Браун Эрик
Нью-Йоркские ночи
Эрик Браун
Нью-Йоркские ночи
Эрик Браун. Писатель, много лет считавшийся автором вполне "традиционных" научно-фантастических романов Тем большим ШОКОМ стало для читателей и критиков появление романа "Нью-Йоркские ночи" - гремучего коктейля из яростной антиутопии и стильного фантастического триллера!
.. Нью-Йорк. Год 2040-й.
Город, забитый беженцами с радиоактивного Востока, захлебывающийся в девятом вале преступности и анархии. Город, где работа частного детектива САМЫЙ МОДНЫЙ БИЗНЕС, а виртуальная реальность - последняя из отдушин для миллионов отчаявшихся.
Здесь можно сделать ВСЕ ЧТО УГОДНО
Но, как найти здесь бесследно исчезнувшую девушку?
Этот роман с любовью посвящается Сандре Согас Ромео - Els somnic table es poden converting en realitat!
НЬЮ-ЙОРК-СИТИ ЗИМА 2040
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ночь была самой обычной, такой же, как тысячи ночей, проведенных в Эль-Баррио, но, оглядываясь назад, Холлидей видел: она стала началом того, что он будет считать самым мрачным периодом своей жизни.
Будильник прозвонил в десять. Холлидей поморгал, проснулся. Облачко пара вылетело изо рта в ледяной воздух залитой лунным светом мансарды. Ким лежала рядом, ее сонное, уютное тепло так и манило еще часок подремать. Однако мысль о работе, которая может ждать у Барни, заставила его покинуть теплое убежище и, дрожа от пронизывающей стужи, броситься в ванную.
Стоя под душем, он каждой клеточкой тела впитывал благодатную негу горячих струй. Потом сунул голову под фен и, глядя сквозь открытую дверь, заметил, что Ким снова переставила в мансарде мебель. Диванчик в духе Армии спасения и потертое кресло теперь были обращены к стеклянной стене, выходящей в боковой переулок.
На прошлой неделе, увидев, что он пытается отыскать вешалку, она повалила его на кровать и придавила руки коленями - темный поток волос так и заструился вокруг нежного овала ее лица.
- Мистер Холлидей, мы знакомы с вами... сколько?
- Я бы сказал - десять лет.
Она шлепнула его, и довольно ощутимо.
- Меньше десяти месяцев, Ход! И за это время... что случилось?
За десять месяцев их партнерство с Барни вступило наконец в фазу процветания. Не проходило и дня, в крайнем случае пары, чтобы в руки им не попадало новое дело, и к тому же процент удач был выше, чем когда-либо прежде. Холлидей считал это совпадением или же относил к психологическому настрою: когда этот прекрасный китайский эльф, подобно миниатюрному тайфуну, ворвался в его жизнь, то былую тоску и апатию словно ветром сдуло. Он чувствовал себя увереннее, стал больше работать и, следовательно, раскрывать больше тайн.
- Я смотрю на эту комнату, Хол... - Ким взмахнула рукой, обводя взглядом мансарду, - и вижу негативную энергию, больную комнату, дурной цы. Здесь надо все изменить. Я переставляю вещи и... о! - удача поворачивается к тебе лицом, ты получаешь больше работы, больше долларов!
Хол услышал скрип. Он быстро оделся и вышел из ванной. Ким, будто обнаженный дервиш, кружилась в танце, пряди длинных черных волос плясали вокруг тонкой, как у подростка, талии. Она стала натягивать белье: крохотные трусики и бюстгальтер, умудряясь в то же время сердито поглядывать на Хода огромными темными глазами:
- Я же просила, Хол, поставить будильник на восемь!
- Когда? Да ты и слова про это не сказала...
- Я пришла в полдень, ты проснулся, я сказала: "поставь будильник на восемь", ты сказал "о'кей".
Он вообще едва мог вспомнить, как она нырнула к нему под электроодеяло.
- Я спал мертвым сном.
- Но ты ведь ответил?
- Это во сне.
Она проворчала проклятие на мандаринском наречии, прыгая на одной ноге, а другую пытаясь просунуть в штанину джинсов.
Хол нашел куртку и застегнул молнию до самого подбородка, запирая тепло от ледяной стужи мансарды.
- Да и зачем тебе вставать в восемь?
- Работать, Хол, работать. Заниматься киосками. Ночью полно дел.
- Могла бы кому-нибудь делегировать свои полномочия. Она на секунду прекратила одеваться и уставилась на него, покачивая головой. "Делегировать" - слово, которому еще только предстояло проникнуть в ее словарный запас. Ким Лонг владела в этом районе дюжиной китайских придорожных ларьков с продуктами, и Хол как-то подсчитал, что она работает по четырнадцать часов в день. Каждый день. Когда он жаловался, что встречается с ней только в постели, она всегда нарушала свое расписание, чтобы уделить ему время: шла с ним в ресторан, в голодраму. В общем, демонстрировала готовность утихомирить его недовольство. Потом, через пару дней, она возвращалась к своей изматывающей рутине, и они почти нигде не бывали, пока он снова не решался привлечь ее внимание к этому факту.
- Не могу доверить другому то, что я должна делать сама, понимаешь, Хол? - в который раз пояснила она. - Я - трудящаяся девушка, Хол, должна ковать звонкую монету.
Он и сам не знал, дивиться ли такому материализму или сердиться. Когда десять лет назад началась малайская оккупация, она приехала из Сингапура. В возрасте пятнадцати лет и без гроша в кармане, так как ресторан ее отца конфисковали коммунисты. Она сама изучила английский, купила микроволновую печь и место в переулке, сумев со временем организовать процветающий бизнес "fast food" - гамбургеры, хот-доги и прочее.
У двери он на мгновение обернулся и спросил:
- Ким, почему ты не сбавишь темп? Не расслабишься, не отдохнешь? Вокруг столько удовольствий...
Башмаки-луноходы, свободная куртка... Глаза ее расширились, будто удивляясь подобной несуразности.
- Но работа доставляет мне удовольствие, мистер Холлидей. Если бы ты тоже получал удовольствие от работы, ты был бы счастливее.
И убежала в ванную.
Он хотел махнуть на спор рукой, но тут ему в голову пришла еще одна мысль.
- Эй, это несправедливо. У меня совсем другая работа. - Он прошел к ванной, распахнул ногой выкрашенную красным дверь и привалился к косяку. - Я целыми днями ищу людей. Иногда нахожу... Иногда мне достаются только трупы. А иногда вообще нет следов, никаких... И это хуже всего.
Она присела над унитазом, джинсы болтались у самых щиколоток.
- Ну и что! - прокричала она. - Я люблю свою работу! Люблю то, что я делаю! И не вини меня за это, Хол!
