— И все-таки я не понимаю… — Коннор покачал головой, размышляя над ее отношениями с Эмери Харкуртом. — Вы так дьявольски сексуальны, и Харкурт кажется вполне нормальным мужчиной, однако…
— Вам не приходит в голову, что мои отношения с Эмери вас совершенно не касаются? — сердито оборвала его Кортни. — И прекратите рассуждать о моей…
— Половой жизни? — с резкой наглостью подсказал Коннор. — Крошка, похоже, у вас ее нет.
Кортни понимала, что он просто дразнит ее. Но если бы он знал, как точно попал в цель! Она вспомнила все шутки насчет своей девственности, которые ей пришлось терпеть в колледже, когда она была достаточно глупа и признавалась, что у нее никогда не было любовника. Теперь, как единственная двадцатипятилетняя девственница в Соединенных Штатах, да что там, возможно, во всем цивилизованном мире, она тщательно хранила свой секрет.
— Я уверена, что ни у кого нет такой безалаберной, бесполезной половой жизни, как у вас, но кому она приносит счастье? — огрызнулась она.
— Хороший удар. Цыганочка, — засмеялся Коннор.
Его добродушный смех только усилил ее ярость. И самое неприятное: его совершенно не задели ее слова. Ему, похоже, было все равно, что она о нем думает.
— О, заткнитесь и оставьте меня в покое, — холодно сказала Кортни, бросаясь от него через вестибюль.
Коннор не отставал. Он не собирался отпускать ее, он наслаждался своим подкалыванием и тем, как она защищалась.
— Я понимаю, что вы не относитесь к числу моих поклонниц, Кортни, — его улыбка, точнее, самодовольная ухмылка только увеличивала ее кровяное давление. — И, если честно, я тоже не в восторге от вас. Но, поскольку мы собираемся работать вместе, давайте сдерживать наши обоюдные антипатии, хорошо?
Кортни составляла в уме достойный ответ, когда вдруг выражение его лица резко изменилось. Она с любопытством наблюдала, как, будто по мановению волшебной палочки, хладнокровный насмешник превратился в напряженного отстраненного незнакомца.
— Видите того человека под аркой? — спросил он.
В его голосе появились какие-то необъяснимые нотки, и Кортни насторожилась. Она проследила за его взглядом и увидела высокого красивого мужчину лет шестидесяти с густой копной седых волос. Безукоризненный темно-серый костюм был явно сшит на заказ.
— Это — Ричард Тримэйн, — сказал Коннор. — Владелец контрольного пакета акций и председатель совета директоров «Тримэйн инкорпорейтед».
Кортни кивнула. Кто в — Вашингтоне не слышал о «Тримэйн инкорпорейтед», мультимиллионной семейной компании, владевшей сетью аптек и книжных магазинов?
— «Тримэйн инкорпорейтед» сделала большой вклад в НОТ в этом году. Мы использовали его на прекрасный документальный фильм о тропических лесах Центральной Америки. — Она ожидала язвительного комментария, но, к ее удивлению, Коннор промолчал. Неужели эта тема показалась ему интересной? — Я пойду поблагодарю мистера Тримэйна лично, — решила Кортни.
— Собираетесь подлизываться, выпросить еще одно пожертвование? — презрительно выдавил Коннор. — Хоть сами с собой будьте честны и признайтесь в своих истинных мотивах, Кортни.
Его лицо было суровым, глаза — мрачными и холодными.
Кортни вздрогнула. Его обвинение скорее обидело ее, чем рассердило.
— Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать ваши оскорбления.
Совершенно очевидно, что Коннор точит зуб на членов высшего общества, достигших успеха тяжелым трудом, решила она, отсюда и его враждебность к Ричарду Тримэйну. Кортни нахмурилась. Вряд ли это должно удивлять ее, если учитывать идиотскую работу самого Кон-нора: проводить частные расследования и не завершать их до логического конца.
Лично она восхищается заслуженным успехом. Гордо вскинув голову, Кортни пересекла вестибюль и представилась Ричарду Тримэйну.
Он очень любезно отреагировал на ее благодарности. Они мило поговорили о благородных целях телекомпании, и Кортни уверила себя, что совсем не подлизывается к мистеру Тримэйну, как решил Коннор. Поблагодарить за щедрый дар — это просто проявить вежливость.
Через несколько минут к ним присоединился молодой человек — таким, должно быть, Ричард Тримэйн был в молодости, — и Кортни познакомили со старшим сыном Тримэйна Коулом и его рыжеволосой красавицей женой Челси. Вскоре к ним подошли два младших сына Ричарда со своими дамами, темноволосые красавцы Натаниэл и Тайлер.
