Браун Картер. Соблазнительница

   Ее любопытство пересилило обиду.
   — Почему вы подумали, что я не замужем? — резко спросила она.
   — Взглянул, — ответил я, — и понял!
   Она вышла из комнаты с подчеркнуто прямой спиной — явным признаком одолевавшей ее бессильной ярости, а я расслабился на подушках. Примерно через десять минут в комнату вошла миссис Джофри Саммерс.
   На ней был домашний халат из дорогого белого атласа с вышивкой ручной работы, выполненной золотыми нитками. Я привстал, но она сделала нетерпеливый жест, предлагая мне снова сесть.
   — Этот визит имеет какое-то значение или вы просто выполняете процедурную формальность? — вместо приветствия спросила она.
   — Я не сказал бы, что это простая формальность, — ответил я. — Вы привезли вашу горничную с Восточного побережья?
   Она закрыла глаза и слегка вздрогнула.
   — Дома я бы не наняла ее даже мыть посуду! Она — лучшее из того, что мне предложили в местном агентстве, и лучшее доказательство, что путешествие по некоторым районам страны должно предваряться соответствующей подготовкой, а кое-где, — в ее голосе слышался прозрачный намек, — лучше вообще не появляться.
   — Нос оттого становится курносым, — как бы мимоходом заметил я, — что его часто прижимают к двери, подсматривая в замочную скважину.
   Миссис Саммерс еще на полдюйма распрямила свою всегда прямую спину.
   — Вера!
   — Да, мадам? — Горничная вошла в комнату, вопросительно глядя на нее.
   — Ты мне сегодня больше не нужна, — сказала миссис Саммерс. — Можешь идти.
   — Да, мадам, — явно с сожалением ответила горничная, бросив на меня испепеляющий взгляд.
   Миссис Саммерс дождалась, когда дверь за горничной закроется, потом села в кресло напротив меня и положила ногу на ногу.
   — Итак, — резко спросила она, — что вы собираетесь сообщить такого, чего нельзя говорить при посторонних? Вы арестовали Рикки Уиллиса, я надеюсь?
   Я опять начал все с начала, уже устав от однообразия и думая, не заговорить ли мне с французским акцентом, когда речь пойдет о фотографиях. Она взяла конверт, вытащила снимки и просмотрела их с отчужденным выражением лица. Через десять секунд она вернула их.
   — Ну? — не моргнув глазом обратилась она ко мне.
   Я рассказал ей, как обнаружил эти фотографии, как пришел к выводу, что Марвин собирался использовать их для шантажа.
   — А кто мог быть объектом шантажа, лейтенант? — Она пожала плечами. — У Анжелы совершенно нет денег, а я бы не дала за них и пенни.
   — Даже чтобы доказать факт изнасилования со стороны Рикки Уиллиса? — поддел я.
   — Существует масса других способов, — отрезала она. — Я вам уже говорила это в вашем грязном офисе. Как видно, у вас короткая память!
   — Это один из моих недостатков, — признал я. — Но я с вами согласен — он не мог шантажировать ими ни Анжелу, ни вас.
   — Тогда к чему они? — устало спросила она.
   — Хиллари мог бы заплатить большие деньги за негативы.
   — Хиллари? — Она слегка приподняла брови. — Ради чего?
   — Анжела час назад рассказала мне свою историю, — ответил я. — Как он соблазнил ее, как вы узнали об этом.
   У Марвина недавно отобрали лицензию, потому что он занимался поставкой девочек по вызову, кроме того, его подозревали в шантаже. Не исключено, что подобными услугами пользовался Хиллари.
   — Вы полагаете, что, обладая всей этой информацией, вы стали членом нашей семьи? — сухо спросила она.
   Я вздрогнул, и, как мне показалось, это получилось естественно.
   — Этого я не пожелал бы и Рикки Уиллису! — честно ответил я.
