Браун Картер. Ностальгия по убийству

   Правая половина двери-арки открылась, и показался самый настоящий джинн из старых фильмов ужасов. Он глядел на нас не мигая. Я попятилась.
   — Что... это?
   — Ты имеешь в виду Ахмеда? — Селестина, усмехнувшись, указала подбородком на джинна, чей лысый череп сиял в лучах заходящего солнца.
   — Это... человек?
   — Сомневаешься? Он из прислуги. Олтон Эсквит привез его откуда-то с Востока, из аравийских земель. Так и живет здесь.
   Джинн казался великаном. Скрещенные руки на груди и крючковатый нос делали его настоящим чудовищем. Одет он был в шаровары из черной саржи и сандалии на босу ногу. Плечи прикрывал какой-то грязный балахон.
   — Ахмед, чего стоишь? — набросилась на него Нина. — Чемоданы — в багажнике. Неси их в дом. Где Блант?
   — Мистер Блант отдыхает, — ответил джинн и пошел к машине.
   Его голос поразил меня — это был красивый баритон влюбленного юноши из сказки. Ну и чудеса!
   — А что делает Трейси? — не унималась рыжая стерва.
   — Миссис ждет вас в гостиной.
   — Как всегда, пьяна? — ехидно спросила Селестина.
   — Не вполне, но находится именно на этом пути, мисс, — ответил Ахмед, обнажив в улыбке ровные белоснежные зубы.
   Он уже вытащил из машины наши чемоданы и поспешил широко распахнуть дверь в дом.
   — Проходите. О багаже не беспокойтесь — я сам разнесу вещи по комнатам.
   Нина, Селестина и я вошли в дом. Мистер Томчик остался объяснять Ахмеду, где чей чемодан.
   В самой «хижине дьявола» все было так, как и снаружи: запущено и мрачно. В холле я увидела множество комнатных растений, переплевшихся между собой, — картинка, словно из «Тарзана». В гостиной ждала другая картинка — времен инквизиции. Ромбовидные окошки с цветными витражами вместо обычных стекол, каменные плиты вместо паркета, высокие темные потолки... Мне показалось, что сейчас войдут средневековые монахи и начнут нас пытать. Подобные настроения усиливал свет из окошек, который делал все предметы в гостиной фиолетово-красного оттенка.
   Ну, если здесь не пытали, то шабаши точно устраивали. Иначе для чего все это?
   Мой глаз заметил в углу гостиной высокую стойку бара, покрытую мрамором, а за ней, на полке, — дюжину бутылок на самые разные вкусы. Я — небольшой поклонник виски, но от этой единственной привычной детали интерьера сразу стало теплее.
   У бара на стуле из бамбука сидела женщина с бокалом в руке. Когда она увидела нас, то попыталась приподняться. Это удалось ей только со второй попытки. Нетвердым шагом дама двинулась к нам, и я узнала белобрысую Трейси Денбор. Однако вместо соломенных жестких лохм свисали ярко-красные патлы. Годы обезобразили Трейси — она расплылась, ее щеки, подбородок, живот тряслись при ходьбе, глаза были выцветшими, водянистыми, на щеках пылали красные пятна, характерные для алкоголиков... Надо сказать, в целом, это была живописная особа. Как и слуга, она была одета в шаровары, только более шикарные, шелковые. На ее ногах я заметила парчовые туфли с загнутыми носами.
   — Ты все-таки привез их! — сказала хозяйка мистеру Томчику. — Эх, Уолтер!..
   Голос старой ветряной мельницы показался бы флейтой в сравнении с тем скрипом, который издавала Трейси Денбор.
   — Все в порядке, Трейси, — ответил бедный продюсер, вытирая платком вспотевший лоб.
   — Ну что, Нина, — хозяйка перевела свои водянистые глаза на мисс Фарр, — как поживаешь? Плохо выглядишь. Трудная была дорога?
   И, не дожидаясь ответной реплики, нелепо хохотнув, обратилась к Селестине:
   — Как себя чувствует будущая звезда Бродвея? Что-то я хотела тебе сказать?.. Ах, да! Алекс сейчас в своей спальне. Не хочешь присоединиться к нему? Отдохнуть и все такое... Зачем тратить время попусту?
