И вот расплата! Лешковские обвели её вокруг пальца! Ограбили, бросили в смертельной опасности. Алина дрожит от страха в кишащей бандитами Москве, Нюшка же - гнусная врунья и интриганка, загорает в шезлонге у собственного бассейна и посмеивается на дурой, своими руками одевшей на её шею цепочку с брелком! Но ведь не могла Алина носить цацку на своем теле до той минуты, пока не окажется у трапа самолета! Ведь стоило Денису обнаружить, что его тайничок опустел, он кинулся бы потрошить вещи Алины и заинтересовался бы медальоном. Но условием опознания Алины сообщниками Михаила, взявшимися доставить её в Ламюр, был известный Лешковскому кулон Фаберже - пропуск Алины в иноземный рай и статус миллионерши.
   Вот и получилось, что Алину буквально вынудили расстаться с вещью, которая служила гарантией её безбедного будущего! И при этом дурища сама устроила все так, что бы поудобнее переправить Анюту к Михаилу! Вот уж сейчас они наверно смеются... Анна всегда смеялась над "сестричкой". Стоит приглядеться к прошлому повнимательней и становится очевидно, какую змею пригрела на гуди Лина.
   Портнихина дочка должна была стать куклой Алины Лаури, но зачастую получалось наоборот - наивная Линочка сама превращалась в игрушку. Как умела лгать эта ясноглазая, добренькая крошка! Как ловко демонстрировала свое превосходство. Пыхтела, напрягалась, чтобы завлечь Антона - лучшего фигуриста, паиньку, отличника. Даже не побоялась залезть в "ракету" под куполом, когда на празднике надо было солистку дублировать. Спустилась на трапеции - ножки в сапожках скрещены, рука воздушные поцелуи посылает.
   та же история с Денисом. Лишь только Анна заметила, что "сестренке" нравится сосед - приложила все усилия, чтобы отбить его. С большим трудом Алине удалось перехватить инициативу и не выпускать её до самой свадьбы.
   Молчунья, скромница? Нет! - Хитрюга, изнывающая от зависти к Алине и "золотой молодежи", - вот кто такая Анюта Венцова.
   Разве она хоть раз обмолвилась о развивавшемся ещё в Ильинском романе с музыкантом Карлосом? Втихаря действовала во всех направлениях, стараясь вырваться в высший круг. Еще бы! - Карлос Гарсиа Ромейра - сын испанских аристократов. Только вот не все получилось у девочки гладко. Говорят, Бог шельму метит.
   Алина сама познакомила Анюту с Михаилом и дала понять, что заинтересована в этом мужчине. Тогда, на банкете в Ильинском, она прождала его весь вечер, но появилась Анна в фартуке, с кухонным полотенцем и прямо в объятия прибывшего Лешковского. Они танцевали весь вечер! Потом Нюта стала его женой. Как? Какое волшебное слово знала эта ведьма? Она лицемерно рыдала, жалуясь на страх за мужа, она рассказывала Алине о своей любви к нему. И не скупилась на подробности в описаниях подарков, сюрпризов, удовольствий... Вдобавок - ухитрилась забеременеть...
   Иногда Алине казалось, что Аня действительно такая, какой хочет казаться - искренняя, преданная, жертвенная. Но в минуты просветления она понимала - здесь игру ведет циничная интриганка. Отчего она бросила Карлоса и переключилась на Михаила? Не только из-за богатства и красоты. Мало ли их сейчас - денежных и вальяжных вокруг длинноногих красоток увивается? Но ей надо было взять реванш - переманить поклонника у Алины и полностью завладеть им. Затащила мужика под венец и переплюнула "сестричку" - дом, бриллианты, путешествия. А параллельно не упускала из виду Дениса, испытывая на нем свои чары. Доказательно тому - кассета.
   ... В больнице, сжав худенькую руку Ани, Алина поклялась себе проявить милосердие. Победитель имеет право миловать. Теперь они станут союзниками ослабевшая от горя Аня и победившая Алина, ждущая часа переменить свою судьбу
   И что же? Что? - Несчастная, слабенькая Анюта обошла её в самом ответственном раунде - без сожаления, без всяких угрызений совести... Не оставив ни тени сомнений, ни малейшей возможности отомстить...
