Лора Брантуэйт
Ты – настоящая
1
Ну вот все и кончено!
Надев очки в элегантной оправе и набросив темную, необычайно легкую шаль, Виктория вышла из дома.
Свобода! Резкий порыв ветра сжал ее в своих ледяных объятиях. Остановилась. Выдохнула. Сделала несколько неуверенных шагов. Новая атака холодного воздуха заставила ее признать, что сегодня побродить по вечерним улицам, как она любит, как она привыкла, не удастся. Придется зайти в кафе.
Придется...Она усмехнулась своим мыслям. Как будто меня кто-то заставляет! Можно бы и дома посидеть. Нет же! Нельзя, нельзя, нельзя...
Дома он. Нужно дождаться его ухода. Еще пятьдесят три минуты...Она бросила взгляд на часы – очень стильные, достаточно большой плоский черный диск на эластичном ремешке, туго охватывающем тонкое запястье. Мягко поблескивающие серебристые цифры на темном матовом циферблате, вечно бегущая серебряная стрелка-молния... Этакая маленькая модель мира: непрерывное движение в темном пространстве – где то большие, то маленькие – светлые знаки-маячки. Задержаться у каждого на мгновение – и снова бежать, повинуясь невидимому механизму, всеобщему закону – только чтобы встретиться еще раз. И снова расстаться...
Да нет, меньше, вещи он сумеет собрать гораздо быстрее. Если не станет... колебаться.... Черт, да что ему сомневаться? Он сам все решил. Давно.
Виктория иронично усмехнулась своим мыслям.
А ведь я – всего лишь женщина. Что мне остается? Только поддерживать решения мужчины.
Где-то слева, вывернув из-за поворота, резко просигналила машина, свет фар скользнул на мгновение по закутанной в плащ стройной женской фигурке. Она резким и не вполне объяснимым движением прижала к груди зонт – большой, шелковый, с длинной деревянной ручкой.
А пришла ведь уже....
Виктория сложила зонт и толкнула тяжелую дверь; она бесшумно открылась, впустив гостью в мир приглушенного света маленьких настольных ламп, коктейлей с замысловатыми названиями, скучающих или заинтересованных взглядов, разговоров, разговоров... Их-то ей и хотелось избежать.
Что ж, это несложно.
Она прошла к столику. Почувствовала, что в ее спину вонзилось несколько нескромных взглядов. Стройная женская фигура привлекала внимание. Одежда подчеркивала благородный силуэт – ничего лишнего, скромно, дорого, элегантно. С достоинством. Уверенная осанка, высоко поднятый подбородок и легкая походка придавали ей сходство с теми красавицами, что наполняли своим блеском и очарованием мир высокой моды.
Да, я долго училась ходить так! Тяжело, очень тяжело выпрямлять спину и держать повыше голову, когда хочется сжаться в комочек и спрятаться – хорошо бы навсегда – от этих взглядов. То есть от тех, которыми меня наградят через минуту.
Почти все посетители кафе оторвались от своих занятий, дабы проследить путь вновьприбывшей. Одного из посетителей Виктория случайно – честно, совершенно случайно!– задела краем юбки-миди, проходя мимо столика, который он занимал со своей спутницей. Виктория уловила напряженное молчание, воцарившееся за ее спиной на несколько мгновений, а потом – сердитое покашливание женщины и что-то, подозрительно напоминающее дребезжание потревоженной посуды...
Ага, слишком сильно ткнула своего мужчину носком туфли. Может быть, даже вовсе промазала и попала по ножке стола.
Виктория усмехнулась – грустно, привычно.
Успокойтесь, сударыня. Сейчас вы все увидите....
Она устало опустилась на свободное место за дальним столиком, включила лампу. На темно-зеленой скатерти появились четкие круги света и тени. Виктория сняла очки и шаль. Вещи легли на столик, женщина прикрыла васильковые глаза.
Вуаля!
Реакцию посетителей, которые только что кто втайне, кто в открытую рассматривали ее, Виктория могла предсказать с точностью до девяноста девяти процентов из ста. Удивление. Изумление. Отторжение. Неприязнь.
Да знаю я, знаю...
Виктория сделала вид, что пристально разглядывает красно-синие страницы меню с причудливыми названиями, выполненными светлым шрифтом. Про себя отметила нелепость оформления меню. Она знала, что закажет (как всегда, греческий салат и крепкий кофе), но чем-то надо было отвлечься.
По залу пробежала волна шепота.
Да, лондонцы славятся умением держать свои чувства под контролем.
Еще одна усмешка. Виктория знала, что она некрасива. Знала она и реакцию окружающих на ее внешность.
– Двойной эспрессо и греческий салат, пожалуйста, – бросила она подошедшему официанту.
Он принял заказ и удалился, оставив Викторию один на один с ее мыслями и одиночеством. Некоторое время женщина еще ощущала на себе взгляды посторонних, немного настороженные: не все могут быстро и адекватно среагировать на «разрыв шаблона». Если женщина держится, как королева, если все ее движения, жесты проникнуты достоинством и уверенностью – значит, она, по меньшей мере, привлекательна. Хороша собой. Красива.
Ха!
А если ее даже симпатичной могут назвать только сестра да мама с папой – в порыве любви и нежности? Вытянутая форма черепа, удлиненное лицо, узкий длинный нос, небольшие глубоко посаженные глаза – и пухлые губы, контрастно выделяющиеся на этом истонченном лице...
Она достала из сумки ежедневник и перелистнула несколько страниц. На глаза попалась запись, сделанная четким размашистым почерком Клер, ее сестры: ряд цифр и имя с фамилией. Эх, сестренка, я знаю, ты на меня не обидишься!Виктория достала ручку и со злостью перечеркнула страницу.
Если бы люди и воспоминания вот так же легко вычеркивались из жизни!
– Тори, дорогая, ты можешь говорить, что хочешь, но я уже все решила! – Когда Клер делала подобные заявления, это могло означать только одно: воплощение в жизнь того, что она задумала, может быть отложено ненадолго лишь по причине стихийного бедствия.
Сестренка с порога принялась наводить свои порядки. Квартира Виктории уже через полчаса пребывания в ней неугомонной Клер напоминала поле битвы.
– Ну, пожалуйста, поверь, столик гораздо лучше будет смотреться в центре комнаты! Расставлять мебель по стенам – брр!
Доводы Виктории, что ей так удобно потому-то и потому-то, Клер пропускала мимо ушей.
– Милая, ну хотя бы пока я здесь, пусть ковер побудет в свернутом виде в уголке, ты же знаешь, что без него комната смотрится гораздо просторнее!
