– Что это все означает, Эл? – с вежливым любопытством спросила она.
   – Что кто-то затеял со мной нехорошие игры, – пояснил я. – Убийца – или убийцы – поставил передо мной определенную проблему. Ты, по-моему, назвала бы ее интеллектуальной проблемой.
   – Извини, – сокрушенно улыбнулась она, – я, кажется, не могу уследить за ходом твоих рассуждений.
   – Ну, возьмем тот клочок бумаги с нацарапанными на нем химическими формулами, – предложил я. – Я показал его Браунингу, и он сказал, что они вне контекста лишены смысла. Вы же с Демарестом заявили в один голос, будто речь идет о соединении какого-то неизвестного элемента с ЛСД.
   – Верно, – кивнула она. – Должно быть, Браунинг просто не сосредоточился в тот момент.
   – Ты права, – подтвердил я. – Но впоследствии сообразил и поэтому умер.
   – Ты опять сбил меня с толку, Эл.
   – В последний вечер он вдруг вспомнил про этот клочок бумаги и осознал подлинный смысл нацарапанного на нем. Поэтому звякнул кому-то, чтобы проверить, а потом сообщил ему, что собирается рассказать все мне. Чего этот “кто-то” никак не мог допустить. В итоге Браунинга поскорее убили, пока я до него не добрался. Как я уже говорил, дело сделано чисто по-дилетантски, ибо ни один коп не поверит, будто виновный так торопился покончить с собой, что не успел допечатать признание и подписаться под ним.
   – Так что же на самом деле значит та строчка на клочке бумаги, Эл? – небрежно спросила она.
   – Вода плюс кислород плюс спирт равняется смерти, – ответил я.
   Над ободком оправы очков внезапно взлетели брови.
   – Я начинаю казаться себе полной дурой, Эл, но все-таки ничего не пойму.
   – В вечер перед убийством миссис О'Хара сказала Вейлу, что собирается что-то отметить по-крупному, – продолжал я. – С шампанским и деликатесами. Кто-то влил в шампанское какого-то “микки финна”, возможно проткнув пробку шприцем. В мотеле они его выпили, отключились, убийца вернулся и поработал в свое удовольствие.
   – Что они отмечали?
   – Я тебе сообщу свое мнение, – пообещал я и прервался, допивая мартини. – В “Калкон” мало-помалу воцарялась нехорошая атмосфера, чего никто по-настоящему не замечал. Браунинг, восседавший на самом верху, как директор, переживал за свое кресло, вымещая все неприятности на личной секретарше. Эверард с Демарестом изо всех сил соперничали друг с другом, чтобы пробраться наверх, причем оба страстно жаждали занять место Браунинга. А ты, компетентная в своем деле и дьявольски одинокая, постоянно испытывала сомнения в своей привлекательности. Потом Эверард сделал тебе деликатное предложение. Почему бы вам осторожненько не сойтись в целях удовлетворения своих физических нужд? Вы оба живете в одном доме, так что все это относительно безопасно. Оба интересуетесь одним и тем же делом, так что вполне совместимы и в интеллектуальном смысле. Идея тебе приглянулась, только через какое-то время она полностью осточертела Эверарду!
   – Ты совсем спятил! – воскликнула она.
   – Впрочем, Эверард крепко сидел на крючке, – продолжал я, словно не слышал ее слов. – Он не осмеливался разорвать связь, боясь, как бы ты не решилась на крайние меры, скажем, пожаловалась бы Браунингу. Так или иначе, все продолжалось, пока он не сделал открытие. Он сообразил, что сможет выкрутиться. Что бы он там ни открыл, изобретение было столь значимым, что он наверняка мог освободиться от зависимости от Браунинга. Возможно, это открытие помогло бы ему подняться на голову выше Браунинга. Поэтому он не раздумывая бросил тебя и ушел к Джен О'Хара. Как она к нему относилась, не знаю, но любой, кто предложил бы оградить ее от Браунинга, должен был показаться ей рыцарем в сверкающих доспехах.
   – Хочешь еще мартини? – спросила она.