— Интересно, кто открыл птичьи клетки? — с ослепительной улыбкой спросил Тайлер. В этой улыбке было что-то, заставившее Кортни насторожиться, что-то смутно знакомое…
— Насколько я слышал, по меньшей мере пятнадцать человек приписывают себе эту честь, но я не верю ни одному из них, — сказал Коул, нежно пожимая пальцы жены. — Им не хватило бы мужества спокойно перейти улицу, не говоря уж о том, чтобы превратить юбилей Хопа в сцену из «Птиц» Хичкока.
Вестибюль быстро наполнялся беглецами. Дикие птицы полностью завоевали жизненное пространство зала, выгнав оттуда всех гостей. Пока Тримэйны шутливо размышляли над личностью птичьего освободителя, Кортни решила, что пора ретироваться. Если повезет, они никогда не узнают ни о личности преступника, ни о том, что она знакома с ним. Она извинилась и распрощалась.
Коннора нигде не было видно. Выйдя на улицу, она с раздражением обнаружила его поглощенным беседой с эффектной брюнеткой, пожирающей его огромными, чересчур раскрашенными глазами.
— Эмери еще не появился? — спросила она, останавливаясь между Коннором и девицей с глазами Клеопатры. Они оба встретили ее с энтузиазмом отпускников, нашедших на пляже утопленника, что вдохновило Кортни на дальнейшее вредительство. — Я только что прекрасно поболтала с Тримэйнами. Это четверо самых красивых мужчин, каких я когда-либо встречала, но один из сыновей Ричарда, Тайлер, просто умопомрачителен! — затараторила она. Обычно она избегала словечек типа «умопомрачителен», но сейчас оно не помешает.
Внимание Коннора немедленно переключилось с брюнетки на Кортни.
— Вам не поймать Тайлера Тримэйна, — натянуто сказал он.
Кортни улыбнулась ослепительно и, как она надеялась, загадочно.
— О, я так не думаю.
Она с удовольствием наблюдала за тем, как он поворачивается спиной к своей приятельнице.
— Он назначил вам свидание?
— А вот и Эмери! — воскликнула Кортни и проплыла мимо Коннора вниз по широкой лестнице.
Он — за ней.
— Так назначил свидание? — настаивал он. Его сердце тревожно заколотилось. Тайлер Тримэйн, его собственный сводный брат… и Кортни? Он почувствовал ярость и вслед за тем полнейшее отчаяние. Он схватил ее руку как раз в тот момент, когда она собиралась открыть дверцу машины. Кортни ухмыльнулась.
— Вы видели, как разгневалась ваша Клеопатра? — Она даже не стала размышлять, почему так восхитительно счастлива оттого, что оторвала его от другой женщины. — Если бы взгляды могли убивать, меня бы уж точно не было в живых!
— Держитесь подальше от Тайлера Тримэйна. И от всех остальных Тримэйнов, — хрипло проговорил Коннор, до боли сжимая ее руку.
— Отпустите меня!
— Я говорю серьезно, Кортни. Не смейте связываться с Тайлером Тримэйном.
Ее разговор с отцом и братьями, ее улыбки потрясли его до глубины души. Она выглядела так естественно рядом с ними. Он мог представить, как она обсуждает живопись с его отцом, который, как он знал, коллекционировал картины современных художников. Он представлял, как она мило болтает с Челси Тримэйн о годовалом Дэниэле Ричарде, его племяннике, с которым он никогда не познакомится, так же как и со своим отцом и братьями. Мысленно представив все сцены, в которых он никогда не будет участвовать, он удивился буре чувств, охвативших его, и испугался, что теряет привычное самообладание. Он научился держать все эмоции и желания взаперти. Теперь же он со страхом ощущал, как трещат возведенные им укрепления.
Но бежать было некуда. И ничто не могло сравниться с ужасом при мысли о Тайлере и Кортни. У его братьев есть все, включая родного отца, давшего им свое имя. Тайлер Тримэйн не получит его Цыганочку!
Его? Контор замер. Беспрецедентный взрыв ревности взволновал его больше, чем все остальное. Он отпустил ее руку и отпрянул, как от прокаженной.
Кортни с любопытством следила за сменой чувств, мелькающих на его лице. Он усердно пытался быть холодным и непроницаемым, но ему это плохо удавалось. Пылкость, с какой он старался убедить ее не встречаться с Тримэйнами, встревожила ее так же, как его самого, и она попыталась как-то разрядить обстановку. И утешить его?
— У вас явно преувеличенные представления о моем обаянии, — сухо сказала она. — Тайлер Тримэйн, если захочет, может встречаться с кинозвездами, едва ли он выберет меня. Да, и не забудьте о моих отношениях с Эмери, который так терпеливо ждет нас, задерживая движение.
Она быстро нырнула на переднее сиденье автомобиля.