Виктория пыталась поспорить и с этим. Но доказать младшей сестре, что мягкий пушистый ковер абрикосового цвета создает уют – понимаешь, уют! – было абсолютно нереально. Виктория, устав бегать по дому, остановилась и огляделась. Гармония, царившая в нем до появления Клер, была превращена в хаос. Впрочем, вполне симпатичное, даже творческое состояние. Одна проблема: Виктория любила порядок.
– Клер, оставь в покое мою квартиру! Немедленно! Иначе я посажу тебя на первый попавшийся автобус! И отправлю обратно домой! – выдала Виктория на одном дыхании.
Вроде бы подействовало.
– Да ладно тебе, я же только что приехала! – Клер растерянно развела руками.
– И я безумно рада тебя видеть. – Виктория хитро улыбнулась и обняла Клер.
Ее сестра была необычайно деятельной и жизнерадостной, обладала повышенной работоспособностью и привычкой направлять свои силы туда, куда не просят. И, если ее вовремя не отвлечь, она могла такое натворить... Хотя все было не так уж и безнадежно: легкомысленная Клер быстро теряла интерес к «только что придуманным делам» и переключалась на что-нибудь новое.
Виктория увела сестренку на кухню, зная, что перед корзиночками с фруктовым джемом, испеченными специально к ее приезду, гостья уж точно не устоит. Пока Клер отдавала должное кулинарным изыскам, Виктория попыталась придать квартире первозданный вид. Журнальный столик занял свое законное место у западной стены между двумя большими окнами. На него вернулись газеты двух– и трехнедельной давности, которые Клер забраковала вследствие истечения срока годности. Кресла из светлой кожи деятельная сестренка отодвинуть не успела, но подушки с них убрала. Виктория незамедлительно положила их на место. Несколько минут – и комната стала похожа на то, чем была до тайфуна по имени Клер.
Легко и просто. И даже незачем ругаться...
– Как дела дома? – поинтересовалась Виктория, вернувшись на кухню.
Она несколько лет назад уехала из Бристоля и жила отдельно от родителей, в Лондоне. Виктория с детства отличалась целеустремленностью, что помогло ей получить образование и найти подходящую работу. Клер же предпочитала жить играючи. Если ей хотелось учиться, она могла сутками сидеть в библиотеке. Если было настроение пойти на вечеринку с друзьями – ее ничто не могло остановить. «Мы же только раз живем на этом свете, – убеждала она Викторию. – А если ты завтра умрешь? Нет уж, жить надо одним днем! И получать от этого удовольствие!» С такой смесью философии фатализма и экзистенциализма Клер легко ступала по жизни.
Скептичная Виктория только пожимала плечами, слушая очередные «утренние» рассказы сестры о том, «как он,... а я...».
– Все по-старому, – отрапортовала Клер. – Мама занимается моим воспитанием, – сестры понимающе переглянулись, – и иногда папиным. Это ей лучше удается! А что происходит в жизни моей любимой Тори?
– О, ты знаешь, работа идет отлично. – И этой фразой можно было выразить все.
Виктория была ландшафтным дизайнером. Не работала, а именно была, поскольку жила этим. Все свое время Виктория посвящала тому, чтобы сделать этот мир хотя бы немного красивее. Чтобы красота окружала людей. Чтобы..., в конце-то концов, доказать всем и прежде всего себе, что женщина рождается для красоты, и, какими бы взглядами ни провожали ее люди на улице, в кафе, в кино, в театре, в парке, в магазине – она все равно способна гармонизировать и украшать! Пусть даже не собой. Виктория уже почти не завидовала тем, кому для этого необходимо только улыбаться и позволять людям лицезреть прелесть своего лица и тела...
А у меня, черт возьми, хотя бы есть вкус! И характер... И пусть кто-нибудь скажет, что этого недостаточно, чтобы быть счастливой!
Всего несколько лет понадобилось Виктории, чтобы преуспеть в своем бизнесе, больше похожем на искусство, и получить репутацию одного из самых модных и перспективных молодых дизайнеров по ландшафту. Некоторые проекты занимали призовые места на конкурсах; в стенном шкафу лежала папка с документами и дипломами. Виктория уже собралась было достать ее, чтобы продемонстрировать свои достижения Клер, но та ее остановила.
– Хорошо, Тори, это все, конечно, прекрасно, и я очень за тебя рада. Но... ты лучше расскажи, где и с кем ты сейчас бываешь?
Вопрос этот, довольно-таки простой, поставил Викторию в тупик. Ну не огорчать же Клер признаниями в духе «если я не на работе, то я дома».
– Ну я... с друзьями... мы собираемся и выходим...
– Ой, не смеши меня! Врать до сих пор не научилась! – Клер громко рассмеялась.
Виктория, поначалу обидевшаяся, не выдержала и присоединилась к веселью сестры.
– Да ладно тебе. Если честно, – под лукавым взглядом Виктория снова смутилась, – совсем честно, то у меня просто на все не хватает времени.
– Отлично! Просто замечательно! – Клер зааплодировала.
Виктория, ожидавшая совсем иной реакции, удивленно подняла брови.
– Знаешь ли ты, что это значит? – продолжила Клер.
– И что же?
– А только то, что мы – ты и я – сегодня идем от-ды-хать!
– Ладно, – легко согласилась Виктория.
Теперь настала очередь Клер недоверчиво посмотреть на сестру.
– И все? Так просто?
– Ага.
Виктория налила в стакан апельсиновый сок. Она выдерживала театральную паузу, отлично зная, что сестра изнывает от любопытства.
– Я же в курсе, что ты сделаешь все возможное и невозможное, чтобы уговорить меня пойти с тобой куда-нибудь. Поэтому я решила сэкономить наше время и мои нервы.
Последние ее слова потонули в счастливом визге Клер.
Вечером сестры, постояв в очереди, попали в клуб. Клер, как всегда, летала по этажам, общаясь со всеми подряд. Виктория подошла к барной стойке.
– Стакан минеральной воды, пожалуйста.
– Конечно.
Стекло приятно холодило ладони. Виктория приложила стакан к пылающей щеке – и, подняв голову, увидела свое отражение в зеркале, расположенном за баром.
Отличное зеркало. Мутное, в нем даже от меня ничего не видно, кроме светлых кудряшек.... Славно, очень славно.
Из размышлений ее вывело энергичное «эй!» сестры.
– Тори, тебя нельзя ни на минуту оставить! Ты тут же начинаешь скучать! Пойдем, я хочу тебя кое с кем познакомить!
Схватив сестру за руку, Клер потащила ее сквозь толпу. Не без труда пробившись в другой конец зала, запыхавшаяся Виктория нос к носу столкнулась с тем, из-за кого ей пришлось отойти от барной стойки. Мужчина среднего возраста, неброско одетый, в очках.