   Голова Алины раскалывалась от бесплодных усилий найти выход. Единственное, что она могла сделать - отыскать врагов Михаила, а это был в первую очередь его бывший тесть, и рассказать ему все, что знала. Навести на след исчезнувшего Лешковского. Гиены разберутся сами... Жаль, что узнать о завершении приключений Ани, возможно, не придется. А хотелось бы, хоть одним глазком взглянуть на финал мафиозных разборок. Нет... Пожалуй, крови не надо. Пусть лучше супруги Лешковские окажутся в тюрьме, и не в какой-нибудь швейцарской, а в отечественной колонии усиленного режима. Алина аккуратно будет посылать передачи. Очень аккуратно и щедро!
   25
   Инга Фридриховна сильно сдала - впервые за свою жизнь она утеряла ориентиры, запуталась, позволила сделать из себя старую ворчливую пенсионерку, считающую гроши. А личные траты мизерные - на подаяние нищенкам в церкви, хороший шампунь, да на гостинец Вальке. Правда, ему ничем уже не помочь... Последний визит в Боткинскую оставил тягостный след.
   - Я все знаю... Да, если честно, с самого начала знал. Но не хотел верить - за что мне такая холера... - он говорил очень тихо сухими бескровными губами.
   - Эх, Валя, да что мы про себя знаем? - Философски вздохнула Инга, думая о безвестных ему дочерях. - Тебе жаловаться грех. И слава была, и увлечения, и наследники остались... Тебя многие, ох, многие любили. Да и теперь все любят.
   - Знаешь, кто ко мне приходил? Верочка Венцова... Что время с людьми делает! Была такая лапушка. Клубника со сливками.
   - А ведь так без мужика и осталась. Сама дочь вырастила. Красивую. Инга умолкла. Что могла, что должна была она сказать этому умирающему человеку? Да надо ли? - Держись, Валечка. Я ещё забегу к тебе. - Пообещала она, поторопившись уйти. - Пока!
   Инга послала воздушный поцелуй, зная наверняка - виделись они в последний раз.
   Дома все пряталась по своим комнатам: Альберт, как всегда, в кабинете, очевидно, разоблачал в очередной главе деятельность министерства культуры в эпоху застоя. Денис - у телевизора в столовой караулил "Новости", Алина пребывала в спальне.
   Инга тихо вошла.
   - Привет. - Алина не повернулась к ней. Она теперь часто валялась в кровати, не зажигая света. Не читала и не спала. - Что случилось?
   - Ничего. Просто так заглянула. Может, чаю хочешь? Совсем прозрачная стала.
   - И хорошо. Худеть всегда приятно.
   - Не всегда. Я сегодня одного человека видела. Он тридцать с лишним килограмм сбросил.
   - Ни фига себе! По какой системе? Не говори, что гербалайф.
   - Рак. Скоротечная форма. Избави, Бог!
   - Да уж. - Алина села и зажгла лампу на тумбочке. - У нас в роду такой наследственности нет.
   - Это не наследственное заболевание. - Инга присела на край кровати.
   - Неизвестно. Американцы утверждают, что наследственное и заразное. На определенных стадиях. Ты руки мыла?
   - Может, надо одеколоном протереть? - Инга с испугом посмотрела на свои длинные пальцы, поблескивающие кольцами.
   - Ладно, бывают вещи и похуже. Вот книжку выпустили - "Жизнь после смерти", а у меня получается - смерть при жизни.
   - Все устроится, девочка. У тебя ещё все впереди. И у Анны тоже... Ты думаешь, она жива? - Неожиданно высказала Инга мучившую её мысль.
   - Не сомневаюсь. Имею доказательства.
   - Доказательства?
   - Жива она, жива! Очень даже не плохо устроилась. Вот это меня больше всего и огорчает.
   - Что ты говоришь, Лина? Ты с ума сошла!
   - Нисколько. Клянусь, не задумываясь, вот этими руками придушила бы её. - Алина бросилась лицом в подушки.
