– Хочешь еще выпить? – предложила Диана. – После таких гостей это просто необходимо.
– Ты права, – согласился я и пошел к бару. – Они были настоящими друзьями Майка Клюгера? – спросил я тихо через несколько секунд.
– Они так говорят. – Она пожала плечами. – Раньше я ничего не слышала ни об одном из них. Месяц тому назад они начали звонить мне с единственной целью: узнать, когда вернется мой муж. Что ты думаешь о них, Майк?
– Банда негодяев! – сказал я, посмотрев в ее лицо. – А что думаешь о них ты?
– То же самое, – тихо ответила она. – Но они очень разные: Эдвардс вполне отвечает определению Сонни Веста – ожиревший боров. Если Лон Стерн когда-то преуспевал, то теперь этого явно не скажешь. Единственный, кто меня беспокоит, – Сонни Вест. Он кажется мне опасным.
– Он и выглядит опасным, – сказал я. – Такое ощущение, что он недоволен всем миром!
– Поэтому, если ты продолжить игру в моего мужа, тебе в первую очередь надо опасаться Сонни Веста, – спокойно сказал она. – Сонни Веста и детектива страховой компании Халлорана. Они образуют красивую пару: скорпион и змея.
– Ты узнала все это по их голосам? – спросил я с любопытством.
Она мягко засмеялась.
– Невероятно, но это так! Я ведь и подделку в тебе узнала на слух.
– Верно, – согласился я. Затем продолжил: – Ты хотела о чем-то поговорить еще до прихода Халлорана.
– Мне интересно, как ты попал на это место, Майк Фаррел. И что за люди тебя послали, ведь они так много знают о Майке Клюгере, его друзьях и обо мне.
Я сел на стул лицом к ней, закурил сигарету и рассказал ей все, начиная с того момента, когда я проиграл в рулетку последнюю тысячу.
– Как выглядит эта Арлина Грей? – спросила она, когда я закончил свое повествование.
– Блондинка, немного выше тебя и такая же стройная. Хорошо себя контролирует. Отлично одевается. Что еще: по-моему, весьма неглупая женщина.
– А что Вальтер Арндт?
– Внешне обычный человек, но что он скрывает под этой маской – мне неизвестно.
– Значит, они запугали тебя, Майк Фаррел? – Ее вопрос был похож на утверждение.
– Не совсем так, – честно ответил я. – Но, оказавшись запертым в доме, где по крайней мере полдюжины головорезов готовы по их приказу превратить меня в отбивную, я испугался.
– Я никогда не слышала о них, – пробормотала она. – И муж никогда не упоминал их имена. – Она встала, потом медленно повернула голову в мою сторону. – Майк?
– Да?
Диана подошла к моему стулу и остановилась в двух футах от него.
– Встань, пожалуйста.
– Пожалуйста, – я встал на ноги.
Ее правая рука легко коснулась моего лба, затем она последовательно и аккуратно ощупала мое лицо.
– Сегодня ты слышал много предложений. Можешь выслушать еще одно?
– Давай! – Я пожал плечами. – Терять мне нечего.
– Я хочу узнать, кто эти двое. Они мне незнакомы, но так много знают и обо мне, и о моем муже, – произнесла она внезапно похолодевшим голосом. – Если я сейчас прогоню тебя, то ничего о них не узнаю, поэтому я предлагаю следующее: ты и дальше будешь изображать моего мужа, а я буду делать вид, что верю в это. Взамен ты будешь точно рассказывать мне все о событиях, происходящих вокруг тебя. Я хочу знать каждую деталь, что люди говорят и что они делают. Согласен?
– Конечно. Мне очень повезло, что ты сразу же поняла обман! – сказал я. – Но мы должны прямо обсудить одну вещь. Предположим, я получу эти алмазы. Что тогда?
– Когда придет время, ты сделаешь с ними все, что захочешь, – мягко сказала она. – Меня они не интересуют. В течение семи лет они меня не волновали, и я не вижу причины, чтобы сейчас изменить свое мнение.