   – Нет, пожалуй, – отказался я. – А ты к своему еще не притронулась.
   – Очень уж твой рассказ увлекателен, – колко заметила она. – У меня просто времени нет думать о чем-то еще.
   – И именно в этот момент симпатичный старина Чарли Демарест дождался своей очереди и решил выйти на сцену, – продолжал я. – Он аккуратненько отловил тебя в момент переживаний по поводу Эверарда. И ты снова поверила. Ты сумела физически привлечь мужчину, несмотря на свои очки, несмотря на измену Эверарда с Джен О'Хара. В конце концов, Демарест нисколько не хуже его. Тоже химик-экспериментатор, вполне соответствующий в интеллектуальном плане. Но, по-моему, он открыл тебе новый элемент.
   – Не пойму, о чем ты, – пролепетала Эллен голосом маленькой девочки.
   – Чарли! – закричал я. – Выходи! Выходи, выходи, где ты там? Сейчас твоя реплика, дружище!
   Через пару секунд дверь в спальню открылась, и в гостиную вошел Демарест. На нем был очередной комплект потертой одежды и ошеломляющий галстук. В одной руке он держал сигарету, в другой – пистолет, нацеленный прямо на меня.
   – Лейтенант, ты достойный противник! – по-приятельски улыбаясь, похвалил он меня. – Я бы сказал, заработал пятерку с минусом. Да, безусловно, пятерку с минусом. Желаешь получить чистую пятерку? Назови тогда элемент!
   – ЛСД, – сказал я.
   – Блестяще! – еще шире расплылся он. – Определенно достоин влиться в ряды прочих отличников в классе!
   – Каких? – спросил я.
   – Ты не почувствуешь себя чужаком, оказавшимся не на своем месте, – жизнерадостно пообещал он. – Думаю, ты их всех уже знаешь. Это Джен О'Хара, Джастин Эверард и симпатичный старина Майлс Браунинг.

Глава 11

   – Дорогуша, – любовно улыбнулся он Эллен Спек. – Почему бы тебе не взглянуть на обед? В конце концов, ты вложила в него столько труда, что было бы преступлением его испортить!
   – Ты абсолютно прав, Чарльз, – сказала она и поспешно вскочила. – Только не задерживайся, иначе придется тебе перемыть всю посуду, так и знай!
   Эллен почти убежала на кухню, а Демарест опустился всей тушей в только что освобожденное ею кресло.
   – Очаровательная девица, а? – заметил он. – Полагаю, ты понял это в ту ночь, когда спал с ней.
   – Разумеется. Мне очень нравится, что она в момент траханья не снимает очки. И с тобой поступает таким же образом, Демарест? Может, предпочитает снимать, чтобы не видеть тебя слишком четко?
   – Ты пытаешься спровоцировать меня на какой-нибудь глупый шаг, – понимающе покачал он головой. – Я тебе вот что скажу, лейтенант. На простом, славном, понятном тебе языке. Мы с тобой посидим тут еще пять минут, поболтаем. Если ты вдруг решишь применить силу, мне придется тебя пристрелить. Нет нужды напоминать, что я дважды уже убивал, стало быть, еще одно убийство для меня не имеет значения.
   – Только дважды? – спросил я.
   – Дважды, – кивнул он. – Эверарда и Браунинга. Видишь ли, мы с Эллен заключили пакт. Если оба убьем по одному из них, будем связаны до конца земной жизни. Правильно? Я, естественно, предоставил Эллен право выбора, и она предпочла расправиться с Джен О'Хара. Вполне понятно, на мой взгляд.
   – Ты налил ЛСД в бутылку шампанского?
   – Нечто вроде усовершенствованного ЛСД, – поправил он. – Я его разрабатывал какое-то время. Он вызывает гораздо более сильные и устрашающие галлюцинации, после чего наступает глубокий-глубокий сон. Если б я только мог выдумать законный способ сбыта!
   – Я был прав насчет Эверарда?