- Да я не виню, просто я... - Он отступил от двери. Ему часто приходилось задумываться, зачем он вообще ввязывается в эти споры. Он ее никогда не изменит.
Существо, сотканное из крайностей, она сочетала в себе женскую мягкость, почти маниакальное желание угодить ему в тех редких случаях, когда они бывали вместе, и жесткую, несгибаемую решимость поступать по-своему во всем, что касается финансов и бизнеса. На улице ему случалось видеть, как она дает указания менеджерам короткими быстрыми фразами на мандаринском наречии. Высокие трели звучали так, словно какой-то сумасшедший играет на ксилофоне. А глубина ее гнева часто приводила его в изумление.
Как-то он заявил, что у нее расщепленная личность.
Она фыркнула:
- Не пичкайте меня этим фрейдистским дерьмом, мистер Холлидей. Ты слышал про инь и янь?
Тут он наконец махнул рукой:
- Все, я ушел.
- Хол, если ты не любишь свою работу, зачем ты этим занимаешься?
Он оторвался от косяка. "Я и сам иногда удивляюсь", - |иодумал он, а вслух сказал:
- Ну, пока, Ким.
Он уже выходил из мансарды, когда она крикнула ему вслед:
- И не забудь вернуться к... - но конец фразы пропал - он уже захлопнул дверь, однако задумался, что же она имела в виду, он не помнил ни о каком уговоре встретиться.
Он спускался в офис на втором этаже, постепенно погружаясь в пропитанную крахмалом духоту, которая поднималась от китайской прачечной.
За резным стеклом горел свет. Он распахнул дверь. Офис - длинная узкая комната с ковром какого-то заплесневелого цвета и пятнами никотина на стенах. Письменный стол - в дальнем конце, у окна, выходящего на ржавую пожарную лестницу. Почти всю правую стену занимает огромный экран, разделенный на двенадцать секций, нижний правый квадрат неисправен, Холлидей и не помнит, чтобы тот когда-либо работал. Дверь напротив экрана ведет в спальню, где ночами спит Барни. Под потолком лязгает вентилятор, разгоняя влажную жару. У стола приткнулся переносной камин. Тепло кажется роскошью после арктической стужи мансарды.
Барни сидел, вытянув ноги на стол, на пологой возвышенности его живота покачивалась кружка с кофе. В уголке рта торчала вечная, испускающая дым, толстая сигара.
Как-то Холлидей спросил его, не думает ли тот бросить свои сигары, просто чтобы поберечь здоровье. Барни рассмеялся и сказал:
- Это часть образа, Хол. Ну что за частный шпик без дешевой сигары? Да я и не смогу бросить.
Через расставленные ноги он смотрел в экран компьютера на столе. Хол догадался, что партнер не слишком далеко выбирался сегодня из офиса.
- Все, я готов, Хол, - промычал Барни. - Собачья вахта - твоя.
Холлидей налил себе кофе, уселся у окна на продавленный диван-честерфилд и стал греться у камина.
- Что-нибудь новенькое?
- Все то же, старые файлы, ну и то, что Джефф прислал на прошлой неделе.
Джефф Симмонс из полицейского департамента частенько отправлял к ним старые случаи, где полиция не смогла ничего сделать. Холлидею и Барни они платили по две сотни долларов за каждую папку, чтобы те проделали всю канцелярскую работу, а если партнерам удавалось закрыть дело, они получали премию. Египетская работа, но зато покрывает накладные расходы.
Холлидей нередко вспоминал, как его угораздило попасть в этот бизнес, и он сам удивлялся, почему до сих пор не бросил все это. Десять лет назад в полиции он под руководством Джеффа Симмонса занимался как раз пропавшими людьми. Барни был его напарником по секции ПЛ - пропавших людей, и втроем с Джеффом Симмонсом они составляли отличную команду. Восемь лет назад Барни уволился из полиции и открыл собственное агентство по розыску пропавших.
Пять лет назад, после смерти жены, Барни обратился к Холлидею с предложением: давай работать вместе, на тебе будет беготня, получать будешь больше, чем в участке, а через пять лет станешь партнером.
К тому времени Холлидея уже тошнило от нудной бумажной рутины, которая неотделима от полицейской работы. Дополнительный заработок и обещание, что канцелярщиной будет заниматься Барни, решили дело. Он ушел к Барни, и дело у них пошло. Они получали почасовую оплату, а если находили пропавшего, то требовали премию. Удачи составляли около пятидесяти процентов, а в таком бизнесе это совсем неплохой результат.
- Посмотри этот файл, Хол, - буркнул Барни, - а я ' завтра займусь случаем Любански, но сначала съезжу в город.
Холлидей ответил любопытным взглядом.
- Последний день курса, Хол, - напомнил ему Барни. Холлидей кивнул.
- Послушай, я ничего такого не говорил, о'кей?
- У тебя проблемы?
Неужели рвение Барни заставляет его самого чувствовать себя ленивцем? Весь последний месяц Барни занимался с частным преподавателем, чтобы освоить технические аспекты виртуальной реальности. С точки зрения Холлидея, это будет еще одной короткой эпидемией, которая пронесется над Америкой и будет забыта через пару недель, но, с другой стороны, про голодраму он тоже так думал.
Холлидей уставился в свою чашку.
- Ты считаешь, это пригодится нам в работе? Ты говоришь так, будто думаешь, люди будут уходить из реального мира и скрываться в виртуальности, как какие-то маньяки голодрамы. - Он вопросительно взглянул на Барни. Полагаешь, нам придется оправляться за ними, чтобы вытащить в реальный мир?
Барни покачал головой.
- Пока в резервуаре с гелем нельзя долго лежать. Это опасно. Пройдет десять лет, пока придумают, как выдержать относительно долгое время.
- "Относительно долгое" - это сколько? Недели? Барни передернул плечами.
- Некоторые говорят, мы сможем жить в ВР бесконечно. Но вероятно, не при нашей жизни.
Холлидей улыбнулся. Ему представился обезлюдевший Нью-Йорк и огромные ангары, уставленные резервуарами с плавающими в них человеческими существами. И все спят.
- А тем временем, - продолжал Барни, - я желаю держать руку на пульсе. Если происходит что-то, влияющее на мой бизнес, Барни Клюгер держит нос по ветру.
Холлидей снова улыбнулся и сделал большой глоток кофе. Как раз этим качеством своего босса он в глубине души и восхищался. Сколько сейчас Барни - больше шестидесяти? Он держит третьеразрядное детективное агентство в убогом районе Эль-Баррио, его жена шесть лет как умерла, да и сам он далеко не Геркулес, и все же он готов кинуться в драку. Он напоминал Холлидею пожилого, одуревшего от ударов боксера, который просто не знает слова "поражение".