Коннор уселся сзади и за всю дорогу не произнес ни слова, хотя Эмери пытался включить его в разговор веселыми воспоминаниями о начальной школе, общими для них обоих, как он наивно полагал.
Глава 5
— Прекратите, Коннор. Я понимаю, чего вы добиваетесь.
— Ммм… я надеюсь.
Он обнял ее, потянул к себе. Естественно, ей не хватило сил удержать его, и она оказалась к нему ближе чем на расстоянии ладони.
Кортни глубоко вздохнула от ощущения его силы, размеров, жара его тела. На одно безумное мгновение она почувствовала желание расслабиться, позволить ему делать то, что он хочет…
Она откинула голову еще дальше и отвернулась от него.
— Отпустите меня.
Он нашел губами нежный волнующий изгиб ее шеи и начал покрывать поцелуями.
— Но я не хочу отпускать вас, Кортни. Она возмутилась оттого, что он не воспринимает ее слова всерьез, однако призналась себе, что должна была бы возмутиться гораздо больше. Ей следовало бешено сопротивляться его первобытной грубости. Ну, хотя бы слегка побаиваться его физической силы. Однако по каким-то причинам, в которые не хотелось вникать, она не испытывала ни ярости, ни страха.
Кортни укоризненно посмотрела на него:
— Вы тоже предпочитаете блицкриг. От его ленивой чувственной улыбки у нее екнуло сердце.
— Сбросить бомбы, — сказал он хрипло и накрыл ее рот своим.
Кортни тут же крепко сжала губы, преградив ему доступ внутрь. Она не смогла сдержать улыбки, услышав его разочарованный сдавленный стон.
Коннор чуть отстранился, лаская ее рот своими губами и кончиком языка, и прошептал:
— Ах, Цыганочка, так нечестно. Это должен был быть блицкриг, а не осада.
Кортни чувствовала давление его бедер, ее грудь покоилась на его мускулистой груди. Может, в конце концов и придется вцепиться в него, так как ноги слишком ослабли и вряд ли удержат ее.
— Открой ротик, Кортни.
Его голос был глухим, слова — наглыми, требовательными. Ее пульс участился. Сладкие жаркие волны нахлынули, почти сметая и силу воли, и здравый смысл. Соблазн закрыть глаза и прекратить сопротивление был почти непреодолимым. Кортни была уже на волосок от того, чтобы поддаться приливу страсти, когда шок от возможной сдачи крепости, образно говоря, вернул ее на землю.
Она была ребенком из семьи военнослужащего, переезжала с места на место и часто поневоле меняла друзей, поэтому с раннего возраста стала независимой. Независимость в сочетании с сильной волей и самообладанием не позволяли ей сдаться слишком быстро.
Ее темные глаза, полузакрытые отяжелевшими веками, резко распахнулись. Она уставилась на Коннора. Он следил за нею. Он хотел ее. Это было совершенно очевидно. Но в его великолепных сине-зеленых глазах она увидела не только страсть, но и вызов. И если бы она растаяла и поцеловала его так, как он того хотел — так, как хотела и она, — в них появилось бы чисто мужское торжество.
И в тот же момент она поняла, что воля и самообладание Коннора Маккея не уступают ее собственным. Он не собирался поддаваться страсти. Он полностью контролировал себя.
Кортни окаменела.
— Сдавайтесь, Коннор. Ничего не выйдет. Их лица были так близко, губы совсем рядом. Когда Коннор улыбнулся, он почти коснулся ее рта своими теплыми губами. Она хотела чувствовать их. Кортни была ошеломлена, как сильно она хотела, чтобы он поцеловал ее.
— Сдаваться? Сейчас? А почему. Цыганочка? Вы здесь, со мной. И именно этого хотите сами.
Кортни разозлилась частично на него, а в основном на себя за то, что не сумела справиться со своими чувствами. Но она никогда не признает его правоту.
— У вас самолюбие Юпитера, если вы верите, что мне нравится грубое обращение в центре кучки деревьев в горшках! — она кипела от гнева. — И вспомните, что я здесь с другим мужчиной.
Ей самой давно пора бы вспомнить об этом, упрекнула себя Кортни. Она так была поглощена Коннором, что совсем забыла об Эмери.
Коннор нахмурился и чуть ослабил хватку. Упоминание о ее кавалере вызвало в нем жгучую ревность. А ведь он никогда не был ревнивцем!
— Вы хотите меня, — прорычал он. — Вы просто слишком упрямы, чтобы признать это.
— Я признаю, что вы очень ловкий соблазнитель и действительно вывели меня из равновесия. Ваши чары произвели огромный эффект — на пару минут, но затем иссякли.
