Бова Бен. Орион среди звезд (Орион - 5)

   Конечно, они были усталыми и старыми. Когда-то, сравнительно еще недавно, они считали себя бессмертными богами и перспектива скорой смерти пугала их, но, право, они могли бы проявить больше достоинства.
   - Я согласна, - произнесла Аня еле слышно. - Нет смысла дальше продолжать эту войну. Несмотря на то что в данный момент военное превосходство на нашей стороне, мы проиграли.
   - Надо обратиться к Атену с просьбой о перемирии.
   - Немедленно!
   - У нас не хватит сил даже на то, чтобы связаться с ним. Болезнь ослабила нас. Придется отправить к нему нашего посла.
   Я был готов сказать им, что способен в любой момент установить контакт с Атеном, но неясное чувство опасности заставило меня придержать язык. Я перевел взгляд на сгорбившуюся фигурку Ани, сидевшую рядом со мной, и понял, что это она удержала меня от неосторожного признания. По одной известной ей причине ей не хотелось, чтобы ее сподвижники знали о моих способностях.
   - Я сама отправлюсь к Атену, - предложила она. - Орион на своем корабле доставит меня на Лорис. До моего возвращения вы можете оставаться в своих кибернетических камерах.
   Возражений не последовало, и, совершив обратную трансформацию, некогда всесильные Творцы вернулись в свои подземные убежища.
   Прошло то время, когда каждый из них обладал способностью жить в пустоте космоса, путешествовать во времени и пространстве, черпая энергию непосредственно от звезд.
   Сейчас от их былого могущества не осталось и следа.
   Большую часть своего времени они проводили в глубоком сне, заживо похоронив себя в специальных капсулах, сооруженных в подземелье Капитолия, предоставив другим право сражаться и умирать за свои интересы.
   - Нам пора, Орион, - вздохнула Аня. - Время не ждет. Мы должны положить конец войне.
   Итак, все бесчисленные жертвы, страдания, гибель многих миров оказались напрасными. Страх Творцов за свои жизни оказался для них превыше всего. Ради сохранения ее они готовы были признать свое поражение, сдаться на милость победителя и смиренно просить его о прощении.
   Гора родила мышь!
   - Они, которые, не задумываясь, посылали на смерть миллионы клонов, явились причиной гибели миллиардов разумных существ, испугались собственной смерти!
   Что я еще сейчас мог испытывать по отношению "о всем им, включая и Аню, кроме глубокого презрения?
   Кажется, она поняла это. Ее попытка улыбнуться оказалась явно неудачной.
   - Ты прав, цена была слишком велика, - прошептала она, - но я сама никогда не хотела этой войны.
   У меня не было ни малейшего желания сдаваться на милость Атена, но я должен был повиноваться желаниям Ани. Или, по крайней мере, сделать вид, что Я готов им повиноваться.
   На моих глазах техники Гегемонии уложили безжизненное тело в специальную капсулу, а затем и В искусно сделанный металлический саркофаг, который мы уже самостоятельно погрузили на борт "Аполлона".
   - Персонал космопорта, впрочем, как и большинство Й^угих гуманоидов, по-видимому, уже догадались о намерениях своих лидеров. Слухи о близкой капитуляции упорно циркулировали по городу. Лица людей были угрюмыми, еще чаще испуганными, иногда гневными. Но пока еще никто не осмеливался открыто выражать свои чувства.
   Молчал и я.
   Последний приказ Ани не требовал особых комментариев.
   - СКОРПИСЫ НЕ ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ, ЧТО МЫ ГОТОВЫ КАПИТУЛИРОВАТЬ. ОНИ УНИЧТОЖАТ ТВОЙ КОРАБЛЬ, ЕСЛИ УЗНАЮТ О НАШИХ НАМЕРЕНИЯХ.
   Можно было только догадываться, как поведут себя обитатели Прайма, доподлинно узнав об измене своих лидеров, но у меня не было особого желания лишний раз испытывать судьбу. Поэтому я не стал задерживать старт.
   Они позволили мне уйти, но не слишком далеко.
   Мы торопились, как могли, рассчитывая исчезнуть в гиперпространстве, прежде чем они осмелятся задержать нас. Нам удалось благополучно миновать обе линии орбитальных военных баз, защищавших систему от вторжения извне, и почти достичь точки выхода, когда мы были остановлены эскадрой скорписов. Ее адмирал потребовала немедленного разговора со мной.