По стеклу застучали, и дверь в дальнем конце комнаты распахнулась. Ким проскользнула внутрь, ее алые луноходы и розовая стеганая куртка горели неуместно ярким пятном на сером фоне прокуренного скучного офиса. В своей отороченной мехом шапочке она походила на эскимоса.
- Хол, ты слышал меня? Я просила тебя вернуться к десяти, о'кей? - Она помахала рукой: - Хай, Барни!
- Хай, солнышко! Как торговлишка?
Она выпятила нижнюю губу. Эти простые гримасы чистого, почти бесформенного лица иногда придавали ей вид совсем маленького ребенка.
- То вверх, то вниз, то вверх, то вниз, Барни.
- Тебе надо работать на лифте, малышка. - Холлидей слышал эту репризу уже несколько раз. Ким по традиции округлила глаза.
- А что будет в десять? - спросил он.
- Хол всегда жалуется, - Ким обращалась к Барни, - что я никогда с ним никуда не хожу. Говорит, мы нигде не бываем. Завтра будет сюрприз. Не опаздывай, Хол!
Он не успел ничего спросить, а она уже захлопнула дверь и сбежала по лестнице.
- Сюрприз! Она же знает, как я ненавижу сюрпризы. Барни заворчал:
- Ты же жалуешься, что вы никуда не ходите, а когда она что-то устраивает, что ты делаешь? Жалуешься. Слушай, Хол. Ну-ка, гляди веселее! Эта девушка - самое лучшее, что случилось с тобой в жизни.
- Ты думаешь?
- Знаю, дружище. Год назад ты был унылым, несчастным ублюдком. Поверь мне. Ведь я был рядом, вместе варились в этом соку.
- Неужели правда? Настолько плохо?
- Именно. - Барни рассмеялся. - Иногда мне кажется, ты сам не понимаешь, как тебе повезло.
Холлидей пожал плечами.
- Ну, не знаю... - Он подумал, как же просто выглядят любые отношения с точки зрения постороннего наблюдателя.
- Хол, ты любишь эту малышку? Холлидей засмеялся.
- Люблю? Бог мой, что такое любовь?
- Сам знаешь. Простое, знакомое чувство, влечение к другому человеческому существу, желание, смешанное с нежностью. Потребность в обществе друг друга.
- Ну да... Все эти штуки... Но я не уверен, что вместе они составляют любовь.
Барни пожал плечами.
- Твоя беда в том, Хол, что ты не можешь распознать счастье, когда оно падает на тебя с неба. - Он замолчал, будто вглядываясь во что-то далекое, давным-давно ушедшее. Холлидей решил, что сейчас начнется еще одна сага об Эстелле, и улыбнулся про себя. Он хотел объяснить Барни, что нельзя по опыту собственных отношений с женщиной судить о других. Каждая пара неповторима, соткана из сложнейших, неуловимых психологических связей. Да и к тому же тридцать лет назад все было иначе. Начать с того, что мужчина и женщина вступали в брак, как предполагалось (и это было поистине удивительно), на всю жизнь. Сам Холлидей никогда не заглядывал в будущее дальше чем на неделю.
Ему подумалось: кто знает, может, они с Ким оттого и вместе, что он так мало ее видит? Тут он упрекнул себя за подобный цинизм и попытался отгадать, что за сюрприз она приготовила для него завтра.
Барни потянулся, зевнул во весь рот:
- Все, я ушел, Хол. Увидимся завтра. - И вылез из вращающегося кресла. Стоя он выглядел ненамного выше, чем сидя: коренастое, крепко сбитое туловище, пивной животик, кривые ноги. Барни захлопнул за собой дверь спальни, и через минуту Холлидей услышал шум душевых струй и баритон своего партнера, выводящий какую-то скорбную ирландскую жалобу.
Он скользнул в кресло и обратился к компьютеру на столе, просмотрел с дюжину старых случаев: все знакомо. На душе от этого сделалось тошно.
Он уже собирался перевести курсор на одно из дел - бизнесмен, пропавший месяц назад с запасом наличности своей компании, когда вдруг заметил звездочку, вспыхивающую рядом с именем. Это означало новый случай. Подивился, почему Барни ничего не сказал, и быстро просмотрел записи, которые накануне сделал шеф.
Женщина по имени Кэрри Виллье явилась к ним в офис в понедельник утром и заявила о пропаже своей любовницы, Сисси Найджерии. (Барни напечатал на полях: лесбиянки, из-за этого и поменяли имена, выбрали нечто патриотичное, "назад к своим корням!". Удивительно, почему эта Виллье не сменила имя на "Квебек".) В одно прекрасное утро Найджерия ушла на работу, и больше ее никто не видел. В офисе КиберТек, где она работала компьютерным оператором, она так и не появилась. Виллье выждала пару дней, а потом обратилась в полицию, которая провела расследование и ничего не обнаружила.
Холлидей перевел комп-запись встречи на стенной экран и увидел высокую, очень красивую женщину в дорогом серебристом плаще. Ее бритый череп, в соответствии с последней лесбийской модой, покрывали вытатуированные мандалы. Она изложила факты твердым голосом с легким французским акцентом, однако Холлидей видел, что под вызывающе изысканной внешностью женщины кроется мучительное беспокойство о безопасности своей любовницы.
Она принесла портрет Сисси Найджерии, поразительно красивой чернокожей женщины с бритой головой и высокими, выступающими скулами.
Холлидей улыбнулся, вспомнив, как возмущалась его сестра шовинистическими воззрениями брата. "Определение любой женщины как прекрасной является еще одним показателем мужского эгоцентризма и нетерпимости. Подобные ярлыки унижают женщину..." или что-то в этом роде. Мысли о Сью пробудили цепочку болезненных воспоминаний. Он снова взглянул на экран и прочитал адрес Кэрри Виллье: Солано-Билдинг, Гринвич-Вилладж.
Он понял, почему Барни не стал упоминать об этом деле. Слишком мало зацепок. О чем тут говорить? Найджерия взяла на недельку отпуск и не сказала своей любовнице, куда направляется... Однако Виллье согласилась платить по пятьсот долларов в час, чтобы агентство разыскало ее возлюбленную. Для Холлидея это вполне достаточный стимул.
Из примечания к контракту, дополняющему файл с делом, Холлидей узнал, что вечерами после семи часов Виллье в основном бывает дома. По четвергам и пятницам она проводит время в баре "Пена" в Ист-Вилладж.
Он набрал на клавиатуре код ее дома и пару минут слушал длинные гудки. Потом задумался над альтернативой: подождать ли, пока она вернется домой, или рискнуть и нырнуть во враждебную стихию бара "Пена" в надежде найти ее там. Она оставила у Барни входную карточку в бар - вот и еще одна причина, почему Барни не хотел браться за это дело. Мысль о Барни Клюгере, грозно расправляющем плечи перед порталом лесбийско-сепаратистского конклава, каким является бар "Пена", казалась и комичной, и невероятной.