— Пару минут? — возмущенно повторил Коннор. Он свирепо смотрел на ее дерзкое лицо. К несчастью, она уже действительно не казалась ему такой нежной и податливой, как несколько секунд назад. Прямо на его глазах она превратилась в насмешливую фурию. И это перевоплощение Коннору совсем не нравилось.
— Вы собираетесь отпустить меня? — У Кортни был родной старший брат и два старших сводных брата. Она кое-что понимала в угрозах: как их произносить и как им не поддаваться.
— Нет, — усмехнувшись, ответил Коннор. Она точно знала, какими должны быть следующие слова:
— Тогда мне придется заставить вас отпустить меня.
— И как вы это сделаете? — продолжал подсмеиваться Коннор, подтянув ее к себе. Тактическая ошибка с его стороны, признался он себе, так как ощущение ее нежного тела заставило его ухе разгоряченную кровь бежать еще быстрее. — Вы закончили одни из этих феминистских курсов по самообороне? — прошептал он насмешливо. — Каков ваш следующий шаг. Цыганочка? Прием карате, и я качусь по земле, моля о пощаде?
— К сожаление, я не заканчивала никаких курсов, а то бы не пощадила вас, — рявкнула Кортни. Он точно не собирался отпускать ее, и пора было поддержать свои решительные слова действием. Но как? — Я бы точно…
— Значит, карате не будет, — прервал он. — Может, менее изысканный классический маневр — неожиданный удар коленом в пах?
И прежде, чем она попыталась это сделать, он сжал ее бедрами, лишив всякой возможности пошевельнуться, отчего их обоих накрыло жаркой волной возбуждения.
Мгновение они стояли неподвижно, изо всех сил сопротивляясь пронизывающему желанию. Их взгляды встретились, замкнулись, ни один не мог выдавить ни слова.
Он еще крепче прижал ее к себе.
— Вы ведь не хотите вывести меня из строя, Цыганочка? — прошептал он, проводя языком по изящно очерченному ушку.
Кортни едва не застонала. Опасная слабость вернулась, густо окутывая руки и ноги. В глубине живота зарождалась острая сладкая боль. Она внезапно почувствовала, что Коннор столь же беззащитен сейчас, как и она.
Коннор не просто играл с нею, все ее женские инстинкты говорили об этом. Он действительно хотел ее. У Кортни закружилась голова. Что, если она уступит и поцелует его, один только раз…
Ее губы раскрылись.
— Берегись! — резкое предупреждение, казалось, раздалось из другого измерения.
Кортни и Коннор непроизвольно отскочили друг от друга. Прямо над их головами пролетела бешено чирикающая птица, затем другая, раздался шлепок, и опасно близко появилась грязная лужица.
— Проклятые птицы, — появившийся Кирэн Кауфман сердито посмотрел вверх на щебечущую птичью пару. — Я бы никогда их не выпустил, если б знал, что они будут метаться, как снаряды.
Кортни не могла унять дрожь. Желание бурлило в ней, жаркое и непокорное. Она бросила взгляд на Коннора. Он подчеркнуто внимательно вглядывался туда, куда улетели птицы.
— Это ты выпустил птиц из клеток? — спросил он Кауфмана. Как ни расстроило его вмешательство Кирэна, он был ему благодарен. Полная потеря самообладания и замешательство оказались совершенно новым и, как он решил, пугающим опытом.
Никогда раньше не испытывал он такого волнения оттого, что просто обнимал женщину и только собирался поцеловать ее. Когда он увидел покорность в ее темных бархатных глазах, когда ее влажные губы раскрылись, ему показалось, что земля уходит у него из-под ног. Представить невозможно, что бы случилось, если бы он действительно поцеловал ее.
Определенно пришло время отступить и перегруппировать оборону. Эта маленькая злючка — опасная зона. Ни одна женщина никогда не поражала его так глубоко, и будь он проклят, если позволит поймать себя этой. Особенно этой! Именно таких он не любит, напомнил он себе. Чопорная, вздорная, заносчивая интеллектуалка, считающая, что олух Эмери Харкурт — мужчина ее мечты!
— Я открыл все клетки, какие смог, — жизнерадостно признался Кирэн. — Не думаю, что кто-то заметил. И, когда я увидел, что птица летит прямо на вас, я решил, что лучше предупредить. Извините, если помешал.
Кортни наконец обрела голос:
— Вы не помешали.
— Да, ты абсолютно ничему не помешал, — быстро согласился Коннор.
Из-за деревьев раздался крик, за ним визг.
— Ой-ой, кажется, гости поняли, что декорации разлетелись! — усмехнулся Кирэн. — Определенно пора расходиться. Коннор, старина, я понимаю, что привез тебя сюда, но не мог бы ты сам добраться до дома? Я покидаю вас с моей новой горячей крошкой. Мы едем ко мне.
Он хитро улыбнулся и метнулся в деревья.