   Она зашипела как змея и, вскочив, уже готова была дать мне пощечину. Меня спасла хорошая реакция — я схватил ее за запястье и завел ей руку за спину, при этом она оказалась крепко прижатой ко мне, достаточно крепко, чтобы я почувствовал, как ее груди уперлись в меня.
   — Моя милая, — ухмыльнулся я. — Я не позволю тронуть меня, сколько бы миллиардов долларов за вами ни стояло.
   — Отпустите меня! — крикнула она, пытаясь высвободить руку.
   Я никогда в жизни не целовал обладательниц такого крупного состояния и потому сейчас не собирался упустить возможность. Я немного потянул ее за запястье. Она вынуждена была еще сильнее прижаться ко мне. Теперь я чувствовал удары ее сердца. Когда наши губы встретились, она в ярости отвернулась. Я свободной рукой схватил ее за шею так, что она не могла пошевелиться.
   Тогда она застыла как каменная. Позволив мне целовать ее все более страстно. Наконец я отступил, отпустив ее руку.
   Не двигаясь, она смотрела на меня, массируя кисть.
   — Я не имею права порицать вас за то, что вы не делаете различия между мной и остальными членами семьи, — сказала она напряженным голосом.
   — Вы очень привлекательная женщина, миссис Саммерс! — искренне воскликнул я. — Хотя ваши эмоции глубоко заморожены.
   Я не поверил глазам, увидев, как потеплел ее взгляд.
   — Называйте меня Лин, — попросила она. — Смешно звучит, когда мужчина, только что поцеловавший женщину, обращается к ней «миссис Саммерс». У вас ведь тоже, кроме звания, есть имя. Назовитесь! Мне кажется, у вас ужасно провинциальное имя. Элмер?
   — Зовите меня Эл, — ответил я. — Хотя, по-моему, это не лучше.
   — Не лучше, — согласилась она. — Хотите выпить?
   — Никогда не против.
   — На кухне есть коньяк. — Это прозвучало как приказ.
   Не худший вид спиртного. Я прошел на кухню и налил два бокала. Когда я вернулся, она сидела на кушетке.
   Лин взяла бокал и многозначительно посмотрела на меня:
   — За что мы выпьем, Эл? За вашу мужественность, я полагаю?
   — В сочетании с вашей женственностью, — продолжил я. — Или, может, вы ждали от меня других слов?
   — Сойдет, — сказала она, пригубив коньяк. — Я думаю, Анжела вчера была с Хиллари.
   — Верно, — согласился я. — Скажите мне что-нибудь. Например, почему вы ее так ненавидите? Это чувство копилось, наверное, долго.
   Она покачивала рукой, наблюдая, как напиток струится по стенкам бокала.
   — Мне было восемнадцать, когда я вышла за Джофри, — сказала она тихо. — К двадцати годам я уже родила Анжелу и стала слишком стара для него. Женщины старше девятнадцати для него вообще не существовали.
   И чем старше становился он, тем моложе были его партнерши. Все считали наш брак достаточно удачным. Но меня удерживало от развода с ним только одно — Анжела. Я не хотела, чтобы ее имя оказалось запятнанным из-за похождений ее отца.
   — То, что вы ненавидели его, понятно, — сказал я, — но почему вы ненавидите Анжелу?
   — Потому что она — точная копия своего отца, — с напряжением произнесла она. — Первое время я не хотела этому верить, закрывала на все глаза. Когда директора всех этих закрытых частных школ пытались убедить меня — очень деликатно, — я отказывалась слушать! Затем произошел случай с Хиллари — только тогда до меня дошло!
   — Может, здесь больше его вины, чем ее, — предположил я.
   Лин убежденно покачала головой:
   — В чем-то вы, конечно, правы: у Хиллари та же отвратительная натура, что и у его брата. Но я ведь видела их, Эл! Если кого-то и совратили, то только не Анжелу! Чтобы прекратить их связь, я отослала ее в Швейцарию. Там она пробыла год, но и оттуда ее вышвырнули. Когда она вернулась, я мольбами и угрозами пыталась отлучить ее от Хиллари… Так она через шесть недель сбежала с этим подонком Рикки!
