Бова Бен. Орион

   – Но он не может отправиться в путешествие, пока полностью не оправится от ран, – запротестовала Агла.
   – У меня хватит сил, – настаивал я, – со мной будет все в полном порядке.
   Субудай отвел все мои возражения движением руки.
   – Ты останешься в лагере, пока лекарка не сочтет возможным разрешить тебе отправиться в дорогу. И в течение всего этого времени я буду навещать тебя каждый день. Ты расскажешь мне все, что знаешь о королевствах запада. Мне необходимо знать о них как можно больше.
   Прежде чем я сумел ему ответить, он с заметным усилием поднялся на ноги. Только сейчас я сообразил, что этому человеку никак не меньше шестидесяти лет. Оставалось только удивляться силе духа дикого кочевника, целую жизнь проведшего в седле, покорившего сотни городов и побеждавшего во множестве сражений.
   Когда Субудай покинул юрту, я бросил умоляющий взгляд на Аглу:
   – Я должен ехать немедленно. Я не могу допустить, чтобы Ариман раньше меня достиг Каракорума и встретился с Великим ханом.
   – Но почему? – не поняла она.
   Что я мог ей на это сказать?
   – Я должен сделать это, – повторил я.
   – Но каким образом один человек может быть настолько опасен?
   – Не знаю, но так оно и есть, и мое предназначение остановить его.
   Агла печально покачала головой:
   – Субудай не позволит вам покинуть лагерь, пока не узнает всего, что ему требуется. И я тоже не хочу, чтобы вы уехали.
   – Вы что, опасаетесь, что пострадает ваша репутация лекарки, если я уеду до срока?
   – Нет, – ответила она просто. – Я хочу… чтобы вы остались со мной.
   Я протянул руки к ней, и она позволила мне заключить ее в объятия. Агла доверчиво положила голову мне на плечо. Я вдыхал запах ее волос, чистый, свежий и очень женственный.
   – Каким именем ты назвал меня? – спросила она шепотом. – Другим именем, которое, по твоим словам, когда-то принадлежало мне.
   – Теперь это не имеет значения, – тихо ответил я. – Это было так далеко отсюда.
   – И все-таки… – настаивала она.
   – Арета.
   – Какая она была? Ты любил ее?
   Я глубоко вздохнул и прижал ее к своей груди.
   – Я едва знал ее… но, да, я любил ее. Десять тысяч миль и почти восемь веков отделяют меня от нее… Да, я любил ее.
   – Она была очень похожа на меня?
   – Но ты и есть та самая женщина, Агла. Я не знаю, как это могло произойти, но, поверь мне, так оно и есть.
   – Значит, ты любишь меня?
   – Конечно, я люблю тебя, – отвечал я, не колеблясь ни секунды. – Я всегда любил тебя. Я любил тебя от самого сотворения мира и буду любить, пока он не обратится в прах.
   Она подняла ко мне свое лицо, и я поцеловал ее.
   – И я люблю тебя, могучий воин. Я любила тебя всю жизнь. Я ждала тебя с той самой поры, когда впервые почувствовала себя взрослой, и наконец нашла тебя. И никогда больше не позволю тебе покинуть меня.
   Я еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как бьются наши сердца…
   Однако где-то в глубине моего сознания постоянно билась мысль, что в это самое время Ариман находится на пути в Каракорум, куда и я должен был скоро отправиться, и что он еще недавно жил в этом самом лагере, хотя, по словам Аглы, она никогда и не видела его.

12

   В течение трех последних дней я рассказал Субудаю все, что мне было известно о Европе тринадцатого столетия. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – его интерес носил чисто практический характер. Грозный полководец, сумевший в свое время с триумфом провести свою армию от песков Гоби, через весь Китай и далее до границ Киевской Руси, был одержим одной идеей – выполнить завет своего Священного правителя и омыть копыта монгольских коней в водах Последнего моря, которого никто из них, естественно, никогда не видел.
   – Но для чего все это? – спросил я его недоуменно. – Вы уже владеете империей, простирающейся от побережья Индийского океана до Каспийского моря. Скоро армии Хулагу покорят для нее Багдад и Иерусалим. Зачем вам идти дальше?