В ящике стола он отыскал карточку и сунул ее в карман брюк. Потом оставил в компьютере записку для Барни, запер дверь, сбежал по ступеням и направился к помятому "форду" - собственности Барни.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мороз облил тротуары предательской, глянцевой пленкой. Холлидей поднял воротник и взглянул в ночное небо. Впервые за много недель облачный покров, раскинувшийся над городом, растаял, открыв взору яркую россыпь сверкающих звезд. Обжигающий холод набросился на обнаженные участки тела. Сыщик нырнул в "форд", который завелся со второй попытки, и стал выруливать на проезжую часть.
Едкие облака пара висели над продовольственными киосками с красными, белыми и синими поликарбоновыми маркизами, которые вытянулись вдоль тротуара. У каждого толпилась маленькая кучка людей, они приплясывали и постукивали ногами, ожидая своей очереди. Киоски торговали днем и ночью, от покупателей не было отбоя, они кормили рабочих окрестных фабрик и пакгаузов, беженцев, случайных, маявшихся бессонницей прохожих. По обе стороны улицы располагалось не менее пятидесяти киосков, где подавали блюда множества восточных кухонь: китайской, вьетнамской, корейской, тайской. Около десятка из них принадлежали Ким, а парочка находилась на отшибе, в соседнем квартале. Какофония резких голосов и отдаленный вой патрульных машин заполняли ночной воздух.
Он свернул на 106-ю Восточную улицу и двинулся к Парк-авеню и поехал по улицам, обрамленным палатками, поликарбоновыми ящиками и всяческими другими контейнерами, которые хоть как-то можно приспособить под подобие жилья. У некоторых семей не было даже и такой роскоши - вообще никакой крыши над головой. Они жили прямо под открытым небом, сгрудившись вокруг шипящих горелок и мигающих огней газовых плит. Пять лет назад, после уничтожения станции в Рели, начался наплыв беженцев из южных районов, сначала это был небольшой, но упорный ручеек, однако атака террористов на атомные станции в Мемфисе, Ноксвилле и Норфолке стронула с места миллионы. Разумеется, не все беженцы из пораженных радиацией районов хлынули в Нью-Йорк, многие мигрировали на юг: в Новый Орлеан и Флориду, но большинство двинулись на север; и город, перенаселенный и до нашествия, теперь просто лопался. Прошлый год стал свидетелем волнений в Нью-Джерси, уличных боев между беженцами и обозленным местным населением, когда были сожжены целые кварталы жилых домов. В результате эти, прежде плотно заселенные средним классом, районы пришли в упадок, кишели бандами и, как слышал Холлидей, облученными при взрывах беженцами, которые не попали в сеть пособий и охранных мероприятий, созданную правительством после первых терактов.
Самое отвратительное в том, размышлял он, что перемены происходят так постепенно и медленно. Теперь он уже и не помнил времени, когда Нью-Йорк не походил на знававшую лучшие времена столицу третьего мира. Разумеется, власти заявляли, что они работают над проблемой бездомных, однако складывалось впечатление, что никаких перемен к лучшему нет. Несчастные умирали от голода на улицах, и каждый день новые потоки беженцев вливались в город.
А работа Холлидея состояла в том, чтобы отыскивать пропавших людей среди тридцатимиллионного населения. Как ту иголку из пословицы - в стоге сена. Чудо в том, что иногда это ему все же удавалось.
Хотя тротуары плотно усеяны бездомными, на проезжей части почти совсем нет движения; за раз он насчитывал не более полдюжины автомобилей. Вот и еще одна перемена, поразившая жителей Нью-Йорка. Два года назад Арабский Союз, предвидя уменьшение добычи нефти, резко повысил на нее цены, вслед за этим цены на горючее возросли на пятьсот процентов. Теперь бензин стоит почти пятьдесят долларов за галлон. Большинство людей, оставляя свои машины-дома, ездят теперь общественным транспортом. Холли-дей и Барни пользовались "фордом" весьма экономно, в основном ночью, когда автобусов почти не было.
Он обогнул спящую группу беженцев, которая вылезла на дорогу, повернул на Парк-авеню, и двинулся прочь от центра. Проехал мимо череды зданий, украшенных по последней моде голографическими фасадами. Он знал, что на самом деле они совсем не то, чем выглядят: на прошлой неделе он видел, как инженеры покрывали эти здания пластинами голографичес-ких капилляров. Щелчок выключателя - и скучные кирпичные громады превращаются в любое чудо архитектурного искусства, какое только могут пожелать их владельцы. Надо признать, что в большинстве случаев их с немалым вкусом превращали в викторианские городские особняки с медового цвета колоннами и резными карнизами. Холлидею попадались и другие, куда более вычурные примеры архитектурной экстравагантности: то миниатюрные копии Тадж-Махала, то пирамиды, скрывающие всего-навсего заурядный универмаг.
Ему-то казалось, что последним достижением гологра-фических чудес является проекция личности, столь любимая людьми бизнеса и богачами, а возможность косметического преображения зданий и в голову не приходила. Интересно, куда еще может устремиться голографическая экспансия... если, разумеется, технология не будет, как полагает Барни, раздавлена виртуальной реальностью.
Он как раз вспоминал, что еще говорил Барни о виртуальной реальности, когда заметил вдалеке первый в городе ВР-бар, точнее, голографическую рекламу, влекущую горожан в недавно открытую страну чудес. Над пересечением с 72-й улицей висела проекция тропической роскоши: золотой пляж, окаймляющий лазурную лагуну. Бегущая между зданиями строка откровенно взывала: "Холодно? Зайди и насладись солнцем!"
Проезжая бар, Холлидей сбросил газ. Это был старый знакомец "Парадизо", закрывшийся в прошлом году голо-драмо-театр. Снова вспомнились слова Барни: а вдруг это знак грядущих перемен?
Весь тротуар перед баром был забит очередью - стояли по двое, и хвост тянулся на целый квартал. Время от времени люди чуть-чуть подавались вперед, и Холлидей подсчитал, что они должны были простоять уже несколько часов. Несмотря на прежний скепсис, в нем пробудилось любопытство. Если ощущения там действительно настолько правдоподобны, как утверждал Барни, если ты можешь наслаждаться эрзац-солнцем посреди зимы и не в состоянии почувствовать отличие от настоящего тепла, то, может быть, оно того стоит, по крайней мере деньги за билет выброшены недаром? Но это уже следующий вопрос: интересно, сколько они берут за вход? Утром он спросит у Барни, и Холлидей прибавил скорость и пролетел мимо бара.