   Она качнулась и покрепче сжала бокал в руке, словно это был спасительный трос.
   Селестина, широко расставив ноги и уперев руку в бок, медленно произнесла в ответ:
   — Что, Трейси, заливаешь тоску? Кроме воспоминаний, ничего нет, а?
   Но та уже смотрела на меня. Взгляд Трейси Денбор вдруг стал тревожно-осмысленным.
   — Кто это? Кого вы привезли?
   — Старлетка, из начинающих... — быстро сказала Нина и добавила, что моя мать когда-то была ее задушевной подругой и просила оказать покровительство дочери. — Я подумала: вдруг в нашем мюзикле найдется роль и для малышки...
   — Ничего себе — малышка!
   Необъятные шаровары заколыхались: мадам изволила смеяться. Неожиданно смех оборвался, и хозяйка грубо выругалась:
   — Чертово племя! Я все поняла! От меня не скроешь: Уолтер притащил свою любовницу!
   — Трейси, что ты говоришь! — подпрыгнул мистер Томчик. Трейси Денбор недобро взглянула на Нину Фарр, и та поежилась.
   — Говоришь, что хочешь оказать покровительство? Понятно, Нина... Притащила Селестину, чтобы та служила ширмой, а сама будешь с этой девчонкой... Не допущу! Тут вам не остров Лесбос!
   — Ты просто дура! — вскипела Нина Фарр и, приподнявшись на цыпочки, отвесила хозяйке звонкую пощечину.
   Наступила напряженная тишина. Слышно было, как позвякивают льдинки в бокале миссис Блант.
   — Виски — там! — громко сказала Нина и указала на бар. — Иди, Трейси, прополощи свой рот.
   — Ты права, дорогая, — пробормотала пьянчужка, — мне надо выпить. Ахмед!
   Эхо не успело утихнуть, как на пороге появился лысый джинн. Я даже не видела, откуда он выскочил.
   — Слушаю вас!
   Я вновь отметила, какая у него белоснежная улыбка.
   — Ты, евнух!.. Чтоб тебя!.. Иди к хозяину, растолкай его и скажи, чтобы спустился сюда.
   Несмотря на то, что Ахмеду попало за чужие грехи, он по-прежнему улыбался. Едва слуга вышел, как Трейси Денбор нетвердой походкой двинулась к бару. Я поняла: если кто и угрожает в этом доме моей подопечной Селестине, так это хозяйка. Ну, тварь! Уж я ее проучу при случае! Я знаю, куда нужно ударить, чтобы этот расплывшийся кусок мяса полчаса трясся, как болотная трясина! А самое главное — я применю свой прием на вполне законных основаниях, как телохранительница Селестины.
   Трейси наполнила бокал, бросила маленький кубик льда и с трудом уселась на свой бамбуковый стул. Ноздри ее затрепетали, глаза, не отрываясь, глядели на жидкость в бокале. Похоже, про нас алкоголичка забыла напрочь.
   Печальный мистер Томчик занялся коктейлями для Нины, Селестины и меня. Вдруг откуда-то сверху донесся шум — словно кто-то кубарем катился по лестнице. Мы, как по команде, повернули головы и увидели, что в гостиную входит Алекс Блант.
   Вот это да! Блант тоже постарел, но, в отличие от Нины Фарр и Трейси Денбор, сделался неузнаваемым. Он растолстел так, что выглядел квадратным. Если в старых фильмах он был обыкновенным верзилой с пустыми глазами, то теперь перед нами стояло обрюзгшее животное с красной рожей. Кончик его носа чем-то напоминал баклажан. Длинные редкие пряди кое-как прикрывали обширную лысину. Рубашка, которую он натянул на голое тело, была застегнута до середины, мятые брюки держались на подтяжках и тоже были полузастегнуты. Впрочем, мистер Блант этого не знал: наверняка у него была «зеркальная болезнь» — все, что ниже пояса, хозяин дома видел только в зеркале.
   — Привет! Рад встрече!
   Он смотрел на гостей осоловелыми глазами и улыбался бессмысленно, как клоун.