Что он делает в этом заведении?.. Странно... Такого редко встретишь в ночном клубе.... Впрочем, приятно иметь дело с человеком, с которым у тебя есть что-то общее.
– Оливер Лоун.
Голос звучал неторопливо, спокойно. Оливер будто копировал интонации какого-то модного певца, какого именно – Виктория не могла вспомнить. Но его манера говорить вызвала у нее улыбку. Немного поболтали вчетвером (Клер, естественно, познакомилась и с другом Оливера, Джереми Ниллсом). Потом Клер куда-то исчезла, а Виктория обнаружила, что пьет уже четвертый коктейль. Ей хотелось смеяться, танцевать. Ушло ощущение того, что ее вытянули из привычной и уютной среды обитания. И она уступила своим желаниям.
Никаких причин сдерживать себя. Я делаю это потому, что я этого хочу.
Виктория оставила Оливера и вышла на танцпол. Никаких условностей. Ничто не держит... В «рваном» свете тонких цветных лучей очень красиво двигалась невысокая молодая женщина. Лица почти не видно, светлые локоны разметались по плечам, по спине. И кто поверит, что человек с угловатой фигурой может обладать такой пластикой?
– Ты великолепна! – прокричал Оливер, стараясь, чтобы его голос звучал громче музыки.
Виктория услышала. Усмехнулась. Взглянула в глаза мужчине.
– Спасибо. Красивый комплимент.
– Это не комплимент. В нем действительность обычно приукрашена в той или иной степени. А это правда. Ты великолепна.
– Что ж, спасибо за правду.
– Пожалуйста.
Молчание. Танец. Оливер оказался неплохим партнером – он понимал, чего именно хочет Виктория.
– Ты хорошо танцуешь.
– Теперь тебе спасибо за комплимент.
– Отвечу твоими словами: это правда.
Наконец, уставшие, они вышли на улицу. Где эта несносная девчонка?..Установить местонахождение Клер было чрезвычайно трудно. Виктория решила отправиться домой одна. Ну не потеряется же человек в таком возрасте!
Оливер поддержал это решение. Почти полностью. В одном пункте он был не согласен – отпустить «такую женщину» домой без своего сопровождения. Виктория кивнула, уступая ему.
Потом они не раз встречались в городе в кафе и ресторанах. Сходили в театр: Виктория не запомнила ни названия оперетки, ни ее содержания, только волнующее ощущение присутствия рядом мужчины. И тепло от его ладони, лежащей – совсем ненавязчиво – на ее пальцах. Оливер дарил цветы. Подвозил Викторию домой с работы, а она подыгрывала ему: не брала утром машину... Она привыкла к его обществу, тихому смеху и привычке держать собеседника за плечо при разговоре. Оливер делал очень тонкие комплименты: ее вкусу, манере одеваться, уму, смеялся ее шуткам – и ни разу не сказал глупой в данном случае пошлости «ты красива». Один раз, за ужином, он долго смотрел ей в глаза, будто задумчиво, а потом произнес:
– Наполеон однажды заметил, что красивая женщина нравится глазам, а добрая – сердцу. И если первая может быть прекрасной вещью, то вторая – сокровище. Так и с тобой. Ты – сокровище, которое...
И так далее. Проникновенный голос, взгляд глаза в глаза, предвкушение счастья, которого так ждала Виктория. Право, Оливеру было с ней не сложно. Много ли нужно влюбленной женщине, чтобы поверить своему избраннику?
Через несколько месяцев Оливер перебрался к Виктории.
– Знаешь, детка, у меня дома ремонт, ненадолго, на пару месяцев, – как-то невзначай бросил он во время очередной встречи. – Ты не знаешь какого-нибудь отеля подешевле? У меня сейчас небольшие финансовые затруднения.
Виктория по достоинству оценила это признание. Чего же ему, мужчине, стоило это сказать!
– Ты мог бы пожить у меня.
Поотказывавшись для приличия, Оливер перевез свои вещи к Виктории.
Теперь ее утро начиналось с того, что она готовила мясо или рыбу: мужчина должен хорошо питаться! Оливер чувствовал себя уютно и надежно. А Виктория отдавала ему нерастраченные запасы нежности и заботы.
Ремонт должен был давно закончиться, но Оливер все еще «гостил» у Виктории. Это обоих полностью устраивало. Виктория была влюблена и наслаждалась своей любовью. Оливер стал подумывать о том, чтобы сдавать свою квартиру. Для него, мелкого банковского служащего, это было бы неплохой прибавкой к заработку... «Так легче скопить и на дом побольше», – слыша эти слова, Виктория утыкалась лицом в его плечо, чтобы скрыть слишком счастливую, дет-скую улыбку.
Семья... Рядом – мужчина, который любит меня, мою душу, которому неважно, какой формы у меня нос и насколько угловаты плечи... Боже, какое счастье! У меня будут дети. Очень красивые мальчики! И фортепьяно, чтобы они учились играть, и попугай в клетке, и собака...Господи!
Если бы иллюзии никогда не рассеивались, цены бы им не было.
Клер, в очередной раз приехавшая погостить, столкнулась в дверях с Оливером: он уходил на работу.
– О... – только и успела сказать Клер.
Он ласково похлопал девушку по плечу, не глядя ей в глаза. Он был занят тем, что о чем-то договаривался с Викторией.
– На семь, тебя устроит? – таинственно приглушив голос, проговорил Оливер.
– Да.
Клер даже не подумала обидеться на то, что Виктория отреагировала на ее появление не слишком бурно.
– Куда вы собираетесь? – деловито поинтересовалась она.
– В ресторан. – Виктория задумчиво взяла сумку из рук сестры.
– Ах! Вы живете вместе, не так ли? Ага. В ресторане давно не были. Я права? Слушай, Тори, я буду не я, если это не самое ответственное свидание в твоей жизни!
Клер тараторила, одновременно оценивая обстановку квартиры: так, что бы тут еще поменять?..Виктория мечтательно улыбалась.
– Эх, ну вот что бы ты без меня тут делала? – театрально спросила Клер. Перед подразумеваемой «важностью» грядущего вечера на второй план отступила даже перспектива «маленькой перестановки» в квартире.
День прошел в хлопотах: магазины, магазины, парикмахерская, снова магазины...
Виктория выбрала платье из кашемира цвета спелой вишни. Локоны были уложены в замысловатую прическу. Образ удачно дополнил аромат новых духов, терпкий, дерзкий.
– Ой, сестренка, как же я за тебя рада! Это будет самое лучшее свидание в твоей жизни! Только ты сделай удивленный вид, когда он... – Клер многозначительно замолчала.
– Не торопись, с чего ты это вообще взяла? – осадила ее Виктория, которая не могла поверить в свое счастье.