   – И его крупного открытия? – Он торжественно кивнул. – О да. Беда в том, что он не мог держать язык за зубами. Указал Эллен на дверь, она пригрозила ему крупными неприятностями, а он лишь рассмеялся и объявил, что в руках у него такой крупный выигрыш, что он с удовольствием посоветует Браунингу пойти и сотворить с собой нечто биологически невозможное. Потом взял и увел миссис О'Хара прямо у Браунинга из-под носа. Он действительно изобрел нечто грандиозное.
   – А что они отмечали?
   – Признаюсь, тут потребовалась организационная подготовка, – охотно рассказывал Демарест. – Мне пришлось убеждать Эллен в необходимости всего этого. Она прозрела, когда пару раз испытала на себе мой усовершенствованный вариант ЛСД. – Он от души рассмеялся, неожиданно замолчал и уставился на меня. – Замечательный вышел фокус! Я, наверно, уже говорил тебе, Уилер, мне скоро сорок, и я создал имидж мужчины с богатым опытом, сдержанного в оценках и абсолютно надежного. Совершенно недопустимо, чтобы молодой негодяй вроде Эверарда вдруг затмил меня своим изобретением. Это следовало предотвратить любой ценой! Стало быть, первым делом надо было наладить с ним дружбу. К сожалению, Эверард не умел хранить секреты. Болтал о своем открытии чуть не каждому встречному-поперечному, кто слушал его. Ну, мы с Эллен и решили изобразить полное примирение и предложили собраться всем вчетвером, да и отметить все это. Только где-нибудь в укромном месте, поскольку не хочется, чтобы об этом пронюхал Браунинг. Тут Джен сказала, что знает один мотель, где никто из “Калкон” наверняка не бывает, и берется устроить все так, что даже менеджер не узнает про наш приезд вчетвером.
   – И вы все вчетвером поехали в ее машине?
   – Конечно. Я, кстати, не знал о ее связи с Браунингом. Жалко! Из этого можно было бы кое-что выжать.
   Его физиономия вдруг раздулась, увеличившись в размерах раза в два. Я быстро встряхнул головой, и она постепенно вернулась в нормальные рамки.
   – Ну, прихватили мы пару бутылок шампанского. Одну раздавили на всех, а вторую, заправленную, разумеется, новой формулой ЛСД, оставили им. Они охотно позволили нам взять машину Джен, а мы пообещали заехать за ними утром. Вернулись часа в три с парой кухонных ножичков, купленных Эллен в магазине в то утро, и все дела! – Он передернул могучими плечами. – Никаких проблем. Оба спали мертвым сном, храпели, как поросята!
   – Но ведь это не все, – не отставал я. – Тебе пришлось поработать мозгами и загадать интеллектуальную загадку с шарадой?
   – Просто не мог отказаться от этой идеи, – честно признался он. – Сперва мы подкидываем местной полиции явно сексуальное преступление, а потом скармливаем несколько хитроумных подсказок, от которых помутился бы любой жалкий умишко! Только этот дурак Браунинг вдруг припомнил значение символов и чуть не угробил всю дьявольскую затею!
   – И позвонил тебе по этому поводу?
   – Он еще не уловил настоящего смысла. Попросил моего совета. Должен признать, меня несколько занесло в тот момент, и я ему посоветовал поразмыслить насчет шампанского. Не знал, к сожалению, что Джен рассказала ему о намеченном на тот вечер праздновании, где она будет пить импортное шампанское. Он поблагодарил меня и сообщил, что его долг позвонить тебе и попросить немедленно к нему приехать, чтобы передать эту явно важную информацию. Понятно, лейтенант?
   Вместо лица Демареста передо мной вдруг возникла волчья морда. Мясистый нос вытянулся, губы оттянулись назад, обнажив длинные, подпорченные, угрожающие клыки. В желтых глазах сверкал безумный голод, и я бессознательно вжался спиной в диванные подушки, слабо пробормотав:
   – Не надо!
   – Чего?
   Я заморгал, и лицо его медленно стало прежним.
   – Что ты там только что сделал со своим лицом. Больше не надо!
   – Как прикажешь, лейтенант, – не спеша улыбнулся он. – Еще что-нибудь хочешь узнать?