   - Успокойся, детка. - Инга погладила её спину. - Послушай меня внимательно. Я давно хотела сказать... Нет, не хотела, - должна была... Инга набрала полную грудь воздуха. - Это все ерунда, что вы там с Анной не поделили... В Боткинской, умирает твой отец. Настоящий отец.
   Поднявшись, Алина недоверчиво заглянула матери в лицо.
   - Не слабые у тебя шуточки. Ты что, так меня развеселить хочешь?
   - Чему уж тут радоваться? - Инга отвела глаза. - Факт остается фактом. Прости, прости меня, детка...
   - Ах, что за проблемы через четверть века! - Алина снова легла. - Если честно, я всегда подозревала что-нибудь подобное. Но меня эта физиологическая подробность не очень волнует. Какая разница, кто зачал? Если этот тип даже не знал о моем существовании.
   - Он и теперь не подозревает. А я вот сомневаюсь, может, должен знать? - Напряглась Инга. - Как это с точки зрения высшей справедливости?
   - Сходи в церковь, с батюшкой посоветуйся, - усмехнулась Алина. - А с точки зрения моей справедливости, надо у Альбертика нашего в ногах валяться и прощения просить, что вкладывал в чужого ребенка и деньги, и нервы!
   - Да он был счастлив! Получить такую очаровательную девочку... А то росла бы какая-нибудь кувалда с отвислыми щеками. И вдобавок - зануда.
   - Тот-то хоть красив?
   - Был - само обаяние. Глаза как васильки, волосы русые, чуть волнистые есенинским чубом на лоб падали... А голос... Ну, тут пол-Москвы обмирало. Никто устоять не мог. Никто...
   - Значит, у меня где-то братишки бегают?
   - Двое взрослых. И уже дети есть, Валькины внуки. Живут хорошо - один в киоске торгует, другой по компьютерам. Инженер, наверно.
   - Мои племяннички... Вот жизнь была бы интересная! Братик в киоске! Мог бы китайскую косметику за полцены сестре загонять...
   - Прекрати! Человек умирает... Я понимаю - никаких чувств быть не может, но ведь жалко...
   - Меня жальче, - сжала губы Алина.
   - Может, сходишь к нему? Просто так... ну, скажешь, дочка Инги Лаури. Хоть взглянешь. Слово доброе молвишь. Чтоб потом обидно не было...
   - Не будет... Да ему и не надо ничего знать, мам. Если загробная жизнь есть - все там встретимся. Если нет - зачем ему перед смертью такое потрясение - мол, росла где-то, никогда отца не видя, дочка-красавица, умница...
   - Да, он о девочке мечтал... И не узнает, что имел двоих.
   - Двоих!? У меня, выходит, ещё сестра есть? Ну и тенор твой - прямо племенной производитель. Она-то кто? Может, в Ла Скала солирует?
   Инга отрицательно покачала опущенной головой, крутя в руках ароматный платочек с собственной монограммой и все ещё не решаясь на признание.
   - Видишь ли... двадцать пять лет назад, когда Вера Венцова пришла в театральную мастерскую, она была очень хорошенькая. Простушка, конечно. Ни блеска, ни образования, но... Знаешь, такая свеженькая провинциальная невинность с толщенной косой... Она слету в солиста влюбилась, да так, что весь театр смеялся. На последние гроши покупала цветочки в магазине ВТО и с билетершей на сцену посылала к финальному занавесу. А если Валентина за кулисами встретит - пряталась. Ей всего-то восемнадцать было...
   - Ну? - Перебила Алина. - Ты на мой вопрос ответь, а потом о Вере рассказывай.
   - Я постепенно продвигаюсь, издали.
   - Чтобы не пугать?.. - Алина подалась вперед и уставилась на мать круглыми от изумления глазами. - Анна?..
   Инга кивнула:
   - Я об этом поздно догадалась. Когда вы уже подростками были и такое сходство проявилось.... Осторожно порасспрашивала Валю... вышло, что все совпадает. Не зря вас судьба свела.