– Ты у меня самая лучшая! И только полный осел мог не заметить этого! Так, иди домой и отдохни полчасика, мне нужно слетать кое-куда... – Клер уже мчалась к автобусной остановке.
Виктория отправилась домой. Ноги подкашивались. Все вокруг было другим.
Теперь моя жизнь изменится. Я буду принадлежать не только себе, но и ему. Навсегда... Как же это приятно!
Оливер ждал ее дома, оттуда они должны были пойти в ресторан. Виктория поднялась на второй этаж, достала ключ. Ей нравилось открывать дверь самой. Так она не тревожила Оливера, устававшего за день на работе.
Еще в холле она услышала его громкий смех. Удивилась. Обычно он выражает свои эмоции более скромно. Виктория просунула ключ в замочную скважину. Приготовилась повернуть... и застыла, пораженная до глубины души.
– Энни, – донеслось до нее, – ну прошу тебя, крошка, у тебя есть еще минутка?
Энни? Ах, Энни Мэдисон, из его офиса. Только... почему – крошка?
– Знаешь, а ты мне сегодня снилась. Да-а... Отгадай. Умница...
Виктория автоматически отметила, что слышит совсем незнакомые интонации в голосе Оливера.
Сердце застучало глухо, гулко, предчувствуя беду. Нет, не хочу этого знать, не хочу этого слышать...Она собиралась повернуться и уйти, чтобы убедить себя в том, что все это не то, чем кажется, но... Ноги стали будто бы чужими. Виктория оперлась рукой о стену. Голова ее оказалась близко к двери, слышимость только улучшилась.
Черт. Подслушиваю под своей же дверью...
– Да, в моей машине, как в тот раз. Я же говорил, что не забуду этого... Без тебя моя жизнь не имела бы вкуса...
Негромкий звук удара: Оливер, очевидно, как всегда, вертел между пальцами зажигалку, а тут уронил – вот незадача...
Ох, Виктория, взрослая образованная женщина – ну как можно было быть такой наивной?! Мужчина без каких-либо сексуальных претензий... Которому даже не нужно было объяснять, что болит голова, что был тяжелый день... Ду-ра! Ему же от тебя ничего не было нужно! Мамочка Тори... Какой еще секс с домработницей?!
– Нет! Ты же видела ее! Не смеши меня – «ревную»!..
У Виктории закружилась голова. Она вцепилась пальцами в дверную ручку. Без сил опустилась на пол.
Так? Да, Оливер?
Пошатываясь, она с трудом встала. Встряхнула волосами. Приложила холодные ладони к щекам. Если бы она увидела себя сейчас в зеркале, то удивилась бы: на ее лице не осталось красок. Оно было бледным, словно выточенным из мрамора.
Виктория повернула ключ в замке и с силой толкнула дверь. Она ударилась о стену с грохотом.
Появление с фанфарами! Получите!
Оливер вздрогнул и обернулся. Интереснейший телефонный разговор прервался без ритуала прощания. Такой Викторию он никогда не видел. Безмолвным призраком стояла она посреди комнаты. Внезапно Оливер все понял.
– Это... это совсем не то, что ты подумала, – поспешил он уверить Викторию.
Старо. Пошло. Неубедительно.
Она была в ярости. Ее трясло.
Что же я тебе плохого сделала? Что, скажи? Что? Почему ты так со мной обошелся?
– Убирайся. Немедленно, – ровным голосом велела она.
– Но, Т-тори... – Оливер заикался.
Смешно: человек часто страшится лишиться комфорта. Вот и теперь: «убираться», причем «немедленно», вовсе не входило в его планы.
– Вон отсюда, я сказала!!!
Виктория больше не сдерживала себя. Волна тяжелой, красной ярости захлестнула ее мозг. Виктория схватила фарфоровую вазу, которую Оливер подарил ей на День влюбленных, и запустила ею в голову мужчины. Он успел пригнуться, и «метательный снаряд», просвистев в опасной близости от лица Оливера, разбился о стену. В спину ему ударили осколки.
Оливер примирительно поднял руки.
– Хорошо-хорошо, дорогая. Если ты так настаиваешь...
Виктория, тяжело дыша, рассматривала его.
Дорогая?! Как давно это было. И оказалось ложью, страшным обманом с самого начала.
– У тебя есть ровно час на то, чтобы собрать свои вещи. По истечении этого времени я возвращаюсь и звоню в полицию, если ты все еще будешь находиться в моей квартире.
Виктория повернулась спиной к Оливеру, человеку, с которым полчаса назад была готова связать свою судьбу, и вышла из дому.
Дышать ровнее, вдох – выдох – вдох... Чтобы сердце не выпрыгнуло из груди, не разорвалось.
Ну вот и все кончено!
Надев очки в элегантной оправе и набросив темную, необычайно легкую шаль на волосы и плечи, она пошла по промозглым улицам. Дойдя до кафе на углу, с силой толкнула дверь и вошла.
К салату она и не притронулась. Третья чашка кофе помогла немного прийти в себя.
Виктория прокрутила перед мысленным взором события последних нескольких месяцев и изумилась, как можно было быть такой наивной. Он же меня использовал! Каждый день! Все время! А я – вот уж действительно, если хочешь во что-то верить, то ничто в этом не разубедит! Кроме разговора с Энни! Как же можно было быть такой слепой?!
Виктория перелистнула еще пару страниц ежедневника. Вот и выражение, принадлежащее, по словам Оливера, Наполеону, о женщинах, красивых внутренне и внешне. Виктория записала его по памяти после того вечера, когда они познакомились. Строчки были незамедлительно густо замазаны чернилами. Виктория посмотрела на изуродованный ежедневник и вырвала испорченные листочки.
Жаль, что нельзя вырвать мою боль вот так же из сердца. Раз и навсегда.
Виктория длинными пальцами подхватила оставшиеся корешки страниц и удалила их.
И без следа.
Снова погрузилась в свои невеселые мысли. Одинокая женщина сидела за столиком в кафе. Посетители почти все разошлись. Дымилась чашка кофе – какая по счету, Виктория не помнила. Взгляд ее ярких синих отчаянных глаз уходил в даль, куда не было разрешения войти никому постороннему.
– Мисс, что-нибудь еще желаете?
Виктория вздрогнула и очнулась. Над ней склонился официант.
– Счет, пожалуйста. – Она поняла, что уже давно должна быть дома.
Странно, но ветер, несколько часов назад заставивший ее уйти с улицы, успел совершенно успокоиться. Теперь он жался к ее ногам, обутым в замшевые полусапожки на тонком каблуке, ласковым котенком.
Виктория ускорила шаг. Ее со всех сторон окружало одиночество, она стремилась убежать от него. Но куда? Дома будет еще холоднее. Неуютно. Одиноко.