   – Ты сказал, посидим пять минут, – напомнил я. – По-моему, пять минут мы уже просидели. Что дальше?
   – Спешить особенно некуда, – заметил он. – Дальше ты поведешь собственную машину прямо к краю большого утеса где-нибудь на повороте дороги на Вэлли-Хейтс.
   – Как ты заставишь меня это сделать?
   – Какие проблемы? – опять ухмыльнулся он. – Помнишь, я упоминал про особую формулу ЛСД моего собственного изобретения?
   – Помню, – пробормотал я.
   – Я, по-моему, говорил, что это усовершенствованный ЛСД? Что он вызывает самые сильные и устрашающие галлюцинации, за которыми следует глубокий-глубокий сон?
   – Говорил!
   – Вдобавок ты, помню, заметил, что Эллен даже не прикоснулась к мартини? – Оскал его снова стал волчьим. – Все море спиртного специально заправлено усовершенствованным ЛСД Демареста, лейтенант. Ты, как мне помнится, принял целый бокал?
   Мне пришлось напрячься, чтобы не потерять ощущение реальности. Я осознал это и внезапно почувствовал в глубине души всепоглощающий ужас.
   – А открытие Эверарда? – еле выдавил я. – Оно в самом деле крупное? Стоило ради него убивать?
   – Этого мы никогда не узнаем, – с сожалением провозгласил Демарест. – Записей никто не нашел по той простой причине, что их не существует. Этот хитрый подонок Эверард все держал в голове.
   Комната вдруг завертелась, перевернулась, на миг замерла вверх ногами, и я отчаянно вцепился ногтями в потолок, но комната опять бешено закрутилась. Я полетел во вращающуюся воронку, визжа от беспомощности и страха, видя, что на дне меня поджидает волк. Стенки воронки были мягкими, как диванные подушки, и я, яростно вонзив в них ногти, попытался карабкаться вверх. Волк завыл, и это был самый жуткий звук, какой я когда-либо в жизни слышал. Я лез вверх, от подушки к подушке, пока наконец вновь не выбрался на край воронки. А там меня поджидал волк, длинная морда подрагивала от нетерпения, из пасти текла слюна. Я испустил вопль и нырнул обратно в воронку. Все, что угодно, только бы не попасть волку в зубы. Я себя чувствовал совершенно бессильным, нарастающая сила инерции вертела меня и наконец швырнула на дно.
   Я приземлился легонько, как перышко. Ноги коснулись мягкой зеленой травки, до слуха донесся тихий ласковый плеск водопада. Я инстинктивно понял – здесь мир и убежище. И пошел вперед, прислушиваясь к нежному пению птиц в благодатных деревьях, чувствуя на спине тепло солнышка. Потом солнце внезапно исчезло, птицы смолкли. Яркая вспышка света ударила в гигантское дерево прямо передо мной, и оно рухнуло под ноги, сотрясая землю сильнейшим ударом. Грянул зловещий раскат грома, я обхватил руками голову и помчался к спасительному водопаду. Там был скалистый навес, и я знал, что под ним окажусь в безопасности, если только сумею добежать. Вновь сверкнул яркий луч, срезав другое дерево. Оно стало падать, бросив тень на дорожку передо мной. Я делал неимоверное усилие – легкие горели огнем, ноги налились свинцом, – и я бежал в убежище к водопаду. А как только забрался под нависающую скалу, увидел его. Волка. Он притаился с пылающими огнем предвкушения злобными желтыми глазами, роняя из пасти слюну в ожидании своей добычи – меня!