   Очевидно, слухи о готовящейся капитуляции успели достичь и ее ушей. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться на ее требование.
   Спустя еще несколько секунд на экране монитора появилась угрюмая физиономия женщины-кошки.
   - Ходят странные разговоры о том, что вы возвращаетесь в свою столицу для продолжения переговоров о безоговорочной капитуляции вооруженных сил Гегемонии, - прошипела она, обнажив в злобном оскале свои желтоватые зубы.
   - На моем корабле - саркофаг одного из ваших лидеров, находящегося в криосне, - подтвердил я.
   По ее распоряжению мы направляемся на Лорис, цен - Тральную планету стран Содружества.
   - Для переговоров о капитуляции?
   Будь я настоящим дипломатом, то, вероятно, нашелся бы, что ответить ей, но я был всего лишь простым солдатом.
   - Для обсуждения вопроса о прекращении огня, заключения перемирия и подписания мирного договора, - уточнил я.
   - На условиях стран Содружества? - зарычала она, словно разъяренная львица.
   - На условиях, устраивающих обе враждующие стороны.
   - Следовательно, капитуляция.
   - Не капитуляция, - попытался убедить я ее. - Речь идет о прекращении огня, о мире.
   - В таком случае безоговорочная капитуляция! - повторила она, и я понял, что на этот раз речь идет о моем судне.
   - Наш корабль обладает дипломатической неприкосновенностью, - напомнил я. - На его борту находится один из лидеров Гегемонии. Вы не имеете права приказывать мне...
   - Немедленно прекратить ускорение и приготовиться к принятию на борт отряда моих солдат. Если вы отказываетесь, я отдам приказ уничтожить ваше Судно вместе с предательницей, находящейся на его борту.
   Точка выхода в гиперпространство была совсем близка. Оставалось выиграть время.
   - По какому праву вы предъявляете мне столь неслыханные требования? возмутился я, пытаясь изо всех сил изобразить благородное негодование.
   - По праву сильнейшего!
   Физиономия адмирала исчезла с экрана монитора, и вместо нее появилось зловещее изображение по меньшей мере дюжины крейсеров, на огромной скорости направляющихся в нашу сторону.
   - Самый полный! - рявкнул я в стоявший передо мной микрофон.
   "Аполлон" рванулся с места, словно пришпоренная лошадь.
   - Капитан, они открыли огонь! - раздался у меня над ухом вопль Эмона.
   Впрочем, как мне показалось, в его голосе было больше возбуждения, чем страха.
   - Начинаем маневрирование, - распорядился я.
   Трудно избежать удара теплового луча, когда вас преследует дюжина кораблей противника, даже если в этот момент ваша собственная скорость приближается к скорости света.
   Сейчас весь вопрос сводился к тому, сумеют ли скорписы пробить наш защитный экран, прежде чем мы исчезнем в гиперпространстве.
   Стрелки счетчиков на приборной доске уже приб лижались к роковой отметке.
   - Отставить маневрирование, - отдал я новый приказ. - Подготовиться к переключению всех энергетических установок на основной двигатель.
   Я повернулся к Фреде, сидевшей в соседнем кресле рядом со мной.
   Она поняла мой вопрос, прежде чем я успел задать его.
   - Компьютер предупреждает о полном коллапсе за щитного поля за четырнадцать секунд до достижения скорости света.
   - Этого им вполне хватит...
   - ...чтобы превратить нас в облачко ионизированного газа, - закончила за меня Фреда..., У меня не было особого желания обсуждать эту скользкую тему.
   - Отключить экраны по правому и левому борту! Всю энергию на задний экран!
   - Они уже почти настигли нас, - предупредила Фреда, - и могут нанести нам удар с любой стороны.
   - Выполняйте приказ! - рявкнул я. Пальцы Фреды послушно скользнули по клавишам панели управления.
   - Задний экран выдержит двадцать секунд, - сказала она. - Значит, у нас в запасе шесть секунд, если, конечно, они еще раньше не нанесут нам удар с фланга.
   Мы затаили дыхание. Положение было критическим.
   На экране монитора было ясно видно, как два крейсера противника, словно подслушав слова Фреды, попытались осуществить этот маневр. Все решали доли секунды.
   И в этот же момент корабль достиг точки выхода.
   - Черт возьми, нам все-таки удалось ускользнуть от них! - раздался восторженный вопль Джеррона.