Надев очки в элегантной оправе и набросив темную, необычайно легкую шаль, Виктория вышла из дома.
Свобода! Резкий порыв ветра сжал ее в своих ледяных объятиях. Остановилась. Выдохнула. Сделала несколько неуверенных шагов. Новая атака холодного воздуха заставила ее признать, что сегодня побродить по вечерним улицам, как она любит, как она привыкла, не удастся. Придется зайти в кафе.
Придется...Она усмехнулась своим мыслям. Как будто меня кто-то заставляет! Можно бы и дома посидеть. Нет же! Нельзя, нельзя, нельзя...
Дома он. Нужно дождаться его ухода. Еще пятьдесят три минуты...Она бросила взгляд на часы – очень стильные, достаточно большой плоский черный диск на эластичном ремешке, туго охватывающем тонкое запястье. Мягко поблескивающие серебристые цифры на темном матовом циферблате, вечно бегущая серебряная стрелка-молния... Этакая маленькая модель мира: непрерывное движение в темном пространстве – где то большие, то маленькие – светлые знаки-маячки. Задержаться у каждого на мгновение – и снова бежать, повинуясь невидимому механизму, всеобщему закону – только чтобы встретиться еще раз. И снова расстаться...
Да нет, меньше, вещи он сумеет собрать гораздо быстрее. Если не станет... колебаться.... Черт, да что ему сомневаться? Он сам все решил. Давно.
Виктория иронично усмехнулась своим мыслям.
А ведь я – всего лишь женщина. Что мне остается? Только поддерживать решения мужчины.
Где-то слева, вывернув из-за поворота, резко просигналила машина, свет фар скользнул на мгновение по закутанной в плащ стройной женской фигурке. Она резким и не вполне объяснимым движением прижала к груди зонт – большой, шелковый, с длинной деревянной ручкой.
А пришла ведь уже....
Виктория сложила зонт и толкнула тяжелую дверь; она бесшумно открылась, впустив гостью в мир приглушенного света маленьких настольных ламп, коктейлей с замысловатыми названиями, скучающих или заинтересованных взглядов, разговоров, разговоров... Их-то ей и хотелось избежать.
Что ж, это несложно.
Она прошла к столику. Почувствовала, что в ее спину вонзилось несколько нескромных взглядов. Стройная женская фигура привлекала внимание. Одежда подчеркивала благородный силуэт – ничего лишнего, скромно, дорого, элегантно. С достоинством. Уверенная осанка, высоко поднятый подбородок и легкая походка придавали ей сходство с теми красавицами, что наполняли своим блеском и очарованием мир высокой моды.
Да, я долго училась ходить так! Тяжело, очень тяжело выпрямлять спину и держать повыше голову, когда хочется сжаться в комочек и спрятаться – хорошо бы навсегда – от этих взглядов. То есть от тех, которыми меня наградят через минуту.
Почти все посетители кафе оторвались от своих занятий, дабы проследить путь вновьприбывшей. Одного из посетителей Виктория случайно – честно, совершенно случайно!– задела краем юбки-миди, проходя мимо столика, который он занимал со своей спутницей. Виктория уловила напряженное молчание, воцарившееся за ее спиной на несколько мгновений, а потом – сердитое покашливание женщины и что-то, подозрительно напоминающее дребезжание потревоженной посуды...
Ага, слишком сильно ткнула своего мужчину носком туфли. Может быть, даже вовсе промазала и попала по ножке стола.
Виктория усмехнулась – грустно, привычно.
Успокойтесь, сударыня. Сейчас вы все увидите....
Она устало опустилась на свободное место за дальним столиком, включила лампу. На темно-зеленой скатерти появились четкие круги света и тени. Виктория сняла очки и шаль. Вещи легли на столик, женщина прикрыла васильковые глаза.
Вуаля!
Реакцию посетителей, которые только что кто втайне, кто в открытую рассматривали ее, Виктория могла предсказать с точностью до девяноста девяти процентов из ста. Удивление. Изумление. Отторжение. Неприязнь.
Да знаю я, знаю...
Виктория сделала вид, что пристально разглядывает красно-синие страницы меню с причудливыми названиями, выполненными светлым шрифтом. Про себя отметила нелепость оформления меню. Она знала, что закажет (как всегда, греческий салат и крепкий кофе), но чем-то надо было отвлечься.
По залу пробежала волна шепота.
Да, лондонцы славятся умением держать свои чувства под контролем.
Еще одна усмешка. Виктория знала, что она некрасива. Знала она и реакцию окружающих на ее внешность.
– Двойной эспрессо и греческий салат, пожалуйста, – бросила она подошедшему официанту.
Он принял заказ и удалился, оставив Викторию один на один с ее мыслями и одиночеством. Некоторое время женщина еще ощущала на себе взгляды посторонних, немного настороженные: не все могут быстро и адекватно среагировать на «разрыв шаблона». Если женщина держится, как королева, если все ее движения, жесты проникнуты достоинством и уверенностью – значит, она, по меньшей мере, привлекательна. Хороша собой. Красива.
Ха!
А если ее даже симпатичной могут назвать только сестра да мама с папой – в порыве любви и нежности? Вытянутая форма черепа, удлиненное лицо, узкий длинный нос, небольшие глубоко посаженные глаза – и пухлые губы, контрастно выделяющиеся на этом истонченном лице...
Она достала из сумки ежедневник и перелистнула несколько страниц. На глаза попалась запись, сделанная четким размашистым почерком Клер, ее сестры: ряд цифр и имя с фамилией. Эх, сестренка, я знаю, ты на меня не обидишься!Виктория достала ручку и со злостью перечеркнула страницу.
Если бы люди и воспоминания вот так же легко вычеркивались из жизни!
– Тори, дорогая, ты можешь говорить, что хочешь, но я уже все решила! – Когда Клер делала подобные заявления, это могло означать только одно: воплощение в жизнь того, что она задумала, может быть отложено ненадолго лишь по причине стихийного бедствия.
Сестренка с порога принялась наводить свои порядки. Квартира Виктории уже через полчаса пребывания в ней неугомонной Клер напоминала поле битвы.
– Ну, пожалуйста, поверь, столик гораздо лучше будет смотреться в центре комнаты! Расставлять мебель по стенам – брр!
Доводы Виктории, что ей так удобно потому-то и потому-то, Клер пропускала мимо ушей.
– Милая, ну хотя бы пока я здесь, пусть ковер побудет в свернутом виде в уголке, ты же знаешь, что без него комната смотрится гораздо просторнее!