   - Мама, да ты понимаешь, что произошло?! - Алина вскочила. - Вы с Верой - преступницы!
   - Вера не догадалась.
   - И Анна тоже?
   - Естественно. Никто, кроме нас с тобой не знает.
   - Кошмар какой-то! - Алина зажала уши. - Звон стоит, как в соборе... Нет, я все-таки не понимаю... А как же голос крови? Почему она меня все время изводила? Почему теперь предала? Так даже со случайными приятельницами не поступают...Так вообще нельзя людей мучить! - Алина разрыдалась, и вдруг начала хохотать. - Вот... вот будет смешно, когда... когда Денис узнает... А Михаил! - Смех сотрясал её тело. Инга изо всех сил прижала к себе дочь.
   - Перестань! У тебя истерика.
   - Нет... Нет... смешно, жутко смешно... - Алина вдруг успокоилась и уставилась в одну точку. Оттолкнув мать, села на пуф у зеркала и обратилась к своему отражению:. - Значит, месть теперь отменяется? - Уголки губ искривились, казалось, она сейчас закричит.
   - Успокойся, деточка! Я вызову врача, я... я сама сейчас умру!.. Какая месть, какой Михаил?
   - Это у тебя истерика, мама... А ты ещё не знаешь самого интересного Анна увела моего жениха! - Она громко всхлипнула и бурно, по-детски, заплакала...
   Когда дочь наконец затихла в постели, выпив успокоительное, Инга, взяв её руки, заглянула в глаза, чуть пьяные, засыпающие.
   - Какого жениха, детка, того самого, иностранного?
   - Угу. Моего самого главного жениха. Переманила хитро и подло... Я должна была отомстить. Я все придумала... Это совсем просто - натравить на них злющих врагов... Я даже мечтала увидеть их на скамье подсудимых, а потом посылать передачи в Магадан... - Алина приподнялась и твердо посмотрела на мать. - Твоя непутевая дочь не сволочь. Что угодно, но не убийца сестры... Только как бы мне хотелось, чтобы когда-нибудь сестричка узнала об этом. И поняла, почему Алина помиловала её.
   26
   Верочка позвонила Инге и вместо слов тихо плакала. За последнее время это происходило с ней часто - говорит что-нибудь, а слезы текут. Совсем молодая женщина, а нервы никуда.
   - Ну скажи ты, Вера, что-то вразумительное... Думаешь, у меня нет оснований для слез? Перестань душу рвать и так тяжко. - Не выдержала Инга.
   В трубке раздавались всхлипы и тихое:
   - Погоди, погоди... уже успокоилась... Это ты, Инга, такая сильная, как королева... А я... я... не могу...
   - Анна?! - Внутренне содрогнулась Инга, предположив самое страшное.
   - ... Валентин Бузыко умер. Упокой Господь его душу...
   ... Они встретились на кладбище. Элегантная Инга, действительно смахивающая на Алексис Колби из "Династии", в черном костюме и шляпке с вуалеткой, и Верочка, похожая на деревенскую вдову - раздобревшая, с круглым, мягким, заплаканным лицом. Панихида состоялась в крематории. Верочка прилепилась к Инге и не отходила. А когда увидала портрет Вальки подретушированную старую фотографию времен "Евгения Онегина", из тех, что продавали в киосках, повисла у неё на локте:
   - Ноги не держат... - И сунула под язык нитроглицерин.
   На поминки в дом к старшему сыну они не поехали.
   - Может, ко мне зайдем? Ты ведь у меня лет двадцать не была... - Робко предложила Верочка. - Не могу сегодня одна сидеть. Да и помянуть все же надо. А у тебя дома народу полно.
   Оказались они в комнате Верочки, служившей то швейной мастерской, то столовой - смотря по обстоятельствам. В тот день "Веритас" был спрятан в тумбочку, лоскуты нигде не валялись, а круглый стол накрыт старой, от теткиных ещё времен, вишневой плюшевой скатертью. Появился на скатерти графинчик с самодельной черносмородиновой наливкой и вазочка с импортным печеньем. Выпили молча по одной и налили еще.