– А как быть с настоящим Клюгером? – спросил я. – Мои сообщники где-то держат его. Тебя не заботит, что с ним случилось?
– Если бы вместо тебя сюда сегодня пришел мой муж, – сказала она тихо, – я бы потребовала от него только одно – развод. Чтобы жениться на мне, он обманул меня, когда через шесть недель, проведенных со мной, уехал в Нью-Йорк, о любви не могло быть и речи. И все время, что он пробыл в тюрьме, я, естественно, от него ничего не получала. Первые два года я содержала себя и этот дом, вернувшись на прежнюю работу. Потом умер мой дядя и оставил мне постоянный доход в ценных бумагах, так что теперь я могу не работать, и, пока у меня со зрением так плохо, могу сидеть дома.
Диана отвернулась и рассмеялась.
– Такие, как Клюгер не возвращаются из-за женщины. Единственное, что могло бы привести его сюда, это бриллианты! Он никогда не думал о том, что случилось со мной, и сейчас я ощущаю то же самое в отношении его. Надеюсь, теперь у тебя ясное представление о моих чувствах, Майк Фаррел, чтобы считать этот вопрос совершенно исчерпанным!
– Я понял, – сказал я. – Вопрос закрыт, и мы заключили соглашение.
Звонок телефона снова ударил по моим нервам.
– У тебя сегодня очень занятой вечер, – улыбнувшись, заметила Диана.
Подняв трубку, я услышал нервный женский голос:
– Это ты, Майк?
– Разумеется, – осторожно ответил я.
– О, Боже мой! Как я счастлива снова услышать твой голос, дорогой! Можно говорить свободно?
– Разумеется, – снова ответил я.
– Мы должны встретиться. Можем прямо сегодня?
– Давай сегодня!
– Ты не знаешь, как долго я мечтала об этом, – ее голос прервался. – И теперь это реально. Нет, не могу поверить, дорогой. У меня скоро будет перерыв на полтора часа. Может, встретимся в баре Хагана, скажем, минут через тридцать.
– Отлично, – вяло ответил я.
– До встречи, любимый! – прошептала она и повесила трубку.
Я безнадежно и тупо смотрел на телефон. Ну и дела: я должен встретиться с некоей дамой, сходящей с ума по Майку Клюгеру и дрожащей от одной только мысли о нем. И я должен встретиться с нею в заведении, под названием «бар Хагана». Все очень просто, за исключением того, что я не знал, кто она, как ее имя и как она выглядит! Было от чего сойти с ума.
– Интересный звонок, Майк? – спросила Диана.
Я пересказал ей разговор и пожаловался на неожиданно возникшие проблемы.
– Ты сможешь получить бриллианты гораздо быстрее, чем предполагал, – с горечью сказала она. – Если мой муж оставил их кому-нибудь, то это, вероятнее всего, другая женщина! Лейтенант полиции, надоедавший после его ареста, утверждал, что муж тайно сюда возвращался на сутки всего за два дня до того, как его взяли в Нью-Йорке. Лейтенант считал, что муж приезжал ко мне, а я, естественно, знала, что это не так, поэтому и решила, что лейтенант просто пугает меня.
– Так что придется идти в бар Хагана. Но как я узнаю ее? При помощи радара?
– Не беспокойся, – грустно сказала она. – У моего мужа хороший вкус на женщин. Ты не ошибешься, если выберешь самую привлекательную.
– Пожелаешь мне удачи? – спросил я.
– Могу сделать кое-что более необходимое тебе. – Она улыбнулась. – В холле, в ящике стола, ты найдешь ключ от двери, а также пистолет.
– Пистолет?
– Я приобрела его для самозащиты, когда начала слепнуть, – объяснила она. – Я думала, что женщина, живущая одна и страдающая плохим зрением, нуждается в защите. Это, конечно, больше для самоуспокоения, сам понимаешь, какая польза слепому от оружия? Однако сейчас он может тебе понадобиться.
– Большое спасибо, – отозвался я. – Ну, мне пора. Вероятно, прощаемся ненадолго.
Я был уже у двери, когда она позвала:
– Майк Фаррел!