   Она повернула голову, и я увидел, что айсберг наконец растаял — в ее глазах блестели слезы.
   — Я не ненавижу ее! — безнадежно призналась она. — Она мой ребенок, как же я могу ее ненавидеть? Но когда она сбежала, я поняла, что у меня осталось только одно средство вернуть ее: напугать так, чтобы она вообще потеряла интерес к сексу. Вот почему я заговорила об изнасиловании и всем остальном. Но я бы никогда не довела дело до суда. Вы должны мне верить, Эл!
   — В ночь убийства Марвина, — спросил я, — вы втроем обедали здесь?
   — Да, — кивнула она.
   — Первым ушел Хиллари, около четверти десятого?
   — Да, где-то около того, — подтвердила она.
   — И вы не видели его до следующего утра?
   — Я зашла к нему минут через двадцать. Мне нужно было что-нибудь от бессонницы — у меня закончились таблетки, и я пошла попросить у него.
   — Он был в номере? — мрачно спросил я.
   — Конечно. Он дал мне снотворное, и я вернулась к себе.
   — И все?
   — Больше я ничего не помню.
   — Он был в пижаме?
   — Нет, он был еще одет. Я пробыла там не более пяти минут, причем большую часть времени ждала, пока он поговорит по телефону.
   — О чем и с кем он говорил? — воскликнул я.
   — Телефон зазвонил сразу после того, как я вошла, — вспомнила Лин. — Он поговорил минуты три, а я ждала.
   Думаю, мое присутствие его очень стесняло, он внимательно следил за своими словами, давал односложные ответы.
   — Вы не могли бы вспомнить что-нибудь из разговора, кроме «да» и «нет»? — с надеждой спросил я. — Хоть что-то конкретное.
   — Ну… — Она немного подумала. — Единственная четкая фраза, которую я помню: «В одиннадцать часов я там буду» или что-то в этом роде.
   — Больше ничего?
   — Прошу прощения, — слабо улыбнулась она, — больше ничего. Это что-нибудь даст?
   — Может, это звонил Марвин и Хиллари договаривался с ним о встрече, — сказал я. — Но это не может служить уликой на суде.
   — Вы действительно думаете, что его убил Хиллари, а не этот ужасный мальчишка Уиллис?
   — У Хиллари были мотивы, а у Уиллиса — нет.
   Она допила коньяк и вернула мне пустой бокал.
   — Который час? — бесстрастно спросила она.
   — Половина шестого.
   — У вас в полиции не включают сирену или что-нибудь подобное, когда пора заканчивать работу?
   — Разве вы не слышали? Только что прозвучал свист.
   — Я рада, что хотя бы вы услышали, — пробормотала она. — А то я уже начала удивляться.
   — Пойду приготовлю еще выпить, — живо сказал я. — Несмотря на то, что я разочаровался сервировкой.
   — Что вам не понравилось?
   — Я ожидал увидеть бокалы из чистого золота.
   — Они были бы хороши для общества где-нибудь в Майами, а в моем кругу их сочли бы дурным тоном.
   Я прошел на кухню, наполнил бокалы и вернулся в гостиную. Казалось, внезапно наступила ночь — в комнате было почти темно. Но я твердо помнил, что минуту назад, когда я выходил, в окно еще светило солнце.
   Не нужно было обладать выдающимися дедуктивными способностями, чтобы догадаться: Лин опустила жалюзи и задернула шторы.
   На кушетке ее уже не было, и, пока мои глаза привыкали к темноте, я пытался сообразить, куда она делась. Осторожно поставив бокалы на столик, я хотел было опуститься на кушетку, но не решился: было бы варварством мять этот небрежно брошенный шелк с золотой вышивкой. Я стоял и смотрел на халат, представляя, как без него выглядит его хозяйка, и картины, которые создавало мое живое воображение, действовали не столько на мозг, сколько на надпочечники, — я так и чувствовал, как адреналин забурлил в моей крови.