   — Меня подвела лестница.
   — Ты упал? — громко спросила Трейси.
   — Да. Пересчитал все ступеньки.
   — Очень жаль, — проквакала она. — Очень жаль, что ты не сломал себе шею. Но шея у тебя такая толстая, что надеяться мне не на что...
   — Это ты верно сказала: никакой надежды.
   Алекс двинулся к бару, и во взгляде его появилась заинтересованность.
   — Уолтер, тут должна быть бутылка мартини. Сделай мне коктейль со льдом.
   Потом он подошел к Нине и прижал ее к своей большой волосатой груди.
   — Ну что, моя радость, тебе хорошо в нашем домике? Не скучно?
   — Все просто великолепно, Алекс! Мы очень рады, что будем работать над постановкой под твоим присмотром.
   Как хорошая актриса, Нина провела эту сцену безукоризненно.
   Хозяин переключился на Селестину. Его губы расплылись в улыбке, мистер Блант плотоядно облизал их.
   — Здравствуй, моя богиня, здравствуй... Ты уже совсем большая девочка... Никак не привыкну... Какая грудь... А ноги!.. Как себя чувствует моя богиня?
   — Прекрасно.
   Эта черноволосая чертовка тоже держалась отменно — не опустила глаз, хотя мистер Блант буквально раздевал ее взглядом.
   — Хочу поблагодарить тебя, Алекс, — сказала Селестина. — Теперь мне комфортно в любом обществе. В свой прошлый приезд я быстро прошла с тобой курс наук, как отваживать похотливых стариков, лапающих молоденьких дур.
   Лицо Алекса Бланта вмиг стало плаксивым — совсем как в тех фильмах, в которых я запомнила его. Но глаза вдруг расширились: эта скотина увидела меня.
   — Эй! Что за симпатичная мордашка? И откуда? Где вы откопали такое сокровище?
   Нина Фарр снова защебетала что-то насчет моей матери.
   — Мэвис Зейдлиц — очень способная девушка, поверь мне, — закончила Нина.
   Мистер Блант слушал ее вполуха: глаза его блуждали по моей фигуре вверх-вниз.
   — Так ее зовут Мэвис? — произнес он вкрадчиво. — Добро пожаловать, Мэвис, в наш приют умалишенных! — Он улыбнулся, показав желтые лошадиные зубы. — Я не сомневаюсь, что нам удастся пристроить тебя в спектакле... Я лично подыщу тебе роль. Девушке с таким... хм, талантом нельзя прозябать в неизвестности.
   — Правильно, — скривилась Трейси. — Ты сразу начнешь проверять ее таланты или прежде, чем затащить эту кобылу в койку, выпьешь?
   Мистер Томчик не выдержал:
   — А может, прекратим пустопорожние разговоры? — сказал он неуверенным голосом. — Мне надоели ваши шутки...
   — Так мы здесь, оказывается, шутим! — загремел Алекс Блант, и бедный продюсер съежился. — Нет, дорогой, это ты у нас специалист по шуткам. Вспомни, как тебе пришлось удирать из Пеории в Чикаго, не расплатившись с труппой! Ну и сверкали у тебя пятки! Вот было смеху!
   — И все-таки Уолтер прав: поговорим о делах, — твердо сказала Нина. — Что с текстами и с зонгами? Где наши авторы?
   — Ребята приедут попозже, — ответил Блант и припал к мартини. Потом поставил стакан на стойку бара и добавил: — С утра работа закипит, вот увидишь.
   — Она закипит, когда ты, мой котеночек, придешь в себя, а это обычно происходит во второй половине дня, — укусила его Трейси.
   — Когда я работаю, я трезв! — вскинулся муж.
   — Да-да, помню... Последний раз ты был трезвым в тот день, когда японцы напали на Пирл-Харбор!
   И она с трудом поднялась на ноги.
   — Пойду потороплю нашего евнуха с ужином. Можете занимать свои комнаты на втором этаже. Первая от лестницы — Нины, дальше по порядку — Уолтера, Селестины и этой, как ее, Мэвис!