— Я… мне надо вернуться к Эмери, — прошептала Кортни. Она старательно отводила взгляд от Коннора. Она просто боялась посмотреть на него после того, что только что произошло между ними. Жаркий румянец покрывал, казалось, все ее тело. После решительных протестов и угроз она подчинилась ему… И бесполезно
дурачить себя. Она, в конце концов, поддалась силе его тела, настойчивости губ. Она сдавленно застонала и бросилась назад к столу.
Там, к своему крайнему удивлению, она увидела Кирэна Кауфмана, по-хозяйски обнявшего Джарелл Харкурт. Только она сейчас не выглядела ни суровой, ни отталкивающей.
Кортни заморгала. Щеки Джарелл раскраснелись, глаза сияли, она явно была возбуждена как никогда и казалась гораздо моложе своих двадцати четырех лет.
Кортни встретила удивленный взгляд Эмери. Затем они оба завороженно наблюдали, как рука Кауфмана дерзко изогнулась на талии Джарелл. Она глупо захихикала, и ее смешок, казалось, повис в воздухе. Джарелл Харкурт, никогда не улыбавшаяся Джарелл Харкурт хихикала! Кортни решила, что потихоньку сходит с ума.
— Кто этот человек? — спросил Эмери. — Надо было видеть, как он изливал на нее свое обаяние. Джарелл просто растаяла, как воск на солнце. Я никогда не видел, чтобы она так на кого-то реагировала.
— Обаяние? — недоверчиво отозвалась Кортни. Должно быть, он шутит! Она подумала, не рассказать ли Эмери, кто такой Кауфман, но решила, что не стоит. Бедняга достаточно намучился за сегодняшний вечер. Не хватает только еще узнать, что его сестра ушла с одним из самых скандальных в Вашингтоне репортеров.
— Эмери Харкурт! — голос Коннора и его сердечный тон «привет-приятель-рад-тебя-видеть» привлек внимание Кортни. Она быстро обернулась и увидела, как Коннор протягивает Эмери руку. — Держу пари, вы не помните меня, — беспечно сказал Коннор. — Но я был одним из тех тихих, незаметных ребят, которых никто никогда не помнит.
Кортни закипала. После такого замечания, что оставалось вежливому Эмери? Конечно, он сказал:
— Безусловно, я помню вас. Но вы же меня знаете, я всегда забываю имена.
— Коннор Маккей, — с готовностью подсказал Коннор.
Эмери улыбнулся и кивнул:
— Маккей, конечно! Как дела?
— Дела у Маккея очень неважные, — ледяным голосом заметила Кортни. — Он только что вышел из тюрьмы.
Она покровительственно положила ладонь на руку Эмери. Он так наивен и доверчив. Человек, считающий обаятельным Кирэна Кауфмана, нуждается в защите, особенно от такой предприимчивой змеи, как Коннор Маккей.
— Я думаю, нам пора уходить, Эмери. У меня завтра на утро назначена очень важная встреча.
— Кортни, если не возражаешь, я бы хотел поговорить со старым приятелем, — благовоспитанный Эмери подставил Кортни стул. — Тюрьма, говорите? Серьезные неприятности?
— Так, пустяковые долговые обязательства, — сказал Коннор, садясь за стол и успевая быстро и насмешливо улыбнуться Кортни. — Я не знал, что задумал мой поверенный по налогам, но расплачиваться пришлось мне. Действительно, нелегко. Прежние друзья не находят времени для бывших заключенных.
— На поддержку Харкуртов всегда можете рассчитывать! — пылко воскликнул Эмери, с молчаливым упреком взглянув на Кортни.
— Присаживайтесь, Кортни, — пригласил Коннор. — Если, конечно, вам не противно сидеть за одним столом с бывшим заключенным.
— Ну, что вы такое говорите! — воскликнул Эмери. — Я уверен, что Кортни, так же как и я, рада вам. Она — поборница равноправия.
— Харкурт — хороший парень, — неохотно признал Коннор, когда пятнадцать минут спустя они с Кортни пробирались сквозь толпу, все еще боровшуюся с последствиями освободительной акции Кауфмана.
Пернатые беспечно носились по залу, и многие гости уже покинули банкет. Кортни хотела бы последовать их примеру. Но вместо этого ей пришлось присутствовать при сердечной беседе Коннора и Эмери. Она все еще удивлялась, почему осталась и молчаливо слушала, как Коннор ловко выуживает из Эмери информацию о его жизни.
Что заставило ее связаться с Коннором Маккеем, когда здравый смысл требовал немедленного бегства? Вместо того чтобы выгнать его из своего кабинета, она позволила ему остаться, мало того, согласилась сотрудничать с ним. И сейчас, вместо того чтобы объяснить Эмери, что он не учился с Коннором Маккеем в начальной школе, она зачарованно слушала, как этот ловкач вытягивал необходимые ему сведения о Харкуртах с поразительным искусством. И Эмери еще любезно предложил отвезти его домой!