   Внезапно раздался мягкий щелчок, и на другом конце комнаты засветилась теплым рассеянным светом настольная лампа. Лин стояла рядом и смотрела на меня почти страстным взглядом.
   — Вы действительно слышали свист, Эл? — нервно спросила она.
   — Подобный звуку рожка! — уточнил я.
   Она медленно пошла ко мне. Абажур лампы рисовал причудливые, все время меняющиеся узоры на ее теле, подчеркивая пленительные детали: небольшие, все еще упругие груди с розовыми сосками, мягкую выпуклость бедер, переходящую в округлую твердость ног.
   Когда она подошла ближе, я обнял и почувствовал, что она слегка дрожит.
   — Вы боитесь? — нежно спросил я.
   — Мне тридцать восемь, — ответила она смущенно, — а я сейчас волнуюсь больше, чем двадцать лет назад, в мою первую брачную ночь!
   — Эй! — Я любовно куснул мочку ее уха. — Что это за новая мода на смесь секса и сентиментальности?
   Ее тело расслабилось, и она зашлась тихим смехом.
   — А, догадываюсь, что сентиментальность не приветствуется в среде полицейских и грабителей, — сказала она.
   Мои руки скользнули вниз по ее гладкой спине, прогулялись по изгибу талии, по выпуклостям ягодиц… Тут она перестала смеяться и задышала прерывисто и глубоко.
   Было чуть больше восьми, когда я пересек вестибюль гостиницы под пристальным взглядом Чарли, здешнего портье.
   — Вы пробыли там так долго, что следовало бы взять с вас плату за постой, лейтенант! — пошутил он. — Вращались в высшем обществе?
   Я покачал головой:
   — Что ты, Чарли! Проверял, где прорвало канализацию. Обошел всю гостиницу, но по-настоящему воняет только здесь, из-за этой конторки. Что ты на это скажешь?
   Чарли поскучнел, потом внимательно осмотрел меня с ног до головы, и вдруг его глаза сверкнули.
   — Я не хочу переходить на личности, лейтенант, но этот костюм! Похоже, раньше его носил шериф?
   — Ну конечно, — ответил я. — Но я ушил его на пару футов в талии.
   — Я рад слышать, что он достался вам от шерифа, — заявил Чарли. — Когда я впервые увидел его, я решил, что вам выдали его в отделе социальных пособий.
   Он повернулся, чтобы приветствовать нового гостя — какую-то крупную шишку с топорщащимися белыми усами и красными глазами.
   — Добрый вечер, сэр, — почтительно сказал Чарли. — Добро пожаловать в «Звездный свет»!
   — Еще только одно слово! — громко сказал я. — Передай от меня администратору, что если он не сделает до завтра потолок, то я откажусь от номера. Сегодня утром я потратил полчаса, счищая с лица все, что нападало с потолка за ночь.
   Потенциальный жилец посмотрел на меня с любопытством.
   — Штукатурка? — хрипло спросил он.
   — Если бы только штукатурка, — горько ответил я. — Кровь! Клиент из верхнего номера вскрыл себе ночью вены, и сквозь потолок все время капала кровь.
   — Самоубийство? — Он выпучил глаза, а щетинки усов смотрели каждая в свою сторону.
   — Я полагаю, мы не должны слишком порицать беднягу, — ответил я. — У него была сломана нога, и он не мог выходить из комнаты. Две недели на гостиничной пище — достаточный срок, чтобы предпочесть ей даже муки ада.
   Я повернулся и быстро пошел к выходу, однако не настолько быстро, чтобы не услышать успокаивающий голос Чарли:
   — Он шутит, сэр. — Портье возвысил голос, чтобы его слова донеслись до моих ушей. — Когда-то он был профессиональным артистом, но с тех пор как перестали выпускать немые фильмы, он без работы. Я думаю, вы заметили характерные детали — пиджак на четыре размера больше, мешковатые штаны? Мы пытаемся помочь, чем можем, — он только что закончил чистить помойные ведра. Думаю, что из-за этого он так возбужден.