   Помимо многих других своих достоинств, Субудай обладал и еще одним: он был достаточно простым и, я бы даже сказал, по-своему честным человеком, и в его словах не было и намека на фальшь, какую я наверняка бы уловил, если бы задал тот же вопрос Цезарю, Наполеону, Гитлеру или любому другому покорителю вселенной. Ответ был прост, под стать внешнему облику простого монгольского воина:
   – Многие годы я вел от победы к победе воинов Священного правителя. Я потерял счет странам, которые завоевал для него и его сыновей. Сейчас я уже старый человек, которому осталось не так много лет жизни. Я видел многое, но еще большего не видел. Да, я помог основать огромную империю, но собственного улуса у меня нет. Дети Священного правителя и его внуки наследовали земли, которые я покорил для него. Сейчас я хочу покорить новые страны, где будут править уже мои дети и внуки. Для них я хочу завоевать земли, не уступающие владениям Хулагу, Кубилая и прочих потомков Потрясателя Вселенной.
   В его словах не слышалось и намека на горечь, разочарование или тем более гнев. Это была просто констатация сложившейся ситуации, и он не скрывал желания заполучить собственную империю, опираясь на мощь своих армий. Высказаться яснее, наверное, было просто невозможно.
   – Почему бы Великому хану Угэдэю в знак признания ваших заслуг просто не выделить вам какой-нибудь домен?
   – Возможно, он и поступил бы таким образом, если бы я попросил его об этом. Но я не люблю просить никого, даже Великого хана. Проще завоевать новые земли и присоединить их к уже существующей империи.
   Трудно было не восхищаться примитивной логикой этого дикаря.
   – Вы хотите сказать, что в этом случае не будет повода для конфликта между вашими детьми и потомками Великого хана?
   Субудай снисходительно улыбнулся:
   – Никакого конфликта и не может быть. Монголы не враждуют и не воюют друг с другом. Ясса^[11] определяет все наши поступки. Мы не собаки, готовые передраться из-за кости.
   – Понятно, – пробормотал я, склоняя голову в знак того, что не намеревался оскорбить его.
   – Для нас это насущная необходимость – завоевывать новые земли, – продолжал Субудай, пребывавший в достаточно благодушном настроении, чтобы снизойти до объяснения своих взглядов бестолковому чужестранцу. – Это еще одно из проявлений мудрости Великого хана. Под страхом смерти монголам запрещено воевать друг с другом. Предназначение монголов – покорять чужие народы. И до тех пор, пока мы осуществляем завет Священного правителя, наши армии должны идти вперед.
   Кажется, я начинал понимать идею Субудая или, правильнее сказать, самого Чингисхана. Недаром он настолько почитается своими воинами, что никто из них не имеет даже права вслух произнести его имени. Говоря современным языком, это была модель динамически развивающегося общества, стабильность которого зависела от постоянного приумножения территории. Именно поэтому Субудай сейчас стремился на запад. Весь восток, вплоть до берегов Тихого океана, уже покорился монголам.
   – Кроме того, – продолжал Субудай, словно прочитав мои мысли, – мне всегда было скучно сидеть на одном месте. Мне нравится знакомиться с новыми землями, их людьми и обычаями. Сейчас моя главная цель – увидеть берега Великого океана, о котором ты рассказал мне, и, кто знает, может быть, и земли, лежащие по другую сторону его.
   – Но, непобедимый, королевства Европы способны выставить огромные армии, чтобы воспрепятствовать вашему вторжению; тысячи рыцарей и еще больше легко вооруженных воинов.
   Субудай рассмеялся:
   – Не пытайся запугать меня, Орион. Я не в первый раз поведу на врага свои армии. Я не знаю, известно ли тебе о моих сражениях против войск императора Китая или великого шаха Хорезма Мухамеда?
   Наши беседы продолжались без малого трое суток. Скажу откровенно, порой я чувствовал себя не совсем комфортно, рассказывая монгольскому полководцу об устройстве и ресурсах средневековой Европы. Мне оставалось утешать себя теми соображениями, что, насколько я знал, грандиозным замыслам Субудая не суждено было осуществиться: монголы не прошли на запад далее Балкан.
   К концу третьего дня я откровенно признался, что полностью исчерпал запас своих сведений, и напомнил ему об обещании отправить меня в столицу Великого хана.
   Ариман опережал меня уже на две с половиной недели, и у него были все шансы достигнуть Каракорума прежде, чем я сумею помешать ему. Судя по всему, на Субудая не произвели впечатления мои рассказы об угрозе, нависшей над империей монголов, и он склонялся к мысли предоставить нам с Ариманом самим улаживать наши проблемы.