И голос ее звучал совсем иначе, чем прежде.
– Что! – Я остановился и посмотрел на нее.
– Помнишь, ты сказал, что у меня красивые ноги. Ты просто хотел удостовериться в моей слепоте, или действительно так считал?
– У тебя очень красивые ноги, – уверенно заявил я.
– Спасибо. – Она слегка покраснела, но, сделав усилие над собой, продолжила: – я знаю, что это ужасно, Майк, но скажи, как остальное?
– Остальное? – переспросил я.
– Остальное мое тело. – Она нервно хихикнула. – Я имею в виду, какую я вызываю реакцию, если не считать ног?
– Ты исключительно привлекательная женщина, Диана, – сказал я, – и твой муж, должно быть, рехнулся, когда решил оставить тебя.
– Как я выгляжу по сравнению с… как ее имя? Арлиной Грей, например? – настаивала она.
– Если бы я мог выбирать, – тихо ответил я, – о ней я бы даже не подумал.
– Спасибо. – Она опустила голову. Взгляд ее казался усталым.
– Теперь я отпускаю тебя и уже сожалею, что подвергла тебя такому допросу. – В ее голосе слышалась виноватая нотка. – Просто прошло четыре года с тех пор, как я смотрелась в зеркало, это все-таки большой срок, а какую женщину не интересует собственная внешность.
5
Без десяти двенадцать ночи я вошел в бар Хагана. От нервного напряжения у меня даже заболел живот. В конце бара сидело двое парней, в середине – мужчина средних лет разговаривал с некрасивой блондинкой, а ближе всех ко мне находился одинокий парень, допивавший, по-видимому, десятый бокал виски. Так что оставалось рассмотреть кабины, расположенные вдоль дальней стены.
Первые две были пусты. В третьей спокойно сидела пожилая женщина. Из четвертой смотрел с нетерпением на вход юноша, явно ожидая подружку. Следующие две были пусты. В седьмой расположилась привлекательная блондинка, под расстегнутым плащом которой отливало золотом платье с блестками. Даже при слабом освещении, ее косметика была чересчур заметна.
– Садись, Майк, – прошептала она, когда я подошел ближе, – и позволь мне просто смотреть на тебя!
Я сел на стул напротив и закурил сигарету. Ее глаза буквально впились в мое лицо. Приход бармена прервал это разглядывание. Я заказал бурбон, потом поднял глаза на девушку. Не отрывая от меня взгляда, она быстро покачала головой.
– Что ты там видишь, не черта же, – нервно усмехнулся я.
– О, Майк! – В ее глазах внезапно сверкнули слезы. – Я ждала семь лет!
Бармен принес мой бурбон и вернулся к бару.
– За нас, – сказал я и выпил одним глотком половину бокала.
– Сама не могу понять, почему я веду себя как идиотка, – тихо сказала блондинка. – Дай мне сигарету.
Она быстро затянулась пару раз, потом откинулась назад.
– Ты почти не изменился, Майк, – сказала она спокойнее, – разве что голос звучит несколько иначе, и внешне ты немного постарел.
Я, наконец, отважился внимательнее рассмотреть ее лицо. Она относилась к тому типу женщин, которые выглядят очень привлекательными, пока молоды, но после тридцати – быстро теряют свою красоту. А ей уже было под тридцать. Чересчур тонкое лицо, костлявый нос и неприятный изгиб узкого рта – все эти отнюдь не украшающие черты вскоре могли выступить на первый план. Кроме того, ее лицо портила, превращая в гротескную маску, излишняя косметика.
– Ты выглядишь отлично, девочка, – тепло сказал я.
– Я давно не девочка, – заявила она наигранно-сердито. – Может, я была ею перед нашей последней встречей. Но ты сам сделал меня женщиной в ту ночь, или ты уже забыл?
– Конечно, не забыл, – быстро сказал я. – Ты почти не изменилась, дорогая.
– Ты неисправимый лгун, – проворчала она. – За целых семь лет ни одной, даже маленькой почтовой открытки, ни одного слова от тебя. Я должно быть, сумасшедшая, что все это время верила в то, что ты сказал мне перед расставанием.