   Я вышел через вращающуюся дверь на улицу, размышляя над тем, что теряю квалификацию, — Чарли все чаще удавалось оставить за собой последнее слово.
   Я медленно шел к своему «остину», закуривая на ходу.
   Меня интересовал вопрос: я курю, потому что я мужчина, или это курение придает мне мужественности?
   В любом случае я считал себя счастливчиком!
   В мои барабанные перепонки ударил звук такой силы, что я ощутил почти физическую боль. Это был тонкий, ужасный вой! Я остановился на секунду, размышляя, откуда он мог исходить. Шедшая впереди меня рыжая девица в белом норковом жакете дико завопила и указала наверх.
   Я закинул голову и увидел нечто похожее на большую белую птицу с недоразвитыми крыльями. Оно неслось с неба прямо на меня. Птица росла в размерах с фантастической быстротой, затем с треском перезревшего апельсина ударилась о тротуар в шести футах от рыжей.
   Я обогнул продолжавшую вопить девицу и увидел тело обнаженного мужчины, лежащее на спине поперек тротуара. Еще более дикий вопль рыжей заставил меня обернуться. Она смотрела на меня остановившимся взглядом, жестами указывая на себя.
   На ее белой норке красовались темные блестящие пятна. Колени ее подкосились, и она упала в обморок.
   Прежде чем заняться девицей, я бросил беглый взгляд на тело. Лицо, несмотря на широко открытый рот и выпученные глаза, можно было узнать. Оно принадлежало Хиллари Саммерсу.

Глава 10

   Мы втроем стояли у окна спальни и смотрели вниз, на тротуар, куда полчаса назад упало тело Саммерса.
   — Восемь этажей, — пробурчал Лейверс. — Чертовски высоко. Не понимаю, как у него хватило смелости прыгнуть! Ужас!
   — Может, он не прыгал, — предположил я.
   — Что вы имеете в виду, лейтенант? — с энтузиазмом подхватил сержант Полник. — Он оступился?
   — Ну, — сказал я, обуреваемый низменными инстинктами, — тогда он, должно быть, собрался выступать в цирке.
   — Уилер, — тяжело произнес Лейверс, — вы все время говорите намеками, и я уже стал вас понимать.
   — Спасибо, сэр, — обрадовался я. — Попросите моего психоаналитика поделиться с вами гонораром.
   — Но на этот раз я никак не разберусь! — проревел он. — Вы провели весь день, собирая улики против Саммерса. Вы делали все возможное, чтобы вывести его из равновесия и заставить совершить ошибку.
   Ведь вы сами признались в этом десять минут назад, не так ли?
   — Так, — согласился я.
   — И он сделал ошибку! — продолжал греметь Лейверс. — Вы напугали его сильнее, чем предполагали. Он понял, что против него выдвигают обвинение по трем пунктам, и выпрыгнул из окна. Вы подтвердили свою версию, и дело закончено. Вы хорошо провели работу.
   Я даже представить сейчас не могу, как бы все обернулось, не получи мы столь быстрый результат. Замечательно! Даже я признаю, что это была хорошая работа!
   И что же? Вы отказываетесь от своей версии и выдвигаете другую: якобы его выкинули из окна. И что мы получаем — еще одно убийство?
   — Это всего лишь мое ощущение, — неуверенно проговорил я.
   — О, да вы артистическая натура! — в отчаянии простонал шериф. — Не захватили с собой скрипку?
   — Я не очень хорошо знаю этого человека, — попытался объяснить я, — но считайте это интуицией. Вы его видели, шериф. Он понимал, что его страсть к молоденьким девочкам — отклонение от нормы, поэтому во всех остальных вопросах старался выглядеть совершенно нормальным.
   — Еще и психология! — недовольно пробурчал Лейверс.