   – Ариман направился в Каракорум с караваном, везущим сокровища для Великого хана, – объяснил Субудай. – Тяжело нагруженные верблюды двигаются медленно. Ты хороший наездник?
   До сего времени мне вообще не приходилось ездить верхом, но я не сомневался, что при известном старании сумею освоить это искусство за день или два.
   – Я сумею справиться с лошадью, – объявил я.
   – Отлично. Я пошлю тебя в Каракорум «ямом», – пообещал Субудай.
   В тот день мне впервые довелось услышать это слово. Субудай объяснил мне, что «ям» означает систему застав, где всадник, направляющийся со специальным поручением, может поменять усталых лошадей, отдохнуть и поесть.
   Монголы были, конечно, дикими кочевниками, но в своих начинаниях они во многом предвосхитили изобретения западной цивилизации и, главное, умели добиваться своей цели, не стесняя себя условностями современной морали. Утверждают, что безоружная девушка, сопровождавшая повозку, нагруженную золотом, могла проехать через всю армию монголов без угрозы для своей жизни, если имела при себе специальное разрешение Великого хана. Из того, что мне довелось узнать по собственному опыту, можно было сделать вывод: подобные рассказы весьма смахивают на правду…
   Когда я вернулся в юрту Аглы и, разбудив ее, сообщил, что завтра отправляюсь в Каракорум, она только сонно кивнула и чуть-чуть отодвинулась в сторону, освобождая мне место рядом с собой.
   – Ложись спать, – посоветовала она. – Ты должен хорошо выспаться. День будет трудным для нас с тобой.
   – Для нас?
   – Конечно, я отправлюсь в Каракорум вместе с тобой.
   – Но неужели Хулагу позволит тебе покинуть лагерь?
   Возможно, при других обстоятельствах ее реакция была бы еще более впечатляющей.
   – Я не рабыня! – сердито возразила она. – Я могу идти, куда мне заблагорассудится.
   – Но это будет тяжелое путешествие, – попытался я отговорить ее. Мы должны будем проделать весь путь верхом, меняя лошадей на заставах. И так в течение многих недель.
   Она только улыбнулась в ответ:
   – Я более привычна к таким путешествиям, нежели ты. Я научилась управлять лошадью прежде, чем ходить.
   Путешествие действительно оказалось изнурительным. В двадцатом столетии мы бы благополучно провели все время, занимаясь любовью в купе спального вагона поезда, мчавшегося по Транссибирской магистрали Москва – Владивосток. Агле и мне пришлось преодолеть то же расстояние, не слезая с седла, пересекая леса, пустыни и горы, пока мы не добрались до цели. Думаю, что окажись мы предоставленными самим себе, то уже в конце первой недели скорее всего безнадежно заблудились бы. Но система застав была организована безупречно. На исходе каждого дня нас ожидала горячая пища, свежая вода, ночлег, а наутро мы получали свежих лошадей для продолжения путешествия. Старые, израненные воины наблюдали за порядком. Разумеется, своими силами они не смогли бы при нападении оборонять эти крошечные оплоты империи, но ужас перед монголами был настолько велик, что ни о каких набегах не шло и речи. Во всяком случае, мне не приходилось слышать ни об одном таком случае. Следовало признать, что сила монгольской армии или законы Яссы действительно позволяли сохранить мир на всей огромной территории империи, существовавшей в тринадцатом столетии.
   Я надеялся перехватить караван, с которым Ариман направлялся в Каракорум, но многоопытный Субудай посоветовал мне избрать более короткий и прямой маршрут. Неприхотливые местные лошади могли пройти по местам, недоступным для тяжело нагруженных верблюдов. Время от времени мы пересекали древние караванные пути, отмеченные костями погибших людей и животных. По меньшей мере дважды нам встречались караваны, медленно двигавшиеся в направлении Каракорума, но среди путников мы не находили никого даже близко напоминавшего Аримана. Охрана таких караванов была, как правило, весьма малочисленна. Ужас перед недавним нашествием монголов жил еще в памяти местных жителей, и никто не осмеливался нападать на караван, принадлежащий Великому хану.
   Я начинал уже опасаться, что Ариману удалось настолько опередить нас, что у меня не осталось ни малейших шансов настигнуть его до прибытия в столицу Монгольской империи.