Виктория пыталась поспорить и с этим. Но доказать младшей сестре, что мягкий пушистый ковер абрикосового цвета создает уют – понимаешь, уют! – было абсолютно нереально. Виктория, устав бегать по дому, остановилась и огляделась. Гармония, царившая в нем до появления Клер, была превращена в хаос. Впрочем, вполне симпатичное, даже творческое состояние. Одна проблема: Виктория любила порядок.
– Клер, оставь в покое мою квартиру! Немедленно! Иначе я посажу тебя на первый попавшийся автобус! И отправлю обратно домой! – выдала Виктория на одном дыхании.
Вроде бы подействовало.
– Да ладно тебе, я же только что приехала! – Клер растерянно развела руками.
– И я безумно рада тебя видеть. – Виктория хитро улыбнулась и обняла Клер.
Ее сестра была необычайно деятельной и жизнерадостной, обладала повышенной работоспособностью и привычкой направлять свои силы туда, куда не просят. И, если ее вовремя не отвлечь, она могла такое натворить... Хотя все было не так уж и безнадежно: легкомысленная Клер быстро теряла интерес к «только что придуманным делам» и переключалась на что-нибудь новое.
Виктория увела сестренку на кухню, зная, что перед корзиночками с фруктовым джемом, испеченными специально к ее приезду, гостья уж точно не устоит. Пока Клер отдавала должное кулинарным изыскам, Виктория попыталась придать квартире первозданный вид. Журнальный столик занял свое законное место у западной стены между двумя большими окнами. На него вернулись газеты двух– и трехнедельной давности, которые Клер забраковала вследствие истечения срока годности. Кресла из светлой кожи деятельная сестренка отодвинуть не успела, но подушки с них убрала. Виктория незамедлительно положила их на место. Несколько минут – и комната стала похожа на то, чем была до тайфуна по имени Клер.
Легко и просто. И даже незачем ругаться...
– Как дела дома? – поинтересовалась Виктория, вернувшись на кухню.
Она несколько лет назад уехала из Бристоля и жила отдельно от родителей, в Лондоне. Виктория с детства отличалась целеустремленностью, что помогло ей получить образование и найти подходящую работу. Клер же предпочитала жить играючи. Если ей хотелось учиться, она могла сутками сидеть в библиотеке. Если было настроение пойти на вечеринку с друзьями – ее ничто не могло остановить. «Мы же только раз живем на этом свете, – убеждала она Викторию. – А если ты завтра умрешь? Нет уж, жить надо одним днем! И получать от этого удовольствие!» С такой смесью философии фатализма и экзистенциализма Клер легко ступала по жизни.
Скептичная Виктория только пожимала плечами, слушая очередные «утренние» рассказы сестры о том, «как он,... а я...».
– Все по-старому, – отрапортовала Клер. – Мама занимается моим воспитанием, – сестры понимающе переглянулись, – и иногда папиным. Это ей лучше удается! А что происходит в жизни моей любимой Тори?
– О, ты знаешь, работа идет отлично. – И этой фразой можно было выразить все.
Виктория была ландшафтным дизайнером. Не работала, а именно была, поскольку жила этим. Все свое время Виктория посвящала тому, чтобы сделать этот мир хотя бы немного красивее. Чтобы красота окружала людей. Чтобы..., в конце-то концов, доказать всем и прежде всего себе, что женщина рождается для красоты, и, какими бы взглядами ни провожали ее люди на улице, в кафе, в кино, в театре, в парке, в магазине – она все равно способна гармонизировать и украшать! Пусть даже не собой. Виктория уже почти не завидовала тем, кому для этого необходимо только улыбаться и позволять людям лицезреть прелесть своего лица и тела...
А у меня, черт возьми, хотя бы есть вкус! И характер... И пусть кто-нибудь скажет, что этого недостаточно, чтобы быть счастливой!
Всего несколько лет понадобилось Виктории, чтобы преуспеть в своем бизнесе, больше похожем на искусство, и получить репутацию одного из самых модных и перспективных молодых дизайнеров по ландшафту. Некоторые проекты занимали призовые места на конкурсах; в стенном шкафу лежала папка с документами и дипломами. Виктория уже собралась было достать ее, чтобы продемонстрировать свои достижения Клер, но та ее остановила.
– Хорошо, Тори, это все, конечно, прекрасно, и я очень за тебя рада. Но... ты лучше расскажи, где и с кем ты сейчас бываешь?
Вопрос этот, довольно-таки простой, поставил Викторию в тупик. Ну не огорчать же Клер признаниями в духе «если я не на работе, то я дома».
– Ну я... с друзьями... мы собираемся и выходим...
– Ой, не смеши меня! Врать до сих пор не научилась! – Клер громко рассмеялась.
Виктория, поначалу обидевшаяся, не выдержала и присоединилась к веселью сестры.
– Да ладно тебе. Если честно, – под лукавым взглядом Виктория снова смутилась, – совсем честно, то у меня просто на все не хватает времени.
– Отлично! Просто замечательно! – Клер зааплодировала.
Виктория, ожидавшая совсем иной реакции, удивленно подняла брови.
– Знаешь ли ты, что это значит? – продолжила Клер.
– И что же?
– А только то, что мы – ты и я – сегодня идем от-ды-хать!
– Ладно, – легко согласилась Виктория.
Теперь настала очередь Клер недоверчиво посмотреть на сестру.
– И все? Так просто?
– Ага.
Виктория налила в стакан апельсиновый сок. Она выдерживала театральную паузу, отлично зная, что сестра изнывает от любопытства.
– Я же в курсе, что ты сделаешь все возможное и невозможное, чтобы уговорить меня пойти с тобой куда-нибудь. Поэтому я решила сэкономить наше время и мои нервы.
Последние ее слова потонули в счастливом визге Клер.
Вечером сестры, постояв в очереди, попали в клуб. Клер, как всегда, летала по этажам, общаясь со всеми подряд. Виктория подошла к барной стойке.
– Стакан минеральной воды, пожалуйста.
– Конечно.
Стекло приятно холодило ладони. Виктория приложила стакан к пылающей щеке – и, подняв голову, увидела свое отражение в зеркале, расположенном за баром.
Отличное зеркало. Мутное, в нем даже от меня ничего не видно, кроме светлых кудряшек.... Славно, очень славно.
Из размышлений ее вывело энергичное «эй!» сестры.
– Тори, тебя нельзя ни на минуту оставить! Ты тут же начинаешь скучать! Пойдем, я хочу тебя кое с кем познакомить!
Схватив сестру за руку, Клер потащила ее сквозь толпу. Не без труда пробившись в другой конец зала, запыхавшаяся Виктория нос к носу столкнулась с тем, из-за кого ей пришлось отойти от барной стойки. Мужчина среднего возраста, неброско одетый, в очках.