   - Ты помнишь, Инга, "Травиату", как он пел вот это... - Верочка тоненько вывела фразу из арии Альберта.
   - Мне кажется, в "Аиде" Валька был лучше. Ну, это несколько позже. Инга замялась, - успех Бузыко в "Аиде" приходился на расцвет их романа. А "Травиата" - на любовь Верочки.
   - У меня пластинки есть! Я ведь покупала, - похвасталась Верочка.
   - Да их всего две и было. Вторая - сборная солянка - "Арии из классических опер в исполнении советских мастеров оперной сцены".
   - Времена такие были. Сейчас бы Валя на весь мир гремел. - Верочка включила проигрыватель "Эстония". Боже, в этом доме сохранился такой хлам... Но голос Вальки прорвался издалека, из времен твистов, Нового Арбата, шумных театральных премьер, капустников в ВТО - из времен их молодости... Он был свеж и силен - сама всепобеждающая, вечная любовь.
   - А у меня живот вот такой был... - Округлила руки Верочка. - Все говорили - мальчик. - Она с мольбой посмотрела на Ингу. - Ты никому не скажешь? Никому? - Верочка широко улыбнулась. - Анечка - Валина дочь!
   Инга опустила глаза... Как же сумела пронести через всю жизнь эта женщина свое бескорыстное, гордое чувство... Брошенная, нищая, она жила радостью от того, что свела её судьба с необыкновенным человеком и подарила чудесную, лучшую на свете дочь.
   - Хорошая девочка получилась. Он был бы рад, - неуверенно сказала Инга и выпалила. - Выпьем за наши грехи! - Разве сейчас к месту признаваться в том, что затащил Валька в постель прима-балерину в те дни, когда Верочка была только на третьем месяце.
   - А я ни о чем не жалею... И что не сказала ему - не жалею. Он бы все равно растить дочь не смог - бесшабашный был, широкий - все успеть норовил... Гений...
   - Да, бабник и алкаш, прости меня Господи! - Инга перекрестилась и обняла Веру. - Я не со злости, это почти комплимент. Да ты что-то, мать, совсем седая, а моложе меня. Правда, седина в светлых волосах мало заметна.
   - А у тебя - ни единого седого волоска. И фигура - как у девочки. Вот что значит порода и спокойная жизнь.
   - Да крашеная я! Л'Ореаль-Париж, собственными божественными ручками. Тебе светло-русый надо. Я в следующий раз принесу... - А что до породы... Хмм... Дед мой был уездным лекарем, бабка - мещанкой. Это она в НЭП при втором муже, экономисте, разбогатела... Ах, история длинная. И ни к чему тут. - Инга серьезно посмотрела на Верочку. - Речь идет о моей жизни. О блистательной, благополучной, удачливой Инге Кудяковой-Лаури... - Она подперла рукой щеку совсем по-бабьи, и перестала быть похожей на Бетси Тверскую. - ... Было во мне что-то этакое, конечно, было. Воля к победе, желание блистать, быть первой... И жизнь любила - праздник, лесть, мишуру... Ох, как мне этого не хватает... И романов моих безалаберных тоже. Хорошо хоть, есть что вспомнить. - Глаза Инги блеснули трепетным огнем. Она потянулась хребтом, как породистая лошадь.
   - Так и не жалей, что погуляла.
   - Не жалею! Наверно, каждый рождается для своей доли... Вот я уже далеко не молодуха, а все та же. Та же. Не мужик мне нужен, а преклонение... Преклонение... Суета, слава... Чтобы вокруг все вращалось вертелось. От одного моего мизинца, одного взгляда... Не жалею... Нет, Верка, ни о чем не жалею!
   - Давай за это - за жизнь! - Наполнила рюмки Верочка. - Хорошая была, жаловаться грех. А может и впереди ещё что-нибудь светлое состоится. - За нас и за девчонок наших. Ведь у Алины все в порядке? Я рада. Честное слово, рада. И за Аньку тоже.
   Инга подозрительно заглянула в потеплевшие глаза Веры:
   - Ты что-то про дочь узнала? От кого?