   Однажды ночью, после того как мы преодолели один из заснеженных перевалов Тянь-Шаня и благополучно устроились на ночлег в хижине для путников на одной из ямских застав, я спросил Аглу, почему она столь упорно отрицала, что встречалась с Ариманом в лагере Хулагу.
   – Но я на самом деле не видела его, – возразила она.
   – Однако ты не могла не знать, что он находился поблизости, – возразил я. – Даже в большом лагере присутствие столь заметного человека не могло остаться незамеченным.
   – Да, – согласилась она. – Я слышала о нем.
   – Почему же ты не сказала мне об этом?
   Она гордо вздернула подбородок:
   – У меня и в мыслях не было лгать тебе. Ты спросил у меня, видела ли я Аримана, и я ответила отрицательно. Темный человек жил в юрте Субудая, и я никогда не встречалась с ним.
   – Но тебе было известно о его присутствии в стане монгольских воинов.
   – Мне известно многое, Орион. Я знала, например, что Ариман предупредил Хулагу о твоем скором появлении. Он утверждал, что ты демон, и настоятельно советовал убить тебя. – Голос Аглы звучал как обычно, и в ее тоне не было и намека на раскаяние. – Я до сих пор не перестаю удивляться, что покушение на тебя не удалось. Но я знала, что с тех пор, как ты оказался под покровительством Субудая-багатура, тебе больше не угрожала опасность. Кто, по-твоему, нашел тебя лежащим в пыли за шатром Хулагу? Кто, как ты думаешь, привел туда Субудая и сумел убедить его в том, что ты слишком ценный союзник, чтобы позволить тебе умереть столь бесславно?
   – Так это была ты, Агла?
   – Да, это была я.
   – Тогда уже я ничего не понимаю. Ты ни разу не говорила мне, что знаешь, кто я такой и зачем пришел в лагерь монголов.
   – Я знаю достаточно… – прошептала она. В ее серых глазах таинственно мерцали отблески пламени костра. – Я слышала, что странный могучий человек был доставлен в лагерь монголов и что Хулагу склонялся к мысли последовать совету Темного человека и убить его. А еще я знала, что ты и есть тот самый мужчина, которого я ждала всю свою жизнь.
   – Значит, это ты спасла меня от неминуемой смерти и охраняла меня, пока я лежал без сознания?
   Она смущенно кивнула головой.
   – И я буду защищать тебя всеми моими силами, когда мы окажемся при дворе Великого хана.
   – Но и Ариман тоже будет там, – задумчиво произнес я.
   – Да. И он наверняка снова попытается убить тебя.

13

   Каракорум оказался удивительным городом, в котором царило странное смешение убожества и великолепия, варварской простоты и византийской пышности, когда-либо существовавшее на Земле. Во времена Чингисхана безвестное местечко, где еще недавно стояло всего несколько юрт, превратилось в столицу мира. Там надменные аристократы Китая и Хорезма превратились в слуг и рабов победителей, туда нескончаемым потоком текли баснословные сокровища со всей Азии, оказавшейся в руках недавних полудиких кочевников.
   По иронии судьбы вплоть до самой смерти Потрясателя Вселенной здесь запрещалось всякое строительство. Традиционная юрта была достаточно хороша для Великого кагана, который провел всю свою жизнь в военных походах и любил примитивный уклад кочевой жизни. Да и сейчас многочисленные табуны лошадей привольно паслись на пастбищах, вплотную подступавших к самым окраинам монгольской столицы. Пыль, поднимавшуюся под копытами невзрачных монгольских лошадок, можно было заметить за много миль до города.
   Угэдэй, занимавший ныне золотой трон Чингисхана, правил ордой с помощью китайских советников, которым принадлежали все основные административные посты в его правительстве.
   Когда мы с Аглой приблизились к городу на достаточно близкое расстояние, первое, что нам бросилось в глаза, были храмы, построенные из обожженной на солнце глины и принадлежавшие самым разнообразным конфессиям. Как выяснилось, монголы были необычайно терпимы в религиозных вопросах, и здесь мирно соседствовали буддийские ламы, мусульманские муллы, христианские монахи, конфуцианцы и еще множество других проповедников и священников, о конфессиональной принадлежности которых оставалось только догадываться. В центре запутанного лабиринта кривых и на удивление грязных улочек возвышался дворец Великого хана.