   — Трейси, я хочу тебе сказать... — Нина замялась. — Селестина и Мэвис могут пожить в одной комнате.
   — Я так и думала! — Трейси ощерилась. — С вашей блондинкой надо разобраться. Дело не чисто. Вы привезли ее с какой-то целью... Повторяю: тут вам, мои дорогие, не остров Лесбос!
   Быстрым шагом, еле вписавшись в проем двери, алкоголичка вышла из гостиной. Наверное, она боялась, что Нина снова влепит ей затрещину.
   — Ганн звонил мне сегодня, — Алекс посмотрел на мистера Томчика покровительственным взглядом. — Дела движутся. Они закончили первый акт.
   — А что с зонгами? — сразу заволновался Уолтер.
   — Две мелодии у Ганна готовы, но Бэнкрофт никак не сделает нормальный текст. Надо подождать — Бэнкрофт талантливый человек.
   Он снова принялся терзать бутылку мартини, выжимая из нее последние капли.
   — Будем считать, что так оно и есть, — вздохнул Уолтер. — Говорят, в одну и ту же реку нельзя вступить дважды, а мы вознамерились опровергнуть это... Конечно, если Нина и Трейси найдут общий язык и тряхнут стариной... Одна надежда на то, что зритель пойдет, чтобы посмотреть на своих былых кумиров...
   Тут он вспомнил, что забыл про будущую голливудскую звезду, и поспешно добавил:
   — И на Селестину, разумеется!
   Та недобро глянула на продюсера и чуть было снова не назвала его деревянным чурбаном. Однако сдержалась и сказала:
   — Меня, между прочим, уже давно зовут сниматься в сериалах!
   Нина встала между ними.
   — Успокойся, Селестина. Никто не сомневается в твоих выдающихся способностях. Мы уже много раз все обсуждали, и не надо показывать характер. Кто хочет съесть плод, должен залезть на дерево. А мы все еще топчемся на одном месте.
   — Ну не по моей же вине! — фыркнула дочь. — Ты же знаешь: я могу петь, не фальшивя, уже на первой репетиции.
   Нина нахмурилась.
   — Неужели? Лично я на первой репетиции фальшивила!
   — Но никому не позволяла говорить об этом! — захохотал Алекс Блант.
   — Ладно, — примирительно сказала Селестина. — Нам был обещан ужин — если, конечно, это не шуточки Трейси. Пойдем, Мэвис, приведем себя в порядок.
   — Иду!
   Мы вышли в холл и по винтовой лестнице поднялись на второй этаж. Раньше я считала, что такие лестницы делают исключительно металлическими, но здесь с удивлением обнаружила, что наверх ведут деревянные, продырявленные термитами ступени. Как только лестница выдерживает тушу Алекса Бланта? Большая загадка! Я поднималась и думала о том, какие они все злопыхатели, эти актеры. Так и норовят ущипнуть друг дружку побольнее. Интересно, доходит ли до кровопролития? Знал бы Джонни Рио, в какой серпентарий я опять попала!
   Сколько раз зарекалась не связываться с творческими личностями, да вот не выдержала...
   Селестина открыла дверь, включила свет, придирчиво осмотрела комнату и, неожиданно втащив меня внутрь, захлопнула дверь. Я опешила, но решила подождать объяснений.
   — Мэвис... — Селестина мялась. — Мне нужна твоя помощь. У меня нет надежного друга...
   Она с напряжением смотрела на меня, что-то прикидывая.
   Я молчала.
   — Ты же видишь, как тяжело с престарелыми идиотами, — Селестина вздохнула. — Мы здесь только один час, а я уже готова завыть от тоски.
   — Понимаю, — кивнула я. — Лично мне хочется взять палку и хорошенько пройтись по этому дому, колотя направо и налево.
   — Вот-вот! — оживилась Селестина. — Каждого в отдельности еще можно выдержать, но когда четверка собирается вместе... Если бы я могла, то послала бы всех подальше — включая собственную мамочку.
   Она села на кровать, подобрала под себя ноги и обхватила коленки руками.
   — Моя мама... Ты же видишь, что с ней происходит! Вбила себе в голову, что у нее появилась возможность вернуть молодость, успех и заодно протолкнуть в примы дочь. Мама просто умрет, если я откажусь делать то, что она наметила.