   Пути назад не было. Я снова вцепился ногтями в подушки воронки и полез вверх. Я знал, что до края миллион миль, только выбора не оставалось. Меня неумолчно сопровождали хриплые завывания, но я не обращал на них внимания. Главное – выбраться наверх, где я избавлюсь от волка. Были моменты, когда я слабел и едва не сдавался, но неистовый страх в душе придавал силы, подгонял меня. Порой до меня долетал жуткий вой волка откуда-то снизу, возможно по-прежнему от водопада. Я знал – он надеется, что у меня ослабеет хватка и я полечу назад в истекающую слюной пасть, но мне это лишь придавало решимости. Потом наконец, через миллион лет карабканья, я добрался до верха. Удалось перевалиться через мягкий край, и я рухнул всем телом на подушки. Казалось, полностью обессилев, я лежал очень долго. Потом все мое существо постепенно преисполнилось победным чувством. За мной охотился чудовищный волк, а я спасся. Сколько еще мужчин смогли выжить и рассказывать о себе такую легенду? Я не спеша оторвался от подушек и собрался домой, просто радуясь, что остался жив.
   Но тут произошло нечто жуткое. Где-то совсем близко я услыхал жуткий смех. Обернулся, инстинктивно нашаривая рукой оружие, отвратительный смех быстро приближался. А потом прямо передо мной неожиданно вырос волк, торжествующе насмехаясь над моей глупой уверенностью в избавлении от него. Выбора не было. Либо я должен его убить, либо он меня разорвет. Я услышал низкий утробный голос:
   – Ты почему не сдаешься, Уилер? Кому нужны такие кошмары, коп? Почему не ложишься поспать, а?
   Тогда мы отправили бы тебя в замечательную прогулку в твоем собственном автомобиле!
   Я помнил, что пистолет лежит в кобуре на поясе. Нащупывая его, я старался не смотреть волку прямо в глаза, чтобы его взгляд меня не гипнотизировал. Пальцы сомкнулись на рукоятке, и я, резко вытащив из кобуры пистолет, наставил его на волка. Он воззвал к своим богам. Я слышал вопль: “Эллен!” Я дважды нажал на спусковой крючок, и волка не стало…
   Только я кое-что позабыл. Рядом с каждым волком есть волчица. И теперь она мчалась ко мне, скалясь от ненависти, ибо я убил ее господина. Остановить ее можно было единственным способом. Так я и сделал. Вновь нажал на спусковой крючок, и ее просто не стало. Наконец, все было кончено. Я каждой косточкой ощущал усталость. Я инстинктивно понимал – из всего этого сложится сага. Эпическое повествование, которое будут вечно рассказывать и пересказывать, где бы ни собрались члены племени копов. Я стану героем. Отныне мои соплеменники с восторженным придыханием начнут произносить мое имя. Но в данный момент это, кажется, не имело значения. Я слишком устал, чтобы раздумывать дальше. Мне хотелось лишь одного – спать. В итоге я повалился на диван, доверившись мягким объятиям Пуха – святого патрона племени копов.
   ***
   Никому это особенно не понравится.
   Кто-то из обитателей квартиры, расположенной прямо под апартаментами Эллен Спек, услыхал стрельбу и позвонил в службу шерифа. Патрульная машина подкатила минут через пятнадцать. Двое копов, одетых в форму, вломились в дверь и обнаружили меня мертво спящим на диване. В моей правой руке был по-прежнему крепко зажат пистолет 38-го калибра. Демарест лежал на полу со снесенным наполовину черепом, а рядом с ним до потери сознания визжала от боли раненная в живот Эллен Спек.
   Другое обстоятельство, вызвавшее, в частности, возражения Лейверса, заключалось в том, что никто не сумел меня разбудить. Ему казалось немыслимым, будто я смог не только пристрелить насмерть мужчину, но и, кроме того, серьезно ранить женщину, после чего сразу же с наслаждением завалился спать. Любого, не проснувшегося при появлении окружного шерифа, ожидали бы серьезные неприятности.