   Нас остановила стража, стоявшая на всех въездах в город. Китаец, одетый в традиционный шелковый халат, принял у меня из рук сопроводительную грамоту, составленную одним из советников Субудая. По всей видимости, имя знаменитого полководца пользовалось немалым уважением и в монгольской столице. Во всяком случае, он немедленно отдал распоряжение одному из воинов подыскать для нас временное пристанище. Малый, которому едва минуло восемнадцать, послушно вскочил на лошадку и, не говоря ни слова, повел нас по запутанным улочкам Каракорума. Собственно, их даже трудно было назвать улицами в строгом смысле этого слова. Глинобитные хижины и юрты стояли рядом, размещенные безо всякого порядка. Весь город напоминал огромный караван-сарай, каким он в сущности и являлся. Здесь можно было услышать китайскую, арабскую и персидскую речь. Стреноженные верблюды находились рядом с великолепными арабскими жеребцами и полудикими лошадками кочевников. Здесь продавались самоцветы из Индии, пряности с неведомых островов, шелковые китайские ткани и бесценные дамасские клинки из далекой Аравии.
   Нам нашлось местечко в маленьком одноэтажном домике, построенном из необожженного кирпича, двери которого выходили прямо на широкую площадь возле ханского дворца. Сквозь узкое оконце можно было разглядеть постройки и огромные шелковые шатры, составлявшие комплекс дворца, окруженного цепочкой личных телохранителей Великого хана. Как и в лагере Хулагу, перед входом в центральный шатер день и ночь полыхали два огромных костра, разведенных для отпугивания злых духов.
   А в том, что их здесь хватало, у меня не имелось ни малейших сомнений. Ариман прибыл в Каракорум намного раньше нас и, скорее всего, уже имел возможность встретиться с Угэдэем. Рано или поздно он узнает о моем прибытии, и тогда новое покушение на мою жизнь вряд ли заставит себя долго ждать.
   Но я был слишком утомлен, чтобы думать об опасности. Несколько недель изнурительного путешествия лишили нас последних сил. Агла и я уснули почти мгновенно, едва упали на свои войлочные подстилки. Проспали мы, как мне потом удалось выяснить, без малого сутки.
   Однако врожденное чувство самосохранения спасло меня и на этот раз. Я пробудился в твердой уверенности, что моя жизнь в опасности. Слегка приоткрыв глаза, я продолжал неподвижно лежать на своей подстилке, готовый в любой момент встретить противника лицом к лицу. Агла мирно спала, положив голову мне на плечо. Скосив глаза, я осмотрел помещение, в котором мы находились. В нем не было окон, кожаная, украшенная бусинами занавеска, заменявшая входную дверь, располагалась всего в двух футах от нашего ложа. По-видимому, звук звякнувших бусинок и разбудил меня. Я затаил дыхание и прислушался. Я лежал спиной к двери, но опасался повернуть голову, дабы не спровоцировать убийцу, стоявшего практически рядом со мной.
   Снова раздался еле слышный звук, и слабый свет хмурого утра проник в нашу убогую каморку. На стене против моего лица появились тени двух мужчин в боевых шлемах монгольских воинов. Первая тень подняла руку, судя по всему вооруженную длинным, тонким кинжалом.
   Вскочив на ноги, я атаковал их прежде, чем они успели сообразить, что происходит. Столкнувшись лбами, убийцы отлетели к дальней стене и рухнули на глиняный пол. В то же мгновение я уже был рядом с ними и, заломив руку, державшую кинжал, за спину, заставил нападавшего выпустить оружие из ослабевших пальцев. Ребром левой руки я изо всех сил ударил моего второго противника в адамово яблоко. За своей спиной я услышал испуганный крик проснувшейся Аглы. Раздумывать было некогда. Первый воин уже успел подняться на ноги и тянулся к сабле, висевшей у него на боку. Я нанес убийце удар кулаком в область сердца, сломав ему несколько ребер. Когда он согнулся от боли, я ударил его коленом в лицо. Не издав больше ни звука, он сполз по стене на землю и затих. Повернув голову, я краем глаза увидел нагую Аглу, стоявшую у стены с кинжалом в руке. Спору нет, зрелище весьма эффектное, хотя вид у нее был скорее испуганный, чем воинственный.
   – С тобой все в порядке? – спросили мы в один голос.