   - Кажется, да, - подтвердил я, вытирая со лба капельки пота.
   - Скорписам известно, что мы направляемся на Лорис, - напомнила Фреда, поворачиваясь ко мне. - Них будет время блокировать все возможные точки пространства, где нам придется сбросить скорость для Корректировки курса. Они будут поджидать нас там.
   - Только в том случае, если мы изберем кратчайший маршрут, - возразил я. - Придется опять маневрировать.
   Это была, конечно, игра чистейшей воды, ставкой в которой были наши жизни и судьбы мира. Ко всему прочему, у нас было очень мало времени. Мы должны были достичь Лориса раньше, чем Содружество решится применить свой разрушитель.
   Все время полета я провел в своем кресле на капитанском мостике. Там я ел и там же спал.
   Телепатически я исследовал тело Ани, пребывавшей в своем криогенном сне. Она была жива, я смог уловить даже слабые импульсы ее головного мозга.
   Я подумывал и о контакте с Атеном, но после недолгого размышления предпочел отказаться от этого. Я еще не научился скрывать свои мысли от Золотого бога и опасался, что он догадается о моем плане убить его.
   Существовал ли вообще какой-нибудь способ помешать Атену проникать в мое сознание?
   Я мог бы снова попытаться обратиться за помощью к Ане, но ее мозг функционировал слишком медленно, чтобы ответить на мой вопрос.
   Лишь однажды мы снизили скорость для корректировки курса. Согласно расчетам Фреды, мы должны были окончательно выйти из гиперпространства на значительном удалении от столицы Содружества, но чем ближе мы приближались к Лорису, тем больше шансов появлялось у скорписов установить наше истинное местонахождение в пространстве.
   Просчитав на бортовом компьютере все возможные варианты поведения скорписов в данной ситуации, я пришел к еще более неутешительному выводу.
   Хотя для обороны системы Джотто были сконцентрированы весьма значительные силы, существовала вполне реальная возможность того, что доведенные до отчаяния скорписы попытаются атаковать планету, не дожидаясь нашего прибытия. Разумеется, шансы такой атаки на успех были весьма проблематичны, но, зная характер людей-кошек, нельзя было исключать и такой возможности.
   Я едва не рассмеялся, прочитав ответ на свой запрос на экране бортового компьютера.
   Наша дипломатическая миссия, целью которой было положить конец галактической войне, могла спровоцировать крупнейшее сражение в истории Мироздания.
   И в моем распоряжении не было средств предотвратить его.
   ГЛАВА 26
   Уже не в первый раз я имел возможность убедиться в том, что в моем теле живут два совершенно непохожих друг на друга человека.
   Первый из них испытывал разве что возбуждение. Нас ожидала страшная кровопролитная битва, а он и был создан для битвы. Хорошо знакомое мне чувство ожидания опьяняло меня, заставляя трепетать от предвкушения близкого сражения.
   Чувства моего второго "я" были куда более сложными. Главным из них, скорее всего, было отвращение.
   Сколько человек из тех, кого тебе довелось вести в бой, уже погибло, Орион? - звучал в моем мозгу навязчивый вопрос.
   Ради чего?
   Сколько разумных существ ты убил за все эти годы?
   Я хорошо помнил убийство Удегея, великого кагана монголов, своего друга и товарища на охоте; страшную резню, последовавшую за падением Трои и Иерихона; иступленный обвиняющий взгляд умирающего Филиппа.
   Настанет ли когда-нибудь конец этому кровопролитию?
   Золотой бог не уставал повторять, что он создал человеческую расу, чтобы она сражалась за его интересы.
   Могли ли мы преодолеть врожденную агрессивность, которую наш Творец позаботился вложить в нас?
   Могли ли мы наконец стать свободными людьми и жить в мире?
   "Твои чувства делают тебе честь, Орион", - прозвучал у меня в голове знакомый голос.
   Я продолжал сидеть в своем кресле на капитанском мостике "Аполлона", но мой взор проникал в пучину океана Лунги, обители патриархов.
   Я плавал среди них в энергетической капсуле, которую они приготовили специально для меня.
   "Мои чувства, какими бы они ни были, не помогут мне разрешить проблемы, стоящей перед нами", - возразил я.
   "Но это твоя проблема, Орион. Она не касается нас".
   "У вас нет желания помочь мне?"
   Я ощутил легкий вздох разочарования, хотя и понимал, что не мог его слышать.