– Я рад, что ты верила мне, – я лихорадочно соображал, о чем мы, собственно, говорим.
– «Жди меня, – ты сказал, – как долго бы тебе не пришлось ждать, я вернусь!» Так ты сказал, Майк, и я настолько была глупа, что поверила каждому слову.
– Но я же вернулся?
– Да, ты вернулся, – она пустила в мою сторону тонкую струйку дыма. – Но ты пошел домой к своей жене, и я вынуждена была звонить тебе!
– Как я мог знать, где найти тебя? Ведь я приехал сразу же, как только ты позвонила.
– Да, это так, – ее голос стал мягче. – Извини, Майк, и не сердись на меня, обещаешь?
– Хорошо, – сказал я. – Но и я семь лет провел не на курорте, не забывай этого! Ты считаешь, что там мне было лучше, чем с тобой?
– Нет, конечно же, Майк, – она наклонилась вперед и схватила меня за руку. – Извини меня! И давай не будем об этом, мы же теперь вместе.
– Все, не будем, – заверил я ее. – Скажи, что еще нового?
– Когда я думаю о тебе и твоей жене, то теряю равновесие, – сказала она. – Ты знаешь, стоит мне вспомнить, как это было с ними обеими.
Я холодно посмотрел на нее.
– Ты с ума сошла, девочка? У меня только одна жена!
Она коротко хихикнула.
– Ты знаешь, о чем я говорю, Майк. Сперва с ума сходил из-за одной, а когда она оттолкнула тебя, недолго думая, женился на ее сестре.
– Парень может совершить за свою жизнь пару глупостей, – пожал я плечами. – Что же теперь делать?
– Знаешь, я просто ревную к ней, – она помрачнела, потом ее лицо снова прояснилось. – Но ведь ты именно ко мне вернулся из Нью-Йорка, хотя и на один день. – Она на секунду закрыла глаза. – Майк, это был лучший день в моей жизни. Я до сих пор помню каждую минуту этого дня! Ты знаешь, у тебя не было времени, полицейские шли по твоим следам, но ты, невзирая на опасность, приехал сюда только ради короткой встречи со мной.
Ее глаза снова сияли.
– Помнишь нашу поездку на побережье утром, когда ты сказал, что мы не пробудем там долго, потому что в купальнике я свожу тебя с ума? А завтрак в прекрасном ресторане на обратном пути? Тогда я первый раз попробовала шампанское!
После полудня ты повел меня в парк и потратил двадцать долларов, стреляя по мишеням на воде, чтобы получить для меня приз. А потом, ночью, когда мы пришли в отель, помнишь, какую ты нам придумал фамилию? Мистер и миссис Уайт. Я чуть не рассмеялась, когда клерк нас записывал.
– Конечно, – кивнул я. – Это был чудесный день.
– И ночь была не менее чудесной, – нежно пропела она. – До этого я не знала, что секс так приятен. Майк, я думала, что умру от наслаждения!
– И я чувствовал то же самое, девочка, – сказал я.
– Я ждала, так долго ждала, когда ты вернешься, Майк, – прошептала она. – Мечтала о том времени, когда снова увижу тебя, и теперь ты здесь, сидишь напротив меня, а я не могу в это поверить. Скажи мне, повторится ли снова та ночь?
– Конечно, ты же знаешь, что повторится. Иначе, я бы не пришел сюда.
Посмотрев на часы, висящие над баром, она улыбнулась мне.
– Мне пора, дорогой.
Платье с блестками, чрезмерная косметика, телефонный разговор, в котором она упоминала о полуторачасовом перерыве – даже дураку было бы понятно, что она выступает в каком-то шоу. Но в каком именно?
– Где ты сейчас работаешь, детка? – небрежно спросил я.
– «Голубой гусь». Я работала в другом месте, но когда узнала, что ты выходишь из тюрьмы, перебралась сюда. – Она секунду подумала. – Я заканчиваю около двух тридцати. Я увижу тебя после выступления?