Нью-Йоркские ночи
Эрик Браун. Писатель, много лет считавшийся автором вполне "традиционных" научно-фантастических романов Тем большим ШОКОМ стало для читателей и критиков появление романа "Нью-Йоркские ночи" - гремучего коктейля из яростной антиутопии и стильного фантастического триллера!
.. Нью-Йорк. Год 2040-й.
Город, забитый беженцами с радиоактивного Востока, захлебывающийся в девятом вале преступности и анархии. Город, где работа частного детектива САМЫЙ МОДНЫЙ БИЗНЕС, а виртуальная реальность - последняя из отдушин для миллионов отчаявшихся.
Здесь можно сделать ВСЕ ЧТО УГОДНО
Но, как найти здесь бесследно исчезнувшую девушку?
Этот роман с любовью посвящается Сандре Согас Ромео - Els somnic table es poden converting en realitat!
НЬЮ-ЙОРК-СИТИ ЗИМА 2040
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ночь была самой обычной, такой же, как тысячи ночей, проведенных в Эль-Баррио, но, оглядываясь назад, Холлидей видел: она стала началом того, что он будет считать самым мрачным периодом своей жизни.
Будильник прозвонил в десять. Холлидей поморгал, проснулся. Облачко пара вылетело изо рта в ледяной воздух залитой лунным светом мансарды. Ким лежала рядом, ее сонное, уютное тепло так и манило еще часок подремать. Однако мысль о работе, которая может ждать у Барни, заставила его покинуть теплое убежище и, дрожа от пронизывающей стужи, броситься в ванную.
Стоя под душем, он каждой клеточкой тела впитывал благодатную негу горячих струй. Потом сунул голову под фен и, глядя сквозь открытую дверь, заметил, что Ким снова переставила в мансарде мебель. Диванчик в духе Армии спасения и потертое кресло теперь были обращены к стеклянной стене, выходящей в боковой переулок.
На прошлой неделе, увидев, что он пытается отыскать вешалку, она повалила его на кровать и придавила руки коленями - темный поток волос так и заструился вокруг нежного овала ее лица.
- Мистер Холлидей, мы знакомы с вами... сколько?
- Я бы сказал - десять лет.
Она шлепнула его, и довольно ощутимо.
- Меньше десяти месяцев, Ход! И за это время... что случилось?
За десять месяцев их партнерство с Барни вступило наконец в фазу процветания. Не проходило и дня, в крайнем случае пары, чтобы в руки им не попадало новое дело, и к тому же процент удач был выше, чем когда-либо прежде. Холлидей считал это совпадением или же относил к психологическому настрою: когда этот прекрасный китайский эльф, подобно миниатюрному тайфуну, ворвался в его жизнь, то былую тоску и апатию словно ветром сдуло. Он чувствовал себя увереннее, стал больше работать и, следовательно, раскрывать больше тайн.
- Я смотрю на эту комнату, Хол... - Ким взмахнула рукой, обводя взглядом мансарду, - и вижу негативную энергию, больную комнату, дурной цы. Здесь надо все изменить. Я переставляю вещи и... о! - удача поворачивается к тебе лицом, ты получаешь больше работы, больше долларов!
Хол услышал скрип. Он быстро оделся и вышел из ванной. Ким, будто обнаженный дервиш, кружилась в танце, пряди длинных черных волос плясали вокруг тонкой, как у подростка, талии. Она стала натягивать белье: крохотные трусики и бюстгальтер, умудряясь в то же время сердито поглядывать на Хода огромными темными глазами:
- Я же просила, Хол, поставить будильник на восемь!
- Когда? Да ты и слова про это не сказала...
- Я пришла в полдень, ты проснулся, я сказала: "поставь будильник на восемь", ты сказал "о'кей".
Он вообще едва мог вспомнить, как она нырнула к нему под электроодеяло.
- Я спал мертвым сном.
- Но ты ведь ответил?
- Это во сне.
Она проворчала проклятие на мандаринском наречии, прыгая на одной ноге, а другую пытаясь просунуть в штанину джинсов.
Хол нашел куртку и застегнул молнию до самого подбородка, запирая тепло от ледяной стужи мансарды.
- Да и зачем тебе вставать в восемь?
- Работать, Хол, работать. Заниматься киосками. Ночью полно дел.
- Могла бы кому-нибудь делегировать свои полномочия. Она на секунду прекратила одеваться и уставилась на него, покачивая головой. "Делегировать" - слово, которому еще только предстояло проникнуть в ее словарный запас. Ким Лонг владела в этом районе дюжиной китайских придорожных ларьков с продуктами, и Хол как-то подсчитал, что она работает по четырнадцать часов в день. Каждый день. Когда он жаловался, что встречается с ней только в постели, она всегда нарушала свое расписание, чтобы уделить ему время: шла с ним в ресторан, в голодраму. В общем, демонстрировала готовность утихомирить его недовольство. Потом, через пару дней, она возвращалась к своей изматывающей рутине, и они почти нигде не бывали, пока он снова не решался привлечь ее внимание к этому факту.
- Не могу доверить другому то, что я должна делать сама, понимаешь, Хол? - в который раз пояснила она. - Я - трудящаяся девушка, Хол, должна ковать звонкую монету.
Он и сам не знал, дивиться ли такому материализму или сердиться. Когда десять лет назад началась малайская оккупация, она приехала из Сингапура. В возрасте пятнадцати лет и без гроша в кармане, так как ресторан ее отца конфисковали коммунисты. Она сама изучила английский, купила микроволновую печь и место в переулке, сумев со временем организовать процветающий бизнес "fast food" - гамбургеры, хот-доги и прочее.
У двери он на мгновение обернулся и спросил:
- Ким, почему ты не сбавишь темп? Не расслабишься, не отдохнешь? Вокруг столько удовольствий...
Башмаки-луноходы, свободная куртка... Глаза ее расширились, будто удивляясь подобной несуразности.
- Но работа доставляет мне удовольствие, мистер Холлидей. Если бы ты тоже получал удовольствие от работы, ты был бы счастливее.
И убежала в ванную.
Он хотел махнуть на спор рукой, но тут ему в голову пришла еще одна мысль.
- Эй, это несправедливо. У меня совсем другая работа. - Он прошел к ванной, распахнул ногой выкрашенную красным дверь и привалился к косяку. - Я целыми днями ищу людей. Иногда нахожу... Иногда мне достаются только трупы. А иногда вообще нет следов, никаких... И это хуже всего.
Она присела над унитазом, джинсы болтались у самых щиколоток.
- Ну и что! - прокричала она. - Я люблю свою работу! Люблю то, что я делаю! И не вини меня за это, Хол!