   "Ты должен сам решить свои проблемы, наш друг. Иначе они будут не разрешены, а только отложены".
   "Однако вы сами угрожали уничтожить человеческую расу, если она попытается использовать разрушитель".
   Еще один вздох. На этот раз терпеливый.
   "Наш этический кодекс требует, чтобы мы давали возможность молодым расам самим определить свое предназначение в этом мире, но тот же самый кодекс не позволяет нам допустить разрушения звезд. Расы, желающие использовать столь разрушительное ору-яше, представляют собой угрозу не только для себе подобных, но и для самого существования континуума".
   "То есть, по сути дела, представляют угрозу для вас самих", предположил я насмешливо.
   Некоторое время они совещались между собой, меняя цвета окраски и шевеля своими щупальцами.
   "Да, - согласились они наконец, - такие расы представляют собой угрозу и для нас, равным образом как я для всего живого".
   "Позволяет ли ваш этический кодекс оказать помощь мне, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу?"
   Новое, еще более продолжительное совещание.
   "Орион, твой вопрос продиктован твоим непониманием сути происходящего. Ты, по-видимому, полагаешь, что, если сможешь уничтожить одного из представителей твоего вида, которого ты называешь Атеном или Золотым богом, это поможет разрешить проблему?"
   "Разве не так?"
   "Нет. Мы полагаем, что нет".. "Но..."
   "Представители твоей расы очень жестокие существа, Орион. Насилие заложено в вашем подсознании. Даже если кто-нибудь из вас задумывает преодолеть это наследие, вы не видите иного решения своих проблем, кроме убийства".
   "Атен должен быть остановлен. Он медленно убивает своих собратьев. Он собирается..."
   "Мы знаем. Мы умеем читать твои мысли, Орион. Положим, тебе удастся осуществить задуманное. Неужели ты настолько наивен, что полагаешь, что еще одно убийство способно положить конец вековой, галактической войне? Сотни миллиардов людей сражаются друг против друга, используя для достижения своих целей все более разрушительное оружие. Смерть одного из них, пусть даже очень могущественного, не искоренит в сердцах остальных потребности убивать".
   Пришла моя очередь задуматься. Патриархи не торопили меня, уважая мое право на молчание.
   "Первый шаг - прекратить военные действия. Разумеется, одно это не искоренит страсти к насилию, но, по крайней мере, остановит кровопролитие. Может быть, после этого мы научимся жить в мире?"
   "Ты думаешь, это возможно?"
   "У вас есть лучший план?" - задал я встречный вопрос.
   "Нет, - прозвучал немедленный ответ, - честно говоря, нет".
   "Тогда хотя бы помогите мне добраться до Лориса".
   "Скорписы будут поджидать тебя. Мы не станем защищать тебя от них".
   "По крайней мере, смогли бы вы доставить криогенную капсулу, находящуюся на моем корабле, в правительственное здание столицы Содружества?"
   Патриархи снова некоторое время совещались.
   "Нет, Орион. Это должен сделать ты сам".
   "Вы даже не хотите сделать для меня такой мелочи? Даже ради заключения мира?"
   "Вы должны сами заключить мир, Орион. Это ваша проблема, не имеющая отношения к нам".
   Итак, на помощь патриархов мне рассчитывать не приходилось.
   "Результатом твоего прибытия в систему Джотто может стать кровопролитное сражение".
   "Последнее сражение войны", - ответил я со вздохом.
   "Будем надеяться, что так".
   "Благодарю вас", - сказал я, не пытаясь скрыть своего сарказма.
   "Прощай, друг Орион, - прозвучал ответ. - Прощай навсегда".
   Прежде чем я успел спросить, что означает последняя ремарка патриархов, я обнаружил, что уже нахожусь на капитанском мостике "Аполлона". Рядом стояла Фреда, явно не понимавшая, что со мной происходит.
   - Ты хочешь есть?
   Только тут я заметил, что она держит в руках поднос с горячей пищей.
   - Спасибо, я не голоден, - пробормотал я.
   Зачем мне было есть? Что еще могли означать прощальные слова патриархов, кроме признания очевидного факта, что мне предстояло умереть в ближайшем сражении?
   Когда в конце концов я покинул капитанский мостик и отправился в свою каюту, чтобы немного отдохнуть, мне приснился странный сон, в котором прошлое и будущее сплелись воедино. Главным действующим лицом в нем, пожалуй, был древний Византии, Новый Рим, окруженный тремя линиями могучих стен. Город, которому еще почти тысячу лет предстояло в одиночку противостоять диким ордам варваров, после того как ночь раннего средневековья опустилась на страны Западной Европы.