– О чем ты спрашиваешь! – воскликнул я. Увидев, что она уходит, я, наконец, спросил:
– А с пакетом, который я просил сохранить для меня, ничего не случилось?
Ее глаза непонимающе уставились на меня.
– Ты не давал мне никакого пакета, Майк!
– Нет? – после небольшой паузы я попытался улыбнуться. – Ты не помнишь этот пакет? Я отдал тебе пакет с моей любовью, чтобы ты хранила его до моего возвращения.
– О, Майк, я не понимаю, о чем ты говоришь, но ты задерживаешь меня, и мистер Эдвардс будет недоволен.
– Крис Эдвардс?
– Конечно. – Она удивленно посмотрела на меня. – Ведь это его заведение.
– Я считал, что он продал его, – заявил я. – Ладно, дорогая, лучше не задевать ни его, ни посетителей. Увидимся ночью.
– Я сняла небольшую квартиру на время, пока работаю здесь, Майк, – пробормотала она. – Она такая миленькая и тебе должна понравиться.
После ее ухода, я заказал бармену второй бокал и досмотрел на часы. Было полпервого, так что в «Голубой гусь» можно было не спешить. Я потягивал напиток из бокала, и вдруг на стул, еще теплый от ее тела, присел другой посетитель.
Это был полноватый парень с твердым взглядом и короткими коричневыми волосами. Нечто неуловимое выдавало в нем полицейского.
– Наслаждаешься свободой, Клюгер? – холодно спросил он.
– А что, разве мне это запрещено?
– Вовсе нет, – проговорил он. – Я удивлен тем, что ты меня не помнишь.
– Разве можно забыть лицо, вроде вашего, лейтенант? – Я усмехнулся. Детальное описание внешности лейтенанта Кромби, арестовавшего Клюгера в Нью-Йорке и доставившего его на Западное побережье, хорошо отпечаталось в моем мозгу.
– Планируешь новую жизнь, Клюгер? – спросил он. – Расскажи мне об этом. У меня болит сердце за тебя. Я просыпаюсь ночами от страха за парня, сполна уплатившего свой долг обществу.
– У вас странный юмор, лейтенант.
– Я проснулся сегодня ночью и подумал, займешься ли ты снова камнями? А?
– У меня есть кое-какие мысли, – серьезно ответил я. – Я считал, что парни, вроде вас, не дадут мне возможности снова заняться этим делом.
Он откинулся назад и поманил пальцем бармена.
– Верни их нам, Клюгер, – мягко сказал он. – Ты достаточно умен, чтобы заработать на жизнь, и, думаю, не хочешь снова в Сан-Квентин.
Бармен принес пиво, и Кромби отхлебнул глоток.
– Чтобы снова очутиться в камере, тебе достаточно протянуть руки к этим алмазам.
– Откуда вы знаете, что меня не ждет приличный счет в банке Южной Америки?
– Потому, что ты не поехал в Южную Америку, а приехал сюда, – ответил он.
– Может, я появился здесь, чтобы встретиться с друзьями перед отъездом.
– Если бы ты избавился от этих камней, мы бы знали об этом, – сказал он доверительно. – Невозможно продать такую кучу драгоценностей незаметно. Кроме того, у тебя не было времени. Так что, приятель, ты вернулся, чтобы забрать камни, и в тот момент, когда ты возьмешь их, мы возьмем тебя.
Он сделал еще несколько глотков, потом вопросительно посмотрел на меня.
– Видел уже свою жену, Клюгер?
– Конечно, – кивнул я. – Она в порядке.
– Рассказала ли она о том, что случилось? – спросил он.
– О том, что она потеряла зрение? – Я усмехнулся. – Конечно, она рассказала мне.
– Не понимаю, как тебе удалось увлечь такую славную женщину, – проворчал он. – Ты хочешь сказать мне, что после семилетней отсидки возвращаешься домой, находишь свою жену слепой, и поэтому опять смываешься от нее, чтобы встретиться с этой дешевкой, сидевшей здесь пять минут назад?
– Вы дали мне кучу советов, хотя я у вас их не просил, Кромби. Теперь я вам кое-что посоветую. Подумайте о своих поганых делах!