   Несмотря на драматичность ситуации, у нее хватило сил улыбнуться. Набросив на голые плечи одеяло, она присела на корточки рядом со мной, пока я обследовал тела своих недавних противников. Оба они уже умерли. У одного была свернута шея, у другого, судя по всему, сломанные кости лица проникли в головной мозг. Агла с благоговейным страхом уставилась на меня.
   – Ты убил их двоих голыми руками?
   Я автоматически кивнул.
   – По правде говоря, у меня и в мыслях не было этого делать. Я предпочел бы, чтобы хотя бы один из них остался в живых и рассказал мне, кто их послал.
   – Я смогу сказать тебе это сама. Они были посланы Темным человеком.
   – Да, я тоже так думаю, но предпочел бы знать наверняка.
   Наш разговор был прерван появлением одного из стражей порядка с обнаженной саблей в руке.
   – Я слышал крик…
   Он остановился на половине фразы, заметив тела двух неизвестных, распростертых на земле. Я опасался, что он не удержится от соблазна тут же на месте отомстить за убийство двух своих соплеменников, и уже приготовился к новой схватке, но он только недоуменно уставился на меня.
   – Ты один убил их обоих?
   Я меланхолично кивнул головой.
   – Один? Без оружия? – недоверчиво спросил он.
   – Да, – огрызнулся я. – А теперь, будьте добры, уберите отсюда ассасинов.
   – Подожди, – вмешалась Агла, придерживая одной рукой одеяло, то и дело норовившее соскользнуть с ее плеч. – Ты, кажется, хотел узнать, кто их послал?
   Прежде чем я успел что-то ответить, она опустилась на колени, выставив на всеобщее обозрение пышные ягодицы, и подняла опущенные веки мертвых воинов. Несколько минут она молча вглядывалась в глаза мертвецов, затем вздрогнула и поспешно закрыла их снова. Пока она проделывала эту операцию, я наконец сообразил, что продолжаю стоять в чем мать родила. Утро было довольно прохладным, а возбуждение битвы уже успело покинуть меня. Так или иначе, я задрожал то ли от холода, то ли от естественного чувства стыда, присущего цивилизованному человеку, оказавшемуся обнаженным в присутствии постороннего. Агла поднялась на ноги, едва не потеряв при этом непокорное одеяло.
   – Их действительно послал Темный человек. Я прочла это в их глазах.
   – Что можно прочитать по глазам мертвецов? – недоверчиво спросил я.
   – Все, что угодно, если знаешь, как это делается, – отвечала она. – У каждого из нас свой дар.
   При всем моем доверии к Агле я с сомнением отнесся к ее словам. Вероятнее всего, она прочла то, что ей хотелось увидеть. С равной долей вероятности, что это мог быть Ариман, Хулагу или сам Великий хан. Но на стража порядка ее слова произвели ошеломляющее впечатление. Одинаково потрясенный и моей физической силой, и ее сверхъестественными способностями, он послушно вытащил трупы на площадь и поспешно удалился, предупредив нас, чтобы мы не покидали хижины, пока его начальник не придет допросить нас.
   Какими бы дикарями ни были монголы, они жили по строгим законам и имели свою полицию, не менее эффективную, чем у более цивилизованных народов. Во всяком случае, гораздо более оперативную. Мы едва успели одеться, занавеска нашей хижины снова распахнулась и на пороге возник вооруженный монгол, явившийся, чтобы получить наши объяснения по поводу злополучного происшествия. Полностью игнорируя Аглу, он адресовал все свои вопросы ко мне. Я рассказал ему, что произошло, опустив только описание специфического исследования глаз мертвецов, произведенного моей подругой.
   – Кто мог послать к вам убийц? – прямо спросил чиновник. По его виду нетрудно было заметить, что он серьезно относится к порученному ему делу. Надо полагать, подобные происшествия не часто случались в монгольской столице. Со своей стороны я предпочел не развивать скользкую тему.
   – Откуда мне знать? – возразил я, постаравшись, чтобы мой ответ прозвучал достаточно искренне. – Мы приехали только вчера.
   – У вас есть враги? – настаивал он.
   Я отрицательно покачал головой.
   – Я чужестранец в ваших краях. И еще не успел обзавестись врагами. Может быть, эти люди приняли меня за кого-то другого.
   Вряд ли мои слова убедили его.