Ничего не подозревающий Эмери отправился за своей машиной, оставив ее наедине с Коннором. Еще не поздно все бросить, напомнила она себе, искоса взглянув на Коннора — на его густые волосы, слегка взлохмаченные во время их схватки под деревьями, его выразительные глаза, чувственный рот. Кортни сглотнула подступивший к горлу комок.
— Теперь я понимаю, почему вы так и не добрались до постели, — задумчиво сказал Коннор, прерывая ее мучительные мысли. — Никогда не встречал парня, который бы называл свою женщину поборницей равноправия. Не очень романтично, Цыганочка.
— Может быть, и не романтично, по вашим стандартам, — возразила Кортни, в душе вполне с ним соглашаясь. Но ведь Эмери не влюблен в нее, она — не его женщина, и ни один из них никогда не притворялся, что влюблен. Просто она позволила Коннору так думать. Бедный Эмери пришел бы в ужас от обмана. Кортни размышляла, не сказать ли Коннору правду, но решила, что не стоит. Этот человек слишком самоуверен. Он заслуживает того, чтобы его обманули.
Ей неожиданно вспомнился рассказ Коннора о том, как его продали приемным родителям. Тогда он не выглядел ни самоуверенным, ни высокомерным. Незащищенность в его глазах и голосе глубоко тронула ее. Кортни решительно прогнала свое сочувствие. Ей жаль мальчика, которому тогда причинили боль, уверила она себя. А к этому Коннору она чувствует только враждебность.
Они дошли до просторного вестибюля клуба. В отличие от суматохи зала там было тихо и торжественно.
— И все-таки я не понимаю… — Коннор покачал головой, размышляя над ее отношениями с Эмери Харкуртом. — Вы так дьявольски сексуальны, и Харкурт кажется вполне нормальным мужчиной, однако…
— Вам не приходит в голову, что мои отношения с Эмери вас совершенно не касаются? — сердито оборвала его Кортни. — И прекратите рассуждать о моей…
— Половой жизни? — с резкой наглостью подсказал Коннор. — Крошка, похоже, у вас ее нет.
Кортни понимала, что он просто дразнит ее. Но если бы он знал, как точно попал в цель! Она вспомнила все шутки насчет своей девственности, которые ей пришлось терпеть в колледже, когда она была достаточно глупа и признавалась, что у нее никогда не было любовника. Теперь, как единственная двадцатипятилетняя девственница в Соединенных Штатах, да что там, возможно, во всем цивилизованном мире, она тщательно хранила свой секрет.
— Я уверена, что ни у кого нет такой безалаберной, бесполезной половой жизни, как у вас, но кому она приносит счастье? — огрызнулась она.
— Хороший удар. Цыганочка, — засмеялся Коннор.
Его добродушный смех только усилил ее ярость. И самое неприятное: его совершенно не задели ее слова. Ему, похоже, было все равно, что она о нем думает.
— О, заткнитесь и оставьте меня в покое, — холодно сказала Кортни, бросаясь от него через вестибюль.
Коннор не отставал. Он не собирался отпускать ее, он наслаждался своим подкалыванием и тем, как она защищалась.
— Я понимаю, что вы не относитесь к числу моих поклонниц, Кортни, — его улыбка, точнее, самодовольная ухмылка только увеличивала ее кровяное давление. — И, если честно, я тоже не в восторге от вас. Но, поскольку мы собираемся работать вместе, давайте сдерживать наши обоюдные антипатии, хорошо?
Кортни составляла в уме достойный ответ, когда вдруг выражение его лица резко изменилось. Она с любопытством наблюдала, как, будто по мановению волшебной палочки, хладнокровный насмешник превратился в напряженного отстраненного незнакомца.
— Видите того человека под аркой? — спросил он.
В его голосе появились какие-то необъяснимые нотки, и Кортни насторожилась. Она проследила за его взглядом и увидела высокого красивого мужчину лет шестидесяти с густой копной седых волос. Безукоризненный темно-серый костюм был явно сшит на заказ.
— Это — Ричард Тримэйн, — сказал Коннор. — Владелец контрольного пакета акций и председатель совета директоров «Тримэйн инкорпорейтед».
Кортни кивнула. Кто в — Вашингтоне не слышал о «Тримэйн инкорпорейтед», мультимиллионной семейной компании, владевшей сетью аптек и книжных магазинов?