   - Чепуху какую-то. Будто Анна с друзьями где-то на юге отдыхает и очень там счастлива. Ай, что темнить - сама она мне звонила! Только ты пойми - это страшная тайна... Да и не ясно ничего. Но голос хороший.
   Инга засмеялась, красиво, рассыпчато:
   - Не ясно, говоришь? Да, мое в нашей жизни было тайн. Сейчас кое-что прояснится, подружка... Ты Аньку в августе родила, я Лину - в ноябре. Ты решила ребенка без отца выносить, а меня в это время Валька на руках носил, закружил, охмурил... Вот и считай...
   - Нет... Не может быть... - Закрыла ладонью рот Верочка. - Да как же это?
   - Запросто. Сама знаешь. Раз-два... И живот во-о-т такой! - Инга повторила жест Верочки.
   - Выходит, девочки наши сестры?
   - Точно.
   - И Валя не знал?
   - Ничегошеньки. И Альберт не знает. Я только на прошлой неделе Алине рассказала. Не утерпела.
   - Ой... Обрадовалась?
   - Очень. Хочу, говорит, сестричку видеть, но не могу, поскольку она теперь за границей проживать будет в полном материальном благополучии.
   - И мне так Аня намекала... Но велела молчать. Сама знаешь, - мафия. Говорит, как устроюсь, тебя к себе заберу... - Верочка разрыдалась. - Пусть хоть надежда свидеться будет.
   Инга прижала её к своему плечу, чувствуя, как намокает от теплых слез её шелковая, сен-лорановская блузка. Она посмотрела поверх собранного на затылке неизменного верочкиного пучка, поверх серванта с рюмочками, олимпийским мишкой, Микки-Маусом... На фотографию семилетних девчушек в костюмах Снегурочки. Как же они раньше-то не сообразили - обняться и поплакать вот так.
   - Слушай меня, Вера. Я один раз, может, правду скажу, а повторять не стану... Если уж по-честному, по большому счету, заслужила ты все это - ну, что бывает только в мыльных операх и хэппи-энд называется... А зря все же, что в классике, да и в жизни, непременно все умирают... - Добавила Инга тихо, слушая, как поздно, непоправимо поздно, рыдает над умирающей Травиаттой её возлюбленный. Что за удивительный дар был у этого синеглазого кобеля!
   27
   Аня узнала эту комнату - она проходила здесь, когда искала выход из особняка. Мигает глазок отопительного прибора, в маленькие окна под потолком едва проникает со двора свет фонаря. И ничего не видно... Несколько толстых спортивных матов в углу.
   Ощупав рукой холодный дерматин, Аня села - сильно ныла щиколотка, в голове туман - спасительный туман. Лучше не рваться к ясности. Она пошарила в темноте руками, пытаясь найти какую-нибудь рогожу, чтобы укутать плечи. Почувствовала ткань, потянула...
   - Осторожней! Только уснул... - В сторону метнулось чье-то лежащее на мате тело. - Боюсь щекотки!
   - Простите, я не заметила.
   - Анна?! - Он поймал её руку. - Вот это да!
   - Тони! Ты жив?
   - Чудом. Кровищи знаешь сколько было? Этот гад меня по ребру шваркнул... Но все о'кей - доктор высокопрофессионально царапину обработал и заклеил.
   - А у меня распухла щиколотка. Подвернула ногу, когда с твоего окна к старику спрыгнула.
   - Покажи, я знаток.
   - Здесь такая темень... - Аня со стоном вытянула ногу.
   - Они отключили в подвале электричество, чтобы пленники не сориентировались и не взорвали дом. Но я прекрасно вижу в темноте. Руками. - Пальцы Тони пробежали по её ноге, ощупывая лодыжку. - Это что? - Он потянул подол её атласного платья.
   - Рви.
   Ткань затрещала. Руки Тони действовали быстро и умело - он бинтовал как заправский медик.
   - Так лучше. Какие ещё жалобы, мисс?
   - Здесь не жарко.
   - А теперь? - Набросив на плечи девушки куртку, парень прижал её к себе. Аня отстранилась.
   - Что-то ещё болит?
   - Голова, сердце... Я ничего не понимаю. И так сильно ноет в груди...