- Да я не виню, просто я... - Он отступил от двери. Ему часто приходилось задумываться, зачем он вообще ввязывается в эти споры. Он ее никогда не изменит.
Существо, сотканное из крайностей, она сочетала в себе женскую мягкость, почти маниакальное желание угодить ему в тех редких случаях, когда они бывали вместе, и жесткую, несгибаемую решимость поступать по-своему во всем, что касается финансов и бизнеса. На улице ему случалось видеть, как она дает указания менеджерам короткими быстрыми фразами на мандаринском наречии. Высокие трели звучали так, словно какой-то сумасшедший играет на ксилофоне. А глубина ее гнева часто приводила его в изумление.
Как-то он заявил, что у нее расщепленная личность.
Она фыркнула:
- Не пичкайте меня этим фрейдистским дерьмом, мистер Холлидей. Ты слышал про инь и янь?
Тут он наконец махнул рукой:
- Все, я ушел.
- Хол, если ты не любишь свою работу, зачем ты этим занимаешься?
Он оторвался от косяка. "Я и сам иногда удивляюсь", - |иодумал он, а вслух сказал:
- Ну, пока, Ким.
Он уже выходил из мансарды, когда она крикнула ему вслед:
- И не забудь вернуться к... - но конец фразы пропал - он уже захлопнул дверь, однако задумался, что же она имела в виду, он не помнил ни о каком уговоре встретиться.
Он спускался в офис на втором этаже, постепенно погружаясь в пропитанную крахмалом духоту, которая поднималась от китайской прачечной.
За резным стеклом горел свет. Он распахнул дверь. Офис - длинная узкая комната с ковром какого-то заплесневелого цвета и пятнами никотина на стенах. Письменный стол - в дальнем конце, у окна, выходящего на ржавую пожарную лестницу. Почти всю правую стену занимает огромный экран, разделенный на двенадцать секций, нижний правый квадрат неисправен, Холлидей и не помнит, чтобы тот когда-либо работал. Дверь напротив экрана ведет в спальню, где ночами спит Барни. Под потолком лязгает вентилятор, разгоняя влажную жару. У стола приткнулся переносной камин. Тепло кажется роскошью после арктической стужи мансарды.
Барни сидел, вытянув ноги на стол, на пологой возвышенности его живота покачивалась кружка с кофе. В уголке рта торчала вечная, испускающая дым, толстая сигара.
Как-то Холлидей спросил его, не думает ли тот бросить свои сигары, просто чтобы поберечь здоровье. Барни рассмеялся и сказал:
- Это часть образа, Хол. Ну что за частный шпик без дешевой сигары? Да я и не смогу бросить.
Через расставленные ноги он смотрел в экран компьютера на столе. Хол догадался, что партнер не слишком далеко выбирался сегодня из офиса.
- Все, я готов, Хол, - промычал Барни. - Собачья вахта - твоя.
Холлидей налил себе кофе, уселся у окна на продавленный диван-честерфилд и стал греться у камина.
- Что-нибудь новенькое?
- Все то же, старые файлы, ну и то, что Джефф прислал на прошлой неделе.
Джефф Симмонс из полицейского департамента частенько отправлял к ним старые случаи, где полиция не смогла ничего сделать. Холлидею и Барни они платили по две сотни долларов за каждую папку, чтобы те проделали всю канцелярскую работу, а если партнерам удавалось закрыть дело, они получали премию. Египетская работа, но зато покрывает накладные расходы.
Холлидей нередко вспоминал, как его угораздило попасть в этот бизнес, и он сам удивлялся, почему до сих пор не бросил все это. Десять лет назад в полиции он под руководством Джеффа Симмонса занимался как раз пропавшими людьми. Барни был его напарником по секции ПЛ - пропавших людей, и втроем с Джеффом Симмонсом они составляли отличную команду. Восемь лет назад Барни уволился из полиции и открыл собственное агентство по розыску пропавших.
Пять лет назад, после смерти жены, Барни обратился к Холлидею с предложением: давай работать вместе, на тебе будет беготня, получать будешь больше, чем в участке, а через пять лет станешь партнером.
К тому времени Холлидея уже тошнило от нудной бумажной рутины, которая неотделима от полицейской работы. Дополнительный заработок и обещание, что канцелярщиной будет заниматься Барни, решили дело. Он ушел к Барни, и дело у них пошло. Они получали почасовую оплату, а если находили пропавшего, то требовали премию. Удачи составляли около пятидесяти процентов, а в таком бизнесе это совсем неплохой результат.
- Посмотри этот файл, Хол, - буркнул Барни, - а я ' завтра займусь случаем Любански, но сначала съезжу в город.
Холлидей ответил любопытным взглядом.
- Последний день курса, Хол, - напомнил ему Барни. Холлидей кивнул.
- Послушай, я ничего такого не говорил, о'кей?
- У тебя проблемы?
Неужели рвение Барни заставляет его самого чувствовать себя ленивцем? Весь последний месяц Барни занимался с частным преподавателем, чтобы освоить технические аспекты виртуальной реальности. С точки зрения Холлидея, это будет еще одной короткой эпидемией, которая пронесется над Америкой и будет забыта через пару недель, но, с другой стороны, про голодраму он тоже так думал.
Холлидей уставился в свою чашку.
- Ты считаешь, это пригодится нам в работе? Ты говоришь так, будто думаешь, люди будут уходить из реального мира и скрываться в виртуальности, как какие-то маньяки голодрамы. - Он вопросительно взглянул на Барни. Полагаешь, нам придется оправляться за ними, чтобы вытащить в реальный мир?
Барни покачал головой.
- Пока в резервуаре с гелем нельзя долго лежать. Это опасно. Пройдет десять лет, пока придумают, как выдержать относительно долгое время.
- "Относительно долгое" - это сколько? Недели? Барни передернул плечами.
- Некоторые говорят, мы сможем жить в ВР бесконечно. Но вероятно, не при нашей жизни.
Холлидей улыбнулся. Ему представился обезлюдевший Нью-Йорк и огромные ангары, уставленные резервуарами с плавающими в них человеческими существами. И все спят.
- А тем временем, - продолжал Барни, - я желаю держать руку на пульсе. Если происходит что-то, влияющее на мой бизнес, Барни Клюгер держит нос по ветру.
Холлидей снова улыбнулся и сделал большой глоток кофе. Как раз этим качеством своего босса он в глубине души и восхищался. Сколько сейчас Барни - больше шестидесяти? Он держит третьеразрядное детективное агентство в убогом районе Эль-Баррио, его жена шесть лет как умерла, да и сам он далеко не Геркулес, и все же он готов кинуться в драку. Он напоминал Холлидею пожилого, одуревшего от ударов боксера, который просто не знает слова "поражение".