— «Тримэйн инкорпорейтед» сделала большой вклад в НОТ в этом году. Мы использовали его на прекрасный документальный фильм о тропических лесах Центральной Америки. — Она ожидала язвительного комментария, но, к ее удивлению, Коннор промолчал. Неужели эта тема показалась ему интересной? — Я пойду поблагодарю мистера Тримэйна лично, — решила Кортни.
— Собираетесь подлизываться, выпросить еще одно пожертвование? — презрительно выдавил Коннор. — Хоть сами с собой будьте честны и признайтесь в своих истинных мотивах, Кортни.
Его лицо было суровым, глаза — мрачными и холодными.
Кортни вздрогнула. Его обвинение скорее обидело ее, чем рассердило.
— Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать ваши оскорбления.
Совершенно очевидно, что Коннор точит зуб на членов высшего общества, достигших успеха тяжелым трудом, решила она, отсюда и его враждебность к Ричарду Тримэйну. Кортни нахмурилась. Вряд ли это должно удивлять ее, если учитывать идиотскую работу самого Кон-нора: проводить частные расследования и не завершать их до логического конца.
Лично она восхищается заслуженным успехом. Гордо вскинув голову, Кортни пересекла вестибюль и представилась Ричарду Тримэйну.
Он очень любезно отреагировал на ее благодарности. Они мило поговорили о благородных целях телекомпании, и Кортни уверила себя, что совсем не подлизывается к мистеру Тримэйну, как решил Коннор. Поблагодарить за щедрый дар — это просто проявить вежливость.
Через несколько минут к ним присоединился молодой человек — таким, должно быть, Ричард Тримэйн был в молодости, — и Кортни познакомили со старшим сыном Тримэйна Коулом и его рыжеволосой красавицей женой Челси. Вскоре к ним подошли два младших сына Ричарда со своими дамами, темноволосые красавцы Натаниэл и Тайлер.
— Интересно, кто открыл птичьи клетки? — с ослепительной улыбкой спросил Тайлер. В этой улыбке было что-то, заставившее Кортни насторожиться, что-то смутно знакомое…
— Насколько я слышал, по меньшей мере пятнадцать человек приписывают себе эту честь, но я не верю ни одному из них, — сказал Коул, нежно пожимая пальцы жены. — Им не хватило бы мужества спокойно перейти улицу, не говоря уж о том, чтобы превратить юбилей Хопа в сцену из «Птиц» Хичкока.
Вестибюль быстро наполнялся беглецами. Дикие птицы полностью завоевали жизненное пространство зала, выгнав оттуда всех гостей. Пока Тримэйны шутливо размышляли над личностью птичьего освободителя, Кортни решила, что пора ретироваться. Если повезет, они никогда не узнают ни о личности преступника, ни о том, что она знакома с ним. Она извинилась и распрощалась.
Коннора нигде не было видно. Выйдя на улицу, она с раздражением обнаружила его поглощенным беседой с эффектной брюнеткой, пожирающей его огромными, чересчур раскрашенными глазами.
— Эмери еще не появился? — спросила она, останавливаясь между Коннором и девицей с глазами Клеопатры. Они оба встретили ее с энтузиазмом отпускников, нашедших на пляже утопленника, что вдохновило Кортни на дальнейшее вредительство. — Я только что прекрасно поболтала с Тримэйнами. Это четверо самых красивых мужчин, каких я когда-либо встречала, но один из сыновей Ричарда, Тайлер, просто умопомрачителен! — затараторила она. Обычно она избегала словечек типа «умопомрачителен», но сейчас оно не помешает.
Внимание Коннора немедленно переключилось с брюнетки на Кортни.
— Вам не поймать Тайлера Тримэйна, — натянуто сказал он.
Кортни улыбнулась ослепительно и, как она надеялась, загадочно.
— О, я так не думаю.
Она с удовольствием наблюдала за тем, как он поворачивается спиной к своей приятельнице.
— Он назначил вам свидание?
— А вот и Эмери! — воскликнула Кортни и проплыла мимо Коннора вниз по широкой лестнице.
Он — за ней.
— Так назначил свидание? — настаивал он. Его сердце тревожно заколотилось. Тайлер Тримэйн, его собственный сводный брат… и Кортни? Он почувствовал ярость и вслед за тем полнейшее отчаяние. Он схватил ее руку как раз в тот момент, когда она собиралась открыть дверцу машины. Кортни ухмыльнулась.
— Вы видели, как разгневалась ваша Клеопатра? — Она даже не стала размышлять, почему так восхитительно счастлива оттого, что оторвала его от другой женщины. — Если бы взгляды могли убивать, меня бы уж точно не было в живых!
— Держитесь подальше от Тайлера Тримэйна. И от всех остальных Тримэйнов, — хрипло проговорил Коннор, до боли сжимая ее руку.
— Отпустите меня!
— Я говорю серьезно, Кортни. Не смейте связываться с Тайлером Тримэйном.