Что он делает в этом заведении?.. Странно... Такого редко встретишь в ночном клубе.... Впрочем, приятно иметь дело с человеком, с которым у тебя есть что-то общее.
– Оливер Лоун.
Голос звучал неторопливо, спокойно. Оливер будто копировал интонации какого-то модного певца, какого именно – Виктория не могла вспомнить. Но его манера говорить вызвала у нее улыбку. Немного поболтали вчетвером (Клер, естественно, познакомилась и с другом Оливера, Джереми Ниллсом). Потом Клер куда-то исчезла, а Виктория обнаружила, что пьет уже четвертый коктейль. Ей хотелось смеяться, танцевать. Ушло ощущение того, что ее вытянули из привычной и уютной среды обитания. И она уступила своим желаниям.
Никаких причин сдерживать себя. Я делаю это потому, что я этого хочу.
Виктория оставила Оливера и вышла на танцпол. Никаких условностей. Ничто не держит... В «рваном» свете тонких цветных лучей очень красиво двигалась невысокая молодая женщина. Лица почти не видно, светлые локоны разметались по плечам, по спине. И кто поверит, что человек с угловатой фигурой может обладать такой пластикой?
– Ты великолепна! – прокричал Оливер, стараясь, чтобы его голос звучал громче музыки.
Виктория услышала. Усмехнулась. Взглянула в глаза мужчине.
– Спасибо. Красивый комплимент.
– Это не комплимент. В нем действительность обычно приукрашена в той или иной степени. А это правда. Ты великолепна.
– Что ж, спасибо за правду.
– Пожалуйста.
Молчание. Танец. Оливер оказался неплохим партнером – он понимал, чего именно хочет Виктория.
– Ты хорошо танцуешь.
– Теперь тебе спасибо за комплимент.
– Отвечу твоими словами: это правда.
Наконец, уставшие, они вышли на улицу. Где эта несносная девчонка?..Установить местонахождение Клер было чрезвычайно трудно. Виктория решила отправиться домой одна. Ну не потеряется же человек в таком возрасте!
Оливер поддержал это решение. Почти полностью. В одном пункте он был не согласен – отпустить «такую женщину» домой без своего сопровождения. Виктория кивнула, уступая ему.
Потом они не раз встречались в городе в кафе и ресторанах. Сходили в театр: Виктория не запомнила ни названия оперетки, ни ее содержания, только волнующее ощущение присутствия рядом мужчины. И тепло от его ладони, лежащей – совсем ненавязчиво – на ее пальцах. Оливер дарил цветы. Подвозил Викторию домой с работы, а она подыгрывала ему: не брала утром машину... Она привыкла к его обществу, тихому смеху и привычке держать собеседника за плечо при разговоре. Оливер делал очень тонкие комплименты: ее вкусу, манере одеваться, уму, смеялся ее шуткам – и ни разу не сказал глупой в данном случае пошлости «ты красива». Один раз, за ужином, он долго смотрел ей в глаза, будто задумчиво, а потом произнес:
– Наполеон однажды заметил, что красивая женщина нравится глазам, а добрая – сердцу. И если первая может быть прекрасной вещью, то вторая – сокровище. Так и с тобой. Ты – сокровище, которое...
И так далее. Проникновенный голос, взгляд глаза в глаза, предвкушение счастья, которого так ждала Виктория. Право, Оливеру было с ней не сложно. Много ли нужно влюбленной женщине, чтобы поверить своему избраннику?
Через несколько месяцев Оливер перебрался к Виктории.
– Знаешь, детка, у меня дома ремонт, ненадолго, на пару месяцев, – как-то невзначай бросил он во время очередной встречи. – Ты не знаешь какого-нибудь отеля подешевле? У меня сейчас небольшие финансовые затруднения.
Виктория по достоинству оценила это признание. Чего же ему, мужчине, стоило это сказать!
– Ты мог бы пожить у меня.
Поотказывавшись для приличия, Оливер перевез свои вещи к Виктории.
Теперь ее утро начиналось с того, что она готовила мясо или рыбу: мужчина должен хорошо питаться! Оливер чувствовал себя уютно и надежно. А Виктория отдавала ему нерастраченные запасы нежности и заботы.
Ремонт должен был давно закончиться, но Оливер все еще «гостил» у Виктории. Это обоих полностью устраивало. Виктория была влюблена и наслаждалась своей любовью. Оливер стал подумывать о том, чтобы сдавать свою квартиру. Для него, мелкого банковского служащего, это было бы неплохой прибавкой к заработку... «Так легче скопить и на дом побольше», – слыша эти слова, Виктория утыкалась лицом в его плечо, чтобы скрыть слишком счастливую, дет-скую улыбку.
Семья... Рядом – мужчина, который любит меня, мою душу, которому неважно, какой формы у меня нос и насколько угловаты плечи... Боже, какое счастье! У меня будут дети. Очень красивые мальчики! И фортепьяно, чтобы они учились играть, и попугай в клетке, и собака...Господи!
Если бы иллюзии никогда не рассеивались, цены бы им не было.
Клер, в очередной раз приехавшая погостить, столкнулась в дверях с Оливером: он уходил на работу.
– О... – только и успела сказать Клер.
Он ласково похлопал девушку по плечу, не глядя ей в глаза. Он был занят тем, что о чем-то договаривался с Викторией.
– На семь, тебя устроит? – таинственно приглушив голос, проговорил Оливер.
– Да.
Клер даже не подумала обидеться на то, что Виктория отреагировала на ее появление не слишком бурно.
– Куда вы собираетесь? – деловито поинтересовалась она.
– В ресторан. – Виктория задумчиво взяла сумку из рук сестры.
– Ах! Вы живете вместе, не так ли? Ага. В ресторане давно не были. Я права? Слушай, Тори, я буду не я, если это не самое ответственное свидание в твоей жизни!
Клер тараторила, одновременно оценивая обстановку квартиры: так, что бы тут еще поменять?..Виктория мечтательно улыбалась.
– Эх, ну вот что бы ты без меня тут делала? – театрально спросила Клер. Перед подразумеваемой «важностью» грядущего вечера на второй план отступила даже перспектива «маленькой перестановки» в квартире.
День прошел в хлопотах: магазины, магазины, парикмахерская, снова магазины...
Виктория выбрала платье из кашемира цвета спелой вишни. Локоны были уложены в замысловатую прическу. Образ удачно дополнил аромат новых духов, терпкий, дерзкий.
– Ой, сестренка, как же я за тебя рада! Это будет самое лучшее свидание в твоей жизни! Только ты сделай удивленный вид, когда он... – Клер многозначительно замолчала.
– Не торопись, с чего ты это вообще взяла? – осадила ее Виктория, которая не могла поверить в свое счастье.