   Меня спас док Мэрфи. На месте еще оставалось море мартини, и он отослал его на анализ. А на следующий день, когда я пытался убедить группу субъектов с каменными физиономиями, что действовал под влиянием усовершенствованного ЛСД Демареста, док Мэрфи вколол себе в вену дозу и попросил пару коллег понаблюдать за реакцией. Таким образом, мне удалось сорваться с крючка Лейверса, но лишь в самый последний момент. Он был вынужден доверять заключению дока Мэрфи, поскольку оно оказалось научным и подтверждалось фактами, удостоверенными двумя независимыми свидетелями-медиками. Таким образом, Лейверс милостиво разрешил снять с меня обвинение в человекоубийстве, и до него дошло, что произошло на самом деле. Именно в этот момент на сцену вышел прокурор федерального судебного округа и сообщил ему, что коллегия присяжных при коронере вынесла решение наградить меня какой-то медалью за раскрытие тройного убийства, ибо, если бы дело осталось нераскрытым, чуть ли не все чины в Пайн-Сити, а главное окружной шериф, – попали бы в идиотское положение, так как коллегия присяжных при коронере состоит из шести человек и решает вопрос о наличии преступления в случае смерти по результатам расследования коронера, обязанного засвидетельствовать смерть человека, предположительно погибшего насильственной смертью. Пробовать объяснить Лейверсу мотивы поведения таких двух свихнувшихся психопатов, как Демарест и Эллен Спек, все равно что растолковывать папуасскому охотнику за скальпами теорию относительности. Он просто клацал зубами от недоверия и в конце концов предположил, что мне нужен отпуск.
   Из живота у Эллен Спек извлекли пулю, и выяснилось, что особенного вреда она не причинила. Было действительно больно, но явно не смертельно. Эллен вдруг взялась за ум, может быть, потому, что избавилась от влияния усовершенствованного ЛСД Демареста, и сделала полное признание. Изложила она дело так, что стала невинной жертвой дьявольского замысла, от начала и до конца разработанного Демарестом. На мой взгляд, учитывая ее внешность и все прочее, только самый жестокосердный судья дал бы ей больше, чем от трех до пяти.
   Итак, дня через три после всего я вернулся домой, не испытывая удовольствия при мысли о вынужденном отпуске и с таким ощущением, будто мир, предварительно не посоветовавшись со мной, перестал существовать. Даже стерео утратило волшебный эффект, и огромный диван ни о чем не напоминал. В одном я был уверен – последнее приключение не превратит меня в капитана. С другой стороны, с внезапным приливом благодарности вспомнил, что дня два назад на счет в банке должен был поступить чек с ежемесячным жалованьем. Пора браться за дело. Пора встряхнуться. Пора Уилеру вернуться в мир.
   Я выкатил свой “ягуар” из подземного гаража и отправился по магазинам. Мне был известен один тип на набережной, торгующий лучшими в мире омарами, а если как следует полюбезничать, то и готовившим их аu gratin[13] – мечта гурмана! Оставалось лишь сунуть блюдо в горячую духовку минут за пять до еды. Я побеседовал с ним в высшей степени обходительно и уехал, заполучив пару тщательно упакованных омаров au gratin. Потом остановился у винного магазинчика и прикупил пару бутылок импортного белого вина из Германии. На то, что еще оставалось в бумажнике, приобрел колоссальный букет цветов, вполне подходящий для возложения на гроб какого-нибудь гангстера, и решил, что вполне готов.
   Около семи вечера я поставил машину перед фасадом обшарпанного жилого дома, собрал все свои приобретения в обе руки и ввалился в фойе. Неким чудом мне удалось втиснуться в лифт и подняться на пятый этаж. Там я звякнул в дверь квартиры 5-А и даже как бы затаил дыхание. Казалось, прошло чертовски много времени, прежде чем дверь открылась. За ней оказалась Джуди Трент, с полнейшим равнодушием глядевшая на меня.
   – Я пришел извиниться, – сказал я.
   – Что стряслось? – мельком взглянула она на цветы. – Умер кто-нибудь?
   – Это тебе, – сообщил я. – У меня также потрясающие омары au gratin и две бутылки немыслимо дорогого импортного вина.
   – Почему бы тебе где-нибудь не поесть и не выпить? – спросила она и захлопнула дверь у меня перед носом.
   В конце концов Джуди вновь отворила, главным образом потому, что я нажал пальцем кнопку звонка и не стал ее отпускать.
   – Если ты не уйдешь, – холодно предупредила она, – я вызову, извини за выражение, копа.
   – Я полностью ошибался насчет тебя! – воскликнул я. – Никакая ты не нимфоманка! Я оскорбил тебя и признаю это!