Ее разговор с отцом и братьями, ее улыбки потрясли его до глубины души. Она выглядела так естественно рядом с ними. Он мог представить, как она обсуждает живопись с его отцом, который, как он знал, коллекционировал картины современных художников. Он представлял, как она мило болтает с Челси Тримэйн о годовалом Дэниэле Ричарде, его племяннике, с которым он никогда не познакомится, так же как и со своим отцом и братьями. Мысленно представив все сцены, в которых он никогда не будет участвовать, он удивился буре чувств, охвативших его, и испугался, что теряет привычное самообладание. Он научился держать все эмоции и желания взаперти. Теперь же он со страхом ощущал, как трещат возведенные им укрепления.
Но бежать было некуда. И ничто не могло сравниться с ужасом при мысли о Тайлере и Кортни. У его братьев есть все, включая родного отца, давшего им свое имя. Тайлер Тримэйн не получит его Цыганочку!
Его? Контор замер. Беспрецедентный взрыв ревности взволновал его больше, чем все остальное. Он отпустил ее руку и отпрянул, как от прокаженной.
Кортни с любопытством следила за сменой чувств, мелькающих на его лице. Он усердно пытался быть холодным и непроницаемым, но ему это плохо удавалось. Пылкость, с какой он старался убедить ее не встречаться с Тримэйнами, встревожила ее так же, как его самого, и она попыталась как-то разрядить обстановку. И утешить его?
— У вас явно преувеличенные представления о моем обаянии, — сухо сказала она. — Тайлер Тримэйн, если захочет, может встречаться с кинозвездами, едва ли он выберет меня. Да, и не забудьте о моих отношениях с Эмери, который так терпеливо ждет нас, задерживая движение.
Она быстро нырнула на переднее сиденье автомобиля.
Коннор уселся сзади и за всю дорогу не произнес ни слова, хотя Эмери пытался включить его в разговор веселыми воспоминаниями о начальной школе, общими для них обоих, как он наивно полагал.
Глава 5
Кортни вошла в свою квартиру. О Боже! И как же она забыла, что у нее гостит сестра. Ее сводная сестра Мишель сидела на диване и смотрела телевизор. Кортни подавила стон. Она всегда любила визиты Мишель, но сейчас предпочла бы просто скользнуть в постель без подробного отчета о событиях вечера. Кортни надо было сначала разобраться в своих чувствах.
— Привет! — улыбнулась Мишель. — Как прошел прием?
Мишель всегда была так искренне рада ее видеть! Кортни испытала угрызения совести оттого, что, пусть на мгновение, пожелала, чтобы сестра оказалась сейчас в своей собственной квартире в Гаррисберге. Она плюхнулась на диван и выдавила улыбку.
— Ну… ух… — как бы поточнее выразиться? Кортни прочистила горло. — Интересно. Мишель хихикнула.
— Это растяжимое понятие: от грандиозного веселья до ужасной скуки. Я знаю. Сама провела много «интересных» вечеров. Эмери мне показался очень милым. — (Они познакомились, когда он заезжал за Кортни.) — Ты давно с ним встречаешься?
— Я вовсе не встречаюсь с ним. То есть не в том смысле, в каком ты думаешь. Мы просто друзья. — Неожиданно ей в голову пришла мысль. — Может, ты не откажешься бывать с ним в обществе, пока гостишь здесь? Как ты сказала, он очень мил, настоящий джентльмен. Он интеллигентен, прекрасный собеседник и определенно свободен. Не знаю, почему не подумала об этом раньше. Вы идеально подойдете друг другу.
— Привет! — улыбнулась Мишель. — Как прошел прием?
Мишель всегда была так искренне рада ее видеть! Кортни испытала угрызения совести оттого, что, пусть на мгновение, пожелала, чтобы сестра оказалась сейчас в своей собственной квартире в Гаррисберге. Она плюхнулась на диван и выдавила улыбку.
— Ну… ух… — как бы поточнее выразиться? Кортни прочистила горло. — Интересно. Мишель хихикнула.
— Это растяжимое понятие: от грандиозного веселья до ужасной скуки. Я знаю. Сама провела много «интересных» вечеров. Эмери мне показался очень милым. — (Они познакомились, когда он заезжал за Кортни.) — Ты давно с ним встречаешься?
— Я вовсе не встречаюсь с ним. То есть не в том смысле, в каком ты думаешь. Мы просто друзья. — Неожиданно ей в голову пришла мысль. — Может, ты не откажешься бывать с ним в обществе, пока гостишь здесь? Как ты сказала, он очень мил, настоящий джентльмен. Он интеллигентен, прекрасный собеседник и определенно свободен. Не знаю, почему не подумала об этом раньше. Вы идеально подойдете друг другу.