   — Значит, сама ты не рвешься в голливудские звезды?
   — Что за чушь! Мэвис, как ты могла подумать такое?! Я не то что на сцену — в переполненный зал ресторана стесняюсь входить! Но мама решила во что бы то ни стало сделать из меня актрису. И что меня бесит больше всего, так это лицемерие. Ведь под их бредовые идеи тратятся мои деньги!
   — Какие деньги?
   — Разве они не объяснили тебе, на чьи средства затевается мюзикл?
   — Ты говоришь про финансирование? — уточнила я. — Конечно, объяснили. Сказали, что сами на мели, а деньги есть только у Алекса Бланта. Именно потому одну из ролей будет играть его жена Трейси Денбор...
   — Алекс?! Алекс финансирует мюзикл?
   Селестина рассмеялась нервным смехом.
   — Все свои деньги Алекс вложил в развалину Олтона Эсквита, — она обвела рукой спальню. — У него нет даже средств, чтобы отремонтировать этот склеп...
   — Тогда кто же тот богач, который тратится на постановку?
   — Я.
   — Ты?.. Ты богата, Селестина?!
   — Ну, не так, чтобы очень...
   Она вздохнула и положила подбородок на сцепленные на коленях руки.
   — Тут все непросто, Мэвис... Когда папа умирал, он завещал все свои деньги мне. Но получить их я могу только по достижению совершеннолетия. Двадцать один год мне исполнится меньше, чем через месяц. Вот тогда я и разбогатею.
   И она опять вздохнула.
   Я осторожно поинтересовалась:
   — И насколько ты разбогатеешь?
   — Тысяч на двести, — равнодушно ответила Селестина. — Поэтому они решили нанять частного детектива — боятся потерять меня до того, как будут оформлены все бумажки на получение наследства.
   Тут и я начала кое-что соображать.
   — Скажи-ка, Селестина... Правда, мой вопрос не очень приятный, но что поделаешь... Кто унаследует деньги, если с тобой что-нибудь случится?
   — Понимаю, — кивнула она. — Нет, вопрос хороший... Меня он тоже беспокоит. — Ее глаза стали по-детски пугливыми. — Мне в этом доме почему-то очень страшно... Видишь ли... Много лет назад моего отца посетила идея создать сериал вестернов, причем главную роль в сериале, по его разумению, должен был сыграть «бравый ковбой» Алекс Блант. Видимо, Алекс был тогда популярен. А отец... Он был продюсером, но веса в Голливуде еще не имел. На студии идею одобрили, однако главную роль захотели отдать Рэю Милларду. Папа воспротивился, начался конфликт... Короче, отец перешел на другую студию и там осуществил задуманное. К этому времени Алекс Блант снимался в каком-то фильме и в сериал не попал. Папа всю жизнь чувствовал себя по отношению к нему виноватым, ведь он клятвенно пообещал Бланту главную роль... Кажется, даже есть какое-то письменное соглашение... Что касается мамы, то ей отец не оставил ни цента — между ними была лютая взаимная ненависть. Я не знаю всех подробностей, но если со мной что-нибудь случится за то время, которое осталось до совершеннолетия, то Алекс Блант сумеет получить деньги по старому долговому обязательству. Вот так.
   — Твои деньги достанутся этому борову? — удивилась я.
   — Не исключено. Причем, как только Алекс их получит, то постарается тут же свернуть постановку. Я уверена, что на мюзикл он не потратит ни единого доллара.
   — Селестина, у меня еще один нескромный вопрос... Сегодня в машине ты сказала, что Алекс побаивается тебя. Отчего?
   На ее лицо словно тень набежала.
   — Извини, Мэвис, — сказала Селестина глухим голосом и поднялась с кровати. — Я хочу принять ванну.
   Она стала распаковывать свой багаж. Достала туалетные принадлежности и полотенце и скрылась за дверью ванной.
   Вскоре я услышала, как льется вода.

Глава 3

   Во время ужина мое неважное мнение об актерах только усугубилось: все жадно ели и пили, каждый старался урвать лакомый кусочек, громко разговаривали, бранились, зло шутили...