По стеклу застучали, и дверь в дальнем конце комнаты распахнулась. Ким проскользнула внутрь, ее алые луноходы и розовая стеганая куртка горели неуместно ярким пятном на сером фоне прокуренного скучного офиса. В своей отороченной мехом шапочке она походила на эскимоса.
- Хол, ты слышал меня? Я просила тебя вернуться к десяти, о'кей? - Она помахала рукой: - Хай, Барни!
- Хай, солнышко! Как торговлишка?
Она выпятила нижнюю губу. Эти простые гримасы чистого, почти бесформенного лица иногда придавали ей вид совсем маленького ребенка.
- То вверх, то вниз, то вверх, то вниз, Барни.
- Тебе надо работать на лифте, малышка. - Холлидей слышал эту репризу уже несколько раз. Ким по традиции округлила глаза.
- А что будет в десять? - спросил он.
- Хол всегда жалуется, - Ким обращалась к Барни, - что я никогда с ним никуда не хожу. Говорит, мы нигде не бываем. Завтра будет сюрприз. Не опаздывай, Хол!
Он не успел ничего спросить, а она уже захлопнула дверь и сбежала по лестнице.
- Сюрприз! Она же знает, как я ненавижу сюрпризы. Барни заворчал:
- Ты же жалуешься, что вы никуда не ходите, а когда она что-то устраивает, что ты делаешь? Жалуешься. Слушай, Хол. Ну-ка, гляди веселее! Эта девушка - самое лучшее, что случилось с тобой в жизни.
- Ты думаешь?
- Знаю, дружище. Год назад ты был унылым, несчастным ублюдком. Поверь мне. Ведь я был рядом, вместе варились в этом соку.
- Неужели правда? Настолько плохо?
- Именно. - Барни рассмеялся. - Иногда мне кажется, ты сам не понимаешь, как тебе повезло.
Холлидей пожал плечами.
- Ну, не знаю... - Он подумал, как же просто выглядят любые отношения с точки зрения постороннего наблюдателя.
- Хол, ты любишь эту малышку? Холлидей засмеялся.
- Люблю? Бог мой, что такое любовь?
- Сам знаешь. Простое, знакомое чувство, влечение к другому человеческому существу, желание, смешанное с нежностью. Потребность в обществе друг друга.
- Ну да... Все эти штуки... Но я не уверен, что вместе они составляют любовь.
Барни пожал плечами.
- Твоя беда в том, Хол, что ты не можешь распознать счастье, когда оно падает на тебя с неба. - Он замолчал, будто вглядываясь во что-то далекое, давным-давно ушедшее. Холлидей решил, что сейчас начнется еще одна сага об Эстелле, и улыбнулся про себя. Он хотел объяснить Барни, что нельзя по опыту собственных отношений с женщиной судить о других. Каждая пара неповторима, соткана из сложнейших, неуловимых психологических связей. Да и к тому же тридцать лет назад все было иначе. Начать с того, что мужчина и женщина вступали в брак, как предполагалось (и это было поистине удивительно), на всю жизнь. Сам Холлидей никогда не заглядывал в будущее дальше чем на неделю.
Ему подумалось: кто знает, может, они с Ким оттого и вместе, что он так мало ее видит? Тут он упрекнул себя за подобный цинизм и попытался отгадать, что за сюрприз она приготовила для него завтра.
Барни потянулся, зевнул во весь рот:
- Все, я ушел, Хол. Увидимся завтра. - И вылез из вращающегося кресла. Стоя он выглядел ненамного выше, чем сидя: коренастое, крепко сбитое туловище, пивной животик, кривые ноги. Барни захлопнул за собой дверь спальни, и через минуту Холлидей услышал шум душевых струй и баритон своего партнера, выводящий какую-то скорбную ирландскую жалобу.
Он скользнул в кресло и обратился к компьютеру на столе, просмотрел с дюжину старых случаев: все знакомо. На душе от этого сделалось тошно.
Он уже собирался перевести курсор на одно из дел - бизнесмен, пропавший месяц назад с запасом наличности своей компании, когда вдруг заметил звездочку, вспыхивающую рядом с именем. Это означало новый случай. Подивился, почему Барни ничего не сказал, и быстро просмотрел записи, которые накануне сделал шеф.
Женщина по имени Кэрри Виллье явилась к ним в офис в понедельник утром и заявила о пропаже своей любовницы, Сисси Найджерии. (Барни напечатал на полях: лесбиянки, из-за этого и поменяли имена, выбрали нечто патриотичное, "назад к своим корням!". Удивительно, почему эта Виллье не сменила имя на "Квебек".) В одно прекрасное утро Найджерия ушла на работу, и больше ее никто не видел. В офисе КиберТек, где она работала компьютерным оператором, она так и не появилась. Виллье выждала пару дней, а потом обратилась в полицию, которая провела расследование и ничего не обнаружила.
Холлидей перевел комп-запись встречи на стенной экран и увидел высокую, очень красивую женщину в дорогом серебристом плаще. Ее бритый череп, в соответствии с последней лесбийской модой, покрывали вытатуированные мандалы. Она изложила факты твердым голосом с легким французским акцентом, однако Холлидей видел, что под вызывающе изысканной внешностью женщины кроется мучительное беспокойство о безопасности своей любовницы.
Она принесла портрет Сисси Найджерии, поразительно красивой чернокожей женщины с бритой головой и высокими, выступающими скулами.
Холлидей улыбнулся, вспомнив, как возмущалась его сестра шовинистическими воззрениями брата. "Определение любой женщины как прекрасной является еще одним показателем мужского эгоцентризма и нетерпимости. Подобные ярлыки унижают женщину..." или что-то в этом роде. Мысли о Сью пробудили цепочку болезненных воспоминаний. Он снова взглянул на экран и прочитал адрес Кэрри Виллье: Солано-Билдинг, Гринвич-Вилладж.
Он понял, почему Барни не стал упоминать об этом деле. Слишком мало зацепок. О чем тут говорить? Найджерия взяла на недельку отпуск и не сказала своей любовнице, куда направляется... Однако Виллье согласилась платить по пятьсот долларов в час, чтобы агентство разыскало ее возлюбленную. Для Холлидея это вполне достаточный стимул.
Из примечания к контракту, дополняющему файл с делом, Холлидей узнал, что вечерами после семи часов Виллье в основном бывает дома. По четвергам и пятницам она проводит время в баре "Пена" в Ист-Вилладж.
Он набрал на клавиатуре код ее дома и пару минут слушал длинные гудки. Потом задумался над альтернативой: подождать ли, пока она вернется домой, или рискнуть и нырнуть во враждебную стихию бара "Пена" в надежде найти ее там. Она оставила у Барни входную карточку в бар - вот и еще одна причина, почему Барни не хотел браться за это дело. Мысль о Барни Клюгере, грозно расправляющем плечи перед порталом лесбийско-сепаратистского конклава, каким является бар "Пена", казалась и комичной, и невероятной.