   Я снова был солдатом и офицером, вернувшимся в город после долгой и тяжелой кампании. Варвары, подобно горной лавине нахлынувшие из Центральной Азии, уже успели покорить несколько древних провинций Восточной Римской империи. Даже такие крупные города, как Антиохия, Пергам и Эфес уже находились под их властью.
   Моя когорта в течение нескольких месяцев вела тяжелые кровопролитные бои, с трудом сдерживая натиск свирепых степных кочевников. Грустно было видеть сожженные деревни, разграбленные города, поруганные соборы. Наше отступление сопровождали столбы черного дыма, подымавшиеся к безоблачному голубому небу, своеобразные погребальные костры Великой империи. Их дым сопровождал нас повсюду, словно память тысяч невинных жертв, тщетно взывающих о справедливом возмездии.
   В конце концов нам удалось закрепиться на восточном берегу пролива, отделяющего Европу от Азии. Немногое удалось нам спасти от еще недавно необъятной империи, но мы готовы были довольствоваться и малым. Великий Византии по-прежнему оставался свободным.
   Отступление стоило нам жизней нескольких тысяч хороших солдат. От моей когорты осталась едва ли одна манипула. Но как бы ни велики были наши потери, нам не в чем было упрекнуть себя. Варвары были истощены так же, как и мы, а их потери еще значительнее.
   Сражение прекратилось, по крайней мере на какое-то время, и я получил возможность вернуться в Византии для лечения и отдыха. Изможденный, с болью в сердце и наконечником стрелы в правом бедре, я въехал в город на старой лошади, измученной не меньше меня. Мои немногочисленные пожитки были приторочены к луке седла у меня за спиной.
   Стража у городских ворот едва ли заметила меня, да и кого мог заинтересовать возвращающийся из армии солдат; все ее внимание было приковано к богатому купцу, ехавшему на породистой лошади впереди большого каравана тяжело нагруженных мулов. Несомненно, стражники рассчитывали на получение хорошей взятки за право беспрепятственного допуска каравана в пределы столицы.
   Я медленно ехал по кривым улочкам старого города, смакуя его неповторимые запахи, вслушиваясь в звуки его шумных улиц, радуясь оживленным лицам случайных прохожих.
   Уличные торговцы наперебой расхваливали свои товары. Владельцы крупных лавок степенно беседовали с солидными клиентами о последних ценах и о погоде. Дурманящие ароматы жареной баранины, лука и заправленного пряностями вина приятно щекотали ноздри.
   Над низкими крышами домишек рыночного квартала парил в голубом небе величественный купол храма.
   Я направил к нему свою усталую лошадь.
   Если все равно я должен возблагодарить Создателя за счастливое избавление от многочисленных опасно-военного похода, почему бы мне не вознести сваи в самом большом и знаменитом храме? - подумал я.
   Правда, где-то, в самой глубине моего сознания, меня продолжал точить червячок сомнения, происходит все это со мной наяву или я вижу волшебный сон, находясь совсем в ином месте. Но это обстоятельство не слишком беспокоило меня.
   В самом деле, какая разница, решил я. Я жив и обязан принести мои молитвы Господу и Его Святым за все, что они сделали для меня, и за упокой души моих павших товарищей.
   Наконец я выехал на широкую, вымощенную брусчаткой площадь перед собором.
   - Эй, ты, не смей привязывать свою клячу здесь! - услышал я неприятный дребезжащий голос.
   Я оглянулся и увидел тощего грязного старикашку в мерзких лохмотьях, грозившего мне высохшим кулачком.
   - Эта коновязь предназначена для благородных господ, родителей и гостей жениха и невесты. Найди для своего коняги другое место.
   Что и говорить, стоявшие у входа в храм холеные лошади были не чета моему бедному старому коню, у которого можно было пересчитать ребра.
   - Эти проклятые солдаты думают, что им все дозволено, - не унимался старый хрыч. - Сражались бы лучше с варварами, а не лезли туда, куда их не просят.
   Не сказав ни слова, я отвел своего скакуна к самой дальней коновязи и привязал его там.