На секунду гнев блеснул в его глазах. Потом он взял свою шляпу и встал.
– Ты прав, приятель, – тихо произнес он. – Зачем давать глупые советы. Ты пойдешь за камнями и возьмешь с собой оружие на всякий случай. А если рядом окажется полицейский, ты воспользуешься оружием.
– Лейтенант, – сказал я зло, – вы не допили свое пиво.
– Я поговорю с барменом о его качестве, – холодно произнес он. – Этот невыносимый запах любого может вывернуть наизнанку!
Голубая неоновая вывеска гласила – «Голубой гусь». Под ней была доска, на которой красовался портрет блондинки. «Джанис О’Брайен поет здесь каждую ночь» – было написано большими буквами прямо под портретом, и я внимательно изучил каждое слово, особенно два первых.
Я сел за столик в алькове, и официант извиняющимся тоном объяснил, что я на пять минут опоздал к последнему представлению. Я заказал бурбон и сэндвич, которые вскоре мне принесли.
Пока я расправлялся с сэндвичем, передо мной, заслонив всю комнату, внезапно выросла массивная фигура Криса Эдвардса.
– Майк, малыш! – пророкотал он. – Почему же ты не сказал, что выберешься сюда?
– Это внезапный импульс, Крис, – улыбнулся я. – Почувствовал дома себя неуютно и отправился прогуляться.
Он опустился в кресло, стоящее рядом со мной и подозвал официанта.
– Это будет настоящий праздник, мальчик! – Он повернулся к официанту. – Дай-ка нам бутылку импортного шампанского – самого лучшего!
Официант, выслушав приказ, моментально исчез.
– Настоящий праздник? Точь-в-точь, как в старые времена… Эй! Кстати о старом времени, у меня есть потрясающая, убийственная для тебя новость, малыш. Твоя последняя любовь снова работает здесь, в этом клубе. Джанис О’Брайен пела у меня первый раз семь лет назад, и, теперь, кто бы мог подумать…
Внезапно его серые глаза блеснули.
– Может, это не совпадение, Майк? Может, она неспроста приехала сюда именно сейчас?
– Я весь вечер возобновляю старые знакомства, Крис, – легко сказал я. – Только что я имел дружескую беседу с лейтенантом Кромби.
– Этот поганый сукин сын! – произнес он растерянно. – Удивляюсь, что он живет так долго.
Официант вернулся с шампанским, открыл его и наполнил два бокала.
– За твое здоровье, мальчик! – Крис поднял свой бокал. – Надеюсь, ты пробудешь здесь долго.
– Что ж, выпьем за это, – сказал я. – Но ты говоришь так, словно торопишь меня?
Он на секунду замешкался.
– Ты же знаешь, малыш. Пока ты сидел в тюрьме, твоя жизнь не стоила ни цента!
– Ты считаешь, что нужно действовать быстро?
– Ну… – Он пожал плечами. – Как я и говорил тебе прежде, у меня есть контакты, и ты знаешь, что мне можно доверять. Гораздо больше, чем Лону Стерну, верно?
– Я хочу сто тысяч наличными! – сказал я, пытаясь проверить правильность оценки, сделанной Арлиной Грей.
– Я знаю, что тебе известен курс, малыш, – в голосе Эдвардса слышалось сомнение. – Но сто тысяч долларов?
– Необработанные алмазы хороши тем, что их можно обработать и получить полную цену, Крис.
– Тебе придется платить за все это, – сказал он с сомнением. – Обработка может продлиться полгода, а риск будет расти с каждым днем. Не хочу тебя обидеть, но ты не можешь их держать так долго. Они опасней, чем бомба, Майк. Единственный выход для тебя: забрать камни и как можно быстрее их сдать, пока другие не приделали им ноги.
– Ты мне что-то советуешь, Крис? – спросил я.
– В подобных делах покупатель сильно рискует, – сказал он извиняющимся тоном. – Он получает горсть бриллиантов за наличные, а потом… Перепродажа или обработка ворованных камней – слишком опасные операции и легко можно прогореть.