– Ты у меня самая лучшая! И только полный осел мог не заметить этого! Так, иди домой и отдохни полчасика, мне нужно слетать кое-куда... – Клер уже мчалась к автобусной остановке.
Виктория отправилась домой. Ноги подкашивались. Все вокруг было другим.
Теперь моя жизнь изменится. Я буду принадлежать не только себе, но и ему. Навсегда... Как же это приятно!
Оливер ждал ее дома, оттуда они должны были пойти в ресторан. Виктория поднялась на второй этаж, достала ключ. Ей нравилось открывать дверь самой. Так она не тревожила Оливера, устававшего за день на работе.
Еще в холле она услышала его громкий смех. Удивилась. Обычно он выражает свои эмоции более скромно. Виктория просунула ключ в замочную скважину. Приготовилась повернуть... и застыла, пораженная до глубины души.
– Энни, – донеслось до нее, – ну прошу тебя, крошка, у тебя есть еще минутка?
Энни? Ах, Энни Мэдисон, из его офиса. Только... почему – крошка?
– Знаешь, а ты мне сегодня снилась. Да-а... Отгадай. Умница...
Виктория автоматически отметила, что слышит совсем незнакомые интонации в голосе Оливера.
Сердце застучало глухо, гулко, предчувствуя беду. Нет, не хочу этого знать, не хочу этого слышать...Она собиралась повернуться и уйти, чтобы убедить себя в том, что все это не то, чем кажется, но... Ноги стали будто бы чужими. Виктория оперлась рукой о стену. Голова ее оказалась близко к двери, слышимость только улучшилась.
Черт. Подслушиваю под своей же дверью...
– Да, в моей машине, как в тот раз. Я же говорил, что не забуду этого... Без тебя моя жизнь не имела бы вкуса...
Негромкий звук удара: Оливер, очевидно, как всегда, вертел между пальцами зажигалку, а тут уронил – вот незадача...
Ох, Виктория, взрослая образованная женщина – ну как можно было быть такой наивной?! Мужчина без каких-либо сексуальных претензий... Которому даже не нужно было объяснять, что болит голова, что был тяжелый день... Ду-ра! Ему же от тебя ничего не было нужно! Мамочка Тори... Какой еще секс с домработницей?!
– Нет! Ты же видела ее! Не смеши меня – «ревную»!..
У Виктории закружилась голова. Она вцепилась пальцами в дверную ручку. Без сил опустилась на пол.
Так? Да, Оливер?
Пошатываясь, она с трудом встала. Встряхнула волосами. Приложила холодные ладони к щекам. Если бы она увидела себя сейчас в зеркале, то удивилась бы: на ее лице не осталось красок. Оно было бледным, словно выточенным из мрамора.
Виктория повернула ключ в замке и с силой толкнула дверь. Она ударилась о стену с грохотом.
Появление с фанфарами! Получите!
Оливер вздрогнул и обернулся. Интереснейший телефонный разговор прервался без ритуала прощания. Такой Викторию он никогда не видел. Безмолвным призраком стояла она посреди комнаты. Внезапно Оливер все понял.
– Это... это совсем не то, что ты подумала, – поспешил он уверить Викторию.
Старо. Пошло. Неубедительно.
Она была в ярости. Ее трясло.
Что же я тебе плохого сделала? Что, скажи? Что? Почему ты так со мной обошелся?
– Убирайся. Немедленно, – ровным голосом велела она.
– Но, Т-тори... – Оливер заикался.
Смешно: человек часто страшится лишиться комфорта. Вот и теперь: «убираться», причем «немедленно», вовсе не входило в его планы.
– Вон отсюда, я сказала!!!
Виктория больше не сдерживала себя. Волна тяжелой, красной ярости захлестнула ее мозг. Виктория схватила фарфоровую вазу, которую Оливер подарил ей на День влюбленных, и запустила ею в голову мужчины. Он успел пригнуться, и «метательный снаряд», просвистев в опасной близости от лица Оливера, разбился о стену. В спину ему ударили осколки.
Оливер примирительно поднял руки.
– Хорошо-хорошо, дорогая. Если ты так настаиваешь...
Виктория, тяжело дыша, рассматривала его.
Дорогая?! Как давно это было. И оказалось ложью, страшным обманом с самого начала.
– У тебя есть ровно час на то, чтобы собрать свои вещи. По истечении этого времени я возвращаюсь и звоню в полицию, если ты все еще будешь находиться в моей квартире.
Виктория повернулась спиной к Оливеру, человеку, с которым полчаса назад была готова связать свою судьбу, и вышла из дому.
Дышать ровнее, вдох – выдох – вдох... Чтобы сердце не выпрыгнуло из груди, не разорвалось.
Ну вот и все кончено!
Надев очки в элегантной оправе и набросив темную, необычайно легкую шаль на волосы и плечи, она пошла по промозглым улицам. Дойдя до кафе на углу, с силой толкнула дверь и вошла.
К салату она и не притронулась. Третья чашка кофе помогла немного прийти в себя.
Виктория прокрутила перед мысленным взором события последних нескольких месяцев и изумилась, как можно было быть такой наивной. Он же меня использовал! Каждый день! Все время! А я – вот уж действительно, если хочешь во что-то верить, то ничто в этом не разубедит! Кроме разговора с Энни! Как же можно было быть такой слепой?!
Виктория перелистнула еще пару страниц ежедневника. Вот и выражение, принадлежащее, по словам Оливера, Наполеону, о женщинах, красивых внутренне и внешне. Виктория записала его по памяти после того вечера, когда они познакомились. Строчки были незамедлительно густо замазаны чернилами. Виктория посмотрела на изуродованный ежедневник и вырвала испорченные листочки.
Жаль, что нельзя вырвать мою боль вот так же из сердца. Раз и навсегда.
Виктория длинными пальцами подхватила оставшиеся корешки страниц и удалила их.
И без следа.
Снова погрузилась в свои невеселые мысли. Одинокая женщина сидела за столиком в кафе. Посетители почти все разошлись. Дымилась чашка кофе – какая по счету, Виктория не помнила. Взгляд ее ярких синих отчаянных глаз уходил в даль, куда не было разрешения войти никому постороннему.
– Мисс, что-нибудь еще желаете?
Виктория вздрогнула и очнулась. Над ней склонился официант.
– Счет, пожалуйста. – Она поняла, что уже давно должна быть дома.
Странно, но ветер, несколько часов назад заставивший ее уйти с улицы, успел совершенно успокоиться. Теперь он жался к ее ногам, обутым в замшевые полусапожки на тонком каблуке, ласковым котенком.
Виктория ускорила шаг. Ее со всех сторон окружало одиночество, она стремилась убежать от него. Но куда? Дома будет еще холоднее. Неуютно. Одиноко.