   – Ты совершил кое-что и получше, приятель, – холодно сообщила она. – Преподнес мне поистине щедрый подарок, прикончив Демареста и послав Эллен Спек на электрический стул. Хочешь знать, как отреагировали на все это крупные шишки из “Калкон”?
   – Нет, – отказался я с внезапным интуитивным предчувствием. – Но, наверно, ты мне все равно скажешь.
   – Решили, что это уж чересчур, – бесцветным тоном продолжала она. – И прикрывают лавочку. Грубо говоря, это значит, что я потеряла работу, равно как и прочие служащие.
   – У такой блестящей девушки, как ты, не должно быть никаких проблем с поисками другой работы. С твоим-то воображением!
   – Я нашла другую работу, – сухо уведомила она. – Но благодарить тебя не намерена.
   – Не хочу быть назойливым, – сдержанно вымолвил я, – но, если ты будешь и дальше держать меня на пороге, треклятые цветы перепачкают весь костюм. Начать с того, что я вообще не должен был позволять себе его покупать. Как только вспомню об этом костюме, всегда прихожу к мысли, что переживал в тот момент припадок безумия, и…
   – Может, заткнешь фонтан и зайдешь? – неожиданно фыркнула она. – Знаешь что? В данный момент ты смахиваешь на прирожденного неудачника!
   И я, проглотив жалкие остатки гордости, зашел. Свалив цветочное подношение на ближайший стул, направился на кухню. Сунул омаров в духовку, вино в холодильник, а освободив руки, ощутил некоторое облегчение. Джуди Трент стояла прислонясь к дверному косяку, сложив руки, с более или менее удовлетворенным выражением на лице.
   – Ты в последнее время виделась с Тимом Вейлом? – спросил я как можно небрежней.
   – Он решил, что зря тратил в “Калкон” время, – сказала она. – Особенно после того, как его уволили. Так что он двинул в Чикаго. Говорит, нашел дело по-настоящему крупное, коммерческое, с неограниченными возможностями!
   – Хватит одной его смертоносной улыбки, – заметил я, – и Чикаго-Луп[14] никогда уж не будет прежним.
   – Зачем ты пришел, Эл Уилер? – тихо спросила она.
   – Понял, что потерял, – сказал я. Она долгую минуту непонимающе смотрела на меня, потом сообразила.
   – Ты ведь не захотел меня в тот момент, помнишь? Посчитал меня нимфоманкой, дешевкой…
   – Это не правда, – искренне возразил я. – Я считал, что ты хочешь заставить меня пойти на уступки, и мне это не понравилось. Потом, к сожалению слишком поздно, узнал, что идея принадлежала не тебе, а Вейлу. И пришел извиниться.
   – Может быть, приготовишь нам выпивку? – предложила она. – А я пока пойду причешусь.
   – Ладно, – согласился я. – Что выпьешь?
   – Бурбон со льдом сойдет.
   На приготовление напитков ушло время, но и с учетом этого мне пришлось дожидаться. Наконец я услышал, как она позвала меня из гостиной, взял в обе руки по бокалу и пошел. Она стояла посреди комнаты, обнаженная, с неземной улыбкой на губах.
   – В прошлый раз ты была на коленях.
   – Правильно. Ну так что? Может, начнем прямо с того, на чем остановились?
   – Почему бы и нет?
   На высоко вздымающихся округлых и полных грудях торчали большие соски. Она пошла ко мне с легкой таинственной улыбкой на губах, и я вдруг болезненно ощутил все ее тело – тонкую талию, покатые пышные бедра, пушистый треугольничек золотистых волос под изящно очерченным животом. Через какое-то время, лежа обнаженным на диване, пока она, устраиваясь сверху, нащупывала воспламенившийся триумфальный жезл и подносила к прохладным губам, я подумал, что все могло быть хуже – гораздо хуже.
   – Ты об этом жалел, Эл? – спросила она низким гортанным голосом.
   – Угадала! – радостно отвечал я. Омары au gratin – чертовски великолепная закуска для полуночников!