   Когда Ахмед убрал со стола пустые грязные тарелки и подал кофе, появились авторы: драматург и композитор. Пьяный Алекс тут же подошел к ним, положив парням на плечи свои жирные, как тюленьи ласты, руки. Я думаю, он просто пытался устоять на ногах.
   Ганну и Бэнкрофту было лет по тридцать. Похоже, их связывали только возраст и работа. Во всем остальном они резко отличались.
   Берт Бэнкрофт — маленький, толстенький, как бочонок, с густой шапкой черных волос на голове и тонким шнурочком усов над верхней губой. Он был суетлив и привередлив, то улыбался, то хмурился — похоже, что его настроение менялось ежеминутно.
   Иган Ганн — высокий блондин, стриженный очень коротко. Он был неспешен и даже слегка заторможен. Его голубые глаза смотрели из-под толстых стекол очков внимательно и бесстрастно.
   — Друзья мои, вы тут всех знаете, кроме... — Алекс посмотрел на меня своими масляными пьяными глазками, почти незаметными из-за толстых щек. — Это Мэвис Зейдлиц. Сбог...смог...сногсшибательная блондинка. Рекомендую! Она хочет дебютировать в нашем мюзикле и покорить весь мир. Как считаете, девочка правильно выбрала время и место?
   Голубые глаза Игана Ганна оглядели меня.
   — Мэвис поет? — спросил он.
   — Нет, — ответила я.
   — Мэвис танцует?
   — Нет.
   Иган Ганн недоумевающе посмотрел на хозяина, который уже нашел свой стул и пристроил в нем свои чресла.
   — Кажется, время и место не совсем подходящие для нее, Алекс.
   — Ты не прав! — рявкнул тот так, что зазвенели бокалы. — Ты не видел, как Мэвис двигает попкой... То есть я хотел сказать, ты не видел ее пластику и ритмику... Это будет настоящей эротической сказкой! Мы это так поставим, что зрители застонут!
   — Погоди, Алекс, — заволновался Ганн. — Но как же замысел?.. Идея?..
   — Плевать мне на всякие идеи! Твое дело — музыка. А за остальное не волнуйся!
   Берт Бэнкрофт тоже оглядел меня и принялся теребить свои усы.
   — В чем-то Алекс прав, — нервно хохотнул он. — Это может быть вставным номером. Ты помнишь, Иган, мы говорили, что в конце первого акта нам нужно нечто зажигательное? Эротическая сказка... Хм...
   — Берт, ты резко поглупел, попав в этот дом, — холодно процедил Иган.
   — Черт побери! Ты сочиняешь музыку? Ну и сочиняй! — вскричал Бэнкрофт. — Автор сценария — я!
   — Автор либретто, не более, — вздернул нос Ганн. — Назвать сценарием то, что ты написал, нельзя. Ни одного свежего образа. Сплошные штампы. И это называется «произведением на современную тему»!
   Алекс Блант понял, что сейчас они разругаются, и решил вмешаться:
   — Давайте отложим спор на потом. У нас еще будет время поговорить, как и где вывести Мэвис на сцену. Друзья! Как насчет выпить? Мартини со льдом, а?
   Он встал и повел Бэнкрофта и Ганна к бару.
   Селестина наклонилась ко мне:
   — Мэвис, не принимай слова Игана Ганна всерьез: он против тебя потому, что ты ему понравилась. Этот сухарь страшно конфузится в обществе хорошеньких девушек, уж я знаю. И начинает корчить из себя Моцарта. Ты его приручишь в два счета.
   — Да ну!.. — отмахнулась я. — Толстячок показался мне более симпатичным.
   — Оставляю его тебе, — засмеялась Селестина. — Дальше все пойдет, как по расписанию: эта компашка надерется и начнет вспоминать, кто и где играл, пел или музицировал и кто делал это лучше. Лично я от их бредней уже сдыхаю. Не выношу ностальгические ахи и охи. Пойду спать. Увидимся утром, Мэвис.
   — Слушай, Селестина, я буду у тебя за стеной, и если вдруг кто-то начнет ломиться в дверь, стучи — приду на помощь.