В ящике стола он отыскал карточку и сунул ее в карман брюк. Потом оставил в компьютере записку для Барни, запер дверь, сбежал по ступеням и направился к помятому "форду" - собственности Барни.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мороз облил тротуары предательской, глянцевой пленкой. Холлидей поднял воротник и взглянул в ночное небо. Впервые за много недель облачный покров, раскинувшийся над городом, растаял, открыв взору яркую россыпь сверкающих звезд. Обжигающий холод набросился на обнаженные участки тела. Сыщик нырнул в "форд", который завелся со второй попытки, и стал выруливать на проезжую часть.
Едкие облака пара висели над продовольственными киосками с красными, белыми и синими поликарбоновыми маркизами, которые вытянулись вдоль тротуара. У каждого толпилась маленькая кучка людей, они приплясывали и постукивали ногами, ожидая своей очереди. Киоски торговали днем и ночью, от покупателей не было отбоя, они кормили рабочих окрестных фабрик и пакгаузов, беженцев, случайных, маявшихся бессонницей прохожих. По обе стороны улицы располагалось не менее пятидесяти киосков, где подавали блюда множества восточных кухонь: китайской, вьетнамской, корейской, тайской. Около десятка из них принадлежали Ким, а парочка находилась на отшибе, в соседнем квартале. Какофония резких голосов и отдаленный вой патрульных машин заполняли ночной воздух.
Он свернул на 106-ю Восточную улицу и двинулся к Парк-авеню и поехал по улицам, обрамленным палатками, поликарбоновыми ящиками и всяческими другими контейнерами, которые хоть как-то можно приспособить под подобие жилья. У некоторых семей не было даже и такой роскоши - вообще никакой крыши над головой. Они жили прямо под открытым небом, сгрудившись вокруг шипящих горелок и мигающих огней газовых плит. Пять лет назад, после уничтожения станции в Рели, начался наплыв беженцев из южных районов, сначала это был небольшой, но упорный ручеек, однако атака террористов на атомные станции в Мемфисе, Ноксвилле и Норфолке стронула с места миллионы. Разумеется, не все беженцы из пораженных радиацией районов хлынули в Нью-Йорк, многие мигрировали на юг: в Новый Орлеан и Флориду, но большинство двинулись на север; и город, перенаселенный и до нашествия, теперь просто лопался. Прошлый год стал свидетелем волнений в Нью-Джерси, уличных боев между беженцами и обозленным местным населением, когда были сожжены целые кварталы жилых домов. В результате эти, прежде плотно заселенные средним классом, районы пришли в упадок, кишели бандами и, как слышал Холлидей, облученными при взрывах беженцами, которые не попали в сеть пособий и охранных мероприятий, созданную правительством после первых терактов.
Самое отвратительное в том, размышлял он, что перемены происходят так постепенно и медленно. Теперь он уже и не помнил времени, когда Нью-Йорк не походил на знававшую лучшие времена столицу третьего мира. Разумеется, власти заявляли, что они работают над проблемой бездомных, однако складывалось впечатление, что никаких перемен к лучшему нет. Несчастные умирали от голода на улицах, и каждый день новые потоки беженцев вливались в город.
А работа Холлидея состояла в том, чтобы отыскивать пропавших людей среди тридцатимиллионного населения. Как ту иголку из пословицы - в стоге сена. Чудо в том, что иногда это ему все же удавалось.
Хотя тротуары плотно усеяны бездомными, на проезжей части почти совсем нет движения; за раз он насчитывал не более полдюжины автомобилей. Вот и еще одна перемена, поразившая жителей Нью-Йорка. Два года назад Арабский Союз, предвидя уменьшение добычи нефти, резко повысил на нее цены, вслед за этим цены на горючее возросли на пятьсот процентов. Теперь бензин стоит почти пятьдесят долларов за галлон. Большинство людей, оставляя свои машины-дома, ездят теперь общественным транспортом. Холли-дей и Барни пользовались "фордом" весьма экономно, в основном ночью, когда автобусов почти не было.
Он обогнул спящую группу беженцев, которая вылезла на дорогу, повернул на Парк-авеню, и двинулся прочь от центра. Проехал мимо череды зданий, украшенных по последней моде голографическими фасадами. Он знал, что на самом деле они совсем не то, чем выглядят: на прошлой неделе он видел, как инженеры покрывали эти здания пластинами голографичес-ких капилляров. Щелчок выключателя - и скучные кирпичные громады превращаются в любое чудо архитектурного искусства, какое только могут пожелать их владельцы. Надо признать, что в большинстве случаев их с немалым вкусом превращали в викторианские городские особняки с медового цвета колоннами и резными карнизами. Холлидею попадались и другие, куда более вычурные примеры архитектурной экстравагантности: то миниатюрные копии Тадж-Махала, то пирамиды, скрывающие всего-навсего заурядный универмаг.
Ему-то казалось, что последним достижением гологра-фических чудес является проекция личности, столь любимая людьми бизнеса и богачами, а возможность косметического преображения зданий и в голову не приходила. Интересно, куда еще может устремиться голографическая экспансия... если, разумеется, технология не будет, как полагает Барни, раздавлена виртуальной реальностью.
Он как раз вспоминал, что еще говорил Барни о виртуальной реальности, когда заметил вдалеке первый в городе ВР-бар, точнее, голографическую рекламу, влекущую горожан в недавно открытую страну чудес. Над пересечением с 72-й улицей висела проекция тропической роскоши: золотой пляж, окаймляющий лазурную лагуну. Бегущая между зданиями строка откровенно взывала: "Холодно? Зайди и насладись солнцем!"
Проезжая бар, Холлидей сбросил газ. Это был старый знакомец "Парадизо", закрывшийся в прошлом году голо-драмо-театр. Снова вспомнились слова Барни: а вдруг это знак грядущих перемен?
Весь тротуар перед баром был забит очередью - стояли по двое, и хвост тянулся на целый квартал. Время от времени люди чуть-чуть подавались вперед, и Холлидей подсчитал, что они должны были простоять уже несколько часов. Несмотря на прежний скепсис, в нем пробудилось любопытство. Если ощущения там действительно настолько правдоподобны, как утверждал Барни, если ты можешь наслаждаться эрзац-солнцем посреди зимы и не в состоянии почувствовать отличие от настоящего тепла, то, может быть, оно того стоит, по крайней мере деньги за билет выброшены недаром? Но это уже следующий вопрос: интересно, сколько они берут за вход? Утром он спросит у Барни, и Холлидей прибавил скорость и пролетел мимо бара.