   - Я тоже никак не допру. Ведь это твой дом? Тот самый?
   - Да - вилла "Двойник". Похожа на московский дом.
   - Кто же запер тебя в подвале? В городе появились коммунисты и срочно национализировали частную собственность?
   - Меня запер мой муж... Не знаю... Очень похож на него, но не такой... Совсем не такой.
   - Ты не уверена? Может, это действительно двойник?
   - Нет... Михаила нельзя подменить - его голос, глаза, руки... Нет. Это был он. Но вроде заколдованный.
   - Мистер Джеккил и мистер Хайд? Добренький и злой в "одном флаконе"?
   - Да! Само исчадие ада. Это гипноз. Или телекинез? Совершенно очевидно - им кто-то манипулирует.
   - Брось... Что он тебе говорил?
   - Клялся в любви, но вдруг завелся, рассвирепел и стал требовать медальон. Он решил, что мы с тобой в заговоре и прячем эту штуковину... Грозил, - если не отдадим, меня будут пытать...
   - Ну, это ещё мы посмотрим... Я подниму на воздух "Двойника". Ты видишь перед собой, вернее, чувствуешь рядом с собой техника высокой квалификации. Отопительные, газовые системы - моя страсть. Здесь все начинено трубами. Сейчас я найду вентили, немного их сдвину и... - Встав на маты, Тони ощупывал проводку.
   - Постой! Тебе не терпится взорваться?
   - Надо все предусмотреть заранее. - Тони обшаривал стены. Затем заскрипел в темноте, взобравшись на ящики, и сообщил: - Порядок! Тони Фокс видит на два хода вперед.
   - Раз ты такой умный, что-то уже все рассчитал и много знаешь, помоги сохранить жизнь жертве. Скажи, где мой медальон?
   - Скажу - вы, мисс, изволили сигануть за борт яхты вместе со своим сокровищем, а когда я вас извлек - цепочки не было... Кроме того, медальон, как я понял, принадлежит Алине и им страшно интересуется мой наниматель.
   - Значит, мы должны сказать, что эта штука на дне моря, пусть ищут... Ты же не собираешься оставаться здесь.
   - Ни в коем случае... Но я хотел бы кое-что ещё додумать... - Тони развалился на матрасе... - Та-ак... Выходит, этот тип точно твой муж Михаил Лешковский, а ты - Анна - подруга Алины... - Он присвистнул.
   - Я ничего не врала тебе с самого начала. Но ты сам все время темнишь. Я до сих пор не знаю, с кем имею честь делить ложе и участь пленницы. Ты не посвящаешь меня в свои планы.
   - Заслуженный упрек, мэм. Давай рассуждать вместе... Я буду излагать факты, а ты задавай по ходу дела вопросы. Может, нам удастся свести концы с концами.
   - А нас не подслушивают?
   - Ха! Да они-то знают больше нас. Вот в чем пока наша слабость... Ложись рядом и сосредоточься. Удобно? Клади голову на мое плечо... Только не усни - для начала придется исповедаться мне. Так... Детство, отрочество пропускаем... Университеты тоже... Начнем с криминала.
   Хм... Ты, наверно, уже поняла, что встретила супермена. Но Тони Фокс не родился им - он сделал себя собственными руками... Конечно, я был не без способностей, но... Тебе наверняка встречались закомплексованные, робкие мальчики, которые бегали за тобой, как собачонки. Ты позволяла им таскать свой портфель, подсказывать на контрольных, а танцевать шла с другими...
   Такой расклад меня не устраивал. Одним - пироги и пышки, другим тумаки и шишки. Это русская пословица. У меня есть акцент? Не важно... Я решил стать хулиганом, бандитом, подонком. Надо сказать, что дома условий для этого у меня не было никаких - пришлось сбежать. Улица, притон, дансинги, сутенеры, проститутки, карточные шулера - они научили меня жизни.
   - А университет?
   - Ну, вначале я совмещал, потом меня вышибли. Я украл "мерседес" у директора... Ну, не один, конечно, и не украл... Мы покатались немного... А потом...