   — Договорились.
   Она, улыбаясь, поднялась и пошла наверх. Я с чашечкой кофе пристроилась на диванчике и почти сразу же почувствовала, что кто-то плюхнулся рядом. Повернулась: так и есть — толстячок.
   — Не хотите выпить? — спросил он и протянул мне бокал, в котором позвякивали льдинки.
   — Я не пью ни виски, ни мартини.
   — И правильно делаете, — расплылся в улыбке мистер Бэнкрофт. — Но я принес вам не виски, а лимонад. Очень освежает.
   Я отпила немного: действительно освежает. Честно говоря, я могу выпить и более крепкий напиток, особенно, если это нужно для дела — любовного или какого иного. Но просто так не пью.
   — Плюньте на Игана, он всегда пыжится, когда видит красивую девушку, — зашептал на ухо толстячок, придвинувшись ближе, чем надо. — Все знают, что парень просто комплексует.
   — Ваш Иган меня нисколько не волнует, мистер Бэнкрофт, — заверила я его.
   — Зовите меня Бертом.
   — Хорошо. А вы можете звать меня Мэвис.
   Толстячок сразу глубоко задышал и придвинулся еще ближе. Глаза его сделались, как два голубиных яйца.
   — Благодарю, Мэвис, — сказал он так, как будто я пообещала ему спеть на ночь колыбельную.
   — Как дела? — поинтересовалась я. — Мечтаю получить в вашем мюзикле малюсенькую, но роль.
   А сама подумала: «Если бы Джонни видел меня сейчас подлизывающейся к драматургу!.. У него бы селезенка лопнула от смеха».
   — Все замечательно, — вздохнул Берт, — кроме парочки пустяков.
   — Хочу услышать о будущем спектакле из первых уст, — сказала я так, что самой стало противно.
   Толстяк начал теребить свои усики.
   — Ну... Нам надо создать нечто ностальгически-трепетное из жизни полузабытой кинозвезды... Я говорю про Нину Фарр. Мы придумали с Иганом кое-что. Но тут Нина выкинула номер: притащила эту крашеную рухлядь, у которой нет ни шеи, ни талии. Когда-то она играла роли авантюристок, но это не значит, что и сегодня ее можно затянуть в корсет и заставить танцевать канкан.
   — Понимаю, кого вы имеете в виду, — Трейси Денбор.
   — Да, Трейси... — Он посмотрел на меня и вздохнул. — Мы придумали такой ход: спектакль в спектакле. Изнанка мюзикла. Репетиции и все такое... О чем это я еще хотел сказать? Ах, да! — Берт хлопнул себя потной ладонью по лбу. — У главного персонажа, кинозвезды, которая решила тряхнуть стариной, есть красавица-дочь. Мать хочет сделать из нее знаменитость, но дочь не интересуют ни кино, ни театр. Она мечтает лечить туземцев где-нибудь в дебрях Африки или Австралии. Подвижническая натура... Однако дочь хочет помочь своей мамочке: ходит на репетиции, подбадривает, утешает... Ну, как мы придумали?
   — Класс! — я сделала восхищенное лицо. — И чем все заканчивается?
   — Сейчас расскажу. Но я вижу: ваш бокал пуст. Разрешите снова его наполнить?
   — Пожалуйста.
   Пока толстячок вертелся у бара, я провела «наружный осмотр» гостиной. Иган Ганн, очевидно, отправился спать, раздосадованный тем фактом, что моим вниманием овладел его соавтор. Лежит, наверное, в койке и кусает локти от досады. Алекс Блант и Нина Фарр заняли вдвоем одно кресло. Хм... Я не пуританка, однако подобные трюки проделываю только в интимной обстановке, а не на виду у всех. Черт побери! Трейси и Уолтер делают то же в другом кресле! Если Нина сидела на коленях у Алекса, то Уолтер — на коленях у Трейси. Воздержусь от комментариев.
   Вернулся Берт, неся два бокала с лимонадом. Берт сел и прижался к моему бедру, надеясь на ответный жест. Я не стала его делать, впрочем, и отодвигаться тоже.