   - Мою лошадь и пожитки я оставляю на твое попечение, старик, - сказал я, вернувшись к главному входу и наполовину вытаскивая из потрепанных ножен мою добрую саблю с эфесом, украшенным драгоценными камнями, пожалуй, единственную ценную вещь, имевшуюся в моем багаже, за исключением вот этого клинка. - Он пролил кровь большего числа варваров, чем имеется волосинок в твоей поганой бороденке. Если по возвращении из храма я не найду моего коня и вещей, я познакомлю тебя с ним.
   Глаза старого пройдохи сверкнули от злости, но на, "тот раз он благоразумно придержал язык. Я повернулся и вошел в храм. Внутри было холодно и темно, освещен был только один из боковых приделов, где происходило бракосочетание. Там стояли хорошо одетые люди, по всей видимости, хозяева тех лошадей, что я видел снаружи.
   Преклонив колени на каменном полу, я едва мог видеть огромную мозаичную фигуру Христа, выложенную на внутренней поверхности центрального купола. Тусклый свет падал на нее сквозь цветные стекла многочисленных окон.
   Справа от главного входа, рядом с массивной мраморной купелью, стояла статуя Святой Софии. Как ни странно, но черты лица Святой, вырезанные умелой рукой художника из потемневшего от старости дерева, показались мне на удивление знакомыми. Я припомнил, что уже видел их однажды у другой статуи в Афинах. Та статуя, изваянная рукой знаменитого языческого скульптора, была посвящена Афине Палладе, покровительнице знаменитого города древнего мира.
   И хотя облачение обеих статуй было совершенно различным, я без труда узнал ее характерные черты.
   Мне показалось, что она улыбается мне, наполняя блаженным теплом мое истерзанное сердце.
   Я не стал долго задерживаться в храме. Произнеся короткую благодарственную и чуть более пространную поминальную молитву Спасителю, я вышел из собора, опасаясь за судьбу своих пожитков и лошади. Физиономия старого хрыча не внушала мне особого доверия.
   Мои опасения оказались напрасными. Старикан стоял на прежнем месте, наблюдая за лошадьми богатых прихожан. Рядом с ними мой собственный конь выглядел и впрямь не слишком прилично.
   - А что, солдаты теперь не платят людям, которые сторожат их лошадей? - проворчал он, когда я проходил мимо.
   - У солдат не бывает денег, пока им самим не заплатят, - огрызнулся я, - а никто из нас не видал и медной монеты с того времени, как мы покинули этот город несколько месяцев тому назад.
   - Скажи это кому-нибудь другому, - фыркнул он, явно не поверив ни одному моему слову.
   Меня поставили на постой в семье, жившей за пределами городских стен. Трудно было ожидать, что лица хозяев расцветут от радости при моем появлении. Я был для них лишним ртом или, скорее, даже двумя, если принимать в расчет моего коня. Семья и без того едва сводила концы с концами, воспитывая пятерых детей, старшему из которых минуло чуть больше десяти лет.
   Глава семьи оказался лудильщиком, зарабатывавшим в базарные дни себе на хлеб ремонтом старых горшков и других изделий из меди. Он сразу дал мне понять, что денег, отпущенных ему армией за мой постой, явно недостаточно и на многое мне рассчитывать не приходится.
   Зато мальчишки сразу окружили меня, засыпав градом вопросов о войне и о землях, в которых я побывал. Они с любопытством разглядывали мое лицо, и я не сразу догадался, что мои многочисленные шрамы поразили их еще детское воображение.
   Их мать умерла от лихорадки, эпидемия которой опустошила город полтора года назад, и хозяину пришлось нанять молоденькую служанку, крепкую рыжеволосую северянку, которая готовила обед и присматривала за детьми. Ко всему прочему, она была довольно миловидна, с чистой белой кожей, еще не успевшей огрубеть от тяжелой работы.
   Меня невольно заинтересовали ее взаимоотношения с еще не старым вдовцом.
   Двое старших парнишек помогли мне распаковать мои нехитрые пожитки и перенести их в дом, после чего занялись моей лошадью.
   Во время ужина они настойчиво продолжали расспрашивать меня о сражениях и победах, но все, о чем я мог им рассказать, были битвы, заканчивавшиеся нашим поражением и отступлением под натиском безжалостного противника. Отец мальчишек ел свой ячменный суп с черным хлебом и угрюмо молчал, лишь сердитого ворча всякий раз, когда хорошенькая служанка улыбалась мне.
   - Сколько язычников ты сам убил? - спросил меня старший мальчуган.