– И ты мне помогаешь в этом деле совершенно бескорыстно?
– Бескорыстно, малыш! Я считаю, что максимальная цифра, которую ты сможешь получить без моей помощи – это тридцать тысяч, потому что любой покупатель знает, что тебе нужно срочно их толкнуть. Позволь мне сделать это, малыш, и я гарантирую тебе… – Он быстро подсчитал. – Около пятидесяти, по крайней мере, не меньше, чем сорок пять!
– А сколько гарантируешь себе, Крис? – усмехнулся я.
– Я реалист, ты ведь знаешь. Скажем, мне причитается двадцать процентов. Останется еще достаточно крупная сумма.
– Я подумаю об этом.
– Отлично, – сказал он, кивая. – Только не тяни слишком долго, парень! Мне сегодня совсем не понравились Лон Стерн и его приятель. С психом, подобным Сонни Весту… – Он поднялся на ноги. – Я пойду посмотрю, как там Джанис, и скажу ей, что ты уже здесь.
– Спасибо, – ответил я.
Он отошел. Я снова налил себе шампанского и задумался: странный праздничек. Я предпочел бы сидеть вместо настоящего Клюгера в тюрьме, чем получить нож в спину на свободе…
Через пять минут улыбающаяся Джанис О’Брайен подошла к моему столику. Плаща на ней не было, а платье так сильно обтягивало фигуру, что я удивился, как она может сидеть в нем.
– Шампанское? – ее голос дрогнул, когда она увидела содержимое бокала. – Прекрасная мысль, Майк.
– Может быть, – сказал я, – но это прислал владелец заведения.
– Я не хочу никаких одолжений от мистера Эдвардса, – заявила она.
– Тогда почему бы нам не уйти отсюда? – спросил я.
Швейцар вызвал такси, и оно за несколько минут доставило нас к ее квартире. Поднимаясь по лестнице, Джанис взяла меня за руку. Однако, кроме нежности, я почувствовал силу и твердость ее руки.
– Моя квартира на третьем этаже, – подсказала она. – Я еще не привела ее в полный порядок, ведь я здесь всего две недели, но думаю, ты ведь не станешь возражать, Майк. – Она сжала мою руку. – Я все еще не могу поверить, что это правда, Майк. Ты и я – вместе всю ночь. Ты даже не знаешь, как сильно я люблю тебя, дорогой, но клянусь, что докажу тебе это еще до утра.
Мы миновали второй этаж и стали подниматься дальше.
– Не утомись, любимый, – счастливо ворковала она.
Когда мы подошли к дверям ее квартиры, она начала рыться в сумочке, пытаясь найти ключ. Затем, со вздохом облегчения, она достала его.
– Представь, если бы я уронила его где-нибудь, и мы провели всю ночь в холле? – прошептала она. – Я бы наверняка умерла!
Проходя за ней в квартиру, я был готов убить себя из-за того, что она нашла этот ключ. Единственной причиной моего пребывания здесь было желание убедиться в искренности ее слов относительно того, что Клюгер не оставлял ей пакета перед арестом.
Я не собирался оставаться с Джанис, но и не представлял, как сообщить ей эту новость.
Она нашла выключатель, и я вошел в мягко освещенный холл. Стоило мне сделать еще один шаг, и потолок обрушился на мою голову. Я почувствовал, как что-то твердое сильно ударило меня в затылок. Боль заполнила мой мозг, и я моментально погрузился в темноту.
Ощутив боль в голове, я понял, что очнулся. Я взглянул на часы и увидел, что пробыл без сознания, как минимум, двадцать минут.
Я по-прежнему находился в мягко освещенном холле, только теперь дверь была плотно закрыта за мной. Пару раз прокричав: «Джанис», но не получив ответа, я направился в гостиную, где тоже горел свет.
Она напоминала комнату после посещения маньяка. Все ящики бюро были вытащены, и их содержимое разбросано по полу. Из-под вспоротой обивки дивана и кресел торчали пружины. Даже картины были сорваны со стен и разодраны.