   — Например, — терпеливо продолжал я, — Саммерс носил строгие и дорогие костюмы, соответствующие его положению. Готов поспорить, что он никогда не напивался, не платил штрафов за превышение скорости, не кричал на официантов, не жаловался на обслуживание в гостиницах… Он всегда старался казаться респектабельным, надеясь, что люди будут судить о нем по внешнему виду.
   Это был единственный путь скрыть свой отвратительный секрет. У него был, согласно Зигмунду Фрейду, комплекс вины. Если бы Хиллари Саммерс намеревался совершить самоубийство, он сделал бы это тихим, благородным образом, возможно, перерезав себе вены в горячей ванне. Но даже если бы он собирался выброситься из окна, он бы не прыгнул голым — это выглядело бы как косвенное признание в нимфомании.
   — Все это слишком мудрено, — сморщился шериф. — По мне, дело закрыто. Саммерс убил Марвина, если только вы не докажете обратного.
   — Хорошо, — сказал я. — Тогда очистите помещение, чтобы я мог начать.
   Лейверс сердито посмотрел на меня и сунул в рот сигару.
   — Я даю вам двадцать четыре часа, Уилер, — угрожающе заявил он. — И ни минуты больше. Докажите, что Саммерса убили.
   — Благодарю вас, — холодно ответил я.
   — Не стоит, — с кислой улыбкой промолвил шериф и, тяжело ступая, вышел. Через несколько секунд входная дверь захлопнулась за ним.
   Полник задумчиво посмотрел на меня:
   — Хорошее дельце, а, лейтенант? Здесь замешаны дамы из высшего общества. Могу поспорить, вы весело проводите время? Не подвернется ли что-нибудь и сержанту?
   — Полник, — печально сказал я. — Я был не прав.
   Мне надо было активнее использовать вас в этом деле.
   — Ерунда! — с подъемом ответил он. — Не переживайте, лейтенант. Может, мне повезет в следующий раз, хотя я, конечно, не прочь еще раз поработать с брюнеткой. Знаете, с той, что в черных чулках до талии?
   — Анжелой Саммерс, — подсказал я, — только это называется колготки.
   — Не купить ли пару таких для моей старушки? — задумчиво произнес Полник. — Может, это изменит ее внешность?
   — Еще бы! — с энтузиазмом поддержал я. — Но не отвлекайся, а наверстывай упущенное. Займись этим усыпанным бриллиантами миром женщин в атласном белье.
   — Ну да! — Полник почти задыхался от волнения. — Вы хотите сказать, что я буду отираться возле этих норок и шиншилл?
   — Конечно, — ответил я, — только смотри, чтобы тебя не покусали.
   — Какое вы даете мне задание? — с веселой готовностью спросил он.
   — Во-первых, загляни к Анжеле Саммерс и Рикки Уиллису, — раздельно произнес я, давая возможность каждому слову проникнуть под его твердый как камень череп. — Я хочу знать, где они находились, когда Хиллари выпал из окна, то есть в десять минут девятого.
   — Понятно! — отрезал Полник.
   — Затем загляни к Илоне Брент и узнай, где в это время была она. О миссис Саммерс я позабочусь сам.
   — Хорошо. Что-нибудь еще?
   — Пока хватит, — уверил я его. — Отчитаешься завтра в офисе, в десять утра.
   — Вы будете в офисе в десять утра? — Полник широко раскрыл рот.
   — Я не сказал, что я там буду, — уточнил я. — Я полагаю, что там будешь ты, а я смогу тебя там найти.
   Может, я использую одну из новинок, изобретенных Александром Беллом.
   — Какой-нибудь шифр? — Полник казался озабоченным. — Я уверен, вы мне объясните про это. Меня ведь выгнали из городского управления, потому что произошла путаница с номерами — некоторые оказались двойными.
   — Конечно, объясню, — ответил я. — Но теперь лучше принимайся за дело. Шампанское в серебряной туфельке выдыхается очень быстро!
   — Я уже ушел! — радостно ответил он и исчез.
   Прежде чем покинуть номер, я еще раз осмотрел комнату. Одежда Хиллари валялась на стуле, и это было странно. Он был аккуратен, а известно, что привычка умирает вместе с человеком. Это был третий аргумент против самоубийства, если считать наготу и его крик при падении.
   Выйдя из номера Хиллари, я направился к Лин Саммерс. На мой стук дверь приоткрылась на несколько дюймов, но затем распахнулась шире.
   — Входите, Эл, — донесся голос Лин. — Я как раз одеваюсь.
   Когда я вошел и закрыл за собой входную дверь, то увидел, что она не шутит. На ней был кремовый лифчик из шелкового кружева и белые тонкие шелковые трусики. Разглядывая их, я пытался определить, часто ли Анжела совершала налеты на гардероб своей матери.
   — Поговорим в спальне, пока я закончу одеваться, — коротко сказала она и прошла вперед.
   Я встал у шкафа, наблюдая, как она, сидя на кровати, натягивает колготки.
   — Очевидно, вы были правы насчет Хиллари, — холодно произнесла она.
   — Вы были здесь, когда это случилось?
   — Да. Я прилегла на кровать, — углы ее рта дрогнули, — передохнуть.
   — Вы слышали что-нибудь?
   — Ничего, — простодушно ответила она. — Иначе я остановила бы его.
   Она встала и, надев через голову атласную комбинацию, разгладила ее на бедрах. Низ комбинации представлял собой пену тонких кружев. Ее глаза встретились с моими, и в них появилось ледяное отчуждение.
   — Пожалуйста, перестаньте смотреть на меня с вожделением! — велела она. — Ненавижу этот развратный взгляд старого козла!
   — Что я могу поделать? — кротко спросил я. — Ваша фигура вместе со всеми этими кружевами и шелками все время дразнит меня.
   — Вам следует помнить старую шутку, лейтенант, — отрезала она. — «Переспать — еще не повод для знакомства». Она очень подходит для данного момента.
   — Возможно, — покорно ответил я. — Куда вы собираетесь?
   — Не знаю. Куда-нибудь, — с раздражением ответила она. — Иначе я сойду с ума, после того как бедный Хиллари покончил с собой! Пойду куда-нибудь, где горят яркие огни, звучит тихая музыка и много-много людей.
   — Людей вашего круга?
   — Где я найду их на Западном побережье? — насмешливо спросила она.
   — Могу я вас сопровождать?
   — Я попробую объяснить, — произнесла она убийственно сладким тоном. — Примерно один раз в два года, когда я переживаю глубокий эмоциональный стресс, у меня появляется непреодолимое желание иметь мужчину — любого мужчину — ближайшего мужчину! Затем я успокаиваюсь, по крайней мере на ближайшие двенадцать месяцев. Сегодня вечером вы оказались этим мужчиной, лейтенант. Прозрачный намек?
   — Как стекло, — согласился я. — Но перед тем как я пойду в ближайший бар оплакивать неразделенную любовь, ответьте мне на вопрос, который я не задал прежде.
   Она открыла стенной шкаф и вытащила короткое вечернее платье из бледно-голубого шифона. Оно выглядело первоклассно!
   — Это еще не вопрос. Позвольте полюбопытствовать, — поинтересовался я. — Сколько вы заплатили за это?
   — За это? — Она сняла платье с вешалки и, легко облачившись в него, спокойно ответила:
   — Я трачу примерно шестьдесят тысяч в год на одежду. Все, конечно, не упомнишь, кроме особых случаев, вроде норкового манто для оперы.
   — Вы заинтриговали меня, — признался я. — И во что вам обходятся особые случаи?
   — В последний раз — в двадцать восемь тысяч, — ответила она. — Прошу вас, перестаньте вести себя как сноб навыворот. Меня от этого тошнит.
   — Перестану, — покорился я. — Мне следует быть благодарным.
   — За что? — Она подняла свои элегантные брови на точно просчитанный миллиметр.